Фрей позвонила на следующий день после танцев в Сёльберге. У меня была встреча с полковником и подполковником, на которой мы разбирали список документов по делу о полицейском, на которого подали жалобу.

– Что делаешь?

– Я на встрече.

– Когда закончишь?

– Ну, – я посмотрел на часы, и потом отвернулся от стола, – а что такое?

– Может, встретимся сегодня?

Я заметил на себе пристальный взгляд подполковника. Тот бесцельно листал бумаги. Полковник безучастно что-то печатал на мобильном телефоне, этим он занимался на протяжении всей встречи.

– Хорошо, – вздохнул я, – конечно.

– Отлично. Зайдёшь за мной, когда закончишь?

– Куда?

– К дяде Арне.

– Договорились.

Я повесил трубку и чуть улыбнулся подполковнику. Тот кивнул, затем собрал свои вещи и трусцой последовал за полковником, который уже исчез за дверью переговорной, не попрощавшись.

Фрей сидела на лестнице у виллы в районе Парадис и листала меню тайской забегаловки, когда я пришёл. Она бросила меню обратно в почтовый ящик, и уже вместе мы направились в центр.

– Чем занимался сегодня? – спросила она, когда с Фрюе Террассе мы свернули на Йельмелансгате.

– Был на встрече, занимался бумажной работой, а еще готовился к завтрашнему интервью, – ответил я.

Мы шли на расстоянии вытянутой руки друг от друга. Небо было ясным, погода – теплой и почти безветренной. Из зарослей деревьев в конце Йельмелансгате, где она соединяется с улицей Адмирала Крюйса, раздавалось громкое щебетанье птиц, которые порхали среди голых деревьев.

– К интервью? – переспросила она. На Фрей был надет широкий белый топ, узкие серые джинсы с низкой талией, сумка через плечо и белые кроссовки. На мне всё ещё был рабочий костюм без галстука, который обычно состоял из рубашки с подвёрнутыми рукавами и чёрных брюк. Такой наряд я носил даже в самую холодную зиму, потому что чувствовал себя слишком старым для денима с тех пор, как мне перевалило за двадцать пять. Кроме того, что касается одежды, я предпочитал покупать сразу несколько пар одного фасона, разве что с небольшими нюансами в оттенках. Эдакий мужчина с рекламного плаката «Дрессмен», только без улыбки и необходимых тому черт характера. – А что, «допрос» теперь не говорят?

– Говорят, говорят. Это, если хочешь, удобная англификация. Но некоторые из нас предпочитают называть сеансы, в особенности, если там присутствуют полицейские, беседами или интервью. Это создаёт дистанцию между тем, чем они сами занимаются по долгу службы, и тем, что их ждёт у нас, в спецотделе, – ответил я и улыбнулся.

– И что, работает?

– Если бы ты знала как.

Фрей смотрела на меня открытым любопытным взглядом. Но в нём таилось что-то ещё, какая-то лёгкая напряжённость.

– И с кем ты будешь завтра беседовать?

– Полицейский из местного городского отделения.

– Что там за случай?

– Грубые нарушения устава.

– То есть?

– Ты разве не изучаешь право?

Фрей промолчала.

– У тебя есть план того, о чём будешь спрашивать?

– Конечно. Важно заранее подготовиться к допросу, продумать подходящий сценарий, определить тактически верные вопросы и следовать четкой последовательности, когда их задаёшь.

– Как ты можешь заранее знать, о чём будешь спрашивать?

– Это один из допросов, когда подозреваемый уже дал свои разъяснения. Есть доказательства, допросы свидетелей и показания написавшего жалобу, как и его разъяснения. Все это и формирует основу допроса, который я проведу. У меня уже есть неплохое представление об этом случае и о его участниках. На самом деле, важнее всего найти правильное время для проведения беседы.

– В каком смысле?

– Ну, когда проводится расследование, обычно сначала допрашивают заявителя или свидетеля преступления, кроме того, у обвиняемого есть своя собственная версия событий, не так ли?

Фрей кивнула и я продолжил.

– Сначала мы собираем необходимую информацию о том, как всё происходило, чтобы установить ход событий, сценарий. И тогда уже тактически верным будет допрашивать обвиняемого, то есть в тот момент, когда мы знаем достаточно, чтобы контролировать поступающую от него информацию и, возможно, по ходу дела её опровергать.

– Кто подал на него жалобу?

– Я разве говорил, что жалобу подавали? – я натянул улыбку и пожал плечами.

– Так вы уже говорили с тем, кто… – она слегка замялась и, ухмыльнувшись, продолжила: – Вероятно, и подал жалобу?

– Разумеется. Важно всё прояснить как можно скорее, если речь о жалобе, то есть о нарушении дисциплины в рядах полиции, или же о чём-то, что подлежит уголовному наказанию. Большинство случаев, которые к нам направляют, на самом деле не касаются спецотдела, потому что чаще всего это обыкновенные жалобы или рапорты о нарушении дисциплины, где не произошло нарушения закона. Такие случаи мы достаточно быстро бракуем, не проводя интервью.

– Но этот случай не такой?

– Ага. Тот, кого я завтра буду допрашивать, кроме этого связан и с другим делом, над которым мы работали раньше, но оно было закрыто, так что, возможно, обвинительный акт изменится. Посмотрим.

Мы продолжили путь в центр по узкой улице, с обеих сторон которой на деревьях сидели птицы.

– В какую сторону изменится?

– Ты же знаешь, что я не могу ответить на этот вопрос, – сказал я и сам себе улыбнулся. Дорога по полуострову, отстроенному кирпичом и засаженному деревьями, щебетанье птиц и шелест осенних листьев делали своё дело. Я чувствовал себя кем-то другим, не Торкильдом Аске, со всеми его несовершенствами, всеми рекомендациями, местами, где он должен был быть, с людьми, которых он должен был встретить и описать по особым критериям. Я был безымянным человеком, для которого существует только звук шагов по асфальту, запах осени и девушка рядом с ним.

– У него проблемы?

Фрей снова резко остановилась и начала в меня вглядываться, на этот раз дольше, чем в предыдущий.

– Что ты имеешь в виду?

Мы стояли в тени огромного дерева с тёмно-зелёным стволом.

– Ничего.

Фрей подмигнула мне, а потом схватила за руку и потянула вперёд.

Я остановился и удержал её.

– В чём дело? Ты знакома с этим полицейским?

Фрей отвела глаза.

– Нет, то есть ни в чём, – отрезала она.

Её взгляд встретился с моим. Она наклонилась ко мне, вытянув руки и склонив голову к земле, так что её волосы касались моего подбородка.

– Расслабься, мне просто интересно было, вот и всё.

Я медленно наклонялся к ней. Я заметил, что дышу носом, машинально и беззвучно, как будто стараюсь оставаться в состоянии полного покоя, не двигать ни одной мышцей, боясь, что малейшее волнение разобьёт зеркало напротив меня.

Фрей подняла на меня взгляд, и прежде чем я успел сообразить, что делаю, я наклонился к ней навстречу. Мои губы только коснулись её верхней губы и кончика носа, но она тут же отпрянула. Она попятилась и подошла к каменной стене, тянувшейся вдоль края дороги.

– Что ты делаешь?

Её глаза были широко открыты, она сложила руки на груди, будто бы защищаясь от меня.

– Я… Прости. – Я сделал шаг назад, чтобы между нами образовался промежуток, больше свободного пространства, – Боже, я думал, я…

– Нет, – задыхаясь, ответила Фрей и удручённо закачала головой, – мы двое не… мы никогда не сможем…

Она не закончила предложение и, просто развернувшись, побежала вниз по дороге, не оборачиваясь.

Я стоял и смотрел, пока она не исчезла из виду.

– Ты лжёшь, – шептал я сквозь зубы. – Всё время лжёшь.

В конце концов, я развернулся и пошёл обратно той же дорогой, которой мы пришли, а потом, на Стурхаугсвейен, свернул к городской станции. Лицо горело от гнева и боли, внутри тоже полыхало пламя, оно вилось и вырывалось наружу, пока я бежал по городским улицам прочь, направляясь к себе в отель.

Я знал, что зашёл слишком далеко. Это уже не было частью игры, и я был на грани того, чтобы потерять контроль.