Падал снег. С вершины холма до Вила долетали крики, иногда смех. Там шло снежное сражение.

В. В. Бриерсон спустился по склону и оказался на опушке сосновой рощи. Странно, в таком пустом мире ему все равно хотелось побыть в одиночестве. Странно… А может, и не очень. Общежитие было местом многолюдным. Вне всякого сомнения, не он один ушел от снежков, чтобы погулять среди сосен, представляя себе совсем другие времена.

Вил нашел большой камень, счистил снег и уселся. Отсюда он видел альпийские ледники, которые уходили в небо и превращались там в белые облака. Вил закрыл свой миниатюрный компьютер и задумался. Человеческая раса получила еще один шанс. Дилип и многие другие считали, что это заслуга Вила Бриерсона. Да, конечно, он решил задачу, нашел убийцу. Вне всякого сомнения, это было самое серьезное дело в его полицейской карьере. Даже Билли Бриерсон не смог придумать такого, описывая приключения своего отца. Главный злодей наказан. Несомненно, Хуан Шансон был наказан…

Елена, отдавая должное идеям Марты о великодушии, сделала так, что это великодушие стало для Хуана главным наказанием. С Хуаном покончила сама жизнь. Его оставили в реальном времени – без друзей, жилища и каких-либо инструментов и приспособлений. Тем не менее наказание Хуана отличалось от того, что вытерпела Марта, – возможно, оно было гораздо более страшным. Хуану оставили медицинского автона. Он мог жить, сколько пожелает.

Хуан пережил трех автонов. Продержался десять тысяч лет. Он следовал своей цели примерно две тысячи. Читая отчет, Вил только качал головой. Если бы кто-нибудь знал, чем Шансон занимался в своей цивилизации, его бы сразу заподозрили – только из-за того, что он собой представлял. Вил знал лишь еще одного такого специалиста, работавшего в том же управлении, что и Вил. Тот парень был невероятно терпелив и нечеловечески изобретателен, но при этом все время чего-то боялся. Он проводил так много времени в глубокой связи с процессором, что параноидальные идеи защитных систем смешались с его представлениями о реальной жизни. Вил с трудом мог себе представить, какие безумцы занимались проблемами защиты и проникновения в компьютерные сети в конце двадцать второго века. Хуан семь раз пытался изменить программу автона. Одна из этих попыток заняла у него тысячу двести лет наблюдений и планирования – Шансон надеялся установить контроль над машиной, чтобы получить возможность отправиться в ближний космос.

Но у него не было ни единого шанса на успех. Елена задала автону такую программу, что без украденного из «ВВС» оборудования Шансон ничего не мог сделать. Бойкий язык и две тысячи лет постоянных попыток не помогли ему обрести свободу.

Шли века, у Шансона ничего не получалось с автоном, и он потратил еще больше времени, пытаясь переубедить Елену и других выстехов, которые время от времени наведывались к нему. Он вел дневник во много раз длиннее того, что вела Марта: писал на скалах длинные прозаические произведения. Ни одно из них не могло сравниться с дневниками Марты. Ничего интересного. Хуан твердил только о своей великой миссии, о том, что сказали ему звезды. Он без конца приводил какие-то факты – хотя через несколько веков они потеряли всякую связь с реальностью.

Когда прошло пятьсот лет, записи Шансона стали нерегулярными, постепенно свелись к коротким отчеты о событиях, произошедших за десятилетия, а затем и вовсе прекратились. В течение трех тысяч лет Хуан прожил без явной цели, путешествуя от пещеры к пещере. Не носил никакой одежды, ничего не делал. Автон защищал его от хищников. Когда Шансон не охотился и не собирал съедобные растения, автон обеспечивал его пропитанием. Если бы климат в районе Восточных проливов был менее мягким, Шансон наверняка бы погиб. И все же Вил считал чудом то, что ему так долго удавалось оставаться в живых. Делла была права. Все эти годы Шансон упрямо цеплялся за жизнь. В. В. Бриерсон не продержался бы и десятой части этого срока. Несколько веков – и он нашел бы выход в самоубийстве.

Хуан просуществовал три тысячи лет… А потом его бессмертная параноидальная душа нашла для себя новое применение. Его цели были не совсем ясны – к этому моменту он уже не вел дневника, а разговоры с автоном ограничивались простыми командами или невнятным бормотанием. Елена считала, что в этот период жизни Хуан начал представлять себя созидателем реальности. Он перебрался на берег моря. Сплел несколько огромных корзин, в которых перетаскал многие тонны влажной земли вглубь континента. Прибрежная полоса превратилась в лабиринт каналов. Хуан начал складывать влажную землю на прямоугольное основание. Постепенно, за многие десятилетия его строение выросло. Оно напомнило Вилу земляные пирамиды, оставленные американскими индейцами в Иллинойсе. Их строили сотни людей на протяжении длительного времени. Пирамида Хуана стала творением рук одного человека, наделенного бесконечным количеством времени. Если бы климат тогда не был исключительно мягким и сухим, ничего бы у Хуана не вышло, помешала бы самая обычная эрозия.

Однако Шансон не ограничивался строительством памятников. Очевидно, он решил создать расу разумных существ. С помощью автона он стал разводить рыбу в каналах, которые прорыл на побережье. Вскоре возле его храма-пирамиды поселились тысячи обезьян-рыболовов. Изменив защитную программу автона, Шансон стал использовать его как инструмент подавления: самую лучшую рыбу получали те обезьяны, что выполняли его волю. Эффект был совершенно незначительным, но за многие века обезьяны все-таки изменились. Большинство из них стали похожими на «В. В. Бриерсона», который помогал Марте. Они приносили камни к основанию пирамиды, а потом садились рядом и часами смотрели на нее.

Четырех тысяч лет оказалось недостаточно, чтобы развить умственные способности рыболовов. Однако в отчетах Елены появились упоминания об использовании ими примитивных инструментов. Ближе к концу обезьяны построили возле пирамиды каменную ограду. Но они так и не стали расой носильщиков, коими намеревался, по всей видимости, сделать их Шансон. Он сам продолжал таскать к своему храму бесконечные корзины, наполненные сырой землей, чтобы исправить тот вред, что наносила ему эрозия, или сделать сооружение еще выше. В свои самые лучшие времена основание храма имело форму прямоугольника двести на сто метров, а в высоту он поднимался на тридцать метров. Тут и там торчали странные на вид башенки, напоминавшие скорее термитники или кораллы, чем архитектурные потуги человеческого существа.

В последние четыре тысячи лет все дни Хуана были как две капли воды похожи друг на друга. Он занимался созданием новой расы. Носил землю. Каждый вечер всходил по грубым ступеням на самый верх пирамиды, останавливался и оглядывал своих рабов, собравшихся у подножия.

Вил пролистал отчет, посмотрел на фотографии Хуана, показывающие, каким он стал в те последние века своей жизни. Ничего не выражающее лицо, которое менялось к концу дня, – на закате солнца Хуан смеялся три раза подряд. Каждое его движение превратилось в рефлекторное действие. Он стал насекомым, чьи сородичи разлетелись во времени, а не в пространстве.

В конце концов Хуан Шансон обрел покой. Он продержался бы вечно, если бы мир оставался стабильным. Однако климат Восточных проливов постепенно стал влажным и штормовым. Автон запрограммировали на то, чтобы обеспечивать человека минимальной защитой. Раньше этого вполне хватало. Но после стольких лет одиночества Хуан лишился гибкости в выборе решений: он ни за что не хотел уходить в пещеры, расположенные в глубине материка; он даже не желал спускаться с верхней платформы своего храма, если начинался шторм. Запретил автону приближаться во время вечерней «службы».

Естественно, у Елены имелись записи о том, как встретил свой конец Хуан Шансон. Автон был в четырех километрах от храма; дождь и ветер не давали ему возможности увидеть, что там происходило. Стихия разрушала пирамиду быстрее, чем Хуан успевал ее чинить. Стены и башни напоминали выстроенный ребенком замок на песке, который поглотил океанский прилив. Хуан этого не замечал. Он стоял на провалившейся платформе своего храма и созерцал бурю. Вил видел, как человек поднял руки, – Хуан всегда так делал на исходе дня, перед тем как засмеяться. Повсюду метались молнии, освещая вечерний сумрак ослепительно-голубым сиянием. Рабы Хуана, прижимаясь друг к другу, сидели у самого подножия пирамиды. Грозовые разряды касались башен полуразрушенного храма. Один из них ударил в Шансона, стоявшего с поднятыми над головой руками и руководящего представлением.

Больше в отчете Елены почти ничего не было. Обезьяны получили довольно сильный толчок к тому, чтобы стать разумными существами, но этого оказалось недостаточно. Биологическая эволюция не стремится целенаправленно к разумности; она слепо следует за условиями среды. В случае обезьян решающим фактором оказалось мелководье. Еще несколько сотен лет раса, воспитанная Шансоном, продолжала жить возле Восточных проливов, продолжала приносить камни, выкладывать их у основания разрушенной пирамиды и проводить вечера, созерцая руины древнего храма. Однако это был всего лишь инстинкт, и ничего больше. В конце концов они вернулись в то состояние, в котором обнаружил их Хуан.

Вил очистил экран дисплея. Он вздрогнул, и не только от холода. Он никогда не забудет о том, какие страшные преступления совершил Шансон, и никогда не забудет его бесконечного конца.

Снегопад прекратился, веселые крики давно стихли. Вил с удивлением посмотрел на освещенные солнцем деревья. Он провел целый час, читая отчет Елены, и лишь теперь заметил, что затекли ноги, а от камня по всему телу расползается холод.

Вил соскользнул с камня. У него еще достаточно времени, чтобы насладиться снегом и соснами. Это было эхо той зимы, что была – по его воспоминаниям – всего десять недель назад, тех последних дней в Мичигане, перед отлетом на побережье для расследования дела Линдеманна. Только вот сейчас он наслаждался снегом, лежащим практически на экваторе, – мир находился в самом разгаре ледникового периода.

В тропиках стало холоднее. Палисандровые леса отступили к границам Внутреннего моря. Однако континентальные льды не пробрались на юг дальше сорок пятой широты. Снег в окрестностях Королева объяснялся абсолютной отметкой. По расчетам Елены, ледники с Индонезийских Альп не спустятся ниже отметки четыре тысячи метров. Она утверждала, что этот ледниковый период ничем не отличается от предыдущих.

Вил шел среди сосен. Неделю назад – по его собственному времени – здесь были руины города Королева. Такие невероятные разрушения… И не осталось ни единого знака, указывавшего на те события! Он забрался на небольшой холм и стал наблюдать за заходом солнца, окрасившего снег в пурпурно-золотистый цвет. Где-то далеко прокричала птица, на берегу моря столпились палисандровые деревья… Очень красиво. Но оставаться в этом времени нельзя. Лучшие залежи ископаемых оказались погребенными под толстым слоем снега. Зачем же создавать лишние проблемы новой цивилизации, когда она еще не набралась сил? И еще Делла. У нее уйма ценного оборудования, они решили ждать ее возвращения по крайней мере сто тысяч лет.

Неожиданно Вилу стало очень грустно. «Проклятье, я бы ждал ее тысячу раз по сто тысяч лет!» Да только что проку? После той ночи, проведенной в окружении собакоподобных тварей, Вил надеялся, что Делла сумела найти себя. Если бы не она, ему бы ни за что не удалось победить в этой двойной игре против Шансона и Жерро.

На лице Вила появилась кривая улыбка. Делла одурачила обоих убийц. План состоял в том, чтобы вынудить Жерро к бегству, преследовать его столько времени, сколько понадобится, чтобы перехитрить Хуана. Все получилось как нельзя лучше! Она так хорошо изобразила прежнюю, полоумную Деллу. Даже слишком хорошо. И не вернулась. Никто не мог сказать наверняка, что произошло; предполагали даже, что Делла погибла, сражаясь с Жерро. Вил думал, что, скорее всего, сработал какой-нибудь воинский рефлекс. Даже если он потом отключился, Делла могла преследовать врага бессчетные тысячелетия. А если не отключился…

Вил вспомнил то не вполне человеческое существо, какой он увидел Деллу в первый раз. Даже с компьютерной поддержкой и прочими ухищрениями она походила на Хуана Шансона, каким он стал в последние годы своего наказания. Но при всех рассказах о своей крутизне она не могла сравниться упорством с Хуаном. Какую часть своей жизни готова Делла потратить на преследование врага? Вил боялся, что она добровольно выбрала судьбу, навязанную Хуану Шансону.

Вил подумал, что холод ему совсем не нравится. Он посмотрел на дисплей своего компьютера. Там все еще стояла дата: 17 марта 2100 года; он так и не перезагрузил ее. Где-то в памяти компьютера хранились заметки о тех подарках, которые Вил должен был привезти Вирджинии с побережья. Сколько всего может произойти за десять недель; нужно быть очень гибким в эти новые времена.

Вил отвернулся от заката и тишины соснового леса и поспешил в сторону общежития. Нужно радоваться тому, что все кончилось хорошо. Следующие несколько лет будут тяжелыми, но они справятся. В последние дни Елена вела себя очень дружелюбно. Раньше ей бы и в голову не пришло сделать остановку в ледниковом периоде, для того чтобы показать людям, что это такое.

Тропические сумерки сгущались, приближалась ночь. Когда Вил поднялся на холм, у подножия которого расположилось общежитие, освещенные уютные окна напомнили ему Рождество в Мичигане. Завтра рано утром, когда они будут еще спать в своих теплых кроватях, Санта Клаус по имени Елена снова запузырит их в будущее. «Правда, в последние шестьдесят тысяч лет сани Санта Клауса слишком сильно потряхивает, когда они делают остановки в реальном времени», – усмехнулся Вил, представив себе эту безумную картину.

Может быть, на этот раз они смогут остановиться навсегда.

Этой ночью Вилу в последний раз приснился грустный сон, во многом похожий на предыдущие. Вил лежал и задыхался. «Прощай, прощай». Он беззвучно плакал и никак не мог успокоиться. Она сидела рядом и держала его за руку. У нее было лицо Вирджинии – и Марты. Она печально улыбалась, но улыбка не могла скрыть той правды, что была известна им обоим… «Прощай, прощай». А потом рисунок сна изменился. Она прижалась лицом к его щеке, совсем как прежняя Вирджиния. Она ничего не сказала вслух, и Вил не знал, была это его собственная мысль или каким-то образом еще и утешение от нее:

«Есть кое-кто, еще не сказавший тебе „прощай“, кто-то, кому ты, возможно, очень нравишься. Прощай, мой дорогой Вил».

Бриерсон проснулся от приступа удушья. Он спустил ноги с кровати и несколько минут просидел в неподвижности. В его крошечной комнате было светло, но окно запотело, и Вил не видел, что там, снаружи. Стояла тишина, хотя обычно сквозь тонкие пластиковые стены слышалось все, что происходило в общежитии. Вил поднялся и вышел в коридор; никого. Впрочем, снизу доносился шум. Правильно: на сегодняшнее утро назначено большое собрание. То, что Елена решила встретиться с низтехами в общежитии, говорило само за себя; она не потребовала, чтобы Вил присутствовал на собрании. Проспав все утро, Вил подсознательно проверял степень своей свободы. Ему хотелось на какое-то время отойти в сторонку. Прошлое собрание было… чересчур тяжелым.

Вил прошлепал по коридору в ванную комнату второго этажа. Для разнообразия сегодня он будет умываться один.

Какой странный сон… Вил посмотрел на свое отражение в зеркале: мокрое от слез лицо и улыбка. Грустный сон был его проклятием, о котором удавалось забыть только усилием воли. А этот сон утешил его, даже сделал счастливым.

Вил мылся и тихонько напевал что-то себе под нос, вспоминая сон. Вирджиния показалась ему совершенно реальной, он до сих пор чувствовал ее прикосновение на своей щеке. Неожиданно Вил понял, что сердился на Вирджинию за то, что она не последовала за ним. Понял, потому что больше не сердился. Раньше он убеждал себя, что она собиралась, готовилась, копила оборудование – но ей помешала Сингулярность. Но он и сам не очень этому верил, потому что видел, что время делает с людьми. Но сейчас, после этого непонятного сна, все изменилось. А если Делла права в своих предположениях о Сингулярности? Что, если технология переступила границы понимания? Что, если сознание обрело бессмертие, перешагнув человеческие горизонты? Тогда нечто, бывшее когда-то Вирджинией, может по-прежнему существовать, может прийти к нему, чтобы утешить.

И тут Вил сообразил, что моет лицо во второй раз. Несколько секунд он глупо улыбался своему отражению, которое, словно заговорщик, понимающий всю нелепость происходящего, ухмылялось в ответ. «Эй, приятель, поосторожнее, а то ведь не успеешь моргнуть, как превратишься в Джейсона Маджа с целым набором ангелов-хранителей и голосов с того света!» И все же Делла говорила, что материализм неизбежно приводит к чему-то вроде религии.

Через несколько минут он уже спустился по лестнице и прошел мимо столовой. Оттуда доносились громкие возбужденные голоса. Вил постоял возле двери секунду, потом решил не входить. Фантазии, наверное, но ему хотелось как можно дольше сохранить настроение сна. Давно он уже не чувствовал себя так хорошо, начиная новый день. На какое-то мгновение поверилось, что есть кое-кто, «кому ты, возможно, очень нравишься…».

Вил вышел из общежития на улицу.

Здание было окружено снегом, который они прихватили с собой из ледникового периода. Светило жаркое солнце, вокруг висел влажный туман. Вил пошел по слякоти сквозь яркую разноцветную дымку, остановился на границе снега и стал разглядывать почти-палисандровые и еще какие-то неизвестные ему деревья, растущие повсюду. Несмотря на раннее утро, было уже тепло. Вил сделал шаг назад, наслаждаясь прохладой, повеявшей от еще не растаявшего снега. Если не считать изменившейся формы некоторых гор, мир выглядел совершенно так же, как перед сражением. Ледник был снова усмирен, только вершины гор покрывали белые шапки. В нескольких сотнях метров вверх по склону холма висело еще одно туманное покрывало, а внутри слабым золотым сиянием светились башни замка Королевой.

На Вила упала тень.

– Вил!

Он поднял глаза и увидел Тэмми Робинсон. Девушка подлетела к нему на своей платформе, а потом опустилась пониже, совсем как в тот раз, когда низтехи убирали грязь и пыль после спасения пузыря Мирников, а она пригласила их на вечеринку в доме своего отца. Тэмми даже одета была, как в тот день, – во что-то ослепительно-белое. Она постояла несколько секунд, глядя вниз, а потом сказала:

– Я хотела повидаться… перед тем как отправлюсь в путь. – Платформа опустилась на землю, и Тэмми посмотрела Вилу в глаза. – Спасибо, Вил. Жерро и Шансон покончили бы с нами, если бы не вы. Теперь мне кажется, что мы все одержим победу. – Девушка широко улыбнулась. – Елена дала мне достаточно оборудования, чтобы я смогла покинуть это время.

Она была так хороша, что Вил отвел глаза.

– Вы оставили вашу идею о вербовке желающих отправиться вместе с вами?

– Нет. Елена сказала, что я могу вернуться через сто лет или в любое другое время после этого. Имея медицинское оборудование Жерро, вы обязательно победите. Через пару веков здесь будет столько людей, что и представить себе трудно. Многие забудут о том, что произошло с ними, забудут о своих поражениях и разочарованиях; им станет скучно. И тогда со мной отправятся десятки, может быть – даже сотни людей. К тому же нам не придется их поддерживать. Отец и мечтать не мог о таком.

Она помолчала немного, а потом тихо произнесла:

– Надеюсь, вы тоже отправитесь со мной, Вил.

– Ну… кто-то все-таки должен остаться в реальном времени, а то вам некого будет агитировать, Тэмми.

Вил попытался улыбнуться:

– Да, я знаю. Но через сто лет, когда я вернусь… Может быть, тогда?

А что будет через сто лет? Робинсоны считали, что все загадки становятся понятны тому, кто наблюдает и ждет достаточно долго. Однако червь может наблюдать всю жизнь и так и не оценить красоты великой музыки. Но вслух Вил сказал:

– Кто знает, что я буду чувствовать через сто лет, Тэмми? – Он замолчал и посмотрел в глаза девушке. – Если я не последую за вами… и если вы сумеете добраться до самого конца времен… надеюсь, вы замолвите за меня словечко перед Создателем.

Тэмми поморщилась, затем поняла, что он не потешается над нею:

– Хорошо. Если вы останетесь здесь, я непременно это сделаю.

Тэмми положила руки Вилу на плечи и поднялась на цыпочки, чтобы поцеловать его:

– До встречи, Вил Бриерсон.

Через несколько секунд Тэмми уже исчезла за кронами деревьев. «Кое-кто, еще не сказавший тебе „прощай“, кто-то, кому ты, возможно, очень нравишься».

«Пожалуй, нет», – подумал Вил. Впрочем, у него есть сто лет, чтобы убедиться в этом.

Вил шагал по периметру тумана, заинтересованный тем, как жара сражалась с холодом на самой границе снегов. Он обошел общежитие и оказался прямо напротив входа. Там все еще что-то горячо обсуждали. Вил ухмыльнулся и повернул назад. Какого черта?

Он не успел сделать и шагу, когда дверь открылась. На пороге стояла Елена.

– Я все думала, сколько времени вы тут будете прогуливаться…

Она подошла ближе, и Вил внимательно посмотрел на ее бледное лицо с широкими славянскими скулами. Елена заметила его взгляд и криво усмехнулась:

– Не беспокойтесь. Меня оттуда не вышвыривали. И я не хлопала дверью. Мне просто стало немножко скучно; там сейчас обсуждают практические вопросы и делят то, что осталось после войны… У вас есть минутка, Вил?

Он кивнул и последовал за Еленой из туманной прохлады туда, откуда только что пришел.

– Вам не приходила в голову такая мысль: как бы чудесно ни стали складываться наши дела, нам все равно нужны будут услуги полицейского? Вас здесь действительно уважают. На девяносто процентов именно это делало компании вроде Мичиганского полицейского управления или «Рэкетиров Эла» надежными и процветающими.

Бриерсон покачал головой:

– Похоже на старую игру. Многие неприсоединившиеся наверняка захотели бы меня нанять, однако, даже без давления с вашей стороны, я не могу представить себе правительство, которое станет терпеть конкурентов.

– Эй, я не собираюсь превращать вас в свое орудие! По правде говоря, Фрейли и Дазгубта обсуждают сейчас условия, на которых они сделают вам предложение.

У Вила отвисла челюсть. Фрейли? После стольких лет ненависти…

– Стив скорее умрет, чем откажется от власти.

– Многие уже умерли, – тихо проговорила Елена. – А большинство остальных не хотят выполнять ничьи приказы. Даже Фрейли немного изменился. Возможно, это страх. А может быть, чувство вины. Он и вправду был потрясен, узнав, с какой легкостью один из выстехов обманул его и подчинил себе республику. И уж совсем трудно было ему смириться с мыслью о том, что Шансон сделал это только затем, чтобы получить тридцатисекундную паузу для захвата наших систем.

Елена рассмеялась:

– Лично я советую вам согласиться на эту работу, пока они еще считают, что далеко не каждый может с ней справиться. Через пару лет от желающих отбоя не будет; боюсь, вы и прожить-то не сможете на свою зарплату.

– Гм. Вы считаете, что все будет так спокойно?

– Да, я в самом деле так считаю, Вил. Чудовищ-выстехов больше не существует. Правительства еще могут немного продержаться – чисто номинально. Мы много потеряли в войне, в определенных областях наша технология опустится до уровня девятнадцатого века, но с медицинским оборудованием Жерро нам нечего бояться. Проблема женщин решена. Они могут иметь столько детей, сколько пожелают, не превращаясь при этом в инкубаторы. Жаль, что вы не присутствовали на собрании. Уже образовалось множество пар. А Гейл и Дилип попросили меня поженить их! – «в память о старых добрых временах». Они сказали, что я для них нечто вроде капитана корабля. Какие безумные, безумные люди! – Елена покачала головой, но на ее лице расцвела гордая улыбка. Гейл и Дилип были первыми низтехами, высказавшими благодарность за то, что сумели сделать Королевы. – Представляете, насколько я теперь уверена в успехе: больше никого не заставляю оставаться в этой эре. Любой может покинуть реальное время, если у него есть генератор пузырей. Только вряд ли кто-нибудь это сделает. Всем понятно: если мы не добьемся успеха сейчас, значит мы не добьемся его никогда.

– А Моника?

– Ну, это совсем другое дело. Однако на вашем месте я не была бы так уверена в том, что Моника отправится в будущее; она слишком долго лгала себе. Я попрошу ее остаться.

Улыбка Королевой стала мягкой; две недели назад она не испытывала бы ничего, кроме презрения. Теперь, когда не стало Шансона и Жерро, тяжелое бремя не давило на плечи Елены, и Вил понял, за что – кроме верности и знаний – Марта ее любила.

Елена внимательно изучала свои туфли.

– Я ушла раньше с собрания еще по одной причине – мне необходимо было извиниться. Прочитав дневник Марты, я хотела убить вас. Но вы мне были нужны – это я понимала и без советов Марты. И чем больше я от вас зависела, чем больше вы замечали деталей, которых не увидела я… тем сильней я вас ненавидела. Теперь я знаю правду. И мне стыдно. Проработав с вами столько времени, я и сама должна была сообразить, что имела в виду Марта. – Неожиданно Елена протянула руку, и Бриерсон крепко пожал ее. – Спасибо, Вил.

«Кое-кто, еще не сказавший тебе „прощай“?» Нет. Но друг на многие годы.

За спиной Елены опустился флайер.

– Мне пора возвращаться домой. – Она махнула в сторону замка. – И вот еще что. Если все действительно так затянется, как я подозревала, вы можете найти себе и другое занятие… Помогите Делле.

– Делла вернулась?! Когда?

– Она провела в Солнечной системе около тысячи лет. Мы выбирали удобный момент для возвращения. Погоня за Жерро продолжалась сто тысяч лет; не знаю, какую часть своей жизни Делла потратила на нее. – Похоже, Елену это не очень заботило. – Хотите с ней поговорить? Я думаю, вы нужны друг другу.

– Где…

– Мы были вместе на собрании. Но вам не нужно туда идти. Мы все это специально подстроили, Вил. Каждая из нас – Тэмми, я, Делла – хотела поговорить с вами наедине. Скажите одно словечко – и Делла будет здесь.

– Ладно. Да!

Елена рассмеялась. Вил даже не заметил, как Королева пошла к флайеру, потому что бросился навстречу Делле. Она справилась. Сколько бы лет Делла Лу ни прожила во мраке, она там не погибла. И даже если она снова превратилась в странное существо, которое давным-давно Вил увидел на пляже, даже если она стала похожа на Хуана Шансона в последние дни его жизни, он все равно попытается ей помочь.

Вил не мог отвести взгляд от входа в здание. Дверь распахнулась.

На ней был комбинезон, черный – как ночь, как ее коротко остриженные волосы. Когда она спускалась по ступеням и шла к нему, ее лицо ничего не выражало. А потом она улыбнулась:

– Привет, Вил. Я вернулась… чтобы остаться.

«Есть кое-кто, еще не сказавший тебе „прощай“».