Той ночью, что последовала за самым худшим днем в жизни Доминго Хьортта, днем, завершившимся визитом его судии, он долго лежал без сна, разглядывая тени на потолке палатки, пока оставленный Кобальтовой Софией фонарь не погас. Не уснул полковник и после.

Однажды сноха Люпитера подарила на день рождения маленькому племяннику усбанский игрушечный театр с куклами. Не мог же Доминго все время находиться рядом с сыном, чтобы оградить его от вредных подарков. А замечал ли вообще Эфрайн отсутствие отца, пока тот не возвращался, чтобы отнять новую любимую игрушку? Хьортту-старшему сейчас очень хотелось верить, что мальчик не замечал. Что беззаботный ребенок никогда не принимал хмурого отца всерьез. О, как же хотелось полковнику, чтобы так и было на самом деле! А еще хотелось, чтобы Пятнадцатый полк каким-то образом избежал гибельных цепистских чар, чтобы все случившееся было только сном. Скоро капитан Ши разбудит своего начальника и предложит еще раз обсудить план уничтожения Кобальтового отряда… Почему бы не назвать надеждой этот сон, который никогда не станет явью, последнее утешение неудачника?

Капитан Ши. Какое у нее было имя? Хьортт забыл, а может, никогда и не спрашивал. Как правило, он не питал особых симпатий к капитанам, но Ши определенно была способной, по крайней мере, не безнадежной. Доминго продвигал ее по службе, поскольку хороший полковник должен заменить своим офицерам отца. Он строго с нее спрашивал и никогда не оставлял безнаказанными проступки, но это вовсе не значит, что он не отдыхал душой в ее обществе.

Покидая его палатку, София спросила, нет ли каких-нибудь просьб, но побежденный враг выразил лишь одно желание, кроме желания освободиться от ручных и ножных оков, – чтобы к нему привели капитана Ши, если она оказалась в числе немногих уцелевших солдат Пятнадцатого полка.

Она так и не появилась, и теперь, когда бледно-голубой рассвет начал пробиваться в щели палатки, Доминго стало ясно, что самый перспективный из его офицеров погиб, как и его единственный сын. Что из Эфрайна не сделать военного, Хьортт-старший понял задолго до того, как мальчик отправился в Курск, навстречу смерти, но из Ши могло бы что-то получиться, если бы ей достался другой полковник, который стойко держался бы за свои принципы, а не шел на компромиссы и сражался бы честно, вместо того чтобы потакать козням цепистов… Да, Доминго получил именно то, чего заслуживал, но бедная неискушенная Ши погибла напрасно, как и тысячи других азгаротийцев, которых обрек на ужасную смерть ослепленный жаждой мести командир.

Вот что мучительней всего: справедливость случившегося. Не боль в сломанной руке, ноге и ребрах, что не дает уснуть, не жжение в ране на лице, которую цирюльники кобальтовых зашивали с намеренной неспешностью. И даже не бессильная ненависть, что клокотала в нем при виде заклятого врага – Софии, живой и здоровой, с жалостью смотревшей на него. Самая страшная пытка – сознавать, что Холодный Кобальт, убив его сына, не причинила вреда лишь одному человеку из Пятнадцатого полка – самому полковнику, которому так доверяли солдаты и который виновен в их противоестественной гибели.

Да, все так, это папесса И’Хома привела в действие план Вороненой Цепи, а брат Ван дал ему последний толчок. Но даже раздражающе молодая Ши прекрасно понимала, что хороший командир берет на себя ответственность за все неудачи, вместо того чтобы пускаться в нескончаемые оправдания и объяснения. Потому не может быть никаких сомнений: это он, полковник Доминго Хьортт, барон Кокспара, позволил отравить свой полк и сделать из солдат жертв для омерзительного ритуала. И все это ради мести за сына, о котором он на самом деле никогда не заботился, самонадеянного глупца, вполне заслужившего смерть от руки Холодного Кобальта.

Полководец обязан изучить поле боя, прежде чем принимать решение. Не стоило удивляться, что теперь, оказавшись в дураках, Доминго никак не мог обрести покой. Если ему когда-нибудь удастся заснуть, это будет сущее чудо. Но такая гипербола больше годится для театральных подмостков, чем для неудобной койки, и гул просыпающегося лагеря незаметно превратился в колыбельную, погрузившую Доминго в лишенную сновидений дремоту, в которой он бы с радостью остался насовсем…

– Полковник Хьортт!

Как любой старый солдат, проснувшийся оттого, что прозвучали его чин и имя, Доминго попытался вскочить и принять стойку смирно. Трудно сказать, какие части тела болели сильнее: те, что подчинились инстинктивному порыву, или те, что не смогли этого сделать. На глазах выступили слезы, Доминго приподнял голову и постарался расслабиться – он военнопленный в лагере мятежников и уважительно приветствовать здесь некого.

Щурясь в полумраке палатки, он разглядел непорочновскую девушку, которая позвала его, а потом заметил у нее за спиной другой силуэт и бессильно опустил голову на подушку. Вероятно, это и есть генерал, по утверждению Софии командующий кобальтовыми, а рогатая женщина, что стоит позади, несомненно, та ведьморожденная разведчица, что помогла Марото натравить ужасных волков на лагерь Пятнадцатого.

– К вашим услугам, госпожа, – произнес Доминго и прикрыл глаза, наслаждаясь недолгим онемением еще не успевших проснуться мышц, после которого неминуемо вернется боль. – Полагаю, это о вас говорила наша общая подруга. Вы ведь Чи Хён, не так ли?

– Генерал Чи Хён Бонг, – поправила девушка. – Могу я поинтересоваться, кого вы называете нашей общей подругой? Того капитана, что сняла с вас наручники?

– Я всего лишь пытался пошутить.

Доминго открыл глаза и смерил взглядом эту неопытную девочку, которую Пятнадцатый полк мог раздавить в лепешку и без помощи Девятого Мьюранского, не говоря уже о проклятой Цепи. Он мог бы рассказать ей, как поймал на границе ее жениха, а затем – лишь для того, чтобы продлить удовольствие, – отправил голову принца императрице Непорочных островов. Хотя поначалу никто и не думал, что все так обернется, и принц Бён Гу, несомненно, подтвердил бы это, если бы Доминго не обезглавил его.

– Синяя София мне вовсе не друг, но да, это она первая из вашей армии вступила со мной в переговоры.

– Вступила в переговоры? – переспросила девушка.

Теперь, когда глаза привыкли к полутьме, Доминго с удовлетворением отметил, что один ее глаз заплыл от ушиба, а левая рука забинтована. Видимо, его кавалеристы изрядно потрепали врага, пока… пока предательство Цепи не сокрушило их.

– Какие же условия она вам предложила, полковник, и согласились ли вы их принять?

– Мои неловкие шутки опять не достигли цели. Прошу прощения, генерал Чи Хён, я всегда был здравомыслящим и прямым человеком, а с недавних пор питаю склонность к абсурдному юмору. Но похоже, я проявил себя в этом деле самым жалким образом. Слова о том, что наш общий друг рассказал мне о вас и вступил в переговоры, не следует понимать буквально. На самом деле я хотел сказать, что мой ненавистный враг, эта стерва София заходила сюда, чтобы еще раз ткнуть меня носом в то обстоятельство, что именно по моей вине мои солдаты стали жертвами черного колдовства Цепи. Ах, не судите строго, опять я за свое – под черным колдовством я, конечно же, понимаю так называемое возвращение Затонувшего королевства и открытие Врат прямо посреди нашего ни в чем не повинного поля боя. Прошу извинить старого солдата за его сбивчивые речи.

Он в первый раз видел эту худышку, но уже без труда распознал ярость, закипевшую у нее в горле и залившую краской щеки. Стоявшая рядом ведьморожденная, вероятно, тоже это заметила, но решила не вмешиваться, предоставляя генералу возможность самой справиться с эмоциями. Девушка глубоко вдохнула, ее щеки перестали гореть, и наконец она с угрозой в голосе поинтересовалась:

– Когда именно капитан София рассказала вам это? В котором часу?

– Вчера вечером, но точнее я сказать не могу, – ответил Доминго, наслаждаясь новой вспышкой гнева, озарившей лицо генерала. Да эта девчонка зелена, как незрелое авокадо! Ни один опытный воин не оставит рукоятку просто торчать из раны, когда ее можно хорошенько провернуть, поэтому барон тотчас добавил: – Уверен, вы можете узнать это у охранников, наблюдавших за моей палаткой; тот, кто пропустил ее сюда без вашего позволения, наверняка вспомнит точное время визита.

Ноздри генерала подрагивали, как у разъяренного быка, она уже находилась на грани истерики, но тут ведьморожденная наклонилась и что-то шепнула ей на ухо, не спуская красных глаз с Доминго. Один из черных рогов анафемы был сломан пополам, и полковнику захотелось узнать, не случилось ли это в схватке с Пятнадцатым. Он, разумеется, надеялся именно на это.

Что бы ни шептала эта тварь, ей удалось успокоить свою хозяйку или, по крайней мере, напомнить о более важных делах. Генерал Чи Хён закрыла глаза, еще раз глубоко вздохнула и задала дурацкий вопрос, за который наглой мерзавке стоило бы разбить губы, если бы события вчерашнего дня не превратили абсолютную уверенность в такую же абсолютную растерянность:

– Полковник Хьортт, вы дорожите своими солдатами?

– Да, – сказал Доминго без колебаний, потому что понимал: стоит ему на мгновение задуматься, и он уже не сможет ответить честно. – Да, разумеется.

– И поэтому пожертвовали большей частью из них? Вы, как новообращенный цепист, посчитали их жизни менее ценными, чем то, чего добивались священники?

– Меня обманули, – проворчал Доминго. – Да, я совершил ужасную ошибку, доверившись Цепи, но если бы я знал, что задумали святоши, то скорее живьем содрал бы с них кожу, чем позволил причинить вред хоть одному барабанщику или знаменосцу. Они уверяли меня, что это оружие поможет нам… а я поверил, и поэтому большинство из моих солдат теперь мертвы. Или с ними случилось нечто похуже смерти. И все потому, что я… потому что мной управляла слепая ненависть.

– Значит, Хортрэп не ошибся насчет вас, – заключила генерал, и Доминго вздрогнул от этих слов, – выходит, ведьмак из Мешугга тоже служит ей. – Он утверждал, что вы не пожертвовали бы своим полком даже ради более великой цели, чем помощь Вороненой Цепи.

– На этот раз Хватальщик сказал правду. Перефразируя лорда Блика, солдаты Пятнадцатого полка – не моя кровная родня, но я готов пролить за них свою кровь, так же как и они за меня.

Доминго ожидал насмешек, едких, как совесть, что принялась травить его сердце, едва с губ слетели эти лицемерные слова, но Чи Хён заговорила о другом:

– Что ж… Это очень странное и жуткое ощущение, когда распоряжаешься жизнями людей, а они даже не догадываются о том, что ты не уверен в правильности своих действий.

Возможно, он принял бы слова генерала за издевку, если бы в ее голосе не прозвучали грустные интонации и она не опустила взгляд. Может быть, это всего лишь жалобы неопытного командира, лишь позерства ради выраженные столь поэтично? Доминго никогда не считал свое начальственное положение странным, это была самая естественная вещь в мире, и, уж конечно, он не видел в руководстве войсками ничего жуткого. Хотя, если оглянуться назад, наверное, стоило бы…

– У нас нет времени перебрасываться умными словами, как поступают противники в песнях, – продолжала Чи Хён, снова глядя ему прямо в глаза. – Вы мой пленник, и я попытаюсь воспользоваться этим, чтобы предотвратить столкновение с Таоанским полком. Но есть более важное дело, которое можем решить только мы с вами, и сделать это нужно быстро.

– Так не тяните же, – попросил Доминго, которому полегчало, как только разговор перешел в военное русло.

– Вы принесете нам больше пользы, если добровольно согласитесь сотрудничать с кобальтовыми, поэтому у меня предложение, – произнесла генерал, тщательно подбирая слова. – Согласитесь стать нашим консультантом по тактике имперских войск и показать себя образцовым пленником, а я пообещаю пощадить всех солдат, которых мы захватим в плен, и даже предоставлю им возможность вступить в мою армию, когда мы пойдем на Самот и Диадему.

Доминго рассмеялся бы ей в лицо, если бы смог это сделать. Но он был плохим актером, а ее нелепое предложение выходило за рамки смешного и больше смахивало на оскорбление.

– Вы не продержитесь долго, если будете казнить пленных, – пообещал он. – Есть определенные правила, которые свято чтут по всей Звезде. Даже ваша кобальтовая предшественница не опустилась бы до такого варварства. После сражения при Эйвинде она повесила мертвецов на деревьях, но хочу заметить, что надругательство над трупами – это все же не хладнокровное убийство.

– Ах вот как! – вскинулась девушка. – Но именно она убьет ваших солдат, если я не остановлю ее. Она считает, что вся кавалерия Пятнадцатого полка должна быть наказана за прежние преступления, и собирается учинить расправу прямо сегодня.

– Кавалерия Пятнадцатого? – повторил барон.

Это его сын привел полк в проклятую кутумбанскую деревню, и это по приказу Эфрайна Курск сровняли с землей.

– По крайней мере, то, что от нее осталось, – уточнила Чи Хён слишком самодовольно. Такого неопытного генерала Доминго растоптал бы в лепешку, если бы послал к демонам брата Вана и решил честно сразиться с кобальтовыми. – Не больше тридцати человек. Слабый козырь для переговоров, но я пришла вовсе не ради торга.

– А ради чего?

– Я пришла объяснить вам, что происходит. София считает ваших солдат виновными, и они умрут. Если я вмешаюсь, то испорчу отношения со своим лучшим капитаном – даже представить не могу, чтобы она приняла мой приказ со смирением. Так вот, или вы ждете здесь, пока я не получу за вас выкуп из Азгарота, и смиряетесь с гибелью еще тридцати солдат, или принимаете мои разумные условия.

Доминго обдумал ее слова.

– Полагаете, я поверю, что вы рискнете навлечь на себя гнев Кобальтовой королевы ради одного послушного пленника?

– В настоящий момент она никакая не королева, а всего лишь один из моих капитанов, – возразила генерал. – И мне не нужно ваше послушание, мне нужна ваша помощь в военных действиях.

– В военных действиях против королевы Индсорит, вы хотели сказать?

Доминго не верил своим ушам – либо девочка сошла с ума, либо у нее разжижение мозга.

А возможно, и то и другое.

– Моя цель – Диадема, но мы оба прекрасно знаем, что багряная королева правит только на словах, – заявила генерал Чи Хён, и в первый раз с начала разговора барон увидел, как в ее глазах сверкнула сталь. Даже больше, чем сталь, нечто несокрушимое – истина или, по крайней мере, то, что она принимала за истину. – Я не испытываю ненависти к Индсорит, но она не хочет или не может сдерживать Вороненую Цепь, и, раз она не может, я займусь этим вместо нее. Или вы считаете, что для Звезды будет лучше подчиняться воле Черной Папессы, а не закону? Тем более что вы несете личную ответственность за возвращение этого проклятого Затонувшего королевства и должны понимать последствия ваших действий. Думаете, теперь, когда пророчества Цепи свершились, она по-прежнему будет довольствоваться тем, что имеет, и не попытается взять под контроль всю империю и всю Звезду? Вы сражались против меня, защищая свою родину, но теперь Азгарот попадет под власть фанатиков, так же как и любая другая часть империи. Попробуйте ответить на вопрос, долго эти земли сохранят ту невеликую самостоятельность, которая у них еще осталась? Сколько пройдет времени, прежде чем весь мир превратится в преисподнюю для всех, кто не склонится перед Падшей Матерью?

Проклятье, эта разбойничья принцесса весьма проницательна! Наивна, если считает, что у нее есть хоть малейшая надежда на успех, но наивность – это не то же самое, что глупость. Если бы в Эфрайне было чуть больше первого, чем второго, он остался бы в живых.

Однако Доминго был полковником империи, бароном Кокспара, и это до сих пор кое-что значило.

Прочистив горло, он заговорил:

– Вы еще менее опытны, чем я поначалу решил, если думаете…

– Отлично, – перебила она с таким видом, будто приняла ответ за категорический отказ. – Не стану больше отнимать ваше драгоценное время, полковник Хьортт. С вашего позволения, отправлюсь к месту казни, мне не нужны слухи, будто все произошло без моего разрешения. Вы останетесь в безопасности до тех пор, пока не будут обговорены условия вашего выкупа, но мы тронемся с места намного раньше, чем это произойдет, так что на особые удобства не рассчитывайте.

Она подошла к выходу из палатки, когда Доминго наконец сделал выбор. Он уже предал королеву Индсорит, вступив в сговор с папессой И’Хомой, в этом нет сомнений. И хотя долг перед королевой никоим образом не будет оплачен, если он заключит новый союз с ее противниками, в одном генерал Чи Хён права: Вороненая Цепь остается главным врагом для каждого здравомыслящего смертного, и Доминго лучше, чем кому-либо другому, известно, что эта угроза куда страшней для империи, чем вторжение любой армии или банды головорезов. Но самым важным и неотложным вопросом была судьба Пятнадцатого полка – тысячи солдат уже полегли из-за глупости своего командира, и если он может спасти немногих уцелевших, значит должен сделать хотя бы это, будь оно все проклято!

– Ей ведь это не понравится? – произнес он, когда ведьморожденная уже подняла полог палатки перед генералом. – Если я дам согласие и вы спасете моих солдат, София взбесится.

– Думаю, да, – ответила генерал Чи Хён, недоверчиво оглянувшись.

– Тогда я с вами, – объявил Доминго и откинулся на подушку. – Если вы спасете Пятнадцатый полк, я никогда не забуду свой долг перед вами. Даю слово барона Кокспара, что помогу вам в войне против Вороненой Цепи.

– Рада, что вы теперь на моей стороне.

Генерал Чи Хён постаралась сдержать улыбку, отдавая ему честь. Ведьморожденная у нее за спиной тоже вскинула руку.

После секундного колебания Доминго Хьортт ответил на жест. Поднятая рука отплатила резкой болью. Как и следовало ожидать.