– Не сердись, – сказала София Борису. Они тащились через оживающий с каждой минутой лагерь; вероятно, слухи быстро распространились, как… ну, да как любые дурные новости. – Знаешь, люди обычно воодушевляются, когда покровитель предлагает купить для них новое оружие. Тебе нужно чем-то себя защищать.

– Говорю же, я создан для любви, а не для войны, – уныло отозвался Борис.

– А что, это идея, – оживилась София. – Мы можем запросто умереть уже завтра, так почему, забрав оружие, не заскочить ненадолго в бордель? Я оплачу.

– У вас странное чувство юмора, – проворчал Борис, и Мордолиз залаял в знак согласия.

– Не без этого, конечно, но какого демона, а? – Предложение было сделано в приступе человеколюбия, и теперь София не могла понять, почему сама так упорно отказывалась от идеи посетить злачное заведение. Сингх права, ей нужен хоть кто-нибудь, и срочно. – Может, это наша последняя возможность провести несколько приятных минут с миловидной девочкой, или мальчиком, или кто тебе больше нравится.

– И поскольку мы запросто можем умереть уже завтра, сегодня можно не беспокоиться о дурных болезнях? – произнес Борис без всякого воодушевления.

Он, конечно, прав, демоны его дери, но раз уж идея высказана, пути назад нет – София получит свое, пусть и второпях, потому что ее ждет неизбежная встреча с Хортрэпом.

– Не то чтобы сифилис означал конец света, и не все шлюхи одинаково грязны, – добавил Борис, вероятно приняв ее возбужденный румянец за смущение. – Мой брат тоже был шлюхой, но он… э-э-э… Ну хорошо, у него было аж несколько дурных болезней, так что это неудачный пример.

– Я ценю твою деликатность, Борис, но я чиста, как свежевыпавший снег, – заявила София и, увидев, как Мордолиз задрал лапу, тут же поправилась: – Не в том смысле, конечно, но ты меня понял. С тех пор как Хортрэп все мне там исправил, единственный человек, с которым я познакомилась в борделе, стал моим мужем.

Вот ведь дерьмо. Стоило только ветру чувственности принести небольшое облегчение, как София вспомнила, по какой причине она ни разу за весь этот год не попыталась купить себе плотские удовольствия, и ее плечи мгновенно поникли, как паруса в штиль.

– Вот как? – удивился Борис. – Что ж, это весьма разумно. Конечно, о таком не услышишь на каждом углу… Позвольте предположить, что вы додумались до этого первой, внеся тем самым еще один вклад в самотскую культуру.

– Нет, я всего лишь хотела сказать… а впрочем, не важно.

У Софии защемило в груди от воспоминаний о том, как она впервые увидела Лейба в Равге. Он так соблазнительно разлегся на кушетке в общем зале «Шестидесяти девяти глаз». Ох, как же ей захотелось этого светловолосого красавчика с внешностью крестьянского мальчишки! И по прошествии времени он стал для нее не просто любовником… Нет, проживи они хоть сто веков в своем домике возле Курска, ей и этого было бы мало. Никто не понимал ее лучше, чем Лейб, и никого другого она не подпускала так близко к себе… Но даже зная весь мрак ее души, зная обо всех ее преступлениях и злодействах, Лейб любил ее, и его любовь была для нее дороже империй и сокровищ, дороже самой жизни, если эта жизнь – без него. Пока они были вместе, София ощущала… ощущала, что с ней все в порядке, и сколько бы зла она ни натворила, все же не считала себя безнадежно пропащей, раз уж такой хороший человек, как Лейб, заботится о ней.

Все эти счастливые годы в горах, пока она изображала из себя простую крестьянку, а потом жену старосты, той холодной, зловещей черноты, что гнездилась в сердце и мыслях, что управляла ее поступками, не было и в помине. Если даже они когда-то и ссорились или надоедали друг другу или она склонялась к тому, чтобы изменить свою жизнь, и с тоской смотрела в долину, мечтая о еще одном, последнем приключении, – все эти мелочи лишь доказывали, что София и Лейб оставались честными и искренними, что они не просто мечтали о счастье, а на самом деле были счастливы, по крайней мере близки к счастью, насколько это возможно в реальном мире…

– Послушайте, я ничего такого не имел в виду, – с опаской произнес Борис, и София поняла, что стоит неподвижно между мрачными, замерзшими палатками, едва сдерживая слезы. – От меня одни неприятности, верно?

– Я… – В горле стоял ком; София справилась с ним, шумно выплюнула все свое горе… ну, не все, а сколько его уместилось в этот плевок. – Я тут подумала и решила, что нет у нас времени на бордель. День на исходе.

– Согласен. – Борис поспешил вслед за ней. – Каждому свое… Но я не понимаю, как вы можете думать о таком в нашем положении.

– Я тоже не понимаю, – вздохнула София и прибавила шагу, чтобы ее спутник не мог больше тратить дыхание на пустые разговоры.

Цель должна была находиться где-то рядом – ручеек между палаток сделался шире, и в такой леденящий задницу вечер источником талой воды могла быть только кузница. София услышала лязг металла и прибавила шагу.

Это было единственное место во всем лагере, свободное от снега и льда. Подойдя к широкому пятну грязи, окружавшей палатку, София сказала:

– Чи Хён предупредила, что у кузнеца сварливый характер, так что предоставь переговоры мне. Не стоит раздражать того, у кого хочешь купить приличное оружие. Одно резкое слово, и тебе всучат хлам – с виду вполне надежный, но он разобьется вдребезги, когда понадобится защитить свою жизнь.

– Понятно, без резких слов.

– Вообще без слов, – тихо поправила София, подойдя к палатке как раз в тот момент, когда лязг прекратился, сменившись яростными проклятиями. Пока все развивалось чертовски предсказуемо. – Я возьму себе молот, а тебе подберу что-нибудь простое, но устрашающее, и мы уйдем отсюда, прежде чем у нас появится возможность сказать что-нибудь не то.

– Понятно, – повторил Борис, потирая перебинтованные ладони и подставляя их навстречу приятному теплу, которым веяло из палатки.

Как бы он ни плакался, что изувечил руки, упражняясь в стрельбе, но пальцы остались целы, только кожа местами облезла от мороза. Поэтому София решила подобрать ему что-нибудь такое, что можно держать двумя руками. Но сначала нужно раздобыть молот для себя, хотя, что бы она здесь ни отыскала, это непременно окажется барахло, и какой смысл время тратить?

– Привет, приятель, – громко сказала София, входя в тесную, пропахшую дымом палатку.

Дорогу ей перегородил длинный верстак из северного дуба, заваленный всевозможным хламом – отчасти безнадежно сломанными, отчасти еще сохранившими шансы на починку доспехами и оружием, – но все-таки это был хлам. Возможно, мощный мужчина, оторвавшийся наконец от работы и уставившийся на гостью, не был в этом виноват, кузнец в походе вынужден отдавать количеству предпочтение перед качеством, пытаясь отремонтировать то, что и прежде было изрядным барахлом…

Но тут София как следует присмотрелась к явно рассерженному дикорожденному кузнецу, к его моржовым усам и огромным черным глазам и сказала:

– Что ж, я видела всяких уродов и знакома со многими идиотами, но понятия не имела, что у них могут рождаться дети.

Оторопевший кузнец не смог произнести в ответ ни слова, а Борис тихо присвистнул. Но тут огромный потный мужчина шагнул вперед, его увесистый кулак пролетел над верстаком и ударил Софию в плечо с такой силой, что у нее, наверное, потемнело в глазах.

– София! – проревел он. – Рад тебя видеть, подруга, хотя ты постарела маленько с тех пор. То есть демонски постарела! Я знал, что ты в лагере, и ждал, когда же наконец навестишь.

– Мне никто не рассказывал, что ты тоже здесь. И что тебе мешало самому меня разыскать?

– У меня есть время гоняться за призраками? – Улвер покачал огромной лысой головой на случай, если Софии нужен был ответ на риторический вопрос. – Я так прикинул: если это и правда ты, то рано или поздно объявишься. Дурные новости имеют привычку подтверждаться.

– Будь я проклята, Улвер! – София все сильнее досадовала на себя, что не потрудилась выяснить, кто еще из прежних друзей встал под кобальтовое знамя. – И давно ты в отряде?

– Рассказывать с самого начала? – Улвер задумчиво потянул длинный розовый ус. – Несколько лет назад, когда Цепь начала слишком уж рьяно наседать на дикорожденных, я сбежал в доминионы. Открыл мастерскую в Горгоро, занимался в основном инструментами и доспехами, поскольку мало смыслил в ранипутрийском оружии. А как только услышал, что по соседству объявились кобальтовые, собрал вещички и вместе с дочкой двинул сюда. Я все еще надеюсь, что кобальтовые сумеют вышвырнуть Цепь из империи, и это доказывает, что я ничуть не поумнел с годами.

– Вот это да! – воскликнула София, снова удивляясь, сколько веры и надежды она все еще вселяет в людей, даже в тех, кто хорошо с ней знаком. В них – особенно. – И как быстро ты понял, что не я командую отрядом?

– Ха! Да я знал задолго до того, как нанялся. И ни за что бы не пошел на это, если бы верил, что ты снова села в генеральское седло после того, что натворила в прошлый раз. Но мне подумалось: может, это кто-нибудь молодой, у него-то получится… Что ж, так оно и вышло.

– Да, так и вышло, – согласилась София, ничуть не задетая откровенностью Улвера, потому что правда была на его стороне.

– Вот что, подруга, у меня в горне два-три клинка, надо ими заняться, – сказал кузнец, вытирая о фартук влажную ладонь. – А ты чувствуй себя как дома и… Слышь, а что это за хлюпик? Он с тобой?

– Именно так, – ответил Борис, изучая или делая вид, что изучает разложенные на краю верстака ножи. – Я мудрый и остроумный спутник Кобальтовой Софии.

– Уфф! – Улвер ощетинил усы и оглянулся на гостью. – Думаю, ты могла бы подобрать себе кого-нибудь получше.

– Нет-нет, он действительно мой слуга, – примирительно поднимая руки, подтвердила она. – Борис, познакомься с Улвером Краллисом, моим старым другом. Улвер, познакомься с Борисом… Он в полном порядке, по крайней мере, пока не доказал обратное.

Борис слегка выпятил грудь, а Улвер ткнул большим пальцем себе за плечо.

– Как я уже сказал, надо вытащить из духовки пирожки, пока не подгорели. Располагайтесь поудобней или возвращайтесь через час, и можно будет покурить чего-нибудь забористого, а заодно и потолковать.

– Вот зараза, боюсь, ничего не получится – нам скоро отправляться в путь, и нас ждет Хортрэп – если опоздаем, он нас разыщет и испортит вечер. – София так разозлилась на себя, что готова была кричать. Ну что за хрень – всю неделю думала лишь о том, как бы вернуть потерянный молот, и не хотела искать ему замену, но если бы решилась на это, они с Улвером могли бы наверстать упущенное… Но она, как обычно, осознала свою глупость слишком поздно. – Так жаль, дружище, что мне не пришло в голову расспросить о тебе. Если бы я знала, давно бы прибежала сюда.

– Что ж, значит, в другой раз, – вздохнул Улвер. – Что для нас двадцать лет?

– В этот раз не придется ждать так долго. – София суеверно постучала кулаком по верстаку. – Понимаю, ты торопишься, но можно я возьму боевой молот и топор? Мы с Еретиком ради этого и пришли, нужно что-нибудь понадежнее.

– Я же просил не называть меня так, – буркнул Борис.

– Мне по душе еретики, так что можешь забрать двулезвийный топор, вон он висит, – сказал Улвер. – Что же до боевого молота, то боюсь, подруга, у меня нет ничего подходящего. Народец пошел хилый, молотом размахивать ему не с руки. Пришла бы ты неделю назад, я бы, может, и состряпал для тебя что-нибудь… – Косматые брови Улвера зашевелились, как это случалось, когда он определял соотношение металлов в сплаве или пытался считать карты во время игры, а затем толстые губы скривились в довольной усмешке. – Так, говоришь, молот? Ты по-прежнему чаще имеешь дело с темными и опасными силами, чем со смертными?

– Да, демон меня дери, и еще раз да, – ответила София, полагая, что по-другому не бывать, пока Мордолиз рядом.

Но к чему кузнец завел разговор о демонах? Она оглянулась и поняла, что Мордолиз не вошел вслед за ней в палатку, и это может всего лишь означать, что он рыщет между лекарских шатров в поисках чего-нибудь вкусного. Мысль о том, что ей спокойней, когда демон где-то шатается, нисколько не понравилась. За ним нужен глаз да глаз.

– Взгляни-ка. – Улвер вынес из соседнего помещения нечто похожее на кувалду с ударной поверхностью в три раза больше, чем у молота Софии. – Я укоротил рукоять, чтобы работать в кузне, но…

– Кувалда сестры Портолес! – ахнул Борис, едва не выронив только что снятый с крюка боевой топор.

Улвер и София дружно уставились на щуплого мужчину.

– Что ж, – заявил кузнец, покачав головой, – вот еще одна песня, которую я был бы не прочь послушать на досуге. Похоже, парень может рассказать тебе об этой штуке больше, чем я.

– На самом деле я почти ничего не знаю. – Борис приблизился, чтобы рассмотреть кувалду. – Она была плохим игроком, но все-таки умела надежно прятать карты между сиськами… Образно выражаясь.

– Значит, вы оба предлагаете взять оружие цепистов? – задумалась София. – Мне не очень нравится эта идея… и, кроме того, Улвер, обрезав рукоять, ты наверняка нарушил балансировку. Эта штуковина вывихнет мне запястья или вырвется из рук, когда я пущу ее в ход.

– Хочешь – бери, не хочешь – оставь, – проворчал Улвер. – Все равно ничего лучше предложить не могу. Но вот что я тебе скажу: вне всякого сомнения, она сделана из святой стали. Я много слышал об этом, да и все слышали, и я видел простаков, которые показывали мне какое-нибудь дерьмо, веря, что приобрели настоящую ценность, но это… это совсем другое. Это, подруга, древнее колдовство. И хотя кувалдой размахивала боевая монахиня, подозреваю, что этому оружию больше лет, чем самой Цепи.

– Мне казалось, чтобы получить святую сталь, нужен кто-то святой, – сказала София уже с подлинным интересом.

Тяга к невиданному оружию – дурная привычка из тех, от которых трудно избавиться.

– Святого сжигают, а пепел подмешивают в сталь, – объяснил Улвер, кладя молот на стол. – И ты знаешь обычаи цепистов. Они считают святым любого покойничка, пока с его помощью можно делать деньги.

– И ты… готов отдать кувалду мне? – спросила София, тронутая до глубины души, но в то же время охваченная подозрением. – Ведь наверняка понимаешь: эта вещь стоит больше, чем я могу заплатить.

– Сделаешь мне одолжение. – Улвер протянул кувалду. – Думал, буду ею проковывать сталь, вот и обрезал до подходящего размера. А оказалось, от нее никакой пользы, один лишь вред. Когда мне было столько лет, сколько сейчас моей девочке, я встал к наковальне – и с тех пор лью в кузнице пот. Но никогда еще мне не попадался молот, разрушающий все, к чему бы ни прикоснулся. Видят боги, стукнешь тыльным торцом по металлу, и тот плавится. Аккурат перед твоим приходом эта штука испортила двуручный меч, над которым я трудился не одну неделю. Вот я и смекнул: она предназначена не для того, чтобы создавать, а сугубо для разрушения.

– Значит, у нас с ним есть что-то общее, – заключила София и, не в силах устоять после такой рекламы, взяла предложенное оружие.

Оно оказалось не настолько тяжелым, насколько выглядело, и к тому же было неплохо отбалансировано. София сдержала улыбку, увидев на конце рукояти металлический набалдашник: Улвер нашел способ восстановить балансировку.

– И вот еще что я тебе скажу, прежде чем вернусь к работе. Она… очень необычная, – проговорил Улвер, наблюдая за тем, как София пробует замахнуться кувалдой. – То есть она и должна быть необычной, но тут нечто большее… Знаешь, я не обсуждаю с покупателями детали работы, однако тебе следует знать: только два клинка не расплавились под этой кувалдой, но они выкованы не из простой стали, а из святой. Я сам сделал такую – не упускать же редкую возможность – и вроде понял принцип изготовления, но… нет.

– Что значит «нет»? – заинтересовался Борис.

– Просто нет, – упрямо повторил Улвер. – Я разбираюсь в металле, знаю толк в кузнечном деле. Для несведущих оно сродни колдовству, но это не так, никаких чар, как бы таинственно ни выглядело со стороны. В старинной книге я прочитал о том, как изготовить святую сталь, и решил, что все просто: берется хорошее, прочное железо, в него подмешивается толика костной золы. И ничего больше, никакой магии; только вера в легенды придает уверенности владельцу оружия. Но когда я делал эти черные клинки, подруга… я работал не только с металлом, но и с чем-то еще. Я осязал его, обонял запах. И клянусь жизнью дочери, с каждым ударом молота я слышал странный звук, похожий на стон… Стон того, кто заключен в металле.

В жаркой кузнице повеяло холодом, и все молча уставились на черную кувалду. Затем Улвер снова похлопал державшую ее Софию по плечу и заявил:

– Ладно, спасибо, что избавила меня от этой хреновины, не то бы я испортил еще не один заказ. Рад был повидаться, не исчезай надолго и в следующий раз обязательно расскажи, как тебе пригодился мой подарок.

– Спасибо, Улвер, – ответила София. – Еще я должна тебе песнь о том, почему меня считали погибшей и почему я вернулась.

– Может, и услышу ее когда-нибудь, но это не главное. – Улвер заодно похлопал по плечу и Бориса, а затем вразвалочку направился к горну, бросив на прощание: – Ты вернулась, подруга, и только это имеет значение.