Девочка крепко спала в своем уютном гнездышке из фланелевого постельного белья и видела сладкие сны о том, что доступно лишь немногим избранным. Однако ее разбудили задолго до рассвета, и все вокруг суетились, как на пожаре.

– Идем.

Голос матери звал из спальни, освещенной лишь тусклыми фонарями. Их держали слуги, стоявшие возле двери.

– Быстрее, Сори. Ты должна это видеть.

Но девочка и так уже разглядела за фигурным окном далекое зарево, вмиг развеявшее ночные грезы. Холодный каменный пол под босыми ногами окончательно убедил ее, что это не сон. Не успела Сори подойти к оконному витражу с изображением фамильного герба, как мать набросила ей на плечи плащ с бобровой подстежкой и потащила к двери.

– Я сказала: быстрее.

Рука матери дрожала, и это напугало девочку даже сильнее, чем сверкающий панцирь, надетый поверх вышитой золотом ночной рубашки. Рука леди Шелс всегда была тверда, точно клинок, который она носила на поясе с тех пор, как начались разговоры о волнениях на ее землях, до недавнего времени мирных и спокойных.

Материнские пальцы нетерпеливо сжали плечо девочки, когда та повернулась к туалетному столику.

– Подожди. Нужно взять Лунные Чары.

Леди Шелс задумалась на миг, а затем отпустила Сори. Девочка забрала свой меч, вернулась и разглядела в полутьме улыбку матери, такую же яркую, как ее золоченые доспехи. Сори прекрасно понимала, что сейчас не время для расспросов. Из коридоров замка и внутреннего двора доносился тревожный шум. Неужто и впрямь нападение? Когда девочка с матерью добрались до винтовой лестницы, ведущей в отцовскую обсерваторию, леди Шелс остановилась и обернулась к служанкам.

– Соберите свои вещи, но только то, что сможете унести. И не забудьте вместе со шляпками прихватить оружие. Можете даже заглянуть в мои комнаты и взять все, что понравится, из одежды и драгоценностей. Не задерживайтесь там и со всех ног бегите к южным воротам. Безопасней держаться по двое, по трое, но не всем вместе и не поодиночке.

Тритесса, которая заплетала Сори косы с тех пор, как девочка себя помнила, тут же ударилась в слезы, а Хальфакса, перехватив взгляд хозяйки, решительно затрясла почти лысой головой:

– Нет, миледи, мы не оставим этот дом, когда…

– Делайте, что говорю! – оборвала ее мать непререкаемым тоном, каким до сих пор обращалась только к собственным детям. – Надо было отпустить вас раньше. Уходите, не заставляйте меня еще сильнее чувствовать вину. К рассвету они будут здесь. Вы больше ничем не можете помочь.

– А как же Сори? – заикнулась было Тритесса, но леди Шелс снова перебила прислугу:

– Будет лучше, если Сори пойдет с Корбеном.

Готовая расплакаться и не до конца свыкшаяся с мыслью, что ей предстоит отправиться куда-то вместе с учителем фехтования, девочка стала свидетельницей еще более удивительной сцены: ее строгая, чопорная мать шагнула к Хальфаксе и обняла старую служанку. Затем отступила и поклонилась всем остальным:

– Благодарю вас за заботу о моей семье. Но теперь вы должны уйти, пока еще есть такая возможность.

До этого Сори молчала просто потому, что была послушной девочкой, но теперь, поднимаясь по ступенькам вслед за матерью, она словно онемела от страха. Даже когда отец велел ей неделю назад приготовиться к большим переменам, она и подумать не могла о том, что начнется подобный хаос.

Мать взяла за руку дочь, и та едва сдержала слезы, хотя ей было почти пятнадцать. Они поднялись на верхнюю площадку башни. Отец, Аркон и Эсбен собрались возле парапета, Корбен приоткрыл дверь для хозяйки и своей ученицы. Звезды таяли в клубах дыма, густые облака нависли над землей, словно собираясь с силами, перед тем как захватить все небо. Лорд Шелс отвернулся от разрастающегося на севере пожарища, посмотрел на жену и дочку и попытался улыбнуться, но вышло неубедительно.

– Пора идти, мальчики, – сказал он, но мать Сори покачала головой и встала рядом с ними у крепостной стены.

– Отведи их вниз, – попросила она мужа, а затем ласково взъерошила волосы обоим сыновьям. – Мы тоже скоро спустимся, но сначала пусть Сори увидит…

– У нас нет времени, – возразил отец дрогнувшим голосом. – Им надо бежать, пока…

– Мы скоро спустимся, – мягко повторила леди Шелс, все еще удерживая сонных мальчишек, словно боялась, что их сдует ветром. – Пожалуйста, Мервин. Она должна это увидеть.

Отец уступил жене, как уступал всегда, но сейчас, похоже, он не меньше, чем Сори, удивился тому, что леди Шелс просила, а не требовала.

– Идемте, мальчики. Вы готовы к приключению?

Ни девятилетний Аркон, ни шестилетний Эсбен, похоже, не верили в сказки, которые им рассказывал отец. Направляясь к лестнице, они посмотрели на сестру широко раскрытыми глазами. Сори лишь пожала плечами и улыбнулась, надеясь, что ей лучше, чем отцу, удалось изобразить спокойствие и братья не познают того страха, что испытывала она сама.

Эсбен крохотными ручонками обхватил Сори за талию, а затем она притянула к себе Аркона, который, казалось, вовсе не желал обниматься со старшей сестрой. К ним бросился и отец; руки сплелись в дрожащий от предутреннего морозца клубок. И только мать отвернулась от семьи. Она стояла, опираясь на балюстраду и вглядываясь в алые сполохи на горизонте.

Отец и братья спустились в башню, за ними последовал Корбен, предоставив матери и дочери возможность побыть вдвоем.

– Подойди сюда, – позвала леди Шелс.

Сори прошаркала озябшими ногами к парапету, заранее страшась адского ландшафта, в который превратилась страна. Девочка положила покрытые гусиной кожей руки на гранитные перила и увидела, что огни пылают еще далеко, у северного края долины. Их причудливый танец на темно-синем полотне даже показался красивым.

– Ты понимаешь, что это значит?

– Кобальтовые. – Ненавистные слова едва не застряли в горле. – Они… жгут наши поля.

– И да и нет, – сказала леди Шелс, и в ее голосе было больше ярости, чем в любом боевом кличе. – Они точно так же смотрят на эти огни, только с другой стороны. Мы сами все подожгли, как только враг подошел близко.

– Сами? Но зачем?

Девочка вспомнила, как они всей семьей проезжали по широкой дороге мимо этих полей, как устраивали пикники на берегу реки, как она с братьями пряталась среди высоких колосьев, как собирала с подружками ягоды. На глаза навернулись слезы, но она сдержалась, зная, что мать наблюдает.

– А ты как думаешь?

Леди Шелс взглянула на свою дочь и наследницу, и Сори лишь теперь поняла, что мать не упустит даже такой ужасный повод преподать ей очередной урок.

– Чтобы выиграть время для бегства, – предположила девочка, и сердце стало биться чуть тише и спокойней. – Чтобы задержать их как можно…

– Нет, – остановила ее мать, – не поэтому. Ты знаешь, что такое символ?

– Да, – быстро произнесла Сори и, понимая, что мать ожидает более подробного ответа, постаралась найти подходящий пример. – Возьмем хотя бы наш герб. Это символ страны и истории. Золотое зерно – потому что все наше богатство произрастает из земли. Медведь – это мы, семья, охраняющая королевство. И все это – внутри Звезды, потому что пища и защита для простых людей – это то, на чем держится вся Звезда.

– Очень хорошо, – кивнула леди Шелс и показала на далекие огни. – Я велела поджечь поля, как только появятся кобальтовые, потому что это тоже своего рода символ. Знаешь, какой у него смысл?

– Нет. – Сори смутилась оттого, что ее щеки все-таки стали мокры от слез.

Мысль о том, что поджог тысячи акров полей с почти созревшим урожаем может быть просто символом, пугала ничуть не меньше, чем нашествие кобальтовых.

– Это означает, что мы никогда не сдаемся, – объяснила леди Шелс, вытирая лицо девочки тыльной стороной перчатки. – Что мы скорее уничтожим свою страну, чем отдадим ее врагам. Пусть эти бандиты захватят нашу землю, но больше они ничего не получат. Все, что мы создали своим трудом, принадлежит только нам. Понятно?

Сори стиснула дрожащей рукой ножны клинка и отрицательно покачала головой.

– Сейчас поймешь.

Теперь голос матери прозвучал устало – еще одна пугающая перемена в ее характере.

– Я ведь рассказывала тебе, что они предложили нам сдаться? Проще было бы согласиться на все их условия. И тогда нам самим, нашим друзьям и подданным ничего бы не угрожало. Но это тоже будет символ, дурной символ. С его помощью враги еще больше возвысятся и еще сильнее унизят нас. Наше падение покажет нашим союзникам, всем жителям Звезды, что надежда не потеряна, что достойные люди должны бороться до конца и не отступать от своих принципов, что каким бы заманчивым ни казался другой путь, это будет неправильный путь. Теперь понятно?

– Наше падение… – Сори проглотила комок в горле, рыжеватое зарево на горизонте больше не казалось ей красивым. – Ты хочешь сказать…

Доспех матери снова сверкнул золотом в полутьме.

– Мы давно уже проиграли войну. Но даже у проигравшего всегда остается выбор: сдаться или продолжать борьбу без шансов на победу, просто потому, что правда на твоей стороне. А она действительно на нашей стороне, Сори, и пусть сегодня мы не сможем победить, но мы оставим другим надежду, что завтра все может измениться. Наша доблесть не умрет вместе с нами. Песни о героях минувшего потому и не забыты до сих пор, что настоящая доблесть проявляется тогда, когда победа кажется недостижимой, но ты продолжаешь бороться. Эту доблесть я и оставлю тебе в наследство, и ты должна сохранить ее, даже когда тебе страшно, когда ты сомневаешься в своих силах, когда кажется, что все потеряно. Мы не просто люди, Сори, мы символ. Все вместе и каждый из нас. И мы должны доказать, что это достойный символ.

Сори утешало лишь то, что взгляд матери был устремлен на пылающие поля, и поэтому леди Шелс не могла заметить слабость дочери. Обдумав смысл этого тягостного разговора, девочка спросила:

– Если мы собираемся сражаться, почему ты отсылаешь меня с Корбеном?

– Потому что нам нужен мученик, но только один. – Леди Шелс гордо вскинула голову и посмотрела на дочь так, что Сори наконец-то обо всем догадалась. – Когда мы спустимся вниз, я поведу людей в последнюю битву с кобальтовыми. Я встречу смерть на земле, политой потом многих поколений наших предков. А ты, дитя мое, отомстишь врагу за мою смерть. Ты поведешь в бой оставшихся в живых и не успокоишься до тех пор, пока не вернешь себе нашу землю. Пройдет время, и ты будешь управлять страной из этого замка, как управляла ею я, а до меня – моя мать, а еще раньше – ее отец. Ты должна жить так, чтобы стать символом торжествующей справедливости.

– Но зачем тебе умирать?! – Сори не заметила, как ее голос сорвался на крик. – Тебе приходилось сражаться и раньше, с теми же самыми кобальтовыми, и ты всегда… всегда…

– Возьми себя в руки, Сори! – одернула ее мать. – Все мы рано или поздно умрем; именно эта обреченность и отличает смертных от созданий Изначальной Тьмы. Ни один из тех, кто дышит сегодня, не сможет прожить два века, ни один смертный на всей Звезде, и все, что от них останется, – это символы для потомков. Я тоже смертная и поэтому погибну, сражаясь за то, во что верю. И когда настанет твой час, ты сделаешь то же самое. Сделаешь или нет?

– Да, сделаю. – Сори сморгнула последнюю слезинку, смело взглянула в горящие глаза матери и, хотя это было не совсем правдой, добавила: – Я все поняла.

– Вот и хорошо, – сказала мать, уводя девочку от парапета башни Юниуса. – Ты должна быть сильной, Индсорит, чтобы Кобальтовая королева со временем научилась бояться твоего имени. А теперь идем, я готова к последней схватке, твоя мать без трепета отправляется навстречу судьбе. Нам не суждено больше свидеться, дитя мое, так пусть наше прощание окажется достойным того, чтобы потомки сложили о нем песни.

Последние пламенные слова леди Шелс оставались с ее дочерью во всех испытаниях, что пришлось вынести девочке в последующие недели. Словно маяк, они освещали для юной Индсорит единственную спасительную дорогу в полной опасностей ночной мгле, когда она вместе с учителем фехтования убежала в Ведьмин лес и спряталась в заброшенной гробнице. Приспешники самозваной королевы отыскали их с Корбеном, но и после этого Индсорит продолжала верить словам матери, как темный народ верит проповедям Вороненой Цепи. Они с Корбеном сражались плечом к плечу, и учителя сразил удар боевого топора, но она не прекратила сопротивления, пока сама не оказалась на земле. Стыдясь, что ее захватили в плен живой, всего лишь с незначительными ранами, девочка на всем извилистом пути по Ведьмину лесу повторяла речь матери, словно молитву, словно покаяние в том, что не сумела стать достойным символом.

А потом девочку отвезли в Карилемин – трудовой лагерь, который так называемые имперцы соорудили среди выжженных полей к северу от Юниуса, и там Сори узнала, что клятвы матери так и остались неисполненными.

Леди Шелс помешали интриги Кобальтовой королевы.

Индсорит мучилась из-за того, что не оправдала ожиданий, но в то же время благодарила Падшую Матерь за счастье снова увидеть родителей и братьев. Они попали в плен к солдатам незаконной империи, и это, конечно, уязвляло гордость, но девочка верила, что все вместе они смогут справиться даже с таким унижением.

Однако у матери было другое мнение, она отказывалась принимать пищу и не разговаривала даже с собственной семьей. Однажды утром она с таким же безмолвным достоинством не подчинилась приказу охранника, а тот лениво взмахнул булавой и размозжил ей голову. Это произошло на глазах у всего лагеря. Отец, Аркон и Эсбен с отчаянными криками бросились к леди Шелс, а Индсорит осталась на месте. Все силилась понять, как это могло произойти, пока откуда-то не появилась рука Корбена, окатившая водой ее пылающее лицо.

После этого несчастья они почти не разговаривали друг с другом.

Вскоре отец умер от разрыва сердца, а может быть, это была просто могильная лихорадка.

Разве сумела бы Индсорит в одиночку защитить братьев от жестоких охранников? Согреть в зимние холода и накормить голодной весной?..

– Ваше величество?

Неожиданное вторжение не заставило Индсорит отбросить воспоминания, как если бы в них было что-то постыдное. Она плавно вернулась в настоящее, к бликам вечернего солнца на обсидиановом полу тронного зала. Индсорит была багряной королевой, Королевой Самота, Хранительницей Багряной империи и потому позволила себе мысленно вернуться в то утро, когда она проснулась и увидела рядом скорчившегося Аркона, холодного и безжизненного, как те камни, что они выворачивали из земли сбитыми в кровь пальцами.

– Ваше величество, – повторила аббатиса, – простите, что побеспокоила вас, но…

– В чем дело? – грубо ответила королева, раздраженная тем, что ей пришлось прервать воспоминания, так и не успев заново пережить еще более страшную гибель Эсбена, ее младшего брата.

Эти надоедливые цеписты становятся еще деятельнее с восходом луны и не досаждают Инсорит лишь в тех случаях, когда ей приходится стоять перед Черной Папессой, этой мерзавкой, гордо рассевшейся на Ониксовой Кафедре.

Впрочем, говоря откровенно, стерпеть присутствие аббатисы Крадофил было куда проще, чем иметь дело с папессой И’Хомой.

– Ее всемилость велела сообщить вам, что к вашему визиту в центральный Дом Цепи все готово, – произнесла непрерывно потеющая аббатиса сальным, словно монеты в кружке для пожертвований, голосом. – Она заверяет вас, что, если вы любезно согласитесь сопровождать ее прямо сейчас, ритуал закончится еще до полуночи.

– Значит, все уже готово?

Индсорит спустилась с мягких соболиных подушек, все ее мышцы затекли – она целый день провела в неподвижности. Несмотря на всевозможные ухищрения, трон остался чертовски неудобным, как и двадцать лет назад, когда Индсорит отобрала его у Кобальтовой Софии, – неудивительно, что старая ведьма была так рада избавиться от него.

– Полагаю, я не могу отказаться от приглашения под тем банальным предлогом, что ожидаю донесений от Пятнадцатого полка и хочу все-таки понять, что за демонщина творится у Языка Жаворонка?

– Я никогда не осмелюсь даже предположить, как следует поступить вашему величеству, особенно в столь неприятной ситуации.

Кроткий взгляд Крадофил блуждал где угодно, только бы не встречаться со взглядом королевы. Но каков ответ! Старая проныра наверняка знает о событиях на равнинах Ведьмолова не меньше, чем сама Индсорит или любой из ее советников, иначе не стала бы тратить время на лесть и заискивание, а постаралась выудить у королевы как можно больше подробностей.

– Нет, конечно, вы же слишком умны для этого. – Индсорит потянулась, готовясь к утомительной прогулке в Центральный Дом. – Скажите, аббатиса, скольким хозяевам вам довелось прислуживать в этом замке?

– Простите, ваше величество?

– Разумеется, И’Хоме и мне, раз уж нам с Черной Папессой приходится делить владения и титулы.

Крадофил с явной настороженностью ожидала продолжения, хотя Индсорит подняла пока только два пальца.

– А еще старику Шанату, пока он не уступил тапочки и митру своей племяннице. Вы ведь и ему служили? И когда он пытался свергнуть меня, и после этого, не так ли?

– Ч-что?..

Крадофил опасливо поежилась, когда Индсорит потянулась к ножнам с Лунными Чарами, лежавшим на подлокотнике трона. Мать настояла на том, чтобы первым оружием девочки стала бодомианская старинная спата, как повелось в их семье еще с Века Чудес, и хотя меч поначалу казался неподъемным, со временем Индсорит к нему привыкла, как и ко многому другому. Трудно в это поверить, но розыск имперцев, укравших у нее Лунные Чары, оказался самой сложной частью ее плана отмщения. Побег из лагеря не потребовал больших усилий, а низвержение Софии – и того меньше.

– Три господина – уже немало для одного слуги, но вы так стары, что у вас могли быть и другие хозяева. Тот, кто сидел на этом троне до меня, например.

– Король Калдруут не позволял скромной аббатисе даже приближаться к тронному залу, – ответила Крадофил.

– Но ведь не он был моим предшественником, верно?

Индсорит кивком разрешила двум служанкам войти в зал, чтобы помочь ей облачиться в нелепое парадное одеяние – черное бархатное платье, усеянное гранатами и рубинами.

– Вы ведь понимаете, о ком я говорю, или мне придется произнести это имя?

– Ни в коем случае, ваше величество, – торопливо залепетала Крадофил. – Но ведь я… не должна говорить, что служила ей. Она была еретичкой, убийцей и…

– А почему вы выразились именно так? – Индсорит всего лишь хотела уколоть аббатису, прервавшую ее воспоминания, но теперь вдруг проснулось любопытство. – Меня не интересует, что вы должны говорить, а что – нет, демон вас дери! Я просто хочу знать: вы и в самом деле служили Кобальтовой Софии, когда она была королевой?

Услышав запретное имя, одна из служанок ахнула, а другая едва не вырвала с мясом пуговицу, украшенную драгоценным камнем. Крадофил напоминала черепаху, попавшуюся на крючок рыболова. Аббатиса опустила глаза к солнечным бликам на обсидиановом полу.

– Один раз я встречалась с ней. Вот на этом самом месте. За месяц до того, как вы сокрушили эту самозванку, ваше величество.

– Продолжайте!

Индсорит оттолкнула перепуганную служанку и водрузила на свою утомленную голову Сердоликовую корону.

– Она… – Аббатиса выглядела сейчас такой же жалкой, как сестра Портолес в тот вечер, когда опозоренную боевую монахиню привели в тронный зал. – Поверженная Королева…

– Да говорите же! Я не собираюсь казнить вас за то, что случилось двадцать лет назад.

– Поверженная Королева обвинила меня в создании Нор. – Крадофил наконец-то осмелилась взглянуть в глаза Индсорит. – Еще король Калдруут приказал собрать всех выявленных анафем в одном месте, и Вороненая Цепь не смогла отговорить его от этой затеи. Когда… София заняла трон Калдруута, она первым делом попыталась сокрушить святую церковь, но Падшая Матерь помешала ее преступным замыслам. Не сумев сломить нашу стойкость, самозванка провела целый ряд немыслимых реформ, которые вы тут же отменили, как только освободили королевство, ваше величество. Все, кроме одной.

– И благодаря этой неотмененной реформе Цепь продолжала собирать армию ревностных неофитов из числа страннорожденных прямо у меня под носом? – Индсорит осушила бокал подсоленного вина, принесенный пажем, но отказалась от пирожка с кальмаром. – В жизни не догадаюсь, зачем это понадобилось.

– Норы выжили исключительно благодаря моим стараниям и упорству, – заявила аббатиса, раздуваясь от так свойственной Вороненой Цепи беззастенчивой спеси. – Я знаю, что у вас были некоторые мелкие разногласия со святым престолом, ваше величество, но это, разумеется, не моя забота.

– И не моя, по крайней мере в настоящую минуту.

Индсорит не испытывала желания ворошить это старое неприятное дело. Когда она узнала, какими методами Цепь «исправляет» страннорожденных, и попыталась положить этому конец, Шанату наотрез отказался что-то предпринимать. Один конфликт потянул за собой следующий, и все закончилось гражданской войной. Ничего хорошего это не принесло ни королеве, ни страннорожденным – в выигрыше остались только наемники, кузнецы и, как обычно, Вороненая Цепь… А теперь надвигается новая война, потому что так бывает всегда. Подумать только, еще несколько лет назад Индсорит была убеждена, что если Шанату сменит его юная племянница, это принесет наименьший вред королевству…

– Полагаю, даже самый низменный демон не потерян для нас, он тоже может обрести благословение Падшей Матери, – добавила Крадофил то ли для того, чтобы заполнить паузу, то ли в самом деле считая этот довод убедительным. – И лишь благодаря милосердию Вороненой Цепи эти жалкие создания остались целы.

– Или близко к тому, – поморщилась Индсорит, вспомнив, какие раны нанесли сестре Портолес лекари Цепи, удаляя все признаки ее страннорожденности.

Это было глубокое эмоциональное потрясение, и оно заставило королеву целиком и полностью довериться злосчастной боевой монахине, с которой познакомилась всего час назад. Один испуганный взгляд подсказал Индсорит, что она приобрела самого могущественного союзника на всей Звезде – и самого опасного к тому же, свято преданного как добру, так и злу. Разумеется, Портолес могла предать свою королеву из-за беспричинной и неуместной веры в Вороненую Цепь, но Индсорит дала бы голову на отсечение, что бедная девочка не сделает этого, по крайней мере, не сделает предумышленно. В мире, полном коварства и жестокости, добрые намерения должны что-то значить. Иначе что может сказать сама Индсорит в оправдание бесчисленных убийств, совершенных имперскими солдатами за двадцать лет ее правления? Каким символом стала она за эти годы?

– Новости, ваше величество! Новости большой важности!

Заходящее солнце заливало светом тронный зал, и Индсорит щурилась. Она узнала голос, но все еще не могла поверить, что девчонка осмелилась явиться сюда.

– Ваша всемилость! – воскликнула Крадофил, подтверждая, что темный силуэт, возникший на открытой галерее тронного зала, действительно принадлежит И’Хоме.

Соплячка пришла не одна, ее сопровождало полдюжины охранников. Под лоснящимся меховым плащом папессы не было никакой одежды, бледные щеки и лоб украшали полосы свежей крови, но еще сильней, чем эта ритуальная раскраска, пугал изогнутый бронзовый кинжал с рунами на клинке, с которого падали на пол багровые капли.

– Такая важная новость, что вы врываетесь в мою галерею с невысохшей кровью на кинжале? – возмутилась Индсорит. – Куда бы я ни опаздывала, ко мне вы не войдете.

Однако священница все же вошла. Зубы И’Хомы сверкнули в усмешке ярче, чем солнце на клинке, когда она приблизилась к багряной королеве. Грозная гвардия, которая должна была стоять у дверей и по крайней мере объявить о появлении папессы и ее свиты, куда-то запропастилась, так что Индсорит лишь с недоумением оглядывалась по сторонам, пытаясь понять, что бы это могло означать. Нечто подобное случилось, когда она, еще по пути к власти, встретилась лицом к лицу с сорока семью убийцами. Но даже в самых диких фантазиях она не могла представить, чтобы И’Хома попыталась чего-то добиться от нее силой оружия, – должно быть, девчонка совсем рехнулась, если возомнила, что здесь можно действовать так же, как она привыкла у себя на юге.

– Я давно догадывалась, что ваша всемилость не дружит с головой, но недооценила степень безумства, – произнесла Индсорит, выхватывая Лунные Чары из ножен.

Однако готовность к схватке с дерзкой девчонкой тут же испарилась. Руки отяжелели, движения замедлились, голова затуманилась. Определенно, в вино было подмешено что-то еще, кроме соли, сильное зелье, сумевшее так быстро одолеть ее.

– Даю вашей всемилости последний шанс одуматься. Имейте в виду, что…

– Свершилось! – завопила И’Хома, дико размахивая руками, так что плащ на ее плечах сделался похожим на крылья облезлого нетопыря. – Пятнадцатый полк настиг Кобальтовый отряд на равнине Ведьмолова. Война окончена, мы победили!

– Мы… Как вы сказали?

Индсорит догадывалась, что вопли о новостях большой важности предвещают хвастовство. Постепенно вырисовывались детали картины, словно причудливые камешки на дне быстрого ручья. Слишком поздно разобралась королева в замыслах мерзкой девчонки.

– Вы… вы сговорились с Хьорттом? Добились, чтобы он атаковал кобальтовых без моего разрешения и его победа досталась вам, а не мне? А теперь пришли убить меня?

– Его победа?

И’Хома резко рассмеялась и хотела добавить что-то еще, но в тот же миг Индсорит набросилась на нее. Быть отравленным и преданным – обычная доля монарха, но только не осмеянным. Пусть заговорщики попробуют ее прикончить, пусть попытаются издеваться над ней, но только не то и другое сразу.

Даже шатаясь от отравленного вина, Индсорит наверняка пронзила бы первым же выпадом перепуганную соплячку, если бы не помешал один из охранников. Дюжий мечник отбросил королеву в сторону, а на помощь ему уже спешил второй монах, с боевым молотом в руках. Индсорит с разворота полоснула по ноге мечника и снова попыталась раскроить физиономию И’Хомы, но молотобоец уже был рядом, и ей снова пришлось изменить направление удара, прорубив пальцы монаха до самого древка оружия. Двое других охранников хотели взять ее в клещи, И’Хома тут же юркнула им за спину, а Индсорит еще успела проткнуть кольчугу одного противника и разбить локтем нос другому, прежде чем ее повалили.

К несчастью, ни яд, ни удары рукоятью меча не смогли убить королеву, так что ей пришлось вытерпеть еще одно унижение, когда Черная Папесса наклонилась и сдернула Сердоликовую корону с раскалывающихся от боли висков.

– Ох, Индсорит, – печально вздохнула И’Хома.

Вместо того чтобы надеть трофейный венец, она опустилась на гладкий пол, положила голову обессиленной королевы к себе на колени. Безумная жрица провела ладонью по щеке Индсорит, но та не могла и пальцем пошевелить, чтобы помешать этому, даже если бы очень хотела… Что еще хуже, прикосновения И’Хомы показались ей нежными, утешающими, материнскими.

– Боюсь, вы все неправильно поняли, впрочем, как и всегда. Я пришла не для того, чтобы убить вас, и Хьортт вовсе не одержал победу. Во всяком случае, не в том примитивном смысле, что ему доступен. Я говорю о чем-то гораздо большем, частью чего вам предстоит сделаться, точно так же как и мне. Мы обе примем участие в этой игре и, не сомневаюсь, станем в конце концов близки друг другу, как родные сестры. Даже еще ближе!

Индсорит казалось, будто она катится под гору со связанными руками, с каждым мгновением разгоняясь все сильнее, навстречу двум черным бездонным ямам – поглотившим весь мир глазам И’Хомы. Черная Папесса наклонилась к королеве, и та поняла, что кровь вовсе не размазана по щекам ее всемилости, а сочится из сияющих глаз, словно размытая дождем боевая раскраска. Дыхание И’Хомы отдавало сырым мясом и уксусом, когда она поцеловала Индсорит в лоб, а затем прошептала на ухо:

– Все грехи прощены, сестра. День Становления подходит к концу, и Затонувшее королевство поднимается из морских глубин. Падшая Матерь вернулась и ждет нас на блаженной земле, дарованной нам ею. С господством смертных покончено. Наш долг исполнен, Индсорит!

Слова достигали слуха королевы, но поначалу пролетали мимо сознания – еще одна бессмысленная религиозная болтовня. Индсорит заметила лишь, как И’Хома подняла корону, сверкнувшую в последних лучах солнца, и швырнула в сторону галереи. Корона несколько раз скакнула по обсидиановому полу, затем притормозила и остановилась на самом краю, даже чуть свесившись за край, словно в аристократической забаве на свежем воздухе. Но все же не удержалась, медленно перевалилась через кромку и исчезла из виду. Сердоликовая корона, катящаяся по мостовой Диадемы, – самый жуткий из всех возможных символов, если воспользоваться излюбленным словом матери.

Наконец Индсорит уловила в словах Черной Папессы некий тревожный смысл, но так и не смогла пошевелить пересохшим языком, чтобы задать напрашивающийся вопрос: если с господством смертных покончено, кто теперь будет управлять страной?