Глава 6
Задержались у подножия горы. Разлеглись на опавшей хвое – благо погода сухая, лежать тепло, приятно, можно даже подремать. Если бы еще не комары, надсадно жужжащие над ухом, было бы совсем хорошо.
За час до рассвета все разом поднялись, и что удивительно – никто не брякнул оружием, не зазвенел монетами в кошельке. Видимо, помнили о том, как Хозяин обещал содрать шкуру с того, кто испортит поход своим дурацким поведением. А может, наконец-то поняли, что все не так просто, как кажется на первый взгляд, и что поход не будет веселой прогулкой. Достаточно вспомнить, как легко расправился тот парень с двумя бойцами прикрытия воровской группы. Они были тут же – у одного только-только срослась челюсть, у второго на месте передних зубов зияла прореха. Если первый не пожалел денег на лекаря и срастил кости челюсти, то второй денег пожалел, решив, что зубы – не такая уж и большая ценность, можно пока походить и так, с голыми деснами.
Шли медленно, осторожно, опасаясь ловушек, – не хотелось бы получить заостренную палку в мягкий живот или отравленную стрелу в нежный пах. А то, что это вполне вероятно, знал каждый из участников похода, даже Ловкач, который, показав тропу, тащился теперь позади отряда, дрожа то ли от страха, то ли от возбуждения, то ли от всего сразу.
Во главе отряда шел Умник – советник и брат Хозяина, отец того парня, из-за которого все и началось. Будучи на самом деле человеком неглупым и притом весьма осторожным, он, перед тем как идти в поход, купил специальных капель, многократно улучшающих ночное зрение, и теперь темная ночь ему казалась светлым днем, тем более что горизонт уже светлел буквально на глазах. Солнце в горах и в лесу неожиданно исчезает и так же неожиданно появляется – будто некто включает и выключает яркий-преяркий фонарь. До рассвета не так уж и далеко.
Ловушек никаких не оказалось, и к тому времени, как горизонт порозовел, отряд оказался на широком лугу, гладком, как стол, покрытом низенькой шелковистой зеленой травой. На лугу спрятаться было негде, так что отряд рассыпался по кустам орешника, густо усеявшего края поляны справа и слева от тропы.
Большой бревенчатый дом был тих и спокоен – ни огонька, ни движения. Темный, сонный, он казался совсем нежилым, но… ночью все бараны одного цвета. Жертва сейчас спит глубоким сном. Самый сладкий сон – под утро, и никому не хочется просыпаться в это предутреннее время. Совсем никому.
Умник поискал взглядом Ловкача, не нашел и болезненно поморщился. Сбежал, скотина! В принципе он сейчас особо-то и не нужен, место показал, а в бою от него толку мало, вернее – совсем никакого. Труслив и слаб. Можно потом его оштрафовать, выплатить в награду вместо десятка золотых – один. Обвинить в том, что самовольно покинул отряд, не спросив разрешения командира. Да, так и надо будет сделать! Нечего разбрасываться деньгами, обойдется!
– Умник! Умник! – раздался шепот сзади. Обернулся, увидел Курчавого, взволнованного, вытаращившего глаза, как кот, усевшийся гадить.
– Чего?! Я же сказал – молчать! – прошипел Умник, снова отворачиваясь к дому – Ты что, не слышал приказа?!
– Трое пропали, Умник! – выдохнул Курчавый, обдав Умника сладким падальным запахом гнилых зубов. – Троих нет! Тех, что шли сзади!
– Троих?! – поразился Умник, неверяще помотав головой. Если бы пропал один Ловкач, это было бы понятно, он всегда смывается, когда пахнет драчкой, но двое его, Умника, парней?! Он специально поставил их замыкающими – опытные головорезы, бесстрашные в своей звериной жестокости! Они бы никогда и никуда не сбежали!
– Командир, я что-то чую! – Один из наемников подполз к Умнику и, поднявшись на колени, осматривал луг, как змея, выбирающая жертву. – Тут что-то есть! Или – кто-то есть! У меня небольшие магические способности, ничего особенного, но чувствовать я могу! Кто-то прячется под магической иллюзией!
Наемник приподнялся, оперся на вытянутые руки… и вдруг глухо ойкнул, даже не ойкнул, а резко выдохнул и ткнулся головой в траву. Умник секунду смотрел на упавшего, а потом резко откатился в сторону, остановившись только тогда, когда в бок уперся ствол старого ореха. В глазах у него стояла картинка – открытые глаза наемника, а между ними – блестящий диск метательной звезды, острые лучи которого были темными от нанесенного на них подозрительного налета. Яд! Мгновенного действия яд!
Люди вскрикивали, вскакивали, падали – все происходило в невероятной, пугающей тишине – ни криков, ни лязга оружия, их просто убивали. Эффективно, быстро и невероятно страшно. Страшно потому, что никто не видел, откуда летели смертельные снаряды и кто их пускал.
Один из наемников, успевших опустить забрало шлема, вдруг взмахнул рукой, и в воздух взвилось облако желтоватой пыли, похожей на пыльцу какой-то травы или цветка. Пыль сверкнула в первых лучах солнца, вспыхнула, будто язык пламени, и на площадке каким-то образом проявилась фигура человека – худого, высокого, стоявшего в такой позе, будто он собирался что-то метнуть.
– Вот он! – крикнул Умник. – Взять его! Убить его!
– Сзади! Еще один сзади! – послышался чей-то голос, и, обернувшись, Умник разглядел и второго – плотного широкоплечего парня, похожего на призового борца или грузчика. Обманчивая полнота, скрывающая могучие пласты мышц, готовых выдать невероятную, потрясающую мощь. Умник встречал таких людей на своем жизненном пути и предпочитал убивать их издалека. Попасть в захват такому ублюдку было бы опрометчивым и глупым деянием!
– Арбалеты! Пращи! – скомандовал Умник, но, когда бойцы начали исполнять приказание, два неизвестных человека уже нырнули в густые заросли, исчезнув с глаз наблюдателей так же быстро, как если бы их взяли за шкирку и выдернули в Преисподнюю. Вот только что стояли и… рраз! И нет этих двоих!
– К дому! – прорычал Умник, взглядом окидывая оставшееся у него воинство. – Спалить дом! Сжечь его! Все в круг! Смотрим! Стрелять по первому подозрительному движению! Пошли!
На ногах остались десять человек – он, Умник, одиннадцатый. Четверо наемников, чернокожий со своим дурацким серпом и еще несколько парней – один из них тот, кому худой убийца некогда сломал челюсть. Напарник его уже лежал на земле с погрузившимся в горло по самую рукоять метательным ножом.
Тихо. Вокруг – никого! Чистая лужайка, залитая светом утреннего солнца, шум водопада, клекот ручейка, булькающего в ямках, выбитых в камне за сотни и тысячи лет, – красота! Этот пейзаж портили лишь трупы, устилающие выход с поляны…
– В центр луга! Отойти от зарослей! – скомандовал Умник, сообразив, куда исчезли нападавшие. – Наемники! Готовьсь! Двигаемся к дому!
Встав в круг, отряд двинулся по лугу, передвигаясь мелкими приставными шагами. Тяжеловооруженные наемники, закованные в кольчужную броню, прикрывали самого Умника, двигавшегося в центре круга.
Вот когда он проклял свою жадность! Ну что стоило взять двадцать таких вот наемников вместо толпы перепуганных идиотов?! Один наемник погиб, да, но эти были спокойны, так, будто ничего и не произошло! Они были островками надежности в море страха, и от них чувство уверенности переходило и на остальных бойцов отряда.
Чак!
Небольшая стрелка врезалась в ногу одного из наемников с глухим мясным стуком – маленькая такая стрелка, невидная. Но этот наемник вдруг зашатался, беспомощно замахал руками, будто хватаясь за воздух и пытаясь остановить улетающую душу, и упал, замерев тряпичной куклой на зеленой траве луга.
Чак! Чак! Чак!
Стрелы сыпались одна за другой – мелкие, будто игрушечные, но от них не спасала ни одежда, ни броня – они вонзались в незащищенные места, попадали в самые маленькие отверстия в броне с невероятной, феноменальной точностью, невозможной для любого из людей! Один из наемников был убит стрелой прямо в глаз – через смотровую щель глухого стального шлема. И это было страшно.
Пока двигались к дому – осталось на ногах только трое. Умник, один из наемников и чернокожий со своим серпом. Было видно, где они шли, – след из перекрученных смертными судорогами трупов тянулся от зарослей. Пять шагов – труп. Еще пять – еще труп. И так все восемь человек.
– Трусы! – завопил Умник, чувствуя, как его накрывает волна горячей, красной ярости. – Выйдите и сражайтесь, как подобает мужчинам! Жалкие твари!
Стрелы перестали лететь, воцарилось молчание. Умник и оставшиеся в живых бойцы оглядывались по сторонам, ожидая смерти, но ее все не было и не было. И у Умника вдруг проснулась надежда – а может, оставшиеся выживут? Возможно ли как-то договориться?!
– Эй, давайте поговорим! Я заплачу! Выкуп заплачу! Много! Я важный человек! Мы хотели просто поговорить, а вы на нас напали! Мы не хотели ничего плохого! Эй, давайте говорить!
Главное – выжить. Главное – уйти. А уж потом можно будет снести этот гадюшник, выжечь его каленым железом! И следа не останется от тварей! О-о-о… как хочется сюда вернуться! Наказать мразей! Только еще нужно уйти…
Две фигуры появились с разных сторон – одна повыше, другая пониже, поплотнее. На лицах что-то вроде масок – видны только глаза. Одеты в свободные полотняные куртки, штаны, стягивающиеся у щиколоток. На ногах – мягкие кожаные ботинки. Видно, что мягкие, – облегают ногу, как вторая кожа.
Под ложечкой засосало – в памяти вдруг шевельнулось воспоминание, где-то он уже слышал про таких людей! Вот! Вспомнил! «Тени»! Так их называют! Убийцы! Якобы из гильдии убийц! Легенда, конечно. Парни решили попугать, надеть на себя одежду легендарных персонажей. Дураки! Время уже не то! Никто в такую чушь уже не верит!
– Эй, давайте поговорим! – начал успокаиваться Умник. – Кто старший? Подойди, все обсудим!
– Я старший… – Негромкий, приятный голос. Из дома вышел старик – седая борода, седые волосы, схваченные в хвост на затылке. Одет просто – свободная рубаха, свободные штаны. На лбу, на скулах видные из-под бороды шрамы. На руках тоже шрамы – но вначале Умник увидел два меча, узкие, блестящие, со слегка изогнутым концом. Мечи аристократа, дуэльные мечи. То, как старик их держал, выдавало его умение пользоваться этими штуками. Опытный мечник Умник понимал толк в этом деле. Когда-то он и сам был наемником – по глупости, присущей всем мальчишкам, ищущим приключений на свою тощую задницу. Хорошо еще, что вовремя одумался, дезертировал и прибился к шайке брата. Иначе бы… гнил бы сейчас где-нибудь в чужих краях, сложив голову во славу капитала нанимателя. Ну ее к демонам, такую работу! Кстати, в наемники и пошел-то, глядя на брата, бывшего уже в отряде вольных солдат. Только тот раньше понял, что наемники долго не живут…
– И что же ты мне хочешь сказать? – Старик поигрывал мечами, будто любовался их серебряным блеском. А может, и любовался, почему бы и нет. Хорошие мечи. На первый взгляд простые, но Умник видел морозный узор на этих клинках. Дорогие мечи!
– Я предлагаю, чтобы вы меня отпустили, а я вам за это пришлю выкуп!
«Нет, ну а что еще сказать? Глупо звучит, да, но как-то надо же выбираться?» – оправдывался перед самим собой Умник. Затем миролюбиво пояснил:
– Мы не хотели на вас нападать, просто шли к водопаду, я решил прогуляться, взял с собой охрану! Вот и все! Мы нарушили ваш покой, вы нас за это наказали – ну и хватит! Если отпустите, я пришлю вам выкуп.
«Демона лысого я вам пришлю! На лопате! И дерьма!» – мысленно продолжил он свою речь.
– Ты что, идиот? – Старик презрительно скривился, недоверчиво помотал головой. – И ты главный у этих людей?! Тогда какими идиотами должны быть они сами, чтобы ими управлял такой вот… придурок! Ты что, не понимаешь, что отсюда никуда не уйдешь? И что речь сейчас идет только о том, умрешь ли ты быстро, без мук, или тебя медленно разрежут на кусочки мои парни?
– Что, опять будете бросаться ножиками из зарослей? – ощерился Умник. – Только на это у вас и хватает смелости!
– Зато у вас хватило смелости подкрадываться посреди ночи к чужому дому, вероятно, очень хотелось пожелать нам доброго сна, да, дебил? Эй, парни, выяснили, кто это такие и зачем они шли к нам?
– Выяснили, учитель. – Голос негромкий и какой-то шипящий, будто параллельно с говорящим шипела змея. Брр… какой противный голос!
– Шли они, чтобы наказать нас за то, что мы убили воришку, срезавшего твой кошель. За то, что мы избили членов воровской шайки. Ну… вот и все. Мы допросили кое-кого из их отряда. Жалкая и глупая цель – мстить за жалкого воришку.
– Вы убили моего сына! – яростно выдохнул Умник. – Твари! Зачем было убивать?! Отобрали у него свой кошель, ну и ладно – работа его такая, воровать, а ваше дело – не позволять ему вас обокрасть! Но убивать-то зачем было?! Смерть рождает смерть! Если вы нас убьете, мой брат придет и убьет вас! Вырежет всех! Он знает, что мы здесь! И вы никогда не будете жить спокойно!
– Он правду говорит, учитель, – пожал плечами высокий. – Это его сын, и действительно человек по кличке Хозяин будет за него мстить. А может, и не будет. Но в любом случае ничего хорошего из этого не получается!
– А зачем вы его убили? – Умнику показалось, но голос старика был недовольным, и у вора снова проснулась надежда.
– А что, надо было церемониться с ним? – явно удивился высокий. – Я должен был его остановить, и я остановил. А то, что у него череп такой хрупкий, так это надо сказать спасибо отцу и матери, они родили такого убогого придурка!
– Я тебе кишки вырву! – прошипел Умник и тут же осекся. Не то время и не то место, чтобы кому-то угрожать. – Ладно, давайте забудем! Мы уходим, и все! А за беспокойство – сто золотых! Пришлю сегодня же!
– А тысячу не пришлешь? – задумчиво спросил старик, поигрывая узкими клинками, отбрасывающими блики на сырую траву. – Или две?
– Это очень много! – притворно возмутился Умник, пряча глаза. – Но раз ты так говоришь… хорошо, две тысячи! Две!
– Или три? – вздохнул старик, и губы его сложились в тонкую улыбку – Три выдержишь?
– Пусть три! – в отчаянии согласился Умник, прекрасно понимая, что над ним нагло глумятся. – Клянусь, сегодня же выкуп тебе принесут!
– Ты мечом владеешь? – вдруг спросил старик. – Умеешь в руках держать?
– Ну-у… умею! – кивнул Умник, опуская взгляд на свой меч. – И что?
– Я предоставлю тебе возможность уйти. Сразись со мной один на один и, если победишь, уйдешь. И никто тебя не тронет. Не тронете, ребята?
– Не тронем! – кивнули оба человека в масках, и Умник почувствовал облегчение – неужели?! Он сразу заметил, когда старик выходил из дома, – он хромой! Этот старик хромой!
– Я согласен! – кивнул Умник и потянул с пояса длинный кинжал, почти короткий меч. Основной меч – широкий, недлинный, заточенный до остроты бритвы – все это время был у него в руках.
– А что с нами? – глухо спросил наемник из-под надвинутого на глаза шлема. – Я так вообще ни при чем! Я наемник, меня наняли защищать вот этого! – Он кивнул на Умника. – У меня к вам никаких претензий. Я отрабатываю свои деньги, вот и все.
– И я! Я всего лишь простой боец! – взвыл чернокожий. – Отпустите нас! Мы никому ничего не скажем!
– Постойте пока, с вами потом разберемся, – хмыкнул тот, кого убийцы назвали учителем, и захромал к середине луга. – Сюда иди, ты, ночной бродяга! Покажи, что умеешь! А вы, парни, следите за этими двумя – чтобы не сбежали.
Умник медленно, расслабленно и осторожно добрел до старика, стоявшего в свободной позе посреди луга, замер в трех шагах от него, внимательно глядя, как тот тяжело опирается на слегка согнувшийся под тяжестью навалившегося тела тонкий клинок. Этому «учителю» явно было тяжело стоять из-за больной ноги, и это вселяло огромную надежду! Ведь в мечном бою половина успеха зависит от ног! От того, как двигаешься, как умеешь вовремя увести свое тело из-под удара! А тут что? Он даже двинуться не сможет как следует! Руби, бей его как хочешь!
Умник метнулся вперед, подсекая мечом ноги глупого старика и целясь кинжалом ему в бок, но тот каким-то непостижимым образом успел парировать все удары, и Умнику ничего не оставалось, кроме как отпрыгнуть назад. Он почувствовал, как ухо обожгло болью, не очень болезненно – так всегда бывает в горячке боя. Тебе нанесли рану, но ты ее не чувствуешь, пока все не закончится. Азарт – великое дело!
Почувствовал, как по шее потекла горячая струя, потрогал ухо… и не нашел его. Посмотрел под ноги старика и увидел розовый кусочек плоти, некогда бывший его ухом.
Старик заметил взгляд, нехорошо улыбнулся:
– Ты что-то потерял? На, забери свое!
Он наколол ухо на кончик меча, ловким движением метнул отрубленную плоть в лицо ее хозяина. Ухо не долетело, ударилось в грудь Умника, и тот вышел из оцепенения, заревев, как разъяренный бык:
– Ах ты гад, мразь, тварь! Да я тебя на куски порву, крыса помоечная!
Гнев в дуэли плохой советчик, и, когда острая сталь рассекла Умнику глотку, лишив возможности дышать, старик назидательно сказал, отталкивая зажавшего рану соперника от себя брезгливым, спокойным движением:
– Нельзя бросаться в бой, не используя голову! Думать надо! Нельзя недооценивать противника! Но утешься тем, что тебя просто убили – честно, красиво, в поединке, – а не запытали до смерти. И не отравили ядом, который сделал бы тебя стонущим от боли куском мяса. А еще гордись – тебя убил один из лучших фехтовальщиков этой страны! А скорее всего – лучший! Так что для тебя это должно быть честью!
Старик вытер меч об одежду упавшего соперника и спокойно побрел к дому, думая о том, насколько уровень фехтования простолюдина, воспитанного на улице, отличается от уровня аристократа, с детства ежедневно тренирующегося в воинских искусствах. И что говорить тогда о том, кто жизнь свою посвятил фехтованию, как сделал он, Ангус? В свободное от занятий магией время, конечно. Он бы мог убить этого дурака в первую же секунду, но решил немного позабавиться – например, отрубить ему оба уха. Но потом устыдился и не стал глумиться над тупым горожанином, просто взял и убил его, чисто и красиво. И это правильно! Не надо превращать великое искусство фехтования в какую-то мясорубку! Это унижение для фехтовальщика!
– Учитель, а что делать с этими? – подал голос кто-то из парней.
– Хм… убейте их! – махнул рукой «старик» и, волоча по траве мечи, пошел дальше. Он не хотел смотреть, как убивают оставшихся в живых бойцов отряда. Он вообще уже о них забыл. Есть вопросы и поважнее, чем жизнь тупых наемников.
Сделав пару шагов, вдруг остановился, быстро обернулся:
– Стойте! Подождите! Не трогайте их… пока!
Убийцы застыли на месте, как и их жертвы, уже стоящие в боевой стойке. Они решили подороже продать свои жизни – если получится, конечно.
– Эй вы! – «Старик» развернулся, подошел к врагам – не совсем близко, но достаточно, чтобы говорить не повышая голоса. И стоял теперь так, чтобы не перекрывать траекторию выстрела из духовых трубок своих телохранителей.
– Если вы сейчас сдадите оружие и согласитесь сдаться в плен – останетесь живы. Я обещаю вам!
– Ты обещаешь нам?! – со странным, непривычным акцентом спросил чернокожий. – А кто ты такой, чтобы мы тебе верили?! Твои слова ничего не стоят! Мы опустим оружие, и ты нас убьешь!
– Я и так могу вас убить, – пожал плечами Ангус, морщась от боли в ноге. Перетрудил, когда бился с главарем отряда. – Стоит мне приказать моим людям, и вам конец. Не спасут ни броня, ни твой дурацкий серп. Вы умрете так же, как и все остальные, и вас закопают вон там, в овражке. И вас будут есть черви. А если сдадитесь – ВЫ будете закапывать своих товарищей на корм червям. Вот и вся разница. А потом я вас отпущу.
– Ни за что! – запальчиво воскликнул чернокожий, но наемник грубо его прервал:
– Заткнись, болван! – И тут же обратился к Ангусу: – Уважаемый, насколько я могу тебе верить?
– Настолько, насколько можешь, – хмыкнул Ангус. – Если не сдашься, гарантированно умрешь. Ты это прекрасно понимаешь, я вижу, что ты опытный воин. А если сдашься, у тебя есть шанс уцелеть. Вдруг я говорю правду? Честно сказать, я хотел всех вас убить, как и остальных, но у меня есть к вам предложение.
Он помолчал, будто ожидал закономерного вопроса: «Какое?» – не дождался и довольно-таки равнодушно продолжил:
– Я вас немного заколдую, чтобы вы не могли нанести мне… нам какой-либо вред, и вы пойдете по своим делам. Все!
– А если мы вернемся с подкреплением, ты не боишься? – глухо из-под шлема спросил наемник, и Ангус уже слегка раздраженно пожал плечами:
– Я же сказал! Вы не сможете сделать ничего, что может нанести мне вред! Я об этом позабочусь!
– А с чего такое человеколюбие? – с подозрением в голосе поинтересовался наемник. – Всех убил, а нас вдруг пожалел? Как-то не вяжется!
– Вот что, парень, или ты веришь, или отправляйся в Преисподнюю! – уже зло прикрикнул Ангус. – Я сказал уже: ты будешь жив, здоров, и все, что я изменю – это твое отношение ко мне! Ты никогда не сможешь нанести мне вред! И если я попрошу мне помочь, ты мне поможешь! Сделаешь то, что я скажу! Бесплатно! И по собственному желанию!
– Вот оно как… – неопределенно протянул наемник. – Теперь понятно. Заколдовать нас хочешь, превратить в рабов. Выбор такой – или сдохнуть, или стать рабом! Ну что выберешь, Арага? Помереть тут или стать слугой этого старикашки?
– Я сдаваться! – с дичайшим акцентом бросил чернокожий и со всего размаха всадил свой серп в мягкую землю. – Хочу жить. Я ему верю. Люди не хотеть убивать, если хороший раб. А я хороший раб! Сильный воин! Не желаю гнить земля! Только это… господин, ты дал слово! Не сдержишь – я тебя прокляну! И твою душу заберет демон Хубабва!
– Он давно забрал мою душу… – грустно вздохнул Ангус и, глядя в расширенные от страха глаза чернокожего, тут же поправился: – Да шучу я, шучу! Шутка, болван! Моя душа при мне! Только вот… – Он посмотрел в глаза чернокожего, опомнился. – М-да. Не твоего ума дело.
– Я тоже сдаюсь! – Наемник снял шлем и открыл миру полуседую голову, «украшенную» шрамом от лба до самой макушки. Шрам стянул кожу, и правая бровь наемника слегка приподнялась, так что казалось, будто ее хозяин чему-то внезапно удивился, да так и замер в эдакой странной гримасе. А в остальном – обычный сорокалетний мужчина, битый и тертый, с прищуром темных, умных глаз человека, видевшего все и вся и теперь уже ничему не удивляющегося.
– Заберите у них оружие… свяжите их – на всякий случай. И проводите в дом.
Ангус снова побрел к дому, уже не глядя на то, как его «карманные» убийцы разоружают пленников. И правда, зачем убивать, когда можно сделать их лояльными? И не просто лояльными – абсолютными рабами!
Нет, не смогли выбить из него эту тайну, не смогли! И никто теперь не знает этого секрета, никто! И никто не узнает…
Ангус проснулся уже к вечеру. Солнце стояло еще довольно высоко, однако ночь уже прячется за горой, ждет своего часа. Почти весь день проспал, и теперь голова гудела, как пустой горшок.
Тот, кто скажет, что колдовство простое дело, полнейший болван! После трех сеансов высшей магии голова трещит так, будто в ней бьют молотками сотни бессердечных кузнецов, а во рту вкус такой, будто эти самые кузнецы все скопом там испражнились. Отвратительно! Хотя надо признать, что, когда выпускаешь заклинание, ощущение сродни оргазму. Ну-у… это не совсем оргазм, да, но… очень, очень приятно. Нет, даже не так, вот с чем можно сравнить: ты пьешь вкусное вино, у тебя приятное опьянение, тебе хорошо! А потом наступает похмелье! И чем большее удовольствие ты получил, тем страшнее будет твое похмелье! Чем сильнее было заклинание, тем… ну, понятно.
В общем, Ангус выполз из постели уже к ужину, разбитый, больной, как старый, весь в трещинах кувшин. Чтобы склеить его воедино, нужно было употребить некое лечебное средство, но… «кувшин» не хотел этого делать. И не потому, что боялся Братства. Сам не хотел. Отвыкать надо от желания при каждой головной боли, при каждом нервном потрясении тянуть руку за кувшином с таким «сладким», желанным, отвратительным, смертельным содержимым. Он не какой-то там портовый наркоман! Он маг, величайший маг этого времени!
Леван и Хесс работали в детской – видимо, отскребали комнату от сажи. Когда Ангус вошел в кухню, они тут же выскочили, испачканные сажей, чумазые до самой макушки, и с ожиданием уставились на учителя – что тот скажет?
Сказать ему было не то чтобы нечего – просто неохота говорить. Он был раздражен всем, в том числе и цветущим видом двух кровожадных убийц, так умело прикидывающихся простачками. Но Ангус подавил раздражение усилием воли, понимая, что это чувство возникло у него только потому, что он сейчас страдает от головной боли и не может думать ни о чем, кроме как о снятии этой самой проклятой боли! А потому побрел в лабораторию, не удостоив своих «слуг» ни словом, ни даже взглядом.
Есть после сна пока не хотелось, а простое, не наркотическое снадобье от головной боли – не такая уж и сложная штука. Все ингредиенты есть. Поработать с полчаса, наколдовать на кувшин – и можно жить спокойно. Конечно, это не наркотик, того глотнул разок – и забылся в сладкой дреме, но боль утихомирить вполне себе возможно.
Через час он снова сидел в кухне и дожидался, когда Хесс разольет по чашкам горячий травяной отвар, а Леван даст отчет по всему, что происходило в доме и вокруг, пока он, Ангус, спал.
– Ну что же, рассказывайте, коварные убийцы! – ухмыльнулся Ангус, глядя на каменные лица подчиненных. – Ладно, ладно! Шучу я! Не обижайтесь. Хотя на что обижаться? Вы и есть убийцы. Притом коварные. Давайте-ка с самого начала, я что-то не понял, откуда ты, Хесс, узнал о приближении отряда!
– Я когда шел… домой, – незаметная пауза, но Ангус ее заметил, – поставил на тропе сигнальный «маяк». – Хесс равнодушно пожал плечами. – Мы все-таки маги. И кое-какие заклинания у нас есть, о которых ты, учитель, и не знаешь.
– Упущение… – хмыкнул Ангус. – Потом научите меня вашим заклинаниям. Итак, продолжай!
– Когда отряд шел, заклинание сработало. У меня в голове зазвенело – как в колокол ударили. Ну я и поднял Левана. А потом тебя. Мы обошли их с тыла и воспользовались заклинаниями иллюзий. Маскировочными заклинаниями. Украли трех бойцов, что шли сзади. Быстро допросили. Ну и рассказали они нам, кто такие и зачем сюда пожаловали.
– А дальше? Дальше что было?
– Дальше… хм… дальше мы их убивали, вот и все! Выхватывали по одному, по два – и убивали.
– Как убивали? – почему-то спросил Ангус, вспоминая, что ни один из похищенных людей не успел предупредить остальных.
– Да что там… все просто – или башку сворачивали, или ножом в затылок! – вмешался в разговор Леван.
– Почему не по горлу?
– Потому что крови тогда много, а это не только выпачканная одежда. Это еще и улика – если захотят нас связать с исчезновением отряда!
Леван замолчал, молчал и Хесс. Тишину нарушил Ангус:
– Информацию получили? Знаете, где сидит этот проклятый паук Хозяин?
– Знаем. В своем трактире. Даже где находятся потайные ходы для выхода из трактира – и то знаем!
– Ну а раз знаете… вы понимаете, надеюсь, что нас в покое не оставят? Двадцать бойцов, самых лучших бойцов – кто за это ответит? Мы, само собой. И что тогда нужно сделать, чтобы о нас забыли?
– Мы все понимаем, учитель. И уже все решили.
– Что именно решили?
– Пойдем и убьем их! – невозмутимо ответил Хесс, намазывая кусочек лепешки коровьим маслом.
– Вот так просто – пойдете и убьете?
– Не так просто, но пойдем и убьем. Информацию мы всю получили, так что ни Хозяин, ни его банда от нас не уйдет. Да и осталось той банды – всего ничего. Лучших бойцов мы повыбили. Дураки они!
– Почему? – заинтересовался лекарь, ставя кружку на стол. – В чем их ошибка?
– Они поперли на нас, не произведя разведки, не узнав, кто есть кто. Например, почему они не выслали вперед человека, обладающего магическими способностями? Или хотя бы человека с амулетом, который мог бы распознать сигнальную метку? Это же так просто! Заряженный амулет может использовать любой человек, активировав его словом или касанием! Да ты же знаешь, учитель… глупо с моей стороны тебе об этом рассказывать…
– Ничего, ничего, продолжай! – поощрил Ангус, ничем не выдав того обстоятельства, что он вообще-то и не ведал о таких тонкостях. Он лекарь, а не лазутчик и не убийца! Заклинаниями низшего уровня, которыми пользуются лазутчики и убийцы, он не то что не интересовался, у него и мысли такой не было – ими поинтересоваться!
– В общем, перли, как идиоты. Никакого понимания тактики, никакого понимания воинского дела – сплошной тупой натиск. Так, как они привыкли в городе. Разбойники, одно слово.
– Как Братство отреагирует на убийство Хозяина и его людей?
– Никак. Нейтрально. Возможно, даже одобрит. Потому что Хозяин и его люди на самом деле конкуренты Братства. Они убивают, а нам это не нравится.
– Вам не нравится?! – едва не фыркнул Ангус. – Вам, убийцам, не нравится убийство?!
– Я неточно выразился. Нам не нравится, когда убийство совершается некомпетентными людьми, некрасиво, неправильно.
– И потому, что они отнимают у вас доход, так? – понимающе кивнул Ангус.
– Действительно, они отнимают у нас доход, – невозмутимо продолжил Хесс. – Это просто подонки, которые убивают за медяки, подонки, которые не имеют никакого понятия об искусстве убийства! Они убивают не по контракту, а только потому, что им так захотелось. А это неправильно. И они умрут.
– И чем скорее, тем лучше, – степенно кивнул Ангус. – Хозяин прождет сутки, может быть, двое, а потом пришлет сюда отряд – более крупный и состоящий из более умелых бойцов. А нам этого не надо. Только вот что – разве вы справитесь вдвоем?
– Справимся! – медленно и веско проговорил Леван. – Зря они с нами связались. Это их ошибка. Огромная ошибка. А уйдем мы сегодня в ночь, вернее, вечером, чтобы успеть до закрытия ворот. Темнеет уже поздно – кончился сезон дождей. Дождемся ночи, и… сделаем дело. Те, кого ты обработал, учитель, рассказали все, что знают. Наемник – тот, можно сказать, бесполезен, его наняли в гильдии, он и не знал, что предстоит делать отряду и зачем они сюда идут. Он был чем-то вроде телохранителя при главном ублюдке того отряда, что шел сюда нас убивать. А вот второй, чернокожий, тот много чего интересного рассказал. И где сидит Хозяин, и как к нему добраться, и вообще все, что было нужно нам для успеха этой акции. Я уверен, у нас все получится.
– Что с рабынями? Как их здоровье? – Ангус задумчиво посмотрел туда, где находилась комната трех рабынь. – Кормили? Лечили, как я вас учил?
– Конечно. Бульон, перетертое мясо едят. Снадобье пили. Выглядят уже совсем неплохо.
– Много едят! – ворчливо буркнул Леван, поджимая губы. – Жрут, как звери! Такие прожорливые девки – кошмар какой-то! Так они нас совсем обожрут! Продуктов-то у нас не так уж и много! Только то, что принесем на спине! А много ли на спине можно принести?!
– А зачем вы на спине носите? Что за глупость? – задумчиво протянул Ангус, думая о своем. – Купите лошадей. Вьючных. Конюшня для них есть – вычистите ее, и держите их там. Раз уж мы тут поселились – так надо обустраиваться как следует. Дорогих не покупайте, крепких купеческих лошадок берите. Штуки четыре. На одной едешь, другую в поводу ведешь. Вот и все. Даже странно, что вы об этом не подумали. Что касается рабынь, нормально все с ними. Я подстегнул их организм, вот они и едят, восстанавливают силы. Скоро поднимутся, будут работать. И у вас время освободится – для учебы, например. И для… своих дел. Шагайте в город, я послежу за ребенком и за рабынями.
– Он уже ползет довольно быстро! – похвастался Хесс, улыбнувшись во всю ширь лица, что для него было явлением довольно-таки редким. – Замечательный ребенок!
– Да, забавный клоп, – кивнул Леван, чем заслужил неприязненный взгляд Хесса, не одобрявшего таких высказываний в адрес своего мелкого «божества». – Растет не по дням, а по часам! Даже удивительно…
– Ничего удивительного, – возразил Ангус, – у него измененный организм. Я не знаю, каким он вырастет, но то, что он будет отличаться ото всех людей, что есть на свете, гарантирую. Очень интересно будет за ним понаблюдать, очень…
– Ну-ка, ну-ка, повернись! – Ангус внимательно осмотрел ребенка, приподняв его над колыбелью. Тот радостно улыбнулся – как и всегда. Это был очень жизнерадостный малыш!
Лекарь даже начал подозревать, что мальчик идиот. Нет, ну в самом деле – нельзя же все время быть вот таким спокойным, довольным всем и вся? Этот комочек плоти не смогли смутить ни порождения Тьмы, ни битва, которая недавно шумела у него под окном. Крики, звон клинков, стоны – а ему все равно! Спит, ест и улыбается! Это что – нормально?!
Внешне, правда, все в порядке – ребенок как ребенок. Никаких особенностей. Не толстый, но вполне себе упитанный, розовый, чистенький, загляденье, а не ребенок! Может служить образцом здоровых младенцев!
Ангус осторожно опустил Конора в колыбель, и тот остался стоять, вцепившись пальцами в деревянные перекладины. Лекарь усмехнулся – хех! Он уже стоит сам, не то что ползает! А скоро и пойдет!
Муха села лекарю на щеку, и он досадливо отмахнулся – лезут, поганцы, в дом. Чуть откроешь дверь – и они буквально врываются! Немудрено, что вокруг дома объявилось столько мух, – лужайку залили кровью, устроили бойню. Не скоро выветрится этот мерзкий запах мертвечины, запах крови! Да и трупы нападавших не так уж и глубоко лежат – на опушке леса, в овражке. Мух привлекают. Парни яму копали – изругались. Корни там, все переплетено корнями. Но лесу подкормка. Лес любит мертвечину… Из праха вышли, в прах ушли.
Ангус сморщился, будто почуял запах падали, махнул рукой, отгоняя назойливую тварь. Муха покружилась над головой и вдруг метнулась вниз, усаживаясь на нос Конору. Тот замер, сведя глаза в точку и глядя на гадкого агрессора. У маленьких детей взгляд легко сводится в точку – организм еще не устоялся. Не дай боги, эдак и косоглазие может развиться!
Лекарь сделал движение, чтобы согнать муху с ребенка. Но эта пакостная тварь будто почуяла желание ее убить и мгновенно отправилась в воздух, назойливо кружа перед лицом младенца и явно не желая покидать такую завидную добычу.
Завидную, да, – муха чует запах мочи, идущий от пеленок, которые нужно сменить, запах пота человеческого детеныша, а ему жарко в пеленках! Запах каши, которой перед уходом в город накормили Конора его «няньки». А любой, даже самой тупой мухе ясно: раз есть запах, значит, есть пожива! Эта муха явно тупой не была.
Ангус потянулся за тряпкой, чтобы отогнать назойливую тварь. И тут произошло неожиданное, то, что повергло его в ступор: когда муха пролетала мимо лица Конора, малыш вдруг вытянул руку и ловко схватил жужжащую тварь – так же легко, так же просто, как если бы она была размером с орех и лежала у него в колыбели, неподвижная, как булыжник возле дороги. Вот так – оп! Муха уже в кулачке, и маленький хищник тянет ее в рот!
– Брось! Брось сейчас же! – Ангус вскочил, забыв про больную ногу, бросился к Конору, направлявшему добычу в открытый рот с ловкостью завзятого паука, перехватил руку негодника в тот момент, когда эта самая рука, вымазанная в крови и внутренностях несчастной мухи, едва не оказалась в зоне досягаемости розового язычка.
Конор с удивлением посмотрел на агрессора Ангуса, лишившего его законной добычи, и лицо ребенка вдруг сморщилось, обещая выдать нечто подобное грозовому ливню. Однако он опять-таки не заплакал, а снова улыбнулся, протягивая руку Ангусу, – на, мол, слижи эти кишки, раз тебе хочется! Мне не жалко!
Ангус, слегка оторопев, посмотрел на руку Конора, взял со спинки стула тряпку, которой вытирали стол, и тщательно оттер ладонь «охотника», заляпанную кровавыми разводами. А потом сел на свой стул, озадаченный и, можно сказать, ошеломленный тем, чему был свидетелем.
Сколько месяцев этому младенцу? Три? Четыре? Больше? Но он уже стоит! И сейчас сделал то, что вообще невозможно, и не только для младенца! Поймать в воздухе муху – этого не сможет и взрослый, тренированный человек!
Ну… может, кто-то и сможет, но Ангус такого человека еще не встречал. Муха – это такая тварь… такая мерзкая тварь! Очень быстрая мерзкая тварь.
А еще – они слышат мысли людей, чувствуют, когда те хотят их убить. В этом Ангус был убежден, ибо видел, как действуют мухи, когда их собираются прибить. Исчезают, прячутся куда-нибудь или вообще улетают подальше, чтобы вернуться в самый неожиданный и неподходящий момент – например, именно тогда, когда ты лежишь на прекрасной даме и стараешься изобразить опаляющую страсть. А тут – муха на твоем заду! Тьфу!
М-да. Интересно! Младенцу несколько месяцев. Но у него ускоренное развитие, и скорость рефлексов увеличена… а насколько она увеличена? Может, это случайность?
А что – почему бы и нет? Так сложилось – мальчик протянул руку, муха села на нее, он сжал руку – брызнули кишки. Обычное событие, ничего особенного. А как проверить? А вот как!
Ангус встал, огляделся по сторонам в поисках подходящего объекта. Не нашел, тогда взял со стола тряпку, оторвал от нее полосу. Эту полосу надорвал, скрутил в комочек, комок перевязал лямками. Получилось что-то вроде тряпичного мяча, которым играют дети в деревнях и городские дети в бедных кварталах. Богатым покупают дорогие кожаные мячи, набитые упругими морскими губками – эти мячи летят далеко и красиво, не то что тряпичные мячи нищебродов. Впрочем, Ангус никогда не любил играть в мяч. Его привлекала магия, а еще – фехтование. Вполне себе аристократические занятия.
Мячик получился маленький, с фалангу большого пальца величиной – под стать руке испытуемого. Вернее, ручке. Ангус уселся напротив младенца, с живым интересом наблюдавшего за действиями «няньки» (что тоже очень странно – ребенок определенно следил, осмысленно направляя взгляд), и, пощелкав пальцами перед лицом Конора, вызвал его совершеннейший восторг. Ребенок загукал, залепетал, пустив из уголка рта ниточку тягучей слюны, запрыгал, заприседал на месте, вцепившись руками в ограждение колыбели. Ему явно понравилось, что «нянька» издает забавные звуки. Издает, конечно же, для него, Конора, дабы его повеселить!
Ангус прицелился и… кинул мячик младенцу!
Рраз!
Мячик ударился в грудь ребенку и упал на пол. Конор стал удивленно водить головой – мол, куда тот делся? Почему убежал?
Тогда лекарь повторил эксперимент, вытащив закатившийся под лавку мяч.
Рраз!
Снова безуспешно! Не желал Конор ловить мяч, даже попытки такой не делал!
Лекарь еще трижды кидал мяч, но ребенок так и не сделал ни малейшей попытки поймать летающий предмет.
И тогда Ангус стал думать, как заставить негодника сделать то, что хочет его учитель. И в голову пришла гениальная мысль!
Ангус прошел к шкафу, где хранились иголки и нитки, нашел моток грубой, крашенной в коричневый цвет суровой нити, оторвал от нее кусок и, перемотав мячик, сделал из него подобие игрушки, которой горожане любят дразнить котят. Подошел к колыбели и стал раскачивать мячик перед лицом младенца, каждый раз ударяя его по лицу, по носу, то есть фактически изображая здоровенную назойливую муху.
Вначале Конора это забавляло – он хихикнул, улыбнулся во весь свой беззубый рот, а когда нападения «мухи» стали все назойливее и назойливее, схватил шарик и потащил его в рот, видимо, считая (и не без основания), что лучший способ прекратить налеты мерзкой твари – это попросту ее съесть.
Ангус не успел отдернуть мячик, и ему пришлось выдирать его из на удивление крепких пальцев будущего великого мага, чем вызвал его явное и крайнее неудовольствие. Выразилось это в том, что Конор нахмурился, загукал раздраженно, обвиняюще, выдав что-то вроде: «Ау-уи-и?! Да-да-да! Брр…» Последнее очень походило на звук исторгаемого из организма кишечного газа, весело покидающего место своего обитания, и Ангус криво ухмыльнулся – этого просто не могло быть! Случайность!
Лекарь снова приступил к запусканию «мухи». В этот раз он был наготове, и, когда Конор выбросил свою ловкую ручонку вперед, чтобы захватить и покарать противную «муху», – отдернул мячик в сторону, едва-едва успев это сделать! Он, великолепный фехтовальщик, славившийся своей мгновенной реакцией, едва успел, ожидая этого действия!
А когда проделал то же самое еще раз – не успел! И снова мячик начал свой путь в разверстую розовую пещерку, кладбище мух и тараканов.
Ангус вдруг с отвращением подумал о том, что младенец скорее всего проделывает такую штуку с мухами, и не только с мухами, не впервые! И ведь спокойно оставляли его сидеть на травке! Думая, что он просто дышит воздухом, греется на солнышке, полезном любому человеку! А этот маленький пакостник в то время ловил и жрал всяких там насекомых и пауков!
Интересно, сколько стрекоз он слопал во время своих прогулок, сколько жуков закончили свой путь, растворившись в полупереваренной каше этого мелкого монстра?! Даже представить страшно! И самое главное – почему ребенок не заболел? Желудок младенцев и молоко-то не всегда переваривает, а этот жрал всякую пакость и только здоровел!
Скормить ему жуков? Стрекоз? Дождевых червей? Ну… для исследования. Тьфу! Даже мысль об этом совершенно отвратительна! Да, эксперимент был бы интересен, но… есть же пределы! И к тому же: а если его предположение – ошибка, а если ребенок после такой «диеты» заболеет, а то и умрет?
Ангус вдруг поймал себя на мысли, что этот мелкий пожиратель мух ему совсем не безразличен. И если с ним что-то случится… в общем, это будет тяжело. Переживать будет Ангус. Не меньше, чем переживал после смерти своих родителей, хотя на самом деле ребенок всего лишь его раб. Да, самый настоящий раб. А кто же еще? Впрочем, не больший раб, чем коты и собаки, живущие рядом с человеком. И тех тоже любят, и по ним тоже плачут, когда эти друзья человека уходят в загробный мир.
Нет, так нельзя. Проверить можно будет по-другому. Надо просто наварить мяса, это мясо истолочь в кашицу и дать кашицу младенцу! Обычный младенец от такой пищи скорее всего обделается – она для него слишком тяжелая, желудок ребенка не привык есть подобную пищу. Это можно будет сразу поправить – на то Ангус и лекарь-маг. А вот если желудок Конора изменился, тогда для него не возникнет никаких последствий мясной диеты. И тогда предположения Ангуса будут верны.
Сказано – сделано. Отправился на кухню, вытащил из котла кусок мяса, отрезал от него небольшой кусочек. Острым ножом измельчил его, потом раздавил, расплющил, перетер обычной скалкой, которой Леван раскатывал тесто для лепешек, собрал получившуюся липкую кашу и бросил ее в глиняную кружку. Зачерпнул из котла густого бульона, уже остывшего после варки, налил в мясо. Размешал, создав что-то вроде мутного травяного отвара. Попробовал – вполне приемлемо, есть в бульоне немного соли, но вполовину меньше, чем нужно, на вкус Ангуса. Ведь не надо пока что младенцу есть слишком соленые блюда. Подошел к так и стоявшему у решетки Конору, левой рукой взял его за шейку, правой поднес кружку ему ко рту. Спохватился – выругался, убрал кружку от розового ротика возмущенного обманом мальчишки, поставил кружку на стол, пошел в кухню за ложкой. Вот что значит редко кормить ребенка – совсем забыл, как это делается! Решил, что тот сможет пить из кружки! Вот же болван… нет, не младенец – он, Ангус, Великий Лекарь!
Помешал в кружке, подняв со дна густую взвесь, осторожно зачерпнув, поднес деревянную ложку ко рту младенца, залил в рот, придерживая головку ребенка. Тот с видимым удовольствием всосал содержимое ложки и радостно заприседал на месте – понравилось, точно!
Скормив младенцу содержимое кружки, остановился – хватит пока! И так уже слишком много – если у парнишки возникнет «мясное отравление», как у всех младенцев, слишком рано перешедших на питание мясом, нужно будет еще успеть вытащить парня из Загробного мира, пока душа этого прыгуна не устроилась там до следующего перерождения. То есть навсегда. Нет, Ангус не верил в сказки про перерождение. Умер – значит, умер.
Всю дорогу до города они молчали. Не потому, что не любили друг друга – это слово вообще не было принято в Братстве. Как и «дружба». Если завтра Белый Веер прикажет тому же Левану убить Хесса – Леван сделает это, не задумываясь ни на секунду. Это правильно, это согласно Уставу Братства. Нет важнее воли Братства, и Старший Брат – выразитель ее.
Потому многие Братья – большинство, почти все – не заводят семьи. Если он сам попадет в немилость к Братству – уничтожат не только его, но и всю родню. Жену, детей – всех. Почему? Да потому, что они будут мстить.
Впрочем, такое бывало очень редко. Убийство Братьев, а тем более их родни. Из Братства не уходят, да и незачем – Братья не испытывают нужду практически ни в чем; еда, одежда, крыша над головой – на все это денег хватает с лихвой. В том числе и на секс, а публичных домов всюду полно. Плати и получай все, что хочешь.
Городских преступников и в самом деле надо было уничтожить, да так, чтобы не оставить никого у себя за спиной. Убрать всех, кто мог знать о походе отряда за город. Осуществить такое несложно – двум матерым, опытным убийцам ничего не стоило это сделать, а руки мочить в крови – не впервой. Только вот раньше они убивали ради денег, ради выполнения заказа, приказа Старшего, теперь предстояло устранять врагов ради самих себя. Что, впрочем, не имело особого значения. Делай то, что правильно, или, скорее, то, что считаешь правильным, – а Братство и Создатель разберутся, надо ли это было делать.
Городские ворота прошли уже перед самым закатом, почти в темноте, и одинокий стражник, сидевший на скамье у механизма поднятия решетки, проводил двух путников мимолетным взглядом, скучным и тоскливым, как пыльный придорожный куст полыни. Чем могут быть интересны два невидных парня, одетых так, как одеваются мелкие купцы и лавочники? Встретишь этих двоих, посмотришь на тусклые лица и через пару секунд забудешь, чтобы не вспоминать уже никогда. В мире есть гораздо более интересные вещи, чем два придурка, не заработавшие даже на лошадь и потому вынужденные добивать свои старые башмаки.
Кстати сказать, за лошадьми, само собой, предполагалось отправиться завтра, к полудню, когда у лошадников схлынет поток желающих приобрести особо ценных лошадей. Завтра как раз базарный день, седьмой день семидневки, когда в город съезжаются торговцы и покупатели с окрестных городков и селений. В том числе чтобы выставить своих лошадей на продажу.
Тут была одна особенность лошадиной торговли: несведущий небогатый человек пойдет покупать лошадь как можно раньше, боясь, что расхватают самых лучших, самых недорогих по цене лошадей. И ошибется. Покупать надо на склоне дня, ранним же утром хитрые торговцы сознательно завышают цену – именно по той причине, что покупатели тащатся на рынок уже на рассвете, рассчитывая купить что-то стоящее за совсем уж малые деньги. Почему-то считая, что он здесь один такой умный и больше никто в целом свете не догадается, как и когда надо покупать хороших лошадей.
В полдень, когда поток нетерпеливых и дураков (что часто суть одно и то же) уже схлынул, цены начинают снижаться, и вот тогда уже можно купить что-то стоящее и за вполне приемлемые деньги. Если как следует поторговаться, конечно.
В конце дня уже останутся только хромые и больные лошади или те, продавцы которых оказались слишком жадными или упертыми, чтобы все-таки снизить цену до вполне себе реальной.
Леван и Хесс выросли на улицах города, потому всю эту кухню отлично знали. И не опасались прогадать – тот же Хесс великолепно разбирался в лошадях, и у него был дар отличать хорошую лошадь от больной, убогой, специальными средствами взбодренной до состояния веселого жеребчика. Если и были в мире мошенники жаднее, подлее, изворотливее торговцев лошадьми, ни Леван, ни Хесс таких не знали. Скорее всего, таких негодяев и не было на всем белом свете.
Изредка поглядывая на темнеющий горизонт, парни шагали по уличной брусчатке, зорко осматриваясь, проверяя, нет ли за ними слежки, не крадутся ли за спиной лазутчики врага. Это впиталось в кровь с самого детства, еще с тех пор, когда Хесс и Леван добывали пропитание воровством, пытаясь выжить на этих пыльных, прокопченных дымом очагов городских улицах.
Когда они попали в Братство, у них были разные наставники, но обучали их одному и тому же – как эффективнее убить человека, оставшись при этом в живых. А еще – как убить себя, чтобы не сдаться врагу и не выдать тайну Братства. Главную тайну – тайну его существования.
Они сняли комнату на двоих в одной из неприметных гостиниц, коих имелось в Ангоре не меньше двух десятков. Комната не очень большая и не очень хорошая, с точки зрения обычного человека, но ее главным достоинством было наличие примыкающей к зданию гостиницы конюшни, задняя стена которой выходила в глухой переулок, заканчивающийся тупиком. В этом переулке никто не жил, на него выходили задние ворота той же гостиницы и двух купеческих особняков, отгородившихся от мира высокими каменными заборами. Возле конюшни росла огромная шелковица, которая в сезон созревания забрасывала всю округу черными переспелыми ягодами, так любимыми уличной детворой. И Хесс, и Леван прекрасно знали эту добрую шелковицу, пережившую несколько поколений уличной шантрапы и намеревавшейся пережить еще вдвое больше поколений людской мошкары, такой же долговечной, как комары или слепни, с точки зрения деревьев-долгожителей.
Эта шелковица хороша была не только тем, что мелкие воришки, у которых совсем уж притупился инстинкт самосохранения, могли бы проникнуть в комнаты постояльцев по ее раскидистым ветвям и разжиться звонкой монетой, но и тем, что по ней можно было спуститься в переулок совершенно незаметно для окружающих и так же незаметно вернуться обратно. Не используя при этом никаких особых приспособлений, кроме «Тигриной лапы» или «Кошачьей лапы», с привязанной к ним тонкой и очень крепкой веревкой.
Убийцы поужинали в трактире при гостинице, стараясь не привлекать к себе внимания, что удавалось им без всякого труда – деньгами они не сорили, одеты скромно (на грани нищебродства). На лицах они удерживали тоскливую обреченность неудачников, так что даже трактирные шлюхи, готовые исполнить свое грязное дело за мелкий ломаный серебреник, обошли их своим потным вниманием, приняв парней за совершенно непригодных для обольщения сельских придурков, случайно забредших в гостиницу после неудачной торговли либо поиска работы. Что убийцам и было нужно.
Лучшая маскировка – быть на виду и быть как все, не выделяясь из общей массы, а общая масса горожан и была именно такими – серыми, нищими, убогими неудачниками. Богатые и успешные не останавливаются в дешевых гостиницах, они ищут чего-то поинтереснее, это уж такой закон жизни.
Ушли в комнату сразу после того, как съели жидкую, не очень удобоваримую похлебку с кусочками ячменной лепешки – самое дешевое блюдо в этой таверне. Что тоже доказывало, насколько убоги и нищи эти двое молодых мужчин, не сто́ящих ничьего особого внимания.
Простыни оказались серыми, и кое-где виднелись плохо отстиранные потеки – то ли крови, то ли грязи, но Леван и Хесс были неприхотливы, а кроме того, при их профессии или, скорее, при их образе жизни не предполагалась брезгливость. Главное – это выполнение задания, достижение цели, и если для того нужно весь день просидеть в яме с дерьмом, задыхаясь от вони и теряя сознание от ядовитых газов, значит, так тому и быть. Издержки профессии, не более того. Бывает и хуже. Хуже всего участь приписных крестьян или рабов на галерах: безнадега и ранняя смерть.
Положив котомки со снаряжением возле кроватей, оба легли и тут же задремали, сквозь сон прислушиваясь к шуму в трактире. Как только шум поутихнет, можно идти «на работу». Оба привыкли к такой жизни – спать вполглаза учат с самого раннего детства, как и сразу же отучают храпеть во сне. Как отучают? С помощью магов-лекарей, конечно. И с помощью болезненной операции на связках, навсегда убивающей опасный для лазутчика храп.
Обычно посетители трактиров расходятся около полуночи, последние посетители. Кто-то идет в комнату, которую снял, кто-то бредет домой, шатаясь и всем своим пьяным обликом завлекая уличных грабителей, выходящих на свою ночную охоту. При удачном стечении обстоятельств каждый из ночных охотников «собирает» денег достаточно, чтобы прожить на них несколько дней, а то и месяц, – если, конечно, гуляка не пропил все монеты, сидя за кружкой с вином, или их не вытащила из кошеля предприимчивая шлюха, ловкие и липкие руки которой уже успели обследовать тело жертвы. Напившихся в хлам гуляк в трактирах обычно складывали в специальную комнату, «мертвецкую», где они были в относительной безопасности. Но за всеми пьяницами не уследишь!
Наконец шум в трактире утих, и тогда Леван очнулся из полузабытья, которое сном назвать можно только с натяжкой, встал с кровати и толкнул Хесса в плечо. Через несколько минут они стояли возле окна, одетые в темно-серую, почти черную одежду, свободно свисающую с плеч, укрывающую под складками весь арсенал вооружения, который может понадобиться убийцам, – от метательных звездочек, намазанных паралитическим ядом, и коротких гибких мечей в ножнах, прикрепленных на спине, до коротких духовых трубок, выпускающих стрелы, отравленные ядом мгновенного, смертельного действия.
Впрочем, такое специфическое оружие было скорее данью традиции и применялось довольно-таки редко. По той причине, что такие вот стрелки или звездочки, будучи оставлены в теле жертвы, являлись своего рода доказательством существования гильдии убийц. Потому Братство настоятельно рекомендовало своим «теням» в первую очередь применять оружие, которое нельзя было бы сопоставить с Братством, а лучше всего, чтобы смерть «клиента» выглядела несчастным случаем и ничем иным. Тогда будет меньше вопросов и не последует никакого разбирательства от стражи – и Тайной, и городской.
Мягкие кожаные сапоги-чулки неслышно прошлись по черепице крыши, легкий прыжок на дерево услышал только бродячий кот, устроившийся в кустах напротив шелковицы. На всякий случай он убрался подальше от двух подозрительных тварей в черном, нарушивших его покой. Он страдал прогрессирующей паранойей, которая позволила ему дожить до преклонных по кошачьим меркам лет. Этот кот знал, что, если даже человек вроде бы не собирается тебя убить, он тем не менее готов на тебя напасть, а потому нужно как можно быстрее спрятаться или убежать, так определенно будет полезнее для кошачьего здоровья.
Того же правила придерживались и «люди в черном», легкими прыжками перемещающиеся из тени в тень, стараясь не попасть в поле зрения ночных грабителей или запоздавших гуляк. Впрочем, даже если бы те заметили этих порождений Тьмы, они никому бы ничего не рассказали, боясь, что их поднимут на смех: «Тени?! Пить надо меньше, болван!»
До нужного места добрались довольно быстро. Нужная гостиница, она же публичный дом, она же трактир, находилась с противоположной стороны базарной площади. Эта гостиница, почти ничем не отличающаяся от всех остальных – чище дешевых, грязнее самых дорогих, – была, если можно так сказать, «дворцом» для Хозяина, который владел еще и торговыми лавками, скупающими и продающими краденое, а также занимался продажей ворованных лошадей, которых тут же, на базаре, перекрашивали в другие цвета. Само собой, он получал дань и с десятков воров, воришек, грабителей и убийц, обитающих в степной «столице». Каждый, кто получал доход от своих преступлений, должен был платить Хозяину за возможность этим грязным делом заниматься и дальше. Иначе или покалечат, или убьют, или просто сдадут страже, чтобы незадачливый вор отправился служить империи на военные галеры. Впрочем, был и еще один путь – в рабы. Рабы ценятся во все времена, хотя иногда выгоднее не продать человека, а устроить показательную акцию, выпотрошив его и подвесив на столбе. Чтобы все знали, что будет с теми, кто не пойдет под пяту ночного хозяина города.
Когда Хесс и Леван «работали» на улице, такого не было. Хозяин набрал силу всего лет пять или семь назад, жестокостью, неразборчивостью в средствах и хитростью подмяв под себя весь преступный мир Ангора. До сих пор Братству и Хозяину удавалось не сталкиваться на улицах города, но их столкновение было неминуемо. Для одного города сразу две организации профессиональных убийц – это несерьезно.
Вообще же объединение большой группы преступников под единым руководством – случай для империи довольно-таки редкий. Такое не могло произойти нигде, кроме как в далеком от престола свободолюбивом степном городе, до которого рука императора дотягивалась с большим опозданием. В столице империи подобную организацию давно выжгли бы каленым железом. Как некогда попытались выжечь гильдию убийц.
Когда убийцы допрашивали сдавшихся наемника и чернокожего члена банды, они выяснили все, что было возможно, о Хозяине, о том, где его логово, а самое главное – узнали расположение постов охраны и схему комнат гостиницы. Судя по рассказам пленных, Хозяин отличался здравым смыслом и в своей деятельности применял многое из воинских умений. Со слов чернокожего, в молодости Хозяин служил в имперской армии. Был кем-то вроде капрала или сержанта, так что вполне себе нахватался верхов армейской выучки. Потому и дисциплина в его организации была едва ли не армейская.
Секретом осталось только то, почему Хозяин до сих пор оставался холост и жил не в особняке, который легко мог купить, а фактически в борделе, там, где за день проходит множество чужих людей, ненужных и неприятных. Но по здравом рассуждении (вместе с учителем) «тени» пришли к выводу: в таком месте проще организовать охрану главаря, наводнив гостиницу своими людьми под видом обычных охранников, не допускающих лишних людей в правое крыло гостиницы, а также завсегдатаев. А не женился потому, что просто не хотел, вот и все. Зачем жениться, если у тебя под боком целый гарем из нескольких десятков разномастных девиц, готовых исполнить любые прихоти?
Почему не завел детей? Так не все любят и хотят детей. Даже среди женщин встречаются такие. А уж среди мужчин детоненавистников более чем достаточно.
Впрочем, Хозяин по-своему любил детей, да. В постели. И предпочитал брать в нее мальчиков и девочек как можно более молодых, накачивая их наркотиками и вином. Чтобы были терпеливее к боли.
В общем и целом этот самый Хозяин оказался личностью в высшей степени неприятной и даже отвратительной, хотя и вызывала уважение его способность создать на ровном месте такое высокоэффективное и доходное предприятие. За короткое время подмять под себя весь преступный мир Ангора – это надо еще суметь. Нужно быть очень умным, очень хитрым и очень, очень жестоким человеком – чтобы совершить такое эпическое действо.
О жестокости Хозяина в среде преступников ходили легенды. Ему приписывали самое ужасное – от личных и особо изощренных пыток тех, кто вызвал его неудовольствие, до поедания печени убитых врагов. Насчет последнего – чернокожий утверждал, что он сам видел, как Хозяин вспарывал живот человека, отрезал кусок печени еще живой жертвы и на ее глазах съедал этот кусок, глядя на то, как казнимый умирает в страшных мучениях.
Ангус и его ученики легко поверили в рассказ пленника. Во-первых, врать ему не было никакой выгоды: делать злодея из своего командира – для чего? Чтобы возбудить гнев новых хозяев? Глупо. Хозяина следовало убить в любом случае, даже если бы он был совсем даже не злодеем, – для сохранения собственной жизни.
А во-вторых, соврать чернокожий не смог бы даже под страхом смерти – после того, как черный маг заключил его душу в узы черного рабства. Теперь он был предан Ангусу так же, как и Хесс, как и Леван. И так же, как наемник, волей судьбы сумевший выжить в той бойне, что устроили двое убийц из Братства.
Их обоих отпустили, сочинив для них более-менее удобоваримую версию того, как они сумели сохранить свою жизнь, в то время как погиб фактически весь отряд. И теперь они были там, в гостинице, дожидаясь прихода своих новых хозяев. Так что Левану и Ангусу не нужно было лезть по стенам, прыгать по ветвям деревьев или делать подкоп, чтобы попасть в логово врага. Все было задумано гораздо проще и практичней.
Когда вторая луна до половины высунулась из-за горизонта, убийцы, которые укрылись в кустах возле входа в переулок, неспешно пошли вперед, прямо туда, где в нише стояли трое уличных охранников, волей судьбы заступивших на пост охраны именно в этот несчастливый для них час.
Произнести Слово, активирующее амулет иллюзий, – дело нескольких секунд, и через минуту все три охранника лежали на земле с перерезанным от уха до уха горлом, даже не осознав, что их убивают, так быстро все произошло.
Дверь в гостиницу была открыта, и возле нее лежал мертвый ночной охранник. Несколькими минутами ранее он следил за входом изнутри, из помещения – чернокожий снес ему голову своим серпом так же быстро и ловко, как жнец срезает зрелый пшеничный колос. А потом началась массовая резня.
Двое убийц, разойдясь в стороны, чтобы не мешать друг другу, начали методично, размеренно убивать всех, кто мог поднять шум, увидев, как в дом проникли два подозрительных человека, замотанных в ткань с головы до пят. «Тени» шли по нижнему этажу и убивали, убивали, убивали – и едва успевших поднять голову с кровати, и спящих, и тех, кто вдруг решил выйти во двор, чтобы воспользоваться смердящим трактирным нужником. Всех, кто хоть как-то мог помешать выполнению главной задачи – найти и уничтожить Хозяина.
Когда планировали операцию, возникла мысль похитить Хозяина и сделать его одним из людей Ангуса, но в последний момент лекарь отказался от этой идеи. Слишком опасно. Тащить с собой здоровенного мужчину, да еще в то время как стража расследует резню в публичном доме, было бы настоящим, не замутненным логикой чистым идиотизмом. Расследование проведут обязательно, ведь от деятельности Хозяина кормились и стража, и суд, и даже начальник гарнизона, стоявшего в городе для защиты от набегов степняков. Потеря гусыни, несущей золотые яйца, – что может быть болезненнее для властителей этого города? Впрочем, и любого другого.
Девиц, работавших в публичном доме, не убили. Не из человеколюбия и жалости к этим созданиям, волей злой судьбы ставшим игрушками для распутных мужчин, нет. Просто не было никакого смысла их убивать. Публичный дом находился на втором этаже левого крыла здания, комнаты Хозяина – в правом крыле. Девушки уже спали, а те, кто не спали и были со своими «кавалерами», за пределы комнаты не выходили – это запрещалось правилами заведения. Так что, когда перед двумя охранниками, преграждавшими путь к Хозяину, появились две темные фигуры, в этом самом коридоре не было никого из тех, кто мог бы помешать последнему шагу убийц.
Охранники умерли быстро, ужаленные маленькими стрелками, вымазанными ядом паралитического действия, а затем заколотые через глаз узкими стилетами. Стре́лки вынуты из ран на шее и отправлены туда, где и будут храниться до следующего раза, – в специальный стеклянный толстостенный пузырек, сделанный умелым стеклодувом.
Хозяина убили очень тихо – он даже не проснулся, лежа рядом с молоденьким мальчиком и такой же совсем молоденькой девчонкой. Не проснулись и те – измотанные, бледные, искусанные, избитые, они лежали на коврике возле кровати совершенно обнаженные, прижавшиеся друг к другу, похожие на двух щенят, попавших в руки ребенка-изувера.
Хозяина тоже убили ударом стилета в глаз – глубоко вонзив и провернув узкий, покрытый ядом клинок. А затем бросили ему на грудь записку, составленную так, что из нее было ясно: Хозяину отомстил некий купец, которого люди Хозяина обобрали до нитки, разграбив караван и убив жену и детей. Таких случаев было немало, так что вряд ли кто-то удивится мотиву преступления. И уж точно не подумает на двух незаметных парней, поселившихся в гостинице напротив, через базарную площадь.
Уже уходя из борделя, Леван ударил чернокожего в лоб коротким клинком – не до смерти, а только чтобы всем стало понятно: тот сражался, как пустынный лев, и в живых остался только потому, что нападавшие сочли его мертвым.
Получил свое и наемник, оставшийся в живых после неудачного похода, – ему нанесли рубленую рану в висок, вызвавшую обильное кровотечение и оставившую после себя уродливый кривой шрам, что, впрочем, ничуть не испортило зверского облика этого могучего мужчины, и так уже пережеванного и выплюнутого Судьбой.
Кстати сказать, он еще и замечательный свидетель происшествия – следователю скажет, что в гостиницу каким-то образом (видимо, пропустил охранник у двери) вошли с десяток неизвестных людей, совершивших это самое жуткое деяние. Почему жуткое? Потому что убили не только Хозяина и его бойцов, а еще и кухонных рабочих, и даже истопника-раба, который на беду свою проснулся посреди ночи и пошел по нужде в сортир. То есть оказался в ненужном месте в ненужное время.
Вернулись в гостиницу тем же путем, прихватив по дороге несколько мешочков с трофеями – серебром и даже золотом. Кошельки убитых бандитов были не так уж и худы, из чего оба убийцы сделали вывод, что люди Хозяина по меньшей мере не бедствовали, это уж без всяких сомнений.
Забравшись в окно своей гостиницы, убийцы быстро разделись, уложив в вещмешки «рабочую» одежду, тонкую, как паутина, и крепкую, как домотканая одежда крестьян, и легли спать, удовлетворенные произведенным опустошением. Редко когда бывало, чтобы «работа» так их удовлетворяла. Все-таки приятно, когда делаешь что-то по собственной воле, а не потому, что сделать все это тебе приказал Старший Брат.
Скоро они спали и даже улыбались во сне. Так же улыбался сейчас в доме на лесной горе их новый соратник и ученик, мирно сопящий в своей оттертой от сажи колыбели.
Вся операция заняла меньше часа. Убито было около сорока человек, а если быть точным – тридцать восемь, и один из них умер от страха, увидев направленный на себя кинжал, который держал в руке человек без лица. Сердце его просто разорвалось.
У каждого своя судьба.
