16. Александрия — Гибралтар: горькая мудрость Астли
Долгие недели меня мучили мысли. Единственным развлечением были споры с Гарри Астли. Он говорит, что я обрету покой, лишь если заключу в объятия его горькую мудрость — и его самого. Я не желаю ни того, ни другого —разве что в яростной схватке. Он говорит, что сильные всегда будут попирать беззащитных, потому что в этом источник их силы. Я отвечаю, что если это верно, то мы должны перестать так жить. Он дал мне книги, где, по его словам, доказано, что это невозможно: «Опыт о законе народонаселения» Мальтуса, «Происхождение видов» Дарвина и «Мученичество человека» Уинвуда Рида. От них у меня болит голова. Сегодня, когда я перевязывала ему руку, он сказал, что год назад овдовел, а потом спросил:
— Ведь вы с Паррингом не состоите в законном браке, правда?
— Как это вы догадались, мистер Астли?
— Прошу вас, зовите меня Гарри.
Его рука почти зажила, хотя большой палец еще плохо двигается — мои зубы оставили круглый шрам у его основания, где они едва не сомкнулись. Он задумчиво сказал:
— Эта отметина у меня навсегда.
— Боюсь, что так, Гарри.
— Могу я считать ее обручальным кольцом? Пойдете ли вы за меня замуж:?
— Нет, Гарри. Я помолвлена с другим.
Он спросил, кто мой жених, и я рассказала ему про Свечку. Когда повязка была готова, он сказал, что знаком со многими знатными дамами, включая герцогиню Сазерлендскую и принцессу Луизу Коннотскую, но не встречал большей аристократки, чем я.
Доктор Хукер сошел с корабля в Марокко, не попрощавшись и не забрав свой Новый Завет. Он дал мне эту книгу, чтобы я обрела покой во Христе, но не вышло. Христос был так же сокрушен всеобщей жестокостью и безразличием, как я. Он тоже с ужасом обнаружил, что в одиночку должен сделать людей лучше, чем они есть. Правда, у него было передо мной преимущество — он мог совершать чудеса. Я спросила доктора Хукера, как бы поступил Христос с моей голодной дочкой и слепым младенцем.
— Христос возвращал слепым зрение, — ответил бедный доктор Хукер, которому явно было не по себе.
— Что бы он для них сделал, если бы НЕ мог вернуть им зрение? — спросила я.
— Прошел бы мимо, как дурная самарянка?
Я думаю, именно поэтому он сегодня покинул «Нежнейшую любовь». Он не хочет жить, как Христос, но в отличие от Гарри Астли не решается об этом заявить.
Астли, Хукер, Парень — все несчастны из-за одного надтреснутого колокольчика-Белл. Беда с Паррингом случилась после того, как я вернулась из Александрии. Я бросилась к нему в каюту и давай давай давай давай парила и парила и парила его, наконец он взмолился, чтобы я перестала, сказал, что больше нет сил, но я заставила его дать больше — только так я могла прогнать мысли об увиденном. Я измочалила его парьбой, измочалилась сама, а потом мысли все-таки вернулись. Я предавалась им дни напролет, не говоря ему ни слова. Вчера вечером глупышка расплакался, стал просить прощения.
— За что? — спросила я. Похоже, он не поверил тому, что мои слезы и черные мысли вызваны видом нищих в Александрии, и решил, что причина — он сам, толкнувший меня на проституцию в Германии. Я рассмеялась и сказала, что ничего подобного и в помине не было, что деньги были его собственные, я взяла их у него, когда он заснул в ночь после выигрыша. Поначалу он не верил, потом надулся и долго повторял: «МОИ деньги! МОИ деньги!» Я попыталась утешить его новой парьбой, но с криком «НЕ ПОКОРЮСЬ!» он вывернулся и лег спиной ко мне, ногами на подушку. И всю ночь я то и дело слышала бормотанье, исходившее от изножья кровати: «МОИ деньги. МОИ деньги».
Гарри злой, ему нравится, что люди жестоко поступают и жестоко страдают, и он хочет убедить меня в том, что зло необходимо. Если он своего добьется, я тоже стану злая. Я его слушаю, потому что мне надо знать все, что знает он. Он такой же искренний, как Бог, и рассказывает вещи, которых Бог никогда не рассказывал, — все это я должна изменить, поэтому записываю для памяти.
ЖЕНСКАЯ ПРA3ДНОСТЬ. Наполеон считал женщину наградой и отдыхом воина. В Англии жена — это публичное украшение и частный увеселительный сад богатого землевладельца, промышленника или профессора. Ей заказаны радости материнства, ибо после тяжких родов ее потомство ласкают и воспитывают служанки. Считается, что животное удовольствие грудного вскармливания унижает ее достоинство, что сам половой акт унижает ее достоинство, — и при всем том она такое же никчемное, несвободное и несчастное существо, как одалиска в турецком гареме. Если умной женщине из этого сословия не достанется сверх обычного чуткий муж, ее жизнь может стать такой же тяжкой, как жизнь ланкаширских ткачих, медленно гибнущих от удушья. Вот почему вы должны выйти за меня, Белла. Вы будете моей рабыней только номинально, но не на деле.
ВОСПИТАНИЕ. Беднейшие из детей учатся у собственных родителей попрошайничать, лгать и воровать — иначе им не выжить. Состоятельные родители втолковывают детям, что нельзя лгать, красть и убивать, что праздность и азартная игра — пороки. Затем они посылают детей в школы, где те жестоко страдают, если не умеют скрывать свои мысли и чувства, где их учат восхищаться убийцами и грабителями вроде Ахилла, Улисса, Вильгельма Завоевателя и Генриха Восьмого. Тем самым их готовят к жизни в стране, гдебогатые люди протаскивают через парламент законы, лишающие бедных их жилищ и средств к существованию, где незаработанный доход можно увеличить азартной игрой на бирже, где тот, кто больше всех имеет, меньше всех работает и развлекается охотой, скачками и втягиванием своей страны в войну. Мир представляется вам ужасным, Белла, потому что вы не извращены ему под стать должным воспитанием.
СОРТА ЛЮДЕЙ. Люди делятся на два сорта. Счастливей всех те невинные, кто считает каждое явление и каждого человека в основе своей хорошим. Так думает большинство детей, и так думали вы, пока Хукер, вопреки моему противодействию, вас не просветил. Второй и самый многочисленный сорт составляют легкомысленные оптимисты — люди, способные на умственный трюк, позволяющий им не испытывать неудобств при виде голода и несчастий. Они полагают, что обездоленные заслужили свои беды, или что нация, к которой принадлежат они сами, лечит, а не причиняет эти страдания, или что Бог, Природа, История в один прекрасный день сделают все как надо. К этому сорту принадлежит доктор Хукер, и я рад, что его риторика не заслонила от ваших глаз факты. К третьему, самому редкому сорту относятся те, кто понимает, что человеческая жизнь есть по сути своей тяжкая болезнь, которую может излечить только смерть. Нам хватает сил жить сознательно среди живущих слепо. Мы — циники.
—Должен быть и четвертый сорт, — перебила я, — потому что я больше не невинное дитя и меня одинаково не устраивает то, что говорит доктор Хукер, и то, что говорите вы.
— Вы ищете путь, которого не существует.
— Уж лучше я буду искать до конца своих дней, чем стану глупым ребенком или эгоисткой — неважно, оптимистического или цинического толка, — сказала я. — И мужа своего я тоже отправлю на поиски.
— Нелегко ему с вами придется.
ИСТОРИЯ. Крупные нации создаются в результате успешных грабительских походов, и поскольку история большей частью пишется сторонниками завоевателей, она обычно утверждает, что ограбленным стало от их потерь только лучше и что они должны быть за них благодарны. Грабеж: случается и внутри страны. Король Генрих Восьмой ограбил английские монастыри, которые одни в ту эпоху открывали больницы и школы, давали приют бездомным. Английские историки признают, что король Генрих был жадным, вспыльчивым и жестоким, но говорят, что при этом он сделал массу добра. Они принадлежат к сословию, которое обогатилось за счет церковных земель.
ВЫГОДЫ ВОЙНЫ. Своими преимуществами индустриальной нации Британия обязана Бонапарту. Чтобы сражаться с ним по всей Европе, правительство установило высокие налоги, обременявшие главным образом бедных, и большую часть этих денег истратило на постоянно пополняемые запасы обмундирования и обуви, на пушки и боевые суда. Строились разнообразные фабрики и заводы. Множество здоровых мужчин воевало за границей, но благодаря новым машинам фабриканты научились обходиться дешевым женским и детским трудом. Это настолько взвинтило доходы, что мы стали строить поезда, броненосцы и создали обширную новую империю. Мы перед Бони в огромном долгу.
БЕЗРАБОТИЦА. Наполеоновские войны, закончившись, оставили по себе так много голодных и безработных, что для обсуждения вопроса собрался парламентский комитет — правительство боялось революции. Фабрикант-социалист Роберт Оуэн предложил, чтобы все фирмы и предприятия, доход которых превысил пять процентов, тратили излишки на питание, жилье и школы для семей своих рабочих, вместо того чтобы использовать их для борьбы с конкурентами. Мальтузианцы, однако, доказали, что чем лучше бедняки питаются, тем быстрее они плодятся. Нищета, голод и болезни могут побудить кого-нибудь украсть из пекарни булку или возмечтать о революции, но они же делают революцию менее вероятной, лишая неимущих телесных сил и сокращая их численность вследствие высокой детской смертности. Не вздрагивайте, Белл. В чем Британия нуждалась — и что получила! — это солдатские казармы возле каждого промышленного города, сильная полиция, громадные новые тюрьмы; а также приюты для бедняков, где детей отделяют от родителей, а жен от мужей, — места, сознательно сделанные столь жуткими, что всякий, кто сохранил хоть каплю уважения к себе, лучше потратит последние пенсы на дешевый джин и замерзнет в канаве, чем пойдет в приют. Вот как мы устроили жизнь богатейшей промышленной державы мира, и работает это прекрасно.
СВОБОДА. Я уверен, что понятие свободы появилось не раньше, чем выдумали рабство. Древние греки перепробовали все формы правления — монархию, аристократию, плутократию, демократию — и яростно спорили, какая система дает людям больше свободы, но при каждой из них держали рабов. Так же вели себя и деятели Римской республики. И гордые сквайры, основавшие США. Да, единственное верное определение свободы — отсутствие рабства. Вы могли слышать это в известной песне:
Правь, Британия! Правь в просторе морском!
Никогда, никогда, никогда британец не будет рабом!
В дни доброй королевы Бесс мы, англичане, были так возмущены жестокостью, с которой испанцы порабощали американских индейцев, что грабили их корабли с сокровищами невзирая на то, находились мы с ними в состоянии войны или нет. В 1562 году сэр Джон Хокинс (который впоследствии стал казначеем флота и героем битвы с Армадой) положил начало британской работорговле, отобрав у португальцев в Африке негров-рабов и продав их испанцам в Новый Свет. Парламент ввел за подобную торговлю уголовное наказание в 1811 году.
— Очень хорошо! — обрадовалась я. — А теперь и американцы запретили рабство.
—Да. Оно приносило доход только плантаторам-южанам. Современному промышленнику дешевле нанимать людей на дни или недели: когда нужда в них отпадает, они свободны клянчить работу у других хозяев. Когда много свободных людей ходит и клянчит работу, хозяева могут свободно понижать жалованье.
СВОБОДА ТОРГОВЛИ. Да, наш парламент понимает свободу как возможность для нас повсюду покупать подешевле и продавать подороже, используя наши армию и флот. Мы режем голодающие страны на части, как плотник пилит доску. Слушайте теперь внимательно, Белл.
Индийские ткачи выделывали лучшие в мире полотно и муслин, и только британские купцы могли свободно ими торговать — французы попытались было, так мы их выдворили из Индии. Потом британцы научились ткать более дешевое полотно на своих собственных фабриках с помощью станков, так что теперь нам нужны были индийский хлопок-сырец и ангорская шерсть, и мы стали препятствовать другим странам покупать индийские ткани. Через некоторое время один из губернаторов, которых мы посылаем в Индию, докладывал, что равнины близ Дакки усеяны костями ткачей.
Знаете ли вы, что восемь из каждых десяти ирландцев питались картофелем? Это были крестьяне, чья бедная земля почти ничего больше не рождала, а деньги, которые они выручали за прочие культуры, шли на арендные платежи землевладельцам. Те произошли от английских завоевателей, поэтому плодородные земли, где можно было выращивать злаки, принадлежали им. Тридцать пять лет назад внезапная болезнь уничтожила урожай картофеля, и крестьяне начали голодать. В голодные времена люди, обладающие большими запасами продовольствия, норовят вывезти его из страны, потому что голодающие слишком бедны, чтобы платить за него хорошую цену. Британский парламент обсуждал предложение закрыть ирландские порты до тех пор, пока ирландское зерно не будет съедено самими ирландцами. Предложение отклонили — оно шло вразрез со свободой торговли. Вместо этого мы послали солдат, чтобы они обеспечили беспрепятственную доставку зерна на корабли. Почти миллион человек умерли голодной смертью; полтора миллиона уехали из страны. Те, кто оказался в Британии, соглашались работать за такое низкое жалованье, что британским рабочим можно было теперь платить меньше, и доходы промышленников выросли как никогда. Вам пора идти на корму.
Он знает, что, когда я не в силах больше терпеть, я бегу на корму и перегибаюсь через борт, чтобы ветер уносил в море мои вопли и рыдания. Но на этот раз я сурово на него взглянула и спросила, голосовал бы он или нет против закрытия портов, если бы был в парламенте. Я не укусила бы его, если бы он ответил «да», — просто плюнула бы ему в лицо. Но он тихо сказал:
—Я не осмелился бы голосовать против, если бы знал, что потом мне придется иметь дело с вами, Белл.
Я чуть было не назвала его бесом-хитрюгой, но опомнилась — вышло бы похоже на разговоры Парня. Я сглотнула слюну и ушла.
ИМПЕРИЯ. Во всяком густонаселенном месте Земли неизбежно возникала империя — Персия, Греция, Италия, Монголия, Аравия, Дания, Испания и Франция шли по очереди, сменяя друг друга. Наименее воинственной, но самой крупной и долговечной империей была китайская. Мы уничтожили ее двадцать пять лет назад, потому что ее правители не позволяли нам продавать там опиум. Британская империя росла очень быстро, но не исключено, что через два или три столетия полуголые потомки Дизраэли и Гладстона будут нырять в Темзу с опор разрушенного Лондонского моста за монетками, которые забавы ради будут бросать туда туристы из Тибета.
САМОУПРАВЛЕНИЕ. Я спросила, есть ли на свете страны, населенные приветливыми, зажиточными людьми, которые сами собою правят.
— Да. В Швейцарии несколько небольших республик с различными языками и религиями мирно живут бок о бок в течение столетий — дело в том, что высокие горы отделяют их друг от друга и от окружающих народов. Чтобы усовершенствовать мир, Белла, вам надо всего лишь возвести высокую гору между каждым городом и его ближайшим соседом или же рассечь все континенты на множество островов равного размера.
ПРЕОБРАЗОВА ТЕЛИ МИРА. Да, я предвижу, Белл, что, несмотря на мои наставления, вы захотите стать легкомысленной оптимисткой современного толка, из тех, кто стремится уничтожить богатство и нищету, разделив все поровну.
— Но это здравый смысл, и ничего больше! — воскликнула я. ,
— Имеются четыре секты, которые думают так же, но по-разному собираются воплотить эту идею в жизнь.
СОЦИАЛИСТЫ хотят, чтобы бедные выбрали их в парламент, где они введут высокий налог на доходы богатых и примут законы, дающие каждому право на производительный труд в хороших условиях, на хорошую пищу, жилье, образование и лечение.
— Замечательная мысль! — воскликнула я.
— Да. Прекрасно. Другие преобразователи мира указывают, что парламент — это тесный союз монархов, лордов, епископов, юристов, торговцев, банкиров, биржевиков, промышленников, военных, землевладельцев и чиновников, которые заседают там С ЕДИНСТВЕННОЙ ЦЕЛЬЮ —ради защиты своих богатств. Поэтому социалистов, если их туда изберут, непременно перехитрят, или купят, или расколют на части компромиссами. Я согласен с этим предсказанием.
И вот КОММУНИСТЫ набирают в свою партию людей из всех классов общества — людей, которые будут терпеливо работать и дожидаться дня, когда в стране случится серьезная финансовая неприятность; тогда они совершат переворот и станут правительством — на короткое время. Мы, говорят коммунисты, останемся у власти лишь до тех пор, пока каждый не получит все необходимое и не будет в состоянии его сохранить; после этого они обещают распустить свою партию, потому что ни они, ни иное правительство уже не будут нужны. — Ура! — возликовала я.
—Да, ура. Но другие преобразователи мира утверждают, что группы, которые приходят к власти через насилие, всегда стремятся увековечить свою власть путем того же насилия и становятся новой тиранией. Я с этим согласен.
ВОИНСТВУЮЩИЕ АНАРХИСТЫ, или ТЕРРОРИСТЫ, ненавидят тех, кто стремится к власти, так же сильно, как тех, кто ею обладает. Так как прочие классы зависят от людей, работающих на полях, шахтах, заводах и транспорте, они говорят, что эти рабочие должны оставлять у себя все, что производят, обходиться без денег, обменивая товар на товар, а от тех, кто захочет ими править, обороняться бомбами.
— Так и надо! — воскликнула я.
— Согласен. Но я также согласен с теми, кто утверждает, что полиция и армия — самые беспощадные террористы из всех. К тому же зажиточные слои держат в руках ключи от складов провианта и топлива, чьими бы руками они ни были произведены и добыты.
Так что ваша последняя надежда — ПАЦИФИСТЫ, или МИРНЫЕ АНАРХИСТЫ. Они говорят, что усовершенствовать мир можно, лишь совершенствуя самих себя и действуя на других личным примером. Это означает — ни с кем не враждовать, раздавать деньги и жить либо добровольными пожертвованиями, либо трудом своих рук. Этим путем шли Будда, Иисус и Святой Франциск, а в нашем столетии — князь Кропоткин, граф Лев Толстой и американский писатель, фермер и холостяк Торо. Это движение привлекает множество безвредных аристократов и писателей. Они раздражают правительства своим отказом платить налоги, считая взимание их безнравственным, и тут они правы, потому что налоги главным образом идут на армию и вооружение. Впрочем, полицейские забирают в тюрьмы и секут только рядовых пацифистов. Знаменитых почитатели избавляют от серьезных неприятностей. Если подадитесь в политику, Белл, становитесь пацифисткой-анархисткой. Вас на руках будут носить.
— Ох, что же мне делать? — выкрикнула я сквозь слезы.
— Пойдемте на корму, Белл, и я вам скажу, — ответил он.
РЕЦЕПТ АСТЛИ. Мы облокотились на борт, глядя, как от кормы по ленивым, блестящим в лунном свете волнам расходятся пенные борозды; и он сказал:
— Душераздирающее материнское чувство, которое вы испытываете к обездоленным мира сего, есть животный инстинкт, лишенный своей естественной цели. Выходите замуж: и заводите детей. Выходите за меня. На моих угодьях есть ферма и даже целая деревня — вообразите, какие откроются возможности. Будете воспитывать детей (мы их в общую школу не отдадим), заставите меня усовершенствовать канализацию для всей округи, понизить арендную плату. Я дам вам шанс стать настолько счастливой и добродетельной, насколько это возможно для умной женщины на нашей гадкой планете.
Я ответила:
— Ваше предложение не соблазняет меня, Гарри Астли, потому что я не люблю вас*; но это самая хитрая приманка, какую вы только могли подкинуть женщине, чтобы заставить ее вести совершенно эгоистическую жизнь. Благодарю вас, нет.
— Тогда дайте на секунду вашу руку.
Я так и сделала и тут впервые поняла, кто он такой на самом деле — измученный маленький мальчик, который ненавидит жестокость так оке, как и я, и считает себя сильным мужчиной, потому что способен притвориться, что любит ее. Он такой же бедный и несчастный, как моя потерянная дочка, но только внутри. Снаружи он безупречно спокоен. У каждого должна быть своя уютная оболочка, этакое мягкое пальто с карманами, полными денег. Я непременно стану социалисткой.
Уныние не давало мне думать о хорошем, Бог, поэтому я не вспоминала о тебе до сегодняшнего утра. Меня разбудил шум, словно от сильного дождя, и я лежала, раздумывая, как он осверкит салат для Мопси и Флопси, как я вскоре буду завтракать вареными яйцами, почками и копченой рыбой, а ты будешь хлебать свое пойло с пузырями, как мы потом пойдем навещать и лечить больных зверюшек в нашей лечебнице. Пронежившись много минут в довольстве и покое, я открыла глаза и увидела подле себя пятки Парринга, а в щелях жалюзи, — солнечный свет. Я сообразила, что звук, похожий на шум дождя, исходит от эвкалипта, который растет возле отеля; его твердые глянцевые листья от ветра колотятся и шаркают друг о друга. И все же спокойное довольство не улетучилось. Воспоминание о тебе отогнало прдчь ужас и слезы, потому что ты умнее и лучше, чем доктор Хукер и Гарри Астли, вместе взятые. Ты никогда не говорил, что жестокость к беспомощным — это хорошо, или неизбежно, или несущественно. Когда-нибудь ты объяснишь мне, как изменить то, о чем я не могу даже написать — стоит начать, и слова станут ОГРОМНЫМИ, гласные исчезнут, чернила размажутся от слез.
Раздался стук в дверь, и мне сказали, что бачок с кипятком стоит в коридоре.
Я не брила Парня с самой Александрии и решила наконец-то этим заняться. Вскочила на ноги, живо умылась и оделась, проложила полотенце между его головой и подушкой, намылила ему лицо. Оказалось, это гораздо легче делать, когда он лежит наоборот. Он молчал и не открывал глаз, но я знала, что ему приятно, ведь он терпеть не может бриться сам. Соскоблив щетину, я напомнила ему, что сегодня отправляется пароход в Глазго через Лисабон и Ливерпуль, что на нем плывет мистер Астли и что он предлагай заказать нам каюту. Все еще не открывая глаз, Парень сказал:
