Глава 2
В протоколе допроса Андрея Валентиновича Уварова был указан адрес его тогдашней регистрации: улица Артамонова, дом 26, квартира 16. Квартиру парень снимал у Антонины Алексеевны Иващенко, собственницы жилья, проживающей в том же 26-м доме, только в квартире 44. Костя Дьяков хорошо знал город, долго искать нужный дом ему не пришлось. Унылая хрущевка в депрессивном районе. Костя нашел нужный подъезд, дважды нажал на четверку в домофоне, и через мгновение ему ответили не то мужским, не то женским дребезжащим голосом. Он представился, и дверь немедленно открыли.
– Что это от нас полиции потребовалось? – с порога пробормотала женщина, одетая не по сезону – в теплый шарф и махровый халат. – Заходите, если простуды не боитесь, у меня вирус.
Костя еще раз поздоровался, вытер ноги о половичок, на который указала хозяйка, и прошел следом за ней в узкую тесную кухоньку, по которой распространялся аромат только что испеченного пирога.
– Яблочный пирог, – сказала хозяйка, и было непонятно, приглашает она его испробовать или просто констатирует факт его наличия.
Костя уточнять не стал, сглотнул слюну и плюхнулся на шаткий стульчик.
– Вы Антонина Алексеевна, правильно?
Женщина утвердительно кивнула.
– Тогда у меня к вам несколько вопросов, – сказал Костя.
– Так я не поняла, вы пирог будете или как? – поинтересовалась хозяйка.
– Если вас это не затруднит, – сказал Костя, улыбнувшись своей самой обворожительной улыбкой, которую всегда держал наготове для ценных свидетелей.
Женщина, которой на вид было ближе к шестидесяти, без всякой суеты, будто давно ждала гостя, разлила по чашкам уже согретый чай и поставила перед оперативником тарелку с куском шарлотки.
– Антонина Алексеевна, вы помните парня, который жил у вас на квартире в 2009 году? – начал Костя, предварительно похвалив хороший домашний пирог и отхлебнув чаю.
– Андрюшу? Помню, конечно, отчего же мне его не помнить, – охотно отозвалась женщина, – нормальный был жилец, никто на него не жаловался, деньги платил вовремя.
– А что вы можете про него рассказать? Какой он по характеру был, чем занимался, с кем общался, не знаете?
Женщина неуверенно пожала плечами, пожевала шарлотку, не спеша отхлебнула чайку.
– Та квартира в другом подъезде, в первом, – пояснила она, – она мне досталась от брата покойного. Если бы мы в одном подъезде жили, я бы, конечно, больше знала о его жизни, а так виделись мы нечасто.
– Как нечасто? Раз в месяц, когда деньги приносил?
– Да нет, что вы! – замахала рукой женщина. – Чаще, конечно. Андрюша вообще-то парень отзывчивый, вежливый, если его что попросишь, он всегда сделает. Я одна живу, без мужа, он у меня умер еще в девяносто восьмом, скоропостижно.
– Сочувствую, – мягко проговорил Костя, стараясь, чтобы теткина разговорчивость не свернула в другое русло.
– Андрей этот с машиной был, так что я иногда обращалась к нему по мелочи, он всегда помогал, хороший парень.
– Приходил к нему кто-то, не знаете?
– Так объясняю же, в разных подъездах мы жили, – виновато промолвила женщина, – но соседки мне про него рассказывали. Никаких пьянок-гулянок, ничего такого.
– И ничего больше про него не помните? Куда он потом съехал, не знаете?
– Чего не знаю, того не знаю, – сказала Антонина Алексеевна, – он уехал куда-то в командировку, а потом вроде туда и насовсем переехал. Я так поняла. А Андрюшны вещи потом его девушка забрала, она мне и последнюю квартплату оставляла. А с самим Андрюшей я даже и не попрощалась. Как он тогда в командировку уехал, так и все. А подружка его тот месяц дожила, расплатилась и тоже съехала.
– Так он с девушкой жил? – обрадовался Костя. – Про нее ничего не вспомните? Может, фамилию ее знаете?
– Да на что она мне? – хмыкнула тетка. – Девушка да и девушка, мне какая разница. Когда жилец с девушкой – то хорошо, значит, гулянки устраивать не будет. А фамилия ее мне ни к чему, да и жил он недолго, месяцев восемь всего. Может, если бы подольше пожил, мы бы получше познакомились.
Костя сделал над собой усилие, чтобы скрыть разочарование: столько времени потратил на пустую болтовню, и ноль на выходе.
– Значит, ничего особенного про девушку не вспомните?
– Красивая была девушка, даже очень, – припомнила женщина, – да и Андрей тоже видный парень, девчонкам такие нравятся, но она – так просто загляденье.
Ценное сведение, ничего не скажешь. Костя убедил женщину, что ничего плохого ее бывший квартирант не натворил, и спешно ретировался.
О том, чтобы с таким результатом показаться на глаза Поповкину, не могло быть и речи. По дороге к себе в отделение Костя стал себя поторапливать. Не ровен час, следователь спросит, как, мол, успехи, а успехов-то ноль. Андрей Уваров почему-то никак не хотел давать себя найти. В оперативных сводках он больше никогда не упоминался, нигде не был зарегистрирован. Уехал? Антонина Алексеевна ведь так и сказала – по-ехал, мол, в командировку, да и остался где-то там. Только где? Ищи теперь ветра в поле. В городе Ефремове Липецкой области, по месту рождения, родственников у него нет, это сразу проверили. Была одна мать, да и та умерла, не оставив сыну даже жилплощади. Что он здесь делал, куда потом подался? В какое-то мгновение Костю что-то насторожило, какая-то вспышка в сознании, мыслишка какая-то шаловливая пробежала и – фьють! – махнула хвостиком… да ладно. Не такая уж и юркая мыслишка оказалась, убежала недалеко. Просто люди, неведомо откуда берущиеся… непонятно куда пропадающие – вся эта музыка отдает какими-то шпионскими штуками. Вот, правильно. А связь с кем ему вообще-то поручено найти? Пистолетом лейтенанта Колбешкина, предположительно, воспользовался Алексей Трепачев. Вопрос состоит в том, чтобы проследить путь от бывшего владельца оружия Сергея Якушева до следующего промежуточного владельца Андрея Уварова и далее куда? В руки бывшего чекиста Алексея Трепачева, куда же еще? Не был ли этот странный парень Уваров, живший с очень красивой девушкой, осведомителем, агентом или как у них там это называется? Если так, то это путь верный, но, идя по нему, хрен кого найдешь. Чтобы смежники свою агентуру раскрыли? Даже и ради покушения на важного человека – да ни за что! Нечего и мечтать.
Войдя в свой кабинет, в котором было совершенно пусто по причине обеденного перерыва, Костя кинулся к компьютеру и чуть не сел мимо стула. Вот черт, не надо так торопиться, спокойнее надо. Первый сайт, который он проверил на наличие там профиля Андрея Уварова, была социальная сеть «ВКонтакте». За ней последовали «Одноклассники», потом «Мой мир» и уже без всякой надежды «Фейсбук». Хорошо, его никто не видит, а то услышал бы он пару ласковых за такие методы поиска. Ну а если серьезно, то раз парень не всплывает на поверхности, надо искать… Костю аж передернуло. А почему все они вообще решили, что его нужно искать среди живых? Потому что молодой и потому что среди насильственно убиенных его нет? Только поэтому? А ведь самое простое не проверил – вдруг этот самый Андрей Уваров умер? Не насильственно, а просто так. В результате какой-то болезни, например. Разве такого не может быть?
Костя запросил программу поиска актов гражданского состояния за последние годы. Ввел нужные параметры. Черт! Вот он, Андрей Валентинович Уваров! Умер как миленький 16 марта 2010 года. Костя еле дождался, пока закончится перерыв, узаконенный во всех госучреждениях, и в ЗАГСе Советского района узнал, что запись о смерти сделана на основании заключения о смерти, поступившего из городской больницы скорой медицинской помощи. Едва не сбив в дверях коллегу, Костя помчался вниз по лестнице. Его машина стояла у здания оперативной части незаправленная с позавчерашнего дня, все некогда было. Он прикинул, что до ближайшей заправки ему хватит, потому что посыпал противный дождь и машина стала нужна позарез.
Через двадцать пять минут он, поругавшись с охранником, поставил машину в неположенном месте – прямо напротив главного входа в больницу. Опешивший от такой наглости страж даже выскочил из своей будки, но Костя, всегда стеснявшийся своего 56-го размера, гордо расправил плечи и достал удостоверение.
– Здесь только для машин администрации, – злобно сверкая глазом, кинулся к нему охранник.
Костя хотел было выдать тираду, целью которой было указать охраннику на его ничтожное место под солнцем, но от нетерпения ограничился тем, что послал его куда подальше. В приемной любезная девушка разъяснила ему, как пройти к архиву, сделала предварительный звонок, чтобы его ждали, и Костя, петляя по закоулкам лечебного учреждения, задыхаясь от ярко выраженного запаха дезинфектантов и кислой пищи, пытаясь не сбиться с курса, наконец добрался до маленького кабинетика, где его уже ждал невысокий человечек в прокуренных усах и бирюзовой шапочке.
– Куда ж вы так спешите, молодой человек? У нас тут сплошь покойнички, им торопиться некуда.
– Им некуда, а мне надо, – сказал Костя, отдуваясь от быстрой ходьбы.
– Начальство заругает? – понимающе усмехнулся медработник.
– Следователь, это хуже.
– Что, с работы могут выгнать?
– Да нет же, – объяснил Костя, – самому стыдно будет.
Мужичок посмотрел на него внимательно, хмыкнул и изрек:
– Уважаю! Если б у нас люди имели стыд, такого бардака в стране бы не было. Прошу вас, модой человек, чем могу – помогу.
Костя зашел в каморку, где медработник усадил его на хлипкий стул. Сам он ногой в белом носке и бежевой сандалии задвинул под стол початую бутылку коньяка и уселся за компьютер.
– Кого ищем?
Костя назвал, а мужичок стал медленно, с расстановкой тыкать в клавиши.
– Вот он, твой Уваров Андрей Валентинович, 1981 года рождения. Помер 16 марта 2010 года в 21 час.
– А от чего умер-то? – нетерпеливо выпалил Костя.
– Ты не волнуйся, я тебе все распечатаю в лучшем виде, как у вас требуется, – пояснил сотрудник архива, – щас, только бумажку в принтер найду.
Он неспешно вышел из кабинета и вернулся через пару минут со стопкой чистой бумаги и пачкой печенья. Кондитерское изделие положил на стол, многозначительно взглянув при этом на своего посетителя, а бумагу засунул в принтер.
– Умер скоропостижно ваш Уваров, – сказал дядечка, – обширный геморрагический инсульт. На улице подобрали, как гласит документ. Вы довольны, молодой человек?
– Не совсем, – мотнул головой Костя, – мне бы еще вот что узнать. Его в бессознательном состоянии подобрали?
– Теперь этого уже не выяснишь, – ответил мужичок, начавший проявлять признаки нетерпения, – скорее всего. Если обширный да геморрагический, то, конечно, без сознания. Тебе что нужно узнать-то, парень?
– Вот он у вас умер, а тело его кто забрал? – допытывался Костя. – Ведь кто-то должен был забрать тело?
– Если при больном обнаружены какие-то документы, записи и прочее, то, конечно, сразу же сообщают. А как же?
– А в его случае кому сообщили, можно узнать? – спросил Костя.
– Ну а как же? Я ж тебе сказал, что все в лучшем виде распечатаю, – сказал мужик, доставая из принтера бумагу, – вот здесь сказано, кто его вещи забрал из морга.
Костя выхватил бумагу из пропитавшихся табачных дымом рук архивного служителя медицины. Труп для захоронения и вещи покойного выданы… подпись. Неразборчиво. О черт! Ах, вот же расшифровка: Набибуллина Н.М.
Костя вытер со лба испарину и плюхнулся всем своим мощным телом на хлипкий больничный инвентарь.
– Да что ж ты, дружок, себя не бережешь на работе-то, – запричитал медработник, доставая из-под стола коньячную бутылку, – а то сам вот так вот с геморрагическим, не ровен час.
– Типун тебе на язык, – беззлобно проговорил Костя.
Сотрудник посмотрел на гостя вопросительным взглядом, но, в тот момент, когда Костя уже готов был ответить утвердительно, он вспомнил, что приехал в больницу на своей машине. Оперативник поблагодарил мужичка за помощь и за предложение и, не успев выйти из кабинетика, стал набирать номер Поповкина.
– А чего это ты окрылился? – охладил его пыл Сергей Алексеевич, – Набибуллина – это, конечно, прекрасно, это дает нам понятие о пути, который проделал пистолет, но пути к убийце эта информация нам не раскрывает. Кто такая Набибуллина, с чем ее едят и где она вообще находится? Узнаешь, вот тогда и будет о чем говорить.
В первый момент Костя даже расстроился, а потом понял, что Сергей Алексеевич прав. Какой смысл тратить время на путь в Следственное управление, простаивать в пробках, чтобы в конце концов получить от него то самое поручение, которое он только выслушал по телефону. Фамилию Набибуллин носил сосед милиционера Сергея Якушева. Значит, Сергей Алексеевич оказался прав в своей догадке о том, что беглый преступник избавился от пистолета, забросив его на участок своего двоюродного брата. А уж там либо сосед заметил маневр и поднял оружие, либо сам Якушев, бросая, слегка промахнулся. Теперь картина более или менее ясна: Набибуллин, так или иначе, пистолет подобрал и куда-то припрятал. Потом мужик бросил семью и подался в какие-то далекие края, а оружие, видно, так и осталось в собственности его жены и дочери. И даже когда семья переехала из старого дома, пистолет взяли с собой. Потом девушка Н.М. Набибуллина начинает встречаться с Андреем Уваровым, видно, хвастается ему, что обладает таким предметом, и пистолет попадает к нему. Естественно, ни о кровавой истории оружия, ни о том, что он легко вычисляем по особому признаку, оба не знают. Когда Уваров умирает, его подружка продолжает хранить пистолет у себя. И вот теперь орудию находится применение. Но какая, спрашивается, связь между дочерью якушевского соседа и Завьяловым? Они все дружно надеялись, что история пистолета приведет их к Алексею Трепачеву, а она, дав вираж, вышла неизвестно куда.
Наученный горьким опытом, Костя решил на сей раз не повторять прошлых ошибок и направился прямиком в областной ЗАГС. Уверенный, что на сей раз начинать нужно именно отсюда: не век молодые девушки носят девичьи фамилии. Если повезет и обворожительная Софья Павловна на месте, он справится со своей задачей очень быстро.
– Набибуллина Н.М? – уточнила серьезная девушка, которой Софья Павловна поручила заниматься Костиным делом. – Такую мы сейчас быстро найдем. Если, конечно, она у нас есть.
Девушка пощелкала клавишами и вскоре подозвала Костю, который мирно пил в уголке чай и листал журнальчик.
– Вот она, ваша Набибуллина Н.М., – возвестила она, выглядывая из-за компьютера, – нашлась. Только теперь она не Набибуллина, теперь она Михайлова.
– Замуж вышла? – мгновенно подскочил Костя.
– Нет, фамилию сменила, – ответила девушка, – если вам это нужно, я могу созвониться с районным ЗАГСом, они посмотрят, по какой причине. У вас есть время подождать?
– Я подожду, – кивнул Костя и продолжил чаепитие.
Девушка вышла из кабинета, некоторое время отсутствовала. Тишина официального учреждения навеяла на Костю сон, и он, несмотря на все усилия, чуть было не провалился в дремоту, когда сотрудница вернулась.
– Просыпайтесь, я все для вас разузнала, – бодро сказала она.
Оказалось, что в феврале 2011 года Наталья Мусатовна Набибуллина обратилась в районное отделение ЗАГСа с заявлением о смене фамилии. В качестве причины указала, что, пока ее мать официально числилась замужем за М.Ш. Набибуллиным, она тоже носила эту фамилию, но теперь, когда мать через суд расторгла брак с М.Ш. Набибуллиным, который с ними давно не проживает, ни она, ни мать больше не хотят носить фамилию этого человека. Девушка взяла девичью фамилию матери – Михайлова.
– Здорово, – просиял Костя, – и данные на эту Михайлову есть?
– Есть, а почему же нет? – пожала плечами сотрудница. – Она никуда не скрывалась. Я вам все распечатаю.
Михайлова, Михайлова… Где-то он уже слышал эту фамилию, но не запомнил, не придал ей значения.
– Сергей Алексеевич, я все-таки еду к вам, – возвестил он в трубку.
– С Набибуллиной под ручку, я надеюсь? – поддел его руководитель следственно-оперативной бригады.
– Не под ручку, но под мышкой, – сообщил Костя и заспешил к машине.
У Поповкина уже заседали Костины коллеги Панин и Инютин.
– Почти все в сборе, – сказал Сергей Алексеевич и указал Косте на стул, – ну давай, хвастайся, что ты нам накопал.
– Я накопал нам девушку Набибуллину, дочь того самого соседа Сергея Якушева, – начал Костя, протягивая Поповкину собранные бумаги, – она проживала вместе с Андреем Уваровым и, когда тот скончался, забирала его тело из морга. Больше у него никого не было. Девушка эта нашлась под другой фамилией. После того как ее мать через суд расторгла брак с пропавшим отцом, она сменила фамилию на девичью фамилию матери. То есть она у нас теперь Наталья и даже не Мусатовна, а Михайловна Михайлова.
– Михайлова? – задумчиво спросил Сергей Алексеевич. – Минуточку…
Он раскрыл дело и стал листать.
– Так, где же у нас тут опрошенные на банкете? – бормотал он, аккуратно перелистывая страницы. – Ага, вот они.
Сергей Алексеевич углубился в чтение, потом поднял голову, снял очки и расплылся в широкой улыбке.
– Ну что, господа опера, – сказал он, поудобнее разваливаясь в своем полукресле, – никто не помнит, кто у нас такая девушка Михайлова?
– Сергей Алексеич, так это эта, как ее… – заулыбался Саша Панин, – а я как чувствовал, смотрю, они в коридоре обнимаются…
– Кто еще у нас с кем в коридоре обнимался? – с напускной строгостью произнес Сергей Алексеевич. – И в каком таком коридоре?
– Так в больничном! – воскликнул Панин. – Я не всех участников банкета показания слышал, только части, но эту девицу видел, на нее трудно не обратить внимание. А тут поехал в больницу спросить, как там Завьялов, попросить при первой возможности, чтобы нас пустили. А перед кабинетом заведующего реанимацией сынок его с девицей обжимался, и я вспомнил, что эта девица – бывшая любовница Завьялова, в доме у него жила, между прочим. Ну я на всякий случай кое-что прихватил, думал, может, пригодится…
Он вынул из портфеля полиэтиленовый пакет с голубыми больничными бахилами.
– Тут и его, и ее, я на всякий случай взял.
– Так Михайлова – это бывшая завьяловская женщина? – наконец дошло до Кости.
– Она самая, – согласно кивнул Сергей Алексеевич и опустил на стул руку, в которой были зажаты его очки. Что-то жалобно хрустнуло. Оперативники переглянулись – вот он, настал наконец момент гибели оправы, которого все так долго ждали. За спиной у Поповкина частенько подшучивали: в моменты волнения следователь так теребил свои очки, что им давно пора бы сгинуть. Но они как ни в чем не бывало продолжали служить своему хозяину. Сергей Алексеевич без всякого сожаления посмотрел на разломившуюся оправу, сгреб ее и выбросил в корзину для бумаг. После чего он полез в верхний ящик своего письменно стола и достал оттуда чехол, из которого извлек очки – точную копию прежних. Водрузив их на нос, он радостно спросил:
– Чего улыбаемся?
Оперативники улыбались оттого, что отныне тайна бессмертия следовательских очков была раскрыта.
В ту же минуту раздался звонок городского телефона, и Сергей Алексеевич снял трубку.
– Да, я вас слушаю, – сказал Сергей Алексеевич, но в следующую секунду лицо его вытянулось, а глаза округлились, – конечно, давно пора. Завтра в десять, позвоните мне снизу, вас пропустят.
Следователь снял очки, помассировал руками лоб.
– Не было ни гроша, а тут алтын, – сказал он, – звонила госпожа Воронцова, желает помочь следствию.
– Самое время, – буркнул Саша Панин.
Да, теперь времени на то, чтобы прогуляться по пушкинскому скверу и в благости поесть японских деликатесов, не будет. А захотелось аж до желудочного спазма. Сергея Алексеевича даже посетила предательская мысль заказать набор суши и роллов, но поесть в кабинете в свое удовольствие не получится. И невероятным усилием воли он решил отложить удовольствие на неопределенный срок.
Начало встречи со следователем получилось скомканным: Сергей Алексеевич как следует отругал Дину за легкомысленное поведение. Суть его нотации свелась к тому, что, когда идет расследование тяжкого преступления, детская игра в прятки не только неуместна, но и может вызвать серьезные последствия. Как, например, следователь мог отреагировать на то, что хозяйка квартиры, где совершено убийство, скрылась в неизвестном направлении? Мог, например, выдвинуть версию о том, что она сама и нанесла своей подруге смертельный удар и исчезла, испугавшись ответственности за содеянное? Еще как мог. Кроме того, Поповкин заявил, что подозрений в убийстве с Дины не снимает, но Дину ни его нотация, ни суровое предупреждение не испугали. Из-под старомодной, дышащей на ладан оправы на нее глядели внимательные, ироничные глаза. Несмотря на серьезность произносимых слов, напряжения в голосе следователя не было. Дине он показался очень добрым и умным человеком. Он говорил на таком хорошем русском языке, что даже протокольные формулировки не загрязняли его. Против своей воли Дина совершено неуместно ему улыбнулась.
– Простите меня, – сказала она, и сидящий напротив немолодой человек вздохнул и опустил глаза в бумаги.
– Сейчас будете отрабатывать свое отсутствие, – сказал он.
Дина была готова. После нескольких вопросов она расслабилась, и строгий следователь вроде бы тоже подобрел.
– Нам с вами, Диана Викторовна, нужно выяснить, кто бывал у вас в квартире, – сказал Сергей Алексеевич, глядя мимо нее, – у вас обнаружены отпечатки пальцев нескольких человек. Вы в этой квартире живете недавно, и ваши соседи утверждают, что гости у вас бывают крайне редко. Так вот, давайте напряжемся и подумаем, кто со времени вашего заселения у вас бывал и по каким поводам. Особенно меня интересует ваша спальня, если ее можно так назвать, в общем, та часть квартиры.
Дина задумалась. Она действительно не приглашала гостей. Пока она жила за границей, ниточки прошлых знакомств успешно оборвались. И когда возвращалась домой, она не искала ни компаний, ни новых друзей. Чего она вообще искала? Зачем приехала? Вся ее жизнь в эту минуту показалась ей ужасно кривой, косой и бессмысленной. Лишенной цели и прочных привязанностей. Она изучала иностранные языки с прицелом работать за границей, даже на отделение романо-германской филологии поступила именно из-за этого. Потом уже поняла, что с языками можно справиться и без обязательного получения диплома, бросила университет и поступила в институт искусств. Сразу после его окончания ее, девушку с таким хорошим дополнительным багажом, без проблем взяли на работу в Культурный фонд, в который переименовали бывшее Общество русско-французской дружбы. Ей было все равно, лишь бы попасть за границу, и когда Дина оказалась в Европе, она почувствовала себя как рыба в воде. С ее красотой, хорошими манерами, знанием живописи и вообще современного искусства ей легко было заводить знакомства. Она окрылилась и готова была к покорению самых высоких вершин. Но все же она была наивной девочкой. Ухаживания богатого, пусть и немолодого француза с изысканными манерами она восприняла как доказательство правильности выбранного пути. Дина не любила его, но замужество открывало перед ней потрясающие перспективы: жизнь и работу в Париже, городе ее мечты, знакомство с художниками, скульпторами, галеристами. Это было время несказанного блаженства. Она наслаждалась воздухом Парижа, его неповторимой атмосферой. С мужем отношения не были ни пылкими, ни особенно близкими, но Дина относила это на счет его возраста и особого менталитета. Она отметала намеки окружающих на его ориентацию – в толерантной Европе никто не скрывает свои предпочтения! Но дело оказалось в том, что отец ее мужа был яростным гомофобом и грозил лишить сына наследства, если он будет вести нетрадиционный образ жизни. Когда отец мужа умер, скрываться и изображать семью больше смысла не было. Дина была потрясена до глубины души. Если бы ее муж вдруг обнаружил в себе такие наклонности, она пережила бы разрыв легко, но оказалось, что он использовал ее для того, чтобы создать видимость семьи, пустить пыль в глаза старому, непоколебимому отцу. В итоге он получил наследство, а Дина почувствовала себя растоптанной, измазанной в грязи. Ни о каком благородном жесте в адрес молодой жены речь не шла, это только со стороны все выглядело так, будто француз добровольно, в искупление своей вины, решил обеспечить обманутую девушку. На самом деле Дина пригрозила ему страшным скандалом: у мужа имелись обиженные родственники, которые были бы счастливы вступить с ним в тяжбу за наследство, доказав, что он обманывал отца по части своей ориентации. На соглашение с Диной ее муж пошел, только чтобы избежать скандала, а она за это была обязана всем говорить о мирном расставании и добром отношении друг к другу. Чувство омерзения, которое она вынесла из своего замужества, не отпускало, и чтобы не дать ощущению опустошенности захватить себя надолго, она отправилась с компанией знакомых на Мальту. Через пару летних месяцев компания распалась, и Дина осталась на острове с художником и скульптором Марком Фальком. Они снимали маленькую виллочку рядом со Слимой, он работал, она помогала ему или просто слонялась по узким улочкам, любовалась набережной Большой Гавани. Она исколесила Мальту вдоль и поперек, и через год ее отпустило, Дина вернулась в Париж, стала работать. В 2005 году она познакомилась с человеком, о котором до сих пор предпочитает не вспоминать и не думать. И, даже мельком пролистывая свою жизнь, эту страницу она старалась перевернуть в памяти так, чтобы не вспоминать ее содержания. Ей было двадцать пять, ее жизненным багажом было неудачное замужество, любовь к искусству и доверчивость, для которой распавшийся брак не стал достаточным уроком. Он был знаменитостью, талантом и богачом. У них было два года ослепительного счастья, которое оборвалось неожиданно и оттого еще более мучительно. Дина была раздавлена, боролась с серьезным неврозом. Возвращала себя к жизни она испробованным однажды способом – надолго уехала в Таиланд. Буддизм не нашел дорогу к ее сознанию, но жизнь в Таиланде во многом ее изменила. Она полностью изменила принципы питания, раз и навсегда прекратив употреблять жирную пищу. Круглосуточное созерцание первозданной природы успокоило ее, теплые воды Андаманского моря убаюкали. Дина спаслась и на всю оставшуюся жизнь дала себе одно слово: не подпускать к себе никого, кто мог бы причинить ей боль. А поскольку боль может причинить любой – не подпускать никого. Любовь, которая так необходима человеку для того, чтобы чувствовать себя счастливым, может внушать не только другой человек. В мире много того, что можно любить. Два года назад ей показалось, что жизнь вновь приобретает ось, стержень. Ее вдохновила идея покупки собственной небольшой галереи, и, реализуя этот проект, Дина использовала мужчин, которые встречались ей на пути, на полную катушку. Ей оставался последний взнос, когда вдруг подвернулся Завьялов. И вот теперь все полетело вверх тормашками. Убийство подруги детства, ее бегство, нарушение данного себе обещания. Ладно, с собой она разберется, надо только поскорее уехать отсюда. Но что дальше? Как дальше жить?
– Вы о чем-то задумались, – не спросил, а скорее констатировал следователь, – вы вспоминаете или мне повторить свой вопрос?
Дина вздрогнула.
– Да-да, я вспоминала, кто мог у меня бывать, – соврала она, на самом деле и вспоминать было нечего, – у меня бывали мои родители, нечасто, возможно, пару раз.
– Так-так, – кивнул Сергей Алексеевич, – а кроме них?
– Завьялов бывал, – продолжила Дина, – и если вас интересует спальня, то он там был.
Поповкин деликатно кивнул.
– В последнее время стала заходить Алена, – вспоминала Дина, – но больше я никого не могу вспомнить. Я не приглашала гостей, как совершенно верно заметили мои соседи.
– Вы всегда держите ноутбук в той части квартиры, где вы спите?
– Нет, не всегда, – не задумываясь, ответила Дина, – иногда я располагаюсь с ним в обеденной зоне. Когда пользуюсь скайпом, например.
– Мы заметили, что ваш ноутбук содержится в идеальной чистоте, – начал Сергей Алексеевич, – вы регулярно протираете его?
– Да, конечно, он же пылится, – пожала плечами девушка.
– В последнее время он у вас не ломался? Вы не приглашали кого-то, чтобы посмотрел его, починил?
– Нет, – уверенно ответила Дина, – он новый. И потом, я сама могу разобраться в нем, если что не так.
– А кто еще мог воспользоваться им, кроме вас?
– С моего согласия и в моем присутствии – никто, – отрезала Дина.
– Видите ли, мы нашли на вашем компьютере отпечатки, которые пока не идентифицировали, – объяснил следователь, – эти же отпечатки в крайне малом количестве, но все же есть и рядом с компьютером, на столике, на котором вы его оставили. Скажите, когда вы уходили из дому, ноутбук был включен?
– Вы имеете в виду то самое утро?
– Да, то самое утро, – согласился Поповкин, – будьте внимательны, вспомните, как все было. Алена явилась к вам без предупреждения. Вы в это время торопились к мастеру в салон красоты. Выключили вы ноутбук или нет?
– Выключила, – уверенно ответила Дина.
– Вы не доверяли своей подруге?
– Я даже не думала об этом, – сказала Дина, – просто утром я проверила почту, ее не было. Я закрыла ноутбук, и все.
– Когда мы вошли в квартиру, он был включен. И в почту можно зайти без пароля, он у вас автоматически сохранен.
– Да, – согласилась Дина, – мне лень каждый раз набирать пароль, я ведь живу одна, и мне не от кого шифроваться.
– Тогда вот еще что, Диана Викторовна, – сказал Сергей Алексеевич, – я сейчас покажу вам один предмет, который мы нашли в вашей квартире. Он находился не в непосредственной близости от трупа, но, как мы предполагаем, по пути перемещения преступника. По-этому нам важно знать, ваш это предмет или нет.
Сергей Алексеевич громыхнул допотопным сейфом и извлек из него полиэтиленовый пакетик с небольшим предметом.
– Отпечаток части большого пальца на этом предмете слишком смазан и не подлежит идентификации, – пояснил он, – если этот предмет ваш, то роли в расследовании он не сыграет, но если его потерял преступник, другое дело.
– Нет, это не мое, – уверенно ответила Дина, – у меня нет такой сумки.
Перед ней лежал маленький кожаный прямоугольник черного цвета на тонком кожаном же ремешке длиной семь-восемь сантиметров. На нем были вдавлены инициалы МК.
– Наш эксперт предположил, что это деталь какого-то аксессуара, – вопросительно глядя на Дину, сказал Сергей Алексеевич.
– Он правильно предположил, – кивнула Дина, – это оторвалось от сумки «Майкл Корс». Но сумка была мужская, скорее всего.
– Почему вы так думаете?
– Мне нравятся вещи этого дизайнера, Майкл Корс сейчас чрезвычайно популярен, – объяснила Дина, – вот эта штучка совсем новая, нигде не потрепалась, ниточки на шве еще блестят. Новую коллекцию этой фирмы я знаю, и вообще… как бы вам объяснить… Не в стиле «Майкл Корс» делать сумочки для женщин такого цвета. Думаю, это мужская сумка.
– Спасибо, Диана Викторовна, вы нам очень помогли.
Следователь стал задавать другие вопросы, но от его глаз не укрылось, что Дина нервно заерзала на своем стуле. Сергей Алексеевич умолк и устремил на нее вопросительный взгляд.
Дина немного помялась, но потом все-таки решилась:
– Скажите, Сергей Алексеевич, когда мне будет возможно увидеть Валерия Ивановича?
– Когда врачи разрешат, – пожал плечами он, – нам сказали, что опасный момент миновал, но он пока еще слишком слаб. Что же вы их не спросите?
– Спрашивала, – смутилась Дина, – я ездила в больницу, но меня к нему не пустили. И у меня такое ощущение, что еще долго не захотят пускать.
– Почему вы так решили?
– Мне кажется, его сын что-то сказал им такое… в общем, как-то их настроил, что его отцу лучше со мной не видеться, – объяснила Дина.
– Вот как? – Сергей Алексеевич удивленно поднял брови и даже снял с носа очки. – Я же вас спрашивал о том, какие у вас отношения с его сыном. И вы мне сказали дословно – никаких. А теперь говорите, что он настраивает против вас врачей.
– Но отношений-то действительно никаких, – объяснила Дина, – я с ним не общаюсь, это значит, что отношений нет. А вот его отношение ко мне, наверное, есть. И думаю, что он меня терпеть не может.
– Вот как? – обрадовался Сергей Алексеевич. – А в чем это выражается? Из чего вы смогли сделать такой вывод?
– Да он когда меня видит, у него лицо перекашивает, – усмехнулась Дина, – это трудно не заметить.
– А как часто вы с ним встречались? И где это происходило? В доме Завьялова? Вспомните, это может оказаться очень важным.
– Когда мы только начали встречаться, то в гости к Завьялову я не ездила, – стала вспоминать Дина, – мы ходили в рестораны, в театры, были на каких-то приемах. Потом, когда наши отношения стали более близкими, Валерий Иванович пригласил меня домой. Это было на Рождество. Он планировал застолье с гостями, и действительно к нему приезжали гости, но сын в празднике не участвовал.
– Демонстративно? – удивился Поповкин.
– Не то что бы демонстративно, – уточнила Дина, – вначале он сел за стол, бросил на меня пару уничтожающих взглядов, а потом извинился перед отцом, сказав, что его ждут в компании, и уехал.
– После этого вы посещали дом Завьялова?
– Да, весной, седьмого мая, Валерий Иванович праздновал свой день рождения, – начала рассказывать Дина, – были гости, его друзья. Мы праздновали на свежем воздухе, во дворе, у него замечательная территория. В тот день он сделал мне предложение.
– Припомните поподробнее, как это было, – попросил следователь.
Когда завьяловский водитель привез Дину, во дворе особняка уже все было готово к празднику, но гостей еще не было. На большой лужайке перед домом были установлены два мангала и барбекю, были выставлены столики с напитками и бокалами. Дина знала, что Валерий собирается накрыть стол в доме, где гости выпьют аперитив и закусят холодными закусками и салатами. После этого их пригласят во двор на шашлык с пылу с жару. Для жарки на свежем воздухе были заготовлены бараньи и свиные порционные куски, а кроме них, форель и домашние утки. Специально для Дины были заказаны крабы. Горничная проводила ее в кабинет, обшитый дубовыми панелями, где она застала именинника уютно подремывающим над какой-то книгой. Завьялов мгновенно проснулся и, прогнав минутное смущение, раскрыл объятия ей навстречу.
– Я пришла раньше всех, зачем ты так рано за мной послал? – проговорила Дина, когда он отпустил ее.
– Я послал за тобой раньше, потому что у нас еще есть дело, – загадочно улыбаясь, сообщил Валерий.
– Какое может быть дело в день рождения? – пожала плечами Дина. – Разве что я должна тебя поздравить…
Она подарила ему роскошный «Паркер» с золотым пером и прохладный поцелуй в самый уголок губ.
– Теперь моя очередь, – шепнул Валерий и потянулся к ящику своего огромного письменного стола.
Он не вручил ей коробочку, а надел кольцо прямо на палец, встретив взглядом округлившиеся Динины глаза, прижал палец к ее губам.
– Да, это нахальство, – шутливо сказал он, – но я знаю, на что иду. Если я спрошу и ты скажешь «нет», то этот момент я не переживу.
Дина взглянула на кольцо, оно было изысканным.
– Твой вкус заслуживает всяческих похвал, но это касается только кольца, – сказала она, все еще изображая показную обиду, – может быть, ты все-таки задашь мне сакраментальный вопрос о моем согласии?
– Ни за что! – воскликнул Завьялов, прижимая ее к себе. – Ты моя женщина, Дина, я это почувствовал, когда впервые тебя увидел. Ты изменила меня, ты изменила мою жизнь. Я думал, что в ней уже никогда не будет места чувству, но ты заставила меня волноваться. Ты заставила меня жить, не только работать и считать деньги, понимаешь? Ты заставила меня видеть красоту окружающего мира. Я больше не отпущу тебя, такой подарок бог делает только раз в жизни, так что тебе не вырваться, ты – моя.
– Но ты же знаешь, что я вольная пташка, – проворковала она, – что меня в клетке не запрешь.
– Я знаю, ты особенная, другую женщину я уже и не смог бы полюбить, – серьезно сказал Валерий, – тебе нужно пространство, тебе нужно небо, я это знаю. И я готов принимать тебя такой, какая ты есть. Ради того, чтобы ты была моей, я готов. Знаешь, на что ты похожа? На холодное зимнее солнце. На яркое летнее солнце можно смотреть секунду, и потом требуются очки, оно режет глаз. Оно греет, дарит тепло, но режет глаз. А ты как солнце зимой, на которое можно смотреть бесконечно.
В тот день Валерий Завьялов объявил гостям об их помолвке.
– А Сергей Завьялов на этом мероприятии был? – спросил Сергей Алексеевич.
– Был, – кивнула Дина, – но, как всегда, метался. В начале банкета он был с гостями, потом, когда все перешли на свежий воздух, куда-то подевался, на шашлыках его не было, это точно. Ближе к концу он снова появился.
– А где вы все это время держали свою сумочку?
– Какую сумочку? – удивилась Дина. – Обычную дамскую сумочку? У Завьялова в кабинете, не возьму же я ее с собой за стол.
Дина нахмурилась, что-то припоминая.
– В этот день у меня каким-то чудом пропал мой любимый брелок, – сказала она, – у меня всего один ключ – от моей квартиры. И брелок крепился к нему достаточно надежно, он не был кольцом, на которое надеваются ключи, он пристегивался к ободку. Этот брелок был подарком моего знакомого художника, это была крошечная серебряная статуэтка Будды, память о времени, которое мы прожили в Юго-Восточной Азии. Я очень дорожила им, искала у Завьялова в кабинете, но так и не нашла.
– Думаю, что вашего Будду потеряли, когда брали ключи для того, чтобы сделать их дубликат, – сказал Сергей Алексеевич.
– Вы так думаете? – опешила Дина.
– Больше вы не посещали дом Валерия Ивановича? – вздохнув, спросил следователь.
– Последний раз я там была недавно, в тот раз зареклась и просила Завьялова больше никогда меня туда не приглашать.
– Что же случилось в тот последний раз?
– Видите ли, мы собирались пожениться под Новый год, – стала объяснять Дина, – и Валерий хотел, чтобы на все новогодние каникулы мы уехали куда-нибудь в тропики, на острова. И когда мы сидели за ужином, он стал дразнить сына, я это почувствовала. Я не знаю, какие разговоры у них были обо мне в мое отсутствие, может быть, сын высказывал недовольство, а Валерий Иванович хотел поставить его на место. Он не любит, когда с ним спорят, понимаете? Особенно люди, находящиеся у него в зависимости или под его опекой. И он поддел сына нарочно, мне так показалось.
– Что же он сказал? – поторопил ее следователь.
– Он заявил, что мы едем отдыхать в Африку, на Маврикий, и вернемся оттуда не только с новыми впечатлениями, но и с кое-чем еще… В общем, он намекнул, что мечтает, чтобы я вернулась оттуда беременной.
– Это был серьезный разговор?
– Я так и не поняла, – честно призналась Дина, – он вроде бы специально поддевал своего сына, который, как он считал, должен принимать мнение отца как закон, но вместе с тем он вполне мог прощупывать почву: а что я в итоге на это отвечу? Если скажу, что это было не в моих планах и буду возмущаться, он заявит, что пошутил специально для Сережи, а если отнесусь к сказанному хорошо, то что ж – ему только того и надо было.
– И что было за столом?
– За столом я промолчала, – ответила Дина, – я поняла, что он дразнит Сережу, и не стала вмешиваться.
– Вообще ничего не ответили?
– Нет, ну почему же, я сказала то, что не означало ни «да», ни «нет». Я сказала: как бог даст.
– Понятно, – выдохнул Сергей Алексеевич, – если бы вы, Диана Викторовна, не играли в прятки и рассказали все это сразу после того, как убили вашу подругу, второго преступления могло и не быть.
Лицо Дины вытянулось, с него совсем спала краска, губы ее дрогнули.
– О боже, неужели?
– Все, пока все, на сегодня я вас больше не задерживаю, но учтите, что завтра вы мне можете понадобиться. Никуда не уезжайте, вы пока мне нужны. Вы живете у родителей?
– Да, – промямлила Дина.
– Оставайтесь там, своей квартирой по возможности не пользуйтесь. И больше никаких пряток!
Сергей Алексеевич грозно сверкнул на Дину новыми очками, но мысли его уже переключились на другое.
Саша Панин захватил бахилы из больницы просто так, повинуясь минутному импульсу, он вообще был очень запасливый: складывал в свою копилку любые сведения, наблюдения, запоминал чьи-то суждения и высказывания. Считал, что пригодиться может все что угодно, и никогда не знаешь заранее, что именно пригодится. Красивую девушку он запомнил, когда опрашивали всех участников банкета, опрашивал, правда, другой оперативник, но Саша оказался поблизости как раз в тот самый момент, когда кто-то сказал про нее, что это, мол, бывшая девушка Валерия Ивановича. И если бы в больнице он просто увидел возле кабинета заведующего отделением бывшую девушку и сына пострадавшего, ничего странного в этом не усмотрел бы. Но Саша усмотрел. Когда он приблизился к парочке, они стояли у окна, и Наташа прижималась к Сергею совсем не по-дружески. Ни одно дружеское, сочувственное объятие не подразумевает тесного прижимания низом живота. И Сережа гладил ее не так, как успокаивают подружку. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: эти двое любовники, бывшие ли, настоящие ли, но в одной постели они побывали, это точно. Факт показался более чем любопытным, но к чему его пристроить, пока было непонятно. Сергей Алексеевич все равно отдал бахилы экспертам, чтобы посмотрели, и именно сейчас ждал от них ответа. Он уже пропустил два звонка, разговаривая с Диной. Не специально, конечно, случайно отключив звук в новом модном гаджете, к которому никак не мог привыкнуть. Сергей Алексеевич схватил телефонную трубку и стал набирать номер, ожидая услышать новость.
– Пальчики с бахил совпадают с теми, что мы нашли в квартире Воронцовой, – сказал эксперт, сочно хрустя яблочком.
…Расписать хронологию событий они могли и без Дины, основываясь на показаниях маникюрши. В 10.30 Дина Воронцова зашла в салон. В это время Алена осталась в квартире одна, пошебуршила в холодильнике, выпила пару глотков вина и направилась в душ. Сколько она могла там находиться? Если учитывать, что она не только сполоснулась и вымыла голову, но еще и обработала руки и ноги увлажняющим кремом, то минут пятнадцать. Убийца мог приникнуть в квартиру сразу после ухода Дины, если он за ней следил. В 10.45 Алена вышла из душа и поняла, что в квартире находится кто-то посторонний. Сколько времени должно было уйти на то, чтобы она успела заподозрить его в чем-то, он, в свою очередь, испугаться и напасть? Между Аленой и непрошеным гостем должна была разыграться сцена, не схватил же он тяжелую статуэтку просто так. Сергей Алексеевич долго ломал голову и пришел к выводу, что уж меньше пяти минут она занять никак не могла. Еще несколько минут понадобилось убийце на то, чтобы стереть с орудия преступления свои следы и протереть ручку двери. Чем он это сделал? Да хоть снял с себя майку и протер. Но почему он не стер следы с компьютера и столика, к которому тоже прикоснулся? Забыл? Вполне возможно. Но еще больше похоже на то, что за приоткрытой дверью послышался собачий лай, и преступник решил покинуть квартиру до того, как у двери появится человек с собакой. Ведь человек будет спускаться по лестнице, и это тоже займет какое-то время, а вдруг за это время вернется хозяйка? Зураб Игнатов показал, что вошел в подъезд без десяти одиннадцать, и в это время маленькая собачка уже ворвалась в квартиру и обнаружила труп. Как, спрашивается, убийца мог выскользнуть из квартиры и потом из подъезда, никем не замеченным? Он должен был столкнуться с Зурабом или…
Квартира Дины Воронцовой на втором этаже. Если преступник в панике стал искать пути отхода, он мог выбрать только два направления. Первый – кинуться вверх, на верхние этажи. Но по лестнице с верхнего этажа спускалась дама с собачкой, а бросаться к лифту и ждать, когда он придет, было самоубийственно. Преступник мог либо броситься вниз по лестнице, либо затаиться в кармашке второго этажа – на месте у окна, которое не видно ни поднимающимся по лестнице, ни спускающимся вниз. Если бы он выбрал первый путь, он попался бы на глаза Зурабу, значит, несколько решающих мгновений убийца отсиживался в закутке и выбежал оттуда только тогда, когда и женщина с собакой, и Зураб уже были в квартире.
Эксперты-криминалисты тщательно осмотрели закуток. Преступник находился в нем считаные секунды, от силы минуту, и за это крошечное время следов не оставил. Однако на полу все же был обнаружен смазанный кровавый штрих. Это была кровь Алены Наливайченко, которая попала на подошву преступника самым простым способом – неосторожно он наступил на лужицу брызнувшей крови, и крошечная частица осталась на полу в подъездном закутке. Картина произошедшего в квартире Дины теперь стала понятной, и Сергей Алексеевич стал выписывать ордер на обыск. Версия Зураба Игнатова о том, что Алена Наливайченко убита из-за похищенных денег, окончательно развалилась. Алена была убита случайно, потому что подвернулась под руку в неподходящий момент.
Сергей Алексеевич немного помедлил с задержанием Натальи Михайловой, бывшей Набибуллиной, с тем, чтобы Костя Дьяков доделал работу: запросил сотовую компанию о перемещениях ее аппарата в момент покушения на Валерия Завьялова. Шансов было немного, потому что сейчас мало кто не знает, что перемещение телефонного аппарата можно запеленговать с достаточно большой точностью. Но Наташа Михайлова, видимо, было уверена, что не окажется в числе подозреваемых, во всяком случае, она не только взяла с собой телефон, но и воспользовалась им: через остановку от «Динамо» было небольшое кафе, откуда она вызвала такси домой. Обвинение против Михайловой все равно строить было не на чем. Если девушка обзаведется хорошим адвокатом, он потребует доказательств, что Наталья была последней владелицей оружия. Мало ли кому мог отдать его покойный Уваров? Да и перемещения телефонного аппарата можно было рассматривать лишь как косвенную улику: ну захотела Наташа вернуться в «Динамо» на банкет, а потом взяла и передумала, настроение испортилось, голова заболела. Сергею Алексеевичу весьма важным представлялся вопрос: знал ли о готовящемся покушении сын Завьялова, Сергей? Другими словами, был ли он соучастником Михайловой или нет? Поэтому, тщательно продумав «операцию», как он мысленно назвал то, что собирался проделать, согласовав ее с руководством, Поповкин вызвал членов следственно-оперативной бригады и распределил между ними обязанности следующим образом. Следователь, криминалист, эксперт и двое оперативников едут с ордером обыскивать дом Завьялова. Ищут сумку фирмы «Майкл Корс» с оторванным ремешком, на котором помещается фирменный лейбл, и туфли с тупым носком, на которых могли остаться частицы крови Алены Наливайченко. С момента приезда они блокируют подозреваемого таким образом, чтобы он не мог воспользоваться услугами телефонной связи. В это же время двое оперативников едут за мадемуазель Наташей и доставляют ее в управление для дачи показаний. Сергей Алексеевич не спеша допросит ее, ожидая результатов обыска, после которого мальчика Сережу тоже должны доставить к нему. И вот тут Сергей Алексеевич решил устроить парочке незапланированное свидание, на которое возлагал большие надежды. Оба молодых человека будут взбудоражены и, как он надеялся, не смогут стопроцентно контролировать свои эмоции и выдавать нужные ответы. Он надеялся застать их врасплох.
Сумку, от которой оторвался кожаный ремешок, нашли на двадцатой минуте обыска, об этом Сергею Алексеевичу сразу же сообщили. С обувью возились дольше, потому что Сережа бесновался, огрызался, требовал адвоката, грозил отцом, отказывался говорить, какие туфли кому принадлежат. Даже при том, что размер обуви у отца и сына был примерно одинаковый, отличить молодежную обувь от солидной обуви взрослого человека было нетрудно. Хотя и у Завьялова имелись кроссовки, мокасины и даже сандалии на всякие случаи жизни. Модные полутуфли-полукроссовки с тупыми носами нашлись не в прихожей, где была вся обувь, а в Сережиной комнате, вернее, на балконе. Может быть, он думал их вымыть, да так и не собрался, а может, просто где разулся, там и бросил. Наверняка после возвращения домой в то утро он их осмотрел и ничего подозрительного не заметил. Да и другой кто-то не заметил бы. Кровавый мазок проступил только после обработки носка специальным раствором.
– Надо было выбросить обувку, – поддел его Саша Панин, – да жалко стало, наверное. «Балдинини», – прочитал он вдавленные в мягкую кожу буквы. Ну конечно, модные тапочки, фирменные, жалко.
Сережа метнул на опера огненный взгляд, но поджал губы, сказал только:
– Когда я смогу вызвать своего адвоката?
– Успеешь, не волнуйся, никто тебя без адвоката не оставит.
Наташа Михайлова тоже первым делом затребовала адвоката.
– Адвоката? – переспросил Сергей Алексеевич. – Ну что ж, говорите имя, фамилию, телефон, мы пригласим.
Наташа замялась. Никакого адвоката у нее не было и быть не могло. Ей нужно было немедленно посоветоваться… Но с кем? С Сережей? Это исключено. С матерью тем более, от нее никакого толку нет и в менее значительных делах. От напряжения у нее выступил пот над верхней губой и на лбу.
– Успокойтесь, я же не сказал вам, что арестовываю вас, – спокойно произнес Поповкин, – я лишь вызвал вас на допрос, чтобы вы прояснили некоторые моменты.
Сергей Алексеевич выложил на стол пистолет Макарова.
– Это оружие принадлежит вам?
– Нет, я его никогда не видела и вообще никогда не касалась огнестрельного оружия.
– Ответ отрицательный, хорошо, – записывал Сергей Алексеевич, – стало быть, стрелять вы не умеете?
– Нет! – воскликнула Наташа.
– Вам был знаком Андрей Валентинович Уваров? – спросил Сергей Алексеевич и пристально посмотрел на Наташу. Глаза ее забегали, верхняя губа дернулась, этого вопроса она явно не ожидала.
– Да, я его знала, но он умер.
– Но вы жили с ним некоторое время, не так ли?
– Да, жила, – согласилась девушка.
– И вы подарили ему пистолет, который остался у вас после ухода отца? – не спросил, а скорее констатировал следователь.
– Нет! – почти выкрикнула Наташа. – Я же сказала, что никогда не держала в руках оружия!
– И никогда не видели этого пистолета у Уварова?
– Не видела.
– А вещи Уварова, где они? Куда они делись после его смерти?
– Те вещи, что были при нем, я забрала из морга.
– А те, что находились в квартире, которую вы снимали совместно?
– Ну я не знаю, – запнулась Наташа, – мы не жили, просто я приходила к нему в гости, мы встречались.
– Это неправда, – отрезал Сергей Алексеевич, – у нас есть показания вашей квартирной хозяйки – она утверждает, что вы жили вместе и что последнюю квартплату вносили вы. Это ведь произошло после смерти Уварова? И вы сказали хозяйке, что он уехал в командировку и там остался, так?
– Нет, ничего подобного, – помотала головой девушка.
– Что ж, мы устроим официальное опознание, – пообещал следователь, – и вы поймете, что упираться никакого смысла нет. Вы жили с Уваровым, и его вещами после его смерти распорядились вы. Родственников у него не было, мы это проверили.
Наташа метала в следователя огненные молнии и жевала нижнюю губу.
– Этот пистолет, если он принадлежал ему, – вдруг опомнилась она, – он мог продать кому угодно еще при жизни. Или подарить. Откуда мне это знать?
– Изначально пистолет принадлежал не ему, – возразил Сергей Алексеевич, – а вашему отцу, Набибуллину Мусе Шамильевичу. Он нашел его на территории своего участка, когда его выбросил его сосед, Сергей Якушев. Или это вы тогда его нашли, Наталья Михайловна? Как же утверждаете, что в вашей квартире этого пистолета не было?
– Да, утверждаю, – с вызовом бросила Наташа.
– Вы лжете, этот пистолет был у вас, – спокойно ответил Поповкин и продолжил: – Расскажите о своих передвижениях десятого августа этого года, в тот день, когда «Технологии роста» праздновали День строителя.
– Я была на банкете, но уехала оттуда рано, примерно в восемнадцать часов, – ответила Наташа.
– Почему так рано, вам не понравилось празднество или вы с кем-то поссорились?
– Нет, просто неважно себя почувствовала.
– Хорошо, итак, в восемнадцать часов вы себя неважно почувствовали и что сделали?
– Я вызвала такси и уехала домой.
– А дальше? Чем вы занимались в тот день дальше?
– Ничем, отдыхала, – бросила Наташа.
– Вы состоите в близких отношениях с сыном Валерия Ивановича Сергеем Завьяловым?
– Что значит в близких отношениях? Мы долгое время жили в доме, подружились. Мы друзья.
– Состояли ли вы с ним в интимной близости?
– Нет.
– А сейчас вы продолжаете общаться?
– Изредка, – замялась Наташа, лицо которой уже было красным и блестящим от пота.
– Он приезжает к вам в гости?
– Иногда.
– С какой целью? – невозмутимо продолжал следователь.
– А с какой целью люди ходят друг к другу в гости?! Просто так!
– Его автомобиль с номерным знаком М609 МК часто видят ваши соседи, – заявил следователь, сверяя данные с какой-то бумагой, – так вот, соседи из вашего подъезда утверждают, что иногда эта машина ночует у вас во дворе. А ее владелец в это время ночует в вашей квартире?
– Все! – взвизгнула девушка. – С меня хватит, я больше не буду отвечать на ваши вопросы! Без адвоката я не скажу больше ни слова!
– Имеете право, хотя это и не в ваших интересах, – оторвался наконец от бумаги Сергей Алексеевич.
– Это еще почему?
– Потому что вы отказываете сотрудничать со следствием, и я вынужден буду ограничить вашу свободу до выяснения всех обстоятельств.
– Что значит ограничить свободу?! Вы не имеете права! – закричала Михайлова, ее лицо перекосило от злобы.
– Вы что же, думаете, я не знаю закон? – усмехнулся следователь. – Я очень даже имею право.
– Какие у вас основания меня арестовывать?
– А кто вам сказал, что я вас арестую? – невозмутимо продолжал Поповкин. – Я вас пока что задержу. Если уж вы не хотите отвечать на мои вопросы…
– А если я буду отвечать?
– Если будете, это будет очень хорошо, – сказал Сергей Алексеевич, – тогда скажите, пожалуйста, зачем десятого августа вы вернулись в парк «Динамо»?
Прекрасные раскосые глаза девушки округлились. Она стала хватать ртом воздух, не зная, что ответить. Сергей Алексеевич смотрел на нее с сожалением. Молодая красивая девушка замышляет страшное преступление. По всей видимости, роман с сыном Завьялова у нее начался давно, когда она еще была с его отцом. Но отец встретил другую женщину, и вернуть его у Наташи, по всей видимости, не получилось. И в какой-то момент она решила, что Завьялов – лишнее звено, от которого неплохо бы избавиться, чтобы остаться наедине с возлюбленным и его огромным наследством. Но глупая девочка не подумала, что убить человека и при этом остаться безнаказанной очень и очень непросто. Сергею Алексеевичу снова вспомнилась девчонка, которая разбила голову монтировкой своему отцу: с какой легкостью они решаются устранить препятствие в виде живого человека! Как бездумно ломают чужие и свои жизни.
– Так вы вспомнили, зачем вернулись в парк «Динамо»? Нет? А Сергей Завьялов знал, что вы вернулись? Он вас видел? Он знал, с какой целью вы снова приехали в парк?
– Я не буду отвечать, можете делать, что хотите, но знайте, что вам придется отвечать за ваши незаконные действия, – прошипела девушка.
– А давайте, Наталья Михайловна, раз уж вы не хотите отвечать, мы спросим у самого Сергея Валерьевича, – не обращая внимания на ее слова, заявил Поповкин и потянулся к внутреннему телефону.
Наташа вскочила со стула, но Сергей Алексеевич сделал предупредительный жест.
– Вы не выйдете из этого здания, вас не выпустят, неужели вы даже этого не понимаете? – сказал он и добавил в трубку: – Приведите Завьялова.
Наташа упала на стул, дрожа всем телом. Глаза ее метались из стороны в сторону, ногти вонзались в кожу маленькой сумочки. Через пару минут дверь открылась, и в сопровождении Саши Панина вошел Сергей Завьялов, за дверью оставался кто-то еще, Сергей Алексеевич не разглядел. На лице Завьялова отразилось крайнее изумление, когда он увидел Наташу, сидящую на стуле напротив Поповкина.
– А она здесь зачем? – тут же выпалил он. – Что она здесь делает? При чем здесь она, зачем ее притащили?!
– Вы успокойтесь, – сказал следователь, указывая Сергею на стул, – мы хотим задать вам несколько вопросов, на которые Наталья Михайловна не хочет нам отвечать.
– Да при чем здесь она-то, я не пойму! – закричал молодой человек. – Если вы в чем-то подозреваете меня, так меня и спрашивайте!
– Вы имеете в виду события, произошедшие второго августа? – невинно спросил Сергей Алексеевич. – Мы сейчас на время забудем об этом и поговорим о другом дне, о десятом августа.
– А при чем здесь десятое августа?! – выпалил Сергей и осекся, когда до него дошло, что речь о дне покушения на его отца.
– Итак, Сергей Валерьевич, десятого августа праздновался День строителя, и Наталья Михайловна была приглашена на праздник, – начал следователь, отметив, что Сергей пристально смотрит на Наташу, а та опустила голову и закрыла глаза, – это вы ее пригласили.
– Да, я, – ответил Сергей, – Наташа последние два года отмечает с нами, что тут такого?
– Ничего, в этом как раз ничего такого нет, – ответил следователь. – Во сколько Наталья Михайловна покинула мероприятие?
– Я на часы не смотрел, но рано, где-то около шести.
– Она уехала на такси, так?
– Да, к чему эти вопросы?
– А вы знали о том, что около двадцати часов Наталья Михайловна вернулась к парку «Динамо»?
– Нет, – растерянно ответил Сергей, – она не возвращалась.
– Возвращалась, Сергей Валерьевич, – подошел следователь к самому главному, – в промежуток времени от двадцати часов до двадцати часов двадцати минут ее телефон был запеленгован в районе парка «Динамо». Вы ничего об этом не знали? Имеете какие-нибудь предположения относительно того, зачем возвращалась госпожа Михайлова?
– Нет, она мне не говорила, что едет назад.
– А вообще-то должна была бы? – подтолкнул следователь. – Ну если бы она вдруг решила вернуться, она бы вам сообщила?
– Ну конечно! – воскликнул Сережа. – Она же у нас почти никого не знает, с кем ей там общаться? Конечно, она позвонила бы мне!
– Так почему вы не позвонили, Наталья Михайловна? – обратился к девушке следователь. – Сергей Валерьевич не знал о ваших планах покончить с его отцом?
Только тут до Сережи дошел смысл задаваемых вопросов, он понял, почему в кабинете сидит пунцовая, взмокшая от напряжения Наташа. Он стал переводить взгляд с нее на следователя, а потом откинулся назад и закрыл глаза.
– Так это ты? – сказал он едва слышно. – Как я сразу не догадался… У тебя же был пистолет…
– Какой пистолет? – спохватился Сергей Алексеевич. – Вы имеете в виду это оружие?
– Да откуда я знаю, – ответил Сережа, бросив беглый взгляд в сторону лежащего на столе следователя пистолета Макарова, – я в оружии не разбираюсь, не отличу один пистолет от другого. Просто знаю, что был.
– Она сама вам говорила?
– Говорила, что у нее есть пистолет, оставшийся от отца, а бывший бойфренд научил ее стрелять… – едва слышно прошептал Сергей и уронил голову на колени. – Зачем ты это сделала, зачем?
– Сергей Валерьевич, – обратился следователь к парню, пока у того не началась истерика, – Наталья Михайловна говорила о том, что у нее был пистолет, или о том, что у нее есть пистолет? Она упоминала о нем в настоящем времени?
– В настоящем, – кивнул Сережа, – даже предлагала как-нибудь пострелять на природе.
Сергей Алексеевич почувствовал, что сейчас парень находится у последней черты.
– За что ж ты отца-то? Он тебя так баловал…
И тут прорвало Наташу.
– Я вам что кукла, одевать меня да баловать! – вскричала она. – Я человек! Человек, а не игрушка, которую выбросили на помойку, как только нашлась другая, посмазливее меня.
– Ты человек? – взревел Сергей. – Ты жадная тварь, вот ты кто! Думала вернуть доступ к отцовским денежкам, только уже через меня, да? Думала, что, если его не будет, ты опять воцаришься в доме и будешь в нем править?! А потом что? Потом ты и меня убила бы да, гадина?!
– Зачем мне тебя-то убивать, если я тебя, идиота, любила? Я хотела быть с тобой, хотела, чтобы мы остались одни и нам никто не мешал!
– Ах ты гадина, – прошипел Сергей, но броситься на девушку ему не дали.
– Достаточно, – объявил Сергей Алексеевич, – на сегодня хватит.
Валерию Ивановичу дурные новости сообщали дозированно, смягчая по возможности самые острые и тяжелые моменты. Об участи Сережи позаботился Зураб, наняв самого дорогого и эффективного адвоката. Сергей Алексеевич примерно представлял себе линию защиты, которая будет избрана в отношении младшего Завьялова. Сережа действительно не собирался никого убивать. Валерий Иванович слегка переборщил, подтрунивая над мальчишкой, хотя, может, он на самом деле проверял отношение Дины к возможной беременности. Но факт остается фактом: Сережа, который уже давно хотел опорочить Дину в глазах отца и даже на всякий случай сделал для этой цели дубликат ключа от ее квартиры, решился наконец осуществить свой план. Для чего он сделал ключ? А очень просто. Первоначальный его замысел был такой: вычислить, когда у отца намечается свидание с последующей ночевкой в ее квартире, и перед их приходом проникнуть к ней и оставить в квартире нечто, изобличающее ее в связи с другим мужчиной. Зубную щетку, любовную записку, небрежно приклеенную к холодильнику, любую мелочь, которая красноречиво показала бы, что у Дины есть кто-то еще. Но в каждой из этих уловок Сережа находил какой-то изъян. Записку могла первой заметить Дина, зубную щетку тоже. Не было никакой гарантии, что идея выстрелит так, как надо. Но Сережа понимал, что попытка ему дается только один раз, ведь Дина поймет, что кто-то проник в ее квартиру, сменит замок, а то и нажалуется отцу, если сообразит, чьих рук это дело. Пока Сережа размышлял и прикидывал, как поступить, чтобы не промахнуться, отец объявил о том, что мечтает о ребенке. Сережа знал, что, если отец чего-то захочет, он непременно своего добьется, в Дине он видел лишь охотницу за деньгами, так что ни минуты не сомневался, что она с удовольствием решится забеременеть, чтобы скрепить столь выгодный для себя союз. И тогда его собственная вольготная, расслабленная жизнь покатится под откос. Он решил, что медлить некуда, и все-таки решился проникнуть к ней в квартиру и воспользоваться ее почтой. У него была домашняя заготовка, он рассчитывал, пока Дины не будет, отправить с ее компьютера компрометирующее ее письмо, а уж потом побеспокоиться, чтобы оно попало в руки отца. Предъявлять свою домашнюю заготовку Сережа категорически отказался, похоже, ему действительно было стыдно. Но стыдился он не по поводу аморальности своего поступка, а по поводу плохо продуманного собственного сценария. Заметив, как Дина вышла из подъезда и направилась в салон, Сережа, резонно заключив, что меньше получаса женщине в салоне красоты уж точно делать нечего, зашел в подъезд, дверь которого на время жары держали нараспашку, и собрался отпереть дверь своим ключом. Однако дверь оказалась открытой. Шум душа из-за плотно закрытой двери в ванную слышен не был, и он прошмыгнул в спальную зону, открыл компьютер и, поскольку пароль для входа в Динину почту набирать не требовалось – он был сохранен в компьютере и набирался автоматически, – приготовился загрузить принесенный с собой текст. И в этот момент он услышал голос Алены.
– Динка, ты пришла, что ли? Ты где? – послышался женский голос.
Сережа мгновенно отпрянул от ноутбука, сердце его чуть не выпрыгнуло из груди. Осторожно, на цыпочках, он пробежал расстояние от окна, где стоял столик с ноутбуком, миновал кровать и оказался у большого встроенного платяного шкафа с зеркальными горизонтальными поверхностями. Этот шкаф частично выполнял функцию перегородки между обеденной и спальной зонами квартиры. Если бы Алена не заглянула внутрь, Сережа переждал бы опасный момент и, когда девушка снова зашла бы в ванную, выскользнул бы из квартиры. Но Алена зачем-то поперлась в спальню. Заметив резкое движение, она собиралась взвизгнуть и уже округлила глаза и открыла рот, но Сережина ладонь зажала ей губы.
– Тише, девушка, ничего страшного не происходит, – зашептал он, – я просто ошибся квартирой. Попал на этаж ниже, чем мне нужно, понятно? Я просто ошибся и сейчас уйду.
Инстинкт самосохранения подсказал бы любой другой девушке единственно верный в такой ситуации жест: согласный кивок головой. Умная и осторожная девушка так и сделала бы, да еще бы и прибавила с милой улыбкой:
– Конечно-конечно, ничего страшного, с кем не бывает.
Но Алена, голова которой совершенно помутилась от пережитого стресса и от предчувствия плохого развития событий, оказалась не способна проявить благоразумие.
– Ошибся? К кому же ты шел, Сережа, если не сюда?
Настал черед Сергея опешить от удивления. За считаные мгновения он не сообразил, что девушка, заставшая его врасплох, – та самая подружка Дины, которую отец взял к себе в помощницы, и что она бывает в кабинете отца каждый день по несколько раз. А на самом видном месте на стене его кабинета висит замечательная фотография в рамке. Он, Сережа, и Завьялов-старший на яхте в Средиземном море. Этой фотографией Валерий Иванович очень дорожил, потому что именно на ней отразилось потрясающее фамильное сходство отца и сына: те же темные волнистые волосы, те же брови, та же улыбка. На этом фото Сережа был полной копией Валерия Завьялова, когда тому было двадцать пять лет. Алена сразу поняла, кто перед ней, и она знала со слов Дины, что не пользуется любовью Завьялова-младшего. И что ее понесло? Зачем? Почему она не выпустила незваного гостя, приняв его извинения? Наверное, ей и в голову не могло прийти, что Сережа Завьялов может сделать ей что-то плохое. И зря она так подумала, ведь еще полгода назад и она сама ни за что не поверила бы, что сможет украсть у кого-то большие деньги. А вот смогла. И другой тоже смог. А может, она повиновалась внезапно нахлынувшему импульсу сделать Завьялову еще какую-нибудь гадость. Так или иначе, но Алена пискнула: «А ваш папочка знает, что вы тут делаете?», и, увидев, как перекосилось Сережино лицо, бросилась к кухонной зоне, где-то там она видела лежащую телефонную трубку.
– Постой, дура, я тебе ничего не сделаю, если ты прекратишь истерику, – прошипел торопливо Серега, но Алена его не послушала и продолжала суетиться.
Он отшвырнул ее от кухонной поверхности, выронив сумку, которую зажал под мышкой. Алена оказалась на удивление проворной, она бы и выскользнула, но ноги ее были скользкими от крема, и девушка на мгновение потеряла равновесие.
– Стой, овца безмозглая, – еще раз воззвал к ней Сергей, но Алена уже восстановила равновесие и оказалась почти рядом с телефонной трубкой.
– Ща я полицию вызову, будешь знать, как в чужие квартиры лезть…
На низком круглом стеклянном столике, который стоял по правую сторону от большого полотна в примитивистском стиле, стояла статуэтка в виде девушки-лотоса, впрочем, в тот момент Сережа ее не разглядел, просто схватил ее, опрокинув столик, и ударил Алену по голове.
Через мгновение он понял, что натворил, вытер головку статуэтки, за которую держался, своей майкой, потом снял ее и протер ручку двери с обеих сторон. Он уже хотел вернуться к компьютеру, чтобы и там стереть отпечатки своих пальцев, но только тут заметил, что дверь в квартиру приоткрыта, он ее не захлопнул, а на лестнице слышится собачье повизгивание и женский голос. Вдруг бабские вопли кто-то услышал? Сердце выскакивало из груди, и Сережа в панике рванул в подъезд. Женский голос и тюканье собачьих когтей по лестнице слышались сверху. Сережа хотел ринуться вниз, но тут заметил закуток, который соседи по лестничной клетке иногда перегораживают, дабы устроить себе дополнительный чулан, и нырнул туда. И правильно сделал, потому что вслед за теткой в квартиру зашел мужчина. Потом Сережа узнал, что это был Зураб.
Адвокат, конечно, был не в восторге от того, что Сережа все успел рассказать следователю, но он был специалистом высшей категории, и то, что он добьется для Завьялова-младшего самого минимального наказания, не вызывало сомнений.
* * *
Через несколько дней после ареста Сережи Зураб принес Сергею Алексеевичу заявление Завьялова, в котором он просит прекратить уголовное дело о краже.
– Вы нашли деньги? – поинтересовался Сергей Алексеевич у Игнатова.
– Нет, не нашли, – покачал головой тот, – но Валерий Иванович больше не хочет продолжать все это.
– Но ведь в него стреляли не из-за денег, и Алену Наливайченко убили не из-за этого, – пожал плечами следователь, – по большому счету, все произошедшее к похищенным деньгам вообще отношения не имеет. Впрочем, искать деньги – не наше дело, мы им занимались, поскольку одной из версий была связь между убийством и кражей. А так-то искать деньги – это ваша забота, Зураб Германович.
Сергей Алексеевич вздохнул с облегчением. У него накануне состоялся очень нелегкий разговор с Завьяловым, и ему, если честно, хотелось поскорее прекратить это тягостное общение. Сергей Алексеевич очень сочувствовал этому человеку, но тут был тот самый случай, когда раскрытие преступлений не принесло никому ни радости, ни чувства удовлетворения. Сергей Алексеевич понимал, что для Завьялова чем такие результаты, так лучше бы оба преступления остались нераскрытыми. Но работа Сергея Алексеевича была не в том, чтобы угождать людям, которым он сочувствует, а искать истину, даже если она для них окажется очень мучительной.