Леша только вышел из здания Следственного комитета, сразу же включил телефон и увидел шесть пропущенных звонков от своего помощника и одно сообщение от Эли: «Немедленно приезжай домой!» Помощник, понятное дело, не знал о том, что Алексей идет на допрос, а вот Эля была в курсе. Тон сообщения никак не вязался с Элиной обычной манерой, и Леша даже слегка перепугался: что еще могло случиться? Однако по телефону жена не стала ничего объяснять, только повторила свое требование в таком же ультимативном тоне. Леша запрыгнул в машину и поехал домой. На допросе он чувствовал себя на удивление спокойно, хотя никаких оснований к спокойствию не имел: деньги исчезли, Алены больше нет. После их последней встречи он передумал всякое. Первой мыслью было, конечно, что деньги из тайника сцапала сама Аленка, а своими угрозами просто пыталась отвести от себя подозрение. Но по размышлении эта версия утратила свою первоначальную убедительность. Алексей своими глазами видел, что девушку аккуратно вели. И неопытная в таких делах Алена знать этого не могла, когда он ей об этом сообщил по телефону, она испуганно ойкнула. А если за ней был «хвост», вытащить деньги из тайника она не могла, ее бы немедленно застукали. Он обдумывал и другую мысль: вдруг служба безопасности Завьялова вычислила его каким-то образом? Мало ли что может быть? Видеонаблюдения за той частью здания, которая возвышается над обрывом, нет, это он проверил. Но ведь его могли засечь случайно, какой-нибудь досужий свидетель или еще кто. Но тогда совершенно непонятно, почему его до сих пор не схватили и ничего ему не предъявили. Начальником службы безопасности у Завьялова является Зураб Игнатов, бывший мент. Это он выяснил, еще когда искал дружественные подходы к строительному олигарху. Думал, если у него кто из бывших коллег обретается, мало ли, вдруг помогут… Зураба лично Леша не знал, но слышать о нем приходилось. В те считаные минуты, отведенные ему на раздумья над безумным предложением Алены, он прикидывал, что знал или слышал об этом самом Зурабе. И в поддержку Аленкиной затеи встал аргумент о том, что Зураб – хороший сыскарь, но худой безопасник. Так, во всяком случае, о нем говорили люди. Он, правда, здорово помог своему хозяину разрулить ситуацию с конкурентами, когда те его буквально выдавливали с рынка, но это опять же говорило о тех ценных качествах Игнатова, которые непосредственно к организации системы безопасности прямого отношения не имеют. Он, насколько слышал о нем Алексей, умел «работать с людьми». Если перевести на общепринятый язык, умел запугивать и давить. А еще он хорошо знал человеческую природу и был мастером по организации всевозможных подстав и каверз. И чтобы этакий волчище не взял Лешу в оборот сразу же после обнаружения тайника?! Быть такого не может.

А следователь умница, не зря о нем легенды ходят. Уж такому деятелю нетрудно заинтересовать в себе сильных мира сего, в том числе и правоохранительного, следственного и судебного. Но и Лешка показал, что он не дурак и голыми руками его не возьмешь.

– Алена Наливайченко звонила вам в день, когда у них в офисе произошло ЧП? – невинно глядя Леше в глаза, спросил следователь.

– Она мне звонила как-то на днях, – на голубом глазу ответил Леша, – но ни о каком ЧП не упоминала, так что я не в курсе, о чем идет речь, и не могу пояснить, в тот день это было или в другой.

– Вас не удивило, что она звонит вам в довольно поздний час и с чужого телефона? – продолжал следователь.

– Нет. Не удивило, – спокойно отвечал Алексей, – когда мы еще жили по соседству, мы часто общались в позднее время. Да и двадцать два тридцать – это не тот час, когда мы с женой уже собираемся отдыхать, мы всегда бодрствуем часов до двенадцати, Алене это было известно, она знала наши привычки. А что касается номера телефона, с которого она звонила, я не мог знать, ее это номер или нет. У меня ее телефона не было. А свой я оставил ей, когда был в офисе по своим делам. Просил позвонить.

– Зачем? Вы же несколько лет не виделись.

– Вот затем и просил, – объяснил Алексей, – я знал, что моей жене будет приятно увидеть Алену, узнать, как она теперь живет. Когда мы соседствовали, они с женой довольно близко общались.

– Раз вы не знаете, я вам сообщу, что Алена звонила вам не со своего телефона, а с телефона своей соседки, сказав, что забыла свою трубку на работе. Но на самом деле ее телефон был дома, она после этого совершила с него звонок матери. Как вы думаете, зачем ей понадобилась такая ложь?

– Может быть, она и не лгала, – пожал плечами следователю Алексей, – многие девушки такие… У них в сумках такой кавардак, что такую мелкую вещь, как телефон, сразу не найдешь. Может быть, Алена искренне считала, что забыла его на работе, а потом зачем-то снова полезла в сумку и случайно нашла. А может быть, телефон оказался не в сумке, а в каком-то кармане.

– Что ж, это очень даже может быть, – кивнул следователь.

Алиби Алексею нужно было сразу два. Одно на момент совершения кражи и одно на момент убийства. Пришлось сказать, что в обоих случаях он был дома с женой. И то и другое случилось до полудня, сразу после десяти утра, так что сослаться на то, что ему раньше выходить из дома просто не было нужды, было совсем не подозрительно.

– Скажите, Алексей Петрович, – спросил напоследок следователь, – зачем вы посещали господина Завьялова?

Алексею пришлось рассказать.

– И что же вы теперь собираетесь делать? – уже не для протокола осведомился Сергей Алексеевич.

– Не знаю, – пожал плечами Алексей, – радоваться, конечно, повода нет, но и в петлю лезть тоже не из-за чего. Я офицер, мне было бы стыдно пасовать перед трудностями, что-нибудь придумаю.

На этой пафосной ноте общение Алексея со следователем Поповкиным закончилось, и он, очень гордый собой, стал спускаться по лестнице. Сергей Алексеевич особых озарений от показаний Алексея Трепачева и не ждал, поскольку против него ничего не было. Звонок Алены был единственным документально подтвержденным звеном, которое связывало его с убитой. А не подтвержденным? Они были хорошо знакомы, и оба имели зуб на Завьялова. Алена по женской части, Леша по деловой. Значит ли это, что они могли стать сообщниками в краже? Могли. Но могли и стали – не одно и то же. Как не одно и то же – подозревать и доказать вину. А то, что для Алексея Трепачева потеря павильона является большим ударом, было видно невооруженным взглядом. Во всяком случае, от Сергея Алексеевича не укрылось, что, когда он вывел Алексея на этот вопрос, челюсти у отставного офицера непроизвольно сжались. И голос сделался слишком уж искусственным. А зачем скрывать свои эмоции? Ведь это на самом деле для него большой удар, и делать вид, будто это мелочь, не стоящая внимания, не надо было. Кто ж в это поверит?

Алексей давно не видел Элю в таком состоянии. Он понял, что случилось что-то неординарное, как только она открыла дверь. Глаза у нее были красные, как у кролика, губы плотно сжаты и искривлены страдальческой гримасой.

– Что такое? – испуганно спросил он жену.

Вместо ответа она сделала широкий приглашающий жест: иди, мол, сам смотри. Через два шага в глубь квартиры Леша понял, в чем дело. У него был обыск. Не следственное действие, а наглый, бесцеремонный шмон, произведенный так, чтобы хозяин в полную силу осознал ничтожность защиты своей личной жизни и территории. В спальне были выдвинуты все ящики, их содержимое выброшено на пол, отдельные кучи, образованные вещами, были свалены у шкафов. В гостиной не было мебели, в которой можно было бы порыться, но там обыску подвергся диван, который теперь имел несчастный вид, жалобно зияя пустым брюхом. Повсюду – в комнатах, в ванной, в стенном шкафу – хорошенько порылись, но апофеозом вандализма являлась территория Эли, ее любимая кухня. Красным глазам нашлось объяснение – все, что Эля любовно скапливала, хранила и упаковывала, было вывернуто наружу, даже утка в обнимку с бараньей ногой была выброшена из морозильника. Леша на минуту затаил дыхание, чтобы в охватившей его ярости что-нибудь не расколошматить или самому не травмироваться. Отдышался, взял себя в руки и даже попытался успокоить жену:

– Ну, Лисичка, а ты что же хотела? Мы немножко их попотрошили, они – нас.

– Да, кстати, о том, как мы их, – сдавленным голосом подхватила Эля, – результатов потрошения, как я понимаю, так и нет?

– Откуда же им взяться? – промямлил Алексей. – Или ты думаешь, что меня в Следственный комитет вызывали, чтобы денежки вернуть?

– Смешно, – кивнула Эля и отвернулась.

Плечи ее поникли, она ходила из комнаты в комнату, не зная, за что браться. Их мир нарушен, их святая святых – супружеский дом – подвергся показательно-унизительной процедуре. Как стыдно, мерзко, но главное – как страшно!

– Я боюсь, – сказала она вслух, – Алены нет, денег нет, по нашей квартире прошелся тайфун, в павильоне то же самое.

– Так вот чего мне звонили все утро, пока я был на допросе! – воскликнул Леша, имея в виду шесть пропущенных звонков от своего помощника.

– Да, тебя искали, но я же не могла сказать, где ты находишься, – шептала Эля. – Леша, мне страшно, я боюсь.

– Эля, они ищут деньги, – посерьезнев, сказал Алексей, – миллион баксов – это не шутки, это серьезная сумма даже для Завьялова. То, что они их ищут, означает, что денег у них нет, не они их забрали.

– Не поняла, – встрепенулась Эля, – ты что, подозревал, что они их нашли в тайнике? Тогда они бы тебя вычислили, ведь ты их прятал, они бы тебя уже на куски рвали, можешь не сомневаться.

– Наверное, рвали бы, – согласился Леша, – но если они не нашли денег, то где они тогда?

– Деньги у того, кто убил Алену, – решительно заявила Эля, – другого варианта быть не может.

– И кто это? – глядя прямо в глаза жене, хриплым шепотом спросил Алексей.

Эля занервничала, ее тонкие пальцы задрожали, брови нахмурились.

– Я не знаю, Леша, не знаю! – взвизгнула она. – Я думала, ты мне скажешь! Я даже не знаю, где ты был в то утро, когда убили Алену.

– И я не знаю, где ты была, – спокойно ответил Алексей, – заметь, я тебя даже не спрашиваю об этом. Хотя мог бы спросить. Но не делаю этого, жду, когда ты сама скажешь.

– Что?! Что ты такое сказал?! – вытаращив глаза, возопила жена.

– Да ничего я не сказал, – пожал плечами Алексей, – позови девчонок из магазина, пусть придут, одна ты тут долго будешь убираться, а мне некогда. Скажи, что нас хотели ограбить, пусть помогут. И давай не раскисай.

Он и хотел бы остаться с женой, утешить ее в сложный момент, но не мог. Нельзя ему сейчас с Элей серьезно разговаривать, только хуже будет.

– По возможности, – добавил он, закрывая за собой дверь.

– Валерий Иванович, мне придется задавать вам вопросы личного свойства, – сказал Сергей Алексеевич, поправляя на носу очки, – нам с вами этого не избежать.

– Я понимаю, – хмуро ответил Завьялов, который испытывал в этот момент странное ощущение.

Кому, скажите на милость, захочется обсуждать свою личную жизнь с незнакомым человеком? Особенно если тебе хорошо за пятьдесят, а твоей избраннице тридцать три? Валерий Иванович хорошо знал, в каком тоне обсуждают его жизнь у него за спиной. Его собственный сын не раз намекал ему на это. Хотя вот ведь в чем странность: Наташа моложе Дины и совершенная голодранка с материальной точки зрения, однако в ее искренность Сережа верил. А в то, что обеспеченная Дина могла полюбить его отца, он ни за что верить не хотел, хотя почти ее не знал и с ней не общался. Об этом надо подумать. Так вот, обсуждать ему, конечно, будет не просто, но вместе с тем Валерий Иванович остро ощущал потребность с кем-то поговорить о Дине. Она внезапно исчезла, не сказав ему ни слова. Возможно, она испугалась, увидев в своей квартире труп, но ведь она не стала прибегать к его помощи и защите, хотя такое поведение было бы самым естественным для женщины, имеющей мужчину, с которым она вот-вот собирается связать свою жизнь. Почему? Это ему было обидно и больно, он никак не мог этого понять. Такая хрупкая и нежная, далекая от жизненной реальности Дина предпочла справляться с ситуацией в одиночку. Или она не одна? В жизни Валерия Завьялова не было человека, с которым он мог бы все это обсудить. С друзьями-товарищами они говорили о бизнесе, о деньгах, о чем угодно, только не об этом. Женщин, конечно, обсуждали, но никогда не вдавались в душевные тонкости и переживания. А следователь казался человеком не только очень умным и проницательным, но еще и деликатным. И Валерию Ивановичу захотелось поговорить с этим немолодым, опытным человеком, о котором он слышал самые лестные отзывы.

– Я готов, – уверенно сказал он.

– Очень хорошо, – кинул следователь, – тогда расскажите, как вы познакомились с Диной Воронцовой.

Валерий Иванович рассказывал с грустным, каким-то даже мазохистским удовольствием. О том, как впервые увидел красивую парочку в открытом ресторане. И как ему даже в голову не пришло, что красивая девушка может быть его соотечественницей. Он просто полюбовался ею, да и только. И только через пару дней, увидев красивую итальянку в баре, услышал, что она говорит по телефону на чистейшем русском языке. Он тогда не удержался, поздоровался с ней по-русски, понимая, что другого повода подойти к ней у него не будет. Они познакомились, общались, иногда вчетвером обедали или арендовали небольшую яхту. Завьялов понял, что Дина и ее спутник не муж и жена и даже не живут вместе, но это само по себе ни на сколько не увеличивало его шансы. Все изменилось, когда он узнал, что они с Диной родом из одного города. Правда, она не была уверена, что пробудет на родине долго, и Валерий Иванович вообще не очень понял, где Дина живет постоянно, но все-таки попытал счастья. Он считал, что нет никакого смысла давать свой номер телефона такой перелетной пташке, как Дина, а потом месяцами ждать и мучиться неизвестностью. Он выпросил у нее ее номер и твердо пообещал, что по возвращении обязательно ей позвонит. Дина ответила, что он может позвонить в конце лета, потому что возвращаться в Россию она пока не собирается. И в конце лета он ей позвонил. Оказалось, девушка вернулась в родные края и только что вселилась в новую квартиру. Они встретились, и Завьялов ее даже не сразу узнал. Она была какая-то совсем не такая, как там, на Сардинии, где бушевали яркие краски, где солнце слепило глаза и пахло морем. Там девушка ходила полуголой, ее тело, ровно покрытое золотистым загаром, было открыто ветру, солнцу и заинтересованным мужским взглядам. Казалось, оно обещает бездну наслаждения. Валерию хотелось близости с ней, хотелось дышать ею, целовать ее губы редкой, удивительной красоты. О, какая это была живая, желанная женщина! Дина, которую он встретил здесь, казалась совсем другой: несколько отстраненной, прохладной, улыбающейся одними уголками губ. Не имея возможности созерцать ее тело, он заглядывал в ее светло-серые, как осеннее небо, глаза, силясь что-то прочесть в них, заглянуть в душу этой девушки. Когда Валерий смотрел на лицо своей новой знакомой, у него болезненно сжималось сердце: оно было возвышенно прекрасным, совершенным. А едва заметная, неуловимая улыбка каким-то совершенно непостижимым образом преображала его прохладную красоту, делая ее на какие-то мгновения щемящей и по-детски трогательной. Валерий Завьялов понял, что пропал, почти сразу же. Ему уже не хотелось просто затащить девушку в постель, ему хотелось понять ее, удивить, защитить. Ему хотелось заставить ее улыбаться, светиться чувствами. Она стала его навязчивой идеей, она покорила его полностью. И сейчас, общаясь со следователем и рассказывая ему историю их знакомства, Завьялов изнемогал от тоски. По сравнению с Диной все женщины были клушами, наседками. Или тупыми силиконовыми куклами. Ему отчаянно не хватало ее, но сердце разрывалось еще и от обиды: почему она не обратилась к нему за помощью? Куда она подевалась?

Завершив рассказ об их знакомстве, Завьялов без всякой, впрочем, надежды спросил:

– Как я понимаю, никаких новостей о ее местонахождении нет?

– Увы, – подтвердил Сергей Алексеевич, – мы провели тщательный осмотр ее квартиры. Все ее документы на месте, так что далеко уехать Диана Викторовна попросту не могла. Она вышла из дому налегке, так что…

– Я, признаться, все жду звонка, – не удивившись, сказал Завьялов.

– Ее звонка? – уточнил следователь.

– От похитителей, – ответил Валерий Иванович, – сначала у меня пропали деньги, потом исчезла Дина. Вы не рассматриваете такую версию?

– Она имеет право на существование, как и всякая другая, но такое развитие событий маловероятно, – ответил следователь, – если похитители явились в квартиру за Диной, а нашли там Алену, то вполне возможен и такой сценарий: Алену убили, потому что она помешала похитителю. Но в подтверждение этой версии не хватает одной детали.

– Какой? – встрепенулся Завьялов.

– Людей не похищают просто так, – объяснил Сергей Алексеевич, – если вы думаете, что ее могли похитить ваши недоброжелатели, то они бы связались с вами, предъявили какие-то требования.

– А если это какой-нибудь маньяк?

– Нельзя отметать и такую возможность, – кивнул Поповкин, – но это еще дальше от истины, я уверяю вас. Похитить взрослого человека не так легко, обязательно нашлись бы какие-нибудь свидетели, кто-нибудь что-нибудь увидел бы подозрительное. Но пока никаких данных в пользу похищения у нас нет. Кроме того, не знаю, огорчу я вас этим известием или обрадую, но у вашей невесты была карточка банка ВТБ, предназначенная для мелких бытовых расходов. И в то утро, когда произошло убийство, с нее были сняты деньги, пятьдесят тысяч рублей.

– У каждого банкомата есть камера видеонаблюдения, можно установить, кто именно снял деньги! – воскликнул Завьялов.

– Валерий Иванович, вы плохо думаете о работе следствия, если полагаете, что мы не провели эту работу сразу же, – неодобрительно заметил следователь. – В подходящее время к банкомату подходили несколько человек. Две женщины, мужчина средних лет, пожилая женщина с ребенком и мужчина, изображение которого нам ничего не дает, потому что головной убор и темные очки не позволяют разглядеть лица даже при большом увеличении.

– Это он! – воскликнул Завьялов. – Иначе зачем ему маскироваться? Может быть, на Дину напали из-за этой карточки?

– И дальше что с ней сделали? Где она? – ответил вопросом на вопрос следователь. – Ваше предположение может оказаться верным, но лишь отчасти. Дина могла попросить кого-то за вознаграждение снять сумму. В том числе и того самого мужчину. Он осуществил операцию, получил свой процент, и все. Тогда и маскировка объясняется: он вполне мог заподозрить незнакомую женщину в пользовании чужой карточкой. Значит, его вознаграждение было существенным, и тогда у Дины остается немного денег, скоро они кончатся, и тогда, возможно, она себя как-то проявит. Но пока давайте вернемся к вашим отношениям. Как вы думаете, Дина искренне вас любила?

– Почему в прошедшем времени? – взвился Завьялов. – Вы что, подозреваете, что ее нет в живых?

– Нет, простите, просто вырвалось, – поправился Поповкин, – будем говорить в настоящем, вы правы. Так как вы все-таки сами чувствуете, любит вас Дина Воронцова?

– Она всегда избегает этого слова, – растерянно ответил Завьялов, – никогда не говорит о любви.

– Вы не находите это странным для молодой женщины?

– Все люди разные, – пожал плечами Завьялов, – а Дина уж точно не такая, как все.

– А как вы считаете, она всегда с вами откровенна? – продолжал Сергей Алексеевич.

– Понимаете, с Диной общепринятый подход к людям не работает, – пытался найти нужные слова Валерий Иванович, – она рассказывает о себе очень мало, только тогда, когда сама захочет, когда это, так сказать, к слову. Я знаю, что она была замужем за каким-то богатым французским предпринимателем, что он увлекался искусством и благодаря ему она познакомилась со многими художниками и скульпторами, не знаю, с кем там еще. Ну и с теми, кто покупает предметы искусства. Они развелись, но он оказался порядочным человеком, обеспечил ее жильем. Оставил деньги. Она хорошо о нем отзывается, говорит, что испытывает к нему дружеские, чуть ли не дочерние чувства. Потом у нее были и другие отношения. Я знаю, что она много лет жила за границей.

Завьялов опустил голову.

– Я действительно мало о ней знаю, – сказал он.

– Вы каждого сотрудника тщательно проверяете, – с едва заметной усмешкой проговорил Поповкин, – а о девушке, на которой хотите жениться, знаете так мало.

Завьялов вытаращил на него глаза в неподдельном изумлении. Проверять Дину? Чтобы Зураб копался своими грязными лапами в ее прошлом? Это ему даже в голову не приходило! Никогда не приходило! Сергей Алексеевич истолковал его взгляд правильно.

– Ну хорошо, – сказал он, – тогда я вам кое-что буду рассказывать, а вы мне говорите, знали вы об этом или нет. Первый муж действительно оставил Дине квартиру, небольшую, но зато в центре города.

– Скорее, наверное, деньги на квартиру? – поправил Завьялов.

– Да нет, именно квартиру, – настаивал Сергей Алексеевич, – но мы к этому еще вернемся. Думаю, Диана не делала секрета из своего рода занятий, так?

– Не делала, она продает предметы современного искусства, – подтвердил Завьялов, – даже я купил картину ее любимого художника Егорова. В кабинете у меня висит, я сначала просто хотел сделать ей приятное, а потом сам в нее влюбился, в картину эту.

– Дина говорила вам, что она участвует в одном проекте – галерее современного искусства?

– Она говорила, что у нее есть мечта – собственная галерея, – мечтательно произнес Завьялов, – она была увлечена этим, когда мы начали встречаться, она только об этом и говорила. И всегда с такой страстью! Она просто горела этой идеей!

– Вы обещали ее поддержать? – уточнил следователь.

– Для нее я бы сделал все что угодно, – просто ответил Валерий Иванович, – я мечтал видеть ее счастливой. Мы с вами одного возраста, вы меня поймете. Дина значительно моложе меня, но она далека от жизненной пошлости. Она по-настоящему увлечена своим делом. Мне хотелось сыграть в ее жизни какую-то важную роль. Мне хотелось сделать для нее что-то по-настоящему значительнее, понимаете? Не всякие там шубки, колечки… Этого добра у нее и так хватает, и она никогда не таскала меня по магазинам, не намекала ни на какие подарки, она была очень далека от этого. Ой, что это я сам в прошедшем времени заговорил… Так вот, я хотел оставить в ее жизни след. Если бы даже нам впоследствии было суждено расстаться, чтобы она вспоминала меня с нежностью и благодарностью.

– И? – подстегнул Сергей Алексеевич. – Вы обещали ей помочь с галереей?

– Я сказал, что это будет мой свадебный подарок, – ответил Завьялов, и в его глазах блеснула слеза, которую он тут же постарался сморгнуть.

– И Дина не говорила, о какой именно галерее идет речь?

– Я пока не спрашивал, я видел, что она счастлива, так какая разница? – грустно улыбался Завьялов. – Я бы подарил ей любую галерею, какую только она захочет. У меня достаточно денег, чтобы сделать счастливой любимую женщину.

– Не сомневаюсь, – кивнул Сергей Алексеевич, – значит, Дина не говорила вам, что эта галерея находится в Париже?

– Где-где? – дернул головой Валерий Иванович.

– В Париже, вы не ослышались, – подтвердил Поповкин, – вот документы, подтверждающие ее право собственности на одну третью часть. До марта следующего года Дина Воронцова обязалась выплатить оставшуюся сумму по условиям соглашения. Вот и соглашение, оно составлено, правда, на французском языке.

– Странно, она хотела выкупить галерею полностью? Но зачем ей галерея в Париже, если она живет здесь? И дальше собиралась жить здесь… – пробормотал Завьялов уже не так уверенно.

– Я не зря вас спрашивал про квартиру, которую ей оставил ее муж, – спокойно продолжал следователь.

– Когда мы стали встречаться, она только въехала в новую квартиру в жилом комплексе «Олимп», вот я и подумал…

– Вот вы сами говорите, что она только въехала, – покачал головой следователь, как учитель невнимательному ученику, – а ведь с мужем она развелась много лет назад.

– И в чем вы видите нестыковку? – еле выдавил из себя Завьялов. – Я знаю, что она несколько лет не жила в России, только недавно вернулась.

– А вы не задумывались, почему вернулась-то? – съязвил Поповкин. – Что бы молодые женщины туда уезжали, слышать приходилось, но что бы оттуда сюда возвращались, как-то не доводилось.

– Дина не такая, как все, я это уже говорил, – отрезал Завьялов, – не понял, к чему вы клоните.

– Да ни к чему я не клоню, – отмахнулся Поповкин, – раз она не такая, все может быть. Просто приобретение галереи в Париже не выглядит таким уж непонятным, учитывая тот факт, что у Дины есть квартира в Париже. Небольшая, но в центре города, как я вам и говорил.

– В Париже?! – вскочил со стула Завьялов, но тут же опомнился и снова сел. – Я не знал, что у нее есть квартира в Париже.

– Есть, Валерий Иванович, ваша невеста вообще вполне состоятельная девушка, только вот последний взнос за галерею ей сделать было нечем. Так что вы уж извините, но ваш свадебный подарок был бы ей очень кстати.

Валерий Завьялов был раздавлен. Он не думал о том, что Дина согласилась выйти за него замуж в расчете на то, что муж выкупит оставшуюся долю. Ничего плохого в том, что женщины ждут от своих мужчин решения их проблем или осуществления своих мечтаний, он не видел. Это нормально, так должно быть. На кого же еще женщине рассчитывать, как не на мужа? Ему встречались дамы, сделавшие, как говорится, «себя сами», достигшие больших высот в бизнесе. Но Валерий Завьялов этих женщин за женщин не считал. Упаси бог от таких любовниц и жен! Его ничуть не огорчило, что Дина рассчитывала на его подарок. Его сразило другое. Парижская квартира. Ее наличие наводило на мысль о том, что Дина собиралась жить именно там. Она ведь ставила ему условие: не пытаться запереть ее в золотой клетке, не ограничивать ее свободу. Тогда она сказала ему:

– Я достаточно уважаю саму себя, чтобы изменять мужу, которому дала слово, я не пошлая девка и никогда не унижусь до этого. Поэтому если я потребую свободы передвижения, это не будет значить, что мне нужна личная свобода для своих грязных делишек. Поверь, я не из той породы. Мне нужно лишь заниматься любимым делом, и все.

Тогда Завьялов слушал ее вполуха. Он согласился бы на любые условия, на все, что она захочет и чего попросит. Она была близко, она была рядом, он сжимал ее, как чудо-птичку, попавшую в руки. В ту минуту он готов был обещать ей все что угодно, лишь бы она принадлежала ему, лишь бы слушать, как бьется ее сердце, держать ее в своих руках. Только теперь он понял, что тогда, даже не успев обрести ее, он уже ее потерял.

То, что убийство Алены Наливайченко было связано с похищением денег из офиса группы компаний «Технологии роста», было для следствия ключевой версией. У Зураба затребовали для исследования связку ключей кассира, и экспертизой было сделано однозначное заключение: на брелоке имелись отпечатки пальцев погибшей. Видно, Алена побеспокоилась о том, чтобы не хвататься за ключ, однако сама не заметила, как взялась за брелок, который держал всю связку. Никакие отношения не связывали кассира Татьяну Ивановну и новую сотрудницу из приемной руководителя – они не общались, не ходили вместе обедать, не добирались вместе до работы – так что ее пальцам на брелоке делать было совершенно нечего. Факт причастности Алены Наливайченко к краже перешел из категории подозрений в категорию установленных следствием фактов. Следователь убедил Завьялова, что тому необходимо официально заявить о пропаже денег, дела будут объединены в одно, и это даст следователю более широкий выбор процессуального инструментария для поиска пропавших денег и, следовательно, для розыска убийцы. Валерию Ивановичу посоветовали указать в заявлении, что деньги были личными сбережениями и предназначались для неслужебных целей. Завьялов нехотя написал заявление – что делать, если так нужно? Но волновали его не столько пропавшие деньги, сколько сам факт, что Зураб не ошибся в своих подозрениях. В свете произошедших страшных событий и исчезновения Дины он решительно не знал, как ко всему этому относиться. Роль Алены теперь ясна и понятна – она воспользовалась рассеянностью кассирши, сделала дубликат, нашла сообщника и выбросила деньги в окно. То, что ее сообщником являлся Алексей Трепачев, не вызывало никаких сомнений: они хорошо и близко знали друг друга, встречались накануне кражи, Алена звонила ему сразу после нее… Все сходилось одно к одному. Не-ясно было другое: знала ли о происходящем Дина? Была ли у нее какая-то роль в этой грязной истории?

У Трепачева поискали везде: на работе и дома, денег нигде не было. Особенно тщательно была осмотрена вся обувь, но предусмотрительный чекист избавился от ботинок, в которых совершил преступление. Когда следователь вынес постановление о проведении в его квартире обыска, Игнатов уже не обольщался. Ничего там не найдут.

В похожих ситуациях Зураб использовал давно проверенный и испытанный на практике прием: пытался поставить себя на место преступника и проникнуться его резонами, его логикой. Он повторил путь от окна комнаты кассира вниз, на несколько минут задержался в зарослях кустарника (здесь сообщник вора переобувался и прятал грязную обувь). Затем Зураб перешел проезжую часть и оказался у самого парапета, под которым плескалась бурая, тяжело пахнущая гладь водохранилища. Здесь преступник выбросил пакет с запачканной обувью. Деньги были еще при нем, и здесь он должен был либо воплотить заранее утвержденный план и отправиться прятать похищенное, либо действовать по своему усмотрению. Зураб выбрал следующую цепочку логических построений. Мог ли он быть уверен, что Завьялов будет искать деньги своими силами и не обратится в полицию? Откуда? С чего бы ему такое предположить? Если инициатором кражи была глупая, мстительная баба Алена Наливайченко, значит, преступление было совершено без предварительной подготовки, на эмоциях, которые у самого Алексея Трепачева в тот момент били через край. Значит, подготовить какой-то надежный тайник у сообщников возможности не было. Если бы к делу немедленно подключились официальные органы, они имели бы полномочия в рамках возбужденного уголовного дела подготовить запросы во все кредитные организации, оказывающие услуги по хранению денег клиентов. Следователь как раз сейчас готовит соответствующие запросы. Если и не Алена, то уж опытный Трепачев не мог не предвидеть такое развитие событий. Как он мог рассуждать? Деньги можно спрятать где угодно, чтобы устроить надежный тайник, нужны лишь фантазия и осторожность. И где Трепачев собирался спрятать деньги до поры до времени, известно только ему самому. А где собиралась их хранить Алена Наливайченко? Теперь уже не спросишь, но у нее тоже могло быть какое-нибудь секретное местечко, известное ей одной. И вряд ли сообщники стали бы хранить ворованное в одном месте: все-таки они не муж и жена, не брат и сестра, степень доверия между ними не может быть настолько глубокой. Скорее всего, сразу после кражи они должны были деньги поделить и дальше уже распоряжаться каждый своей долей самостоятельно. Видимо, именно это они и планировали сделать в тот самый вечер, когда Алена ловко увернулась от «хвоста». Но сделали или нет? Если нет, значит, Трепачев не пожелал делиться своей долей с сообщницей, может быть, он даже собирался расправиться с ней прямо на месте, но что-то ему помешало, и девушке удалось вырваться. Этим объясняется, что она не ночевала дома, запаниковала, побежала с утра не на работу, а к подружке, которая единственная на всем свете могла смягчить праведный гнев Завьялова. Однако Трепачев, предвидевший такой маневр, настиг ее там. Очень понравилась Зурабу такая версия. Стройная, логичная. Но следовало рассмотреть и другой вариант. Если сообщники деньги все-таки поделили, то куда направился со своей долей Трепачев – бог весть, он человек непростой и неглупый. А куда решила отволочь свою добычу Алена? Квартиру матери и ее маленькую дачу проверит официальное следствие, но интуиция подсказывала Зурабу, что там ничего не найдут. Единственным местом, которое Завьялов не позволил бы проверить без риска разорвать отношения, является квартира Дины Воронцовой. Но спрятать ворованное у нее можно было только при одном условии – если Дина была в курсе событий. Если так, кто убил Алену, все равно было неясно. Трепачев, испугавшийся, что обманутая сообщница во всем признается, чтобы только деньги не достались ему одному? Или это сделала сама Дина? Стукнула подружку по голове, взяла денежки да и была такова… Без паспорта, без имущественных документов… Дичь какая-то. Ладно, с убийством пусть разбираются опера и следователь, на Зурабе теперь погон нет, его дело – найти деньги своего работодателя. Угадать бы, куда Трепачев мог их припрятать…

А крепкие нужно иметь нервы, чтобы тащить мешок с миллионом долларов по городу и не бояться, что тебя с ним сцапают. Трепачев, конечно, проверил наличие камер видеонаблюдения и убедился, что часть здания, обращенная к водохранилищу, ими не оборудована. Но в наш век тотального наблюдения это ничего не значит. Видеокамеры повсюду, их ставят автомобилисты, гаишники, хозяева магазинов, все, у кого есть нужда. Трепачев был уверен, что с мешком он никому не попадется, иначе бы не рисковал. Значит, его маршрут лежал не по улице, где множество солидных охраняемых офисов, а именно здесь – по дорожке вдоль водохранилища.

Зураб огляделся: на Вознесенской площади резвились подростки на роликах, по набережной прогуливались собачники, все внимание которых было приковано к своим питомцам, с переулка, ведущего вверх, в город, сосредоточенно съезжал велосипедист. Довольно безлюдно. Тут можно и пулемет пронести, и никто не заметит. Зураб медленным шагом пошел в сторону центрального моста, размышляя и осматривая окрестности. Сегодня утром он прослушивал запись разговора своего босса с Алексеем Трепачевым. Это он, Зураб, в свое время настоял на том, чтобы все разговоры с незнакомыми людьми записывались. А Трепачев пришел с улицы, никто не знал, с какой целью, так что запись велась. Зураб вспомнил ту часть разговора, в которой Завьялов водил бывшего чекиста за нос: рассуждал о том, как неравномерно развивается город.

«Вы видели, сколько здесь построено красивых зданий? – говорил Завьялов. – Офисы, жилой комплекс такой хороший… а вокруг что, не заметили? А вокруг черт-те что! Хибары какие-то стоят, дом какого-то доисторического купца… Я не против памятников истории, но их надо реставрировать, а денег на это нет. У нас сейчас, как в «Бриллиантовой руке», можно читать лекцию про город контрастов. Я категорически против этого».

Зураб остановился, посмотрел наверх. Над склоном высился жилой комплекс «Олимп», а рядом утопало в пока еще зеленых деревьях не видное отсюда то самое «черт-те что», о котором говорил Завьялов. Зураб почувствовал, как по спине скользнула щекотная змейка, и им внезапно и остро овладело чувство нетерпения – признак того, что интуиция нашла лазейку среди каменных дебрей безответных вопросов. Он ухмыльнулся про себя. «А что, со стороны оскорбленного Трепачева это было бы очень остроумно», – подумал он и стал подниматься вверх по переулку, держа курс на островок памяти соцреализма.

Узкий переулок, носящий внушительное название улицы Достоевского, вывел Зураба к жилому комплексу «Олимп», ставшему ареной недавних трагических событий. «Город контрастов» – прав был его босс. В прошлый раз Зураб подъезжал к дому Дины Воронцовой со стороны улицы, где все было очень цивильно, сейчас он попал сюда с набережной, по переулку, который являл собой своего рода демаркационную линию между прошлым и будущим. Зураб свернул вправо, и его взгляду предстала грязно-желтая стена двухэтажного барака, которая дала в середине витиеватую трещину, напоминавшую самое известное изображение контура профиля великого русского поэта Александра Сергеевича Пушкина. Более мелкие трещины удивительным образом дополняли портрет. Соседний дом когда-то был магазином, а теперь пялился на пушкинский профиль черными проемами окон, в которых не было стекол – их заменяли прибитые наспех доски. Зураб встал посреди небольшого дворика, который уже не хранил никаких отпечатков человеческого присутствия – оба дома были явно предназначены к сносу. По левую сторону от ветхих строений густо росли кустарники и высилось несколько очень старых лип, между которыми сохранился ржавый металлический остов турника. Зураб обернулся и в два шага пересек дворик, на который торцом смотрел двухэтажный дом красного кирпича. Дом был очень старый, и если бы не табличка, гласившая, что дом купца Волховитинова является памятником историко-культурного наследия, можно было бы подумать, что и эти развалины в самом скором времени ждет печальная участь. Фасадом исторический дом выходил на жилой комплекс, и если стоять между двумя этими объектами (другого общего слова для них просто не найти), зрелище получалась диковинное. Зураб решил заглянуть во двор памятника, демонстрирующего полное равнодушие государства к своей истории. Дворик оказался на удивление обжитым, с гамаком, подвешенным между двумя яблонями, и столиком, за которым жильцы, может быть, обедали, а может быть, играли в карты. От прочих построек – «пушкинского» барака и заколоченного досками магазина – бывшее купеческое гнездо отделяли лишь липы да кустарники.

– Вы кого-то ищете? – раздался совсем рядом голос, от которого Зураб даже слегка вздрогнул.

На него ясными серыми глазами смотрел молодой человек, шатен выше среднего роста. Открытое приятное лицо, густые, четко очерченные брови, гладкая кожа – всем своим видом он внушал доверие. Этакий пай-мальчик, хорошенький и чистенький, наверное, читает умные книжки, хорошо говорит по-английски и разбирается в компьютерах.

– Нет, никого не ищу, – ответил Зураб, – просто осматриваю местность.

После этих слов должно было последовать объяснение: например, хочу купить квартиру в новом доме или подыскиваю участок для строительства магазина. Но Зураб не счел нужным продолжать, просто замолчал, и все. Интересно, как поведет себя смазливый паренек: начнет любопытствовать или нет. Пожалуй, если начнет, значит, наблюдательный и стоит с ним поговорить, может, видел что-нибудь необычное. Но местный житель явно не собирался лезть в душу незнакомому человеку. Не ищете, значит, не ищете, значит, ничем пригодиться не смогу – говорило его выражение лица. Он вежливо улыбнулся и отошел в сторону. Подставил к столику стул и стал сосредоточенно раскладывать на нем газеты, чтобы начать чистить большого карпа. На запах свежей рыбы тут же с громким мяуканьем прибежали две кошки: серая и трехцветная, но лезть не стали, замерли метрах в двух от стола, обвив попы хвостиками, и устремили на рыбину гипнотические взгляды. Парень негромко что-то им сказал и продолжил свое занятие.

– Воспитанные киски, – заметил Зураб.

– Ну это как сказать, – пожал плечами молодой человек, – их спокойствия ненадолго хватит, минут через пять устроят концерт.

– Рыбу можно и дома почистить, – предположил Зураб, – или они там тоже покоя не дадут?

– Дом старый, коммуникации дышат на ладан, – объяснил абориген, – если раковина засорится, будет беда.

– Сколько же лет этому дому? – проговорил Зураб, который никак не мог определиться, пригодится ему пацан или нет.

– Он построен купцом Волховитиновым в тысяча восемьсот восемьдесят четвертом году, – объяснил парень, – и на следующий год обещают реконструкцию.

– Так ты один здесь живешь? – спросил Зураб, не нашедший оснований для церемонного выкания.

– В этом доме один, – кивнул парень.

– И не страшно?

– А кого мне тут бояться? – удивился Зурабов знакомый. – Тут никогда ничего не случается. Тут очень тихо. А вообще-то у меня есть соседки, там дальше, метров через тридцать, еще два частных дома остались, там старушки живут. А вы, собственно, чем интересуетесь? Вы представитель какой-нибудь строительной компании?

Вот это в точку! Даже не надо придумывать себе легенду.

– Да, я представитель строительной компании, – ответил Зураб, – хотел бы осмотреться тут, понять, подойдет нашей компании этот участок или нет.

– Этот дом – памятник, его снести не дадут, хотя, может, какие-то лазейки и есть, не знаю, – пожал плечами местный житель, – осматривайтесь.

– К вам, наверное, часто приходят строители?

– Нет, здесь никого не бывает.

– Странно, на днях должен был наш сотрудник заходить, я его сюда отправлял, чтобы он местность осмотрел… Неужели не был? Соврал, значит.

– Не был, – уверенно сказал парень, – я работаю дома, в офис хожу изредка, всех вижу, кто сюда приходит.

– И в пятницу не было нашего сотрудника, ты уверен? – педалировал Зураб.

– Не было, – отрезал парень и принялся складывать рыбьи кишки в отдельный пакет.

Зураб оставил молодого человека в покое и вернулся к желтому дому с портретом Пушкина, зашел внутрь. В голом подъезде гулко отдавались его шаги. Квартиры стояли открытые, он заглядывал в каждую. На втором этаже его привлекла закрытая дверь стенного шкафа, он дернул ее, и она осталась у него в руке. Внутри кладовки было пусто.

В бывший магазин Зураб зашел с подсобного заднего входа. Пинал ногами дверцы напольных шкафов для хранения бакалеи, тревожил клубы слежавшейся пыли, чихал, вдыхая затхлый воздух. Выйдя на улицу, чуть не упал на покореженном временем крыльце. Чертыхнулся, осмотрел туфли – не повредил ли хорошую обувь, присмотрелся к виновнику происшествия, крыльцу. Оно действительно скособочилось, но только не от времени – кто-то вывернул его и скрутил набок. Кому, спрашивается, это крыльцо понадобилось? Он поднялся, выпрямился во весь рост, боковым зрением заметил шевеление кустов. Не мешкая, Зураб пересек двор и раздвинул кусты в том месте, где они колыхнулись несколько секунд назад, но увидел только дворик купеческого дома и его единственного жильца, вытирающего испачканные рыбьей требухой руки. «Сюда надо вернуться, когда его здесь не будет», – подумал Игнатов и зашагал прочь.

Для того чтобы выманить мальчика из дома, Зурабу пришлось обратиться к старым знакомым. Чем больше времени проходило со времени его ухода из органов, тем меньше оставалось добрых приятелей на полицейских должностях: кто-то переходил на гражданку, кто-то увольнялся по выслуге лет. Но Зураб все равно старался не терять связи с теми, с кем когда-то работал: каждый год напивался с бывшими сослуживцами в день милиции, регулярно созванивался, поздравлял с днями рождения тех, чьи даты помнил. В принципе поддерживать связь было не так сложно: Завьялов понимал полезность и даже необходимость таких контактов и согласовывал разумный бюджет для подобных целей. И сейчас он обратился к знакомым с небольшой просьбой: сделать так, чтобы единственного жильца дома номер семьдесят восемь по улице Достоевского Вадима Олеговича Гончарова пригласил к себе участковый, чтобы срочно составить реестр реально проживающих в доме жильцов для Комитета по охране историко-культурного наследия. Зурабу операция обошлась всего в двадцать тысяч рублей. По сравнению с масштабом задачи, которая ставилась, сумма смехотворная.

Дина варила на завтрак яйца, когда в кухню влетел озабоченный Вадик.

– Давай быстро поедим, и я побегу к участковому, – сказал он, – оглядывая пустой стол, – да у тебя еще ничего не готово…

– Я же не знала, что ты будешь торопиться, – ответила Дина, – через пять минут все будет, не волнуйся, собирайся пока.

– Хорошо, я пока документы соберу, – буркнул Вадик и пошел к себе в комнату.

Вчера вокруг дома крутился Зураб, Дина видела его своими глазами через тюлевую шторку, прикрывающую окно на втором этаже. Вадик вызвался приготовить жареного карпа, а Дина пока сидела за компьютером, читала новостные ленты, сайты популярных в городе газет. Убийство, произошедшее в ее квартире, почему-то не обсуждали, хотя просьба сообщить о ее собственном местонахождении была размещена в Интернете. Когда она увидела Зураба, ее словно обожгло: что он тут делает? Неужели явился по ее душу? Она затаилась в глубине комнаты и решила для себя так: если он обратится к Вадику с вопросом о пропавшей девушке, может быть, ей стоит раскрыть свое инкогнито. Но он соврал, прикинулся строительным инвестором. А сегодня Вадику звонил участковый. Он ничего удивительного в этом звонке не увидел, все-таки дом готовят к реконструкции, ему предстоит переселение, да и с другими прописанными тут жильцами официальные органы имеют связь только через него, Вадика. Может, зря она испугалась и в этом звонке ничьих происков нет, но все равно, пока хозяин дома не вернется, надо быть настороже: не прикладываться с книжкой на диван, не спускаться на первый этаж. Что-то подсказывало ей, что Зураб появился тут неспроста. Выпроводив Вадика, Дина на всякий случай удалила из компьютерного журнала отметки о посещении официального сайта Следственного комитета, собрала свои вещи в пакет, поставила его у входа в комнату-тайник, выключила ноутбук и стала с тревогой посматривать через занавеску в окно. Люди появились во дворе, как она и предполагала, через десять минут после ухода ее друга. С Зурабом было четыре человека, во дворике они остановились, получили инструктаж и направились к входной двери. Сердце у Дины колотилось так, что она боялась, не услышат ли его гулкий стук незваные пришельцы. На цыпочках она прошмыгнула к двери в четвертую квартиру, дверь скрипнула, и у Дины чуть не оборвалось сердце.

– Там кто-то есть, – услышала она мужской голос снизу и поняла, что счет идет на секунды.

«Только бы дверь не заело!» – мысленно взмолилась она, нажала на нужную часть рисунка на обоях. Дверь подалась, Дина проскользнула внутрь и немедленно закрыла ее за собой. Старая конструкция медленно въехала в пазы, и в комнатке стало темно. Дина прижалась ухом к двери и стала слушать.

– Да вроде никого, – сообщил тот же голос, которого она испугалась, скрипнув дверью, – но я же слышал…

– Это сквозняк, здесь никого нет, – сказал кто-то другой, – мы с тобой начинаем с этой квартиры, раз уж мы тут. Запоминай, что и как лежало.

– Поучи дедушку кашлять, – ответил напарник, – я что, инструкции не слышал?

Воцарилось долгое молчание. Дина понимала, что квартиру обыскивают. Но что ищут? Если бы искали ее, то уже должны были понять, что в доме ее нет. Зачем же проводить тщательный обыск?

Дина не знала, сколько просидела в душной комнате. Звуков извне не было слышно, и у нее перед глазами уже поплыли радужные круги.

– Все, сворачивайтесь, мальчишка возвращается, – послышался голос Зураба. – Все успели? Ничего не пропустили?

– Каждый миллиметр проверили, ничего нет, – ответил один из его подчиненных.

– Тогда вперед, – скомандовал Зураб.

Дина вздохнула свободно. Но прошло еще не меньше десяти минут, прежде чем пазл пришел в движение и дверь открылась.

– Выходи, – сказал Вадик, – здесь никого нет.

– Ты их видел? – прошептала Дина.

– Нет, но я знаю, что они были, они сдвинули мои тапочки.

Дина вынырнула из своего убежища. По всей видимости, жильцы использовали эту комнатку как гардеробную: к голой стене были с двух сторон прибиты дощечки с крючками для верхней одежды. Больше в комнатке ничего не было, только антресоль под потолком.

– Ты знала, что они придут? – спросил Вадик, оглядывая пакет с вещами, который Дина прихватила с собой. – А я купился на участкового как дурак.

– Не знала, но предполагала, – ответила Дина, – но что они у тебя искали?

– А у меня был обыск? – удивился Вадик.

– Самый настоящий, – подтвердила Дина.

– Понятия не имею, – сказал парень, – может, искали расчлененку?

– Какую еще расчлененку?

– Ну вдруг он решил, что я маньяк, который тебя похитил и расчленил? – сказал Вадик и сделал страшное лицо.

– Да ну тебя к черту, дурак, – Дина ткнула его кулаком в грудь, – я и так чуть не уписалась от страха, а тут ты еще…

– А ведь если бы я не разобрал свою подзорную трубу, они бы точно так и подумали, – задумчиво проговорил Вадик, – тогда бы мне от них не отвертеться.

– А кстати, почему ты ее разобрал? – ехидно вставила девушка, – не хочется больше на звезды смотреть?

– Свою звезду я теперь вижу без оптики, – совершенно серьезно ответил молодой человек и, не дожидаясь, пока девушка что-то ответит, стал спускаться на первый этаж.