Глава 2
Это было где-то в начале августа прошлого года. Несколько недель остервеневшее солнце тщательно выжигало все живое. Раскаленный воздух дребезжал, неподвижно застыв в отсутствие даже самого слабенького движения. После полудня улицы словно вымирали, никто не хотел выходить на жару, и некоторое оживление наступало лишь к вечеру. Когда и люди, и природа были уже на пределе возможностей, солнце, как будто обозлившись на то, что так никого и не доконало, внезапно исчезло. Подул ветерок, набежали тучки, появление которых в лучшие времена могло кого-то и расстроить, а теперь только радовало. Воздух остыл до 24 градусов, и можно было высовываться на улицу. Я и до того выбирался, конечно, но без всякого удовольствия и только по крайней необходимости. У меня был большой важный заказ, и я выполнил его даже быстрее, чем думал. В ожидании гонорара я решил пройтись до нового магазина, побаловать себя чем-то вкусненьким. Наличности оставалось маловато, но заказ сдан, деньги скоро будут, так что беспокоиться не о чем. Во время жары в моем морозильнике не переводился лед, и я решил, что окончание работы нужно отметить так, как мне нравится: джин, немного тоника, много льда и долька лимона. В магазине «Гурман» был большой выбор хорошего алкоголя, частью мне недоступного, а частью такого, который даже я иногда мог себе позволить. Две долбаные недели я просидел на вареной картошке и колбасных изделиях и уже чувствовал, что еще одна сосиска – и меня тупо ею вырвет, а если справится желудок, то не справится психика, и начнется депрессия. И я решил сегодня, в день окончания работы, по-ужинать по-человечески: купить кусочек мяса, отбить его и поджарить. А к нему сделать большой салат из разных овощей. И высадить бутылку джина, не меньше. Я устал, мне требовались расслабление и отдых.
Наш район мне стал нравиться. Пока шла стройка, было тяжело, от постоянного гула болела голова. Когда стройка закончилась, звуки стихли, но долго еще чвакала под ногами строительная грязь. Потом все привели в порядок, заасфальтировали, высадили деревца. Но главное – появилась инфраструктура. В первых этажах нового жилого комплекса открыли магазины, круглосуточную аптеку. Там и рестораны какие-то заработали, и салоны, но мне они без надобности. А вот когда магазины и аптека в паре минут ходьбы – это очень удобно. Сначала я расстроился: продуктовый магазин оказался рассчитан на весьма денежную публику. Цены на жилье в новом комплексе такие, что по карману только избранным, поэтому и ассортимент в магазине, и цены соответственные. Но потом, когда я внимательнее присмотрелся, оказалось, что не все так печально: кроме всяких там изысканных деликатесов, вроде свежей рыбы и мраморной говядины, на прилавках лежит и обычная еда. И цены на нее вполне доступные.
Я выбрал себе добротный кусок постной свинины и направился в овощной отдел. Купил огурцы, помидоры, болгарский перец, зеленый лук и укроп. В желудке уже началось волнение: нос обонял свежие продукты, и мой организм, изуродованный сосисками, требовал хорошей пищи. Ничто не предвещало, что этот день станет особенным.
Сначала я почувствовал ее запах. Нет, неправильно, запахом можно назвать и те миазмы, которые источает колбаса. Правильнее будет сказать – аромат. Томный, зыбкий, прохладный. Аромат цвета послезакатного марева. Я сразу представил себе его цвет: темно-розовый в сердцевине, расплывающийся по краям голубовато-фиолетовыми мазками. Я насторожился. Нечасто бывает, чтобы какой-то запах заставил меня заволноваться. Всего одна капля, вибрирующая где-то в воздухе, всего одно мимолетное ощущение… Оказалось, я волновался не зря: через секунду после того, как я вдохнул чудо-аромат, передо мной оказалась та, кому он принадлежал. Девушка. С первого взгляда я ни за что не смог бы ее описать, ни цвета волос, ни параметров фигуры – я ничего не смог ни разглядеть, ни тем более запомнить. На первый раз этого было бы слишком много. Я увидел только кончик ее носа и слегка шевелящиеся губы. Это уже потом я осознал, что девушка читала этикетку на баночке с каким-то паштетом, и ее губы едва заметно двигались, повторяя прочитанные слова. Не могу сказать, сколько я простоял, совершенно окаменевший, – две секунды или двадцать. Я не только не считал, я, кажется, еще и не дышал. Губы девушки представляли собой самое прекрасное зрелище, которое я когда-либо видел в своей жизни. Кончик короткого, аккуратненького носика, нежный овал подбородка и едва заметная полуулыбка. Это такая форма губ, понял я, их кончики совсем чуть-чуть приподняты, будто девушка кому-то улыбается. Но она улыбается не кому-то, а самой природе, которая не поленилась создать такое совершенство.
В тот день я уже ни о чем больше думать не мог. На автомате я жарил мясо и пил джин, потом лежал на диване, а когда кончился легкий дождик, вышел на улицу. Было уже почти темно, и во многих окнах жилого комплекса горел свет. А ведь она где-то там, эта удивительная девушка. За какими-то шторами, в какой-то из этих раковин прячется драгоценная жемчужина. Сердце мое внезапно остро и болезненно сжалось, и я пошел прочь. Дошел до своего дома, забрался на три скрипучие ступеньки, пошуршал листвой кустарника, нащупывая в опустившейся темноте ручку двери, скрипнул и вошел внутрь. Я открыл окно, чтобы ночной воздух мог беспрепятственно проникать в комнату, отозвался на кошачье мяуканье – кошкам требовалось насыпать корма – и бухнулся на диван. Я закрыл глаза, но тут же понял, что толку не будет, я все равно не засну. Со мной случилось что-то странное, это я уже осознавал. На самом деле уже тогда я был обречен.
После выполнения заказа я всегда беру перерыв в несколько дней, даже если меня уже дожидается новая работа. Глаза должны отдохнуть от компьютера, и мозг должен опустеть, не то в новый заказ может плавно перетечь то, над чем я работал до этого, и тогда я обрасту шаблонами и перестану мыслить творчески. Только когда последние остатки прошлой работы окончательно выветриваются, я берусь за новую. Некоторые специалисты по компьютерной графике прекрасно работают над несколькими проектами одновременно, но я так не могу. Освободившиеся пару-тройку дней я решил посвятить бесцельному шатанию по окрестностям. Вернее, цель-то как раз у меня была, но тогда я даже себе не мог бы в ней признаться. Через два часа хождений я устал, кроме того, мне стало как-то не по себе при мысли, что кто-то может видеть мои бессмысленные блуждания. И кому-то они могут показаться странными. Тогда я занялся уборкой своей территории.
Дом купца Волховитинова не сносят принципиально – он является историческим памятником, и по областному закону его нельзя стереть с лица земли. По тому же закону исторические памятники положено реставрировать и содержать в образцовом порядке, и с некоторыми нашими историческими домами так и происходит. Если бы в моем доме жил какой-нибудь известный поэт или писатель, художник, музыкант или общественный деятель, мне бы тоже повезло. Но в моем доме жил Петр Саввич Волховитинов – просвещенный купец, обустроивший в нашем городе первую публичную библиотеку. За это его имя некоторым образом чтут, но не до такой степени, чтобы его дом удостоился реконструкции или хотя бы ремонта. Когда наш микрорайон застраивался, вокруг моего дома тоже крутились представители какой-то строительной фирмы, но в комитете по охране исторических памятников им дали от ворот поворот. Это решение лишило последней надежды жильцов нашего дома – а к тому времени квартир, в которых продолжали жить люди, было всего четыре. Но после бюрократического отказа и они съехали, терпение лопнуло. У кого-то, было дело, возникла крамольная мысль поджечь дом к чертовой матери, и ее даже живо обсуждали мои соседи, но в последний момент испугались. Оказалось, что технику этого дела никто не знает. Вернее, поджечь-то дело нехитрое, но доказать потом, что возгорание произошло по ветхости, а не по вине жильцов, куда сложнее. А доказать это государству, которое нипочем не хочет никого никуда расселять, и вовсе немыслимо. Так и получилось, что мои соседи разъехались кто куда, а мне в почтовый ящик упало письмо, в котором говорилось, что областной Программой по сохранению исторического и культурного наследия предусмотрена реконструкция дома купца Волховитинова в будущем году. Ну и пусть в будущем году. Мне все равно. Мне даже нравилось, что я остался один. У меня были ключи от всех квартир, и со временем я грамотно, на мой взгляд, распорядился оставшимся имуществом моих бывших соседей. А от них много чего осталось! Хлам, который уже не мог пригодиться, я утилизовал, а остальное рассортировал. Оказалось, что мои соседи оставили в своих квартирах много интересного: старинный торшер, коврик ручной работы, большие красивые цветы в кадках, кресло-качалку, скатерть, шкатулки, кое-что из мелочей, но главное – картину неизвестного мне художника, которая осталась от умершей бабушки и никому почему-то не приглянулась. Я в эту картину был влюблен и берег ее как зеницу ока, иногда доставая из шкафа и любуясь ею.
Дворик за домом был совсем маленький, но зато это был мой дворик! Здесь безраздельно господствовал один лишь я! Ну и еще несколько кошек, которые числились вольными, но приходили ко мне в гости поесть сухого корма, поваляться на солнышке, а то и навалить кучку на каком-нибудь видном месте, чтобы я всегда помнил, что живу тут не один. Во дворе у меня были сарай, клумба, за которой я регулярно ухаживал, и место отдыха, то есть гамак, который я зацепил за две старые яблони. Летом плоды, бывало, падали мне прямо на голову, но выбора у меня не было. Во дворе, как всегда, было полно работы, но если я займусь делами там, то мой дом скроет от меня все, что происходит на улице и в большом квадратном дворе нового жилого комплекса. Поэтому я занялся тем, что давно уже откладывал, – мытьем окон, выходящих на переулок, громко именующийся улицей Достоевского, и стиранием пыли с внешних подоконников. Я работал довольно долго, уже ныла спина, а во двор приезжали только здоровые дядьки, из подъездов выбегали дети и выплывали дамочки. Мое боковое зрение засекло также группу подростков, старушку с ниткой крученого бисера на шее, молодого человека в прокурорской форме, видимо, приехавшего на обед. Я уже подумывал о том, чтобы закруглиться, когда судьба вознаградила меня: во двор въехал белый джип, и из него выскользнула девушка. Я не мог узнать ее, слишком уж мало я ее видел и слишком плохо разглядел. Я ее почувствовал! Я так заволновался, сгусток крови ударил прямо в горло и стал там пульсировать. Это она. Я поставил ведро со шваброй на асфальт, снял грязную майку и надел чистую. Девушка разговаривала по телефону, медленно двигаясь в сторону магазина. Понятно, в магазине разговаривать ей неудобно. Я двинулся за ней. Теперь мне удалось ее рассмотреть. Волосы до плеч, гладкие, темные, с пепельным переливом, цвет не естественный, но принятый из рук дорогого мастера. Невысокая, стройная, не тощая, но и без излишних округлостей. Одета со вкусом, модно, движения плавные, легкая походка. Если не видеть ее лица, то просто изящная девушка. Мне не терпелось приблизиться к ней и обогнать. Боже, что у нее было за лицо! Никогда мне не доводилось видеть такого лица. Ни в жизни, ни в кино. Некоторые женские лица вызывали во мне восхищение и трепет. Например, точеные черты молодой Клаудии Кардинале или изысканная чувственность Изабель Аджани… Такие лица – совершенные творения природы, их можно разглядывать часами. От лица же вчерашней девушки и вовсе было невозможно отвести взгляд. Я бы хотел описать его, но боюсь, что не смогу. Как не смог бы описать словами музыку Шопена.
В тот же день я узнал, что живет она прямо напротив меня, а на следующий день результатом вечернего дежурства стало еще более важное открытие: ее окна выходят на мою сторону, и живет она на втором этаже. Я сделал сайт и рекламу со сложной компьютерной графикой для одного нового интересного коммерческого проекта и получил приличный гонорар. Теперь я знал, куда потратить деньги: я купил хорошую оптику и штатив, но скоро понял, что с моего первого этажа ничего увидеть будет невозможно. И я принял решение о переселении. О втором этаже я раньше не задумывался: зачем? Теперь этот вопрос приобрел актуальность. Я выбрал квартиру, где раньше жила Софья Степановна, бывшая оперная певица, очень интересная и утонченная женщина. Я сделал у нее в гостиной генеральную уборку, вытащил во двор кое-какую рухлядь, перенес со своего этажа кресло-качалку и компьютер. Тащить наверх свой диван было слишком сложно, и я облагородил с помощью настенного коврика лежбище Софьи Степановны. Оно было не слишком удобным, но ведь спать и готовить я могу у себя. А здесь проводить только то время, которое мне будет отводиться для того, чтобы быть с ней.
Очень скоро я знал о ней довольно много. Я изучал ее, используя все источники: информацию из ТСЖ, социальные сети. Ее звали Диана Воронцова, скоро ей должно исполниться 34 года, хотя я ни за что не дал бы ей больше 26. Она имеет диплом искусствоведа, некоторое время жила за границей, еще какое-то время в Москве, постоянного места работы у нее нет, о чем можно было судить даже не из соцсетей, а из того вольного графика жизни, который она себе позволяла. А уж в ее графике благодаря своей оптике я разбирался хорошо. Каким-то образом она связана с продажей предметов искусства или только живописи, точно я не понял. Но все это было не так важно. Гораздо интереснее было познавать внутреннюю сторону ее жизни: что она ест на завтрак и на ужин, чем занимается перед сном. Потом пришлось узнать и еще кое-что. У моей нежной красавицы есть поклонник.
Он стал приезжать к ней где-то в конце осени, когда уже дули ветра и в незаклеенное окно Софьи Степановны беспощадно несло с улицы. Сначала я засек их во дворе, когда старый хрыч привез Дину домой. Не то что бы он был совсем уж старым, но ему было явно за 50. Итак, старый пень вышел из своего «Мерседеса», подал руку девушке, они стояли несколько минут на улице, о чем-то беседуя. Потом он церемонно поцеловал ей руку и сел обратно в машину. После этого Дина стала довольно часто пропадать вечерами. Она подолгу наряжалась перед зеркалом, осматривала себя, после чего упархивала, но возвращалась без компании и спать ложилась в одиночестве. Я со страхом ждал того дня, когда в ее квартире зажжется свет и я увижу в окне два силуэта.
Такой момент настал, и в этот самый вечер мне показалось, что мое сердце остановилось. Но и это был не конец и даже не высшая точка моих страданий. Еще более ужасный сюрприз ожидал меня, когда моя птичка упорхнула на целую неделю, в течение которой я метался, как тигр в клетке, и пил горькую, изнывая от тоски и ревности. А ведь она может когда-нибудь уехать отсюда навсегда, подумал я. Не зря же она валандается со своим потрепанным хмырем, возьмет да и выйдет за него замуж. На самом деле хмырь был вовсе не потрепанным, он был очень даже ничего, подтянутый, с благородной проседью в темных вьющихся волосах. Это я от злости придумывал ему всякие обидные определения. Но всерьез бояться я начал тогда, когда увидел ее поклонника по телевизору. Оказалось, что он глава крупной строительной компании, депутат областной Думы, меценат и что-то там еще… В общем, полный набор. Скоро я заметил, что Дина довольно часто отлучается из дома. То ли ездит отдыхать, то ли продажа предметов искусства требует от нее каких-то перемещений. И в те дни, когда она отсутствовала, я сильно скучал. Впрочем, не я один. После ее очередного возвращения всегда появлялся он…
Почему я, собственно, так взвился? Ведь понятно, что у девушки такого полета не может быть со мной ничего общего. Иногда она замечает меня, когда мы сталкиваемся у кассы в магазине, и даже легко кивает, но она кивает всем, кого часто видит, не только мне. Просто такое воспитание. Так что же мне за дело до нее и до ее жизни? Я не раз задавал себе этот вопрос и, отвечая самому себе, злился и совершенно запутывался. Я ни на что не надеялся, ибо это было бы просто смешно. Но я хотел, чтобы она была рядом. Пусть я вижу ее только на расстоянии или через объектив моей мощной подзорной трубы, но я должен ее видеть. Как это ни назови – болезнью, любовью или глупостью – суть не изменится. И сколько бы я ни корил себя, сколько бы ни пытался сам над собой смеяться, просыпался я с мыслью о своей соседке. И когда засыпал, перед моим внутренним взглядом вставало ее совершенное лицо.
* * *
– Наташа, где ты сейчас находишься? Мне нужно срочно тебя увидеть!
Голос в трубке был прерывающийся, звонивший говорил скороговоркой, будто за ним гналась стая собак. И даже не поздоровался. И ни одного вопроса о ней: как, мол, она поживает? Как у нее настроение? Как себя чувствует, в конце концов. Не звонил неделю – и тут на тебе, надо срочно увидеть. Стало обидно.
– Что за спешка? – спросила Наташа, нарочито медля. У нее-то ничего не случилось, пожара нет, никто за ней не гонится.
– Не буду говорить по телефону, давай пересечемся, – не снижая темпа речи, продолжал собеседник, – у меня важное сообщение.
– Что за тайны, тебя что, ФСБ прослушивает? – усмехнулась девушка.
– С чего ты взяла? – На секунду замешкался звонивший. – Ну так что? Ты где находишься?
– У меня дела, – равнодушно ответила Наташа, – неделю от тебя не было никаких сообщений, а тут пожар случился.
– Не пожар, кое-что получше, – был ответ.
Несколько секунд оба собеседника молчали каждый у своей трубки. Молодой человек терпеливо, насколько это возможно в его ситуации, ждал, пока ему назначат место и время, а девушка разглядывала себя в зеркале, пытаясь решить вопрос, не следует ли сменить краску для волос на более светлый оттенок.
– Наташа, я не шучу, это касается отца, – вновь включился молодой человек, – его ограбили.
– Как? Когда? – удивленно выдохнула девушка.
– Сегодня днем, так что давай собирайся быстрей, надо повидаться.
– Я буду готова через десять минут. Где? – спросила та, которая только что никуда не торопилась.
– Я ужасно хочу есть, так что давай в «Вероне» через полчаса, раньше я через пробки не проеду.
– Договорились.
Наташа засуетилась. До итальянского кафе ей было пять минут ходьбы, Сережа назначил встречу, догадываясь, что она дома. Но выйти нужно было в приличном виде. Неделю он ей не звонил, раньше такого никогда не бывало, и она уже начала думать, что он забыл обо всем, обо всех их планах – и краткосрочных, и более отдаленных, связанных с будущим. Когда позвонил Сережа Завьялов, она уже практически была готова к выходу на улицу, но она собиралась прошвырнуться по магазинам, и ничего более. Посещение ресторана, даже еще и в компании с Сережей, в ее планах не значилось, так что Наташа стала срочно переодеваться. Она более тщательно причесалась, надела на тонкий пальчик кольцо замысловатого дизайна, подвела глаза темным карандашом, накинула легкий черный льняной пиджачок с золотым напылением. Она купила его на Сардинии в бутике Trussardi. Он потрясающе шел ей, просто глаз было не оторвать.
Через полчаса Наташа сидела за столиком и рассматривала меню, которое и так хорошо знала. Сережа влетел запыхавшийся, возбужденный, раскрасневшийся, все лицо в капельках пота. Подозвал официантку, заказал себе салат «Ди маре» с креветками и лазанью.
– Голодный страшно, – как бы оправдываясь, сказал он.
И только тут до него дошло, что он не спросил Наташу, что она будет есть. Девушка не успела ни возмутиться, ни обидеться, а официантка уже вернулась, и она с недовольным лицом заказала для себя запеченные баклажаны и бифштекс из индейки. Зачем тратить деньги на еду? Пусть Завьялов-младший раскошеливается. Хоть какой-то прок от их чертовой семейки.
Когда официантка ушла, Сережа выпалил:
– У отца сегодня увели миллион зеленых.
– Сколько? – ошеломленно спросила Наташа. – Прямо из дома? Он что, держит у себя такие деньги?
Сережа отрицательно показал головой:
– Из офиса, я сам пока мало что знаю, – сказал он, – кое-что от Зураба просочилось, еще что-то из офиса сообщили… В общем, с миру по нитке.
– Говори, что знаешь, – нетерпеливо произнесла Наташа.
– Короче, сегодня у Ирины Вениаминовны был день рождения, сорокалетие, – начал Завьялов-младший.
– Ирина Вениаминовна… что-то знакомое… – протянула Наташа.
– Да ты ее знаешь, она у отца финансовый директор, вы встречались, может, помнишь?
Наташа вспомнила, но воспоминания эти были из другой жизни, из тех самых лучших, беззаботных, солнечных месяцев, которые сейчас так больно и тяжело вспоминать.
Она отвлеклась от грустных мыслей и ответила:
– Да, кажется, я ее помню. И что? Продолжай!
– Короче, у нее сегодня день рождения, сорок лет, – продолжил Сережа, – всякие там поздравляющие, цветы, шампанское и все такое. В общем, суета. А потом оказалось, что из комнаты кассира пропал мешок с деньгами. Это выяснилось где-то в полдень, теперь там всех трясут, все на ушах стоят.
– Полицию вызвали?
– Нет, папаша не захотел, видимо, денежки левые какие-то, – хмыкнул младший Завьялов, – все делает своими силами. Пока, во всяком случае. Если, конечно, найдут грабителя, может, и сдадут его ментам. А может, и нет. Думаю, им деньги нужно вернуть. А уж как кого наказать, папаша лучше полиции придумает.
Пока официантка раскладывала на их столике закуски, Сережа опомнился:
– Я же вина не заказал! Бутылочку «Кьянти» принесите, – исправился он.
– Ты же за рулем, – машинально заметила Наташа.
– И что? Первый раз, что ли? – махнул рукой Сергей. – Да я и не буду, так, глоточек… Но ты-то любишь «Кьянти»…
– Люблю, – ответила Наташа, которая не стала торопиться с закусками, пока не принесли вино.
Сережа ел жадно и быстро, видимо, возбуждение усилило аппетит. Наташа следовала своей обычной манере: она накалывала на вилку маленькие кусочки, тщательно прожевывала, делала паузы, словом, ела так, будто ей совсем не хочется есть. Но за полтора года жизни в одном доме никогда еще Сережа не видел, чтобы на ее тарелке после трапезы хоть что-то осталось.
На этот раз оба ели, не просто утоляя голод, но и воспользовавшись паузой, чтобы хоть как-то осмыслить произошедшее.
– И что ты обо всем этом думаешь? – наконец спросила Наташа, когда увидела, что от Сережиной лазаньи почти ничего не осталось.
– Что я думаю? – Он откинулся в кресле и пригубил красного вина. – Думаю, это ее работа.
– Из чего ты сделал такой вывод? – спросила Наташа, выражением лица показывая, что изначальный посыл ей по душе.
– Подумай сама, – откликнулся Сергей, – все знают, кто такой мой папаша. Мне трудно себе представить идиота, который захотел бы и, главное, не побоялся бы его обобрать. Причем деньги исчезли, когда в офисе было полно народу, но при этом никого чужого и постороннего. Даже те, кто приходил с поздравлением, – все свои. Люди из разных подразделений, руководители разных проектов компании. Понимаешь, никаких незнакомцев с улицы. Человек, который такое задумал, должен был прежде узнать, что за личность мой отец, какая у него служба безопасности, какой у него характер. А он явно этим не поинтересовался. Он схватил ситуацию сверху – если легко взять, значит, все. Но у отца нельзя взять безнаказанно. Человек, который все это задумал, явно этого не знал. Это совершенно безбашенный персонаж, вообще без каких-то понятий. Все это наводит на мысль о том, что кражу совершил кто-то, кто мог знать, что в офисе в тот момент есть деньги. Но кто вместе с тем совершенно не знает моего отца. И совершил все это спонтанно. Или имел такую задумку, но осуществил ее в первый подходящий момент.
– И что?
– А то, моя милая, – подытожил Сережа, – что папина мамзель устроила к нему в приемную свою по-дружку. Зачем, спрашивается? Не для этих ли целей? Вот это меня больше всего и бесит.
– Что, – хмыкнула Наташа, – папу пожалел? У него этот миллион не последний.
– Да при чем здесь пожалел! – воскликнул он. – Ты вспомни, ты только вспомни, сколько мы с тобой головы ломали, как мы все тщательно продумывали, сколько вариантов отметали сразу, никак не могли остановиться ни на чем. Как мы тщательно разрабатывали каждый план и в каждом находили какие-то слабые стороны. Ты вспомни! А она поработала два месяца и сразу в дамки – лимон зеленых у нее в кармане.
Наташа все прекрасно помнила. Она познакомилась с Валерием Завьяловым два года назад, и это была не просто удача, это был такой шанс, такой поворот судьбы, который дается человеку только раз в жизни. А ей-то точно больше никогда так не повезет, судьба Наташу не любит. Отец ее испарился, когда она была еще девчонкой, оставив их с мамой влачить полунищенское существование, а мама – женщина невезучая, можно даже сказать, непутевая, наградила свою единственную дочь только одним достоинством – красивым, необычным лицом, хотя даже и оно, если уж по строгости говорить, досталось девочке от отца, татарина-полукровки. А с Завьяловым Наташа познакомилась так: фирма, в которой она работала, получила крупный заказ на подготовку праздника по случаю празднования 10-летия компании «Технологии роста». Заказ включал в себя выпуск буклетов, календариков и другой печатной продукции, изготовление и размещение билбордов. Одна из поздравительных рекламных штучек должна была содержать фото прекрасной девушки, и эту девушку в фирме долго искать не стали – зачем платить моделям, когда есть своя красотка с томными раскосыми глазами, высокими татарскими скулами? Вот так Наташу увидел Завьялов. Через кого-то из помощников он пригласил девушку на празднование 10-летия, чтобы она там фигурировала вроде как символ компании… И больше уже от себя не отпускал. В Валерии и после пятидесяти жил и здравствовал хулиган с городской окраины, каким он был в двадцать лет, и ему было решительно наплевать на чье бы то ни было мнение, поэтому после праздника он позвал Наташу в круиз по Средиземному морю. Там он одевал ее как куколку, поил лучшими винами и кормил морскими гадами, а после возвращения поселил в своем особняке. Между ними не было сказано ни слова о любви, они не обсуждали планы на будущее, а Наташа и не настаивала – боялась спугнуть то, что есть.
С Сережей у них почти сразу возникла тайная эмоциональная связь. Завьялов не разрешал Наташе работать, держал дома, как заморскую птичку. Сереже Завьялову папина птичка понравилась, но подступаться к ней было страшно – а вдруг доложит отцу? Но постепенно мальчик стал смелее, смотрел на Наташу влюбленными глазами, случайно прикасался к ней, когда никто не видит. И незаметно для себя Наташа стала ему отвечать: сначала просто приняла его игру, а когда оказалось, что игра совсем не детская, отступать было уже некуда – ее саму стало жечь желание. Так они стали любовниками, и Наташа уже не понимала, кого она ждет по вечерам: Сережу или его отца.
– Отец обещал на тебе жениться? Вообще что-нибудь говорил об этом? – допытывался Завьялов-младший.
Наташа только мотала головой.
– А будущее твое он собирается как-то обеспечить? – не унимался Сережа.
– Не буду же я спрашивать его об этом! – восклицала девушка.
В один прекрасный день Сережа заговорил с ней уже более серьезно.
– Наступит день, когда отец тебя бросит, – сказал он, ничуть не боясь оскорбить Наташины чувства, – как когда-то бросил мою мать. А ведь они были женаты. И много лет прожили бок о бок, и мама поддерживала его и в радости, и в горе. И когда его похищали, и когда его банкротили, мама была рядом. Но все это не помешало ему отбросить ее как ненужную куклу, когда пришел момент.
– А почему же ты живешь с ним? – удивилась Наташа. – Если он так нехорошо обошелся с твоей мамой, ты должен быть с ней.
– Они оба друг с другом нехорошо обошлись, – уклончиво ответил Сережа, – просто он начал первым. Ну да это не мои секреты, рассказывать не буду. Но мы так с мамой решили, она захотела, чтобы я остался с ним, она считала, что так у меня будет больше возможностей и перспектив. Но мы сейчас не о ней говорим. Нам надо поговорить о тебе, да и обо мне тоже.
– О тебе? А что с тобой не так? – удивилась девушка.
Сережа уже давно закончил институт, но пристроить себя к какому-то делу никак не мог. Из-за этого у них с отцом часто возникали конфликты. Отец хотел, чтобы он начал продвигаться в его компании, познакомился с основами отцовского бизнеса, но у Сережи душа не лежала ни к чему из того, что предлагал Валерий Иванович. Он хватался то за одно, то за другое, все рано или поздно бросал. Только быстрая езда не надоедала ему никогда.
– Нам с тобой, и тебе, и мне, нужно позаботиться о нашем будущем, тебе – о твоем, мне – о моем. Отец этого не сделает никогда, он будет источником благ для тебя, только пока вы вместе, как только ваш роман кончится – все, до свидания. Меня он тоже обеспечивает, пока я пудрю ему мозги здесь, у него под крылышком. Если я захочу жить самостоятельно, он мне скажет: мальчик, вперед! Я, мол, свою жизнь построил сам, а ты строй свою. Я его знаю, я эти песни уже слышал.
– Ну а как мы можем о себе побеспокоиться? – вздохнула Наташа, которая живо представила себе свою печальную перспективу.
Пока она жила с мамой, она просто не знала, как можно жить по-другому. Но теперь, когда Завьялов приучил ее к жизни в прекрасном особняке, к королевским креветкам, солнечным островам и миланским бутикам, она уже не представляла, как смогла бы потерять все это и вернуться к своему прошлому существованию.
Она чуть не заплакала при мысли о том, что ее жизнь в любой момент может разбиться вдребезги. Она действительно ни о чем не спрашивала Валерия, не пыталась прояснить свое будущее, она боялась спугнуть птицу счастья, которая залетела к ней по какой-то ошибке. Валерия Завьялова она боготворила, боялась его и уважала. Сережа, высокий стройный мальчик с черными вьющими волосами, живыми блестящими глазками, ей нравился, очень нравился. Ей было приятно ласкать его, любоваться его хорошеньким личиком, заниматься с ним безудержным, затейливым сексом. Ей так нравились уютная и безмятежная жизнь и данная ей Завьяловым возможность не думать о завтрашнем дне, что она просто не представляла, что все это может когда-нибудь кончиться. Но Сережа был уверен в своем пессимистическом прогнозе. Ну что ж, он лучше знает своего отца. Так они с Сережей стали сообщниками.
Его фантазия была неистощима. В его мозгу постоянно рождались какие-то идеи. Вернее, идея была одна – заставить отца поделиться деньгами. Сережа имел в виду крупную сумму, имея которую можно начинать собственную взрослую, независимую жизнь. Но обвести вокруг пальца такого, как Валерий Завьялов, не-просто, очень непросто. Сережа даже стал вникать в отцовский бизнес, думая, что это может приблизить его в заветной цели: снять с папаши миллион-другой, чтобы обрести самостоятельность и перестать ходить перед ним на цыпочках. Идеи у Сережи были, мягко говоря, рисковые: вначале он хотел организовать похищение самого себя, но, по размышлении, оба они, и Сергей, и Наташа, пришли к выводу, что выкуп Завьялов платить не будет. Никому и никогда. Он натравит на похитителей Зураба, тот найдет их и разорвет пополам. Потом у Сережи возникла идея самому заделаться преступником: имитировать, что он совершил что-то противоправное и требуется взятка, чтобы его отмазать. Взятку-то отец заплатит, это не противоречит его принципам, и вообще ему не привыкать, но тут опять все упиралось в того же Зураба, который с его связями во всех правоохранительных структурах быстро вытащит правду наружу. Были и другие идеи, помельче и попроще, но чтобы банально ограбить отца – такого Сереже в голову просто не приходило.
А потом произошло то, что и предсказывал Сережа: роман Наташи и Завьялова стал катиться к закату. Валерий изменился как-то очень уж неожиданно. Резкую перемену в нем Наташа заметила, когда они отдыхали на Сардинии, еще там Валерий вдруг стал как будто стыдиться ее, старался не смотреть в глаза, перестал претендовать на секс и вообще из его отношения исчезла всякая нежность. Зато появились нервозность и раздражительность. По приезде домой он ходил задумчивый и отрешенный, молчал, перестал обращать внимание даже на сына.
– Похоже, папаша влюбился, – подтвердил Сережа самые худшие Наташины опасения.
Завьялов действительно стал пропадать вечерами. Обычно он не любил делать работу в вечернее время, и если существовала производственная необходимость решать какие-то вопросы по вечерам, это делали его заместители. Так что вечерние совещания для него были редкостью. В 20 часов, самое позднее в 20.30, Валерий Иванович обычно уже был дома. По-этому его отсутствие и поздние приходы домой могли означать только одно: у него появилась женщина. Сережа вычислил отца, сфотографировал с новой пассией и предъявил снимок, сделанный на мобильник, Наташе. Она сразу же узнала их соседку по отелю на Сардинии, Дина ее звали, кажется. Так вот на кого запал Валерий Иванович! Наташа хорошо ее помнила, но не могла понять, на какой почве эта высокомерная фифа могла найти общий язык с ее Валерой. Она болтает по-итальянски, слушает оперы, рассуждает о живописи, питается воздухом, пьет брют. Что у нее может быть общего с Завьяловым? О чем им разговаривать? Об извести, которую он приобрел на последней строительной выставке в Мюнхене? Кроме того, с этой Диной был такой интересный молодой брюнет с утонченными манерами… Зачем ей мужлан Завьялов? Хотя с горечью Наташа признавала, что Дина хоть и старше ее по возрасту, но очень красивая. И породистая. Вот чего не хватало Завьялову – породы. Ее, значит, он захотел…
Тяжелых объяснений не было. Валерий Иванович не отличался красноречием. Он подарил Наташе ключи от квартиры в новом доме, уже отделанной самыми дорогими материалами, и на этом их совместная жизнь закончилась. При нем Наташа ухитрилась не проронить ни слезинки, но, оставшись одна, почувствовала себя птенцом, выпавшим из гнезда, или выпотрошенной злым ребенком куклой и впала в тяжелую прострацию. И только Сережа не давал ей погрузиться в отчаяние. Папину избранницу он возненавидел с первого взгляда, мириться с ее присутствием в их жизни не собирался и был уверен, что при правильном подходе ситуацию вполне можно развернуть в свою пользу.
* * *
Зураб уже в который раз просматривал видеозаписи с проходной, но зацепиться было не за что. Его ребята еще до него все отсмотрели, и у него не было никаких оснований им не доверять, он лично их отбирал, и не с помойки какой-нибудь, а с государственной службы, но была у него такая привычка – все за всеми перепроверять. На всякий случай, ведь человеческий фактор никто еще не отменял. Зураб с русской фамилией Игнатов служил у Завьялова давно, перешел к нему из уголовного розыска, где окончил службу не совсем гладко. Вернее, совсем не гладко: ему светило обвинение в применении насилия в отношении подозреваемого – и пусть подозреваемый хоть трижды негодяй, но если у него хорошие адвокаты, обвинение довели бы до суда. От Игнатова по-тихому избавились, чтобы не портить репутацию управления, а Завьялов подхватил его, считая большой удачей, что заманил к себе такого волка. У него в ту пору были большие проблемы с конкурентами, и такой специалист был нужен ему позарез. Говорили, что Зураб сирота, что русская семья усыновила мальчика, чьи родители погибли в ходе какого-то военного конфликта, но никто и ни о чем его не расспрашивал, поведение Зураба к этому не располагало. Он был человеком серьезным, умным, хитрым, хорошо разбирался в психологии, любил сыскную работу и был в ней настоящим профессионалом.
Все, кто успел выйти из здания до того, как была обнаружена пропажа, выходили налегке. Мужчины были даже без портфелей, женщины с маленькими сумочками, а после установления факта пропажи денег из здания уже никого не выпускали. Значит, существует два варианта – либо деньги спрятали в помещении, либо каким-то образом передали тому, кто находился вне офиса. Офис обыскивали тщательно, проверяли каждый уголок, каждый шкафчик и ящик стола, ведь сумму могли поделить и спрятать более мелкими частями. Проверили даже кабинеты Завьялова и самого Зураба – может, преступник решил обезопасить свой куш именно таким остроумным способом. Сотрудники службы безопасности опрашивали всех, кто был в офисе, а также всех, кто в то утро приходил поздравить с сорокалетием Ирину Вениаминовну. В праздничной суете никто ни за кем не следил, и ни один сотрудник не мог с уверенностью сказать, кто был в конференц-зале во время поздравления, а кого не было. Зураб сам тщательно опросил завхоза на предмет того, кто мог иметь возможность получить запасной ключ от комнаты кассира. Завхоз потел, покрывался пятнами, но выходило, что запасных ключей он никому не давал и дубликатов не делал. Касса – это помещение с материальными ценностями, поэтому ключ от него имеется только у двух работающих в компании кассиров. Замок в кассирской был не простой, но и не сказать, чтобы очень сложный. Дубликат сделать можно, но нужно было подсуетиться заранее. Теперь Зураб корил себя за то, что не оборудовал кассу особой системой защиты, не поставил видеокамеры, не установил замок со сложным механизмом. Но Завьялов относился к этому вопросу легко, и когда Зураб предлагал установить камеры у кассы, только отмахивался: я тебя умоляю, кто будет меня грабить? И действительно, в день выдачи зарплаты деньги в офис приходили немалые, но их привозили специальные сотрудники, которые целый день дежурили в здании. Это же касалось и других случаев, когда в офис привозили большую наличность. В принципе, опасаться действительно было нечего: подолгу деньги в офисе не находились, а сотрудники безопасности дежурили постоянно. Паранойей Завьялов не страдал. Скорее наоборот, он полагал, что никому и в голову не придет покушаться на его имущество. О том, что в офис привезут крупную сумму, по утверждению Валерия Ивановича, не знал никто. Только охранники, которые положили мешок рядом с сейфом в комнате кассира, и сама кассирша Татьяна Ивановна. Она еще должна была перепаковать деньги и спрятать их в сейф, но собиралась сделать это сразу после поздравления. Татьяна Иванова плакала, тряслась, пила капли, но никак не могла понять, как кто-то мог сделать дубликат ее ключа. Через час после допроса Татьяна Ивановна сама пришла к Зурабу и, сильно смущаясь, сказала, что, бывает, оставляет телефон и связку ключей на подоконнике в туалетной комнате, перед кабинкой. Знаете, идешь с бумагами, с ключами, с телефоном, а тут как прихватит – кишечник очень слабый, дисбактериоз… Но ведь и в голову не могло прийти… Все ведь свои. Сама кассирша была у Завьялова вне подозрений: когда он был ребенком, а Татьяна молодой девушкой, она жила в соседней квартире и была ему чем-то вроде няньки. Почти родной человек, почти член семьи. Татьяне Ивановне уже исполнилось 67, и она стала несколько рассеянной, но менять ее на кого-то другого Завьялов даже не думал. Она своя, и все тут.
Окно комнаты кассира выходило на склон, поросший редкими деревьями и кустарниками, до проезжей части – метров двадцать или двадцать пять. Когда обыск помещения закончился и стало ясно, что деньги ушли из офиса, Зураб вышел на улицу. Своих сотрудников он пустил прочесывать склон в поисках брошенного мешка, а сам решил осмотреть местность поподробнее на предмет имеющихся следов недавнего посещения. Следы эти обнаружились без труда. Под окном кассира, немного ниже по склону, деревце было сломано, и совсем недавно. Видимо, под тяжестью того, кто за него зацепился. Были и другие признаки того, что здесь побывали: на земле имелся смазанный след – в одном месте склон изменял свою крутизну и тем самым придал скорость заскользившему человеку. Это обстоятельство обнадежило, привели собаку, и она взяла след, только оборвался он прямо на проезжей части: там человек, скользивший по склону, переобулся. «Какой молодец, – подумал Зураб, – если бы я был на его месте, я бы сделал то же самое. Но я профессионал… Хотя кто сказал, что здесь побывал не профессионал?»
С Татьяной Ивановной более или менее понятно: тетка оставляет ключи где попало, просто не признается. «Все свои» – этот аргумент Зураб слышал за сегодня не один раз. Он действительно сам лично проверяет всех сотрудников, прежде чем с ними заключат трудовой договор. Возможно, слабое звено надо искать в этом направлении. Это как раз не самое сложное. Труднее получить ответ на вопрос: кто мог узнать о деньгах, о том, что они будут в офисе? Переговоры с Анциферовым Завьялов вел уже давно, но окончательно по сумме и дню передачи денег договорился только два дня назад. Если злоумышленник получил такую информацию сразу же, дубликат сделать он вполне успел бы, но… Было одно большое «но». Если бы ему повезло. Если бы именно в эти два дня у слабой на живот Татьяны Ивановны случился очередной понос и она надолго застряла в отдельной кабинке. Зураб все больше склонялся к мысли, что преступление не было обдумано заранее, скорее кто-то что-то случайно услышал, загорелся идеей, а тут под руку подвернулось везение в виде кассиршиного дисбактериоза. В этот же период времени злоумышленник (или злоумышленница) нашел сообщника, который подхватил у окна выброшенный наружу мешок с деньгами. По всей видимости, преступление было совершено под влиянием минуты. А может быть, был и еще какой-то фактор. У преступника, например, могут быть тяжелые личные обстоятельства, и ему срочно требуются большие деньги. А может быть, он затаил зло на Завьялова и решил отомстить ему за что-то. Это тоже надо проверить. Зураб написал список поручений своим сотрудникам и вопросы, которые он решил проверить лично. Отталкиваться в любом случае нужно от того, что вор кто-то из своих.
Самая новенькая в коллективе – Алена Григорьевна Наливайченко, ее взяли по рекомендации Дины Воронцовой, подруги Завьялова, которая еще на майские праздники обрела официальный статус невесты. При приеме на работу Зураб проверил новую помощницу, без этого никак нельзя, но в унылой и скучной биографии Алены Григорьевны не было ничего подозрительного. Ею надо заняться, она темная лошадка, кто знает, как она на самом деле попала в коллектив и какие ставила перед собой цели. С подозрениями в ее адрес несколько не увязывалась дружба с Диной. Завьялов встречается с Диной уже год, ни от кого ее не скрывает, похоже, что он гордится своей новой женщиной и всюду берет ее с собой. Дина – постоянная его спутница на всех светских мероприятиях, которые затевает сам Валерий Иванович, и даже на тех, которые он посещает в качестве гостя. Насколько мог судить Зураб, Дина – девушка утонченная и изысканная. Но это только то, что она сама желала о себе рассказать внешнему миру. Зурабу же показалось, что она не из тех, кто легко пускает кого-то в свой внутренний мир. Девушка постоянно улыбается, обладает прекрасными манерами, но холодная как лед. Таково было его впечатление. В любом случае неужели старая подруга могла отплатить ей за хорошее место такой черной неблагодарностью? Или это замысел самой Дины, и она специально запустила товарку в коллектив? Тоже получалась полная чушь. Грабить будущего мужа? Как-то совсем уж глупо. Зачем брать часть, если уже скоро можно будет взять все?
К концу дня у Зураба Германовича были отчеты всех его сотрудников, которые он тщательно проанализировал и укрепился в своих предварительных выводах. Озвучивать их боссу рано, но Завьялов буквально терроризировал его, постоянно спрашивая о новых результатах. Сказать, что он был в бешенстве, – это не сказать ничего.
– Зайди ко мне немедленно, – потребовал он, позвонив в очередной раз.
– Может быть…
– Ничего не может быть, иди ко мне, вместе будем думать, – отрезал шеф и отключился.
Зураб застал Завьялова уже отошедшим от ярости, находящимся в состоянии сосредоточенной задумчивости. Он ожидал увидеть его беснующимся, изрыгающим ругательства, но не таким тихим и погруженным в себя.
– Что у тебя? – только и спросил он, как будто минуту назад не сам истерическим звонком вызывал своего начальника службы безопасности.
– Вас интересуют мои версии? – располагаясь напротив босса, уточнил Зураб.
– Ну уж точно не твое семейное положение, – буркнул Завьялов, – меня интересует, как мои деньги могли пронести мимо моей охраны.
– Их не проносили, – ответил Зураб, – мешок с деньгами выбросили из окна кассирского кабинета. На склоне под окном обнаружены признаки недавнего пребывания человека: сломанные ветки деревьев, скользящие следы обуви. Собака взяла след и довела его только до проезжей части, там преступник переобулся, что само собой наводит на мысль о том, что этот человек либо очень предусмотрителен по своей натуре, либо знаком с навыками оперативной работы. То, что вор кто-то из своих, не вызывает сомнений. К сожалению, мы не знаем точного времени, когда произошло событие, и опрошенные сотрудники не могут с точностью до минуты описать, кто был, а кто отсутствовал в конференц-зале на поздравлении. Стараясь полностью восстановить картину передвижений каждого, мы вряд ли добьемся успеха. Люди ходили туда-сюда, никто не смотрел на часы. Чтобы проникнуть в кабинет и выкинуть мешок, злоумышленнику потребовалось от силы две минуты. Так что вряд ли мы выясним, кто отлучался. Да и не хотелось бы, чтобы нас запутывали. Кто-то может повести нас по ложному следу из-за своей невнимательности, а кто-то из личной неприязни к кому-нибудь – такое тоже не исключено. Преступление совершено спонтанно, но задумано не сию минуту, а немногим ранее, когда преступник узнал о том, что в офисе будут крупные деньги. Тогда же был сделан дубликат с ключа кассира, которая, как выяснилось, могла оставить его без присмотра.
– То есть ты считаешь, что речь идет о ком-то, кому подвернулся удобный случай? – уточин Завьялов.
– Да, я думаю, так и было, – согласился Зураб, – по всей видимости, злоумышленник был окрылен идеей легкой доступности наличных денег. И тут два варианта: либо у него крайняя нужда в деньгах, сопоставимая с вопросом жизни и смерти, либо он затаил какую-то обиду лично на вас.
По лицу Завьялова скользнула легкая тень, брови слегка нахмурились, но он сказал только:
– Продолжай.
– Мы поговорили с нашими кумушками, опросили кадровиков и тех, кто больше других общается в коллективе, никто не знает, чтобы у кого-то были серьезные проблемы. Я имею в виду, умирающий ребенок, которому нужна операция, или что-то в этом роде.
– Это сразу отметай, – оборвал Зураба босс, – когда у кого такие беды, все идут ко мне, ты сам знаешь, я всегда помогаю. Не было случая, чтобы я кому-то отказал. Этот мотив не проходит.
– А личная обида проходит? – спросил бывший опер. – Вы никому не грозили увольнением или что-то в этом духе? Были в последнее время какие-то неприятные моменты с подчиненными?
Завьялов задумался.
– Был момент, – после некоторого размышления согласился он, – но я скажу о нем, только если человек, который на меня обижен, будет подходить на роль преступника хотя бы еще по одному признаку.
Теперь была Зурабова очередь задуматься.
– Подходить? У нас подозреваемые анкету не заполняют, – довольно резко сказал он, – мы не должны подгонять подозрения и объективные данные друг под друга, на этом этапе мы должны их сопоставлять. Если не хотите озвучивать фамилию того, кто имеет на вас зуб, как мне прикажете распознать этого человека самому?
– Ладно-ладно, – примирительно сказал Валерий Иванович, – я не собираюсь учить тебя твоей работе. Просто не хотелось бы никого обвинять голословно. Я имел в виду другое. К каким выводам относительно личности преступника ты еще пришел? Если совпадет еще хотя бы один признак…
– Я бы предположил, что вор работает в компании не так давно, – решился наконец Зураб, – он или она полагает, что если деньги можно взять, то их вполне можно и оставить у себя. Это заблуждение может принадлежать человеку, который совершенно вас не знает и не имеет понятия о том, как вы ведете дела. Кроме того, этот человек, скорее всего, так же мало осведомлен и обо мне, о моем профессиональном уровне и методах работы.
– Ты хорошо знаешь всех сотрудников, Зураб, – задумчиво кивнул Завьялов, – и ты отлично знаешь, что никто из них не захотел бы с тобой связываться. Скажи, кого ты знаешь хуже всех?
– Ответить на этот вопрос несложно, Валерий Иванович, – Зураб, кажется, даже вздохнул с облегчением, – хуже всех я знаю вашу новую помощницу Алену Наливайченко. В ее отношении я провел формальную проверку, и все.
– Вот в том-то и дело, в том-то и дело. – Завьялов встал из-за стола и подошел к окну.
– Так это что? Признак, который совпадает? – спросил Зураб напрямую.
Валерий Иванович молчал и напряженно что-то обдумывал. Когда он повернулся лицом к Зурабу, желваки его ходили ходуном, челюсти были сжаты.
– Совпадает, Зураб, в том-то и дело, – сказал он, – многое совпадает. Она недавно работает, и ее никто толком не знает. Даже Дина, которая ее рекомендовала, сказала, что это ее подруга детства и она не видела ее много лет. Мало ли каким может стать человек за много лет? Она обижена на меня – это факт. Недавно между нами произошел крайне неприятный разговор, и мне показалось, что она была просто вне себя. А обиженная женщина превращается в фурию в один миг, это общеизвестно. Наверное, не надо было… С моей стороны было глупо…
Он махнул рукой и не стал развивать неприятную тему.
– И вот еще что, – продолжил он после паузы, – Дина интересовалась, как мне Алена. Справляется ли… Ей показалось, будто Алена ей сильно завидует, а Дину это тяготит. Она этого не любит. И Алена действительно меня совершенно не знает, и наши порядки ей неизвестны, тут ты прав.
– В таком случае, Валерий Иванович, с ней нужно мягко поработать, – сказал Зураб, – пока мягко.
– Действуй, – кивнул босс, – установи за ней наблюдение. Проверять ее банковские счета и карты пока рано, она ничего с деньгами сделать еще наверняка не успела. Пока не спускай с нее глаз, а там посмотрим.
* * *
«Боже, какие страшные у него глаза!» – подумала Алена, глядя в лицо Зураба. Он ее о чем-то спрашивал, она что-то машинально отвечала, а все тело пронизывали колики панического ужаса. Ей казалось, что он сейчас встанет и скажет: «Ну что ж, Алена Григорьевна, давайте проследуем к тому месту, где вы со своим сообщником спрятали ворованные деньги». И возьмет ее за локоть стальными пальцами. Она чуть-чуть оправилась, только когда вышла на улицу, на свежий воздух, и медленно пошла домой, решив не пользоваться общественным транспортом, чтобы хоть как-то привести в порядок нервы. Да, не знала она, что это будет так страшно. Если бы знала, ни за что не пошла бы на такой поступок. В сущности, зачем она вообще все это затеяла? Обозлилась на Завьялова, но ведь это мимолетное ощущение, прошло бы время, и обидные слова забылись бы сами собой. Насмотрелась на хорошую жизнь, которой живет ее по-друга, так что ж – за всеми не угонишься. Масса людей живет лучше, богаче, интереснее, чем она. Зачем было это все? Ну ладно, она типичная баба-дура, у которой крышу подмочили жизненные неурядицы, но Лешка-то, Лешка! Он же, блин, бывший чекист, опытный человек, он должен был знать, на что идет. И Эля, домашняя киса, теплая, рыжая, мягкая кошечка… Как она могла согласиться с ее бреднями, вот что непонятно. Хотя что тут непонятного, если Завьялов у них, считай, кусок хлеба изо рта вынул.
Через несколько минут неспешной ходьбы Алена немного успокоилась. Раз полицию не вызвали сразу, значит, дело будут разбирать частным порядком. Это означало, что в самом худшем случае тюрьма ей не грозит. А что ей может грозить? Не убьют же ее, в конце концов! И деньги сегодня не нашли, значит, Лешка успел все сделать как надо, мешок спрятал, а сам благополучно скрылся. Все-таки он же чекист, не мальчик с улицы, уж наверняка все сделал как полагается. А может, и ничего такого уж страшного не произошло? Ну потреплют ей нервы еще немного, побегает она в туалет еще несколько дней (со страху прямо энурез какой-то начался), зато потом… А потом они с Лешей поделят деньги и она станет свободным человеком. Понятное дело, что здесь она воспользоваться деньгами не сможет. Ну и не надо! Если бы кто знал, как ей надоел родной город! Как ей опротивело все вокруг! Ей так хотелось вырваться в мир, подальше от всего, что окружало ее до сих пор. «А как же ты, матушка, хочешь, – думала она, – чтобы тебе новую жизнь кто-то создал, устроил и на блюдце преподнес? Это бывает только у таких, как Динка, а меня жизнь баловать не будет, меня может только мордой об асфальт лишний раз приложить. Так, может, правильно я все сделала? Немного терпения, и я буду свободна».
Незаметно Алена дошла до дома, прихватив в ближайшем магазине упаковку с двумя говяжьими отбивными себе на ужин – новая зарплата позволила ей хотя бы изменить в лучшую сторону рацион. Немного подумав, она решила разориться еще на бутылку виски – напряжение, которое выпало на ее долю сегодня, нужно как-то снять.
Дома Алена выпила стопку, не раздеваясь и даже не вымыв руки, после чего решила передохнуть пару минут, поужинать и думать, что делать дальше. Сытная еда и небольшая порция алкоголя подействовали благоприятно, и Алена чуть-чуть расслабилась. Она уже взяла трубку, чтобы набрать Лешин номер, но вспомнила, что Леша со своей трубки звонить ему запретил категорически. Ему лучше знать, он всю жизнь в органах работал. Сумма, которую они с Лешей взяли, крупная даже для такого монстра, как Завьялов. И глупо думать, что ее не будут искать. Будут, вернее, уже ищут. Может ли она, Алена, попасть в число подозреваемых? Очень даже может, она работает недавно, а Зураб так на нее смотрел… Ее опять пробрала дневная дрожь. А Леша прав, позвонить нужно с другого телефона, но так, чтобы для этого не пришлось выходить из своего подъезда. Алена переписала на бумажку телефон Трепачева и пошла к соседке, скажет, что свой мобильник на работе забыла. Соседей по новому дому она не знала, кроме девчушки, живущей напротив. Хоть бы она была дома.
Соседка была дома, и Алена набрала нужный номер.
– Тебя вели до самого дома, – сказал Леша, и сердце Алены снова запрыгало в горле, – будь осторожна. Встретимся завтра, найди возможность стряхнуть «хвост». Но не делай этого так, будто ты поняла, что за тобой следят. Как только тебе удастся отвязаться, звони мне с любого телефона, только не со своего. Назначим время и встретимся.
– Леша, все будет нормально? – дрожащим голосом проговорила она.
– Если будешь меня слушать, то все будет нормально, – был ответ, – главное, никакой самодеятельности. Соблюдай осторожность, и все будет хорошо. Главное, не показывай им, что ты их заметила. Придумай что-нибудь.
– Хорошо, я все сделаю как надо, – заверила его Алена.
– Вот и умница, – сказал Алексей и отключился.
* * *
Обстановка в офисе была напряженная, стояла гробовая тишина, все ходили с мрачными лицами. Не хватало только портрета в траурной рамочке на стене первого этажа. Алене все время казалось, что все на нее как-то не так смотрят, и она отгоняла видения прочь. Весь день она думала, как ей оторваться от слежки, и оказалось, что это не так-то просто. Она же не шпионка какая-нибудь, так сразу и не придумаешь. В итоге пришлось запутывать преследователей чисто по-женски, в большом торговом центре, в котором Алена хорошо ориентировалась. Сначала она помотала «хвост» по отделам, долго толкалась в парфюмерии, потом в женской одежде, посетила магазин белья. Устав, присела в кафе выпить чашечку кофе, краем глаза отметив, что один из покупателей майки с Путиным, которые продавались тут же, попадается ей уже не первый раз. Она, конечно, не шпионка, но и сотрудники Зураба тоже не Джеймсы Бонды. В большом магазине женщина может довести до умопомрачения даже филера, так, во всяком случае, думала Алена. Подкрепившись пирожным, она продолжила петлять по красиво оформленным магазинчикам, заходила в примерочные, мерила серебряные изделия. Когда у нее самой силы уже были на исходе, двинула в туалет, а оттуда прямиком на внутреннюю лестницу. Два этажа она преодолела бегом, потом села в лифт и спустилась на подземную парковку – оттуда был очень короткий выход на улицу. Чтобы впрыгнуть в маршрутку, Алене потребовалось от силы двадцать секунд, она знала, куда ведет подземный ход, вышла точно на остановку. Она даже не поняла, в каком направлении едет, но на всякий случай проехала несколько остановок. Когда вышла, «хвоста» не было, в этом она была абсолютно уверена.
Когда они с Лешей встретились, было уже совсем темно.
– Ну как ты бегала от ребят, расскажи, – Леша широко улыбался, словно речь шла об увеселительной прогулке, которую они собираются совершить.
– Ой, ты не представляешь, – так же весело отозвалась Алена, – замотала их в магазине. Два часа кружила, сама с ног падаю.
– Ну и хорошо, – Леша внезапно посерьезнел, – ты понимаешь, что деньги сейчас нельзя нести домой? Это очень опасно.
– Понимаю, – кивнула Алена.
– Соображения есть? – спросил ее сообщник. – Их нужно определить на длительное хранение, ты еще не скоро сможешь ими пользоваться.
– Я все понимаю, – кивнула Алена, – я их домой не потащу, не волнуйся, мне есть кому отдать.
– Ну, тогда пошли. – Леша взял ее за локоть, и они двинулись в нужную сторону.
– …Я тут ноги не переломаю? – шепнула Алена, вцепившись в рукав Лешиной рубашки, когда они уже были почти на месте.
– Нет, здесь дорожка ровная, – ответил он, – но ты держи меня, если не уверена.
– Ага, а то я плохо вижу в темноте.
Они дошли до середины улицы, свернули влево от ярких фонарей и оказались в плохо освещенной зоне.
– Здесь осторожнее, дальше будет совсем темно, – сказал Леша, прокладывая путь.
Они добрались до какого-то дома-призрака, и тут Леша достал из небольшой спортивной сумки, которая висела на плече, рюкзачок.
– Возьми, взял для тебя, – пояснил он, – я так и думал, что ты придешь без сумки.
– Какая сумка, если за мной ходили? – пожала плечами Алена.
– Все правильно, так и надо было, – одобрил Алексей, доставая фонарик.
Он присел перед заброшенным строением на корточки и направил луч под покосившееся крыльцо.
– Ну что, будущая миллионерша, с богом?
Алена замерла, она почти не дышала. Вот он, момент истины. Через несколько секунд она станет богатой женщиной. Ее прошлая жизнь в это мгновение казалась ей старым чемоданом, дешевым, из искусственной кожи, с замасленными боками и перемотанными изолентой рваными ручками. Чемоданом, доверху набитым всяким хламом: тягостными, изматывающими любовями, скучной копеечной работой, одинокими ужинами с отвратительными дешевыми сосисками, покупными обедами, от которых мучила изжога, подружками (сплетницами, завистницами и дурами), ненужными связями с какими-то мужиками, секонд-хендовским шмотьем. Алена поморщилась. Чемодану конец. Отныне ее жизнь станет другой. Она уедет отсюда к чертям собачьим и начнет все заново. И начавшая новую жизнь Алена будет совсем другой. У нее больше никогда не будет тяжелого дешевого чемодана. У нее будет только маленькая сумочка из крокодиловой кожи.
– Странно, – прошептал Леша, одной рукой шаря под крыльцом, другой подсвечивая себе фонариком, – я положил мешок сюда.
Он лег прямо на землю, нимало не заботясь о чистоте своей рубашки и джинсов, и засунул руку еще глубже.
Алена даже не сразу поняла, что происходит.
– Ты уверен, что оставил мешок именно здесь? – выдохнула она.
– Ну я же не сумасшедший! – воскликнул Алексей. – Конечно, что ж я, не соображаю ничего, что ли? Как мы с тобой и договорились, я сделал в точности так, как мы решили.
Заброшенное строение Алексей предложил в качестве временного хранилища денег из соображений безопасности. Когда он шел на прием к Завьялову, он обратил внимание на небольшое пятнышко ушедшей эпохи – несколько полуразвалившихся, уже явно бесхозных объектов, расположенных метров за триста от сверкающего завьяловского офиса. Когда Алена выступила со своим безумным предложением, эти старые домики ему сразу же вспомнились. Сбросить деньги и уйти налегке – так хотел Алексей, потому что не был уверен, насколько быстро среагирует служба безопасности, как скоро обнаружится пропажа, кроме того, он не знал, будут ли подключены к делу правоохранительные органы. Вернее, он почему-то думал, что они непременно будут подключены. И в самый последний момент, когда решение уже было принято, он предложил сразу же после кражи сбросить деньги именно здесь. Бомжовского притона тут нет, так что ненадолго мешок оставить можно. А потом деньги нужно будет перепрятать в более надежное место, но в первые часы после кражи ни при ком из участников «операции» денег быть не должно. Все, а обсуждали тему трое – он, Эля и Алена, – согласились, что это разумное предложение. И Леша поступил так, как было предусмотрено договором.
Алексей стал осматриваться по сторонам в поисках предмета, который заменил бы ему рычаг, но ничего похожего тут не было. Тогда он схватил крыльцо обеими руками и уперся в подгнившую древесину ботинком. Рванул со всей силы, и крыльцо съехало набок. Несколькими ударами Алексей свернул его окончательно. Денег на месте не было.
Алексей стоял над пустой «камерой хранения» и тяжело дышал.
– Где деньги? – еле слышно спросила Алена.
– Я бы тоже хотел это знать, – был ей ответ.
– Ты уверен, что не ошибся? Может быть, еще поищем?
– Я не сумасшедший! – взревел Алексей. – Я положил деньги сюда.
– Ну и где же они? – прошипела Алена.
В черепной коробке у нее уже пульсировала кровь, в левом виске начала нарастать боль – нехороший предвестник приступа перенесенного в молодости арахноидита. В глазах стремительно темнело, она даже зашаталась и вынуждена была облокотиться о какое-то дерево.
– Я тот же самый вопрос могу адресовать тебе, – плотно сжав губы, отвечал Алексей, – о деньгах знали только ты и я. Ты тоже знала, где они будут лежать.
– Я вчера была под наблюдением, ты сам это мне сказал! Как же я могла взять их отсюда? Ты же на это намекаешь, правда? Или это ты специально придумал про «хвост», чтобы я вчера не выходила никуда из дому, и ты спокойно прикарманил себе весь миллион? Так ты решил, да, партнер? Учти, тебе это дорого будет стоить!
– Что ты несешь, бестолочь! – рычал Леша. – Я сделал так, как мы договорились. Спрятал деньги и уехал. К концу вашего рабочего дня я подъехал, чтобы издали понаблюдать, и убедился, что за тобой идут. Заметив это, я сразу же развернулся и уехал, чтобы не привлекать ничьего внимания.
– Прекрасно все укладывается! – воскликнула Алена. – Ты увидел, что за мной «хвост», и решил, что деньги нужно забрать. А то вдруг я чего-нибудь сболтну! Вдруг меня расколют! Этого ты испугался?
Леша даже не знал, что ей ответить, только поджимал губы и метал в нее бесполезные молнии.
– Ладно, давай заканчивать эту шутку, – выпалила Алена, – ты видишь, что меня не раскололи, мы в безопасности. Давай заберем деньги и закончим на этом. Будем считать, что ты неудачно перестраховался.
– Ты с ума сошла, что ли? – вкрадчиво начал Алексей. – Я же тебе объясняю, что я положил деньги сюда и больше тут не был. Их могла взять только ты, больше никто не знал.
Алена издала звериный рык, потом обхватила обе-ими руками дерево, и спина ее стала содрогаться. Несколько минут ее била сухая истерика без слез. Потом она сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, открыла и закрыла глаза, помотала головой, словно отгоняя невесть откуда взявшийся морок.
– Ты поступил подло, – дрожащим голосом произнесла она, – очень подло. Я не верю ни одному твоему слову. Если деньги не взял ты, значит, их взяла твоя жена, больше некому. Иди домой и поговори с ней, объясни, что вы оба совершаете большую ошибку. И мне плевать на твои шпионские страсти, сегодня до часу ночи ты позвонишь мне и скажешь свое решение. Если ты готов принести мои деньги, мы забудем все, что здесь произошло. Если нет, учти – я тебе этот миллион дарить не собираюсь. Я не для тебя рисковала своей шеей. Так что если сегодня до часа ночи мне на телефон не поступит звонок, завтра же Завьялову будет известно все. Он будет знать, кто его обокрал, и будет знать, где искать свои деньги.
– Ты что несешь, дура? Ты хочешь признаться Завьялову? – заорал Леша. – Да он тебя же первую в порошок и сотрет! Тебя же!
– Я не такая дура, как ты думаешь, я придумаю, как мне уменьшить долю своей вины, – прошелестела Алена, – а вот твое небо завтра же будет размером с овчинку, уверяю тебя.
– Не сходи с ума, я тебя не обманываю! – Алексей дернулся, чтобы приблизиться к девушке, но она в ужасе отшатнулась.
– Не смей ко мне прикасаться! Не смей, я буду кричать!
С этими словами Алена бросилась бежать, и только оказавшись на изрядном расстоянии, она крикнула в темноту:
– Помни, у тебя времени до часа ночи! Завтра тебе придет конец!
* * *
Валерий Завьялов уже второй день засиживался в офисе допоздна, однако домой все равно надо когда-то ехать, даже если не хочется. Дома Сережа вьется вокруг него вьюном, расспрашивает подробности, глубокомысленно вздыхает, морщит нос, отпускает какие-то неуместные реплики.
– У тебя ведь никогда раньше такого не было, правда, папа? У тебя ведь и раньше бывали в офисе крупные суммы, правда, папа?
А сегодня за завтраком он изрек:
– Тот, кто это совершил, либо совсем не знает тебя и порядки, заведенные на фирме, либо уверен в своей безнаказанности. Как ты думаешь, есть кто-то, кому бы ты простил, даже если бы узнал правду?
Понятно, сопляк целится в Дину, он ее терпеть не может с самого начала, как только Завьялов их познакомил. Это с Наташей они были не разлей вода, шушукались, кино вместе смотрели, в карты играли. Будь Завьялов чуть поревнивее, ему бы такая дружба могла и не понравиться. Но он не ревновал, он был уверен, что в его собственном доме, за его спиной, его собственный сын и боготворящая его женщина не решатся на… Нет, такое было невозможно. Просто мальчик нашел общий язык с Наташей и теперь скучает по ней, хочет, чтобы она вернулась, потому и кидает камни в Динин огород. А Дина-то, Дина… Ей, похоже, все равно, что у него случилось такое ЧП. Она вчера позвонила, он сказал ей, в чем дело и почему их встреча отменяется, и все, с тех пор – молчок. Даже не интересуется, как продвигается расследование, не нашли ли вора. Она, конечно, девочка деликатная, ни за что не станет отвлекать человека, когда ему явно не до нее. Хорошо, если дело только в этом.
Но ведь Сережка в чем-то прав. Раньше во владениях Завьялова ничего похожего не случалось, и он был абсолютно уверен – не случится никогда. Он создавал свою империю, строил ее по кирпичику, ради бизнеса жертвовал многим. Он разорялся и поднимался снова, рисковал, давал взятки, порой ходил по краю, но он добился своего. В его империи действуют только те законы, которые издает он сам. Ничто не может разрушить те правила, которые он устанавливает. Или он только так думает, а на самом деле все иначе? Валерий Завьялов, положа руку на сердце, мог уверенно заявить, что он абсолютно контролирует свою жизнь. И в его жизни не может быть неприятных сюрпризов. Внешние факторы – вроде стихийных бедствий и колебаний валют – не в счет. А внутри его жизни все находится под контролем. Он был уверен в этом еще два дня назад. А сейчас?
Неужели Динкина подружка могла так поступить? Да, он ее оскорбил, он ее обидел, но это же не повод, чтобы… Или это повод? Или обида здесь вовсе ни при чем и Алена появилась у него именно за этим – затем, чтобы рано или поздно его ограбить? Но тогда получается, что Дина должна была знать, что Дина сама… Нет, этого не может быть. Дина – совершенство, Дина – утонченное существо, драгоценная орхидея, фея, подаренная ему судьбой.
Жизнь… Позавчера она была понятна. Не сказать, что так уж легка, легко такое положение не дается, но хотя бы понятна, это главное. Сегодня Валерию Завьялову уже так не казалось.