Гастроли научно-экспериментального театра провалились, да притом с треском. Кое-как, по большей части благодаря рекламе Финеаса, они держались на плаву, давая представления в Нью-Йорке, но потом и здесь поток зрителей постепенно иссяк.

– Финеас, дорогой, пора повзрослеть… – сказала однажды Черити, когда очередное представление Барнума провалилось. На дворе был 1837 год. Европа, а вслед за ней и Америка переживали глубокий кризис. На днях банки отказались выплачивать золото и серебро, что привело к настоящей панике среди населения. Повсюду начали разворачиваться митинги и шествия, простые люди готовы были разгромить отделения банков, но и это ни к чему не приводило, так как денег в банках больше не было. Впоследствии все это так и назвали – паника 1837 года. Конечно, озлобленные и обнищавшие люди не хотели тратить свои деньги на сомнительные представления в театре.

– Театр – низкопробное искусство, твои эксперименты здесь никому не интересны, – сказал однажды бывший компаньон Барнума, работавший теперь где-то на заводе и получавший два доллара в неделю, которых едва хватало на то, чтобы не умереть от голода.

– Шекспир с тобой бы не согласился, – возразил Финеас Барнум.

– Его времена давно прошли, сейчас театр – это красивое название для борделя, – вздохнул мужчина. В его голосе не было ни грамма злорадства, было видно, что он сам расстроен этим фактом.

Если в Европе театры по-прежнему считались элитарным видом искусства, то в Штатах театры представляли собой холодные и грязные закутки, в которых плохо загримированные актрисы жеманным голоском говорили свои реплики, бросая хищные взгляды на публику. Сюда приходили лишь подвыпившие мужчины, а уж о том, чтобы превратить театр в семейный вид досуга, не могло быть и речи. Идея научно-экспериментального театра провалилась с громким треском и огромными долгами. Им пришлось переехать в небольшую квартирку, чтобы снизить затраты на аренду, но все равно бремя долгов висело над семейством Барнум, словно дамоклов меч.

Мужчина должен зарабатывать деньги. Что бы ни случилось, он должен обеспечивать семью, причем обеспечивать достойно. Об этом Финеас Барнум писал чуть ли не во всех своих статьях и автобиографиях. Пришло время стиснуть зубы и следовать собственным советам.

Нью-Йорк буквально погряз в безработице. Конторы закрывались одна за другой. Побродив несколько дней подряд по городу в поисках работы, Барнум понял, что так ни черта себе не найдет. Неожиданно для себя он оказался на улице, на которой располагалась редакция той самой газеты, в которой впервые написали про Джойс Хет. Почему бы и не зайти к старому другу? Уж что-что, а статьи он всегда писал неплохо.

– Единственное, что я могу предложить, так это написание рекламных статей, но это ведь непостоянный заработок, сам понимаешь, – развел руками сильно постаревший за эти пару лет редактор газеты.

– Это уже хоть что-то! – с преувеличенным энтузиазмом откликнулся Финеас.

Вскоре ему все же удалось устроиться на службу в Bowery Amphitheater. Он пришел туда со стопкой газет, в которых были его рекламные тексты, и его приняли на работу. Это была редакция крупного журнала. Офис ее располагался в нескольких огромных комнатах, заставленных десятками рабочих столов. Ежедневно приходилось писать множество глупых и бесполезных текстов, лишь малая часть которых впоследствии шла в печать. Трудились здесь в основном совсем молодые люди, среди которых двадцатисемилетний Финеас Барнум чувствовал себя настоящим стариком. Жалованья в четыре с половиной доллара в неделю едва хватало на то, чтобы свести концы с концами.

Так продолжалось очень долго, даже слишком долго, чтобы продолжать мечтать. Черити была счастлива тому, что теперь они все вечера проводят вместе. Дочери обожали проводить время с отцом, который был способен каждую минуту превратить в праздник, а самую обычную свечу сделать проектором для показа удивительных картинок. Для этого он использовать самодельный абажур из бумаги, который надевал на свечу и раскручивал. По небольшой спальне девочек в одночасье начинали пролетать тени причудливых животных и растений, вырезанных из бумаги.

Для Черити этой магии было вполне достаточно, но Барнум буквально умирал каждый день, когда понимал, что сейчас ему придется провести еще десять бесполезных часов в редакции. Чтобы развеяться, он частенько проходил мимо музея Скуддера. Иногда он позволял себе заплатить за входной билет и пройтись по пустующим залам. Здесь никогда не было посетителей. Подумать только, одно из самых удивительных мест в Нью-Йорке с тысячей разнообразных экспонатов, каждый из которых способен был поразить воображение самого привередливого жителя города, и ни одного посетителя.

Пару раз он встречал директора музея. Вскоре уже пожилой мужчина стал вежливо здороваться, легко касаясь бортов своего котелка, когда видел странного посетителя. А однажды они даже разговорились о делах музея. Владелец сетовал на то, что он уже давно и прочно погряз в долгах. Если так дела пойдут и дальше, его скоро придется продать, а этого очень не хотелось делать. Финеас понимал, что если музей продадут, то, скорее всего его закроют, а на его месте откроется какой-нибудь доходный дом, уж слишком хорошим было месторасположение этого здания.

Однажды Барнум решил заглянуть на передвижную ярмарку, вновь открывшуюся в Нью-Йорке. Ему хотелось снова ощутить то восхитительное ощущение легкости и праздника, какое неизменно охватывало каждого, кто здесь оказывался. Собственно говоря, именно ради этого ощущения сюда и приходили. Удивление и праздник – вот то, за что во все времена американцы готовы были платить. К сожалению, Финеас стал замечать, что публику становиться сложно удивить. Он всегда считал, что клиенту нужно дать чуть больше, чем он хотел, и только тогда он будет доволен. Сейчас уже и этого становилось мало.

Барнум даже не заметил, что вот уже минут двадцать наблюдает за тем, как человек, больше напоминающий бездомного, а не актера, на удивление талантливо жонглирует бутылками. Мужчина выглядел просто ужасно, а пахло от него так, что собравшаяся вокруг публика невольно сумела организовать весьма большое пространство для уличной сцены. Подходить ближе было попросту неприятно. Мужчина с темной бородой и спутанными волосами явно пренебрегал личной гигиеной.

Прошло еще около получаса, прежде чем мужчина объявил перерыв. Поборов приступ брезгливости, Финеас все же решился подойти к нему.

– Позвольте поинтересоваться, как вас зовут и почему вы до сих пор не работаете в каком-нибудь цирке, – преувеличенно вежливо спросил Барнум и учтиво поклонился.

– Синьор Антонио из Италии, – в тон Барнуму ответил мужчина. – Ни в одну здешнюю труппу меня не взяли, поэтому приходиться выступать здесь.

Барнум сделал шаг назад и придирчиво осмотрел мужчину. Помолчав с минуту, он заявил:

– Пожалуй, я смогу вам помочь, если вы мне пообещаете две вещи: во-первых, помыться и привести себя в человеческий вид, а во-вторых, нужно будет сменить имя на что-то более экстравагантное.

Жонглер согласился. Желая проконтролировать нового знакомого, мистер Барнум вместе с жонглером отправился к ближайшему цирюльнику. Поначалу старый парикмахер даже засомневался, что у мужчины найдутся деньги на его услуги, поэтому синьору Антонио пришлось заплатить за стрижку заранее.

– Сделайте его настоящим итальянцем, – попросил Барнум и вышел на улицу.

Спустя пару часов преображение жонглера было закончено. Вместо неухоженной бороды и свалявшихся волос на голове теперь были аккуратные усики под стать карикатурам на итальянцев и короткая мужская стрижка.

– Ну вот, теперь уже есть с чем работать, – обрадовался мистер Барнум.

– Для мужчины не важно, как он выглядит, – недовольно пробормотал жонглер.

– Запомни, красивым всегда быть выгоднее, – парировал господин Барнум. – Осталось только придумать звучный псевдоним. Любимый композитор?

– Вивальди, Антонио Вивальди, – ответил жонглер. Очевидно, ему было неуютно в новом для себя образе.

– Уже лучше, но не подходит, – кивнул Финеас Барнум. – Вивалла! Синьор Антонио Вивалла! Как тебе?

– Звучит красиво, – охотно согласился жонглер.

– Тогда пошли на собеседование, – воскликнул Финеас Барнум, предчувствуя нечто интересное. Вот уже слишком долго в его жизни не происходило ничего сколько-нибудь заслуживающего внимания.

Несмотря на все протесты жонглера, они все же отправились к директору самого крупного шоу на ярмарке. Старый, очень уставший мужчина давно был знаком с Финеасом, поэтому охотно согласился их принять. Выслушав просьбу Барнума, управляющий ответил категорическим отказом. Барнум не привык отступать так просто и начал сыпать новыми аргументами в пользу предполагаемого сотрудника. Чем настойчивее был Финеас, тем категоричнее был ответ управляющего. Наконец пожилой мужчина не выдержал и пошел к двери. Открыв тяжелую створку, он крикнул:

– Кто-нибудь из артистов, немедленно ко мне.

На его зов явился угрюмый мужчина лет пятидесяти. На нем все еще значились остатки грима на лице, а на голове был парик рыжего цвета.

– Пожонглируй чем-нибудь, – попросил директор.

Клоун непонимающе уставился на начальника, а затем пожал плечами и взял со стола пару статуэток и пустую чернильницу. Через секунду он уже ловко жонглировал этими предметами. Директор цирка красноречиво взглянул на Финеаса и остановил клоуна.

– Можешь идти, – сказал он. – Вот видишь, у меня тут каждый первый жонглер, этим уже никого не удивишь, – вторая часть реплики уже относилась к Барнуму.

Финеас Барнум молча смотрел на закрывшуюся за клоуном дверь.

– Хорошо, у меня к тебе другое предложение. Первое выступление будет бесплатным. Оно будет дано только для того, чтобы ты увидел, как на него реагирует публика. Если тебя все устроит, то за семь последующих выступлений ты заплатишь пятьдесят долларов. Впоследствии ты должен будешь платить ему по пятьдесят долларов за каждое его выступление.

– Первое выступление бесплатно? – недоверчиво переспросил директор цирка, как будто пробуя свою реплику на вкус. – Ну что ж… Я не против. Я ничем не рискую, – заключил он.

Они ударили по рукам и распрощались. Финеас Барнум пребывал в самом прекрасном расположении духа, а вот синьор Вивалла не понимал, что хорошего в бесплатном и заведомо провальном выступлении.

– А чему радоваться? Вы же слышали, что жонглеры сейчас не в новинку, никого этим не удивишь. На меня никто не придет и на работу никто не возьмет, не понимаю, зачем все это нужно было…

– Это уже не твоя забота, – остановил поток жалоб мистер Барнум. – Готовься к выступлению.

«В течение трех дней до дебюта „знаменитого и экстраординарного итальянского артиста синьора Виваллы“ на американской сцене я в полной мере использовал мощь печатного слова и иллюстраций, и они оказались весьма действенными инструментами. К началу выступления зал был набит битком» (Финеас Тейлор Барнум).

Весь следующий день Финеас Барнум потратил на то, чтобы грамотно вписать пару слов о гениальном жонглере в каждую из своих рекламных статей, а заодно и договорился о том, чтобы за небольшую плату отпечатать несколько рекламных проспектов, которые должны были продавать все ближайшие дни.

Через три дня на выступление нового жонглера Антонио Виваллы набрался полный зал. Такого здесь уже давно не бывало, так что директор цирка был в совершеннейшем восторге от всего происходящего. Публика восхищенно рукоплескала каждому ловкому трюку актера, а синьор Антонио Вивалла получил работу еще до того, как завершилось его первое выступление.

Подобные эпизоды случались довольно часто. Они поднимали настроение и возвращали веру в собственные силы. Однако до настоящего успеха Финеасу Барнуму было еще очень далеко.

В 1841 году Финеас Барнум узнал о том, что музей Скуддера все же пришлось выставить на продажу.

– Я должен купить его! – воскликнул Барнум.

– Чем же ты за него заплатишь? У тебя долгов больше, чем у музея, – усмехнулся приятель Финеаса, который и рассказал ему о том, что музей продается.

– Медью, дорогой друг, медью, так как ни золота, ни серебра у меня нет! – воскликнул Барнум и направился к выходу.

– Погоди, а как же работа? – вдогонку ему крикнул приятель.

– Передай всем, что я увольняюсь! – бросил Финеас и резко вышел из помещения душного офиса. Он спешил в музей Скуддера. Пока он еще не знал, как именно, но он должен был заполучить это здание: он сможет превратить его в главную достопримечательность Нью-Йорка. Он знает, как это сделать.

«Я много раз ходил в этот музей и был очень внимательным посетителем. Со временем я понял – или мне хотелось надеяться на это, – что для того, чтобы вновь вдохнуть в него жизнь и превратить в прибыльное заведение, достаточно энергии, такта и широты взглядов. И хотя, возможно, с моей стороны было слишком самонадеянно даже мечтать о том, чтобы выкупить такую ценную собственность, не имея за душой ни цента, – я серьезно нацелился на него, решив добиться своего, если такое вообще было возможно» (Финеас Тейлор Барнум).

За несколько лет написания рекламных проспектов ему удалось скопить пару тысяч долларов, по тем временам вполне приличную сумму, но здание музея стоило в разы дороже. Те несколько кварталов, которые следовало пройти от офиса конторы до музея, решили все. Он должен был придумать, как купить этот музей, и он сделал это.

Он очень давно уже не заходил в музей, даже мимо этого здания перестал проходить, чтобы не расстраиваться. За те несколько месяцев, что он здесь не был, музей превратился в еще более мрачное и унылое зрелище. Он потянул за ручку и с трудом отворил тяжелую дверь. Буквально в первом же зале он встретил директора музея, бесцельно разглядывавшего один из экспонатов.

– Я слышал, что вы собираетесь продать музей… – с места в карьер начал Финеас.

– Мне не нужен партнер, молодой человек, – ответил директор музея.

– Я не хочу быть вашим партнером, я хочу купить у вас этот музей, – заявил Финеас.

– Вряд ли у вас найдутся на это деньги, – вздохнул мужчина, скептически разглядывая потертый костюм Финеаса. – Видите этот грунт? Он из Африки, – сменил тему директор музея.

Мужчина указывал на кусок глины, лежавший за стеклом музея.

– Вполне вероятно, что внутри этого куска глины живут невиданные существа, – продолжал директор.

– Наверное, – растерялся Финеас, решив, что директор немного тронулся умом.

– А в целом мы можем это и сейчас проверить, – хлопнул в ладоши мужчина. Он огляделся по сторонам и увидел на одном из окон кувшин с водой. Не обращая внимания на оторопевшего Финеаса, он принес кувшин с водой и налил немного в стеклянную колбу. Часть глины начала таять, а в изрядно помутневшей воде появилось нечто, похожее на кусок ветки или червяка. Еще секунда, и эта ветка начала шевелиться, извиваться и плавать в воде, все быстрее и быстрее. Приглядевшись, можно было понять, что это небольшая рыбка.

– Протоптер, молодой человек, двоякодышащая рыба. Имеет свойство впадать в спячку при засухе и оживать, когда река вновь наполняется водой. Весьма полезное для Африки качество, – пояснил довольный директор. Мужчина был рад тому ошеломительному эффекту, который ему удалось произвести на Финеаса.

– Вы будете здесь завтра? – спросил наконец опомнившийся Финеас. Он с трудом оторвал взгляд от извивающейся в воде рыбки и посмотрел в глаза директора музея.

– Точно так же, как и каждый божий день, – развел руками управляющий музеем.

Придя домой, он рассказал обо всем Черити. Женщина не могла поверить в то, что ее муж уволился с такой хорошей должности и сейчас бредил очередной идеей о быстром богатстве.

– Сейчас или никогда, любимая, – усмехнулся Финеас. – Сейчас или никогда…

Всю ночь он просидел над стопкой бумаги. Сейчас ему нужно было создать самый креативный и рекламный свой текст, самый главный текст в своей жизни. Сейчас или никогда…

Финеас Барнум вывел несколько строчек и запечатал письмо. Наутро он чуть ли не бегом отправился к музею. Директор музея добродушно кивнул своему постоянному посетителю.

– Просто прочитайте это предложение и рассмотрите его, обещайте, что рассмотрите его, – попросил Финеас и протянул письмо, в котором значилось:

По сути, мистер Олмстед, вы можете связать меня любым способом так крепко, как только захотите, но дайте мне шанс выкарабкаться, вырваться из пут, и я либо сделаю это, либо все усилия, затраченные мной, будут тщетными, и все трудности, с которыми я столкнусь, будут пережиты мною зря» (Финеас Тейлор Барнум).

– Вы серьезно?

– Абсолютно. Я знаю толк в развлечениях и сумею превратить этот музей в самое посещаемое место в городе, мне нужно только немного времени. Вы просите двенадцать тысяч долларов? Я заплачу тридцать в течение года, если вы согласитесь на мое предложение, – заявил Финеас Барнум.

– Мне нужны хоть какие-то гарантии, – развел руками директор музея.

– У меня нет денег, – повторил Финеас. Воцарилась неловкая пауза. У Барнума не было ни денег, ни недвижимости, кроме, разве что… – У меня есть поместье, которое называется Остров Плюща. Это несколько акров земли в Коннектикуте, я готов предоставить его в качестве гарантии, – сказал наконец мистер Барнум.

– Я рассмотрю ваше предложение, – кивнул мистер Олмстед и выжидательно посмотрел на Финеаса. Тот опомнился и стал медленно отступать к двери.

Вечером Финеас Барнум объявил «своим девочкам» о том, что вскоре он станет владельцем музея в самом центре Нью-Йорка. От восхищения Черити даже не могла найти слов, чтобы поздравить мужа. Пожалуй, именно ради этого и стоило жить, ради удивления и восхищения в глазах других. Нет ничего дороже впечатлений. Радость – самый дорогой, ценный и в то же время эфемерный товар. Финеас Барнум знал об этом, как никто другой.

– Боюсь, у меня плохие новости для вас, мистер Барнум, – сказал владелец музея в следующую их встречу. – Мы решили отклонить ваше предложение.

«Меня словно молнией ударило. Я воззвал к его чести. Но он ответил, что не подписывал со мной никаких документов и, следовательно, не связан никакими юридическими обязательствами» (Финеас Тейлор Барнум).

– Позвольте спросить о причине такого решения? – поинтересовался Барнум. Это был тот редкий случай, когда ему не удалось скрыть разочарования в голосе.

– Все просто. Я вместе со своими партнерами рассказал о вашем предложении другим потенциальным покупателям, и они смогли предложить более выгодную цену. Более того, они уже внесли задаток.

– Вы использовали меня как наживку? – кипящим от возмущения голосом спросил Финеас Барнум.

– Это лишь бизнес. Я знаю вас, Барнум, очень хорошо и уверен, что вы поступили бы точно так же, – подчеркнуто корректно ответил мистер Олмстед.

Впоследствии выяснилось, что другими потенциальными владельцами оказался еще один музей. Они вовсе не хотели возрождать музей Скуддера, они хотели заполучить удачно расположенное здание, а заодно и прикрыть конкурентов.

– Но это же биржевое мошенничество! – воскликнул знакомый Барнуму владелец газеты.

– Вот именно об этом я и предлагаю написать, – удовлетворенно кивнул Финеас Барнум. – Более того, мистер Скуддер, чье имя значится в названии музея, даже не знает о том, что собираются сделать с его собственностью. Всему этому у меня есть доказательства…

Старый и всегда хорошо работающий метод борьбы с конкурентами помог Барнуму и на этот раз. Уже через неделю все газеты Нью-Йорка трубили о грядущем мошенничестве со зданием в центре города, в котором замешаны владельцы музея Пила. Еще через неделю его пригласили на переговоры в один из самых фешенебельных джентльмен-клубов города. Здесь, в одном из кабинетов для особых гостей, уже собрались все владельцы музея Пила. Они заметно нервничали, ведь за прошедшие две недели на них обрушился целый ворох проблем.

– Мы очень рады тому, что вы все же согласились на эту встречу. Надеюсь, вы понимаете, что наше предложение музею Скуддера более выгодно, чем ваше?

– Без сомнения, – кивнул Финеас Барнум.

– В таком случае я не вижу причин для разногласий и обид. Тем не менее мы видим, как дорог для вас этот музей, поэтому хотим предложить вам должность управляющего музеем с жалованьем в три тысячи долларов ежегодно, – сказал один из владельцев музея Пила.

– От таких предложений не принято отказываться, – кивнул Финеас Барнум.

– Это можно расценивать как согласие? – поинтересовался другой акционер музея.

– Считайте, что так, – обезоруживающе улыбнулся Финеас.

Весь остаток вечера Финеас был предельно вежлив и весел. Владельцы музея Пила были полностью удовлетворены этой встречей.

– И, пожалуйста, мистер Барнум, больше никаких публикаций в прессе, – на прощанье крикнул ему кто-то из акционеров.

– Я всегда стараюсь учитывать интересы своих заказчиков, – кивнул Финеас и закрыл за собой дверь.

Со стороны могло показаться, что Барнум предпочел менее рискованный вариант действий, согласившись стать лишь управляющим музея. На деле же все оказалось вовсе не так.

Утром следующего дня Финеас Барнум вновь был в кабинете директора музея Скуддера. Он намерен был выяснить подробности сделки с музеем Пила. Оказалось, что, согласно договору, акционеры музея Пила должны заплатить оставшуюся сумму до 26 декабря 1841 года. В противном случае сделка признавалась недействительной.

– Ну что ж, мистер Олмстед. Это предложение, несомненно, более выгодно, чем мое, однако я прошу вас рассматривать меня как своего рода запасной вариант.

– В этом я уж точно не посмел бы вам отказать, – растекся в улыбке директор музея.

– В таком случае давайте подпишем соответствующие бумаги, – Финеас также улыбнулся.

В тот день они подписали соглашение, согласно которому если до 26 декабря музей Пила не внесет положенную сумму, в силу вступает контракт с Финеасом Барнумом. По новым договоренностям Барнум должен был внести определенную сумму, а все оставшееся нужно было выплачивать в течение трех последующих лет. Около пятнадцати долларов каждую неделю. Вся хитрость состояла в том, что на дворе было 25 декабря, а один из акционеров музея Пила на той встрече обмолвился о том, что всю ближайшую неделю они собираются провести за городом. Они планировали отдохнуть в имении одного из своих друзей. Опьяненные согласием Барнума, все совершенно забыли о данных ранее обещаниях.

Рождественский вечер Финеас помнил смутно, да и весь следующий день бесцельно ходил из угла в угол и ни на кого не обращал внимания, чем очень обидел жену и дочерей.

Ранним утром 27 декабря Финеас Барнум нанял экипаж и отправился к музею Скуддера. Мистера Олмстеда еще не было на месте, поэтому кучеру пришлось немного доплатить. За несколько пенни кучер согласился отъехать за угол и подождать несколько минут, чтобы подъехать к музею ровно в тот момент, когда туда прибудет Олмстед. Ждать пришлось недолго. Очень скоро на горизонте появилась карета управляющего музеем. Вернее, уже бывшего управляющего.

На сей раз у Барнума все получилось. Огромное здание музея перешло к новому владельцу. Тысячи никому не нужных экспонатов, заплесневевшие от недостаточного отопления и сырости стены, отваливающаяся штукатурка и прогнившие перекрытия, дикое количество просроченных долговых обязательств… Отныне владельцем всего этого «богатства» стал Финеас Тейлор Барнум.

Вечером того же дня он, как и обещал, привез «своих девочек» в самый центр Нью-Йорка, чтобы показать им дворец полный самых невероятных чудес.

Из дверей выскочил Финеас Барнум и шутливо поклонился, открывая двери для своих любимых девочек. Черити и две их дочери (третью девочку оставили дома, так как она была еще слишком мала) вышли из кареты и уставились на огромное здание музея.

– Теперь я почти полноправный владелец этого музея, девочки, – возвестил Финеас и поклонился так, будто приглашал Черити на танец. Все рассмеялись.