XV
БЕСПОКОЙСТВО
Люкориф из Кровоточащих Глаз протер промасленной тряпкой зубья своего цепного меча. От скуки раптор страдал нечасто, за что благодарил судьбу. В тех редких случаях, когда скука его настигала, он с трудом мог перенести вялость и уныние, сопровождавшие эти периоды бездействия.
«Завет» вел себя так же, как любой другой корабль легиона в нейтральном доке. А именно: накачивался припасами и людьми, забирая без спросу то, что не мог купить, и отрыгивая в ответ награбленное добро. И все это происходило под мертвенный лязг молотков ремонтных бригад, барабанящих по корпусу.
Вораша, один из лучших бойцов Люкорифа, заполз в трюм, который оккупировали Кровоточащие Глаза. Раптор передвигался на четвереньках, той же звериной походкой, что и большинство из его собратьев. Стальные когти оставляли вмятины — а порой и сквозные прорехи — в металлическом покрытии палубы.
— Долгие недели в доке, да-да.
Вместо ответной реплики, Люкориф вздохнул. Речь Вораши всегда действовала ему на нервы: второй раптор уже почти не выговаривал слова, довольствуясь шипением и пощелкиванием. Его высказывания зачастую чередовались с таким вот ребяческим лепетом. «Да-да, — бормотал он снова и снова. — Да-да». Если бы Вораша не был столь искусным бойцом, Люкориф давно бы уже его прикончил.
— Надо бы полетать, — гнул свое Вораша. — Да-да.
Двигатель на его спине закашлялся, соглашаясь с хозяином, и испустил тонкую струйку дыма. В трюме завоняло жженым углем.
Перед тем как заговорить, Люкориф сердито каркнул, давая понять, что под бесстрастной маской прячется гнев.
— Тут не на что охотиться. Расслабься, крылатый брат.
— Много дичи, — хихикнул Вораша. — Можно охотиться на Корсаров. Вскрывать их доспехи. Пить теплую кровь, хлещущую из разорванных вен.
— Позже.
Люкориф покачал головой — редкий в его исполнении человеческий жест.
— Пророк согласился служить Кровавому Корсару. Мы союзники… пока что. Время предательства наступит позже.
Он вернулся к чистке своего разделочного клинка, хотя даже это портило ему настроение. Меч, не отведавший крови, не нуждался в чистке — в чем и состояла проблема.
Вождь рапторов оглядел грузовой трюм. Кабели в шейном отделе его доспеха сокращались с механическим жужжанием. Мебелью тут служили вышедшие из строя орудия. Группка закутанных в плащи рабов легиона тихо переговаривалась в дальнем углу.
— Где Кровоточащие Глаза?
— Кое-кто на станции. Кое-кто на корабле. Да-да. Все ждут осады Вилама.
Люкориф исторг из себя скрежет, отдаленно напоминавший смех. Ах да. Вилам.
Талос и Малек стояли друг напротив друга по разные стороны стола. Эта расстановка, пусть и невольно, отражала их позиции в споре.
— Мы должны лететь с Корсарами, — повторил Пророк. — Я не возражаю против того, чтобы отдать долг Гурону. Но «Завет» стоит любых двух крейсеров в его флоте. Когда корабли Гурона рассредоточатся при осаде Вилама, «Завет» продержится столько, сколько нам потребуется. Тогда-то мы и сделаем свой ход. Мы быстро уйдем от Вилама, пока войска Гурона еще только будут высаживаться. А затем мы захватим «Эхо проклятия».
— Это идиотизм. — Малек повернул свою массивную голову к сидящему на троне Вознесенному. — Мой господин, мы не можем принять план Пророка.
Существо царственно махнуло им обоим когтистой перчаткой.
— Ах, но мне нравится его план. Я разделяю его страсть к кровопролитию и тоже не желаю, чтобы «Эхом проклятия» владели те, кто не рожден на Нострамо.
— Но, господин, мы слишком многое оставляем на волю случая. Даже если мы преуспеем, «Завет» получит тяжелые повреждения. А что, если нас возьмут на абордаж в то время, когда, по плану Пророка, палубы будут пусты?
— Тогда команда и те легионеры, что останутся на борту, умрут.
Демон стащил свою громадную, облаченную в экзоскелет тушу с трона. Сочленения доспеха отозвались протяжным скрипом.
— Пророк.
— Сэр?
— Ты не учел одного. Прежде чем мы захватим «Эхо проклятия», нам придется помочь Гурону прибрать к рукам Вилам. Сколько людей мы там потеряем? Никого, если судьба спляшет под нашу дудку. А если фортуна предпочтет иной мотив, как это происходит обычно? Каждый воин, которого убьют на Виламе, — это боец, который не встанет рядом с тобой при штурме «Эха».
Талос набрал короткую команду на консоли гололитического стола. Источники питания, мигнув, включились, и проекторы развернули перед советом трехмерную иллюзию. Ложь. Подрагивающее, вращающееся изображение ударного крейсера Корсаров, фальшивый «Яд первородства».
— Просто дайте мне Кровоточащие Глаза, — сказал Талос. — Я поведу их на штурм вместе с Первым Когтем. Мы захватим «Эхо проклятия» во время отступления от Вилама.
Демон облизнул губы черным языком.
— Ты многого просишь. Мое лучшее отделение и только что доставшуюся мне секту рапторов. Крайне ценные для меня ресурсы.
— Я не подведу легион. — Талос кивнул на гололит. — Это ты пришел ко мне, Вандред. Ты хотел воссоздать нас из пепла. Дай то, что мне нужно, и я вернусь с еще одним боевым кораблем.
Вознесенный смерил Пророка долгим взглядом. В последнее время нечасто увидишь такое рвение, свет такой убежденности в глазах воина легиона.
— Я тебе доверяю, — сказал демон. — Брат. Я дам тебе необходимые силы и приму на себя огонь Корсаров, пока ты будешь претворять в жизнь свой план. Пока что я вижу в твоей задумке только один недостаток.
— Назовите его, сэр.
— Если ты ворвешься на корабль и захватишь его, навигатор Корсаров может отказаться служить тебе. Или хуже того, перебросит судно обратно к Зрачку Бездны.
— Я убью навигатора «Первородства», — откровенно признался Талос. — Я уже думал о возможности предательства.
Демон склонил голову к плечу.
— И как же ты собираешься затащить свой новый корабль в варп?
Пророк замешкался с ответом.
«Ах, — подумал Вознесенный, — это мне вряд ли понравится».
— Октавия? — сказал демон. — Ты собираешься забрать ее с собой?
— Да. Она пойдет с нами во время штурма. Она поведет корабль, когда мы его захватим.
Вознесенный зашелся полусмехом-полурычанием.
— А «Завет»? Кто поведет его через Море Душ, когда ты сбежишь, оставив нас на потеху батареям Гурона?
Талос снова заколебался.
— У меня… есть идея. Надо еще подумать над ней, но, полагаю, это может сработать. Я приведу свой план в действие только тогда, когда каждый фрагмент мозаики встанет на место. Обещаю.
— Хорошо. Тогда я даю тебе разрешение. Но для начала ты должен сосредоточиться на первой из наших проблем. Прежде чем предать Гурона, мы должны пережить союз с ним.
Малек втянул воздух, и седеющую щетину на его подбородке прорезала едва заметная усмешка.
— Вилам.
— Так и есть, — проворчало создание. — В первую очередь мы должны пережить Вилам.
Шли недели, и недовольство Октавии росло. Воины легиона занимались тренировками и боевыми учениями, готовясь к битве, о которой ей не удосужились рассказать. Никто из Первого Когтя не приходил навестить Октавию в ее покоях. Не то чтобы она этого ожидала, но скука приводила ее в отчаяние.
Из смертной команды навигатор знала только Септимуса, Маруха и Пса. Первый из этого списка… Что ж, в любом случае ей не хотелось сейчас видеться с ним. Последняя их встреча прошла крайне неловко. Девушка почти радовалась, что Кирион помешал им, — хотя даже не знала наверняка, чему именно он помешал.
Второй в списке обычно крутился рядом с Септимусом. Сейчас они оба были на станции и занимались там какой-то сомнительной деятельностью, о которой предпочитали не распространяться. Значит, ей оставался Пес. При всех своих достоинствах служитель был не лучшим из собеседников. Царственную кровь в ее венах, возможно, и разбавили многие поколения неудачников, однако Октавия все еще оставалась аристократкой Терры и несколько раз устраивала приемы для правящей элиты метрополии.
Основной темой разговоров служителя была его госпожа. Похоже, вне этого предмета его мало что интересовало, хотя он оказал навигатору немалую помощь в изучении ностармского — змеиного языка, ушедшего от готических корней куда дальше, чем любое известное ей людское наречие. Но как только девушка перестала искать сходство, дело пошло легче.
И все же скука всегда стояла у нее за плечом. Навигаторы не были рождены для безделья.
Кроме бесед с Псом, ей приходилось занимать себя бесконечными отчетами о проделанных ремонтных работах, но в последние дни даже они истощились до тонкого ручейка. «Завет» был готов покинуть док.
Датчик движения на двери снова звякнул. Октавия поймала себя на том, что рука автоматически тянется к повязке на лбу. Кое-какие привычки развивать не стоит, а от этой уже было трудно отвязаться. Слишком часто девушка чувствовала, что во время разговора с Псом рука ее беспокойно подергивается. И при каждом громком шуме с верхних палуб Октавия ощупывала закрытое банданой око.
Пес, проковыляв через замусоренную комнату, задрал голову и проверил экран над входным люком.
— Это Септимус, — сообщил служитель. — Он один.
Навигатор с деланым вниманием уставилась на свой личный экран, вмонтированный в подлокотник командного трона. Пока Октавия проглядывала логи информационной базы «Завета», на четырехугольнике дисплея сменялись схемы, отчеты и записи бортового журнала. Данные, поступающие со Зрачка Бездны, переполнили и без того обширную бортовую базу новыми сведениями о местных субсекторах.
— Госпожа?
— Я тебя слышала.
Октавия нахмурилась, всматриваясь в мерцающий экран, и в третий раз ввела: «ВИЛАМ», уточняя условия поиска.
— Должен ли я впустить его, госпожа?
Она покачала головой.
— Нет, благодарю. Ты знаешь, что такое Вилам?
— Нет, госпожа.
Пес отошел от двери и уселся на свое обычное место, спиной к стене.
На черном экране вспыхнула ядовито-зеленая надпись «ОБЪЕКТ НАЙДЕН». Девушка открыла файл, в котором обнаружились колонки текста и цифр.
— Это бы сильно мне помогло, — вздохнула Октавия, — если бы я умела читать по-бадабски.
Текст сопровождали размытые снимки с орбиты. Навигатор удивленно охнула, когда пикты прояснились. Планета на них не отличалась от тысяч других миров — за одним разительным исключением.
— Я не понимаю, почему мы… Ох! Ох, Трон Бога-Императора… Они же не собираются атаковать…
Октавия оглянулась на Пса, который увлеченно теребил выбившийся из повязки конец бинта.
— Пес, — сказала она, — по-моему, я знаю, что такое Вилам.
Септимус направлялся к Черному Рынку. Он твердо вознамерился держать себя в руках и не дать дурному настроению взять верх. Октавия даже в самые мирные свои часы была непредсказуемым созданием. Пытаться понять ее — все равно что попробовать сосчитать звезды.
Несколько торговцев приветствовали его кивками, кое-кто — косыми взглядами, но большинство — улыбками. Огромный зал кипел активностью. Новое оборудование и инструменты разлетались в ту же секунду, как их контрабандой протаскивали на борт со Зрачка Бездны. Рядом с некоторыми прилавками топтались бандитского вида телохранители, стерегущие ценный товар. Раб заломил бровь, проходя мимо стола, заваленного награбленным оружием Имперской Гвардии, — там был даже цепной меч, переделанный под человеческую руку. Однако его взгляд привлекло другое.
Септимус указал на массивную, длинную лазерную винтовку. Ее ствол и приклад были отлиты из тусклого, ничем не украшенного металла. Царапины и пятна окалины на оружии остались как после старых боев, так и после недавнего осквернения, — видимо, кто-то убрал символ имперской аквилы.
— Вулуша? — спросил раб пожилого торговца в рваной униформе легиона. — Вулуша сетришан?
Человек ответил профессионально-фальшивой улыбкой и назвал меновую цену.
Улыбка Септимуса была не менее притворной.
— Ничего себе цена! Это всего лишь винтовка, друг мой. Не жена.
Торговец взял с прилавка цепной меч. Раздувшиеся в костяшках пальцы старика обхватили рукоять так неумело, что в настоящем бою его бы разоружили за долю секунды. Человек несколько раз неуклюже взмахнул мечом.
— У меня больше товара, чем у других. Как насчет этого клинка? Лучше, чем тот тесак, что примотан у тебя к голени, правда? И погляди, какой у него превосходный баланс. Видишь? Когда-то этот меч принадлежал герою.
— Это цепной меч, Мелаш. Ни один цепной меч не может похвастаться превосходным балансом. Они вообще не сбалансированы.
— Зачем ты пришел сюда и угрожаешь мне?
— Потому что я хочу эту винтовку.
Мелаш провел языком по язве на губе.
— Хорошо. Но винтовка тоже принадлежала герою. Ты знаешь, что я никогда бы не стал тебе врать.
— И снова мимо.
Септимус постучал ногтем по стершемуся инвентарному номеру Муниторума на ложе винтовки.
— По-моему, это гвардейское оружие стандартного образца. Что еще ты скажешь, старик? Что тебе надо кормить семью?
Торговец вздохнул.
— Твои слова глубоко меня задевают.
— Не сомневаюсь.
Септимус посторонился, пропуская плотную группку рабов. Черный Рынок казался оживленным как никогда. Находиться в центре такой толпы было почти утомительно, словно на настоящем ночном рынке крупного города. Факелы освещали десятки незнакомых лиц.
— Просто продай мне эту несчастную винтовку, Мелаш. Что ты хочешь взамен?
Старик пожевал нижнюю губу.
— Можешь достать аккумуляторы? Мне нужны батарейки, Септимус. Все притаскивают на борт фонари, но запасы батареек кончатся через пару недель после того, как мы отправимся в путь. И кофеин. Сможешь принести мне кофеиновый порошок со станции?
Септимус окинул его пристальным взглядом.
— А теперь скажи мне, чего ты действительно хочешь. Не стоит вилять, даже если думаешь, что я откажусь.
Старик улыбнулся — более искренне, но в то же время смущенно.
— Поработаешь на меня?
Септимус вскинул бровь. Его аугметический глаз защелкал и зажужжал, пытаясь повторить выражение настоящего.
— Продолжай.
Мелаш почесал плешь.
— Есть проблемы с одной бандой на нижних палубах. Ребята Хокроя — недавно появившаяся группировка с Ганга. Они новички и еще не успели усвоить наши законы. Они кое-что у меня украли. Немного, но многого у меня и не было. Монеты, пистолеты, пару украшений моей жены… Она мертва. Погибла во время нападения Ангелов, но… Мне бы хотелось вернуть все это, если ты можешь такое устроить.
Септимус протянул руку. Мелаш сплюнул на ладонь и взял его ладонь, намереваясь пожать.
— Это значит — дай мне винтовку, Мелаш.
— Ох! Да, понимаю.
Человек вытер руку о форменные штаны. Септимус, брезгливо поморщившись, сделал то же самое.
— Очаровательно, — пробормотал он. — Ремень ты украл вместе с винтовкой?
— Ремень?
— Да, ремень, чтобы носить ее на плече.
— Ремень, ты посмотри-ка. Я не имперский склад, мальчик мой.
Торговец вручил ему лазвинтовку.
— Между прочим, ее надо зарядить. Я пока не заряжал аккумулятор. Доброй охоты тебе там, внизу.
Септимус снова смешался с толпой. Он прошел мимо прилавка Аркии. Лавочка вдовца, когда-то самое оживленное место на Черном Рынке, теперь превратилась в глаз бури: зона полнейшего спокойствия в бушующем вокруг хаосе.
Раб остановился у пустого прилавка.
— Где Аркия? — спросил он у стоявшей рядом женщины.
— Септимус.
Женщина приветствовала оружейника застенчивой улыбкой. Несмотря на то что по возрасту торговка годилась ему в бабушки, она подняла руку и поправила спутанные седые волосы.
— Разве ты не слышал? Аркия покинул нас.
— Покинул?
Пару секунд он всматривался в толпу.
— Он переселился на станцию? Или ушел вглубь корабля?
— Он… — Старуха заколебалась, заметив винтовку в его руках. — Аркию убили через несколько ночей после того, как господин из легиона явился сюда и отчитал его.
— Прошло уже много недель. Никто мне не сказал.
Торговка смущенно пожала плечами.
— Ты был занят, Септимус. Ухлестывал за навигатором и собирал урожай для легиона, как я слышала. Дети и матери… Скольких ты привел на борт? Когда их выпустят из рабских загонов?
Оружейник отмахнулся от вопроса.
— Расскажи мне об Аркии.
Старуха скривилась, словно ледяной воздух коснулся одного из ее гниющих зубов.
— Когда сюда пришел господин из легиона, Аркия стал изгоем. Люди думали, что подойти к нему — дурной знак, что это может навлечь и на них недовольство легиона. Потом дела пошли еще хуже. Он начал утверждать, что снова видел свою дочь: будто бы она пробегала в коридорах за Черным Рынком. После этого он остался совсем один. Через неделю мы нашли его тело.
Женщина не пыталась скрыть от собеседника свои чувства и горечь в выцветших глазах. Убийства были обычным делом среди смертной команды «Завета» и случались с такой регулярностью, что затмевали уровень преступности в любом имперском городе-улье. На избитых до смерти и зарезанных натыкались так часто, что большинство при подобной находке и глазом бы не моргнули — если, конечно, это не был кто-то из их близких. Однако Аркию здесь знали все, пусть только благодаря его дочери.
— Как он умер? Какие следы нашли на теле?
— Ему выпустили кишки. Мы обнаружили его сидящим у стены в одном из зернохранилищ. Глаза были открыты, рот закрыт, в руке — одно из тех украшений, что он сплетал из волос своей дочери. Его внутренности вывалились наружу — на колени и на пол вокруг.
Узас. Мысль пришла непрошеной, и Септимус не дал ей сорваться с языка. Старухе, однако, слова были ни к чему. Женщина все прочла в его глазах.
— Ты знаешь, кто это сделал. — Торговка уставилась на него. — Разве нет, Септимус? Вероятно, один из воинов легиона. Может быть, даже твой господин.
Он пожал плечами, делая вид, что не понимает.
— Талос содрал бы с него кожу и повесил труп на Черном Рынке, как и обещал. Ты должна знать — он поступал так раньше. Если Аркию убил кто-то из легиона, это был другой.
Узас.
Это мог быть любой из них, но имя прилипло, как пиявка, с той секунды, как пришло ему на ум. Узас.
— Мне надо идти. — Септимус вымученно улыбнулся. — Благодарю тебя, Шалла.
Он не считал себя убийцей, но боги по обе стороны этой войны были свидетелями, что ему пришлось убивать не раз. Долг звал на бой, и его призывы зачастую сопровождались вонью фуцелина и грохотом винтовочных выстрелов в тесных залах или хрустом врубающегося в плоть мачете. Каждый раз, когда Септимус вспоминал сопротивление входящего в тело и натыкающегося на кость клинка, по пальцам его правой руки пробегала неприятная дрожь. Он был всего лишь человеком, и отрубить руку противника удавалось иногда только со второй или третьей попытки — особенно если противник при этом пытался вцепиться ему в глотку.
Но все же Септимус не считал себя убийцей. Не истинным убийцей.
Вдобавок к этой иллюзии, за которую он цеплялся с таким усердием, словно искал в ней защиты, оружейник гордился тем, что никогда не наслаждался убийством. Пока, по крайней мере. Большинство из тех, кто погиб от его руки за последнее десятилетие, заслужили подобную участь — просто потому, что сражались на стороне противника.
Он мог даже успокоить свою совесть, когда дело касалось последних похищений. Он говорил себе — и своим жертвам, — что на борту «Завета» их ждет неизмеримо лучшая жизнь, чем в забытой богами корсарской дыре, откуда он их уводил.
Но тут было другое. И беда заключалась даже не в том, что он заранее замышлял убийство. Почему-то вся эта сделка, начиная с его согласия и кончая осуществлением замысла, вызывала в нем внутреннюю дрожь.
Октавия. Он провел с девушкой слишком много времени. Слишком много часов он просидел с ней, обсуждая жизнь на борту «Завета», обдумывая и анализируя свое существование, вместо того чтобы рваться вперед, обгоняя вину и находя прибежище в привычном отрицании.
Когда-то — не так уж давно — она спросила, как его зовут.
«Не Септимус. — Октавия расхохоталась, услышав его ответ. — Как тебя звали раньше?»
Раб так и не сказал ей, потому что прежнее имя уже не имело значения. Он был Септимусом, Седьмым, а она Октавией, Восьмой. Ее прошлое имя тоже вряд ли что-то значило: Эвридика Мерваллион умерла. Разве фамильные связи или богатство ее семьи сейчас на что-то влияли? Разве имели значение изящные манеры, которым ее, наследницу терранских аристократов, так старательно обучали?
«Завет» изменял их по своему образу и подобию. Септимус был порождением этих черных коридоров: мужчиной с мертвенно-бледным лицом, трудившимся на благо предателей, не выпускавшим из рук пары пистолетов и шагавшим теперь сквозь темные внутренности проклятого корабля, замышляя убийство. Он был пиратом, пилотом, оружейником… и не меньшим еретиком, чем те, кому он служил.
Горечь заключалась даже не в самих мыслях, а в том, что они вообще приходили ему в голову. Будь проклята эта женщина. Зачем она сотворила это с ним? Да и знала ли она, какое влияние оказывает на него? Уже несколько недель Октавия отказывалась его видеть. Что, во имя бездны, он сделал неправильно? Это ее вопросы подняли муть с глубины его души — тот смрадный осадок, что лучше было оставить нетронутым.
Дверь оружейной Первого Когтя распахнулась перед Септимусом на смазанных маслом поршнях. Раб в последний раз оглядел винтовку, проверяя ее перед тем, как вручить новому владельцу.
— Марух, у меня есть кое-что для… Господин?
Талос высился у стойки с оружием, в то время как Марух работал напильником, зачищая край наплечника Повелителя Ночи. Невысокому Маруху пришлось взобраться на стул, чтобы дотянуться до плеча легионера.
— Небольшая царапина, — сказал Талос.
Повелитель Ночи был без шлема. Взгляд его черных глаз упал на Септимуса.
— Я фехтовал с Ксарлом. Где ты откопал винтовку имперской гвардии кантраэльского образца?
— На Черном Рынке. Это… подарок Маруху.
Талос склонил голову набок, и во взгляде его промелькнуло что-то хищное.
— Как идет жатва?
— Загоны для рабов вновь переполнены, господин мой. Но найти не затронутых скверной детей нелегко. На борту Зрачка Бездны кишат мутанты.
Повелитель Ночи согласно хмыкнул.
— Это правда. Но в чем дело? Ты выглядишь встревоженным. Не пытайся лгать мне — я могу читать у тебя по глазам и по голосу.
Септимус уже давно привык к бескомпромиссной прямоте своего хозяина. Отвечать ему следовало такой же честностью.
— Аркия мертв. Его выпотрошили и оставили в зернохранилище.
Повелитель Ночи не шелохнулся. Марух продолжал работу.
— Отец Рожденной-в-пустоте? — спросил Талос.
— Да.
— Кто убил его?
Септимус покачал головой, не сказав ни слова.
— Понимаю, — тихо произнес Талос.
Вновь наступила тишина, если не считать скрежета напильника по доспеху. Марух, очевидно, понятия не имел, о чем они говорят, потому что не знал ни слова по-нострамски.
— Что еще?
Септимус положил лазвинтовку на верстак Маруха. Когда раб вновь обернулся к Талосу, его человеческий глаз сузился, а зрачок бионического расширился в попытке сымитировать выражение.
— Откуда вы знаете, что есть что-то еще, господин?
— Догадался. А сейчас говори.
— Мне придется убить несколько смертных. Из команды. Мелкие сошки.
Талос кивнул, но выражение его лица хорошего не предвещало.
— Почему они должны умереть?
— Договор, который я заключил на Черном Рынке. Они с Ганга. Похоже, кое-кто из новичков слишком активно наслаждается беззаконием на нижних палубах.
— Назови мне их имена.
— Главаря банды зовут Хокрой. Это все, что мне известно.
Талос все еще не сводил с него глаз.
— И ты решил, что я запросто тебе это позволю? Бродить в одиночку по нижним палубам, убивая других членов команды?
— Я… не подумал, что вы будете возражать, господин.
— В другое время я бы и не возражал.
Повелитель Ночи одобрительно заворчал, оглядев проделанную Марухом работу.
— Хватит, благодарю тебя.
Марух спрыгнул со стула.
— У команды нет права вершить суд, Септимус. У них не было права убивать Аркию, а у тебя нет права охотиться на банду грабителей. Времена меняются, и мы должны измениться вместе с ними. Новым членам команды с Ганга предстоит узнать, каковы последствия беззакония. Привычка Вознесенного игнорировать проступки смертных уже не работает. У нас по палубам расхаживает слишком много новых людей, и слишком многие из старожилов привыкли не отвечать за свои действия.
Замолчав на секунду, Талос шагнул к верстаку Септимуса, где лежал его шлем.
— Я считаю, что легиону пришло время ужесточить контроль над своими слугами и восстановить железный порядок, как в былые времена. Рабам нельзя вручать ключ от царства, иначе последует анархия.
В кривой улыбке Талоса была изрядная доля горечи.
— Поверь, я уже видел это прежде, — добавил он.
— На Нострамо?
— Да. На Нострамо.
Воин надел шлем. Септимус услышал змеиное шипение герметизирующегося ворота.
— Я разберусь с этим, как должен был поступить недели назад.
— Господин, я…
— Нет. Ты ничего делать не должен. Это задача легиона, Септимус, а не твоя. А ты займись приготовлениями к осаде. Мы отбываем к Виламу через считаные дни.
Слуга взглянул на господина.
— То, что говорят на станции, правда?
Талос негромко фыркнул.
— Зависит от того, что именно говорят на станции.
— Что Вилам — это крепость-монастырь Адептус Астартес. Что флот Кровавого Корсара в полном составе собирается осадить один из самых укрепленных миров в Империуме.
Талос проверил оружие, прежде чем примагнитить его к доспехам: болтер — на бедро, меч — за спину.
— Да, — ответил он. — Это правда.
— Вас не беспокоят предстоящие потери, господин?
Легионер чуть заметно пожал плечами. Черепа на доспехе, качнувшись, заклацали, переговариваясь на безъязыком наречии.
— Нет. Все, что нам надо, — это выжить, потому что время для настоящего боя наступит позже. И вот тогда прольется кровь, Септимус. Тогда, когда мы вернем себе «Эхо проклятия».
Назад: XIV ВЕРНОСТЬ
Дальше: XVI ГАМБИТЫ
