Книга: Кровавый корсар
Назад: XIII ВОЗРОЖДЕНИЕ
Дальше: XV БЕСПОКОЙСТВО

XIV
ВЕРНОСТЬ

Голоса братьев доносятся до него смутно и не имеют никакого значения. Они принадлежат миру дурных запахов, болезненных мыслей и саднящих мускулов. Если сфокусироваться на них, сон будет нарушен и придется вернуться в ледяную комнату, где его несовершенное тело бьется на операционном столе.
Пророк обрывает связи с этим миром и ищет убежища в другом.
Его братья исчезают в тот момент, когда он…

 

…открыл глаза. Неподалеку взорвался еще один снаряд, тряхнув серые бастионы у него под ногами.
— Талос, — раздался голос капитана, — мы отходим.
— Мне надо извлечь прогеноиды, — ответил он сквозь зубы.
Его руки работали с механической точностью, взламывая, делая надрезы, распиливая и извлекая. Сверху раздался рев сбоящего двигателя. Талос решился взглянуть вверх, где катер Железных Воинов с визгом вошел в штопор. Из дюз корабля вырвалось пламя. Цилиндр с геносеменем скользнул в перчатку апотекария как раз в тот момент, когда «Громовой ястреб» врезался в одну из сотни ближайших башен. Стену снова сильно тряхнуло.
— Талос, — в искаженном помехами голосе капитана слышалось нетерпение, — где ты?
— Я закончил.
Он поднялся, подобрал болтер и бегом сорвался с места, оставив на камне распростертое тело брата-легионера.
— Я вернусь за ним, — сказал воин из его отделения по вокс-каналу.
— Только быстро.
Капитан был, по понятным причинам, в отвратительном расположении духа.
В глазах у апотекария помутилось — его шлем пытался справиться с ослепительными вспышками очередного артобстрела. Орудия на верхушке башни поливали небо огнем, исторгая гром и пламя из разверстых глоток. Впереди возвышалась еще одна крепостная стена, где его братья добивали артиллерийские расчеты. Разорванных на куски смертных швыряли вниз, и они валились в стометровую пропасть чудовищным градом.
Что-то ударило апотекария в спину, настолько сильно, что он упал на четвереньки. На секунду его дисплей подернулся сеткой помех. Талос мигнул и ударил лбом о каменную кладку. Ясность зрения немедленно вернулась. Воин перевернулся и начал палить из болтера, еще не окончив движения.
— Кулаки! — передал он. — Позади нас!
Они мчались, разбив строй и сжимая болтеры в золотых латных перчатках. Несмотря на расстояние, еще один снаряд отскочил от наплечника Талоса, засыпав крепостную стену осколками.
Когда он попытался подняться, болтерный снаряд угодил в грудь. Взрыв повредил нагрудник и разбил выгравированный там символ легиона. С беззвучным стоном апотекарий снова рухнул на спину.
— Не вставай, — велел один из братьев.
На визоре вспыхнула опознавательная руна — имя его сержанта.
Темная перчатка упала на ворот доспеха, цепляясь за керамит.
— Продолжай вести огонь! — приказал сержант. — Прикрой нас — или мы оба покойники!
Талос перезарядил болтер, со щелчком вогнав новую обойму, и снова открыл стрельбу. Брат, согнувшись, стрелял из пистолета и тащил апотекария за собой.
Сержант отпустил его, когда оба они укрылись за грудой щебня.
— Спасибо, брат, — сказал Талос.
Сержант Вандред перезарядил свой пистолет.
— Не стоит благодарности.

 

«Держите его!»
Вот. Снова голоса его братьев, отчетливее, чем прежде.
«Я держу».
Ксарл. Он сердит. В голосе брата слышатся те же резкие нотки беспокойства, что окрашивали его и в ранней юности.
Пророк чувствует, как костяшки его пальцев отбивают чечетку на столе, — это судорожно сокращаются кистевые мускулы. Возвращаются ощущения реального мира, а с ними и боль. Воздух, предательски ледяной, врывается в легкие.
— Проклятье!
Голос Вариила. Брата по клятве, а не по крови.
— Он в сознании или спит? Датчики показывают и то и другое.
Пророк — уже не апотекарий на бастионах Терры — бормочет, захлебываясь слюной.
— Это видение.
Кирион. Сейчас говорит Кирион.
— Так у него случается. Просто делай свое дело.
— Это «видение» влияет на его сон и нарушает показания датчиков. Кровь Пантеона, его каталепсический узел после этого может никогда больше не заработать — тело пытается отторгнуть имплантат.
— Его что?
— Я не шучу. Его организм бунтует и отторгает любые имплантаты, связанные с мозгом. Это, вероятно, происходит при каждом его видении, а раны усиливают процесс. Чем бы ни были эти сны, они не естественные производные его геносемени.
— Ты имеешь в виду, он нечист? Запятнан варпом?
— Нет. Это не мутация, а продукт генетического развития. Во многих инициатах геносемя не приживается. Вы, конечно, не раз это видели.
— Но у него прижилось.
— Да, однако с большим трудом. Взгляните на его анализы крови и белковые маркеры — тут и вот тут. Смотрите, что имплантаты делают с его человеческими органами. Его собственное геносемя ненавидит его. Те вещества, что вырабатывались в юности, чтобы превратить Талоса в одного из нас, все еще бушуют у него в крови. Они пытаются изменить его даже теперь. Как и все мы, он не может развиться дальше этого генноусиленного состояния. Но его тело все еще пытается. И, как результат, он подвержен видениям. Тело Талоса слишком агрессивно реагирует на кровь вашего примарха. Его гены постоянно изменяются.
И тогда Пророк задумывается: а не в этом ли заключалось проклятие его отца? Его генетического сюзерена — примарха Восьмого легиона, Конрада Курца. Возможно, измененные манипуляциями Императора гены так никогда и не прижились в его теле? Возможно, сила Конрада Курца порождена тем, что более слабый организм отторгал кровь Императора?
Талос пытается улыбнуться, но с губ его летят только брызги слюны.
— Держите его.
Вариил не рассержен — он никогда не сердится, но в голосе явственно звучит недовольство.
— Эти конвульсии и без того затрудняют работу, но сейчас ему грозят серьезные повреждения мозга.
— Пожалуйста, Корсар, просто сделай все, что сможешь.
Меркуций. Сын богача, наследник синдиката на Городской Периферии. Всегда такой вежливый. Он замечает улыбку Пророка, но принимает ее за судорожную гримасу, порожденную не юмором, а мышечным спазмом.
— У него нарушение сердечного ритма. В обоих сердцах. Талос! Талос?
— Он не слышит тебя. Во время видений он никого не слышит.
— Странно, что он вообще способен это пережить.
Вариил умолкает, и мозг Пророка пронзают новые вспышки боли, затопляющие поле зрения красным.
— Мне… надо… активировать его анабиозную мембрану, чтобы стабилизировать работу основных органов… Он…

 

…был дома.
Он был дома, и мысль о том, что это всего лишь сон, не помешала привычному холодноватому чувству покоя охватить его. Воспоминание. Все это уже давно произошло.
Нет, это был не Нострамо. И не «Завет». Тсагуалса — их убежище, крепость на самом краю галактики.
Двери в Галерею Криков стояли распахнутыми. Стражи-Чернецы преграждали вход всем, кроме избранников примарха. В позах их читалась упрямая гордость — они не могли войти сами и все же охраняли покои примарха от вторжения. Терминаторы, элита легиона, ходили в те ночи с высоко поднятыми головами. Отказ Чернецов служить вновь избранному первому капитану был воспаленной раной на теле легиона, но странным образом повышал их статус. Теперь, когда Севатара не стало, а на его место назначили терранца, гвардия прежнего Первого капитана разбилась на охотничьи стаи. Они держались вокруг уважаемых ими командиров рот, вместо того чтобы остаться единым воинским формированием под началом у чужака.
Одним из терминаторов был Малек — еще в шлеме без клыков, с глазными линзами, то и дело вспыхивающими красным при наведении на цель. Талос отсалютовал двум Чернецам, прежде чем вступить в атриум.
Стены этой комнаты, как и многое другое в цитадели легиона, были сделаны из черного камня и изображали пытки. Скрюченные человеческие фигуры безмолвно корчились и изгибались, запечатленные в момент наивысшей агонии. Широко распахнутые глаза смертных и застывшие в крике рты молчаливо славили их мучителей.
Застывшие. Не вырезанные в камне. Талос задержался у дверей и провел пальцами по открытым глазам маленькой девочки. Девочка тянулась к простертым в защитном — и таком бесполезном — жесте рукам взрослого мужчины — возможно, ее отца. Кем была она до того, как легион опустошил ее мир? Что успела в своей коротенькой жизни, прежде чем ее накачали паралитиком и залили роккритом? Какие мечты оборвались, когда ее, еще живую, замуровали в твердеющих стенах личного святилища примарха?
Или быть может, частью животного, бьющегося в панике сознания она понимала, что в смерти станет частью чего-то более значимого, чем любое из ее несостоявшихся достижений?
Там, в глубине камня, она была уже много лет как мертва. И смотревшая из стены маска обессмертила ее как вечное воплощение юности. Лицо девочки не обезобразили следы времени. Его не уродовали шрамы, доставшиеся в боях против Империума — того Империума, который уже много лет как утратил право на существование.
Пророк убрал руку с застывшего лица. Внутренние двери открылись, омыв его теплом расположенных за ними покоев.
Нынешней ночью Галерея Криков была в голосе — ее заполнял целый хор басовитых причитаний, пронзительных воплей, прерывистых всхлипов и скорбных стонов.
Талос шагал по центральному проходу, стуча ботинками по черному камню, а пол по обе стороны от его троны подергивался и шел рябью от бесконечных мучительных гримас. Глаза, носы, зубы, языки, торчащие из распахнутых ртов… Весь пол состоял из сплавленных воедино человеческих лиц, сохранявших подобие жизни с помощью гротескных кровяных фильтров и симуляторов органов, располагавшихся этажом ниже. Как апотекарий, Талос отлично знал эти механизмы: он был одним из тех немногих, кто отвечал за поддержание чудовищного спектакля Галереи. Облаченные в робы сервиторы выполняли свою единственную задачу — опрыскивали ковер из моргающих глаз водой, чтобы сохранить нужную влажность.
Некоторые из избранников примарха уже ожидали внутри. Хеллах, чья преданность не знала границ, а искусство владения мечом — равных. На его нагруднике красовался череп в потеках багровой краски. Сахаал, терранец, недавно произведенный в Первые капитаны, — один из немногих чужаков, имевших доступ в это святилище. Аристократический лед в жилах принес Сахаалу немало насмешек от братьев, и повиновались ему неохотно. Йаш Кур, чьи пальцы непрерывно сжимались в судороге, а прерывистое дыхание было слышно даже сквозь динамики шлема. Тайридал, водивший точилом по гладиусу, отчего черепа на его доспехах сухо клацали. Латную перчатку воина пятнала красная краска — метка приговоренных легиона, тех, кто совершил преступления против собственных братьев и ожидал смерти от рук самого примарха. Приговор, висевший над головой Тайридала, будет исполнен тогда, когда лорд Курц сочтет преступника далее бесполезным.
Малкарион, скрестивший руки на груди, держался чуть в стороне. В Галерее Криков не существовало чинов и званий. Талос ограничился негромким приветствием своему капитану, и слова его потонули в поднимающихся от пола стенаниях.
Примарх вошел безо всякой торжественности. Курц распахнул двойную дверь за Троном Костей. Его бледные ладони казались еще светлее на кованом железе створок. Без вступления, без ритуального приветствия повелитель легиона опустился на свой трон.
— Нас так мало? — спросил он.
Узкие губы раздвинулись в акульей усмешке — зубы примарха были заточены до остроты наконечника стрелы.
— Где Якр? Фал Ката? Ацерб? Надиграф?
Малкарион прочистил горло.
— На пути в Анселадонский сектор, лорд.
Мертвецкое лицо Курца развернулось к капитану Десятой роты. Темные глаза источали мрачный свет, вызывавший мысли о притаившейся за ними болезни.
— Анселадон? — Примарх облизнул синеватые губы. — Зачем?
— Потому что вы приказали им отправиться туда, мой лорд.
Курц, казалось, задумался над услышанным. Его взгляд расфокусировался и устремился куда-то за стены дворца. Все это время ковер из человеческих лиц на полу продолжал завывать.
— Да, — наконец отозвался примарх, — Анселадон. Авангард флота Ультрамаринов.
— Так, мой лорд.
Когда-то волосы Курца были черными, по-нострамски черными — темные волосы того, кто вырос в мире без солнца. Теперь они утратили блеск, а на висках инеем прорезалась седина. Вены, вьющиеся под его бледной кожей, проступали так явственно, что казались картой подземных каналов. Отверженный принц, чья плоть умерла, но дух горел ненавистью столь жгучей, что тело не могло упокоиться в могиле.
— Я направил тридцать одну флотскую группировку разной силы во владения моего отца. Полагаю, мы наконец-то взбесили Империум достаточно, чтобы Терре пришлось напасть. Но они не осадят Тсагуалсу. Этого я не допущу. Нет, я позабочусь о том, чтобы месть моего отца приняла более элегантные формы.
Во время разговора Курц поглаживал старые шрамы на горле — горькое наследие, оставленное его братом, Львом.
— И что вы станете делать после моей смерти, сыны мои? Рассеетесь по Галактике, как гнус, бегущий от восхода солнца? Легион возник для того, чтобы преподать урок, и этот урок будет дан. Взгляните на себя. Ваши жизни и так уже практически бесцельны. А когда клинок наконец упадет, у вас не останется вообще ничего.
Избранные с растущей тревогой переглянулись. Талос шагнул вперед.
— Отец?
Примарх хмыкнул. Его смех был как шелест волн, скребущих по отмели.
— Ловец Единственной Души. Говори.
— Легион хочет знать, когда вы вновь поведете нас в бой?
Курц вздохнул — долгий задумчивый вздох — и откинулся назад на уродливом троне из беспорядочно соединенных человеческих костей. Его боевой доспех, покрытый географическими вехами царапин, вмятин и старой чеканки, лениво зыркнул.
— Это спрашивает легион?
— Да, отец.
— Легиону больше не нужна моя рука на плече, потому что он уже созрел. Скоро нарыв прорвется, раскидав вас меж звезд. — Примарх слегка наклонил голову и провел ногтями по костяному подлокотнику. — Долгие годы вы убивали в свое удовольствие. Все вы. Нострамо скатился обратно в анархию, и то же самое произошло с легионом. Эта опухоль разрастется. Таков порядок вещей. Человек пятнает все, к чему прикасается, если его не остановить. Сыны Нострамо — не исключение. По правде говоря, они из самых худших. Хаос течет в их крови.
Тут он улыбнулся.
— Но ты ведь знаешь это, не так ли, Ловец Душ? И ты, военный теоретик? Все вы, рожденные в мире без солнца? Вы видели, как ваш мир сгорел, потому что грехи его жителей заразили Повелителей Ночи. И как же это было приятно — уничтожить грязный, раздувшийся от пороков шарик. Какой верной казалась мне мысль, что таким способом я излечу отравленный легион.
Примарх снова фыркнул.
— Как я был наивен!
Несколько долгих секунд Конрад Курц раскачивался, сжимая виски. Его плечи поднимались и опускались в такт с медленным, затрудненным дыханием.
— Господин? — одновременно заговорили сразу несколько воинов.
Возможно, беспокойство, прозвучавшее в их голосах, заставило Курца поднять голову. Трясущимися руками примарх стянул длинные волосы в хвост на макушке, убрав темные пряди с лица.
— Этой ночью мой разум в огне, — признался он.
Болезненный блеск в глазах примарха чуть поугас. Повелитель вновь откинулся на спинку трона.
— Как дела у армады, отправленной в Анселадон?
— Она достигнет места назначения через неделю, господин, — ответил Йаш Кур.
— Превосходно. Неприятный сюрприз для Жиллимана.
Курц махнул двум сервиторам, стоящим за троном. Под их робами прятались сильно модифицированные тела. Вместо рук сервиторам прирастили манипуляторы промышленных погрузчиков. Каждый из слуг осторожно держал священное оружие — две огромные перчатки из поцарапанного, изношенного керамита с пальцами, оканчивающимися гладкими металлическими когтями. Оба аугментированных раба одновременно приблизились и с благоговейной неспешностью подняли механические конечности. Словно оруженосцы древности, склоняющие колени перед рыцарем, они предлагали господину свою службу.
Курц встал с такой же медлительностью. Сейчас он возвышался над всеми присутствующими в зале. Непрекращающийся вой перерос в настоящие крики.
— Севатар, — нараспев произнес примарх, — выйди вперед.
Хеллах напомнил:
— Севатар мертв, мой принц.
Примарх замер, не донеся рук до керамитовых латных перчаток.
— Что?
— Мой принц… — Хеллах низко поклонился. — Первый капитан уже давно мертв.
Курц сунул руки в перчатки, подсоединив их к доспеху. Гул активированной боевой брони стал громче, и кривые когти задрожали от поступающей энергии. Сервиторы попятились, слепо наступая на вопящие лица и давя подошвами тяжелых ботинок носы и зубы.
— Севатар умер? — рявкнул примарх, разъяряясь. — Как? Когда?
Прежде чем Хеллах успел ответить, генераторы в перчатках Курца с воем включились и по стальным лезвиям побежали искры.
— Мой принц… — Хеллах предпринял еще одну попытку. — Он погиб на войне…
Курц завертел головой, словно прислушиваясь к звукам, не слышным никому из его сынов.
— Да. Я вспомнил.
Когти отключились, гася покров из рукотворных молний. Примарх оглядел Галерею Криков — это аляповатое воплощение его собственного внутреннего раздора.
— Хватит разговоров о прошлом. Соберите роты, что остались в этой звездной системе. Мы должны приготовиться к…

 

— …конвульсиям.
— Мне надо только зашить кожу. Он с невозможной скоростью перерабатывает даже специально синтезированные анестетики. Держите его.
Пророк чувствует, что говорит, что с его не полностью онемевших губ потоком текут слова. Но они не имеют смысла. Он пытается рассказать братьям о доме, о Тсагуалсе, о том, каково было стоять в угасающем свете последних дней их отца.
— И…

 

…Малкарион выдернул меч из горла подыхающего Кровавого Ангела и пнул противника в нагрудник, отправив его обратно в зал.
— В брешь! — проревел капитан сквозь решетку вокса. — Сыны бессолнечного мира! В брешь!
Его поредевшие отделения хлынули вперед, прорвавшись еще на уровень глубже в дворец-континент. С потолка зала, украшенного картинами и статуями галереи, на головы Повелителей Ночи сыпались куски штукатурки. Каменная крошка и щебенка стучали по наплечникам апотекария.
Ксарл нагнал Талоса и побежал рядом. Под окровавленными подошвами их ботинок хрустела мозаика и мрамор.
— Чтоб этим Ангелам провалиться! Они отбиваются не слабее, чем мы атакуем.
Его задыхающийся после горячки боя голос звучал еще резче, чем обычно. В зубьях цепного меча застряли куски плоти.
Талос ощущал вес цилиндров с геносеменем в пазах-хранилищах своего доспеха.
— Мы сражаемся, чтобы победить. Они дерутся, чтобы выжить. Они отбиваются куда яростнее, чем мы атакуем, брат. Можешь не сомневаться.
— Как скажешь.
Второй Повелитель Ночи задержался, чтобы обрушить ботинок на мозаичный рельеф имперской аквилы. При виде разлетевшегося на куски символа Талос подавил желание сплюнуть кислотой.
— Останавливаемся здесь! — прокричал капитан. — Возводите баррикады, укрепляйтесь в этом зале. Занимаем оборонительные позиции!
— Кровавые Ангелы! — крикнул один из воинов у входной арки.
Повелители Ночи валили столбы и статуи. Бесценные творения искусства превратились в построенные на скорую руку укрытия, призванные защитить их во время ближайшей перестрелки.
— Апотекарий! — позвал один из сержантов. — Талос, сюда!
— Долг зовет, — ухмыльнулся Ксарл за наличником шлема.
Талос кивнул и выскочил из укрытия. Пригибаясь, он перебежал туда, где воины из другого отделения Малкариона засели в тени опрокинутой колонны.
— Сэр, — обратился он к сержанту Узасу из Четвертого Когтя.
Узас не надел шлем. Его острые глаза все еще внимательно следили за дверью, откуда ожидались Ангелы. Болтер Узаса, прижатый к нагруднику, был уникально тонкой работы — подарок от самого капитана. Малкарион лично заказал его в оружейной мастерской легиона, чтобы почтить победы Четвертого Когтя в Трамасском крестовом походе.
— Я потерял трех бойцов, — тихо сказал сержант.
— Их генетические линии не пресекутся, — ответил Талос. — Сжав левую руку в кулак, он выдвинул из нартециума хирургическую иглу. — Я собрал их геносемя.
— Я в курсе, брат, но будь осторожен. Наши враги знают, какая ответственная миссия на тебя возложена. Им хочется убить тебя не меньше, чем Малкариона.
— За Императора! — неотвратимо грянуло из-за порога.
Талос вскочил вместе с воинами Четвертого Когтя и, подняв болтер, открыл огонь по Ангелам. Два снаряда взорвались, ударившись об арку, — Кровавые Ангелы оказались слишком осмотрительны, чтобы решиться на лобовую атаку.
— Я надеялся, — Узас перезарядил болтер одним плавным движением, — что жажда крови бросит их прямо под наш огонь.
Талос снова присел за колонну.
— Их укрытие надежнее, чем наше. У нас есть статуи. У них — стены.
Еще одна группа Повелителей Ночи перебралась за гигантский столб. Вандред и Ксарл были среди них.
— Вот тебе и единство отделений, — проворчал Талос.
— А, ты заметил? — хохотнул Вандред и стукнул по своему поврежденному шлему.
Одну из глазных линз рассекла тонкая трещинка.
— Мой вокс не работает. Узас?
Второй сержант покачал головой.
— Даже каналы легиона забиты помехами. На канале Тридцать первой роты ничего, кроме визга. Что бы там с ними ни происходило, радости им это не доставляет.
— Я думал, это просто сбой вокса, — ответил Вандред. — Приятно знать, что все мы в одном и том же дерьме.
Один из устроившихся неподалеку Повелителей Ночи поднялся из-за укрытия и выпустил в Ангелов целую обойму. В его голову врезался единственный болтерный снаряд, сорвав шлем и обсыпав шрапнелью. С проклятием воин снова съежился за колонной, стирая с лица кровь и едкую слюну.
— Эти ублюдки хоть когда-нибудь промахиваются?
Талос оглядел поредевшую Десятую роту, рассыпавшуюся по комнате.
— Не так часто, как нам хотелось бы.
Ханн Вел выстрелил вслепую поверх колонны. Прежде чем он успел в третий раз нажать на спуск, болтер взорвался в его руке, оторвав ему кисть. Став очередной жертвой снайперской стрельбы Кровавых Ангелов, Ханн Вел взревел, как раненый буйвол, и сжал обожженную культю здоровой рукой.
Затем, выражаясь до смешного витиевато для такой ситуации, он проорал:
— Чума на этих краснолатых шлюхиных детей!
«Выглядит паршиво», — подумал Талос.
Кривую улыбку апотекария скрыл шлем. Пусть варп заберет Ханна Вела, он был идиотом и в лучшие времена.
— Капитан! — кричал Узас в вокс. — Капитан, это Узас!..
Ответ военного теоретика едва пробился сквозь шипение статики.
— Да?
— Три отделения пойдут в атаку, остальные прикроют их огнем?
— Мои мысли в точности. По-другому нам не выбраться из этой вонючей дыры. Первый, Четвертый и Девятый, приготовиться к атаке.
— Эк нам свезло, — улыбнулся остальным Узас. Обнажив гладиус, он поднял голову и прокричал: — За магистра войны! Смерть Ложному Императору!
Клич подхватили остальные: боец за бойцом, отделение за отделением. Их крик ненависти волной ударил по Кровавым Ангелам.
Выругавшись сквозь зубы, Талос…

 

…увидел, как сцена боя тает. Величайшая из осад — все эти бесконечные часы, когда они пробивались из одного залитого кровью зала императорского дворца в другой, — вновь погружалась в глубины памяти.
— Как долго длятся эти припадки? — спрашивал Вариил.
— Столько, сколько нужно, — отвечал Кирион.
Он…

 

…смотрел, как существо движется, медленно и лениво извиваясь. Оно лишь отдаленно напоминало человека. Примерно такой результат получился бы, если б кто-то попытался представить людей по крайне смутному и схематичному описанию. Из туловища торчали две руки. Две ноги несли его, ступая с омерзительной мягкостью. Каждая конечность была недоразвитой, состоящей из вывернутых суставов и костей, ворочающихся под бледной кожей с прожилками вен.
Топор Узаса обрушился на существо, отсекая куски дымящейся плоти и разбрызгивая жидкость, заменяющую твари кровь. Туман облекал молочно-белое тело, мерцал по краям, формируя жуткое подобие брони легиона.
Клубок тумана на месте головы довершал образ, свиваясь в карикатурное изображение шлема Повелителей Ночи.
Позади и по сторонам Талос увидел темные металлические стены заброшенного апотекариона «Завета». Октавия держала пистолет в обеих руках и поливала мечущуюся тварь лазерным огнем. Рядом монотонно грохотало — это карлик-служитель, вечно таскавшийся за навигатором, стрелял из своего обреза.
Узас снова активировал цепной топор.

 

Талос открыл глаза и обнаружил, что в маленькой комнатке остался только Вариил. Апотекарий работал в одиночестве, покрывая смазкой детали разобранных пистолетов.
— Узас… — произнес Пророк, но сорвавшийся голос его подвел.
Сглотнув, он снова попробовал заговорить.
Глаза Вариила были обведены темными кругами и покраснели от усталости.
— Они знают. Твои братья знают. Они слышали, что ты бормотал… во время сна.
— Сколько прошло времени? — Пророк приподнялся, напрягая ноющие мышцы. — Когда они ушли?
Апотекарий Корсаров почесал щеку.
— Я провел четыре часа, восстанавливая твой череп и мозг с помощью как минимум тринадцати различных инструментов и спасая тебе жизнь и рассудок. Но к чему заострять на этом внимание, если можно предаться бессмысленному ажиотажу?
— Вариил?
Больше Пророк ничего не сказал, зато его взгляд выразил все то, что не смогли слова.
Живодер вздохнул.
— Нострамо рождал неблагодарных сынов, не станешь отрицать? Ну ладно. Что ты хочешь знать?
— Просто расскажи мне, что произошло.

 

— Это эхо варпа. — Голос Узаса пробился сквозь вокс-динамики шлема.
Не сводя с твари глаз, Узас открыто издевался над ней.
— Фантом. Ничто.
— Я знаю, что это, и лучше тебя. — Октавия застыла у двери со взведенным лазпистолетом в руках. — Поэтому я и бежала.
Казалось, Повелитель Ночи ее не слышит.
— И винить за это следует тебя.
Узас отвернулся от склепа, где слепленная из белой кожи и смрадного тумана тварь рывками выползала из люка в зловещей пародии на неудачные роды. Взгляд красных глазных линз Узаса остановился на Октавии.
— Ты это сделала.
Девушка не опустила пистолет.
— Я не хотела.
Повелитель Ночи вновь развернулся к существу. Оно поднялось во весь рост на трясущихся ногах. Тело было мертво уже несколько недель, но холод морга предохранил его от черных пятен тления. Создание оказалось голым, безголовым и безоружным, однако в его природе сомневаться не приходилось.
— Ты мертв, Дал Кар, — насмешливо бросил Узас выходцу из варпа.
— …хотел бы вступить в Первый Коготь…
Голос существа был как перестук льдинок на ветру.
В ответ Узас нажал кнопку активации на рукояти топора. Зубья сердито взревели — им хотелось отведать чего-то поплотнее, чем пустой воздух.
— … не хочу, чтобы меня убило оружие Малкариона…
Октавии не стыдно было признать, что она чувствовала себя гораздо храбрее сейчас, когда воин легиона — пусть даже именно этот воин — встал между ней и отвратительным призраком. Она выпустила три заряда из-за широкой спины Узаса, и Пес, как по сигналу, выстрелил вместе с ней. Пустые гильзы зазвенели по палубе.
Из огнестрельных ран на теле Дала Кара потекла дымящаяся, молочно-белая жидкость, однако существо продолжало приближаться спотыкающейся походкой. Шлем из тумана уставился на трех человек, а босые подошвы ног шлепали по полу при каждом шаге-рывке.
— Нет крови для жертвы. Нет черепа для трофея.
Голос Повелителя Ночи утратил четкость, вместо слов из шлема донеслось мокрое хлюпанье.
— Ни крови, ни черепа. Напрасный бой. Напрасный.
Топор взревел громче.
— Умри во второй раз, Дал Кар. Умри во второй раз!
Узас бросился в атаку — без всякой грации, без отточенного изящества бойца. Он широко размахивал топором, с силой обрушивая его на противника, и одновременно рубил и кромсал тварь гладиусом во второй руке. Его беспорядочные удары выглядели бы смехотворно, если бы их наносил не воин почти трехметрового роста, чье оружие разрывало призрака на куски. Дымящаяся лимфа забрызгала ближайшие столы. Ошметки ядовитой плоти расплылись по полу серными лужами, с яростным шипением въедавшимися в палубу.
Поединок, если это можно было так назвать, закончился за считаные секунды.
— Ффух, — выдохнул Узас, завершив бой.
Он с отвращением выронил оружие, загремевшее об пол.
— Ни крови. Ни черепа. Ни геносемени для победного пира. Просто туша из слизи, растаявшая в воздухе.
— Узас? — позвала Октавия.
Повелитель Ночи обернулся к ней.
— Ты сделала это. Ты призвала к себе Нерожденного. Я знаю истории. Ты убила своим мутантным глазом. Я знаю. И Нерожденный пришел. Слабый. Легкая добыча. Надо убивать их, пока не наберутся силы. В этот раз, в этот раз навигатору повезло. В этот раз, в этот раз.
— Благодарю тебя. — Девушка понятия не имела, слышит ли ее Повелитель Ночи, и если да, то есть ли ему дело до ее слов. — Благодарю за то, что убил Нерожденного, пока он… оно… было слабым.
Воин оставил оружие на полу.
— «Завет» не может лететь без тебя.
Узас заколебался, оглянувшись на склепы. Один из морозильников стоял распахнутым — широкий проем люка темнел, как дыра на месте выпавшего зуба.
— Боль возвращается. Убей одного жалкого демона, которого и соплей можно перешибить, — и боль возвращается. Ни крови. Ни черепа. Ничего не осталось для приношения, ничего, чтобы доказать, что деяние совершено. А тварь была слишком слаба, чтобы что-то значить. Даже не настоящий демон. Пропащая душа. Фантом. Я уже говорил это раньше, да? И вот я убил твоего маленького дурацкого призрака. Но другие все еще преследуют тебя, ведь так? Если ты убиваешь своим оком, они становятся сильнее. Истории о навигаторах. Слышал много таких.
Октавия кивнула, хотя при звуках его неуверенного голоса по коже бежали мурашки.
«Он не лучше, чем эхо варпа», — подумала она и ощутила укол вины.
— Октавия. Восьмая.
— Да… господин.
— Септимус. Седьмой. Он отказывается чинить мой доспех, если Талос ему не прикажет. Седьмой похож на моего брата. Он следит за мной и думает, что я не в себе.
Октавия не знала, что сказать.
— Теперь я стал сильнее, — добавил он и тихо, невесело засмеялся. — Но и боль — тоже сильнее. Видеть истину. Красть силу. Оружие. Не вера. Но сложно держать себя в руках, когда мысли разлетаются.
Двери апотекариона снова со скрипом распахнулись, и на пороге встали трое. На фоне тускло освещенного коридора возникли три Повелителя Ночи с оружием в руках.
— Узас, — Ксарл выплюнул это имя с отвращением, — что здесь произошло?
Повелитель Ночи поднял меч и топор, с которых капала ядовитая лимфа.
— Ничего.
— Ответь нам, — предостерегающе произнес Меркуций.
Штурмовой болтер в его руках — тяжелая пушка из черного металла — угрожающе нацелился на ссутулившуюся фигуру в центре комнаты.
— Уйдите с дороги, — проворчал Узас. — Я пройду мимо вас или пройду через вас.
Ксарл, не скрываясь, хмыкнул. Динамики вокса превратили смех в треск.
— Ну у тебя и фантазия, брат!
— Пропустите его, — сказал Кирион, отступая в сторону. — Октавия, ты в порядке?
Навигатор кивнула, глядя вслед ковыляющему к двери Узасу.
— Я… да. Я в порядке.
Она добавила «господин» на несколько секунд позже, чем надо, но все же добавила. В этот раз.
Назад: XIII ВОЗРОЖДЕНИЕ
Дальше: XV БЕСПОКОЙСТВО