Книга: Кровавый корсар
Назад: VIII ГОРОД НОЧЬЮ
Дальше: X ЖИВОДЕР

IX
ПОЛЕТ

Когда один из хозяев-Астартес явился той ночью на Черный Рынок, реакция была смешанной. Большинство застыли на месте, гадая, кто прогневал господ, и отчаянно соображая, не пришло ли время расплатиться за собственные прегрешения. Некоторые упали на колени в благоговении или приветственно склонили головы. Некоторые сбежали, едва заприметив во тьме блеск красных глазных линз хозяина. В основном это были заляпанные маслом рабочие с машинных палуб. Они врассыпную кинулись по коридорам, ведущим из общего зала.
Их бегство осталось без внимания. Воин прошел сквозь расступившуюся толпу и остановился перед мужчиной, который торговал с прилавка обрывками белого полотна и небольшими амулетами, сплетенными из женских волос. Собравшиеся вокруг притушили фонари из уважения перед господином.
— Аркия, — прорычал воин.
Вокс-динамики превратили его голос в гортанный рев, вырывающийся из-за решетки шлема. Человек отшатнулся, пораженный ужасом. Только гордость и упрямство удержали его на ногах.
— Господин?
Воин медленным, рассчитанным движением потянулся к гладиусу в наголенных ножнах. Когда он снова выпрямился, клинок был в его руке, а взгляд алых линз все так же прикован к покрытому испариной лицу смертного. Астартес прорычал еще три слова:
— Возьми этот меч.
Талос швырнул гладиус на стол. Сталь зазвенела, безделушки посыпались во все стороны. Клинок был длиной с предплечье смертного, а его серебристая сталь приняла янтарный оттенок в тусклом свете общего зала.
— Возьми его. Мне надо встретиться с техноадептом, и эта встреча откладывается, пока я нахожусь здесь. Мое терпение на исходе.
Дрожащими пальцами человек взялся за меч.
— Господин? — снова спросил он, и голос его задрожал.
— Клинок в твоих руках был откован на Марсе в ту эпоху, что уже давно стала мифом для большинства живущих в Империуме. Он отсекал головы мужчин, женщин, детей, ксеносов и зверей. Этими самыми руками я вогнал его в сердце человека, управлявшего целым миром.
Воин потянулся к поясу, с которого на короткой и толстой цепи свисал шлем Адептус Астартес. Одним рывком Талос сорвал шлем и бросил его на стол, где за несколько мгновений до этого лежал меч.
Красный керамит, покрытый царапинами и вмятинами. Зеленые глазные линзы, растрескавшиеся и безжизненные. Шлем мертво и безмолвно уставился на Аркию.
— Этот шлем — все, что осталось от воина, убившего твою дочь, — сказал Талос. — Я сам прикончил его в схватке, бушевавшей на палубах во время нашего бегства с Крита. И когда это было сделано, я отрубил его голову тем самым мечом, который ты сейчас силишься удержать в руках.
Человек дернулся — он явно хотел опустить меч и положить его обратно на стол.
— Чего вы хотите от меня, господин?
— Говорят, что ты сеешь семена раздора среди смертной команды, что ты распространяешь слухи о проклятии, лежащем на этом корабле, и твердишь, будто все на его борту обречены на ту же участь, что твоя дочь. Это так?
— Знамения…
— Нет, — хмыкнул Талос. — Если хочешь дожить до конца нашего разговора, забудь о «знамениях». Ты будешь говорить правду или замолчишь навсегда. Итак, ты распространяешь слухи о проклятии, лежащем на «Завете»?
Дыхание Аркии паром вырывалось изо рта в ледяном воздухе.
— Да, мой господин.
Воин кивнул.
— Хорошо. Я не сержусь. Рабам не запрещено испытывать чувства и иметь свое мнение, пускай и ошибочное, но только до тех пор, пока они выполняют свои обязанности. Какие у тебя обязанности, Аркия?
Пожилой человек отступил на шаг.
— Я… я просто чернорабочий, господин мой. Я делаю то, что попросят другие члены команды.
Талос шагнул вперед. Его активированная боевая броня монотонно гудела. Звук резонировал, заставляя ныть зубы.
— И что же, остальные члены команды просят тебя убеждать их в том, что каждый из них проклят?
— Пожалуйста, не убивайте меня, господин.
Талос уставился на человека сверху вниз.
— Я пришел сюда не затем, чтобы убить тебя, глупец. Я пришел, чтобы кое-что показать тебе, чтобы преподать тебе урок, который каждый из нас должен усвоить, чтобы не впасть в безумие от такого существования. — Талос кивнул на шлем и продолжил: — Этот воин убил твою дочь. Его клинок разрубил ее пополам, Аркия. Она умирала несколько секунд и, уверяю тебя, испытывала при этом куда более сильную боль, чем ты способен вообразить. Твоя жена тоже погибла во время атаки, так ведь? Пала от меча Кровавого Ангела? Если в тот последний миг она была с твоей дочерью, этот воин, скорее всего, убил их обеих.
Талос обнажил свой собственный меч. Клинок Кровавых Ангелов, длиной в рост человека, вырванный из мертвых пальцев убитого героя. Начищенный, с крыльями на рукояти артефакт был откован из серебра и золота — непревзойденно искусная работа, чью ценность не представлялось возможным измерить. Талос медленно и аккуратно опустил золотой клинок на плечо смертного. Край лезвия почти касался шеи Аркии.
— Возможно, это и было последним, что они видели. Безликий воин, возвышающийся над ними. Клинок, готовый упасть, готовый разить, готовый оборвать их жизнь.
В глазах человека стояли слезы. Когда он моргнул, слезы потекли по щекам серебряными дорожками.
— Господин… — произнес он.
Всего лишь одно слово.
Талос прочел во взгляде несчастного вопрос.
— Я пришел, чтобы разрешить твои сомнения, Аркия. Я сделал все, что мог. Я разорвал ее убийцу на части. Я сохранил память о нем, я помню, как его кровь горчила на языке в ту секунду, когда я вонзил зубы в его сердце. Твоя дочь погибла, и ты вправе скорбеть о ней. Но вот перед тобой останки ее убийцы. Возьми меч. Разруби шлем. Утоли свою жажду мести.
Смертный наконец-то обрел голос.
— Я не хочу мести, господин.
— Нет?
Повелитель Ночи улыбнулся за наличником шлема, и не зажившие толком мышцы снова заныли. Несмотря на то, что он сказал Октавии, его лицо превратилось в маску непрерывной и изнурительной боли. Он даже подумывал о том, чтобы содрать с левой половины лица кожу, убить нервы и заменить покрытую шрамами плоть на аугметический протез. Он не понимал, почему до сих пор сопротивляется этой мысли.
— Если месть тебя не радует, — продолжил Талос, — тогда твои страдания не так уж сильны. Месть — это все, на что любой из нас может надеяться. Каждый раз мы зализываем раны и ждем, пока они перестанут болеть. Каждое существо на этом корабле, смертное и бессмертное, смирилось с этой истиной. Каждое, кроме тебя. Кроме тебя, настаивающего на том, что пострадал больше других. Тебя, который осмеливается шептать теням о своем несогласии, забывая, что в этой тьме живут его хозяева. Тени нашептывают нам твои секреты, Аркия. Помни, маленький человечек, что на «Завете» с предателей живьем сдирают кожу.
Талос обращался уже не к Аркии. Воин развернулся и говорил с толпой, окружившей их, хотя слова его и предназначались для ушей пожилого раба.
— Так ответь мне: это эгоизм отчаяния заставил тебя нести изменническую чушь, как будто ты единственный потерял что-то бесконечно тебе дорогое? Или ты всерьез считаешь, что твои товарищи восстанут против легиона?
— Моя дочь…
Повелитель Ночи превратился в размытое пятно — промельк движения, взвизг сервомотров. В одну секунду он стоял лицом к толпе, спиной к Аркии, а уже в следующую держал рыдающего смертного за клок седых волос на макушке. Ноги мужчины беспомощно болтались в воздухе.
— Твоя дочь была одной из сотен, потерявших жизнь той ночью, — прорычал Повелитель Ночи, — на корабле, который разваливается прямо у нас под ногами из-за полученных в бою повреждений. Ты хочешь, чтобы я извинился за то, что ее не защитил? Или это тоже ничего не изменит? Или эти слова — пускай и правдивые — будут столь же пусты и бесполезны, как месть? Разве они вернут ее к жизни?
Талос отшвырнул человека. Тот врезался в стол. Прилавок опрокинулся от удара.
— Мы потеряли десятки бойцов в ту же ночь, когда ты лишился своего ребенка. Десятки воинов, ступавших по земле Терры и видевших рухнувшие в пыль стены Императорского Дворца. Воинов, которые целую вечность сражались в безнадежной войне во имя возмездия. Мы потеряли сотни смертных. Каждый человек на борту потерял кого-то или что-то дорогое той ночью, но они молча проглотили свое горе и возложили надежды на месть. Только не ты. Ты обязан рассказать всем, что их потери ничего не значат по сравнению с твоими. Ты неистово бормочешь о том, что каждый должен обмочиться в страхе перед неведомым будущим.
Талос вложил оба меча в ножны и покачал головой.
— Я скорблю о ее смерти, злосчастный отец, скорблю о том, что ее жизнь угасла, а вместе с ней и то, что она воплощала в этом аду. Я сожалею, что смог дать ей только покой отмщения. Но позволь мне выразиться предельно ясно. Ты живешь лишь потому, что мы разрешили тебе жить. Ты сделал свой первый вдох в империи, которую мы построили, и ты будешь служить нам, пока мы сдираем плоть с ее костей. Ненавидь нас. Презирай нас. Нам безразличны твои чувства. Мы не задумаемся о них, даже проливая свою кровь, чтобы тебя защитить. Но слушай меня внимательно, смертный. Не смей ставить свои потери выше чужих. Варп всегда находит путь в сердца глупцов. Нечистые мысли — призывный свет маяка для Нерожденных.
Толпа жадно смотрела. Талос повернулся и заглянул в глаза каждому из рабов, одному за другим.
— Мы движемся по мрачным волнам, и я не собираюсь лгать никому из вас относительно того, что ждет нас в будущем. «Завет» истекает кровью и требует немедленного ремонта. Мы приближаемся к доку Зрачка Бездны — к месту, которое кое-кто из вас вспоминает без всякой радости. Когда мы причалим, вы останетесь запертыми в своих каютах — если, конечно, вас не призовут важные обязанности. Все, у кого есть оружие, должны постоянно носить его с собой.
Один из собравшихся, новый раб с Ганга, выступил вперед.
— Что происходит?
Талос обернулся к человеку и смерил взглядом его небритую физиономию. Только тут Повелитель Ночи осознал, что говорит на нострамском. Половина команды состояла из новичков, и они не понимали мертвого языка.
— Проблемы.
Талос ответил на низком готике, ублюдочном языке Империума. С тех пор как на корабле появилась Октавия, воин стал говорить на нем увереннее.
— Мы направляемся к гавани отступников в самом сердце имперского космоса и окажемся на месте через несколько часов. Есть вероятность того, что корабль попытаются взять абордажем, пока мы будем находиться в порту. Если это случится, защищайте «Завет» ценой собственной жизни. Восьмой легион — не самые добросердечные хозяева, но мы просто святые по сравнению с той швалью, с которой нам придется иметь дело. Помните это, если вас вдруг посетит мысль о побеге.
Талос приберег последний взгляд для Аркии.
— Ты, горемычный отец. Если посмеешь встать поперек дороги легиона с чем-то большим, чем горстка трусливых слов, я сдеру кожу и мышцы с твоих костей. Твой освежеванный скелет распнут прямо в центре этого зала в качестве предостережения для всех остальных. Кивни, если принимаешь эти условия.
Пожилой мужчина кивнул.
— Мудрое решение, — заключил Талос и вышел из зала.
В тенях коридора он проговорил в вокс четыре слова:
— Первый Коготь, ко мне.

 

Он сидел, сжимая голову трясущимися руками и тихо покачиваясь взад и вперед, сидел посреди пустой комнаты, шепотом повторяя имена ненавистных ему богов.
Один из братьев позвал его сквозь затухающий и вновь нарастающий треск вокса.
— Я иду, — ответил Узас, поднимаясь на ноги.

 

Он опустил огромный клинок и убрал палец с кнопки, позволив перемалывающим воздух зубьям умолкнуть. Пока воин вслушивался в призыв брата, мотор в рукоятке меча работал на холостом ходу. Под доспехами тело легионера омывал пот. Кожа чесалась, несмотря на то что влага быстро впитывалась в поглощающий слой комбинезона-перчатки.
— Скоро буду, — отозвался Ксарл.

 

Перо, царапающее пергамент, замедлило свой бег и наконец остановилось. Воин покосился на череполикий шлем, лежавший на письменном столе и следивший за ним немигающим взглядом. Затем неохотно опустил перо обратно в чернильницу. Пригоршня мелкого песка просыпалась на пергамент, чтобы просушить буквы. И только после этого Повелитель Ночи потянулся к микрофону вокса на вороте.
— Как прикажешь, — сказал Меркуций.

 

Он шагал по коридорам корабля, всматриваясь в темноту сквозь красное стекло линз и мерцающее белое перекрестье прицела. На дисплее сетчатки вспыхнула руна. Пиктограмма, обозначающая имя его брага, пульсировала, привлекая внимание воина. Он моргнул, открывая вокс-канал.
— Что-то случилось?
— Мы собираемся в Зале Памяти, — откликнулся голос Талоса.
— Звучит довольно уныло. По какому случаю?
— Прежде чем мы причалим, я хочу получить полный отчет о необходимых ремонтных работах.
— Я был прав, — отозвался Кирион. — Скука.
— Просто шагай туда.
Талос оборвал связь.

 

В Зале Памяти гудело эхо божественной машинерии. Сервиторы поднимали и переносили грузы, сверлили и стучали молотками. Каждый из них был облачен в черную робу с символом легиона — крылатым черепом на спине. У нескольких на лбу виднелись татуировки в виде нострамских иероглифов: так метили бывших рабов, совершивших незначительные преступления и приговоренных к существованию в качестве лоботомированных и аугментированных механизмов.
Десятки рабочих и сервиторов трудились у верстаков и длинных конвейеров, где производили болтерные снаряды для воинов легиона, в то время как другие работали у настенных консолей, отыскивая неисправности и направляя ремонтные бригады в разные части корабля. В зале звенело эхо голосов, лязгающих инструментов и терзаемого металла.
Четыре громадных, обмотанных цепями и подвешенных к потолку саркофага виднелись у одной из стен. Лишь один из них оставался обернутым защитным коконом стазис-поля. Потрескавшаяся поверхность саркофага, скрытая голубоватой дымкой поля, была отреставрирована лишь наполовину.
Вместилища дредноутов содрогнулись при очередном рывке корабля, и цепи громко зазвенели. Внешняя оболочка каждого гроба была выкована из драгоценного металла и любовно украшена резьбой. За эту кропотливую и тонкую работу отвечал мастер, чье искусство намного превосходило те незамысловатые наладки, которыми занимались большинство рабов и оружейников.
Первый Коготь окружил гололитический стол, стоящий в центре зала. Перед ними вращалось трехмерное изображение «Завета крови». Его мерцающие контуры были испятнаны красными вспышками сигналов о повреждении. Проекция возникала и вновь исчезала при каждой судороге, сотрясающей корабль.
— Выглядит неважно, — заметил Кирион.
— Да, — прохрипел Люкориф, — совсем плохо.
Его присутствие в Зале Памяти оказалось неприятным сюрпризом для воинов Первого Когтя. Талос был совершенно уверен, что Вознесенный послал раптора, чтобы шпионить за ними.
— Техноадепт, — Талос обернулся к Делтриану, — мне нужен полный список необходимых ремонтных работ и материалов. Мне также необходимо знать, как долго «Завету» придется оставаться в доке на время ремонта.
Талос стоял рядом с Делтрианом напротив Ксарла и Люкорифа. Между тремя воинами было очень мало общего. Пророк в боевой броне легиона, с оружием, вложенным в ножны, спокойно глядел на остальных. Его шлем лежал на краю стола. Люкориф не расстался со своей кровоточащей маской, — если говорить откровенно, Талос понятия не имел, может ли вообще раптор ее теперь снять, — и неловко наклонялся вперед, стараясь удержать равновесие на когтистых лапах. Ксарл тоже снял шлем и прикрепил к магнитному зажиму на бедре. По изрезанному шрамами лицу воина можно было, как по карте, прочесть мрачную повесть прошлых сражений. Он стоял в безразличной позе, переводя цепкий взгляд с Талоса на Люкорифа. Ксарл и не пытался скрыть заинтересованность — он чувствовал, как между двумя воинами зарождается соперничество, и пристально следил за обоими.
Делтриан ухмылялся, потому что ухмылялся всегда. Хромированный череп под капюшоном не мог принять другое выражение. Когда техножрец говорил, провода-вены и мышцы-кабели на его щеках и шее сокращались и растягивались. Его синтетический голос был бесстрастным и монотонным, как у машины.
— Варп-двигатели за последние восемь месяцев подверглись повреждениям, не рекомендуемым техническими спецификациями, — тут Делтриан сделал паузу, направив взгляд зеленых линз на Люкорифа, — но они функционируют в допустимых границах.
Раздалось тихое шипение — это глазные имплантаты техноадепта увлажнились охлаждающим спреем из встроенных в слезные железы распылителей. Талос невольно покосился на Механикум. Воин старался удержать свое любопытство в рамках приличий, однако все время задавался вопросом, зачем техножрецу Механикум Марса понадобилось реконструировать свой облик по образу и подобию человеческого существа с ободранной кожей? Он подозревал, что дело тут в связи Делтриана с Восьмым легионом. Эта внешность, вызывающая страх в смертных, определенно ему подходила.
А может, все сводилось к религии. Теперешний вид Делтриана соединял два аспекта — он показывал, как далеко техножрец продвинулся по пути ведущих к техническому совершенству изменений, и одновременно намекал на человеческое происхождение адепта Механикум.
Талос понял, что уже некоторое время беззастенчиво пялится на Делтриана. С виноватой улыбкой он снова перевел взгляд на гололитический экран.
Делтриан указал хромированной клешней на красные отметки, разбросанные по корпусу.
— Неисправные системы расположены в этих участках. Секции обшивки, нуждающиеся в капитальном ремонте, находятся здесь, здесь, здесь и здесь. Что касается внутренних систем, то Девятый легион серьезно повредил генераторы реальности. До настоящего времени проводимых на борту ремонтных работ хватало, чтобы поддерживать устойчивый полет в эмпиреях. Однако, если мы вскоре не встанем в док, чтобы провести капитальный ремонт генераторов реальности, предохранители будут препятствовать активации варп-двигателей.
— И что это значит? — спросил Ксарл.
— Значит, что поле Геллера повреждено, — ответил Талос. — Варп-двигатели долго не протянут, если мы не починим генераторы щита.
— Да, — подтвердил Делтриан, оценивший безупречную точность формулировки.
Кивнув Легионес Астартес Один-Два-Десять, предпочтительное обращение — Талос, — техножрец завершил свою речь:
— Совершенно верно.
— Девятый… Кровавые Ангелы, — просипел Люкориф. — Больше не легион.
— Принято, — на мгновение склонил голову Делтриан. — Записано.
Кирион кивнул в сторону гололитического экрана.
— Поле Геллера повреждено?
Модуль голосовой передачи, встроенный в горло Делтриана, разразился треском машинного кода.
— Критически повреждено. Временные наладки уже не спасают положения. Чем дольше мы пробудем в имматериуме, тем больше риск образования бреши.
Талос покачал головой, наблюдая за вращением гололитической проекции.
— Это займет недели. Может быть, даже месяцы.
Из глотки Делтриана вновь донеслась скороговорка машинного кода — мешанина цифр, перемешанная с треском статики. Из всего набора звуков, издаваемых техноадептом, это наиболее смахивало на ругательство.
— Неисправность варп-двигателя — не главная проблема «Завета». Смотрите.
Скелетообразные пальцы простучали по клавиатуре гололитического стола, вводя код. Изображение дрогнуло, и еще несколько участков корпуса замерцали красным. Когда ни один из воинов не сказал ни слова, Делтриан нетерпеливо рыкнул:
— Я повторяю — смотрите!
— Да, я вижу, — соврал Кирион. — Теперь все понятно. Но объясните это Узасу.
Талос бросил на брата яростный взгляд, оборвав его на полуслове.
— Просвети нас, техноадепт. Что мы тут видим?
Несколько секунд Делтриан просто смотрел на воинов, словно ожидая какой-то заключительной реплики. Не дождавшись, техножрец плотнее закутался в черный плащ. Серебряный череп скрылся в глубине капюшона. Талос никогда бы не поверил, что механический скелет способен выглядеть раздраженным, при этом сохраняя ухмылку на лице, однако так и было.
— Это статистический прогноз повреждений, которые мы получим за оставшиеся дни путешествия. Он основан на том, что турбулентность имматериума останется неизменной.
Талос провел кончиками закованных в перчатку пальцев по шрамам, расходящимся от виска. Воин не подозревал, что это бессознательное движение входит у него в привычку.
— Хватит, чтобы вывести корабль из строя.
— Почти, — согласился Делтриан. — Наш навигатор слаба и неопытна. Она бросает корабль в самые свирепые течения и ведет его прямо сквозь волны варпа, потому что не видит обходного пути. Представьте, какой ущерб проложенный ей курс наносит «Завету».
— Значит, она неумелый навигатор, — буркнул Ксарл. — Переходи к сути, техножрец.
— Если пользоваться нострамским жаргоном, навигатор вытряхнет из нас то дерьмо, что зовется жизнью. Корабль развалится на куски.
Делтриан выключил гололитический экран.
— Я объясню ситуацию предельно просто. До сего дня мы полагались на находчивость и воображаемую концепцию под названием «удача». Эти средства исчерпали себя. Раб три тысячи сто один, предпочтительное обращение — Октавия, своей некомпетентностью уничтожит корабль, если не сумеет договориться с машинным духом и не изменит технику навигации.
Раптор зарычал, втянув воздух сквозь решетку динамика.
Делтриан поднял хромированную конечность, предупреждая комментарий Люкорифа.
— Нет. Не прерывайте данную вокализацию. Есть еще кое-что. Мы доберемся до пункта назначения. Я говорю о будущих возможностях и проблемах. Она должна научиться управлять судном быстрее и искуснее, иначе при каждом путешествии сквозь имматериум «Завет» будет получать новые раны.
Талос ничего не ответил.
— Кроме того, — упорно продолжал Делтриан, — наш полет ускоряет износ нескольких жизненно важных систем. Вентиляции. Рециркуляции жидких отходов. Подзарядников, питающих батареи левого борта. Список можно продолжить. Наше судно получило столько повреждений в течение последнего стандартного солнечного года, что только тридцать процентов систем функционируют в рамках допустимых параметров. По мере того как мои бригады сервиторов продвигаются вглубь корабля в ходе восстановительных работ, они обнаруживают новые неполадки и докладывают мне о них.
Талос кивнул, но по-прежнему молчал.
— Мне недостает опыта в считывании эмоциональных индикаторов с лиц, не подвергшихся аугментическому протезированию. — Делтриан склонил голову набок. — Кажется, вы испытываете эмоциональную реакцию. Какую именно?
— Он на тебя злится. — Узас облизнул клыки. — Ты обижаешь его ручного зверька.
— Я не понимаю, — признался Делтриан. — Я лишь говорю о фактах.
— Не обращай на него внимания, — сказал Талос, оглянувшись на Узаса. — Техножрец, я понимаю твою озабоченность, но мы работаем с тем, что у нас есть.
Люкориф, несколько минут хранивший молчание, разразился шипящим смехом:
— В самом деле, Ловец Душ?
Талос обернулся к раптору:
— Тебе есть что сказать?
— Разве не в этом отряде когда-то был воин, способный вести корабль через варп? — Люкориф передернулся и издал еще один свистящий смешок. — Да-да. Да, так и было.
— Рувена больше нет. Он теперь на поводке у магистра войны, и среди нас нет других колдунов. Вдобавок, ни один колдун не заменит навигатора, брат. Первые обладают знаниями, необходимыми, чтобы вести корабль по Морю Душ. Вторые для этого рождены.
Раптор фыркнул.
— У чемпиона Халаскера были колдуны. Многие из банд Восьмого легиона дорожат ими.
При этих словах Люкориф то ли резко кивнул, то ли его шейные мышцы скрутила очередная судорога.
— Они судачат о тебе, Ловец Душ. Талос из Десятой роты, воин с даром примарха, ни разу не заглянувший в тайны варпа. Сколько воинов легиона никогда не посягнут на дар нашего отца, не овладев прежде тайнами варпа? Но только не ты. Нет-нет, только не Талос из Десятой.
— Хватит. — Талос недобро прищурился. — Это бессмысленный разговор.
— Нет, не бессмысленный. Это правда. Ты слишком долго пробыл вдали от Великого Ока, Пророк. Тебя там ждут. Твои таланты следует тренировать. Колдовство — такое же оружие в этой войне, как похищенный тобой клинок и унаследованный тобой болтер.
Талос не ответил. Когда братья из Первого Когтя обернулись к нему, воина пробрал озноб.
— Это правда? — спросил Ксарл. — Заклинатели варпа из Черного легиона хотят заполучить Талоса?
— Истинная правда, — просипел Люкориф.
Кровоточащие глазные линзы его шлема смотрели немигающим взглядом.
— Магический потенциал сочится из Пророка, как черная аура. Ловец Душ, разве Рувен не хотел обучать тебя?
Талос пожал плечами.
— Я отказался. А теперь не могли бы мы перейти к более насущным…
— Я присутствовал при его отказе, — улыбнулся Кирион. — И скажу в защиту брата, что Рувен всегда, даже в лучшие времена, был дерьмоедом и злобным сукиным сыном. Я бы и оружия в бою ему не протянул, не говоря уже о том, чтобы позволить ублюдку превратить в оружие меня.
Люкориф пополз вокруг стола на когтистых лапах. Сопла двигателей покачивались у него за спиной в такт затрудненной походке. Несколько шагов он попробовал пройти на двух ногах — и сравнялся ростом с братьями по легиону, — но попытка явно его разочаровала. Вновь упав на четвереньки, он поковылял к опутанному цепями саркофагу, продолжая лениво разглагольствовать:
— А что насчет вас, Первый Коготь? Ксарл? Меркуций? Узас? Что вы думаете об этом странном упорстве Пророка? Каким он представляется вам сейчас, в новом свете?
Ксарл хмыкнул, ничего не ответив. Меркуций хранил обычное стоическое молчание и бесстрастную мину.
— Я думаю, — прорычал Узас, — что ты должен попридержать язык. Пророк выбрал свой путь, как и все мы, как и каждая живая душа. — Презрительно рыкнув в заключение своей речи, воин умолк.
Остальные, включая Люкорифа, уставились на него с нескрываемым удивлением.
— Довольно! — рявкнул Талос. — Хватит. Почтенный техножрец, прошу тебя, продолжай.
Делтриан продолжил, словно его и не прерывали.
— …и неполадки в работе вспомогательных источников питания носовой батареи лазерных излучателей были обнаружены и зарегистрированы сорок шесть минут двенадцать секунд назад, по стандартному земному летоисчислению. Пятнадцать секунд. Шестнадцать. Семнадцать.
Талос обернулся к техножрецу.
— По-моему, вы пытаетесь сказать: «Нам крупно повезло, что этот корабль до сих пор не развалился на куски».
Делтриан неодобрительно застрекотал, выдав строчку машинного кода. Затем пояснил:
— Я бы никогда не озвучил свою мысль таким образом.
— Сколько времени понадобится, чтобы это отремонтировать? — спросил Ксарл. — Все это.
Капюшон Делтриана развернулся к воину. Из тени блеснули изумрудные глазные линзы и серебряная улыбка. Техножрец подготовил точные расчеты, но сильно подозревал, что Повелителям Ночи его дотошность не понравится.
— Если вся команда будет работать с восьмидесятипроцентной эффективностью, пять-точка-пять месяцев. — Подобная неточность причиняла ему почти физическую боль, но следовало сделать скидку на их слишком человеческий интеллект. — Восемьдесят процентов эффективности включают в себя вероятность болезней, травм, смертные случаи и некомпетентность работников.
— Проторчать в Зрачке Бездны пять с половиной месяцев! Это слишком долго, — нахмурился Ксарл. — Что, если мы договоримся с Кровавым Корсаром и нам помогут его портовые рабочие? Заплатим за материалы и труд, вместо того чтобы вкалывать самим.
— Кровавый Корсар…
Талос смотрел на гололитический стол. Из-за колющей боли в висках голос воина звучал рассеянно.
— Идиотская кличка.
Кирион хмыкнул.
— От того, кого называют Ловцом Душ, это поистине суровый приговор.
Талос поскреб шрам на щеке, скрывая улыбку.
— Продолжай, техножрец.
— При участии рабочих Зрачка Бездны капитальный ремонт может быть завершен в пределах одного месяца.
— Простите за то, что вынужден это упомянуть, но нас там не особенно жалуют, — заметил Меркуций. — Вполне вероятно, что тиран запретит нам даже войти в док, не говоря уже о рабочих. И у нас недостаточно ресурсов для торга. Нам необходимо все, что мы реквизировали с Ганга.
— Просто скажи «сперли», — поддел его Ксарл. — «Реквизировали»? Что это вообще значит? Вы, вонючки с Городской Периферии, вечно скрываетесь за красивыми словами.
Меркуций ответил брату не менее яростным взглядом.
— «Прут» только человеческие отбросы из сточных канав Внутреннего Города. Мы ведем войну, а не грабим уличный ларек ради пригоршни медяков.
Поганая улыбочка Ксарла ничуть не увяла.
— Суровый выговор от богатенького сынка. Легко швыряться красивыми словами, если сидишь в креслице на верхушке шпиля и приглядываешь за преступным синдикатом, пока все остальные делают грязную работу. Когда парни с Периферии забредали в наш район, я их отстреливал. И наслаждался каждым их предсмертным воплем.
Меркуций втянул воздух сквозь сжатые зубы, не говоря ни слова.
Молчание длилось ровно 6,2113 секунды. Делтриан знал это, потому что, отсчитывая точное время, упражнял свои математические способности. В конце концов техножрец сам нарушил тишину, предприняв редкую попытку пошутить, — ему хотелось прекратить неуместную и непонятную свару.
— Если нам не позволят причалить, это, используя нострамскую лексику, будет большой… неудачей.
Слово плюхнулось в тишину, как камень в болото, и Делтриан немедленно ощутил неловкость. Техноадепт пожалел о том, что вмешался, и среагировал двумя способами. Во-первых, бессознательным человеческим жестом, которым смертные стараются отгородиться от тревоги и который странно смотрелся у полумеханического существа: он поплотнее закутался в плащ, словно защищаясь от холода. Конечно, ему не было холодно. Делтриан давно избавился от способности ощущать температуру поверхностью тела, оставив лишь термодатчики, встроенные в кончики пальцев. И во-вторых, техножрец в ту же секунду стер слово «неудача» из кратковременной памяти, использовав функцию «удаление данных».
Тем не менее его экспромт оказался успешным. Талос улыбнулся и успокоил воинов тихой фразой:
— Братья, довольно. Даже техножрец Машинного Бога смущается при виде ваших семейных разборок.
— Как прикажешь. — Меркуций отсалютовал, ударив кулаком по нагруднику.
Ксарл изобразил пристальный интерес к гололитическому столу, но не прекратил усмехаться.
— Люкориф? — позвал Талос.
— Ловец Душ?
— Пожалуйста, не называй меня так.
Раптор трескуче захихикал.
— Чего ты хочешь?
— Сообщи Вознесенному о расчетах техножреца и предполагаемых сроках ремонта.
— Так и сделаю, — выдохнул раптор, уже ковыляя к выходу из комнаты.
— Он мне не нравится, — буркнул Кирион.
Талос проигнорировал замечание брата и обратился к техножрецу:
— Не могли бы вы перенести все детали ремонтных работ на закодированный инфопланшет? Когда мы достигнем дока, я прослежу за тем, чтобы все делалось как можно быстрее.
— Принято.
Поколебавшись, Делтриан добавил:
— Но следует ли понимать вас так, что я не сойду с корабля в Зрачке Бездны?
— А вам бы хотелось? — нахмурился Талос. — Простите, я не подумал об этом. Если вы решите покинуть корабль, Первый Коготь будет сопровождать вас в качестве почетного эскорта.
— Позвольте озвучить мою благодарность, — ответил техножрец. — И, в дополнение к этому лингвистическому обмену, мне хотелось бы задать еще один вопрос. Ваша рука функционирует в приемлемой степени?
Талос кивнул.
— Да. Еще раз благодарю вас, техножрец.
— Я горжусь этой работой, — ухмыльнулся ему Делтриан.
Впрочем, Делтриан ухмылялся всегда.

 

Марух покосился на погруженного в работу Септимуса. Свет лампы был тусклым, что подвергало испытанию и без того больные глаза Маруха, однако в последние недели чернорабочий с Ганга начал медленно привыкать.
— Что это? — Он поднял металлическую деталь размером со свой большой палец.
Септимус оглянулся на старшего раба. Верстак Маруха в их общей мастерской был завален сломанными сверлами, папками и промасленными тряпками. Поверх них лежал наполовину собранный болтерный пистолет. Септимус отложил помятую схему, которую до этого внимательно изучал.
— Подвеска. Для штурмового болтера лорда Меркуция.
Корабль снова вздрогнул.
— Какого?!.
— Нет.
Септимус отвел взгляд от встревоженной физиономии Маруха, уповая, что Октавия направит корабль в более спокойную зону.
— О чем бы ты ни собирался спросить, лучше не спрашивай. Просто работай.
— Послушай, Септимус…
— Я слушаю.
— Нас постоянно трясет. Даже больше, чем на грузовых транспортниках, а уж тамошнюю болтанку я хорошо помню. Может, что-то не в порядке?
Септимус ответил, невозмутимо глядя в глаза.
— И что ты собираешься делать? Вылезти наружу и залатать дыры в корпусе клейкой лентой? Вперед. Там миллионы монстров только и ждут, как бы разорвать в клочки твою душу. А мне, к сожалению, придется обучать кого-то другого.
— Как ты можешь быть таким спокойным? — Марух почесал щеку, оставив на коже пятно смазки.
— Я спокоен, потому что все равно ничего не могу сделать.
— Я слышал истории о том, как корабли пропадают в варпе…
Септимус снова вернулся к изучению схемы, хотя одну обтянутую перчаткой руку положил на кобуру с пистолетом.
— Поверь мне, никакие истории не сравнятся с правдой. Реальность намного хуже тех баек, которыми вас потчуют в имперском космофлоте. И сейчас совсем не время думать об этом.
«Завет» опять тряхнуло — на сей раз так сильно, что оба оружейника слетели со стульев. Крики с нижних палуб жуткой какофонией разнеслись по коридорам.
— Варп-двигатели снова отрубились, — выругался Марух, прижимая ладонь к окровавленному виску.
Падая со стула, он врезался головой в край верстака.
— Синфаллиа шар вор валл'велиас, — прошипел Септимус, поднимаясь с пола.
— Что это значит?
Второй раб запустил пальцы в волосы, откидывая с лица спутанные пряди, и ответил:
— Я сказал: «Эта женщина угробит всех нас».

 

Октавия, устало поникнув в кресле, протерла закрытые глаза костяшками пальцев. Пот капал у нее со лба на палубу — тихое «кап-кап» редкого весеннего дождика. Девушка сплюнула, ощутив в слюне привкус крови. Око навигатора болело от слишком долгих усилий и чесалось от омывающего его соленого пота.
Со вздохом она вновь откинулась на спинку кресла. По крайней мере, «Завет» перестало трясти. Судя по прежнему опыту, в ее распоряжении от одного часа до трех, а потом Вознесенный вновь прикажет ей тащить корабль в варп. Это последнее сокрушительное падение из Моря Душ было куда хуже предыдущих. Через все еще не пресекшуюся связь с кораблем Октавия чувствовала панику команды, которая так и сочилась сквозь стальные стены. На сей раз пострадали люди. Она вывела корабль из варпа слишком резко, хотя держалась до последнего, пока кровь чуть не закипела в жилах.
До нее донесся вопрос:
— Госпожа?
Девушка узнала голос и почувствовала, что говоривший совсем близко. Если она откроет глаза, то встретится взглядом с мертвой девочкой…
— Тебя здесь нет, — прошептала Октавия.
Мертвая девочка мягко погладила ее по колену. По спине навигатора побежали мурашки. Октавия отпрянула, вжавшись в кресло.
Открыть глаза оказалось необычайно трудно. На какую-то долю секунды третье око не желало закрываться, что доставило девушке странное удовольствие, а затем клубящиеся нецвета варпа сменились обычной чернотой. Человеческие глаза открылись с такой же неохотой. Ресницы слиплись от слез.
У ее трона на коленях стоял Пес. Его обмотанные повязками руки лежали у нее на ноге.
— Госпожа? — почти проскулил он.
Пес. Это просто Пес.
— Воды, — ухитрилась выговорить она.
— У меня уже есть вода для госпожи, — откликнулся он.
Сунув руку под рваный плащ, служитель вытащил помятую фляжку.
— Вода теплая. Прошу прощения.
Она с усилием улыбнулась слепому уродцу.
— Ничего, Пес. Благодарю.
Первый глоток был слаще медового нектара. Октавия почти видела, как прекрасная, сладостная влага оживляет ее усталые мышцы. На Терре она пила иноземные вина из хрустальных бокалов. А здесь готова была расплакаться от благодарности, получив глоток степлившейся, выцеженной неизвестно откуда воды из рук еретика.
Нет, она слишком устала, чтобы плакать.
— Госпожа?
Девушка протянула фляжку обратно.
— Что?
Пес беспокойно потер забинтованные руки и уставился на нее слепыми глазами.
— Вы летите с таким трудом. Я боюсь за вас. Вы потеете и стонете куда больше, чем Этригий, когда он вел корабль сквозь потаенные течения.
Улыбка Октавии стала более искренней. Девушка промокнула лицо повязкой.
— Наверное, он был куда лучшим навигатором, чем я. И гораздо опытнее. Я привыкла вести корабль в Свете Императора, а не во тьме.
Пес, похоже, обдумывал ее слова. Его иссохшие, зашитые нитками глаза смотрели ей прямо в лицо.
— С вами все будет в порядке? — спросил он.
В замешательстве она осознала, что все же не настолько устала, чтобы удержаться от слез. Беспокойство служителя тронуло ее, и уголки глаз подозрительно зачесались. Из всех оскверненных душ на этом корабле лишь он — презираемый всеми, уродливый человечек — задал ей предельно простой вопрос. Тот самый, которого из-за свой дурацкой и упрямой вежливости избегал даже Септимус.
— Да, — сказала девушка, подавив желание заплакать. — Со мной всё…
Ее перебил приказ Вознесенного: «Всем членам команды, оставаться на местах. Подготовить варп-двигатель к возвращению в эмпиреи».
Октавия тихо вздохнула и вновь закрыла глаза.
Назад: VIII ГОРОД НОЧЬЮ
Дальше: X ЖИВОДЕР