Личная «американская готика» Эмили
Во второй половине дня в воскресенье Эмили Филдс следовала за старой леди с ходунками по движущемуся тротуару в международном аэропорту Де-Мойна и тянула за собой потрепанную голубую спортивную сумку.
Она была наполнена всеми ее мирскими вещами — ее одеждой, обувью, двумя любимыми мягкими моржами, ее журналами, айподом и как можно аккуратнее упакованными записками от Элисон ДиЛаурентис, с которыми она не могла расстаться.
Когда самолет был над Чикаго, она осознала, что зыбыла нижнее белье.
С другой стороны, так и получается, когда собираешься так лихорадочно, как она этим утром.
Она спала всего три часа, пребывая в трансе от воспоминаний взлетевшего тела Ханны, когда тот внедорожник ударил ее.
Эмили прибыла к главному терминалу и нырнула в первый же туалет, который смогла найти, протиснувшись мимо очень широкой женщины в обтягивающих джинсах.
Она уставилась на свое осоловелое отражение в зеркале над раковиной.
Её родители действительно сделали это.
Они действительно отослали ее сюда, в Адамс, в Айову, жить с тетей Хелен и дядей Алленом.
Все потому, что Э разоблачила ее перед всей школой, и потому, что мама Эмили застала ее в объятиях Майи Сент Джермейн, девочки, которую она любила, на вечеринке Моны Вандерваал прошлой ночью.
Эмили знала расклад — она обещала пройти программу Три Шага, «исправляющую геев», и избавиться от своих чувств к Майе или прощай, Розвуд.
Но когда она обнаружила, что даже ее опекун в Трех Шагах, Бека, не может противится своим истинным побуждениям, ставки были сделаны.
Аэропорт Де-Мойна был маленьким, всего с парой ресторанов, книжным магазином и магазином, продававшим цветные сумки от Vera Bradley.
Когда Эмили достигла места выдачи багажа, она неуверенно оглянулась вокруг.
Все, что она помнила о дяде и тёте, это их супер-строгость.
Они избегали всего, что могло вызвать сексуальные импульсы — даже определенной еды.
Разглядывая толпу, Эмили полуожидала увидеть строгого фермера с вытянутым лицом и его простую, измученную жену с картины «Американская готика», стоящих у багажного карусельного конвейера.
— Эмили.
Она обернулась вокруг.
Хелен и Аллен Уивер опирались на автомат для парковки багажных тележек, держа руки на талиях.
Заправленная горчично-желтая тенниска Аллена заметно подчеркивала его массивное брюхо.
Короткие серые волосы Хелен выглядели покрытыми шеллаком.
Никто не улыбался.
— Ты проверила багаж? — угрюмо спросил Аллен.
— Мм, нет, — вежливо ответила Эмили, задаваясь вопросом, должна ли она перейти к объятьям.
Разве дяди и тети обычно не рады видеть своих племянниц? Аллен и Хелен выглядели просто раздосадованными.
— Ну, тогда поехали, — сказала Хелен.
— До Адамса около двух часов.
Их машина была старым универсалом с деревянными панелями.
Внутри пахло чем-то вроде освежителя с имитацией запаха сосны, запаха, который всегда заставлял Эмили думать о долгих поездках по стране в компании ее ворчливых бабушки и дедушки.
Аллен ехал как минимум на пятнадцать миль в час ниже установленного предела, даже хрупкая старая женщина обогнала их, косясь поверх руля.
Ни тетя, ни дядя не сказали ни слова на протяжении всей поездки — ни Эмили, ни друг другу.
Было так тихо, что Эмили могла слышать звук, с которым ее сердце разбилось на семь миллионов мелких кусочков.
— Айова так мила, — громко прокомментировала Эмили, указывая жестом на бесконечную землю, окружающую ее.
Она никогда не видела столь пустынных мест — не было даже остановок для отдыха.
Аллен издал тихое хрюканье.
Хелен еще плотнее сжала губы.
Если она сожмет губы еще плотнее, то поглотит их.
Сотовый Эмили, прохладный и гладкий, в кармане куртки ощущался последней связью с цивилизацией.
Она вытащила его и уставилась на экран.
Нет новых сообщений, даже от Майи.
Она отправила Арии сообщение перед тем, как улететь, спрашивая о состоянии Ханны, но Ария не ответила.
Самое последнее сообщение в ее папке было тем, что Э прислала прошлой ночью — «Она слишком много знала».
Действительно ли Э сбила Ханну? И что насчет вещей, которые Ария рассказала ей до инцидента с Арией — могла Спенсер быть убийцей Эли? На глаза Эмили навернулись слезы.
Это определённо было неудачное время быть так далеко от Розвуда.
Внезапно Аллен резко свернул с дороги на ухабистую грязную тропу.
Автомобиль вилял по неровной поверхности, пересекая ряд решеток над ямами у огороженных пастбищ и минуя несколько выглядящих шаткими домов.
На протяжении всего пути подбегали и отставали собаки, злобно облаивая машину.
Наконец, они дотянули до еще одной грунтовой дороги и подъехали к воротам.
Хелен вышла и отворила их, а Аллен въехал на машине внутрь.
Впереди неясно вырисовывался двухэтажный, покрытый белой плиткой дом.
Он был строгим и скромным, напоминающим что-то вроде домов амишей в Ланкастере, в Пенсильвании, где Эмили и ее родители обычно останавливались, чтобы купить настоящий пирог из софоры.
— Вот мы и здесь, — ласково сказала Хелен.
— Красиво, — сказала Эмили, пытаясь звучать жизнерадостно, пока вылезала из машины.
Как и другие дома, которые они проехали, собственность Уиверов была окружена сетчатым ограждением, и повсюду были собаки, куры, утки и козы.
Один храбрый козел, прикованный к ограде длинной цепью, понесся прямо на Эмили.
Он боднул ее своими грязными рогами, и она закричала.
Пока козел вразвалочку удалялся, Хелен серьезно на нее посмотрела.
— Не кричи так.
Куры этого не любят.
Превосходно.
У кур преимущество перед Эмили.
Она указала на козла.
— Почему он вот так прикован?
— Она, — поправила ее Хелен.
— Она была плохой девочкой, вот почему.
Эмили нервно закусила губу, в то время как Хелен провела ее на кухню, выглядящую так, словно ее не меняли с пятидесятых.
Эмили немедленно заскучала по маминой радостной кухне с коллекцией цыплят, рождественскими полотенцами круглый год и магнитами в виде памятников Филадельфии на холодильнике.
Холодильник Хелен был гол, без магнитов и вонял гнилыми овощами.
Когда они прошли в маленькую гостиную, Хелен указала на девочку примерно возраста Эмили, сидящую на рвотного цвета стуле и читающую «Джэн Эйр».
— Ты помнишь Эбби?
Кузина Эмили Эбби носила джемпер цвета бледного хаки, достающий ей до колен и скромную блузу с обметанными петлями.
Она стянула свои волосы на затылке у шеи и была без макияжа.
В своей обтягивающей «ЛЮБИ ЖИВОТНЫХ, ОБНИМИ ПЛОВЦА» футболке, порванных джинсах Abercrombie, с тональным увлажняющим средством и вишневым блеском на губах Эмили ощущала себя потаскушкой.
— Привет, Эмили, — чопорно произнесла Эбби.
— Эбби была так мила, что предложила разделить свою комнату с тобой, — сказала Хелен.
— Это сразу вверх по лестнице.
Мы покажем тебе.
Наверху было четыре спальни.
Первая — Хелен и Аллена, вторая — Джона и Мэтта, семнадцатилетних близнецов.
— А эта — Сары, Элизабет и маленькой Карен, — сказала Хелен, показывая на комнату, которую Эмили приняла за чулан для метел.
Эмили изумилась.
Она не слышала ни об одной из этих кузин.
— Сколько им лет?
— Ну, Карен шесть месяцев, Саре два года и Элизабет — четыре.
Они сейчас у своей бабушки.
Эмили попыталась спрятать улыбку.
Для людей, которые чурались секса, у них было много отпрысков.
Хелен провела Эмили в почти пустую комнату и указала на двойную кровать в углу.
Эбби уселась на свою собственную кровать, сложив руки на коленях.
Эмили не могла поверить, что это жилая комната, — единственной мебелью были две кровати, простой туалетный столик, маленький круглый коврик и книжная полка, на которой почти не было книг.
Дома ее комната была заклеена плакатами и фотографиями, стол был уставлен флакончиками духов, заполнен журналами, дисками и книгами.
С другой стороны, когда Эмили была тут в последний раз, Эбби сказала ей, что планирует стать монахиней, так что, возможно, жизнь без излишеств была частью ее монашеской тренировки.
Эмили выглянула в большое венецианское окно в конце комнаты и увидела огромное поле Уиверов с огромным хлевом и зернохранилищем.
Два ее старших кузена, Джон и Мэтт, таскали тюки прессованного сена из хлева в грузовик-пикап.
На горизонте ничего не было.
Совсем.
— Так, как далеко твоя школа? — спросила Эмили у Эбби.
Лицо Эбби вспыхнуло.
— Моя мама тебе не сказала? Мы обучаемся на дому.
— Оох, — желание жить у Эмили медленно вытекало из потовых желез на ступнях.
— Я дам тебе завтра расписание уроков, -
Хелен уронила несколько сероватых полотенец на кровать Эмили.
— Тебе придется сдать несколько экзаменов, чтобы я видела, куда тебя определить.
— Я в выпускном классе старшей школы, — заявила Эмили.
— И у меня несколько углубленных курсов.
— Посмотрим, куда я тебя определю, -
Хелен одарила ее тяжелым взглядом.
Эбби поднялась со своей кровати и исчезла в коридоре.
Эмили безнадежно вглядывалась в окно.
Если в следующие пять секунд пролетит птица, я вернусь в Розвуд на следующей неделе.
Как только мимо пролетел тощий воробей, Эмили вспомнила, что больше не играет в свои маленькие суеверные игры.
События последних нескольких месяцев — находка тела Эли в яме для бельведера, самоубийство Тоби, Э… — все это заставило ее полностью потерять веру в то, что вещи происходят по какой-либо причине.
Зазвонил ее сотовый.
Эмили достала его и увидела, что Майя прислала ей сообщение.
«Ты действительно в Айове? Пжл, позвони мне, когда сможешь».
«Помоги мне», начала писать Эмили, когда Хелен выхватила телефон у нее из рук.
— Мы не разрешаем сотовые телефоны в этом доме.
Хелен отключила телефон.
— Но… — запротестовала Эмили.
— Что если я хочу позвонить своим родителям?
— Я могу сделать это за тебя, — пропела Хелен.
Она приблизилась к лицу Эмили.
— Твоя мама рассказала мне кое-что о тебе.
Я не знаю, как они поступают в Розвуде, но здесь мы живем по моим правилам.
Это понятно?
Эмили отшатнулась.
Хелен плевалась, когда говорила, и щека Эмили стала влажной.
— Понятно, — покачиваясь сказала она.
— Хорошо.
Хелен прошла в прихожую и опустила телефон в большую пустую банку на краю деревянного стола.
— Мы просто положим его сюда для сохранности.
Кто-то напечатал слова БАНКА ОБЕЩАНИЙ на крышке, но банка была совершенно пуста, за исключением телефона Эмили.
Телефон Эмили выглядел одиноким в банке обещаний, но она не осмелилась открыть крышку — вероятно, Хелен подключила к ней сигнализацию.
Она пошла обратно в пустую спальню и улеглась на кровать.
Посредине матраса был острый прутик, а подушка была как цементная плита.
Пока небо Айовы превращалось из желтовато-коричневого в пурпурное, потом в полуночно-синее, а потом в черное, Эмили почувствовала поток горячих слез, струящийся по лицу.
Если это был первый день ее оставшейся жизни, она предпочла бы умереть.
Несколькими часами позже дверь открылась с протяжным скрипом.
Удлиненная тень пересекла пол.
Эмили села на своей кровати, ее сердце забилось.
Она подумала о сообщении Э.
«Она знала слишком много.»
И о теле Ханны, падающем на асфальт.
Но это была всего лишь Эбби.
Она схватила с маленького столика у кровати лампу и опустилась на живот у кровати.
Эмили прикусила щеку изнутри и притворилась, что не замечает этого.
Была ли это какая-то чудная айовская форма молитвы?
Эбби выпрямилась с ворохом ткани в руках.
Она стянула свой свитер хаки через голову, расстегнула бежевый лифчик, шагнула в хлопчатобумажную мини юбку и скользнула в красный топ.
Затем она снова потянулась под кровать, отыскала розово-белую косметичку, нанесла тушь на ресницы и красный блеск на губы.
Наконец, она распустила конский хвостик, опустила голову вниз и взъерошила волосы.
Когда она откинула голову назад, они спутанно и пышно обрамляли ее лицо.
Эбби встретила взгляд Эмили.
Она широко ухмыльнулась, как бы говоря «закрой свой рот.
Муха залетит».
— Ты же идешь с нами, верно?
— К-куда? — пролопотала Эмили, как только нашла свой голос.
— Увидишь.
Эбби подошла к Эмили и взяла ее за руку.
— Эмили Филдс, твоя первая ночь в Айове только началась.