ГЛАВА 34
КЛАРИССА
Охрана принесла обычный скудный паек из пищевых протеинов и мерные бутылочки с водой, затем с пистолетами в руках сопроводила заключенных в гальюн и вернула обратно. Кларисса большей частью лежала на полу, или потягивалась, напевая себе под нос старые песенки, или рисовала на коже рук — белыми царапинами от ногтей. Скука, если ее прочувствовать, сокрушала, но Кларисса научилась отключаться от времени. Плакала она, только когда вспоминала об убийстве Рена. И об отце. Ждала только прихода Тилли с ее таинственной подругой — и смерти.
Женщина пришла первой, и Кларисса ее узнала. Притяжение свесило ее рыжие волосы по сторонам лица, и оно от этого смягчилось, но глаза оставались в памяти. Женщина из столовой на «Принце Томасе». И еще потом с «Росинанта». Анна. Она назвалась Наоми Анной.
Еще один человек, которого Кларисса пыталась убить.
— Я получила разрешение на беседу, — сказала Анна. Охранник — круглолицый мужчина, откровенно щеголявший шрамом на предплечье, — скрестил руки.
— Ну, вот она, си но? Беседуйте.
— Ни в коем случае, — отрезала Анна. — Это личная беседа, я не могу вести ее при посторонних.
— А больше негде, — ответил охранник. — Знаете, сколько народу убила эта койа? У нее импланты. Опасная особа.
— Она знает, — сказала Кларисса, и Анна обернулась к ней с улыбкой, словно услышала понятную только им двоим шутку. У Клариссы в животе стало холодно. Женщина, способная воспринимать нападение как повод для близости, ее пугала. Вряд ли ей хотелось беседовать с этой Анной.
— Я знаю, чем рискую, — продолжала Анна. — Найдите нам место для разговора. Какую-нибудь… допросную. У вас же есть такие?
Охранник стоял столбом, неподвижно и непоколебимо.
— Можете здесь торчать, пока солнце не погаснет. Дверь я не открою.
— Это ничего, — вставила Кларисса.
— Нет, так не годится, — возразила Анна. — Я духовное лицо и собираюсь вести приватный разговор. Прошу вас открыть дверь и отвести нас туда, где можно поговорить.
— Эй! — подал голос капитан с дальнего конца коридора. Ашфорд, вот как его звали. — Почему бы вам не поговорить в мясном рефрижераторе? Он пустует и запирается снаружи.
— Чтобы мне достался труп проповедницы, ано са? — удивился охранник.
— Не достанется, — успокоила его Анна.
— Вы верите в вакуумных фей? — съязвил круглолицый, но дверь камеры отпер.
Когда открыли решетку, Кларисса немного замялась. Из-за спин охранника и священницы на нее, прижавшись к прутьям решетки, смотрел разжалованный капитан Ашфорд. Он несколько дней не брился и, кажется, недавно плакал. Кларисса на секунду вцепилась в холодные прутья своей решетки, ее охватило желание захлопнуть дверь, забиться в угол.
— Ничего-ничего, — сказала Анна.
Кларисса разжала пальцы и вышла наружу. Охранник достал пистолет и прижал ствол ей к загривку. Анна сморщилась, как от боли, а вот лицо Ашфорда не дрогнуло.
— Нельзя ли без этого? — спросила Анна.
— Импланты, — напомнил охранник и подтолкнул Клариссу вперед. Она повиновалась.
В рефрижераторе было тепло и просторно — больше места, чем на камбузе «Сересье». Вдоль пола и стен тянулись полоски металла с выступами для неустановленных перегородок. Кларисса увидела особый смысл в том, что ветеринарные загоны, ставшие ее тюрьмой, располагались так близко к бойне. Резкий свет белых светодиодок без рассекателей отбрасывал жесткие тени.
— Вернусь через пятнадцать минут, — предупредил охранник, заталкивая Клариссу внутрь. — Если что будет не так, пристрелю.
— Спасибо, что оставляете нас наедине, — сказала Анна, шагнув внутрь следом за девушкой.
Дверь закрылась, замок щелкнул, как засов на адских вратах. Свет мигнул, и в голове у Клариссы первым делом мелькнула неодобрительная мысль, что не стоило подключать магнитный замок к той же цепи, что и панель управления. Мысль, оставшаяся от прошлой жизни.
Анна, выпрямившись, с улыбкой протянула ей руку.
— Мы уже встречались, — заговорила она, — но не представлены друг другу. Меня зовут Анна.
На рукопожатие вместо Клариссы ответили въевшиеся с детства правила этикета. Пальцы у Анны были теплые.
— Вы мой духовник? — спросила Кларисса.
— Извини, — вздохнула Анна. — Я не хотела навязываться, просто разозлилась, вот и воспользовалась своим положением.
— Это не самое страшное… что можно сделать со зла.
Кларисса опустила руку.
— Я дружу с Тилли. Она мне помогала после крушения. Я была ранена, плохо соображала, и она мне помогла, — сказала Анна.
— Она это умеет.
— Она и твою сестру знала. И отца. Всю семью, — заметила Анна и досадливо поджала губы. — Что ж они нам стульев не дали. Чувствую себя как на автобусной остановке.
Глубоко вдохнув, Анна выдохнула носом и уселась, где стояла, поджав под себя ноги. Кларисса, поколебавшись, опустилась напротив и вдруг почувствовала себя пятилеткой, сидящей на коврике в детском саду.
— Так-то лучше, — кивнула Анна. — Так вот, Тилли мне про тебя рассказала. Она беспокоится.
Кларисса склонила голову к плечу. Судя по формулировке, здесь ей полагалось бы ответить. Ей и хотелось заговорить, но она не нашла слов. Выждав, Анна как ни в чем не бывало продолжила:
— Я тоже за тебя беспокоюсь.
— Почему?
Взгляд Анны стал рассеянным, словно она вела беседу сама с собой. Впрочем, ненадолго. Она подалась вперед, сжала руки.
— Я не помогла тебе в тот раз. А ведь я видела тебя как раз перед взрывом «Сунг-Ана». Как раз перед тем, как ты включила взрыватель.
— Тогда было уже поздно, — ответила Кларисса, подумав: «Рен тогда уже лежал мертвый». — Вы не могли мне помешать.
— Верно, — сказала Анна. — Но я не только потому пришла. Я тоже… потеряла одного человека. Когда корабли встали, погиб один человек…
— Которого вы любили, — закончила за нее Кларисса.
— Которого я почти не знала, но это настоящая потеря. И еще я тогда испугалась тебя. Я и сейчас боюсь. Но Тилли кое-что о тебе рассказала, и я отчасти сумела преодолеть страх.
— Но не совсем?
— Нет, не совсем.
Где-то в глубине корабля что-то басовито загудело, и стены вокруг отдались эхом, как огромный колокол.
— Я могу вас убить, — сказала Кларисса. — Они не успеют открыть дверь.
— Знаю, я видела.
Кларисса потрогала пальцами направляющую для перегородок. Выступ был плавно закруглен, металл оказался теплым на ощупь.
— Вам, значит, нужна исповедь?
— Если ты хочешь исповедаться.
— Я уже, — сказала Кларисса. — Я виновна в диверсиях на «Росинанте» и «Сунг-Ане». Я убила Рена. Еще я убила кое-кого на Земле. Я самозванка. Все. Я виновна.
— Так-так…
— Разговор окончен?
Анна со вздохом почесала себе нос.
— Я полетела к Кольцу, хотя моя жена совсем не обрадовалась. И этот полет означал, что я много месяцев не увижу маленькую дочку. Я уверяла себя, что хочу посмотреть на Кольцо, хочу помочь людям разобраться, что это такое, избавить их от страха. А ты полетела, чтобы… спасти отца. Обелить его имя.
— Это Тилли так говорит?
— Она выражается не так вежливо.
Кларисса выдавила смешок — как кашлянула. Что бы она ни сказала, все прозвучит банально. Хуже того, наивно и глупо. «Джеймс Холден погубил мою семью», и «я хотела, чтобы отец мной гордился», и «я была неправа».
— Что я сделала, то сделала, — сказала она. — Так им и передайте. Безопасникам. Скажите, что я во всем призналась.
— Передам, если хочешь.
— Да, хочу.
— Зачем ты хотела убить Наоми?
— Я их всех хотела убить, — сказала Кларисса, выталкивая слова, как застрявшие в горле комья. — Они все — часть его, а я хотела, чтобы его не было. Чтобы он вовсе перестал существовать. Хотела, чтобы все узнали, какой он плохой.
— И сейчас хочешь?
— Мне все равно, — сказала Кларисса. — Так им и передайте.
— А Наоми? Я с ней увижусь. Ей лично ничего не хочешь передать?
Кларисса вспомнила избитое, окровавленное женское лицо. Согнула и разогнула пальцы, словно на них были перчатки меха. Ей ничего не стоило сломать шею, одно легчайшее движение. Странно, почему она этого не сделала? В сознании столкнулись наслаждение чувством силы и колебание. Память приняла то и другое. Или — ни того, ни другого.
— Скажите: я надеюсь, что она скоро поправится.
— Ты надеешься?
— Или это просто вежливая фраза, да? — поняла Кларисса. — Говорите, что хотите, мне все равно.
— Хорошо, — согласилась Анна. — Можно спросить?
— А я в силах вам помешать?
— Да.
В паузе уместилось три долгих вздоха.
— Ты веришь в искупление?
— Я не верю в Бога.
— А если не от Бога? Если бы тебя могли простить, ты приняла бы прощение?
Ярость зародилась у Клариссы в животе и расцвела в груди. Девушка скривила губы, насупила лоб. Впервые с той минуты, когда потеряла сознание на «Росинанте», она вспомнила, что такое гнев. Как он огромен.
— Зачем меня прощать? Я это сделала, и все тут.
— Но если…
— По-вашему, это будет справедливо? «Ах, ты убила Рена, но ты жалеешь, так что все в порядке!» На фиг. Если так действует ваш Бог, и его тоже на фиг.
Лязгнула дверь рефрижератора. Кларисса вскинула голову, досадуя, как это не вовремя, но тут же сообразила, что снаружи услышали ее вопли. Явились спасать свою проповедницу. Она сжала кулаки, опустила на них взгляд. Сейчас ее уведут обратно в клетку. Все в ней противилось этому.
— Все нормально, — обратилась Анна к шагнувшему в дверь охраннику, заранее взявшему Клариссу на прицел. — У нас все в порядке.
— Ага, как же. — Взгляд охранника был цепким и острым. Испуганным. — Время вышло. Свидание окончено.
Анна досадливо обернулась к Клариссе. Досадуя не на нее — на положение дел. На то, что не все идет, как она бы ей желала. Клариссе это чувство было понятно.
— Я хотела бы еще с тобой поговорить, — сказала Анна. — Если ты не против.
— Вы знаете, где я живу, — пожала плечами Кларисса. — Я почти всегда дома.
