Глава шестая
Встречи и расставания
Король Марбад неделю провел у унберогенов. Наслаждаясь гостеприимством короля Бьёрна и жителей Рейкдорфа, эндалы рассказывали легенды запада и повествовали о борьбе с ютонами и бретонами. Земля в устье Рейка была лакомым кусочком, и на эту плодородную почву претендовали целых три племени.
— Почему Марий ушел и не стал биться с тевтогенами? — как-то раз, ужиная вместе с отцом и Марбадом, спросил Зигмар.
— Во время первого сражения Артур разбил Мария, — объяснил Марбад, — а король ютонов не тот человек, которому нравится, когда его побеждают. Тевтогены — жестокие воины, но они дисциплинированны и многому научились у гномов, которые помогли им вгрызаться в ту проклятую гору.
— Гора Фаушлаг, — проговорил Зигмар. — Просто невероятно.
— Точно, — согласился Бьёрн. — Когда смотришь на нее, кажется, что лишь боги смеют жить так высоко.
— Ты ее видел? — удивился Зигмар.
— Один раз. Мне кажется, что она касается небес. Самая высокая гора из тех, что не входят в гряду.
— Юный Зигмар, твой отец верно подметил, — сказал Марбад. — У человека, живущего столь высоко на громадной горе, меняется взгляд на вещи. Некогда Артур был достойным человеком, благородным королем, но, взгромоздившись на гору и оттуда глядя на землю, он стал алчным и захотел завладеть всем, что мог охватить его взор. Он повел своих воинов на запад и в великом сражении на берегу разбил армию Мария и оттеснил ютонов южнее устья Рейка. Следом явились каменотесы, построили башни и высокие стены. В течение нескольких лет дюжина этих сооружений выросла на земле, некогда принадлежавшей ютонам. Нужно признать, что Марий — хороший военачальник, его охотники-ютоны мастерски владеют луком и стрелами, но даже их одолела хитрость Артура. Чтобы выжить, им пришлось перебраться южнее.
— В твои земли, — закончил за Марбада Зигмар.
— Верно, в мои земли. Но у нас есть Замок Ворона, и нас не так просто оттуда выгнать. Мы все еще владеем землями севернее устья и будем сражаться за них. Но и они не отступят. У них выбора нет, ибо в прибрежных землях едва ли можно вырастить хоть что-то.
— Наши мечи в твоем распоряжении, брат, — пообещал Бьёрн, пожимая руку Марбада.
— Спасибо, они нам понадобятся, — кивнул Марбад. — А если здесь будет нужда в отряде Вороновых шлемов, они придут к тебе на помощь.
Зигмар смотрел, как Марбад с отцом клянутся помогать друг другу, и понимал, что через такие союзы может воплотиться мечта об Империи. С тяжелым сердцем вышел он проводить Марбада.
Солнце стояло высоко, звонким и ясным было весеннее утро. В воздухе все еще стоял отголосок зимних холодов, но в каждом вздохе чувствовалось обещание лета. Отряд Вороновых шлемов в темной броне уже проехал через врата Рейкдорфа, сбоку от всадников шли волынщики, в высоте гордо реяло знамя короля.
С недовольным ворчанием Марбад взгромоздился на коня: негнущиеся суставы усложняли эту задачу.
— Да, прошла молодость, — вздохнул он и расправил плащ, удобнее пристраивая ножны с дивным мечом Ульфшард.
— Мы уже не те, Марбад, — подтвердил Бьёрн.
— Верно, но такова жизнь, брат. Старики должны уступать дорогу молодым, да?
— Полагаю, так и должно быть, — согласился Бьёрн, бросив на Зигмара пытливый взгляд.
Марбад повернулся к сыну друга и, наклонившись, протянул ему руку со словами:
— Прощай, Зигмар. Надеюсь, однажды ты осуществишь свою мечту. Только вряд ли мне суждено дожить и увидеть твою Империю.
— Надеюсь, что увидишь, мой господин, — сказал Зигмар. — Я не знаю более верных союзников, чем эндалы.
— Так ты еще и льстец? — рассмеялся Марбад. — Далеко пойдешь! Ты уговоришь всякого, кого не сможешь победить.
Король эндалов развернул коня, проехал в ворота и присоединился к ожидавшим его воинам. Отряд двинулся в долгий обратный путь, а собравшиеся горожане провожали их пожеланиями доброй дороги.
Всадники переехали реку по Суденрейкскому мосту, проследовали мимо строящихся новых домов на том берегу Рейка. Рейкдорф разрастался, и работы по возведению новых стен для защиты города на противоположной стороне реки не прекращались ни на минуту.
— Нравится мне Марбад, — обернулся к отцу Зигмар.
— Как же его не любить, — согласился Бьёрн. — Когда-то он был могучим воином. Будь он помоложе, то непременно атаковал бы ютонов и прогнал их прочь. Возможно, для племени эндалов было бы лучше, если бы власть поскорее перешла к одному из его сыновей.
— Что ты имеешь в виду? — не понял Зигмар.
Бьёрн положил руку на плечо сыну и сказал:
— В волчьей стае вожак всегда самый сильный, так?
— Конечно, — согласился Зигмар.
— Он остается вожаком лишь до тех пор, пока ему хватает сил сражаться с молодыми, — продолжал Бьёрн. — Волки понимают, что однажды их вожак состарится, и тогда ему перегрызут глотку. Иногда главарь чувствует, что кончается его время, и уходит из стаи, живет в одиночестве среди чащи и потом с достоинством умирает. Это ужасно, когда с годами мы слабеем и делаемся беззащитными, превращаемся в обузу. Лучше перейти в мир иной, когда еще остались силы, чем умереть беспомощным. Ты понимаешь меня?
— Да, отец.
— Это непросто. Человек любит власть не меньше, чем прекрасную женщину, но нужно уметь вовремя отказаться от нее. Ничто не вечно под луной, и ужасен тот, кто пытается существовать дольше отпущенного ему срока. Он слабеет и бросает тень на память о былой славе.
— Куда мы? — спросила Равенна, которую Зигмар вел через лес на звуки бегущей воды.
Он улыбнулся при виде охватившего девушку нервного возбуждения. Она страшилась того, что оказалась с завязанными глазами так далеко от Рейкдорфа, но также радовалась возможности быть с Зигмаром в это чудное весеннее утро.
— Еще чуть-чуть, — ободрил девушку Зигмар. — Осталось только спуститься. Осторожно, не споткнись.
День выдался ясным, солнце еще только приближалось к зениту, лес звенел от птичьих голосов. Среди деревьев гулял легкий ветерок, тихонько журчала вода по камням.
С приходом весны Равенна приободрилась. Она опять улыбалась. Когда девушки возвращались с полей, Зигмар снова слышал ее смех, который, будто солнечный луч, согревал его сердце.
С той ночи, когда Зигмар рассказал Равенне о своей грандиозной мечте, он начал как-то немного по-другому думать о девушке: вспоминал волосы цвета ночи и покачивание бедер. Да, он мечтал о великих свершениях во имя своего народа, но при этом был мужчиной, а Равенна воспламеняла его кровь.
Они виделись настолько часто, насколько позволяли дела, но обоим было недостаточно этих встреч, но лишь сейчас, когда весеннее солнце отогрело землю, они нашли время вместе исчезнуть на целый день.
Лесными тропами они углубились в леса, ехали верхом по широким полянам и по изрытым колеями дорогам. Наконец Зигмар свернул, они спешились и привязали лошадей к низким ветвям молодого деревца. Из переметной сумы Зигмар достал кожаный узел и завернутый в тряпицу сверток и перекинул их через плечо. Потом взял Равенну за руку и повел вперед.
— Скажи же, Зигмар, — попросила Равенна, — где мы?
— Мы в лесу примерно в пяти милях западнее Рейкдорфа, — ответил юноша и за руку повел ее по тропинке, сбегавшей к реке.
Глаза девушки были завязаны, поэтому Зигмар мог открыто любоваться ею, наслаждаясь изгибом шеи и гладкостью кожи, такой светлой на фоне платья цвета охры.
Ладони у нее были грубые, а пальцы — мозолистые, но от тепла ее рук Зигмара охватило восторженное возбуждение.
— В пяти милях? — осторожно ступая, воскликнула Равенна. — Так далеко!
Хотя они не покинули земель своего племени, углубляться в леса было опасно.
— Разве это далеко? — удивился он. — Совсем близко! Скоро я отвезу тебя полюбоваться на южные равнины. А потом мы поедем на север и увидим океан. Вот тогда ты сможешь сказать, что это далеко.
— Ты и сам не видел тех мест, — заметила девушка.
— Правда, — согласился Зигмар, — но непременно увижу.
— Ах да, — отвечала Равенна. — Ты же хочешь построить Империю.
— Точно. Ну вот… мы пришли.
— Я чувствую лучи солнца на лице. Мы на поляне?
— Сейчас увидишь. Уже можно снять повязку.
Он встал позади девушки и развязал полоску ткани. Она моргнула, привыкая к свету, но через миг лицо ее просияло.
Они вышли к излучине реки. Берег зарос шелковистой травой. Перескакивая через гладкие валуны, вросшие в отмель, белыми барашками пенились кристально чистые воды. Поверхность реки искрилась солнечными бликами, и было видно, как носятся серебристые рыбки.
— Здесь так красиво! — выдохнула Равенна, схватила его за руку и потянула к берегу.
Зигмар улыбался, упиваясь удовольствием девушки. Он бросил свертки на траву и с радостью позволил увлечь себя вперед. Стоя на самом берегу, Равенна глубоко вздохнула и закрыла глаза, впитывая ароматы дикого леса.
Но Зигмар не замечал окружающих их красот, любуясь лишь девушкой.
— Благодарю тебя за то, что привел меня сюда, — улыбнулась она. — Как ты узнал об этом месте?
— Это река Скейн. Здесь нам встретился Черный Клык.
— Громадный вепрь?
Зигмар кивнул и показал на один из валунов у противоположного берега:
— Да, он самый. Он вышел из леса вон там, и, помню, Вольфгарт чуть не свалился замертво от страха.
— Вольфгарт? Испугался? — рассмеялась Равенна, нервно поглядывая на дальний берег реки. — Вепрь все еще жив?
— Не знаю, — отозвался Зигмар. — Надеюсь, что да.
— Надеешься? Говорят, это настоящий монстр, который убил целый отряд охотников.
— Было дело, — согласился Зигмар. — Но это благородный зверь, и, думаю, мы с ним чем-то схожи.
— Не хочу тебе льстить, но все же ты на хряка не очень похож, — рассмеялась девушка, разуваясь и усаживаясь на берегу.
Равенна, болтая ногами в студеной воде, подняла лицо к солнцу.
— Ну, я не в том смысле, — сказал Зигмар. — Хотя тебе доводилось видеть меня с похмелья.
— Тогда о чем ты?
Зигмар сел рядом с ней. Вода была прохладна, и, погрузив ступни в быстрый поток, он ощутил приятное покалывание.
— Я знаю, это звучит самонадеянно, но я почувствовал наше сходство, — объяснил Зигмар. — Черный Клык так огромен, крупнее зверя я не встречал. Ноги словно стволы деревьев, а грудь шире, чем у самой крупной лошади из королевских конюшен. Он просто уникален.
— Да, — согласилась Равенна. — Это действительно звучит самонадеянно.
— И все-таки это не так, потому что я единственный, кто мечтает о лучшем, а не смиряется с тем, что есть. Короли довольны судьбой: ссорятся друг с другом, сражаются с орками и тварями, когда те нападают.
— А ты не таков?
— Нет. Но я привел тебя сюда не для того, чтобы говорить о сражениях и смерти.
— Да? — Равенна брызнула на Зигмара водой. — Так для чего же?
Зигмар встал и принес свертки, которые заблаговременно извлек из переметной сумы. Он положил кожаный тюк подле себя, а сверток вручил Равенне.
— Что это? — спросила девушка.
— Открой — и узнаешь.
Равенна принялась нетерпеливо разворачивать ткань. И изумленно ахнула, когда увидела свернутый плащ изумрудного цвета, вышитый завитками спиралей. Серебряная нить переплеталась с золотой, а воротник был обшит мехом горностая.
У ворота красовалась конусообразная золотая булавка, широкий конец которой украшала ляпис-лазурь. Посредине была выкована змея, пожирающая собственный хвост. Тонкое тело змеи украшало изображение двухвостой кометы. Искусство мастера, который изготовил эту вещицу, было выше любых похвал.
— Я… я даже не знаю, что сказать, — выдавила ошеломленная Равенна. — Это прекрасно!
— Эофорт сказал, что пожирающая хвост змея символизирует возрождение и обновление, — говорил Зигмар, пока Равенна вертела булавку в руках, раскрыв рот от изумления. — Начало нового… два соединяются в одно…
— Два в одно, — улыбнулась Равенна.
— Так он сказал, — подтвердил Зигмар. — Я попросил мастера Аларика сделать мне такую булавку, и он согласился. Наверное, только потому, что ему ужасно надоело с утра до вечера ковать кольчуги.
Равенна провела пальцами по золотому кружку.
— Ничего подобного у меня никогда не было, — призналась девушка, и Зигмар заметил, что голос у нее дрожит. — А этот плащ…
— Он принадлежал моей матери, — сказал Зигмар. — Отец говорит, что в нем она стала его женой.
Равенна приколола булавку на место и поблагодарила:
— Ты преподнес мне совершенно необыкновенный подарок, Зигмар. Спасибо тебе огромное.
— Рад, что тебе понравилось, — вспыхнул Зигмар.
Он был счастлив, что его дары пришлись Равенне по вкусу.
— Больше чем понравилось, — уточнила девушка. Потом показала на кожаный мешок. — А что там? Еще подарки?
— Не совсем, — улыбнулся он, доставая оттуда завернутый в тряпицу сыр и несколько кусков хлеба. Следом появился запечатанный воском глиняный кувшин и два оловянных кубка.
— Ты позаботился обо всем, — умилилась Равенна.
Зигмар сломал восковую печать и разлил напиток цвета светлого яблочного сока. Подал кубок Равенне со словами:
— Это вино — дар короля Марбада.
Они отведали вина. Напиток был более тонким, чем привычное пиво, и приятно свежим.
— Нравится? — спросил он девушку.
— Да, — кивнула она. — Сладкое.
— Осторожно, Марбад предупреждал, что вино крепкое.
— Ты пытаешься меня напоить?
— А надо?
— Это зависит от того, каковы твои планы.
Зигмар сделал еще глоток, чувствуя, что уже пьян. Только не от вина.
— Не знаю, как бы сказать так, чтобы вышло умно, — начал Зигмар. — Поэтому буду говорить, как получится.
— Что говорить?
— Я люблю тебя, Равенна, — незамысловато начал Зигмар. — И всегда тебя любил. Но я не слишком искушен в речах, поэтому смог признаться только сейчас.
У Равенны округлились глаза, и Зигмар уже решил было, что допустил ужасную ошибку, но тут она свободной рукой погладила его по щеке.
— Ничего лучше в жизни не слыхала, — улыбнулась девушка.
— Каждый день я думаю о тебе. — Слова бурным потоком пробивались наружу. — Стоит мне тебя увидеть, как хочется обнять.
Она улыбнулась и склонилась к нему, чтобы остановить поток его красноречия. На губах Равенны вино смешалось с целой тысячей восхитительных привкусов, и этот миг Зигмар запомнил на всю жизнь. Он обвил руками тонкий стан и опустил девушку на траву.
Руки Равенны так естественно обвились вокруг его плеч. Молодые люди долго предавались поцелуям, их руки в конце концов нащупали застежки и ремни друг на друге. Легко соскользнули одежды, и, хотя Зигмар знал, что неразумно оставаться беззащитным посреди леса вдали от Рейкдорфа, при виде обнаженной Равенны всякая осторожность отступила на задний план.
Кожа ее была светлой и гладкой, работа в поле сделала ее тело сильным и гибким.
Зигмару доводилось бывать с деревенскими девушками, но стоило ему дотронуться до Равенны, как он забыл о прежних забавах. Каждое прикосновение казалось восхитительно новым, он исследовал и вкушал. Доставляя ему небывалое удовольствие, пальчики Равенны гладили его сильную мускулистую грудь и руки.
Они неистово целовались, с каждым движением чувствуя себя все увереннее. Зигмару хотелось, чтобы этот миг длился вечно! Спину его обдувал ветерок, в ушах громом отдавалось журчание реки и быстрое дыхание Равенны.
Потом они лежали, обнявшись, на берегу, забыв обо всем на свете.
Зигмар перекатился на бок, оперся на руку и провел кончиками пальцев по нежной коже Равенны.
— Я женюсь на тебе, когда стану королем, — сказал он.
Равенна улыбнулась, и Зигмар был окончательно покорен.
В пещере было темно. Густой полумрак пропитался отголосками прошлого: здесь жила память о великих свершениях, злодейских предательствах и кровавых бойнях. Некоторые из них воплотились, кое-какие удалось предотвратить, но, как всегда, их первопричиной был человек со своими желаниями.
В центре пещеры, перед черным железным котлом, кипящим на слабом огне, сидела ведьма. Над мутной жижей, шипящей на дне горшка, поднимался зловонный пар. Старуха швырнула туда горсть гнилых трав и плесени.
Пар повалил гуще, и колдунья глубоко вдохнула его, чувствуя, как тело наполняется веющей из северных краев силой. Людям неведома была эта энергия, ибо они страшились ее способности преображать живых существ в мерзких монстров. В своем невежестве они называли это колдовством или даже просто злом, но ведьма знала: то была стихийная сила, которую можно формировать с помощью волевого усилия.
Еще ребенком ее посещали видения того, что впоследствии происходило в реальности. Легко удавались ей самые удивительные трюки. На кончиках пальцев она заставляла плясать огни, ее приказаниям подчинялись тени и переносили ее туда, куда она пожелает.
Девочку боялись, и родители умоляли ее держать эти способности при себе. Они любили дочь и с ужасом думали о том, что с нею будет, когда она повзрослеет. Малышка слышала, как они плачут и клянут богов за то, что те послали им такого невозможного ребенка.
Девочка была мала, а искушение использовать свои способности — слишком велико. Играми с огнем и светом она развлекала деревенских детишек, которые с визгом разбегались по домам рассказывать о ее диковинных способностях.
Об этом она, не таясь, однажды рассказала отцу, и сердце ее было разбито, когда она увидела муку, исказившую его лицо. Без лишних слов он схватил топор, взял дочь за руку и повел в сумрачный лес.
Они шли очень долго, несколько часов, и девочка стала засыпать на ходу, тогда отец понес ее на руках. Теперь он пробирался по мелким топям Брокенвалша. Если постараться, она и сейчас могла бы припомнить запах его кожаной безрукавки и торфяной дух болота.
Высоко в небе светила зеленая луна. Среди камышей, черной воды и гула насекомых отец поставил ее на ноги. В ночной тишине явственно слышался плеск болотных жаб. Родитель поднял топор, на остро отточенном лезвии вспыхнул свет луны, и девочка горько заплакала. Вместе с ней рыдал отец.
Ведьма разгневалась, но тут же подавила непрошеное чувство. Ярость провоцирует бешеные порывы северного ветра, они отшвырнут ее в мрачные глубины ненависти. Для того чтобы воспарить, нужна светлая голова. Гнев туманит рассудок.
Дрожащими руками, ужасаясь тому, что предстояло ему совершить, отец занес топор, но не успел оборвать жизнь дочери — по мрачным топям разнесся сильный голос, наделенный неистовой властью:
— Не тронь дитя. Девочка принадлежит мне.
Отец попятился, топор выпал у него из рук и с тяжелым плеском упал в воду.
Девочка заплакала пуще прежнего, позвала отца, но он исчез в темноте. Больше она его никогда не видела.
Через топь к ней решительно шла облаченная в черные одежды высохшая старуха. Девочка тотчас почувствовала устрашающую близость с незнакомкой и жуткую неотвратимость происходящего, отчего испугалась еще больше, но ноги будто приросли к месту.
— Дитя, ты наделена даром, — сказала старуха, останавливаясь перед девочкой.
Но малышка лишь замотала головой, на что старая карга лишь горько рассмеялась:
— Не нужно лгать. Я вижу в тебе дар столь же ясно, как моя предшественница увидела его во мне. Иди со мной. Мне нужно многому тебя научить, а силы Тьмы уже замышляют оборвать мои дни.
— Не пойду! — воскликнула девочка. — Я хочу домой. Хочу к папе.
— Папа собирался тебя убить, — напомнила старуха. — Если ты вернешься домой, жрецы бога волков обвинят тебя в колдовстве и сожгут на костре. Ты умрешь в страшных мучениях. Разве этого ты хочешь?
— Нет!
— Правильно, — согласилась карга. — А теперь давай руку, и я научу тебя, как раскрыть твой дар.
Девочка рыдала и не двигалась. Старуха ударила ее по щеке.
— Не плачь, дитя! — рявкнула ведьма. — Прибереги слезы для мертвецов. Если хочешь жить и пользоваться данной тебе властью, ты должна стать сильной. — Старуха протянула руку со словами: — Теперь в путь. Надо многому научиться, а времени в обрез.
Глотая слезы, девочка взяла ее за руку и позволила отвести себя в самую глубь болот, где узнала о могущественном ветре, который дует с севера. Долгие годы, прошедшие с тех пор, многому ее научили: она знала заклинания и проклятия, понимала приметы и предзнаменования и, самое главное, могла читать в сердцах и умах людей.
— Люди возненавидят тебя за данную тебе силу, но все равно будут обращаться за помощью, стремясь избежать назначенного им судьбой, — наставляла ученицу старуха, которая так и не сказала, как ее зовут.
— Зачем им вообще помогать? — спросила девочка.
— Потому что такова наша роль в этом мире.
— Но почему?
— Не могу тебе сказать, дитя, — отвечала старуха. — В Брокенвалше всегда жила и всегда будет жить ведьма. Мы такая же частица мира, как племена людей и города. Опасна власть, сосредоточенная в наших руках, — она может испортить сердце самого благородного человека и превратить его в создание Тьмы. Нам суждено прожить одинокую жизнь. Мы используем силу для того, чтобы она не досталась другим. Люди не умеют с ней обращаться. Человек слишком слаб, чтобы противостоять искушениям.
— Значит, такова уготованная нам судьба? — спросила девочка. — Направлять и защищать тех, кто нас ненавидит и боится? Никогда не знать ни любви, ни семьи?
— Верно, — согласилась старуха. — Такова наша ноша. Теперь довольно об этом, ибо времени мало. Я уже предвижу, как в топоте тяжелых башмаков и блеске острых ножей приближается мой рок.
Через год старуха была заживо сварена в собственном котле орками.
Девочка смотрела, как убивают старуху, не испытывая ни печали, ни желания вступиться за нее. Старая ведьма заранее узнала о своей кончине. Точно так же и новая ведьма знала день своей смерти и время, когда ей предстоит отправиться на поиски дитя силы. Когда следующая девочка, вопреки своей воле, станет ее преемницей.
Вслед за орками в разгар ужасной грозы явился отряд людей. Воины разбили зеленокожих. Их вождь крушил врага двуручным боевым топором, а женщина, что пришла с воинами, кричала от боли. Близился конец битвы. Затихли женские стоны, вместо них истошно завопил младенец.
Поняв, что женщина умерла, в отчаянии закричали мужчины. А новая ведьма Брокенвалша смотрела, как опечаленный предводитель воинов поднял с земли измазанного кровью ребенка. В тот же миг небеса содрогнулись от страшного грома. В черном небе, сверкая, промчалась громадная комета с двойным огненно-красным хвостом.
— Дитя грома… Он родился под звуки боя, орочья кровь выпачкала его тельце… — прошипела ведьма. — Ему суждена великая жизнь в вечной борьбе.
Со временем она убедилась в том, что ее внимание недаром привлекает дитя, рожденное под знаком двухвостой кометы. Ибо вокруг него вихрились потоки энергии и кружили судьбы.
Еще ведьма знала, что с рождением мальчика высвободились великие энергии, только пока они бездействовали. С ним многое должно было произойти до того, как он раскроет свой потенциал: ему суждено было, познав радость и горе, гнев, предательство и большую любовь, навсегда изменить судьбу земли.
Ведьма позволила духу покинуть тело, освободиться от согбенного, иссушенного тела и воспарить туда, где плоть не имеет никакого значения, а сила духа является всем. Воздух наполняли невидимые течения, их колыхали воинственные сердца людей и бесчисленных существ мира сего. Потоки эти окутывали землю невидимыми тучами энергий.
Болота Брокенвалша бурлили древними энергиями, все здесь пропиталось необузданной мощью стихии, вскипающей из глубин мира. Словно на ладони, раскинулась перед ней земля: на юге и востоке высились большие горы, на западе расстелился океан, а за ним — земли эльфов.
С севера налетал великий ветер, гнавший красноватые и фиолетовые облака. Среди воинственных облаков попадалось лишь несколько белых и золотистых пятен. Темные облака наливались силой; тенью безбрежного мрака накрывала землю грядущая война, которая принесет разрушения и голод.
Духовное зрение ведьмы спустилось ближе к земле, и она увидела одинокого худощавого человека, который осторожно пробирался через болото, кутаясь в зеленый плащ. Она ждала его. Но ведьму слегка рассердило то, что он уже дошел до холма, бывшего ей домом, а она только сейчас заметила его приближение.
Вокруг него водоворотом кружили ярко-красные, малиновые и багряно-пурпурные вихри. Разумеется, к ней направляется орудие темных сил. Но цель этого человека на сей раз соответствовала ее собственным намерениям.
Она поспешно вернулась в тело и охнула, ибо тяжело нести груз лет после свободного полета бесплотного духа. Когда умрут такие, как она, никто и не вспомнит, каково парить на ветрах силы. Эта мысль опечалила ведьму, и тут у входа в пещеру послышалось влажное шлепанье промокших башмаков.
Она моргнула от едкого дыма и стала поджидать молодого человека, задумавшего месть и предательство.
Юноша был поразительно красив, и при виде его стройной фигуры в старой ведьме родилось неведомое прежде желание. Он был просто до неприличия хорош собой, черты его лица являли совершенную комбинацию мужественной твердости и женственной мягкости.
Темные волосы он убрал в короткий хвост, на боку у него в черных кожаных ножнах висел меч.
— Добро пожаловать, Герреон-унбероген, — приветствовала его старуха.
