Глава двадцатая
СОЮЗНИКИ И ЗАМЕШАТЕЛЬСТВО
ГНЕВ МАНДРАГОРА
ПРОТИВ ОБЕРОНА
Они атакуют! — взревел я и с силой врезался в стоящих рядом со мной солдат. Когда мы повалились неуклюжей, дергающейся кучей, я выпустил наугад основательную очередь из хеллгана.
Люди, собравшиеся на плато, все как один были готовы к нервному срыву. Я почти уверен, что сарути преднамеренно использовали какие-то свои устройства и окружающую среду, чтобы держать их в напряжении. Возможно, просто для того, чтобы запугать людей, с которыми вели дела, и обезопасить себя. Если так, то они оказали себе плохую услугу. Как гудрунские стрелки, так и солдаты сил безопасности находились на грани умопомешательства, их души и умы пребывали в смятении от увиденного. Тревожного крика и нескольких выстрелов хватило, чтобы перенапряжение вылилось в действия.
Теперь повсюду вокруг орали люди и рявкало оружие. Решив, что на их высокородных лидеров совершено нападение, солдаты, сохранившие верность Гло и Эструму, устремились вперед, стреляя из штурмовых хеллганов. Остальные чуть поколебались и набросились на первых. Гудруниты, стоявшие на краю плато, либо направили оружие на своих угнетателей, либо стреляли по машинам.
Мидас и Биквин вели от края плато наш арьергард, сверкающий оружием.
На плато царило всеобщее смятение.
По воксу я услышал, как Джерусс сплачивает своих товарищей, призывает их повернуть оружие против чернопанцирников. Канал связи сил безопасности кишел противоречащими друг другу приказами и отменами приказов, воплями боли и яростной руганью. Отчетливее всего мне были слышны крики Оберона Гло, пытающегося навести порядок, и завывания Мандрагора.
— Фишиг! Тван! Сейте беспорядок!
Замаскированные, как и я, они начали действовать. Бойня была настолько всеобщей и бешеной, что у сражающихся не оставалось времени на размышления. Гвардейцы бились с солдатами сил безопасности и даже друг с другом. Беспорядочная пальба наполнила воздух оглушительным грохотом.
Я застрелил пробегавшего мимо черного солдата, а потом еще одного. Внезапно я увидел высокого худощавого капитана. Предатель Эструм недоверчиво смотрел на меня, и его глаза лезли из орбит.
— Солдат, что, черт возьми, ты творишь? — успел он пролаять, неистово дергая кадыком.
— Исполняю поручение Священной Инквизиции, — ответил я и выстрелил ему в голову.
Сарути пришли в жуткое волнение. Не могу знать, какие эмоции они испытывали, да и испытывали ли их вообще. Но они отреагировали так, как будто были напуганы поворотом событий, поставлены ими в затруднительное положение и смущены. Двоих из них поразил огонь из хеллганов, который открыли солдаты, решившие, что угроза исходит со стороны чужаков. Одного изрешетило, и он рухнул в растекающуюся под ним лужу крови и слизи. Второму оторвало лапу, и он захромал к аркам, стуча оставшимися жезлами.
Вой сарути перекрыл канонаду и человеческие крики. Был ли этот вопль угрозой, предупреждением, выражением отчаяния или приказом к отступлению, я не могу сказать. Но твари предприняли стремительное бегство, сотрясая воздух своими диссонансными воплями.
Но двое из них неожиданно устремились на солдат. Вокруг покачивающихся голов сарути зашипели голубоватые электрические разряды, а затем твари с шипением плюнули в людей лучами, сверкающими, точно лед. Двое солдат испарились в ослепительных вспышках света, разлетелись радужными брызгами.
Я заметил Мандрагора. Гигант уже убил одного из солдат сил безопасности, пытаясь остановить бессмысленную пальбу, но теперь сарути тоже предприняли атаку, и солдаты, получив подтверждение враждебных намерений ксеносов, удвоили свои старания. Выплюнутый тварью луч пропорол руку Мандрагора, и тот взбесился. Он напал на сарути, размахивая огромным цепным топором.
Я надеялся, что его убьют.
Протолкавшись сквозь окружающее меня безумие к припаркованным машинам, я увидел Даззо, по-прежнему стоящего на коленях перед ужасным ларцом. Похоже, он находился в трансе, не выпуская из рук свою нечестивую добычу.
Я побежал к нему.
Рядом со мной появился Фишиг, потерявший шлем. Его черную броню заливала кровь.
— Тван! — прокричал он через плечо, и замаскированный гудрунит побежал следом за нами, стреляя от бедра.
В сражающейся толпе стали взрываться фанаты. В воздух полетели расчлененные тела и осколки восьмиугольной плитки. Пламя охватило один из транспортеров.
Мы втроем оказались ближе всех остальных к «истинной причине». Один из сарути пробивался к ней же и уже распихивал сгрудившихся вокруг ларца рабов, пытаясь добраться шипастым жезлом до Даззо.
Судорожным ударом тварь опрокинула коленопреклоненного человека и выбила из его рук Некротек.
Малахит, до этого прятавшийся за «Лэндспидером», неожиданно вскочил и метнулся за книгой. Сарути нервно развернулся, пытаясь перехватить его, но Фишиг и Тван разнесли тварь на куски залпами из хеллганов. По мозаичной плитке расплескалась клейкая серая жидкость.
Второй сарути обрушился на убийц своего сородича, потрескивая электрическими разрядами. Тван затрясся и разлетелся дождем разноцветных брызг. Стоявшего рядом Фишига отбросило ослепительным взрывом.
Времени, чтобы помочь ему, не оставалось. Малахит вцепился в книгу и убегал по плато, подальше от ожесточенных боевых действий. Выстрелом из хеллгана я оторвал ему ногу в колене, и он рухнул ничком. Когда я добежал до него, он полз вперед, оставляя за собой кровавую полосу и пытаясь дотянуться до книги.
— Не трогай ее! — бросил я, стягивая с головы шлем и наводя хеллган свободной рукой.
Он увидел мое лицо и выругался. Я опустился на колени и подобрал маленький томик. Даже сквозь латные перчатки я ощущал источаемый им жар. И некоторое время, словно загипнотизированный, я не мог думать ни о чем, кроме него. Стало понятно, почему Даззо застыл коленопреклоненным, после того как взял книгу. Содержащиеся в ней древние знания каким-то образом обрели собственную жизнь. Они волновались, шелестели, взывали ко мне.
Они звали меня по имени.
Эта книга знала меня. Она обращалась ко мне, просила открыть ее и познать содержащиеся в ней чудеса. Я и не думал сопротивляться. То, что она показывала мне, оказалось настолько невиданным, настолько возвышенным, настолько красивым… Там открывалась природа звезд… А за звездами — удивительные механизмы, приводящие в действие сложную и восхитительную силу, которую мы слепо и ошибочно называем Хаосом…
Я расстегнул металлические зажимы, не позволявшие открыть книгу…
Неожиданно в мое сознание вторглась чужая, грубая ментальная энергия, разрушившая действие чар. Я начал поворачиваться и отвел глаза от раскрывшейся книги. Этого полуоборота мне хватило, чтобы избежать смерти.
Могучий удар опрокинул меня. В падении книга вывалилась из моих рук. На плитки хлынула кровь. Моя кровь.
Я откатился, чтобы уйти от следующего удара. Визжащие зубья цепного топора разминулись со мной буквально на толщину волоса и раскрошили окровавленную плитку.
Мандрагор, ублюдочное Дитя Императора.
В слепой панике я отползал назад. Источающий зловоние воитель Хаоса стоял прямо надо мной. Его древний силовой доспех был залит человеческой кровью и ихором ксеносов. Следующий его удар практически полностью оторвал мне левый наплечник. Рана под ним выглядела серьезной. Кровь стала образовывать лужу, стекая по моей левой руке. Когда я судорожно попытался отползти подальше, то понял, что поскальзываюсь в собственной крови.
Я хлестнул по Мандрагору своей Волей. Это не было серьезным ударом, если учесть его пугающую ментальную мощь, но хотя бы заставило его пошатнуться.
Цепной топор с визгом рассек воздух над моей головой.
Хеллган оказался вне зоны досягаемости… Впрочем, я сомневался, что подобное оружие сможет оставить на броне монстра хотя бы вмятину. Я не мог отвести глаз от маски на его лице, сшитой из кусков кожи и обтягивающей зияющую дыру рта.
Моя левая рука потеряла чувствительность и повисла. Но мне удалось встать на ноги и вытянуть из ножен меч.
Это было прекрасное оружие, еще старого образца. Он не обладал материальным клинком, как другие, более грубые модели. Меч состоял из инкрустированной рукояти двадцати сантиметров длиной, прошитой серебряной нитью и завершающейся энергетическим элементом. Сам Ректор Инкса благословил этот меч для меня, призвав его «защищать всегда брата нашего, Эйзенхорна, от порождений зла».
Теперь мне оставалось только надеяться, что он не впустую тратил свое красноречие.
Я включил меч и отразил им следующий удар топора. При столкновении клинков во все стороны полетели искры и металлические осколки. Неимоверная, звериная сила удара чуть не вырвала меч из моих рук. Я отскочил на шаг или два, уходя от следующего выпада. В голове у меня плыло. Было это результатом кровопотери или следствие чар Некротека, я не мог сказать.
Мандрагор дошел в своей ярости до белого каления. Меня все-таки было чертовски трудно убить. Однако я не мог избавиться от пугающего чувства, что долго так продолжаться не может.
Он снова бросился вперед, возвышаясь надо мной, словно башня, и мне опять удалось отклонить удар цепного топора. Но он немедленно возвратным движением ударил меня рукоятью топора в грудь. Меня даже оторвало от земли и отбросило на несколько метров.
Я неудачно приземлился на раненое плечо. Вспышка боли на секунду лишила меня чувств. Большего Десантнику Хаоса и не требовалось.
Он приблизился ко мне в два шага по залитой кровью мозаике и с рычанием занес топор. Извернувшись, я пинком отправил в него Некротек. Книга стукнулась о мыс огромного сапога.
— Не забывай, зачем пришел, выродок! — прохрипел я.
Мандрагор Гнилостный — сын Фулгрима, достойный слуга Слаанеша, воитель Детей Императора, убийца живущих, осквернитель мертвых и хранитель тайн — остановился. Разразившись хриплым смехом, он склонился над книгой, не отводя от меня своих жестоких глаз.
— Ты, инквизитор, даешь неплохие советы для…
Его закованные в сталь пальцы коснулись Некротека. Книга полностью утонула в исполинской ладони. Голос монстра замер. С его отвратительного лица ушло триумфальное выражение, выветрился гнев, угасла жажда крови. Безжизненная маска его лица словно повисла на удерживающих ее швах. В глазах Десантника Хаоса потускнел кровавый блеск.
В каждой клетке, в каждой частичке его развращенного существа пел Некротек, похищая у монстра возможность адекватно воспринимать окружающий мир.
Пошатываясь, я поднялся на ноги, сжал рукоять энергетического меча и отсек противнику голову.
Не успев еще даже удариться о землю, голова раскололась и запылала белым пламенем, капая жидким огнем на восьмиугольные плитки. Пылающий шар ударился оземь, подпрыгнул и разлетелся яростным, нечистым огнем, от которого вскоре остались только почерневшие осколки кости и дымящееся, выжженное пятно на металле.
Туловище, запаянное в силовой доспех, оставалось стоять, выгорая изнутри. Из дыры, где раньше была шея, взметались языки отвратительного зеленоватого огня. В воздух поднимался столб мерзкого черного дыма. Огонь быстро перекинулся на мерцающий плащ, и яркое пламя окружило безголовый металлический остов.
В последний момент я отсек мечом кулак Мандрагора, и зажатый в нем Некротек выпал. И я снова услышал зов. Книга умоляла меня поднять ее, погрузиться в заключенные в ней чудеса.
О, какие это были чудеса! Меня просто разрывало между этим дьявольским зовом и долгом. Этот предмет необходимо было уничтожить, но ведь он обещал такое великое знание! Разве не могла Инквизиция, да и весь Империум в целом, использовать это знание с благой целью? Имел ли я право уничтожать нечто столь бесценное?
Отчасти, как пуританин, я не сомневался в этом. Но другой части меня было ненавистно такое отношение. Ведь знания — это только знания? Зло прорастает в делах, а не в знаниях. А тут такой кладезь…
Может быть, стоило прочитать хотя бы одну или две странички, чтобы принять правильное решение…
Я потряс головой, чтобы избавиться от морока. На меня тут же снова обрушился шум сражения. Я посмотрел на плато, посреди которого дымилось тело Мандрагора и лежал, истекая кровью, Малахит. Сражение распалось на несколько локальных стычек, и всю мозаичную площадку сплошь устилали трупы и мусор. Оба транспортера пылали. Сарути ушли, забрав с собой тела сородичей. Гудрунские стрелки, на мой взгляд, явно превосходили числом чернопанцирников. На ногах оставалось не так уж много людей, и мне никак не удавалось увидеть кого-нибудь из своей команды.
Зато ко мне направлялся Оберон Гло, сжимая в правой руке лазерный пистолет. Его великолепный плащ был изодран, а на лице запекалась кровь.
— Брось оружие, Гло. Все кончено.
— Для тебя — да. — Он поднял пистолет.
На одном из полыхающих транспортеров детонировали боеприпасы и ошеломительным взрывом разметали бронемашину в клочья. Осколки брони и сегменты траков загудели в воздухе, словно ракеты. Кусок оси вонзился в затылок лорда Гло. Он упал без звука.
Я подобрал обломок черного панциря и подцепил им Некротек. Мне больше не хотелось слушать его увещевания. С помощью этого самодельного совка я скинул книгу прямо в топку пылающего доспеха Мандрагора.
Языки пламени стали красными, а потом потемнели. Огонь стал сильнее. Раздался чей-то безмолвный крик.
Я похромал прочь от этого погребального костра. Малахит еще был жив и уже пришел в себя.
— Лок, помоги! Пожалуйста! — кричал он хриплым голосом.
Один из армейских «спикеров», стоявших на плато, взмыл в воздух. За рулем сидел Горгон Лок, а рядом с ним вжимался в кресло Даззо. Через мгновение разогнавшийся «спидер» скрылся за острыми пиками, направляясь сквозь анфиладу арок к бесконечному пляжу.
И Мидас, и Биквин, и Эмос, и Ловинк выжили в этой жуткой битве, хотя все получили легкие ранения. В живых также остались две дюжины гудрунитов, включая Джерусса.
Эмос собрался осмотреть мою рану, но я потребовал просто перевязать ее, чтобы остановить кровотечение. Мне не хотелось терять время.
— Думаю, благоразумнее будет вначале выбраться отсюда, — сказал я.
Фишига положили на кустарные носилки. Оружие сарути, уничтожившее Твана, лишило его руки и половины лица. К счастью, он потерял сознание. Его несли два гудрунских стрелка.
— Очень неприятно об этом говорить, но нам надо взять и его, — сказал я Мидасу и Джеруссу, указывая на корчащегося Малахита.
— Уверен? — спросил Бетанкор.
— Инквизицию может заинтересовать то, что хранится в его голове.
Наше изрядно побитое и ободранное воинство покинуло темное нагорье и вернулось той же дорогой к туманному пляжу. Громкость и частота громовых разрядов увеличились, а небо начинало темнеть.
— Такое ощущение, — зловеще проговорил Эмос, — как будто этому месту приходит конец.
— И не хотел бы я находиться здесь, когда это случится.
Оказавшись на берегу, мы увидели, как отчаливают два имперских фрегата и торговое судно. Поднявшийся ветер нес с собой аммиачную вонь. Мидас и Ловинк, чьи вакуумные костюмы остались в относительной целости, отправились за нашим боевым катером.
В моем воксе раздался треск. А потом неожиданно прорезался голос Максиллы:
— Эйзенхорн? Во имя всего святого, ты там? Ты там? Только что улетели три корабля, они прошли прямо мимо меня! Условия становятся хуже. Я не смогу долго здесь удерживаться. Отвечай! Пожалуйста, отвечай!
— Максилла! Это Эйзенхорн! Ты меня слышишь? Необходимо, чтобы ты подошел ближе и подобрал нас. У нас раненые… Фишиг и еще несколько. Тут все вокруг разрушается. Повторяю, необходимо, чтобы ты подвел к нам «Иссин» и подобрал нас!
Несколько мгновений я слышал только шипение статики. А потом он ответил:
— Как скажешь, Грегор, но это будет нелегко. Повтори, что ты говорил о Фишиге?
— Он ранен, Максилла! Быстрее сюда и подбери нас!
— Поспеши! — закричала через мое плечо Биквин. — Мы не хотим здесь больше оставаться!
Опять шум статики.
— Передай Елизавете, что я с ней солидарен! Ха! Эхо больше не обгоняло звук, аномалии нормализовывались. Но от этого наши дела лучше не становились.
