2
Инверсия/Багрянец и железо/Апокалиптики
Глобальное чрезвычайное положение ввели на Моргенштерне шесть стандартных терранских месяцев назад. Первым признаком близящейся катастрофы стали события в южном полушарии, где возмущения атмосферы внезапно переросли в свирепый магнитный циклон, оставивший за собой полосу разрушений в двенадцать тысяч километров длиной.
Сначала эту бурю сочли аномалией, редчайшим трагическим совпадением, которое больше не повторится.
Через шесть дней местные силы обороны были направлены на расследование полного отказа энергопитания в поясных ульях на экваторе. Отключились системы охлаждения и комплексы очистки воды, что привело к гибели десятков тысяч людей.
Власти предположили, что к сбою привел взрыв ЭМИ-бомбы, и назначили главными подозреваемыми членов запрещенного культа Сынов Шайтана. Это общество татуированных личностей — пережиток времен, когда люди еще верили в богов и демонов, — проповедовало доктрину о конце света и приветствовало катаклизм в ульях как знак того, что избранные скоро воссядут по правую руку золотой высшей сущности.
Истина оказалась намного хуже.
Механикумы определили, что причиной отказа энергоснабжения стала локализованная инверсия магнитных полей высокой напряженности в ядре планеты. Подобные флюктуации происходили нередко, но такой сосредоточенный и мощный выброс случился впервые.
В последующие семь дней Механикум Геологикус зафиксировал три аналогичных инцидента, и его адепты собрали достаточно информации, чтобы установить природу катаклизмов.
На Моргенштерне началась сверхбыстрая смена магнитных полюсов.
События такого рода с периодичностью приблизительно в полмиллиона лет происходили на всех планетах. Как правило, изменение полярности занимало несколько веков, и обитатели мира почти не замечали эффектов столь плавного процесса.
Срок нынешней инверсии механикумы оценили в шесть месяцев — по самому оптимистичному прогнозу. Причины гиперускоренной смены полюсов выяснить не удавалось, но ее последствия были апокалиптическими.
В атмосфере все чаще бушевали магнабури, которые неуклонно набирали силу и повсеместно нарушали работу энергосистем. Из-за ЭМИ-урагана, целиком накрывшего Моргенштерн, граждане вынуждены были три ночи сидеть при свечах или в полной темноте. Все вокс-системы, кроме самых мощных, передавали только неразборчивый вой помех, схожий с многоголосыми криками. Вследствие перебоев с распределением пищи и воды пару десятков городов захлестнули массовые волнения.
Также возросла сейсмическая активность, по коре планеты побежали ветвящиеся разломы. Одна из тектонических плит раскололась от напряжения, и крупнейшее в мире скопление ульев, выстроенных над геотермальной трещиной, рухнуло в огненный провал, что раньше снабжал людей энергией.
Цунами высотой в сотни метров, возникшее после того же землетрясения, затопило три прибрежных города.
За один месяц население Моргенштерна сократилось вчетверо.
Словно таких катастроф было недостаточно, механикумы-теоретики предсказали сверхбыстрый распад атмосферы и вследствие этого смертельно опасное усиление солнечной радиации.
Узнав о перспективе всеобщей гибели, имперский губернатор Конрад Варга наконец объявил планету потерянной и велел транслировать по всем действующим воксам распоряжения об эвакуации.
Космопорт, подходящий для крупномасштабного исхода, сохранился только в столице мира, Калэне. Через несколько часов после сообщения Варги каждый обитатель планеты уже направлялся к этой последней гавани, рассчитывая выбраться с планеты. На протяжении следующих недель сотни тысяч людей добрались до цели, и жители Калэны не закрыли дверей ни перед кем из них.
Столица быстро переполнилась, поэтому на прилегающей территории разбили хорошо продуманные лагеря для беженцев — целые города из тентов и пласфлексовых укрытий.
Хотя в Калэне располагался обширный и надежный портовый комплекс, вскоре стало понятно, что звездный флот Моргенштерна абсолютно не приспособлен для массовой эвакуации.
Грезящие астропаты отправили в глубины космоса просьбы об избавлении, отчаянные мольбы к любым экспедиционным соединениям, находящимся поблизости: измените курс, помогите вывезти людей.
Через семнадцать часов пришел ответ XV легиона. По счастливому совпадению, Магнус и его Тысяча Сынов находились на внешней границе системы и немедленно предложили содействие. После их отдохновения на Просперо минуло едва ли десять лет, и легионный флот еще не был полностью укомплектован. Циклопу требовалась дополнительная помощь, чтобы спасти как можно больше обитателей Моргенштерна.
Через сорок пять дней отозвались Железные Воины.
Азек Ариман сожалел, что не увидел Калэну в дни ее расцвета.
Архитектурный стиль столицы пробуждал в легионере воспоминания о мире, который он покинул десятилетия назад и, скорее всего, навсегда.
Воин представлял себе, как выглядели города в зените человеческой цивилизации: изящные, соразмерные, они гармонично сочетали почтение к былому и влечение к грядущему.
С океана надвигался ливень, веяли жаркие выхлопы тысяч лихтеров, барков, маршрутных судов, челноков и атмосферных транспортов, что поднимали мужчин, женщин и детей к звездолетам на орбите.
Беснующееся небо отливало розовым, оранжевым и пурпурным; бурные воздушные потоки и громадные массы металла превратили его в нечто грозное и непредсказуемое. Реактивные струи и инверсионные следы стремительно пересекали облака, между ними блистали молнии и медленно кружили далекие пятнышки света — боевые корабли на низком геостационарном якоре.
Широкую, обсаженную деревьями улицу, по которой шагали Азек и его визави из IV легиона, местные называли проспектом Небосводов. На планете было много обсерваторий, и любой булыжник мостовой покрывало изображение созвездий, наблюдаемых какой-нибудь из них.
Сейчас, впрочем, брусчатку было не различить: десятки тысяч испуганных, промокших до нитки людей брели в направлении ворот космопорта. Через каждые сто метров встречались вооруженные легионеры, следившие за порядком в толчее. Такие сцены разыгрывались ежедневно на всех главных улицах Калэны: космодесантники забирали из лагерей вокруг столицы случайно выбранную группу беженцев и сопровождали их к звездной гавани.
Если механикумы верно рассчитали срок, оставшийся до неизбежной гибели Моргенштерна, то благодаря логистическому гению Пертурабо с планеты удастся вывезти большую часть населения.
Ариман знал, что поначалу жесткий план примарха вызвал протесты, но, как только первые группы гражданских точно по расписанию поднялись на орбиту, большинство недовольных умолкли.
Большинство, не все.
Разрозненные апокалиптики в золотых, расшитых молниями рясах Сынов Шайтана время от времени пытались нагонять на людей ужас, проповедуя с крыш домов или с импровизированных трибун. Смутьянам каждый раз быстро затыкали рот, однако их послания, кажется, запали в душу малой толике жителей Моргенштерна. Кое-кто из них покидал лагеря и уходил в наиболее опасные области, ища смерти и вознесения.
Впрочем, несмотря на мрачные пророчества культа, Азек почти не ощущал паники в мыслях беженцев.
Неуверенность? Да. Страх? Без сомнений. Но никакой паники.
При всех геологических изъянах планеты ее жители показали себя надежными гражданами Империума, стойкими пред лицом катастрофы. А то, что Ариман не чувствовал ни в ком из них пси-потенциала, было необычно, но не беспрецедентно.
— Нужно их подогнать, — сказал спутник Азека с другой стороны проспекта. Его броня цвета железа в черно-желтую полоску влажно блестела под дождем. Воин говорил по внутреннему воксу, обводя толпу расчетливым взглядом. — Я получаю сообщения о задержках и пробках по всему городу.
Форрикс, это обычные люди, а не скот, — возразил Ариман. И не твои легионеры. Они не могут маршировать в нашем темпе. Если мы заставим группу идти быстрее, их страх перерастет в панику. Будут жертвы.
Форрикс был Железным Воином, и Азек знал, что IV легион нетерпим к слабостям смертных. Ариман дважды сражался рядом с отпрысками Пертурабо, но это было до того, как они воссоединились с примархом.
Для Тысячи Сынов такой же великий день настал тринадцать лет назад; в случае Железных Воинов не прошло и четырех.
— Они должны бояться, — ответил Форрикс. — Страх — отличный стимул.
— Я предпочитаю надежду.
Азек ощутил, что собеседник удержался от едкой отповеди.
— Ты не согласен? — спросил он.
— Нет, но сейчас не время для пустых пререканий. График моего примарха не предусматривает отклонений.
— Думаю, нас должен больше заботить график саморазрушения планеты, — заметил Ариман. — Она тоже следует плану твоего примарха?
Почувствовав, что Форрикс принял это за выпад в адрес его прародителя и рассердился, Азек добавил:
— Я никого не хотел обидеть.
— Тогда думай, что говоришь, — бросил Железный Воин.
— Так поступает любой из Тысячи Сынов.
— А к Четвертому это, видимо, не относится?
Ариман вздохнул. Бойцы IV легиона обладали методичным складом ума и быстро находили изъяны в окружающих.
«Сгладит ли влияние примарха эту особенность?»
— Я этого не говорил, Форрикс, и, если ты продолжишь выискивать мнимые оскорбления в каждой моей фразе, нас ждет очень долгий день. — Азек легким псионическим касанием ослабил гнев в ауре Железного Воина.
— Прости, легионер Ариман.
— Меня зовут Азек.
— Кидомор, — отозвался Форрикс. — Мое имя — Кидомор.
«Время жатвы» поднялось с дальней радиальной платформы на грязных колоннах реактивных струй. Громадное судно неуклюже набирало высоту, борясь с притяжением Моргенштерна, но затем выровнялось и кое-как легло на предписанную траекторию.
Астинь Эшколь следила через бронированные окна диспетчерского центра Калэны за тем, как агровоз взбирается на орбиту, и почти безосновательно надеялась, что примитивные двигатели вытащат корабль в космос. Семь месяцев назад Астинь запретила «Времени жатвы» полеты до переоборудования, но составленный Пертурабо план эвакуации требовал использования всех звездолетов, даже самых ветхих.
Теперь фуражные когорты скитариев обшаривали каждую свалку, зернохранилище и ульевый отстойник в радиусе шестисот километров, разыскивая транспорты, способные хотя бы на один атмосферный рейс.
— Госпожа, у вас повысилось содержание адреналина в кровотоке, — сообщила магос Тесша Ром из центра зала.
— Вас это удивляет? — спросила Астинь, шагая к своему пульту управления, простой консоли с латунной отделкой и множеством инфопланшетов. Отсюда Эшколь могла напрямую подключаться к бортовым приборам любого отбывающего судна, наводить защитные турели космопорта и наблюдать за сложнейшим танцем летательных аппаратов.
— Вовсе нет, — ответила Ром. — Ваш уровень адреналина подскакивает при каждом старте. Классическая реакция «бей или беги» — мощный каскад гормональных выбросов, повышение артериального давления, резкое высвобождение нейромедиаторов.
— Бить или бежать? Я точно знаю, что выберу, — произнесла Астинь, отслеживая маршрут «Времени жатвы» на переходе из тропосферы в стратосферу. Еще секунд шестьдесят, и транспорт выйдет из ее зоны ответственности.
— Бить, — сказала Тесша, и Эшколь ухмыльнулась.
— Всегда, — подтвердила она. — Но сейчас, думаю, мне нужно немного расслабиться.
Астинь приложила ладонь к ключице, и гаптические имплантаты в кончиках пальцев активировали подкожный резервуар биостабилизаторов. Зрение тут же прояснилось, Эшколь моргнула и почувствовала, что сердце забилось ровнее.
— Теперь вы снова спокойны, — отметила Ром. — Хорошо.
Пульт Тесши находился на возвышении позади Астинь: химерическое тело механикума висело в центре невидимого шара из ноосферных инфопотоков, поддерживаемое системой креплений. Благодаря нейроокулярной аугментации Эшколь видела то же, что и Ром, и морщилась всякий раз, когда осознавала, как высока опасность столкновений в ее воздушном пространстве.
Персонал вышки из тридцати техников и сервиторов работал до изнеможения, координируя громадные объемы перевозок с поверхности на орбиту. Большая часть сотрудников подсела на стимуляторы, и после окончания эвакуации их ждала чудовищная ломка. Возможно, некоторые даже не выживут, но сейчас все выполняли тяжелейшие задачи без единой жалобы.
Астинь почти сразу же нашла траекторию «Времени жатвы». Судно уверенно поднималось к построениям флота Железных Воинов на низкой орбите. Если не произойдет катастрофы, уже скоро с агровоза высадятся восемь тысяч пассажиров.
— «Жатве» больше шести веков, — заметила Эшколь. — Это ржавое корыто еще несколько десятилетий назад следовало законсервировать. Оно летит на одной надежде и слепой вере.
— Да, «Время жатвы» давно отслужило свой срок, — признала Тесша, — но ввиду сложившихся обстоятельств мы обязаны смиряться с такими нарушениями.
— Оно уже сделало двенадцать рейсов, и мы серьезно рисковали, отправляя его в тринадцатый.
— Суеверие? — уточнила Ром.
— Здравый смысл, — пояснила Астинь.
— Не вижу особой разницы.
— Шутите?
— Знаю по опыту. Кольцевой узел эпсилон-пять-альфа запрашивает передачу контроля, — проговорила магос, как только метка «Времени жатвы» вспыхнула янтарем.
— Вижу. Разрешение дано, пусть забирают агровоз.
— Готовлюсь к передаче контроля орбитальным диспетчерам «Железной крови». Пять, четыре, три, два, один, ноль.
Янтарный оттенок светящейся траектории сменился темно-синим.
— Еще один прошел! — воскликнула Коринна Морено, один из старших диспетчеров. Триумфально воздев кулак, она обнажила гладкую, как фарфор, аугментическую руку, расписанную извивающимися змеями. Персонал командного центра отозвался ей хриплыми криками радости.
— Что дальше в меню? — поинтересовалась Эшколь.
— «Кавалер» и «Вос Шерментов», — доложила Морено, вызвав гололит-изображение с двумя каркасными моделями и техническими описаниями. — Парочка вонючих прометиевых танкеров. Успели доковылять сюда перед экваториальной магнабурей.
— Прометиевые танкеры? Шикарно, — вздохнула Астинь. — Уже предчувствую самый безопасный запуск.
Ариман и Форрикс следовали в космопорт по грандиозным проспектам западных районов столицы. В беспокойное небо тянулись колонны инверсионных следов взлетающих кораблей; над огромным, как утесы, хребтом «Люкс ферем» смутно мерцал энергетический ореол.
Тучи по-прежнему изливали потоки ионизированной воды. Азек на мгновение увидел образ из будущего — другой растерзанный бурей город, исхлестанный ливнем и умирающий.
Назвав друг другу свои имена, легионеры вроде бы нашли общий язык и теперь разговаривали отрывистыми фразами, как люди, которые еще могут стать братьями.
— Ты на Олимпии родился? — спросил Ариман, когда они проходили под отполированной аркой из оуслита, воздвигнутой в честь прибытия имперских флотов в систему Моргенштерна.
— Нет, я один из немногих терран, оставшихся среди Железных Воинов, — ответил Форрикс. — Детство я провел в тени великого пика Эйте-Мор, но душой верен Олимпии. Впервые ступив на ее скалистые нагорья, я почувствовал себя как дома.
— Расскажешь о ней?
— О, как я могу описать дом? — произнес Кидомор, и от приятных воспоминаний его аура приобрела теплый медовый оттенок. — Азек, на Олимпии воспаряет душа. Это планета бесконечных вершин с их мрачной красотой и чудно пахнущих хвоей высокогорных лесов, что тянутся до самого горизонта.
— Звучит восхитительно.
— Верно, — согласился Форрикс. — Однако ее нужно принимать всерьез. Олимпия сурова, взыскательна и не любит слабых. Ее черные скалы, твердые и безжалостные, очень неохотно поддаются кирке или молоту. Но, достойно показав себя там, ты поймешь, что стал настоящим человеком. Впрочем, даже возвышая тебя, Олимпия напоминает о твоем истинном месте во вселенной.
— То есть? — Ариман почувствовал какое-то мимолетное беспокойство в толчее. Ощущение было поверхностным, так как разумы жителей Моргенштерна не поддавались пси-зондированию. Азек направил ментальную энергию в мыслеформы Корвидов, надеясь поймать случайный отголосок будущего.
— Горы Олимпии стояли миллионы лет и простоят еще миллионы, — сказал Кидомор. — Они не зависят от людских дел, наших битв и побед. Осознав это, человек обретает смирение — ведь он умрет задолго до того, как пики обратятся в прах.
Аримана удивила поэтичность Форрикса. Он не подозревал, что Железные Воины так глубоко задумываются о бренности жизни.
— Мне нужно как-нибудь побывать на Олимпии.
— Обязательно. Немного скромности тебе не помешает.
— Хочешь сказать, что я высокомерен?
Кидомор усмехнулся — словно металл проскрежетал по металлу. Азеку показалось, что Форрикс вообще редко смеется.
— Кто из нас может утверждать обратное? Но вы, Тысяча Сынов, неизменно ставите себя выше других. Ученые и визионеры, воины, для которых знания дороже всего…
— Большинство людей считают такие качества положительными, а ты говоришь так, словно подозреваешь нас в чем-то, — указал Ариман.
Железный Воин пожал плечами.
— Я сказал это не затем, чтобы позлить тебя, Азек. Хотел только указать, что любой из тех, кто возвысился до Астартес, нуждается в скромности. Мы, постлюди, кажемся богами рядом со смертными, и нам необходимо смирение, чтобы не забывать, ради чего нас сотворил Император, возлюбленный всеми.
Ариман подавил растущий в нем гнев, поднявшись к первому Исчислению. До этого ему нравились рассуждения Форрикса, и он не имел права злиться на соратника за честность.
— Ты прав, друг мой, — признал Азек. — Тысяча Сынов порой страдает гордыней, ведь мы стремимся к истине и вынужденно отдаляемся от братьев в этом походе.
— Ничто не должно разделять человека с его братьями, — возразил Кидомор. — Вот в чем величайшая истина. Но я вижу, что рассердил тебя, пусть и невольно. Прими мои извинения, и давай побеседуем о твоем мире, хорошо? Я хочу услышать о Просперо.
Хотя Ариман еще не совсем успокоился, вместо желчного жара злобы он ощутил унылое смятение меланхолии.
— Просперо вызывает у меня… смешанные чувства, — начал Азек, поражаясь своему желанию говорить открыто. — Мы были сломленным легионом, когда впервые высадились на родине нашего примарха. Я плохо помню те дни, но не забыл, что мы умирали.
— Умирали? — ошеломленно переспросил Форрикс.
— Да. Нас одолевала некая… болезнь. Думаю, она почти уничтожила легион.
— Поэтому вас теперь так мало?
— Именно. Император привел нас на Просперо, где мы воссоединились с примархом, но, честно говоря, у меня почти не осталось воспоминаний о встрече или том, что случилось после нее.
— Точно, я слышал, что само присутствие Императора влияет на память людей, — сказал Кидомор.
Легионер Тысячи Сынов имел в виду нечто иное, но не стал поправлять товарища. Аримана прошиб холодный пот, стоило ему хотя бы мельком вспомнить те муки, что испытывал тогда, и то, как всеми силами сдерживал нечто настолько кошмарное, что даже не решался давать этому ужасу имя.
— Помню только, как Магнус Красный преклонил колено и поклялся в верности своему отцу. То был славный для нас момент, время перерождения, но последующие несколько месяцев выпали у меня из памяти.
— Я чувствовал то же самое, — произнес Форрикс. — Мы встретились с Железным Владыкой под дождем — таким же ливнем, как сейчас. Даммекос представил своего приемного сына истинному отцу на вершине Ослепленной Цитадели. А какой обет принес твой примарх?
— Этого я не забыл. — Ариман обрадовался вопросу, на который он мог ответить, не испытывая неясной тревоги или ощущения, что раскрывает тайны легиона. — Вечно буду помнить, как Магнус сказал: «Я твой сын, а они будут моими». Потом он принял руку Императора, и с ней — командование нашим легионом. Именно тогда мы по-настоящему стали Тысячей Сынов.
— Так расскажи о своем мире, Азек, — попросил Кидомор. — Поведай о сердце Просперо, о душе, что живет в его камнях.
— Моя родина — Терра, и, по правде, я мало что видел на Просперо. Там мы восстанавливали легион, приветствовали в его рядах многих воинов, которых считали потерянными, узнавали от нашего отца о своих истинных возможностях. Счастье опьяняло нас, сам понимаешь. Пятнадцатый стоял на краю гибели, но Магнус спас его. Мы родились заново, опять обрели цель в жизни…
Ариман осекся, еще раз почувствовав вспышку эмоций в толпе. Форрикс немедленно уловил перемену в его поведении и вскинул оружие.
— В чем дело? Что ты заметил?
— Ничего. Я ничего не вижу.
— Твоя поза говорит об ином.
Опустив глаза, Азек увидел, что неосознанно поднял болтер, дослал снаряд в ствол и уже поднес палец к спусковому крючку, готовясь стрелять. Подстегивая свое чутье Корвида, он прошел по мерцающим в памяти линиям назад, к той секунде, когда едва не открыл огонь.
— Вон там! — крикнул Кидомор.
Подняв голову, Ариман увидел, как вышедший из толпы мужчина взбирается на статую Дамьяна Торуна, первого из «светлых королей» Моргенштерна. Поднявшись на постамент, беженец сбросил плащ-штормовку, под которым оказалась охряная ряса, расшитая золотыми змеями.
Азек узнал символ Сынов Шайтана.
— Да взойдем мы все живыми на небо! — завопил проповедник. Одной рукой он уцепился за ногу памятника, другую вскинул, сжав в кулак. — Настал час вознесения! Мы благословлены! Мы — избранный народ, и мы вправе уйти на небо, к Владыке Бурь! Он возвращается, ураганы Его сотрясают небеса, шаги Его раскалывают землю! Или не чувствуете вы их?
Хотя, казалось, мало кто уделил фанатику хотя бы лишний взгляд, Ариман ощутил, что тому внимает больше людей, чем можно было бы предположить.
— Однажды наш мир уже упустил свой шанс, когда темная эра раздора опустилась на Галактику и другие воспарили в Его золотой дворец среди звезд! Но милосерден Владыка Бурь, и снова дарует Он нам чудеса разрушений! Зовет нас прийти к Нему! Мы отказались от вознесения в годы Долгой Ночи, но теперь Сыны Шайтана молят вас взгляните в небеса, узрите знамения пришествия Его! Возрадуйтесь и примите Золотой апокалипсис!
Азек проталкивался через запруженную улицу, торопясь заткнуть демагога, пока тот не посеял панику.
— Могу отстрелить ему голову, — предложил Форрикс, упирая болтер в плечо.
Услышав щелчок захвата цели, Ариман понял, что соратник не промахнется.
— Нет, — отказался он. — Я его остановлю.
Вдохнув силу Великого Океана, он почувствовал, как жилы наполняются энергией варпа. Ее потоки не касались никого из тех, кто разбегался перед быстро шагающим воином. В толпе были и те, кто высмеивал культиста, стараясь заглушить его апокалиптические пророчества, но все больше беженцев требовали от них замолчать.
Ариман и Форрикс приближались к изваянию. Увидев легионеров со своей «трибуны» на цоколе, мужчина обвинительно указал на них пальцем.
— Смотрите! Воины в железе и багрянце пришли сюда, чтобы украсть наше право на вознесение, лишить нас заслуженного места рядом с Ним. Они загоняют нас в недра кораблей, как скотину, и увозят прочь от наших домов. Знаете ли вы, куда они забирают нас? Рассказывают ли нам об этом? Нет! Они называют себя нашими защитниками, но я говорю вам: это демоны с человеческими лицами! Предатели, что бродили во тьме среди звезд, а теперь явились поработить нас!
Азек мысленно потянулся к Сыну Шайтана и сдавил ему горло, применив совсем немного кин-силы. Культист умолк и выпучил глаза, пытаясь вдохнуть. Ариман мог убить его, но не имел такого намерения — он хотел лишь довести дело до обморока. Однако бесноватый пророк, жаждавший стать мучеником, вытащил из-под рясы тупоносый автопистолет и приставил оружие себе ко лбу.
— Нет! — рявкнул Азек, но даже постлюди не успели помешать тому, что произошло следом.
Проповедник нажал на спуск и вышиб себе мозги, забрызгав слушателей.
Через мгновение группа людей в толпе сбросила просторные плащи, открыв расшитые змеями рясы — точно такие же, как у самоубийцы.
Ариман увидел стабберы, автовинтовки, мечи и тесаки.
Сыны Шайтана обрушились на беженцев в вихре сверкающих клинков и ружейных выстрелов.