Глава 3
Я заставила лейтенанта Тайзэрвэт проснуться на три часа раньше ее обычного времени и приказала незамедлительно явиться ко мне. Она вздрогнула при пробуждении, сердце заколотилось, несмотря на то что препарат, который дала врач, еще действовал. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы осмыслить слова корабля, произнесенные прямо в ухо. Еще двадцать секунд она просто дышала, медленно, осторожно. Ощущая некоторое недомогание.
В мою каюту она пришла по-прежнему выбитая из колеи. Воротник ее куртки лежал кривовато — ни один из солдат подразделения Бо сейчас не бодрствовал, чтобы о ней позаботиться, и лейтенант одевалась в тревожной спешке, роняя вещи, неловко возясь с застежками, которые не должны были доставить затруднений. Я встретила ее стоя и не отпустила Калр Пять. Та делала вид, что занята работой, но надеялась увидеть или услышать нечто интересное.
— Лейтенант Тайзэрвэт, — сказала я строго и раздраженно. — Работа твоего подразделения за эти последние два дня не отвечает требованиям.
Возмущение, злость, досада. Она уже довольно пристойно, принимая во внимание обстоятельства, стояла по стойке «смирно», но я могла видеть ее спину, плечи, которые напряглись еще сильнее, голову, приподнявшуюся на пару миллиметров. Однако она оказалась достаточно умна, чтобы не ответить.
Я продолжила:
— Возможно, ты знаешь, что есть такие части корабля, которые он не может видеть. В этом отношении он привык полагаться на вспомогательные компоненты. Но у нас больше нет вспомогательных компонентов. Чистка и обслуживание этих частей корабля являются твоей зоной ответственности. А подразделение Бо их игнорировало. Например, оси шарниров в шлюзовых камерах челноков не чистились довольно давно. — Это я знала из очень личного опыта, всего лишь на прошлой неделе моя жизнь и жизни всех обитателей Дворца Омо зависели, среди прочего, от того, как быстро я смогу открыть шлюзовую камеру челнока «Милосердия Калра». — Есть также место под решеткой в бане, которое не увидишь, если не опустишь туда голову. — Это довольно противное предложение даже при благоприятном стечении обстоятельств. И гораздо хуже, когда там не проводилась повседневная тщательная чистка. — «Милосердие Калра» представит тебе список. Я надеюсь, что все будет приведено в порядок, когда я произведу осмотр завтра в это же время.
— Завтра, сэр? — Голос лейтенанта Тайзэрвэт прозвучал несколько сдавленно.
— Завтра в это же время, лейтенант. И ни ты, ни твое подразделение не должны пренебрегать установленным временем занятий в спортзале и тире. Свободна. — Она поклонилась и ушла, разъяренная и несчастная. Какими будут и ее солдаты Бо, когда обнаружат, сколько работы я на них взвалила.
Верно, что я обладаю почти абсолютной властью над всеми на корабле, особенно принимая во внимание нашу изоляцию в шлюзовом пространстве. Но верно также и то, что я поступила бы чрезвычайно неумно, вызвав отчуждение своих офицеров. Глупо было бы и навлекать на себя недовольство солдат без достаточного основания. Солдаты Бо будут возмущаться моим плохим обращением с лейтенантом Тайзэрвэт, безусловно, в той степени, насколько это причинит беспокойство им самим. Но также и потому, что лейтенант Тайзэрвэт — их лейтенант.
Я хотела именно этого. Намеренно давила. Но главное — точно рассчитать время. Надавлю слишком сильно, слишком быстро — и результаты окажутся не теми, что мне надо, возможно — катастрофическими. Надавлю чересчур нежно, протяну слишком долго — и мне не хватит времени, и опять-таки результаты получатся совершенно не теми, каких мне хотелось. А мне требовались именно конкретные результаты. Солдаты подразделений Амаат, Этрепа, мои Калр — они понимали точку зрения солдат Бо. И если я собиралась быть суровой с Бо — потому что быть суровой с лейтенантом подразделения Бо означало то же самое, — то это должно иметь под собой основание, которое поняли бы другие подразделения. Я не хотела, чтобы кто-нибудь на «Милосердии Кадра» думал, что я способна ни с того ни с сего, повинуясь капризу, жестко третировать экипаж, что капитан может решить превратить твою жизнь в ад, как бы хорош ты ни был. Я встречала капитанов, которые вели дела подобным образом. Это никогда не приводило к созданию особо хорошего экипажа.
Но я просто не могла сейчас никому объяснить своих причин и надеялась, что мне не придется этого делать. Правда, я с самого начала надеялась, что такое положение вообще не возникнет.
На следующее утро я пригласила Сеиварден на завтрак. Мой завтрак, ее ужин. Мне следовало также пригласить доктора, которая ела в это же время, но я подумала, что ей будет приятнее поесть одной, чем со мной — сейчас.
Сеиварден была настороже. Я видела, что она хочет что-то сказать мне, но не уверена, что это будет умно с ее стороны. Или, возможно, не уверена в том, как сделать это правильно. Откусив три кусочка рыбы, она шутливо произнесла:
— Я и не думал, что заслужил самую лучшую посуду. — Она имела в виду тарелки изысканного фарфора, с росписью фиолетовым и цветом морской волны и чайные чашки из розового стекла: Калр Пять знала, что моя трапеза с Сеиварден не требует никаких формальностей, и тем не менее не смогла заставить себя убрать их и подать эмалированные.
— Эта — еще не самая лучшая, — заметила я. — Извини. Наилучшую я еще не видела. — Калр Пять, которая, стоя в углу, делала вид, что протирает безукоризненные столовые приборы, радостно вспыхнула от гордости. — Было сказано, что мне нужна красивая посуда, поэтому я заставила лорда Радча прислать мне что-то подходящее.
Она приподняла бровь, зная, что Анаандер Мианнаи для меня отнюдь не нейтральная тема.
— Я удивлен, что лорд Радча не отправилась с нами. Хотя… — Она бросила мимолетный взгляд на Пять.
Я ничего не сказала, но, просто поняв мое желание, корабль предложил Калр Пять покинуть каюту. Когда мы остались одни, Сеиварден продолжила:
— У нее есть коды доступа. Она может заставить корабль делать все, что захочет. Она может заставить тебя делать все, что захочет. Не так ли?
Опасная территория. Но Сеиварден никак не могла знать этого. На мгновение я увидела лейтенанта Тайзэрвэт, по-прежнему в состоянии нервного стресса, испытывающую недомогание и, помимо того, изнуренную — она не спала с тех пор, как я разбудила ее часов двадцать назад, — лежащую на полу бани. Решетка отодвинута в сторону, и лейтенант заглядывает вниз, чтобы проверить то место, которое не может видеть корабль. Озабоченные и в равной мере утомленные Бо — позади нее, в ожидании ее вердикта.
— Это не так просто, — заметила я, возвращая внимание к Сеиварден. Заставила себя откусить рыбы, выпить глоток чаю. — Определенно остается один код доступа с прежних времен. — С той поры, когда я была кораблем. Частью подразделения Эск «Справедливости Торена». — Хотя его может задействовать только голос тирана. И — да, она могла использовать его, прежде чем я покинула дворец. Она сказала мне об этом, как ты, наверное, помнишь, и добавила, что не хочет этого делать.
— Может, она использовала его и велела тебе не помнить, что это произошло.
Я уже размышляла над такой возможностью и отвергла ее. Движением руки я показала: нет.
— Есть точка, в которой код доступа не срабатывает. — Сеиварден жестом выразила свое согласие. Когда я впервые встретилась с ней, салагой-лейтенантом семнадцати лет от роду, она и не представляла себе, что корабельные ИИ обладают какими-то чувствами — во всяком случае, не теми, что имеют какое-то значение. И, как многие радчааи, она полагала, что мысль и чувство легко отделить друг от друга. Что искусственные интеллекты, которые управляют крупными базами и военными кораблями, в высшей степени бесстрастны. Механистичны. Старые предания, исторические драмы о событиях, происходивших до того, как Анаандер Мианнаи принялась создавать свою империю, о кораблях, переполненных горем и отчаянием из-за смерти их капитанов, — это осталось в прошлом. Лорд Радча улучшила конструкцию ИИ, избавилась от этого изъяна.
Однако недавно Сеиварден узнала, что это не так.
— На Атхоеке, — догадалась она, — где находится сестра лейтенанта Оун, ты окажешься слишком близко к этой критической точке.
Это было гораздо сложнее. Тем не менее.
— По сути, так.
— Брэк, — сказала она, возможно давая понять, что хочет говорить со мной как с Брэк, а не как с капитаном флота, — я кое-чего не понимаю. Лорд Радча сказала тогда, что не смогла сделать так, чтобы ИИ повиновались ей при любых обстоятельствах, потому что их разум очень сложен.
— Да. — Она так сказала. В то время, когда внимания требовали другие, более насущные задачи, а потому это невозможно было обсудить по-настоящему.
— Но корабли любят людей. Я имею в виду — конкретных людей. — Произнеся это, она отчего-то разволновалась, словно то, что она озвучила, породило в ней некое мрачное предчувствие. Чтобы скрыть это, она пригубила свой чай. Осторожно поставила на стол темно-розовую чашку. — Это и есть критическая точка, не так ли? Я имею в виду — может ею быть. Почему бы просто не заставить все корабли любить ее?
— Потому что это может стать критической точкой. — Она посмотрела на меня, нахмурившись, не понимая. — Ты любишь наугад?
Она в замешательстве заморгала.
— Что?
— Ты любишь наобум? Вроде как вытаскиваешь фишки из коробки? Любишь ту, что приходит в руку? Или в некоторых людях есть нечто такое, что делает их подходящими для того, чтобы ты их полюбила?
— Я… думаю, что понимаю. — Она опустила свою вилку вместе с куском рыбы, к которому не притронулась. — Полагаю, я понимаю, что ты имеешь в виду. Но какое отношение это имеет к…
— Если в определенном человеке есть нечто такое, благодаря чему ты можешь его полюбить, что произойдет, если это изменится? И это на самом деле больше не тот человек?
— Я считаю, — сказала она, медленно, задумчиво, — я полагаю, что настоящую любовь ничто не разрушит. — Настоящая любовь для радчааи — это не только романтическое чувство между влюбленными. Не только между родителем и ребенком. Настоящая любовь возможна между патроном и клиентом. Предполагалась в идеале. — Я имею в виду, — продолжила Сеиварден, необъяснимо смущенная, — представь себе, что твои родители больше тебя не любят. — Снова нахмурилась. Ее опять осенило. — А вот ты когда-нибудь перестала бы любить лейтенанта Оун?
— Если бы, — ответила я, неторопливо откусив и проглотив кусок рыбы, — она стала совсем другой. — Сеиварден по-прежнему не понимала. — Кто такая Анаандер Мианнаи?
И тут-то до нее дошло, я поняла это по охватившему ее волнению.
— Даже она в этом не уверена, так ведь? Она может быть двумя людьми. Или больше.
— И за три тысячи лет она изменилась. Меняется любой, кто не мертв. А сколько же человек может меняться и все же оставаться тем же? И как она могла предсказать, насколько изменится за тысячи лет и что выйдет в результате? Гораздо легче использовать что-нибудь другое. Долг, скажем. Преданность идее.
— Справедливость, — сказала Сеиварден, осознавая иронию в том, что это было моим именем. — Правильность. Польза.
Это последнее, польза, было ненадежным.
— Любое из них или все они подойдут, — согласилась я. — А потом отслеживаешь любимцев кораблей, чтобы не спровоцировать конфликта. Или можешь использовать эти привязанности в своих интересах.
— Понимаю, — сказала она. И, умолкнув, занялась остатками ужина.
Когда с едой было покончено и Калр Пять вернулась, убрала блюда, налила нам еще чаю и снова вышла, Сеиварден опять заговорила.
— Сэр, — произнесла она. Значит, речь пойдет о корабельных делах.
Я понимала, о чем это будет. Солдаты подразделений Амаат и Этрепа уже видели солдат Бо на ногах в положенное для сна время, все десять отчаянно драили пол, разбирали арматуру, поднимали решетки, сосредоточенно разглядывали каждый миллиметр, каждую щелку в своей части корабельного оборудования. Сменяя Сеиварден на вахте, лейтенант Экалу отважилась на несколько слов. «Не хотела бы задеть… Подумала, ты могла бы сказать сэру…» Сеиварден была сбита с толку, отчасти — из-за произношения лейтенанта Экалу, отчасти — из-за того, что она сказала «сэр» вместо «капитан флота», по привычке, оставшейся с той поры, когда Экалу была Амаат Один и экипаж выражался так, чтобы не привлекать внимания капитана. Но главным образом, как оказалось, ее смутило предположение, что она могла почувствовать себя задетой. Экалу также была слишком смущена, чтобы объясниться.
— А ты не думаешь, — сказала мне Сеиварден, понимая несомненно, что я вполне могла слышать этот разговор на командной палубе, — что несколько перегнула палку с Тайзэрвэт? — Я ничего не ответила, и она увидела явно, что я в грозном настроении, что эта тема по некой причине не вполне безопасна. Она сделала вдох и ринулась вперед: — Ты в последнее время злишься.
Я приподняла бровь.
— В последнее время? — Моя чашка с чаем стояла передо мной нетронутой.
Она приподняла свою чашку на сантиметр, подтверждая сказанное.
— В течение нескольких дней ты была не так сердита. Не знаю, может, из-за того что тебя ранили. Потому что теперь ты опять злишься. И я полагаю, что знаю из-за чего, и думаю, что не могу тебя за это винить, но…
— Думаешь, я вымещаю это на лейтенанте Тайзэрвэт. — Которую именно сейчас я не хотела видеть. Не хотела на нее смотреть. Двое из ее солдат Бо дотошно проверяли изнутри челнок, за который несли ответственность, — один из оставшихся двух, третий я уничтожила на прошлой неделе. Они то и дело высказывались — кратко и непрямым образом — о том, как несправедливо я обошлась с ними и как сурова я с их лейтенантом.
— Ты знаешь все места, где способен схалтурить солдат, но откуда это знать Тайзэрвэт?
— Тем не менее она несет ответственность за свое подразделение.
— Ты и мне могла объявить взыскание, — сказала Сеиварден и отпила еще чаю. — Я должен был это знать, а я не знал. Мои вспомогательные компоненты всегда заботились о такого рода вещах без всяких просьб с моей стороны. Потому что они знали, что должны это делать. Буфера Аатр, Экалу должна была знать лучше всех нас, где экипаж халтурит. Пойми, я не то чтобы ее осуждаю. Но каждый из нас заслуживает головомойки за это. Зачем устраивать ее Тайзэрвэт, а не нам? — Я не хотела этого объяснять и потому ничего не ответила, а только подняла чашку и отпила глоток. — Признаю, что она оказывается жалким экземпляром. Вся такая неуклюжая, не соображает, что делать со своими руками и ногами, ковыряется в еде. И неловкая. Она уронила три чайные чашки из кают-компании, две из них разбила. И она такая… так легко поддается переменам настроения. Я ожидаю, что она вот-вот объявит, что никто из нас ее не понимает. И о чем только думала мой лорд? — Она имела в виду Анаандер Мианнаи, лорда Радча. — Кроме Тайзэрвэт никого не найти было?
— Наверное. — Подумав об этом, я еще больше разозлилась. — А ты помнишь, как была салагой-лейтенантом?
Она поставила свой чай на стол, ужаснувшись.
— Прошу, скажи мне, что я не был таким.
— Нет. Ты была неуклюжей и раздражала по-другому.
Она фыркнула, это ее и забавляло, и раздражало одновременно.
— Тем не менее. — Стала серьезной. Внезапно разволновалась, подойдя к тому, что, как я поняла, она хотела сказать все это время, пока мы ели, но произнести боялась даже больше, чем обвинить меня в том, что я несправедливо обращаюсь с лейтенантом Тайзэрвэт. — Брэк, весь экипаж думает, что я перед тобой на коленях ползаю.
— Да. — Я, конечно, уже знала это. — Хотя не знаю почему. Пять хорошо знает, что ты никогда не была в моей постели.
— Что ж. В общем, считают, что я халатно отношусь к своим… обязанностям. Это было, конечно, здорово — дать тебе время, чтобы оправиться от ран, но уже давно пора мне… попытаться помочь тебе, что бы тебя ни тревожило. И может быть, они правы. — Она набрала полный рот чаю. Проглотила. — Ты смотришь на меня. Это не здорово.
— Мне жаль, что я тебя смутила.
— О нет, я не смущался, — солгала она. А затем добавила более искренне: — Ну, не так смущался, как кому-то может прийти в голову. Но от того, что говорю об этом вот так. Брэк, ты нашла меня… сколько же — год назад? И за все это время я никогда не знал, как ты… и, я имею в виду, когда ты была… — Она умолкла. Опасаясь сказать не то, подумала я. Ее кожа — слишком смугла, чтобы на ней проявился румянец, но я заметила изменение температуры. — Я имею в виду — я знаю, что ты была вспомогательным компонентом. Что ты являешься вспомогательным компонентом. И корабли не… я имею в виду — я знаю, что вспомогательные компоненты могут…
— Вспомогательные компоненты могут, — согласилась я. — Как ты знаешь из личного опыта.
— Да, — подтвердила она. Теперь — по-настоящему сконфуженная. — Но, полагаю, я никогда не думал, что вспомогательный компонент может на самом деле хотеть этого.
Я помолчала минутку, чтобы она поразмыслила над этим. А затем:
— Вспомогательные компоненты — это человеческие тела, но они также часть корабля. То, что чувствуют вспомогательные компоненты, чувствует и корабль. Потому что они — одно и то же. Ну, различные тела отличаются друг от друга. По-разному воспринимают что-то, по-разному чувствуют, не всегда хотят одного и того же, но все вместе в среднем — да, и я об этом заботилась — для тех тел, которые в этом нуждались. Мне не нравится испытывать неудобство, это никому не нравится. Я делала все, что могла, чтобы мои вспомогательные компоненты не испытывали напряженности.
— Думаю, я никогда этого не замечал.
— Этого на самом деле и не предполагалось. — Лучше покончить с этим. — Как бы то ни было, корабли, как правило, не хотят партнеров. Они делают такое сами для себя. Во всяком случае, корабли со вспомогательными компонентами. Вот так. — Движением руки я подчеркнула очевидность своего заключения, которое не нуждалось в дальнейшей детализации. Не добавила, что корабли не тоскуют также и по романтическим партнерам. По капитанам — да. По лейтенантам. Но не по возлюбленным.
— Что ж, — изрекла Сеиварден через минуту, — но у тебя нет других тел, чтобы этим заниматься, теперь уже нет. — Она замолкла, внезапно осененная мыслью. — Интересно, а как это было? Больше, чем с одним телом?
Отвечать на это я не собиралась.
— Я несколько удивлена, что ты не думала об этом раньше. — Но только самую малость. Я слишком хорошо знала Сеиварден, чтобы предполагать, будто она когда-либо всерьез задумывалась, о чем может размышлять или что чувствовать ее корабль. И она никогда не входила в число офицеров, зацикленных на мысли о вспомогательных компонентах и сексе.
— Значит, когда забирают вспомогательные компоненты, — сказала Сеиварден, с трудом переварив услышанное, — это, должно быть, словно у тебя отрубают части тела. И не заменяют.
Я могла сказать: «Спроси корабль». Но корабль, наверное, не захотел бы ответить.
— Говорят, похоже на то, — ответила я. Спокойно.
— Брэк, — сказала Сеиварден, — когда я был лейтенантом, прежде, — она имела в виду — тысячу лет назад, когда служила лейтенантом на «Справедливости Торена» под моим присмотром, — я на кого-нибудь, кроме себя, обращал внимание?
Перебрав целый ряд правдивых ответов — некоторые из них были менее дипломатичными, чем другие, — я в конце концов изрекла:
— Иногда.
И тут «Милосердие Калра», без пожелания с моей стороны, показал мне солдатскую кают-компанию, где солдаты подразделения Амаат Сеиварден убирали со стола после своего ужина. Амаат Один сказала:
— Это приказ, граждане. Так говорит лейтенант.
Несколько солдат застонали.
— Это будет вертеться у меня в голове всю ночь, — пожаловалась одна из них своей соседке.
В моей каюте Сеиварден с раскаянием сказала:
— Надеюсь, сейчас я стал лучше.
В кают-компании Амаат Один открыла рот и запела — неуверенно, немного фальшиво:
— Все вращается… — Остальные присоединились к ней, нехотя, без воодушевления. Сконфуженно. — Все вращается. Планета вращается вокруг солнца, все вращается.
— Да, — ответила я Сеиварден. — Чуточку лучше.
Солдаты Бо вполне пристойно справились со всеми своими заданиями. Все подразделение выстроилось в кают-компании, вытянувшись в струнку, воротнички и обшлага — безукоризненно ровны, даже лейтенанту Тайзэрвэт удавалось сохранять суровую внешнюю невозмутимость. Изнутри — совсем другое дело: по-прежнему гудение напряженности, легкое подташнивание, неизменное с предыдущего утра, и она не спала с тех пор, как я разбудила ее вчера. От ее солдат Бо исходила волна коллективного негодования в сочетании с вызывающей гордостью — им в конце концов удалось сделать за последний день очень многое, и вполне неплохо с учетом обстоятельств. По справедливости, мне следовало проявить удовлетворение, они ожидали от меня этого, все до одного были в этом уверены и страшно обиделись бы, поступи я по-другому.
Они имели право гордиться собой. Лейтенант Тайзэрвэт в нынешних условиях их не заслуживала.
— Прекрасно, Бо, — сказала я и была вознаграждена всплеском гордости и облегчения от каждого солдата, стоявшего передо мной. — Следите, чтобы все так и было впредь. — Затем — резко: — Лейтенант, со мной. — Повернулась и вышла из кают-компании, направляясь к своей каюте. Безмолвно сказала кораблю: — Сообщи Калр, что я хочу уединения. — Не задумываясь конкретно почему, иначе опять разозлюсь. Или даже еще сильнее. Даже желание двигаться вызывало импульсы, которые передавались мускулам, едва заметные, но корабль их улавливал. Я это понимала, когда корабль показывал мне данные. Теоретически никто больше на борту «Милосердия Калра» неспособен был получать данные так, как я. Теоретически. Но мне не стоило об этом думать. Я вошла в свою каюту, дверь открылась без просьбы с моей стороны. Калр, дежурившая там, поклонилась и вышла, обойдя лейтенанта Тайзэрвэт, которая встала прямо у двери.
— Входи, лейтенант, — сказала я спокойно. Без всякой резкости в голосе. Я злилась, да, но я всегда злилась, это нормально. Это не должно встревожить никого, кто мог это видеть. Лейтенант Тайзэрвэт прошла в каюту. — Ты вообще спала? — спросила я ее.
— Немного, сэр. — С удивлением. Она слишком устала, чтобы мыслить совершенно ясно. По-прежнему ощущала недомогание и чувствовала себя несчастной. Уровень адреналина все еще выше нормального. Хорошо.
И не хорошо. Совершенно нехорошо. Ужасно.
— Много ешь?
— Я… — Она моргнула. Задумалась над моим вопросом. — У меня было немного времени, сэр. — Она сделала вдох, чуть легче, чем минуту назад. Плечевые мускулы расслабились, совсем немного.
Не думая о том, что делаю, я двинулась вперед, быстро, как могла, то есть чрезвычайно быстро. Схватила ее за воротник куртки, с силой отшвырнула назад, впечатала ее в зелено-сиреневую стену, которая находилась в метре за ее спиной. Прижала ее там, грубо перегнув назад через скамью.
Увидела то, что искала. Лишь на мгновение. На кратчайший миг уныние, в котором пребывала лейтенант Тайзэрвэт, сменилось кромешным, жутким ужасом. Уровни адреналина и кортизола невероятно подскочили. И там, в ее голове, короткой вспышкой, призрачно мелькнули имплантаты, которых там не должно быть, которых там не оказалось мгновением позже.
Имплантаты вспомогательного компонента.
Я опять саданула ее головой по стене. Она вскрикнула, и я вновь увидела это, ее тошнотворный страх, имплантаты, которых не должен иметь ни один человек, пронизывающие ее мозг, и затем они снова исчезли.
— Отпусти «Милосердие Калра» или я задушу тебя прямо здесь своими руками!
— Ты этого не сделаешь, — выдохнула она.
На нее явно нашло затмение. Находясь в здравом уме, Анаандер Мианнаи ни за что, ни на мгновение не усомнилась бы в том, что я способна сделать. Я сменила хватку. Она стала соскальзывать по стене к скамье, но я схватила ее за горло и надавила на трахею. В отчаянии она вцепилась в мои запястья. Дышать она не могла. Ей оставалось секунд десять, чтобы сделать то, что я ей велела, или умереть.
— Отпусти мой корабль. — Мой голос спокоен. Ровен.
Снова вспыхнули данные, исходящие от нее, имплантаты вспомогательного компонента были видны ярко и отчетливо, всплеск мучительной тошноты и волна обуявшего ее ужаса оказались настолько сильны, что едва не захлестнули и меня. Выпустив ее, я выпрямилась и смотрела, как она, кашляя и хватая ртом воздух, рухнула на жесткую, без подушек, скамью, а потом, задыхаясь и тужась, пыталась выблевать ту пустоту, что наполняла ее желудок.
— Корабль, — сказала я.
— Она отменила все приказы, — ответил «Милосердие Калра» непосредственно в мое ухо. — Мне жаль, капитан.
— Ты не мог этого предотвратить. — Все радчаайские корабли создавались с кодами доступа, которые позволяли Анаандер Мианнаи управлять ими. «Милосердие Калра» не был исключением. Мне повезло, что корабль не испытывал никакого энтузиазма, следуя приказам лорда Радча, не предпринимал никаких усилий, чтобы исправлять ее упущения или небольшие ошибки. Если бы корабль действительно хотел помочь Анаандер Мианнаи обмануть меня, он непременно преуспел бы в этом. — Анаандер Мианнаи, лорд Радча, — обратилась я к салаге-лейтенанту, которая, тяжело дыша, дрожала на скамье передо мной, — неужели ты думала, что я не узнаю?
— Риск есть всегда, — прошептала она и отерла рот рукавом.
— Ты не привыкла брать на себя риск, если нет десятилетий, веков на подготовку, — отметила я безжизненным голосом вспомогательного компонента, не стремясь придать своей речи выразительность, присущую человеческой. — Все части тебя были твоими с рождения. Возможно, и до этого. Тебе не случалось быть некоей личностью, которой внезапно всаживают в мозг устройства вспомогательного компонента. Это неприятно, не так ли?
— Я это знала. — Сейчас она дышала лучше, и у нее прекратились рвотные позывы. Но говорила она сиплым шепотом.
— Ты знала об этом. И думала, что у тебя будет доступ к лекарствам, которые поддержат тебя, пока ты не привыкнешь к имплантатам. Ты могла сама брать их в медсанчасти и использовать свои коды доступа, чтобы заставить «Милосердие Калра» замести твои следы.
— Ты меня перехитрила, — сказала она, по-прежнему жалкая, опустив взгляд на загаженную скамью. — Я признаю это.
— Ты перехитрила сама себя. У тебя не было стандартного комплекта имплантатов вспомогательного компонента. — Уже почти сто лет создание вспомогательных компонентов незаконно. Не считая уже заготовленных тел, ожидающих своего часа в отсеках временной приостановки жизнедеятельности, и почти все они находятся на транспортных кораблях. Ни одного из них не было поблизости от Дворца Омо. — Тебе пришлось переделать оборудование, которое ты используешь для себя. А вмешательство в человеческий мозг — дело тонкое. Проблем бы не последовало, если б это оказался твой собственный мозг, уж его-то ты знаешь от и до. Если бы это было одно из твоих собственных тел, то все прошло бы как по маслу. Но это не могло быть одним из твоих тел, в этом заключался весь смысл, у тебя нет сейчас лишних, и, кроме того, я бы вышвырнула тебя из корабля, как только мы вошли в шлюзовое пространство, попытайся ты это сделать. Поэтому это должно было быть чье-то тело. Но твое оборудование изготовлено специально для твоего мозга. И у тебя не хватало времени, чтобы что-то протестировать. У тебя имелась всего неделя. А то и меньше. И что, ты схватила этого ребенка, всадила в нее оборудование и выбросила на причал? — Тайзэрвэт не пришла в тот день на чаепитие с родственницей матери и не отвечала на послания. — Даже с правильно подобранным оснащением и врачом, который понимает, что делает, это не всегда получается. Наверняка ты это знаешь.
Она это знала.
— Что ты собираешься делать теперь?
Я проигнорировала этот вопрос.
— Ты думала, что сможешь просто приказать «Милосердию Калра» давать мне, а также врачу, фальшивые данные, чтобы скрыть все. Ты по-прежнему нуждалась в препаратах, это стало очевидным с той минуты, как было установлено оборудование, но ты не могла взять их с собой, потому что Бо тут же их нашли бы и я бы заинтересовалась, почему тебе нужны именно эти лекарства. — А потом, когда она не смогла их добыть, страдания сделались просто невыносимы и скрывать их она уже не могла, а лишь приказала кораблю, чтобы они выглядели гораздо слабее, чем на самом деле. — Но я уже знала, на что ты готова пойти, чтобы достигнуть своих целей. И я целыми днями просто валялась в своей каюте, восстанавливаясь после ранений и представляя себе, что ты можешь попытаться сделать. — И что смогу сделать я, чтобы сорвать это, оставшись нераскрытой. — Я никогда не верила, что ты дашь мне корабль и позволишь улететь без надзора.
— Ты сделала это без препаратов. Ты их никогда не применяла.
Подойдя к скамье, служившей мне койкой, я откинула постельное белье и открыла отсек под крышкой. Внутри находилась та коробка, которую могли видеть человеческие глаза, но ни корабль, ни база не видели, если только не использовали глаза вспомогательных компонентов. Открыв коробку, я вынула пакет с препаратами, которые унесла из медсанчасти за несколько дней до той последней встречи с Анаандер Мианнаи во Дворце Омо. Задолго до того, как я встретила лейтенанта Тайзэрвэт в кабинете старшего инспектора Скаайат или даже узнала о ее существовании.
— Мы идем в медсанчасть. — И, безмолвно, «Милосердию Калра»: — Отправь двух солдат Калр.
Мои слова и вид пакета с лекарствами вызвали вспышку надежды у Анаандер Мианнаи, некогда лейтенанта Тайзэрвэт, которая испытывала непреодолимое желание избавиться от своих страданий. Из ее нелепо сиреневых глаз полились слезы, и она чуть слышно заныла, но тут же перестала.
— Как ты это вынесла? — спросила она. — Как ты это пережила?
Отвечать не было никакого смысла. Это в большей степени риторическое восклицание, нежели настоящий вопрос, и на самом деле ее не интересовал ответ.
— Встань. — Дверь открылась, и вошли двое моих солдат Калр. Вид лейтенанта Тайзэрвэт, изрядно помятой, скукожившейся на скамье, с залитым желчью рукавом форменной куртки, вызвал у них изумление и некоторое смятение.
Мы отправились в медсанчасть печальной маленькой процессией, Тайзэрвэт (не Тайзэрвэт) опиралась на одного солдата, второй следовал за ней. Доктор, увидев, как мы входим, застыла на месте, ужаснувшись тому, что увидела в голове лейтенанта посредством специализированных имплантатов врача в то мгновение, когда корабль перестал вмешиваться в передачу данных, исходящих от нее. Она повернулась ко мне и хотела было заговорить.
— Обожди, — резко бросила я ей, а потом, когда солдаты помогли Тайзэрвэт (не Тайзэрвэт) лечь на стол, отослала их.
Не успела доктор и рта раскрыть, а Анаандер — осознать, что я делаю, и возразить, как я защелкнула ограничители движения на столе. Это ее удивило, но она отвратительно себя чувствовала и не сразу поняла, что это значит.
— Доктор, — сказала я, — ты видишь, что лейтенант Тайзэрвэт обладает неразрешенными имплантатами. — Врач испытала слишком сильное потрясение, чтобы говорить. — Удали их.
— Нет, не надо! — попыталась крикнуть Анаандер Мианнаи, но не смогла, и это прозвучало сдавленным шепотом.
— Кто это сделал? — спросила врач. Как видно, она все еще пытается разобраться в этом.
— Разве сейчас это существенно? — Она знает ответ, если просто подумала об этом. Только одна особа могла такое сделать. Только одна особа способна на это.
— Врач, — произнесла Тайзэрвэт, которая попыталась высвободиться, но обнаружила, что не может справиться с креплениями. Ее голос по-прежнему звучал как сдавленное карканье. — Я — Анаандер Мианнаи, лорд Радча. Арестуй капитана флота, освободи меня и дай мне нужное лекарство.
— Ты забываешься, лейтенант, — заявила я и снова повернулась к врачу. — Я отдаю приказ, доктор. — В условиях нашей полной изоляции в шлюзовом пространстве мое слово — закон. Не имеет никакого значения, что за приказы я отдаю, насколько они незаконны или несправедливы. Капитан может предстать перед обвинением за некоторые свои приказы, но члены ее экипажа, независимо от обстоятельств, будут казнены за неподчинение этим самым распоряжениям. Такова суровая действительность жизни радчаайского солдата, хотя на практике это осуществлялось достаточно редко. Никто на «Милосердии Калра» ни за что не забыл бы об этом. Найсими Птем, чье имя упоминалось на этом корабле каждый день по моему особому распоряжению, была таким же солдатом и умерла, потому что отказалась выполнить приказ убить невинных людей. Никто на борту «Милосердия Калра» не мог забыть ни о ней, ни о том, почему она умерла. Ни о том, что я велела упоминать ее имя ежедневно, как если бы она была одним из почивших членов моей семьи или членов экипажа этого корабля. Врач просто не может не учитывать этого именно сейчас.
Она попала в затруднительное положение и пребывала в нерешительности. Тайзэрвэт мучилась, это было видно, а если что-то и могло вывести врача из себя, так это страдания, которые она не в состоянии облегчить. Мой приказ, с одной стороны, загонял ее в угол угрозой казни, но, с другой стороны, давал предлог, чтобы сделать то, что нужно, и она поймет это очень скоро.
— Доктор!.. — прохрипела Тайзэрвэт, продолжая бороться с ограничителями движения.
Я положила руку в черной перчатке на ее горло. Никакого нажима, просто напоминание.
— Доктор, — сказала я спокойно, — кто бы это ни был, кем бы она ни пыталась себя представить, установка этих имплантатов изначально незаконна. И она оказалась неудачной. Я сталкивалась с этим прежде, я сама прошла через это. Лучше уже не будет, и ей чрезвычайно повезет, если не станет хуже. Лекарства могут помочь ей продержаться некоторое время, но они не решат проблемы. Есть лишь одно средство, способное помочь. — Два. Но в некоторых отношениях эти два — одно и то же, по крайней мере в отношении данного фрагмента Анаандер Мианнаи.
Врач словно балансировала на лезвии ножа между двумя равно плохими вариантами выбора, и лишь возможность помочь пациенту — как бы ничтожна она ни была — составляла едва заметную разницу между одним и другим. Я поняла, что она сделала выбор.
— Я никогда… капитан флота, у меня нет никакого опыта с этим. — Она очень старалась, чтобы ее голос не дрожал. Ей никогда прежде не приходилось иметь дело со вспомогательными компонентами, я первой из них побывала в ее медсанчасти. Корабль говорил ей, что со мной делать.
А я вряд ли была типичным образчиком.
— Не у многих он есть. Вставить их несложно, но я не припомню, чтобы кому-то приходилось их извлекать. Особенно если заботиться о состоянии тела, когда они уже вставлены. Но я уверена, что у тебя получится. Корабль знает, что делать. — Корабль говорил сейчас врачу то же самое. — И я помогу.
Доктор бросила взгляд на Тайзэрвэт — нет, на Анаандер Мианнаи, — привязанную к столу: она перестала бороться с креплениями, закрыла глаза. Потом посмотрела на меня.
— Успокоительные, — начала она.
— О нет. Она должна быть для этого в полном сознании. Но не волнуйся, я довольно сильно придушила ее несколько минут назад. Она не сможет кричать очень громко.
К тому времени как мы закончили и Тайзэрвэт была без сознания, до предела накачанная седативными препаратами, врача трясло, и не только от изнеможения. Мы обе пропустили обед и ужин, и утомленные солдаты Бо с нарастающим беспокойством по одному и по двое то и дело пытались заглянуть в медсанчасть под все более пустячными предлогами. Корабль отказывался объяснять кому бы то ни было, что происходит.
— Она вернется? — спросила врач, дрожа, пока я чистила и убирала инструменты. — Тайзэрвэт, я имею в виду — она станет Тайзэрвэт снова?
— Нет. — Я закрыла коробку, убрала ее в выдвижной ящик. — Тайзэрвэт была мертва с того мгновения, когда они вставили те имплантаты. — Они. Анаандер Мианнаи, должно быть, сделала это сама.
— Она же дитя. Семнадцати лет! Как же мог кто-то… — Она умолкла. Покачала головой, все еще не веря тому, что видела своими глазами, после нескольких часов хирургической операции.
— Мне было столько же, когда это случилось со мной, — отметила я. Не со мной на самом деле, а с этим телом, последним, которое у меня осталось. — Даже чуть меньше. — Я не стала вспоминать, что на меня врач так не реагировала.
Разница в том, что это гражданин, а не какой-то нецивилизованный, завоеванный враг.
Сама она этого не заметила либо была слишком ошеломлена всем произошедшим, чтобы выразить свое отношение сейчас.
— Кто же тогда она теперь?
— Хороший вопрос. — Я убрала последний инструмент. — Ей придется это решить.
— А что, если вам не понравится ее решение?
Доктор проницательна. Лучше, если она будет на моей стороне, чем наоборот.
— А это, — ответила я, сделав движение рукой, словно бросаю знаки в утреннем ритуале гадания, — будет, как пожелает Амаат. Отдохни немного. Калр принесет тебе ужин в каюту. Все станет лучше, когда поешь и поспишь.
— В самом деле? — спросила она. С горечью и вызовом.
— Ну не обязательно, — признала я. — Но когда отдохнешь и позавтракаешь, справляться с обстоятельствами легче.
