ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Гангава Прим, темный мир, далекий от гигантской красной звезды. Солнечная полоса медленно ползла по планете, когда та поворачивалась неосвещенной, ночной стороной. По всей затененной половине планеты вспыхивали искусственные огоньки, но в основном они концентрировались в яркое скопление высоко на северной широте. Город источал серные облака. Громадный, расползшийся спрутом город.
Стоя на мостике «Руссвангума», Железный Шлем смотрел на огни, мигавшие далеко внизу. Обитатели этих мест знали о прибытии Волков. У них были детекторы, сенсорные лучи, активированные пустотные щиты. Весь флот ордена, за исключением нескольких сторожевых кораблей, оставшихся на Фенрисе, расположился здесь на орбите. Сконцентрированная огневая мощь была невообразимой, столь же огромной, как и армия, собранная в ходе Великого Очищения. У Гангавы не было орбитальной защиты, но она бы в любом случае тут не помогла. Стройные ударные крейсеры и изогнутые эсминцы безнаказанно скользили в пустоте, готовясь обрушить Хель на мир внизу.
Великого Волка обуревала целая гамма чувств, когда он смотрел на город, который собирался уничтожить. В варпе он плохо спал. Магнус часто приходил к нему во снах, подстрекал его, насмехался над тем, что Железный Шлем десятилетиями не может поймать его. Великий Волк не видел лица примарха, как не видел его на протяжении многих лет прежних погонь.
Но Волк слышал голос врага. Незабываемый голос. Гордый, могущественный, учтивый, но с примесью плохо скрытого раздражения.
Мой отец сломал тебе хребет, монстр.
Магнус самодовольно усмехнулся на это, но в улыбке мелькнула боль. Настоящая, смертная боль.
Нависая над окулярами реального пространства, Железный Шлем чувствовал, как покалывает кончики пальцев в перчатках. Путь был слишком долгим. Но теперь всего несколько часов оставалось до высадки на планету десантных капсул, напоминавших дождь из темных семян, и все они упадут за границами защищавших город щитов.
Железный Шлем мысленным взором прослеживал их маршруты. Они в любое время были доступны на дисплее шлема, но он знал, что ему не придется им пользоваться. Он мог отчетливо представить все аспекты грядущей битвы. Закрывая глаза, он все равно видел тактические ходы, рисунок линий на гололите и руны, нанесенные на карту громадного города.
Многие в галактике верили, что Космические Волки просто дикари, чуть ли не животные, звери, которые сломя голову несутся в бой, выкрикивая маловразумительную брань. Лишь позднее, когда враги обнаруживали, что их поставки припасов сорваны, связь нарушена, а союзники вдруг взбунтовались, то понимали, что их представления не совсем соответствовали действительности. Планирование было крайне важным. Планирование, координация передвижения Стай, окружение добычи, чистота убийства.
Волки были дикими, но отнюдь не отсталыми. Гангава будет уничтожена быстро и безжалостно. Примарх он или нет, но Магнусу придется пожалеть о решении обосноваться в зоне досягаемости.
В дверь за его спиной позвонили.
— Входи, — разрешил Железный Шлем, не оборачиваясь.
Он слышал тяжелую поступь Къярлскара и чуть более легкие шаги одного из рунных жрецов, Фрея. Два облаченных в броню гиганта встали перед Великим Волком.
— Все готово? — спросил Железный Шлем, не отрывая взгляда от планеты.
— Как ты велел, — ответил Къярлскар. — Девять Великих рот ждут сигнала атаки; резерв будет готов, когда потребуется.
— Есть новости с Фенриса?
— Обычные астропатические донесения, — доложил Фрей. — Никаких новостей. Думаю, им скучно.
Железный Шлем отрывисто рассмеялся:
— Какая жалость. Мы привезем им наши трофеи, чтобы развеять скуку.
Къярлскар шагнул к окулярам. Его силы находились над городом на протяжении двадцати восьми дней. Железный Шлем знал, что волчий лорд все это время отчаянно хотел напасть, но подчинился приказу, что до тех пор, пока не прибудет весь флот, ни один болт не полетит во врага.
— Фрей, ты все еще чувствуешь его? — спросил Къярлскар.
Рунный жрец кивнул:
— Он там, внизу. Там же, где был недели назад.
Къярлскар нахмурился:
— Почему он столь пассивен? Вот этого я никак не пойму.
— На Просперо было то же самое, — спокойно промолвил Железный Шлем. — Он верит, что колдовство защитит его, что нас укротит парочка заклинаний. Он даже представить себе не может, как что-либо может угрожать ему в его собственной цитадели.
— А мы можем?
Железный Шлем повернулся лицом к ярлу Четвертой роты.
— Кажется, ты сомневаешься, Арвек. Мне это не нравится, особенно перед битвой.
Но Къярлскара было не запугать. Слишком уж он был стар, слишком много повидал битв.
— Лорд, не приписывай мне страх или неохоту — я бы сражался рядом с тобой даже за дверями Хель, и ты это прекрасно знаешь. Я лишь озвучиваю вопрос, который не высказал ни один из нас. — Он спокойно воззрился на Великого Волка. — Убивали ли когда-нибудь смертные примарха в битве? Возможно ли такое вообще?
Железный Шлем не стал юлить:
— Не знаю, друг мой. Но так или иначе, мы получим ответ на этот вопрос.
Еще один день начался в ледяных пустошах Асахейма. Клык немного осел и обуглился. Потоки плазмы с орбиты прекратились. Ливень наступательной артиллерии тоже стих, так как на поверхности горы не осталось ни одной батареи защитников.
Почерневшие каменные склоны источали унылые столбы дыма. Когда стихла вызванная вюрдом буря, солнечные лучи морозного утра осветили всю картину опустошения и разрушений.
Тысяча Сынов теперь контролировали обе дамбы. Их войска свободно передвигались по широким каменным склонам. Все больше танков карабкались по склонам, и защитники более уже не мешали им. Одинокая гора возвышалась среди колышащегося моря захватчиков, а ее обитатели похоронили себя глубоко в ее недрах. Если бы не смотровая площадка на самой вершине, Клык можно было бы легко спутать с любым другим пиком Асахейма, столь же безжизненным и заброшенным.
Когда солнце медленно поднялось, Афаэль отправился на смотровую платформу в километре от выжженной цитадели. Холод его нервировал. Вообще-то его физиология должна была делать его невосприимчивым к климатическим крайностям, особенно в броне. Но его все равно знобило.
Афаэль знал причину этой дрожи. Изменения в теле продолжались. Он сомневался, что сможет снять шлем, даже если очень захочет. Мускулы пальцев болезненно теснились в перчатках. Он изменялся. Первоначальная реакция — неверие — сменилась своего рода пугающей покорностью.
Был какой-то смысл в этой трансформации. Всегда и во всем имеется смысл. Просто Афаэль не знал, какой именно.
Платформу окружали десантники-рубрикаты. Часть их погибла при атаке на Врата, хотя смертных погибло в сотни раз больше. Ярость Волков была вполне предсказуема, и Афаэль призвал мощнейшие силы, чтобы сравниться с бесподобным военным мастерством врагов. Отдельный Космический Волк, возможно, был самым непревзойденным мастером рукопашной во всей галактике. Но даже он мог прикончить лишь определенное число врагов.
Хетт уже ждал его на платформе, в ободранной и обугленной мантии. Его отряд десантников-рубрикатов попал в переделку. Афаэль слышал истории о том, как некоторые Волки впадали в ярость берсеркеров и убивали дюжины врагов прежде, чем погибнуть. Если так, то все шло хорошо. У Афаэля было достаточно войск, а Волки явно испытывали потрясение.
— Хорошая выдалась ночь, не так ли, Рамзес?
Раптор склонил голову в приветствии.
— Для вас, возможно. Я же потерял своих рубрикатов. Какой-то бешеный щенок спятил после смерти наставника.
— Тогда тебе придется взять под начало несколько моих, друг мой.
Афаэль окинул взглядом окутанную дымом гору. Когда-то девственно-чистые ее склоны стали грязно-коричневыми. Огонь все еще бушевал и на дамбах, где догорал прометий.
Псы, мы уже многого достигли. Смотрите, как мы еще оскверним ваш мир.
— Меня поражает, — задумчиво промолвил Хетт, смотря в ту же сторону, — как быстро Псы способны убивать. Никогда не видел, чтобы так сражались. Любая другая армия в галактике затаилась бы за стенами и ждала, пока мы к ней подступим. А эти встретили нас на открытом пространстве, сражаясь, словно демоны. Что ими движет? Что делает их такими?
Афаэль дернул плечами.
— Неужели я слышу слова восхищения, брат? — спросил он. — Если так, то они неуместны. Псы были созданы для самой грязной работы, за которую не возьмутся другие легионы. Они истребители, хищники Империума. Они не могут измениться и не способны стать лучше. Как и мы, они заперты в образе своего примарха.
При упоминании Русса Хетт совершил отвращающее знамение. Афаэль хрипло рассмеялся:
— Не бойся, он не придет к ним на помощь, как тебе отлично известно.
Оба колдуна погрузились в молчание. Далеко под платформой через ряды войск прокладывали себе путь бронированные, тяжеловооруженные машины. Они были построены по древним чертежам, на их боках можно было разглядеть едва заметную эмблему Легио Кибернетика.
— Так что сейчас? — спросил Хетт.
— То, о чем я говорил ранее, брат, — ответил Афаэль, рассматривая машины с долей интереса. — Будут использованы катафракты. Псы решили зарыться под землю.
Уставший от битвы, Афаэль глубоко вздохнул, даже через фильтры ощутив резкость воздуха.
— А мы, друг мой, будем выкапывать их оттуда.
Чернокрылый вновь уселся на командный трон «Науро». Нейман занялся навигацией в своей каюте, кэрлы трудились не покладая рук. Курс сохранялся, судно мчалось на полной скорости, хоть двигатели и теряли топливо и охлаждающие жидкости.
С момента схватки с колдуном Тысячи Сынов и его немым охранником прошел целый терранский день, отрезок времени, никак не связанный ни с исчислением времени на Фенрисе, ни с естественным ритмом корабля. Но команда все равно придерживалась именно его, возможно полагая, что в их природе нечто функционировало согласно терранским циклам.
Какой бы ни была причина, двадцати четырех часов все равно не хватило, чтобы «Науро» обрел равновесие. По репутации Чернокрылого был нанесен чувствительный удар. Погибли все кэрлы, которых он взял с собой на охоту. И команда знала, что только вмешательство навигатора со смертоносным варп-глазом спасло космодесантника. В нормальных условиях это не сильно повредило бы пилоту. Но сейчас все были измотаны и истощены. Поднялся ропот, достаточно тихий, чтобы матросы не подверглись наказанию, но вполне громкий, чтобы обостренный слух Чернокрылого улавливал, о чем идет речь.
Нет, сплетни и жалобы его не заботили. На самом деле его задевало лишь то, что его чуть не прикончили воин в силовой броне и израненный заклинатель. Схватка должна была пройти лучше. Он все продумал, как и должен делать волчий скаут. Ему следовало устроить для них ловушку и поймать, как поймали его самого.
Чернокрылый крайне глупо угодил в перестрелку, и такая оплошность была хуже небрежности. Она приводила в смущение и замешательство.
Но по крайней мере, хвала Всеотцу, все закончилось для Волка не самым худшим образом. Когда гибельный взгляд навигатора прикончил колдуна, последние остатки оживлявшей предателя магии исчезли, и пустые доспехи рубриката рухнули. Двигатели поглотили останки обоих, превратив разрушенный металл и израненную плоть в топливо.
С того момента Чернокрылый немало размышлял об этих двух «зайцах». Тело колдуна, хоть и искореженное переправкой, было во многом схоже с телами Волков: коренастая фигура с усиленной мускулатурой и улучшенными органами. Во многом колдун стоял ближе к идеалу Адептус Астартес, чем сам Чернокрылый, с его волчьими чертами и особенностями, дарованными Хеликс.
Но десантник-рубрикат… вот он был очень странным. Внутри искореженной брони не оказалось ничего. Ни плоти, ни костей, лишь горстка серой пыли. Конечно, Чернокрылый слышал саги об обескровленных останках легиона Магнуса, проклятых темных ведьмовством Аримана. Их души были уничтожены, а сами они обречены на вечную войну. Так что, может быть, этому не стоило и удивляться. Чернокрылый должен был воспринять это как данность, как еще одну причуду сложной и трагической истории галактики.
Но он не мог перестать думать об этом. По какой-то причине то, что космодесантников можно было так искалечить, уничтожить сам намек на их прежнюю природу, вызывало в Чернокрылом безумное отвращение. Есть некоторые вещи, с которыми просто необходимо разобраться. В случае сыновей Русса это был Вульфен, темная часть Волка, что охотился в каждом из них.
Быть может, Тысяча Сынов страдают от какого-то похожего изъяна. Они, похоже, не стали бороться с этим пороком, но сознательно превратили себя в монстров. Чем больше Чернокрылый размышлял, тем больше все это ужасало его.
Вот в чем наше различие. Все мы испорчены, все старые легионы. Но Волки не сбежали. Мы каждый день сталкиваемся с собственным пороком. Держимся близ опасности, чтобы становиться сильнее. Что бы мы ни делали, мы должны об этом помнить.
— Лорд.
Чернокрылый вынырнул из омута рассуждений. Георит стоял прямо перед ним на командной платформе. Как и все смертные на корабле, выглядел он ужасно. Мятая грязная форма, черные круги под глазами.
— Говори! — велел Чернокрылый, чувствуя пустоту внутри. Сам он бодрствовал уже много дней.
— Поиски завершены. Ни на одной из палуб не выявлено подобных аномалий.
— Хорошо. А как двигатели?
Георит глубоко вздохнул.
— Я задействовал три команды матросов. Сдерживаем самые сильные возгорания, но не знаю, насколько нас хватит.
— Нам нужно шесть дней.
— Знаю. Если бы у нас было больше людей… — Он смолк. — Но у нас их нет.
Это был намек? Имел ли в виду Георит тех мертвых кэрлов, что могли не погибнуть, а трудиться на корабле? Чернокрылый почувствовал, как от раздражения волосы встали дыбом.
— Все верно, штурман, — промолвил он. — У нас недостаточно людей. Недостаточно огнетушителей, недостаточно запчастей для поврежденных плазменных двигателей, и генератор Геллера тоже дышит на ладан. Я все это знаю, так что не нужно лишний раз повторять. Мне нужно, чтобы ты говорил то, чего я еще не знаю. У тебя есть что сказать?
Тень воинственности пронеслась по лицу штурмана. В таком состоянии обреченности он был готов выкинуть все, что угодно.
— Вы знаете мой совет, лорд, — холодно произнес он.
Он все еще имел в виду остановку и тушение пожаров при помощи пустоты космоса. Тот факт, что человек уже дважды предлагает одно и то же, лишний раз доказывало, как пошатнулся авторитет Чернокрылого.
Внезапно Волк понял, что трэллы под командным мостиком внимательно прислушиваются к разговору. Георит говорит от имени всей команды. Они явно что-то задумали.
На космодесантника сошло холодное понимание ситуации. Последствия этого были серьезными.
— Я помню твой совет, — ответил он четко, зная, что будет услышан по всему мостику, и потому добавил к голосу низкое рычание. Янтарными глазами с узкими, с булавочный укол, зрачками он воззрился на Георита и оскалился, обнажив клыки. — Возможно, мое предыдущее объяснение было недостаточно ясным. Так вот, у этого корабля лишь одна цель: доставить сообщение волчьему лорду Хареку Железному Шлему на Гангаве и призвать его обратно на Фенрис. Мне все равно, даже если по трубам корабля будут ползать все демоны Хель или нам придется скормить печам всех наших трэллов, чтобы сохранить текущую скорость. Хель, мне уже все равно, даже если мне не придется вручить это сообщение. Но мы доберемся туда и будем там вовремя.
Чернокрылый подался вперед на троне, подняв коготь и направив его прямо на Георита. От угрозы штурман заметно побледнел.
— И ты это знаешь. Я лорд этого корабля. Он существует по моей воле. Его вюрд в моих руках, как и все ваши. Если я обнаружу попытку оспорить эту волю, повернуть этот корабль и не выполнить задание, я не буду медлить ни секунды и причиню тебе сильнейшую боль. Мы будем поддерживать скорость. Мы будем все так же чинить корабль. И не выйдем из варпа. Это понятно?
Штурман поспешно кивнул, от страха белый как полотно, и сделал знак команде ускорить работу.
Чернокрылый усмехнулся.
— Отлично, — промурлыкал он уже тише, чтобы его слышал только Георит. Рык угрозы все еще ощущался в его тоне, слабое эхо того, что скаут мог сотворить, если б захотел. — Вдвоем мы можем говорить более свободно. Возможно, ты преодолеешь в себе настрой остальной команды. Первый смертный, который решит устроить бунт на этом корабле, встретится с моими когтями. Я сдеру с него кожу заживо и залатаю ею дыры в корпусе. Это не сильно улучшит наше положение, но чувствовать я себя буду гораздо лучше.
Чернокрылый вновь откинулся на жесткую стальную спинку трона.
— А теперь иди, — прорычал он. — И изыщи способ, чтобы мы прожили еще шесть дней.
Над алтарем вырисовывалась фигура. Она еще не полностью материализовалась. Через просвечивавшую кожу Темех видел дальнюю стену. Но более проблематично было то, что фигура оказалась не совсем тем, кого он призывал. Это было не изображение пламенеющего глаза, как обещали его сны, не громадное лицо примарха, закованное в высокий красно-золотой шлем.
Это был ребенок. Рыжий мальчишка в белом одеянии, болезненно юный.
— Лорд, — промолвил Темех, изящно спускаясь в Исчислениях.
Его работа не закончилась, и пройдет еще много дней испытаний и проб, но самая трудная часть осталась позади. Теперь, когда Афаэль не отвлекал, Темех работал гораздо быстрее.
— Сын мой, — ответил ребенок.
— Вы выглядите не так, как я ожидал.
— Чего же ты ждал?
Темех наслаждался знакомым диалектом. Он уже давно привык не слишком полагаться на визуальные появления. Но то, как существо говорило, невозможно было подделать.
— Как тогда, в башне. Я не уверен, что Волки сочтут ваш образ… устрашающим.
Мальчик улыбнулся, и вокруг глаз появились морщинки.
— Что заставляет тебя думать, что мой образ на Планете Колдунов обладал какой-то особой убедительностью? Ты Корвид, Амуз. И знаешь, что видимое весьма сильно зависит от того, что хочешь видеть.
— Возможно. В таком случае я хочу увидеть выражение вашей истинной силы.
— Смотри внимательнее.
Темех сосредоточился. Может, это какая-то проверка. Если так, то колдун не понимал ее сути. Дитя выглядело слабым, хотя выражение единственного глаза и взрослые интонации несколько выбивались из образа.
— Я думаю, вы только часть, лорд, — промолвил он наконец. — Возможность. Несмотря на мою работу, вы представляете собой лишь первые шаги на пути.
— Очень хорошо, — отозвался ребенок. — Большая часть меня пребывает сейчас на Гангаве. Так должно быть, или иллюзия рассыплется.
Темех нахмурился:
— Я не понимаю, лорд. Пытаюсь, но смысл ускользает от меня.
Ребенок не выглядел возмущенным таким ответом.
— Ариман всегда одинаков. При всех своих дарованиях он принял неверное решение. Нет смысла сражаться при помощи заклинаний со всей мощью Океана. Что он принес нам в итоге? Пустые оболочки, подчиненные колдунам. Есть высшая сила в нашей трансформации, и нужно научиться ее принимать.
— Быть везде и нигде.
— Рад, что ты помнишь.
— Я помню ваши слова. Но до сих пор не понимаю их.
Ребенок пожал плечами:
— Вот время для твоего учения. И для Хетта, Цамина и остальных. Когда закончится эта война, у нас будет время, чтобы начать все сначала.
Темех помедлил, озаренный неприятной мыслью.
— Вы не упомянули Афаэля.
— А должен был?
— Он величайший из нас, самый могущественный из всех, что отказали Ариману.
— И он станет еще более могущественным, сильнее, чем может себе вообразить. Но сейчас нет такой срочной необходимости обсуждать его судьбу.
— Нет, думаю, что нет.
— Я пришел воодушевить тебя. Я много поставил на тебя, Амуз Темех. Собранные флот и армия довольно скоро иссякнут — и это их единственное назначение. А затем наши цели будут совсем иными.
Дитя улыбнулось. Столь простая мимика, но вмещавшая целую бездну чувств. Гордость, быть может, и обвинение, но по большей части сожаление.
— Не подведи меня, Амуз, — мягко промолвил Магнус. — Подвести отца — смертный грех для сына.
— Не подведу, лорд, — промолвил Темех, зная, что имел в виду примарх, и в свою очередь отвечая совершенно честно: — По крайней мере хоть этот урок будет мною хорошо усвоен.
Над Гангавой пробил наконец долгожданный час, и по всему флоту полетели сигналы. Плавно, без спешки над порталами запуска отключились щиты. Из отверстий хлынули волны посадочных капсул, вонзаясь в атмосферу и вспыхивая, словно кометы. Эскадрильи «Громовых ястребов» последовали за ними, держа строй треугольниками. Их острые носы резко опускались, когда корабли входили в разреженный воздух планеты. За ними быстро опускались тяжелые десантные корабли, маневрируя при помощи ракетных двигателей. Все серого цвета Космических Волков, с черно-желтой окантовкой и рычащей пастью на боках.
Зон высадки были дюжины, и все находились вне пределов защищенного щитами города. Железный Шлем командовал несметными силами и соответственно с этим размещал свои войска. Главных целей было три. Мощные электростанции были обнаружены в северо-западной части городского массива, и две Великие роты отправились на их разрушение. Еще две должны были ударить по установкам пустотных щитов города, расположенным на юго-западе и окруженным мощной защитой.
Но главной добычей оставался центр гигантского города. Целый район, во много десятков километров в поперечнике, был сооружен наподобие Тизки, с пирамидами, взлетавшими высоко в напоенное пылью небо. Но это были уже не великолепные серебряные здания, что сияли под тусклым небом Просперо. На Гангаве промышленная пыль и грязь облепляли стены и крыши, делая дома такими же грязно-красными, как вся планета. Из космоса они казались почти органическими, словно странные, геометрически правильной формы горы, возвышавшиеся над окружающим их хаотичным нагромождением жилых блоков и фабрик.
Где-то в этих пирамидах и скрывался Магнус. Фрей вновь в этом удостоверился. Все рунные жрецы ордена чувствовали это, ощущали ужасающее присутствие примарха, затаившегося в центре самого большого сооружения, загрязнявшего вюрд, словно масляное пятно на поверхности воды. Железный Шлем руководил атакой на главную цель, взяв с собой целых пять Великих рот и большую часть рунных жрецов ордена. И все это с колоссальной огневой поддержкой. Их высадка на планету была запланирована рядом с пустотными щитами, в сотне километров от хорошо охраняемого городского центра.
Тактики флота определили, что в городе сотни тысяч солдат, возможно даже миллионы, если все горожане вооружатся. И все они окопались за обширными укреплениями. Авгуры улавливали передвижение отделений мобильной артиллерии, конвоем проезжавших по улице и проверявших ключевые точки города, блокируя движение по главным магистралям. Силы, собранные Магнусом, были хорошо вооружены и готовы к боевым действиям, несмотря на отсутствие орбитальной защиты.
Перехваченные сообщения дали некоторое представление об оборонительной стратегии. Приказы были закодированы, но многие шифры смог взломать еще Къярлскар, так что командирам атакующих мало что осталось неизвестно. Из перехваченных данных стало ясно, что жители Гангавы прекрасно знают о том, что их ожидает. Их единственный ответ заключался в численном превосходстве. Они не могли надеяться выиграть у Волков в битве, но планировали измотать захватчиков, заманивая в ловушки, где окопались тысячи смертных с лазганами. По крайней мере, на это надеялись местные жители.
Кроме того, сами обитатели Гангавы с ужасом говорили о том, что обитало в пирамидах. Вновь и вновь разговоры по воксу касались Бича Волков. В первый раз это выражение вызвало на закаленном битвами лице Железного Шлема мрачную улыбку.
— Бич Волков? На старости лет он, похоже, полюбил мелодрамы.
Его слова вызвали смех ярлов на командном мостике «Руссвангума», но теперь время для веселья прошло. Каждый воин отправился к цели с холодным, четким вниманием к деталям. Со всем тщанием были проведены ритуалы ненависти, гривы непослушных волос приглажены, чтобы надеть боевые шлемы, болтеры проверены. Не было ни улыбок, ни шуток Кровавых Когтей, ни обычных подтруниваний Длинных Клыков. Все они знали ценность добычи.
А затем десантные капсулы начали падать на планету, борясь с турбулентностью атмосферы и редким противовоздушным огнем.
Десантная капсула самого Железного Шлема, названная «Хекъярр», приземлилась одной из первых, подняв при этом гигантское облако красной пыли. С шипением вылетели болты люка, внешние сегменты капсулы отпали в кратер, выбитый в земле при посадке. Из крыши выдвинулись болтеры и ожили, пока отсоединялись ремни безопасности и всасывались в подлокотники кресел.
Как только убрали эту металлическую ленту, державшую Железного Шлема, Великий Волк стремительно сбежал по трапу на красную почву Гангавы. Ночное небо было цвета засохшей крови, испещренное темными следами отвесно падавших десантных капсул ордена. Вокруг возвышались здания, громадные черные шпили из железа, связанные мостами и толстыми транзитными трубами. Разведывательные огни метались по окрестности, пытаясь найти цели для артиллерии защитника, и где-то далеко завывали сирены. Недалеко от Железного Шлема загрохотали тяжелые орудия, и звук эхом отражался от отвесных стен окружающих построек.
Великий Волк глубоко вдохнул через шлем, наслаждаясь знакомыми запахами и звуками войны. Жажда убийства уже билась толчками во всех жизненных системах, готовя его к испытаниям и грядущему насилию.
— Наконец-то мы на месте, братья, — прорычал он, сжимая ледяной клинок и пробуждая к жизни энергетическое поле. — Пусть же начнется убийство.
Назад: ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Дальше: ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
