ГЛАВА 6
Имперская военно-морская база «Антигона»,
Саргаасово море
Арканцы здесь, на Федре! Они тут уже почти семь месяцев, а мне ничего о них не было известно. Целый полк моих соотечественников — или то, что от него осталось, — затерянной в аду Клубка Долорозы. И они взбунтовались… Да-да, ты прав, я забегаю вперед.
Итак, начнем с самого начала…
Разговор с верховным комиссаром Ломакс вышел очень многозначительным, и сейчас, готовясь к отплытию, я по-прежнему пытаюсь уяснить все его скрытые смыслы. Новость об арканцах была самой поразительной частью беседы, но и все остальное в этой встрече оказалось неожиданным. Кроме неприязни верховного комиссара ко мне, разумеется. Но, если не брать это в расчет, Ломакс изменилась: она прибыла на Федру уже немолодой, но всегда носила тяжесть прожитых лет с мрачной яростью, благодаря которой казалась нестареющей. Как и мой наставник Бирс, эта плотная темнокожая женщина с жесткими, коротко подстриженными волосами некогда являлась образцом нашего несокрушимого рода, но Федра в конце концов одолела и ее…
Из дневника Айверсона
Изможденная старуха, призрак себя прежней, которая встретила Хольта на продуваемой всеми ветрами наблюдательной вышке «Антигоны», еще не была сломлена, но до этого было рукой подать. Ломакс так сильно исхудала, что комиссарская шинель свободно висела на костлявых плечах и волочилась по полу, будто сброшенная кожа. Пока они разговаривали, женщина постоянно ходила по тесному помещению, металась из угла в угол, словно приговоренный преступник, ищущий путь к бегству. Но если она чего-то и боялась, то лишь умереть, оставив незавершенные дела, — по крайней мере так решил Айверсон. Ломакс до самого конца оставалась верна своему долгу.
Она так и не спросила Хольта о его дезертирстве, как будто понимала, что, подняв эту тему, будет вынуждена объявить беглецу смертный приговор. Арканец не понимал причин ее милосердия, пока не сообразил, что верховный комиссар поступает так по необходимости, а не из доброты душевной. Несмотря на давнюю неприязнь, Ломакс доверяла ему.
— Мыс тобой пережитки прошлого, Хольт Айверсон, — сказала женщина. — Вдвоем мы отдали Императору больше прожитых лет, чем любые десять так называемых комиссаров на Федре. И я даже не говорю об этих наглых кадетах, которых последнее время присылает сюда Небесный Маршал! Знаешь, Кирхер лично выбирает новичков, вытаскивает из преданных ему полков и приказывает мне обучать их. О да, они достаточно жестокие ребята, но, чтобы носить черное, недостаточно одних мускулов и злобы. Этих идиотов пристреливают почти сразу же после того, как я отправляю их на передовую! Настоящий выпускник Схолы Прогениум мне не попадался уже несколько лет. Ты хренова развалина, Хольт Айверсон, и жизнь тебе в тягость, как космодесантнику в перерыве между битвами, но на этой стороне планеты нет никого, более похожего на истинного комиссара, чем ты. На Федре мы вымирающий вид.
Такова была первая причина, по которой Ломакс дала это задание бывшему дезертиру. Второй причиной оказалось происхождение: да, Хольт был еще ребенком, когда Бирс забрал его с Провидения, но он оставался арканцем, а проблемы верховному комиссару доставляли его соотечественники. И поэтому Айверсон услышал историю о непокорных бойцах, брошенных волкам, но выживших и превратившихся в волков.
Конечно, Ломакс излагала все не так — в конце концов, она была верховным комиссаром, — но при этом позволяла Хольту читать между строк. Кроме того, они оба знали о репутации Вёдора Карьялана и его жутком корабле. Адмирала не просто так прозвали Морским Пауком, и, как это очень часто случалось на Федре, его гнили было позволено расти и распространяться. Семь Преисподних побери, Айверсон гордился тем, что его соотечественники спаслись из сетей Паука!
— Ими командует некто Энсор Катлер, — рассказывала Ломакс. — Таких людей, как он, некоторые называют героями-бунтарями, но я не разделяю подобного мнения. Как ты знаешь, мне не по душе… непредсказуемость. — Верховный комиссар недвусмысленно посмотрела на Хольта, — Впрочем, я также не собираюсь верить на слово Карьялану, этому старому чудищу.
Прямота женщины удивила Айверсона. Летийский адмирал ходил в фаворитах у Небесного Маршала и яростно защищал его застойный режим, и переходить дорогу такому человеку было небезопасно. На другой планете, с другим повелителем верховный комиссар давно бы удалила раковую опухоль вроде Карьялана. Но они были на Федре, где слово Кирхера было законом. Наверное, Ломакс к старости утратила осторожность.
— Полковник Катлер увел своих людей в Клубок Долорозы, — продолжила она. — Арканский полк действует в глубоком вражеском тылу, далеко от позиций наших наступающих частей…
— Наступающих? — со злостью бросил Хольт. — Мы несколько лет не можем продвинуться в глубь Долорозы, только елозим взад-вперед по одним и тем же позициям, захватываем и теряем одни и те же пляжи да немного продвигаемся вверх по реке, пока нас не оттеснят. Вся эта кампания — пародия на войну!
Ломакс резко взглянула на него, и Айверсон подумал, что зашел слишком далеко, но в глазах старухи читался скрытый расчет. Внезапно арканец понял, что верховный комиссар согласна с каждым его словом. Она сама медленно пересекала черту, поэтому беседа происходила не в ее тесном кабинете, а на безлюдной вышке. Все в этой встрече было не просто так.
— Информация, которой я обладаю, в лучшем случае отрывочна, — вернулась к теме Ломакс, — но, судя по всему, Катлер за последние семь месяцев превратил полк в занозу размером с титана во вражеской заднице. Его отступники устраивали засады на патрули и конвои снабжения противника, уничтожали станции связи, даже атаковали небольшие заставы.
— Он сохранил верность, — твердо произнес Айверсон. — Что бы эти вырожденцы с «Могущества» ни сделали с его полком, Катлер по-прежнему сражается за нас.
— Или за себя, — ответила женщина. — В любом случае он разворошил веспидье гнездо в главном командовании. Говорят, Небесный Маршал обрушился на Карьялана, словно вирусная бомба, даже пригрозил затопить его маленькую империю, если адмирал не покончит с шалостями Катлера.
— «Покончит»? Первое настоящее вторжение в Долорозу с начала этой Императором забытой войны, а Маршал хочет покончить с ним? Это безумие. — И вновь Ломакс расчетливо взглянула на него. — Небесный Маршал Кирхер не безумен, Айверсон. — В словах верховного комиссара прозвучало нечто потаенное, как будто отрицание было обвинением, но она продолжила, прежде чем Хольт успел как следует задуматься над этим. — Разумеется, Карьялан отправил за Катлером истребительные команды, но летийцы — всего лишь прямолинейные фанатики. Сомневаюсь, что кому-нибудь из них удалось хотя бы приблизиться к отступникам, и уж точно ни один покаянник не вернулся из Клубка. Небесный Маршал потребовал новой попытки, и теперь нужен более изящный подход.
— Надеюсь, ты не собираешься подписаться на эту безнадежную затею, Ломакс?
— Верховный. Комиссар. Ломакс. Ты, как всегда, забываешься, Айверсон, и однажды это тебя погубит — или хуже того. И нет, я не подписываюсь ни на какие затеи. Просто даю тебе задачу выследить своевольного полковника.
— Ты хочешь, чтобы я убил Катлера за то, что он по-настоящему сражается с врагом? — ошеломленно произнес Хольт.
— Я хочу, чтобы ты выяснил, виновен ли полковник Энсор Катлер перед Императором, — непреклонно ответила Ломакс, четко произнося каждое слово. — После этого тебе надлежит исполнить свой долг.
Журнал боевого задания.
День 1-й.
Саргаасово море
Начало конца?
Ну вот я покинул базу и направился к Долорозе Вермильоновой, западному архипелагу, где мои заблудшие сородичи высадились семь месяцев тому назад. Невозможно сказать, как далеко они углубились в Трясину, особенно если следовали переплетением Квалаквези, но начинать поиски лучше всего оттуда. Я отправлюсь по их следам и вверю остальное провидению Императора — придется поверить, что оно существует.
Приятно все же вновь оказаться в открытом море, даже если оно большие похоже на сток нечистот, чем на нормальный океан. Буксир, на котором я плыву, — ржавая лоханка, такая же изнуренная, как и все на этой войне, но по крайней мере «Антигона» осталась позади. C тех пор, как я последний раз появлялся на старой базе, подспудное ощущение гибели, которое окружало ее, стало более явным. А может, просто встреча с Ломакс так повлияла на меня. Эта хитроглазая раздраженная старуха показалась предвестницей моей собственной смерти. Видишь ли, верховный комиссар доверила мне не только судьбу своенравного полка…
— Есть еще кое-что, — сказала она и протянула папку, завязанную ярко-алыми тесемками.
Больше Ломакс ничего не объяснила, не дала никаких инструкции, но я ощутил, что беру на себя проклятие вместе с этим досье. Еще одно, ну и что с того?
Разве человек может быть более или менее проклятым?
День 2-й. Саргаасово море
Падение 19-го полка
Нет, я не прикасался к алой папке. Есть и другие, более прозаичные документы, требующие моего внимания: например, целая кипа отчетов о 19-м Арканском и роли, сыгранной им в гражданской войне на родине. Не знал, что на Провидении было новое восстание, но не скажу, что удивлен случившимся. Мы — рисковый, беспокойный народ, а этот Энсор Катлер, похоже, воплощает худшие наши черты; он самонадеянный охотник за славой, который ведет свой полк на честном слове и на одном крыле. Неудивительно, что в его личном деле такая мешанина из благодарностей и взыскании. Глубочайшей загадкой для меня остаются причины, которые заставляют полковника сражаться на стороне Империума, а не мятежников. Хотя нет, я ошибся, есть еще одна тайна.
Кое-что не совсем вписывается в историю беспутных, своенравных, но всегда героических свершений Катлера — резня в захолустном городке под названием Троица. До деталей я пока не дошел, но нутром чую, что все дело в этом. Нужно зарыться поглубже, и алому досье Ломакс придется подождать.
День 3-й. Саргаасово море
Четвертый призрак
Верховный комиссар не предупредила о моей тени.
Нет, я говорю не о мертвых тенях — призраки как-будто оставили меня на время, — а о живом, дышащем шпионе, который ходит за мной по пятам. Этим утром комиссар-кадет Изабель Рив догнала буксир на борту скоростного морского скиммера.
Первое, что бросилось в глаза при виде девушки, — ее рост. Рив немногим старше двадцати, но она выше меня на голову, а ведь я возвышаюсь над большинством людей. Все в ней жесткое и эффективное: от мускулистого тела до лица с квадратным подбородком и бритой головы. Плащ с подбоем и сапоги глянцевито блестят, как и яркий серебряный значок избранных Небесного Маршала. Клянусь Провидением у девчонки даже есть автопистолет с золотыми пластинками на рукояти!
Комиссар-кадет? Ни на секунду не поверю…
Из дневника Айверсона
— Нет, Рив, никто не сомневается, что ты первоклассный стрелок, но для Трясины этого совершенно недостаточно, — покачал головой Хольт. — Это будет отнюдь не обычное патрулирование, и я не смогу приглядывать за тобой, девочка.
И не хочу, чтобы ты подглядывала мне через плечо.
— У меня три дежурства в Долорозе Лазурной, — ответила Изабель с резким, гортанным акцентом, незнакомым Айверсону. — Я сама могу за собой присмотреть, сэр.
В этом Хольт не сомневался. Несмотря на синюю полоску выше козырька фуражки, девушка не была новичком-кадетом. Арканец даже не был уверен, что она из Комиссариата. При виде чистенького плаща и шикарного автопистолета Айверсон должен был поверить, что перед ним зеленый новобранец, но он научился не доверять первому впечатлению. Историю человека рассказывали его глаза, а взгляд Изабель Рив был холодным и безжизненным.
Ее глаза рассказывали историю наемного убийцы.
Она здесь не для того, чтобы учиться чему-то или шпионить за мной. Она здесь для того, чтобы завершить работу, если я не смогу. Или выстрелить мне в спину, если не захочу. Но кто же ее прислал?
— Слушай, Ломакс знает об этом? — спросил Хольт.
— Разумеется, сэр, верховный комиссар лично подписала мое направление.
— Понятно. Кстати, мы всего в трех днях пути от «Антигоны», — пожав плечами, произнес арканец. — Я вызову ее по воксу, чтобы получить подтверждение. Для твоего же блага, сама понимаешь.
— Простите, сэр, но разве вы не слышали новость?
— Понятия не имею, о чем ты, кадет.
— Сэр, верховный комиссар Ломакс мертва.
Айверсон уставился на девушку.
— Она погибла на следующий день после вашего отплытия, сэр. Я предполагала, что вы знаете.
— Как это произошло? — ровным голосом уточнил ветеран-комиссар.
— Упала с наблюдательной вышки, сэр. Медикусы говорят, что она умерла мгновенно. — Изабель опустила глаза. — Мне жаль. Я знаю, что вы были друзьями.
— Друзьями…
— Да, верховный комиссар всегда очень высоко отзывалась о вас, сэр… на занятиях.
Неужели? Что-то я в этом сомневаюсь, Рив.
— Утверждают, что это самоубийство. — Девушка помедлила, и Хольт увидел, как она пытается разгадать его, взвешивает свои слова.
— Мне жаль, — в итоге повторила Изабель.
И снова, Рив, как-то мне в это не верится.
День 4-й. Сааргасово море
Алое завещание
Смерть Ломакс сильно обеспокоила меня. Мы никогда не были друзьями, но верховный комиссар оставалась единственной константой в этих постоянно изменяющихся вечных дебрях. Она не преступала клятв, данных Императору, и никогда не изменяла долгу. А перед самым концом Ломакс решила довериться мне.
Нужно найти время и ознакомиться с бумагами, которые она передала… Да нет же, я просто увиливаю от дела! На этом чертовски медленном буксире у меня было больше времени, чем нужно, но алая печать на папке так и осталась нетронутой. Очевидно, что досье до отказа набито документами и пиктами, наверняка оно содержит истину, погубившую верховного комиссара. Долг требует открыть папку, но я медлю.
Почему? А где мои призраки, когда так нужен их совет?
День 7-й. Сааргасово море
Театр теней
Завтра мы окажемся на борту «Могущества». Слухи о корабле разносятся далеко, но прежде я никогда не бывал на мрачном старом линкоре. Вероятно, адмирал Карьялан хочет лично меня проинструктировать. Подозреваю, что я — его единственная надежда вернуть расположение Небесного Маршала, поэтому летиец должен снабдить меня лучшим, что у него есть. Речь пойдет о канонерке и взводе элитных бойцов, видимо, печально известных Покаянных Корсаров. Об этих фанатиках я слышал такое, из-за чего не могу представить солдат, менее подходящих для задания в Клубке. И без них забот полон рот с Изабель-мать-ее-Рив, которая постоянно дышит мне в затылок. Девчонка ведет более изящную игру, чем казалось сначала…
Из дневника Айверсона
— Комиссар Айверсон, можно с вами поговорить? Не под запись, так сказать?
— Ты же комиссар, Рив. — «Ведь так?» — Должна знать, что все рано или поздно оказывается записанным. — Хольт внимательно посмотрел на девушку. — А особенно, — добавил он, — то, что рассказывают не под запись. Ну, выкладывай.
— Что ж, хорошо. — Изабель явно собиралась с силами. «Снова переигрывает…» — Я не верю, что верховный комиссар покончила с собой, сэр.
— Не веришь? — Айверсона удивило услышанное.
— Сэр, верховный комиссар Ломакс была истинным героем Империума, — страстно произнесла Рив. Ее игра произвела впечатление на Хольта, казалось, что девушка действительно расстроена. — У нее в душе было слишком много стали, чтобы гнуться перед вышестоящими.
— К чему ты ведешь, кадет?
Помедлив, Изабель взглянула ему прямо в глаза.
— Сэр, я считаю, что у Ломакс были враги в главном командовании. Возможно, она раскопала что-то — нечто опасное для них.
— Это крайне серьезное заявление, кадет Рив, — внимательно изучая девушку, произнес Айверсон. — Как ты думаешь, что именно обнаружила Ломакс?
— Я надеялась… — Изабель столь же испытующе воззрилась на арканца. «Прощупывает меня, пока я прощупываю ее». — Надеялась, что она рассказала вам, сэр.
Хольт вынужденно признал, что шпионка хороша. Если бы Рив не переборщила с этим безупречным плащиком и смехотворным пистолетом, он, возможно, поверил бы ей.
— Почему ты так решила, кадет Рив?
— Потому что она доверяла вам, сэр.
— Видимо, не так сильно, как ты думаешь, — ответил Айверсон. — Слушай, кадет, мне нечего тебе сказать. Ломакс была пожилой женщиной, эта планета измучила ее до глубины души. Возможно, это было обычное самоубийство…
Комиссар отвернулся от Изабель.
— Любой из нас может сломаться, пусть тебя и готовили к трудностям. Порой в вещах и событиях нет никакого второго дна.
Но к тебе, Изабель Рив, это точно не относится…
День 8-й. На борту «Могущества»
Корабль смерти
Если вообще существуют порченные корабли, то этот древний летийский броненосец точно из их числа. Я не какой-то чертов псайкер, но ощутил это сразу же, как только «Могущество» появилось на горизонте, словно Железная опухоль в море грязи, огромное, мрачное и злобное, как Семь Преисподних. Говорят, что линкор не двигался с места больше десяти лет, с тех самых пор, как старик Карьялан заболел и скрылся от посторонних глаз, и я не вижу причин не верить этому.
Море вокруг корабля покрыто слоем мерзких липких водорослей. Толстые отростки этой гадости заползли вверх по корпусу и обвились вокруг проржавевших бортов, связав корабль с его плавучей могилой. Мрачные откровения ждали и на верхней палубе в виде тел, свисающих с корабельного крана. Некоторые трупы были свежими, от других остались только скелеты. Куда бы мы ни пошли, на металлических поверхностях блестела пленка слизи, словно бы исторгнутая ими, а не налипшая сверху. Казалось, что сама железная сущность линкора подверглась осквернению.
Клянусь Провидением, даже Трясина кажется чистой в сравнении с «Могуществом»! Противно было задерживаться там, но адмирал смог принять нас из-за каких-то серьезных неурядиц на корабле только после заката. Кажется, вскоре после нашего прибытия из карцера сбежал заключенный. Любопытно было бы узнать, кто провернул подобное и доставил летийцам столько неприятностей. Признаюсь, что желаю ему успешно скрыться с этого плавучего мавзолея — кем бы ни был этот человек и что бы он ни совершил, его преступление не может быть страшнее деяний Карьялана.
Пока я готовился к встрече с адмиралом, меня не отпускала одна мысль; если паутина столь отвратна, насколько же мерзок Паук?
Из дневника Айверсона
— Простите за театральность, комиссар Айверсон, но боюсь, я уже не тот человек, что прежде, — прохрипел из темноты голос, словно бы пересохший и отсыревший одновременно. — Однако, несмотря на все, что сотворила со мной Федра, ей пока не удалось лишить меня самолюбия.
Хольт уставился в противоположный угол каюты, пытаясь что-нибудь разглядеть в полумраке, но говорившего скрывали не только тени. В глубине комнаты висел шелковый занавес, за которым виднелся нечеткий силуэт сгорбленного человека, закутанного в толстые одеяла. Порой он взмахивал тонкими, как веточки, руками, словно бы обтрепанными по краям, но ни его роста, ни телосложения комиссар определить не мог. В общем, адмирал Вёдор Карьялан выглядел так же, как и звучал, — будто высохший труп, раздутый от свернувшейся крови.
Выбросив из головы незваный образ, Айверсон попробовал сосредоточиться на словах летийца, но мысли ползли медленно и муторно. Такой влажной жары, как в каюте Карьялана, арканец не испытывал нигде в Трясине. Казалось, он угодил в гидропонный парник. В воздухе висела пелена горьковато-сладкого дыма благовоний, но резкий аромат не мог полностью скрыть тяжелую вонь чего-то разлагающегося.
Ритмичное бульканье и шипение мудреной аппаратуры жизнеобеспечения, стоявшей в дальнем углу, только усиливало сонливость. За механизмом следили два летийских священника, а рядом стоял на страже корсар-покаянник в алой броне. Из аппаратуры выходило множество спутанных трубок, которые напоминали искусственные ползучие побеги. Некоторые скрывались за шелковым занавесом адмирала, другие обвивались вокруг тела, лежавшего на койке неподалеку. Из восковой кожи жертвы здесь и там торчали иглы, через которые жадные трубки выкачивали кровь.
— Надеюсь, мои процедуры вас не беспокоят? — просипел Карьялан, словно читая мысли комиссара.
— Меня давно уже не может обеспокоить ни одно зрелище, — солгал Айверсон, с некоторым удовлетворением наблюдая за бледностью кадета Рив. Похоже, наемная убийца не так хладнокровна, как ему казалось.
— В любом случае я весьма благодарен за вашу снисходительность, комиссар. — Вёдор хмыкнул, и силуэт за портьерой судорожно вздрогнул. — Порой я подумываю о том, чтобы покончить со всем этим, но долг перед Императором не позволяет мне сделать это. Да и возлюбленные мои летийцы без меня пропадут. Представьте, они состязаются друг с другом за право отдать свою кровь и продлить мне жизнь.
— Адмирал, я надеюсь отплыть с рассветом, — произнес Хольт, пытаясь собраться с мыслями. — Мне понадобится канонерка и…
— Наш разговор кажется тебе слишком утомительным, комиссар? — вдруг прошипел Карьялан. — Что, я уже надоел тебе, арканец?
Рив искоса, предостерегающе посмотрела на Айверсона, но тот не отступал.
— Послушайте, адмирал, я здесь по делам Императора…
— Как и я! Ты не слышал об Откровении Летийском, комиссар?
— Не уделял ему особого внимания.
— А стоило бы! Видишь ли, Император обвиняет! — гнило засмеялся Карьялан. — И я свят! Чертовски болезненно свят! — Внезапно веселость адмирала потухла. — Твои сородичи нанесли мне тяжкое оскорбление и еще более тяжкую рану, Хольт Айверсон. Скажи, все ли арканцы такие дикари?
Комиссар-ветеран молчал, захваченный врасплох выпадом Карьялана. К его удивлению, заговорила Изабель:
— Мой господин адмирал, комиссар Айверсон часто говорил, какой стыд испытывает при мыслях о поведении Девятнадцатого Арканского. Кровные узы делают этот вопрос личным для него.
— Это и для меня личный вопрос, — ответил Вёдор. — Арканские мерзавцы хладнокровно вырезали пятьдесят моих летийцев вместе с человеком, который был мне почти как брат!
— Исповедник Йосив Гурджиеф, — кивнула Рив. — Его убийство — гнусное преступление против Экклезиархии…
— Преступление против меня! — завизжал Карьялан, брызгая ихором на занавес.
— Сэр, уверяю вас, комиссар Айверсон относится к этому делу…
— Молчи, ты, бездушная сучка! Или твой драгоценный хозяин не может говорить за себя? Что, прикусил язык, Айверсон? Ничего не скажешь в защиту братцев из глухомани? Или смелости не хватает…
Прозвучал влажный хлопок, и адмирал зашелся хриплым кашлем. Нечеткий силуэт приподнялся, и что-то судорожно зацарапало портьеру. Туда поспешил один из священников-санитаров.
— Мой благословенный владыка, не нужно волноваться так…
Нечто рванулось вперед и схватило его за горло, прервав увещевания. Айверсон и Рив в ужасе смотрели, как тень священника, лихорадочно содрогаясь, рухнула на колени. Двое летийцев наблюдали за удушением с чем-то вроде мистического экстаза на лицах.
— Это чудовищно, — прошептала Изабель, вставая.
Хольт поймал ее запястье, затем взгляд и уже не отпускал ни того ни другого.
— Это Федра, — сказал арканец.
Что-то с жутким треском разорвалось за портьерой, и на ткань вновь полетели капли. В этот раз — темные и вязкие.
День 9-й. Саргасово море
«Покаяние и боль»
Мы покинули «Могущество» но заре, но облегчение от бегства с порченого корабля смешивается во мне со стыдом. В реальности Морской Паук оказался намного хуже, чем самые мрачные слухи о нем: Вёдор Карьялаон мерзостен душой и телом. Долг требует, чтобы я лишил адмирала жизни, но он также велит пока что сохранять свою. Долг просто обожает заставлять людей плясать на раскаленных угольях! Но я отвлекся…
Как только «литургия» Карьялана закончилась, к нему вернулся рассудок, и летиец вспомнил что я — его последняя надежда выследить отступников. Со смесью враждебности и любезности адмирал удовлетворил мой запрос на судно типа «Тритон», канонерку-амфибию, способную вести боевые действия в обеих стихиях. Отличная вещь и большая редкость но Федре. Будь у нас больше таких кораблей, мы могли бы уже давно выиграть эту войну. Мне уже думается, что именно поэтому «Тритонов» здесь так мало…
По привычной летийской манере наша канонерка названа «Покаяние и боль». Не стану отрицать, имя подходящее.
Из дневника Айверсона
— Я им не доверяю, — прорычала Рив, указывая на солдат в алой броне, которые рыскали по палубе внизу. — Ставленники порченого еретика!
— Еретика, что считает себя мучеником во имя Императора, — заметил Хольт. — Слушай, кадет, это не вопрос доверия. Корабль принадлежит летийцам, мне пришлось взять их экипаж. Кроме того, мы не смогли бы управлять канонеркой вдвоем.
Они стояли на верхней палубе и наблюдали за тем, как корсары-покаянники тяжелыми шагами перемещаются по кораблю, с жесткой целеустремленностью выполняя те или иные задачи. На борту было восемь здоровяков-фанатиков, бритоголовых, покрытых татуировками головорезов, увешанных благочестивыми оберегами и тотемами.
Айверсону эти парни больше напоминали ульевых бандитов на стероидах, чем профессиональных солдат, но их снаряжение свидетельствовало об обратном. Каждый корсар носил нательную броню с зубчатыми наплечниками и конический шлем с боковыми «плавниками», указывавшими на принадлежность владельца к морскому флоту. Вместо лазганов стандартного образца летийцы были вооружены мощными хеллганами, которые подсоединялись к гофрированным ранцам, похожим на раковины.
Корсары, по мнению Айверсона, соответствовали бойцам ударных отрядов более вменяемых полков, но элитные воины Летийских Мореходов имели склонность к лихорадочным молитвам и самобичеванию. По счастью, к боевой дисциплине они подходили так, словно сам Император дышал им в затылок: никогда не расслаблялись в дозоре и стояли на огневых позициях левого и правого борта, словно на службе в храме.
Более прозаичные заботы — управление кораблем и уход за двигателями — ложились на плечи смиренных мореходов-покаянников. Хольт точно не знал, сколько этих исхудалых матросов на борту канонерки, но думал, что не меньше двадцати. Все они, немытые архаровцы со спутанными волосами, почитали корсаров будто святых рыцарей. В ответ достопочтенные господа обращались с матросами как с рабами, постоянно шпыняли и избивали их. Такие проверенные на практике взаимоотношения Айверсон наблюдал бессчетное количество раз. Они могли оказаться прочными, как многослойная сталь, или ненадежными, как гнилая доска.
— Как они могут верить, что подобное отродье служит Богу-Императору? — усмехнулась Изабель.
— Сам Карьялан верит в это, — ответил Хольт, с любопытством глядя на девушку. — Кроме того, он ставленник Небесного Маршала, разве тебе этого мало?
Рив резко взглянула на него.
— Да, сэр, мало.
— Но значок, который ты носишь, утверждает обратное.
— Этот? — Изабель ткнула в серебряную вещицу на лацкане, и на ее лице проступило понимание. — Так вот почему вы не доверяете мне?
— Я такого не говорил, кадет Рив.
— А вам и не нужно было. — Девушка смотрела на Айверсона с горечью, похожей на настоящую. — Небесный Дозор для меня ничто, но, со всем уважением, сэр, вы же звездник.
— Семь Преисподних побери, ты о чем, кадет?
— Комиссар, вас направили на Федру из… из какого-то другого места. — Рив неопределенно указала в небо. — Вы прибыли сюда в высоком звании и с наградами, но я родилась в грязи и крови этой войны, еще одна соплячка среди тысяч детей Гвардии. Мне неизвестны другие миры. Здесь нет Схолы Прогениум, только академии Небесного Дозора, и это единственный путь наверх для таких, как я.
— Но тебя тренировала Ломакс?
— Только потому, что я из Небесного Дозора! — фыркнув, Изабель сорвала значок с лацкана. — Но если они убили верховного комиссара, мне с ними больше не по пути.
— Осторожнее, Рив.
— Хватит с меня осторожности.
Равнодушным движением она выбросила значок за борт и удалилась.
Айверсон, нахмурившись, смотрел Изабель в спину.
Ты почти поймала меня, девчонка, но снова переборщила в конце.
Гримаса на лице комиссара сменилась кислой улыбкой, когда он заметил Бирса, стоящего в дозоре на носу канонерки. Старый призрак не оборачивался к Хольту, внимательно наблюдая за мрачной береговой линией Долорозы Вермильоновой, которая проступала на горизонте. Семь долгих месяцев назад 19-й Арканский высадился здесь и угодил прямиком в ад.
Куда бы вы ни пропали, братья, знайте, что я последую за вами.
Улыбка вскоре пропала с лица комиссара: оказалось, аугментическую руку заклинило, и он намертво прицепился к бортовому лееру.
День 10-й. Вермильоновый пролив
Изуродованный человек
Я вернулся в Трясину, и призраки вернулись ко мне, один за другим прокрались обратно. Ни минуты не сомневался, что так и произойдет. Все правильно и неоспоримо, ведь командующий Приход Зимы жив, и мое покаяние еще не свершилось. К снастью, возвращение призраков даровало мне странную ясность понимания, и теперь я уверен, что охота на заблудших сородичей — часть более важного задания. Не может быть случайным, что наши дороги тянулись среди звезд и сплелись наконец в одну посреди Клубка Долорозы. Каким-то образом Энсор Катлер станет ключом к моему спасению. Каким-то образом он откроет дверь, за которой ждет Приход Зимы.
И все же, несмотря на эту убежденность, я не могу выкинуть из головы смерть — убийство верховного комиссара. Не сомневаюсь, Ломакс знала, что враги все ближе, и поместила в алую папку свое завещание, последнее свидетельство против них. Если не заняться им, женщина может восстать и мое трио призраков превратится в квартет. Я приветствовал возвращение теней; но не смирюсь с еще одним мертвецом в своем сознании. Нет уж, пора исполнить волю Ломакс.
Досье лежит передо мной, но что-то не удается собраться с мыслями. После наступления ночи в моей тесной каюте почти не продохнуть от затхлой вони Трясины…
Из дневника Айверсона
Хольт вдруг замер и, держа перо над страницей, прислушался. Мгновением позже неожиданный звук повторился — это был низкий грубый хрип, словно кто-то дышал с превеликим трудом. Комиссар медленно обернулся, вглядываясь в полумрак каюты, а его рука тем временем тянулась к кобуре. Лампа на столе Айверсона слабо мерцала, ее свет почти не проницал темноту. Встав на ноги, арканец поднял фонарь над головой, пытаясь отогнать подступающие тени, и увидел нечто, притаившееся на пороге маленькой душевой.
— Все путем, пушку-то зачем трогать? — произнес посторонний. Он скорее не говорил, а придушенно сипел, но этот характерный картавый акцент Хольт узнал сразу же, пусть и услышал впервые за десятилетия. Арканец.
— Покажись! — потребовал Айверсон.
— Не проблема, но ты гляди, брат, видок у меня несимпатичный. — Силуэт содрогнулся, издав что-то среднее между кашлем и смешком. Звук до жути походил на хрип больного животного. Комиссар внезапно осознал, что ему знаком прогорклый, гнилостный запах, исходящий от незнакомца, — та же самая вонь пропитала каюту Карьялана.
— Ты мне не брат, — ответил Хольт.
— Я же слышал, как ты болтал на палубе, — влажно растягивая слова, возразила тень. — Понятно, ты давно покинул Провидение, но гнусавый говор-то никуда не делся. Ты — арканец, а раз так, то в этой адской дыре мы — братья.
После этого говоривший вышел из теней. Он оказался высоким грубым типом со скуластым лицом, и на нем не было почти ничего, кроме грязного медицинского халата. Покрытая пятнами кожа мешками свисала с костей, как будто всю плоть под ней высосали досуха.
— Звать меня Модин, рядовой третьего класса, Девятнадцатый полк Арканских Конфедератов, — представился незваный гость. — Если у тебя есть чего выпить, предлагай, не стесняйся.
День 11-й. Раковина и Пролом Долорозы
Спящий фронт
На рассвете мы проплыли через Раковину. В коралловом лабиринте ни души, имперские силы, пришедшие сюда по стопам Катлера, давно оставили город. Бойцы из Пролома Долорозы занимали некрополь меньше недели, после чего перебрались в Трясину с ее более безопасными и менее безумными ужасами. Мы нашли их в лиге вверх по реке, окопавшимися на просторном участке выжженных джунглей. Кадет Рив пришла в смятение при виде тамошнего хаоса, но разношерстная армия подонков оказалась не хуже, чем я ожидал. Благодаря усилиям Катлера наше наступление протащилось чуть дальше в глубь континента, но в итоге снова застопорилось. Подозреваю, что эти парни уже несколько месяцев сидят на одном месте.
Мы остановились пополнить, запасы, и я воспользовался моментом, чтобы получить обмундирование и огнемет для беглеца, пробравшегося сегодня ночью ко мне в каюту. Пока точно не знаю, что можно извлечь из рядового Клетуса Модина и его спасения с «Могущества», но в одном боец прав: мы оба арканцы, и я не могу отдать парня Морскому Пауку. Кроме того, после ужасов, увиденных на борту корабля смерти, у меня нет причин не доверять истории конфедерата.
Модин под запись сообщил мне, что является последним выжившим из троих солдат, которых летийцы захватили силой и выжали досуха, чтобы сдержать прогрессирующую болезнь адмирала. Не стану распространяться о шокирующих деталях его мучений и побега, но, судя по всему, Клетус услышал о нашем прибытии на линкор и вырвался из заточения. Захватчики считали, что огнеметчик находится в коме, и он воспользовался их невнимательностью.
Рядовой держится развязно вплоть до нарушения субординации, постоянно испытывает мое терпение, словно хочет, чтобы я застрелил его. Но нет, Клетус Модин не так прост, как кажется. Возможно, он станет моим единственным союзником в этом путешествии. Я незаметно поселил безбилетника в кладовой рядом с моей каютой. Пока что случившееся останется между нами.
Ах да, еще одно: в Проломе нас ждал арестант…
Из дневника Айверсона
— Пожалуйста, вы должны вернуть меня в эскадрилью, — взмолился изможденный юноша в драном комбинезоне. — Ведь я же летчик и член Небесного Дозора!
— Это понятно, пилот Гарридо, — холодно ответил Айверсон, — но, если хотите, чтобы вам помогли, сообщите мне что-нибудь важное об отступниках.
— Но я вам уже все рассказал! Мерзавцы угнали мой транспортник и направились в Раковину. Клянусь, я дрался с ними, но этот старый еретик Ортега предал меня! А потом они все набросились на летийцев…
— И вы совершенно уверены, что Катлер лично убил исповедника?
— Своими глазами видел. Этот беловолосый дикарь просто свихнулся, вел себя как одержимый, но они все оказались чертовыми варварами! Прошу вас, пожалуйста, не дайте мне сгнить здесь…
Айверсон приказал увести пилота, уверенный, что тот больше ничего не знает.
Хайме Гарридо нашли спрятавшимся в Раковине, опустевшей после того, как отступники бежали вверх по реке. Комиссары Пролома держали верзантца под замком в ожидании этого краткого, бессмысленного допроса.
Когда Хольт уходил, летчик все еще молил его о помощи. Карьера Хайме Эрнандеса Гарридо на этом закончилась.
День 13-й. Река Квалаквези
Святотатство Модина
Сегодня вечером, вернувшись в каюту, я обнаружил, что огнеметчик роется в завещании Ломакс. Алая тесьма лежала на полу, а по столу были разбросаны драгоценные тайны верховного комиссара: секретные доклады о количестве живой силы и боеприпасов, психологические оценки офицеров, тактические карты, пикты, снятые с воздуха, и Император знает что еще. Все это ворошили грязные руки зараженного серобокого. Увидев мое потрясение, рядовой весело осклабился…
Из дневника Айверсона
— Тебя надо было подтолкнуть, — заявил Модин. — Я ж видел, ты таращился на эту штуку как на бомбу замедленного действия. Был слишком напуган, чтобы открыть, но слишком любопытен, чтобы выкинуть. Ну, начальник, ты ко мне по-доброму отнесся, вот я и решил типа помочь.
Пропустив мимо ушей дерзости Клетуса, Айверсон подошел к груде документов. Теперь, когда тайны лежали на виду, их зов стал просто гипнотическим, а огнеметчик на этом фоне казался слегка раздражающей мелочью.
— Конечно, я никогда особо в буквах-то не разбирался, — продолжал рядовой, — так что сильно далеко не продвинулся…
— Вон, — перебил комиссар, не отрывая глаз от бумаг.
— Ой, да ладно тебе, Хольт…
Айверсон резко развернулся, и Модин обнаружил, что смотрит прямо в дуло автопистолета. В бойца вперился уцелевший глаз комиссара, похожий на открытое окно, за которым простиралось что-то бесстрастное и беспощадное. Серобокому показалось, что в соседнем аугментическом зрачке больше жизни, и он медленно поднял руки.
— Эй, погоди, брат…
Лицо Хольта свела рефлекторная судорога.
— Прочь, — приказал он.
Не сводя глаз с пистолета, Клетус кивнул и спиной вперед вышел из каюты. Его место тут же заняли призраки Айверсона, которые выплыли из теней и окружили свой маяк в мире живых. Опустившись в кресло, комиссар принялся за чтение.
День 16-й. Река Квалаквези
Расплата за правду
Я не выходил из каюты с той ночи, когда собранная Ломакс чума истины вырвалась на свободу. Тем не менее обработать удалось только часть документов, и уйдут недели, чтобы тщательно ознакомиться с этим каталогом ошибок и несоответствий, собранием фактов абсолютной глупости и кровожадного безумия. Впрочем, одна вещь понятна уже сейчас: всех нас предали.
Из дневника Айверсона
Рив снова молотила в дверь каюты.
— Я занят! — огрызнулся Айверсон, потирая родной биологический глаз. Аугментический собрат яростно жужжал, словно пытался пробурить череп насквозь.
— Сэр, вы несколько дней не выходили на палубу! — крикнула Изабель через запертую дверь. — Летийцы начинают задавать вопросы.
А они и должны задавать вопросы, Рив. Всем нам уже давно стоило начать задавать вопросы.
День 17-й. Река Квалаквези
Семь Звезд
Мы плывем мимо безлюдных берегов, оставив далеко позади спящих призраков Раковины и Пролома Долорозы. Впереди ждут голодные духи Клубка Квалаквези. Дальше не будет никаких имперских сил, за исключением нескольких разбросанных по глухомани джунглевых бойцов, ведущих глубокую разведку. Мы можем рассчитывать только на себя и, если нарвемся на крупное объединение повстанцев, долго не протянем. Но подобное маловероятно в огромных теснинах и изгибах Клубка.
Никогда не заходил так далеко в глубь континента, но слышал истории об этом печально известном лабиринте. В сердце Долорозы ведут десятки путей, но еще больше у ходят в никуда, Если будем продвигаться медленно и тихо, а Император окажется милостив, мы, возможно, сумеем оставаться незамеченными на протяжении месяцев. Конечно, логика подсказывает, что это двойственная ситуация — ведь как тогда отыскать цель?
Ну, друг мой, тут нужно забыть о логике и положиться на веру или нечто иное, что направляет нас. Видишь ли, несмотря ни на что, я не сомневаюсь, что мы найдем конфедератов. Или они найдут нас…
Из дневника Айверсона
— Поднимите этот флаг, — приказал Хольт, разворачивая тяжелое знамя.
Семь Звезд Провидения сверкали на темно-синей ткани, невероятно яркие в тусклом утреннем свете. Вокруг переминались с ноги на ногу летийские мореходы, бросавшие неуверенные взгляды на своих повелителей в алых доспехах. Шагнув вперед, один из корсаров с подчеркнутым отвращением взглянул на стяг.
— Покаянники, мы не ходим под ложными идолами, — пробурчал он.
— Ты говоришь о Семи Звездах, знамени моего родного мира — мира, который десять тысяч лет сражался за Бога-Императора, — солгал Айверсон, вполне уверенный, что эти дремучие фанатики ничего не знают о Провидении.
— Но это есть летийский корабль…
— Нет, это корабль Императора, а я — Его слуга, назначенный исполнить Его священное задание. Ты ставишь под сомнение Его слово?
Корсар взглянул на Хольта с беспримесной ненавистью, но тот не обратил на это внимания.
— Поднять флаг! — рявкнул комиссар на матросов. — Немедленно!
Как только «морские волки» кинулись выполнять приказ, Изабель вопросительно подняла бровь.
— Сразу отвечаю: знамя я раздобыл еще на «Антигоне», — произнес Айверсон. — А зачем оно нужно, кадет Рив… Почему бы тебе самой не предположить?
— Очевидно, что вы надеетесь выманить отступников, — тут же ответила девушка. — Я хотела спросить о другом, сэр.
— Тогда просвети меня, кадет.
— Если они появятся, что вы им скажете?
— А как ты думаешь, что я должен сказать?
Изабель помедлила. Игра, которую они вели, с каждым днем становилась все опаснее. Наконец, девушка сделала осторожный ход.
— Я не вправе советовать вам, сэр.
— Хороший ответ, Рив, — с этими словами Хольт повернулся к ней спиной.
День 19-й. Река Квалаквези
Устье Клубка
Мы вошли в Клубок на закате. В тот момент, когда судно скользнуло в объятия первобытных дебрей, джунгли словно бы потемнели и придвинулись к нам, даже летийским головорезам стало не по себе от столь резкой перемены, и я подозреваю, что они будут молиться всю ночь напролет. Призрак Ниманда, который одобряет их поведение, призывал меня присоединиться к корсарам, но я уже не думаю, что Богу-Императору интересно подобное бормотание. Моя вера превратилась в нечто темное и запутанное, как сам Клубок, однако я чувствую, что Его рука тянет за ниточки и направляет меня вперед. Надеюсь только, что при этом Он не смеется.
Из дневника Айверсона
Снова шел дождь, и тяжелые капли, пробиваясь через плотный полог джунглей, разбивались о кожаные плащи комиссаров, стоявших в дозоре на верхней палубе. Хольт не обращал на это внимания, поэтому Рив делала то же самое. Их будто бы соединяла общая непреклонность.
— Как вы думаете, что мы здесь найдем? — спросила девушка, глядя на серо-зеленые стены Трясины, уплывающие назад с обоих бортов.
«Отмщение», — злорадно произнес Ниманд.
«Правосудие», — сверкнул глазами Бирс.
«Искупление», — взмолилась Номер 27.
— Все или ничего, — произнес Айверсон.
«Мой Громовой край», — подумал он.
