18
Я проснулся в холодном поту в теплой постели. Какое-то время пытался понять, что это за гостиница. Я даже на миг подумал, что рядом может оказаться Эмма, но нащупал только льняные простыни. Тонкий лен. Замок. Я вспомнил — и сел. Была ночь.
Меня преследовали кошмары, один за другим, и сердце мое еще не перестало бешено колотиться, но деталей я не помнил. Ничего, кроме того, что нечто ужасное кралось за мной в темноте, так близко, что я чувствовал на шее его дыхание, чувствовал, как оно хватается за мою рубашку.
— Замок, Ял. Ты в замке.
Мой голос прозвучал слабо, словно я находился в огромном пустом пространстве.
Свеча, которую я оставил гореть, должно быть, давно погасла — даже запаха не чувствовалось. Мне бы кремень и трут — но они остались в седельной сумке в конюшне.
— Ты слишком большой мальчик, чтобы бояться темноты.
Страх в голосе убедил меня, что лучше уж молчать. Я прислушался, нет ли других звуков, кроме моего дыхания. Их не было.
Я бросился на подушку, натянул на себя простыню и, чтобы отвлечься от ночных кошмаров, сконцентрировался на своей беседе с Сейджесом.
— Трудный способ? — переспросил он, словно удивляясь, что я всерьез рассматриваю такую возможность. — Трудный способ состоит в том, чтобы завершить работу заклятия. Любое колдовство есть акт воли, стремящейся к завершению. Желания сильнейших, произнесенные вслух, выведенные на пути, которые их искусство проложило в ткани сущего, становятся подобны живым существам. Заклятие будет виться и изгибаться, покуда не достигнет породившей его цели. Покуда цель существует, заклятие не завершено. Уничтожь цель — и колдовство, связывающее тебя, перестанет существовать.
Я подумал о глазах под маской.
— Убить Снорри, говоришь?
Легкий путь и правда казался легче.
Глаза, мерцавшие за прорезями фарфоровой маски, те же самые глаза наблюдали за мной в кошмарах. У меня мурашки бежали по коже при мысли об этом — даже сейчас. Я хватался за простыни, как ребенок, но даже стальная броня не смогла бы защитить меня от этого ужаса. Убить Снорри?
— Совсем нетрудно, это я могу устроить, мой принц.
Все, что сказал язычник, звучало разумно.
— Нет, честно говоря, не могу. Он стал мне вроде как др… — я прикусил язык, — доверенным лицом.
Сейджес покачал головой, строки на его лице расплылись.
— Это безумие, мой принц. Варвар держит вас в плену заложником собственных устремлений и тащит навстречу ужасной опасности. Мудрый человек, лорд Стоккольм, написал об этом много веков назад. Постепенно узник приучается считать своего тюремщика другом. Вы запутались в его снах, принц Ялан. Пора просыпаться.
И, лежа в немой темноте, имея лишь льняную простыню в качестве средства защиты от безымянного ужаса из Вермильона, который, как я был убежден, стоял в ногах кровати и смотрел на меня, я честно пытался проснуться. Скрипел зубами и пытался снова заснуть или же проснуться — но спасало лишь воспоминание о голосе Сейджеса: «Вам всего лишь нужно обратиться к королю Олидану за защитой. Я сам ему сообщу — и к утру норсиец упокоится в могиле для бедняков, что у реки. Вы проснетесь свободным человеком, готовым вернуться к жизни, из которой вас вырвали. Вольным жить по-прежнему, будто ничего не случилось».
Надо признать, звучало это заманчиво. Даже сейчас. Но мой язык отказывался сказать «да». Возможно, это тоже было симптомом болезни Стоккольма. «Но он… ну, типа верный слуга». И конечно, каким бы я ни был трусом и лжецом, верного слугу я не предам. Разумеется, если это вдруг не потребует честности или отваги или не доставит мне еще каких-либо неудобств. «Понимаю… И все же должен быть другой способ. Ты не можешь ничего сделать? Ты же столько всего умеешь…»
Он снова покачал головой, так медленно, почти незаметно, и я почти поверил, что ему горько.
— Лишь ценой большого риска, мой принц, для себя и для вас. — Он посмотрел на меня своими кроткими глазами, и я тут же почувствовал их притяжение, словно в любой момент он мог утопить меня. — Есть третий способ. Кровь человека, который навлек на вас проклятие.
— Но я не могу… — Мысль о старой ведьме лишала меня присутствия духа, почти так же как то создание из оперы. — Молчаливая Сестра слишком хитра, и бабка трясется над ней.
Сейджес кивнул, словно ожидал подобного ответа.
— У нее есть близнец. Тот, кого судьба может поставить на вашем пути. Кровь близнеца подойдет для нашей цели. Она потушит огонь заклятия.
— Близнец?
Было трудно представить сразу два таких чудовища. Женщина с бельмом казалась единственной в своем роде.
— Ее зовут Скилфа.
— А, мать вашу! — Я слышал о Скилфе. А любой, о ком вы слышали, — уже источник проблем. Это очень важно и выгодно понимать. Злая Колдунья Севера — уверен, я слышал, как бабка называла ее именно так, улыбаясь, будто это хорошая шутка. — Чтоб вас!..
Убить Снорри будет тяжело. Прежде я был рад рисковать его жизнью за деньги в «Кровавых ямах». Но теперь я узнал его, и теперь все виделось несколько в другом свете. Даже «Кровавые ямы». Там же были живые люди, и я не был уверен, что снова смогу спокойно смотреть поединки, зная об этом. Жизнь имеет свойство портить удовольствие преизбытком информации. Юность и правда самое счастливое время, время блаженного неведения.
— Ваша прежняя жизнь, мой принц, вернется.
Моя прежняя жизнь, удовольствия плоти, игорного стола, а иногда и первое прямо на втором. Все это было как-то мелко и балансировало на острие ножа Мэреса, но иногда мелкое — это все, что нужно. В глубоком и потонуть недолго.
— Утро вечера мудренее, — сказал я.
А вот заснуть не смог. Я лежал в холодном поту от страха и смотрел в ночь. Смерть Снорри, уничтожение чудовища, кровь Молчаливой Сестры или ее северного близнеца. Любой путь был трудным, каждый по-своему.
— Просите у короля голову норсийца, — сказал мне Сейджес. — Так проще всего. — «Разве тебе не ближе всего именно простое? — вот что, как мне казалось, было написано у него на ладонях. — Разве ты не умеешь убегать от забот?»
Впрочем, если бы я умел убегать, то знал бы, где эта гребаная дверь. Обычно с такими задачами я справляюсь, планирую пути отступления и прикидываю места и сроки. Но когда язычник ушел, на меня навалилась страшная усталость и я камнем рухнул в постель.
«Убить норсийца». Каждый раз, когда он это повторял, слова казались все более разумными. В конце концов, это спасет Снорри от знания о том, что его близкие мертвы. Все, что у него было до сих пор, — это долгий путь к худшей новости на свете. Разве он не приветствовал битву, словно старого друга, желая обрести смерть? «Убить норсийца». Я уже не понимал, кто из нас это сказал — я или Сейджес.
Я сидел в большом мягком кресле, глядя на язычника, выслушивая его истины. Сидел раньше? Все еще сидел? Теперь я сидел напротив него, а он стоял позади стула с высокой спинкой, пробегая пальцами по резьбе, словно перекладины были струнами арфы, из которых он мог извлечь мелодию. «Значит, ты попросишь его голову». Не вопрос. Эти кроткие глаза смотрели на меня по-отечески. Отец и друг. Хотя, видит Бог, не мой отец: того вообще мысль об отцовско-сыновних отношениях приводила в замешательство.
Да. Сейджес был прав. Я начал проговаривать вслух: «Я попрошу его…»
Из груди Сейджеса вышло острие меча. Не обычного, а такого, что сверкал подобно заре, подобно стали, раскаленной добела. Сейджес опустил глаза в изумлении, а острие продолжало выходить, покуда не показалось сантиметров на тридцать.
— Что?
Кровь текла из уголков его рта.
— Это не твое место, язычник.
Крылья распахнулись у него за спиной, словно его собственные. Белые крылья. Белые, словно летние облака, с орлиными перьями, достаточно широкие, чтобы поднять человека в небеса.
— Как?
Сейджес захлебывался кровью, которая текла у него теперь с подбородка.
Меч убрался назад, и язычник поднял голову, лицо — гордое и какое-то нечеловеческое, как у мраморных статуй греческих богов и римских императоров.
— Он — владыка света.
И клинок, мелькнув, снес голову язычника, как коса срезает траву.
— Проснись! — Это не был голос ангела, возвышающегося над трупом Сейджеса. Голос шел из-за пределов замка, громче, чем могло показаться возможным, достаточно громко, чтобы сокрушить камень. — Проснись!
Бред какой-то.
— Что…
— Проснись!
Я заморгал. Снова заморгал. Открыл глаза. Вместо темноты — рассветные сумерки. Я сел, все еще обмотанный простыней поверх мокрого от пота тела. Позади призрачно-бледных кружевных занавесок небо на востоке светлело.
— Баракель?
— Низкородный кузнец снов возомнил, что сможет запятнать повелителя света? — Баракель, похоже, издевался. Потом посерьезнел. — Я вижу позади него руку. С более смертоносным прикосновением. Синие пальцы. С…
— Э-это был ты? Но ты такой… в общем, такой зануда.
Я выскользнул из постели, все тело болело, будто я ночь напролет боролся с берберийской обезьяной. Комната была пуста, ангел снова вещал в моей голове.
— Я говорю голосом, который мне дал ты, Ялан. Я ограничен твоим воображением, мне придало форму твое тщеславие. Любая твоя ошибка делает меня меньше, а их много. Я…
Горящий край солнца оторвался от горизонта, заливая лес золотым светом. И тишина была золотой. Баракель наконец исчез. Я вернулся в удобное кресло, натянув штаны, но понял, что сидеть в нем не хочу. Я посмотрел на стул со спинкой и представил Сейджеса таким, каким он был в моем сне, с отрубленной, падающей головой. Он хотел, чтобы я отдал приказ об убийстве Снорри. Аргументы у него были вполне здравые, но, хотя за карточным столом я проиграл больше денег, чем выиграл, я провел там достаточно времени, чтобы понимать, когда со мной играют.
К тому времени как я умылся и оделся, на востоке день вышел на сцену, петухи запели, люди занялись своими делами, и за стенами Высокого замка проснулся город Крат. Робкий стук оторвал меня от размышлений у окна.
— Что?
— Это Станн, ваше высочество. — Пауза. — Вам помочь одеться, или…
— Иди и приведи сюда моего викинга. Мы позавтракаем в самом лучшем заведении.
Паж ускакал прочь, звук его шагов постепенно стих. Я сел на кровати и достал медальон. Пустые гнезда проданных камней смотрели на меня с немым упреком. Все верно. Правосудие слепо. Любовь слепа. Еще за один камень я смогу добраться до Вермильона в удобной карете. Еще одним расплачусь за вино и хорошую компанию. Еще два будут смотреть, как я уезжаю, как оставляю друга в могиле для бедняков и возвращаюсь на мелководье. Интересно, видел ли Баракель мою душу, когда смотрел на меня? Как она выглядела? Я каждый день продавал ее частицу, покупая себе возможность быть трусом.
— И все же, — сказал я себе, — лучше долгая презренная, наполненная удовольствиями жизнь, чем скоропалительный героизм и скоропостижная смерть. И лишь потому, что один человек обыгрывает другого, не следует считать, что это неверный путь для них обоих.
Я подумал о холодном Севере, вспомнил, какие ужасы рассказывал о нем Снорри, и вздрогнул.
— Ял! — Снорри заполнил собой дверной проем, а ухмылка заполнила его лицо. — После одинокой ночи на шелковых простынях ты выглядишь хуже, чем после ночи в «Ангеле», поборовшись со своим кусачим дружком.
Позади него в коридоре мялся Станн, пытаясь как-то обойти его.
Я встал.
— Пошли. Мальчик отведет нас туда, где мы сможем позавтракать.
И мы пошли за Станном, который трусил впереди, в то время как мы легко поспевали за ним шагом.
— Можно распорядиться, чтобы еду принесли в ваши комнаты, милорды.
Он сказал это через плечо, переводя дух.
— Мне нравится в компании, — сказал я. — И для тебя, мальчик, я — королевское высочество. А он… хаульдр. К таким следует обращаться: «Эй, ты!»
— Да, ваше королевское высочество.
— Вот так-то лучше.
Еще коридор, еще поворот, и мы вышли из-под арки в приличных размеров зал с тремя длинными столами. За двумя ели мужчины, судя по всему гости или довольно важные персоны из замка. Не королевских кровей, но и не простолюдины. Станн показал на свободный стол.
— Ваше королевское высочество.
Он поднял глаза на Снорри, прикусил губу, нерешительно переминаясь с ноги на ногу и сомневаясь, допустимо ли человеку ранга Снорри сидеть за столом.
— Снорри будет есть со мной, — сказал я. — Особое распоряжение.
Станн с облегчением вздохнул и показал нам наши стулья.
— Я буду яичницу с солью и щепоткой черного перца и рыбу. Сельдь, макрель, что-нибудь копченое. Викинг, наверно, будет свинью, наполовину забитую.
— Бекон, — кивнул Снорри. — И хлеб. Чем чернее, тем лучше. И пиво.
Мальчик убежал, повторяя заказы быстро-быстро.
Снорри откинулся на стуле и душевно так зевнул.
— Как спалось? — спросил я.
Он ухмыльнулся и посмотрел на меня понимающе.
— Снилось странное.
— Что странное-то?
— Каждую ночь — дочь Локи. Если появление во сне Аслауг кажется чем-то обычным, можешь считать, что это и есть странное.
— Попробую.
— Низенький человек, весь покрытый письменами, всю ночь убеждал меня убить тебя с утра. По крайней мере, большую часть ночи, покуда Аслауг не сожрала его.
— А-а.
Мы посидели молча, пока слуга не принес две бутыли пива и краюху хлеба.
— Ну и?..
Я не на шутку напрягся. Между нами, рядом с хлебом, лежал острый нож.
— Я не захотел.
Снорри разломил краюху пополам.
— Хорошо.
Я с облегчением вздохнул.
— Лучше подождать, пока выберемся из замка, а потом уже сделать это. — Он впился зубами в хлеб, чтобы спрятать усмешку. — А ты? Ты-то как спал?
— Примерно так же.
Но Снорри уже утратил интерес, взгляд его был прикован к дверям.
Я повернулся и увидел молодую женщину — высокую, стройную, но сильную. Она не была красавицей в общепринятом смысле, но что-то в ней наполнило мою голову отнюдь не обыденными мыслями. Я смотрел, как она приближается уверенными шагами. Высокие скулы, выразительные губы, рассыпавшиеся по плечам темно-рыжие кудри. Я встал и приготовился к поклону. Снорри остался сидеть.
— Миледи. — Я смотрел ей в глаза. Необычные глаза, зеленые, излучающие больше света, чем они поглощали. — Принц Ялан Кендет к вашим услугам. — Я махнул рукой в сторону стола. — Мой слуга Снорри.
На женщине было простое платье, но продуманный крой и элегантность говорили о ее богатстве.
— Катрин ап Скоррон. — Она перевела взгляд с меня на Снорри, потом обратно. Акцент подтвердил догадки о ее тевтонском происхождении. — Моя сестра Сарет составит вам компанию за обедом.
Я широко ухмыльнулся.
— Буду счастлив, Катрин.
— Тогда хорошо. — Она окинула меня взглядом. — Хорошего вам визита и безопасного дальнейшего путешествия, принц!
Катрин развернулась, взмахнув юбками, и направилась в сторону коридора. Ничего в ее тоне и выражении бледного лица не подсказывало, что она думала, будто ее сестра будет рада моему обществу. А судя по красноте вокруг глаз, не исключено, что девушка недавно плакала.
Я наклонился к Снорри.
— Видно, между сестрами разногласия! Старшая сестрица будет обедать с принцем, и младшая из-за этого не находит себе места. — В таких вопросах инстинкты редко обманывают меня. Прекрасно знаю, как работает сестринское соперничество. Снорри нахмурился — его явно тоже коснулось чудище с зелеными глазами. — Не жди меня!
И я рванул за девушкой.
Меня схватила за запястье огромная лапища — и между нами пробежали искры. Впрочем, чтобы остановить меня, этого оказалось достаточно.
— Не думаю, что приглашение было такого рода.
— Чушь! Знатная дама не разносит приглашения. Она послала бы пажа. Здесь больше чем просто приглашение!
Варвару простительно не знать тонкостей придворного этикета.
Катрин подошла к дверям. Что правда, то правда, она не крутила призывно задом, как обитательницы заведений вроде «Ангела», но я не считал ее из-за этого менее соблазнительной.
— Верь мне — я знаю жизнь в замках. Это моя игра.
И я поспешил за ней.
— Но ее рука… — крикнул Снорри вслед мне. Что-то про повязку.
Я хмыкнул. С ума сойти, норсиец, родившийся в хижине, поучает меня, как вести себя с женщинами из замка! Она пришла без охраны или дуэньи и вот так вот просто смотрела на принца.
— Катрин. — Я поймал ее в коридоре в нескольких метрах от зала. — Не убегайте.
Я заговорил низким обольстительным голосом и положил руку на ее зад, почувствовав сквозь слои тафты, какой он гладкий и твердый.
Она развернулась со скоростью, какую я счел бы невозможной в таком наряде, а потом весь мир превратился в белую вспышку боли.
Я всегда считал, что расположение мужских тестикул красноречиво опровергает мнение, что человеческое тело — разумная конструкция. Миниатюрная девушка, удачно приложив колено, может обратить героя перевала Арал в беспомощное существо, страдающее, способное лишь кататься по полу, едва успевающее глотать воздух между вспышками боли, — ну, Бог тут явно что-то не продумал. Да уж.
— Ял!
На фоне белой вспышки нарисовалась темная фигура.
— Ял!
— Уйди… на хрен… — Сквозь зубы. — И дай… мне… сдохнуть.
— Ну, просто ты перегородил коридор, Ял. Я бы тебя поднял, но… сам знаешь. Станн, позови какого-нибудь гвардейца, и унесите принца в его комнату, хорошо?
Я смутно почувствовал какое-то движение. Мои пятки волочились по каменному полу, и где-то там топал Снорри, жизнерадостно болтая с теми, кто меня тащил.
— Полагаю, вы друг друга не поняли. — И он хмыкнул. Хмыкнул! Согласно кодексу, когда один мужчина получил столь постыдную рану, все остальные обязаны проявить сочувствие, а вовсе не ржать. — Думаю, на юге такие вопросы решают иначе.
— Я был не в форме, — выдавил я.
— Знаю я тебя; похоже, до форм ты как раз успел добраться! Разве ты не видел черную повязку на руке? Девушка в трауре! — Он опять хмыкнул. — А то отделала бы тебя и не так. Она что надо. Я сразу понял, как ее увидел. Возможно, северная кровь.
Я лишь застонал и дал дотащить меня до комнаты.
— Ну уж нет, сестрица ее мне и даром не сдалась. Она небось и вовсе чудовище.
Меня положили на кровать.
— Осторожно, ребята, — сказал Снорри. — Осторожно.
Впрочем, он по-прежнему воспринимал все как-то уж слишком жизнерадостно.
— Чертова сука из Скоррона! Ай! — Меня захлестнула новая волна боли. — Войны начинались и по меньшему поводу.
— Ну, вообще-то ты и так на войне, разве нет? — Стул заскрипел, когда Снорри опустился на него. — Вот те парни, которых ты уделал на перевале Арал, они же были из Скоррона?
Поймал меня, ага.
— Жаль, что я еще пятьдесят человек не прикончил!
— В любом случае сестрица даже еще посимпатичнее будет.
— А ты вообще откуда знаешь?
Я попытался перевернуться — и не смог.
— Видел их вчера на балконе.
— Да? — Я все-таки перевернулся, но что толку-то? — Ну и пускай подавится.
Я посмотрел на Снорри неодобрительно — насколько это возможно, если глаза прищурены.
Снорри пожал плечами и откусил от груши, которую стянул с моего прикроватного столика.
— Если хочешь знать мое мнение, говорить вот так о королеве — опасно.
И все это с полным ртом.
— О королеве? — Я снова отвернулся лицом к стене. — Вот это да!
