Глава пятая

Курс: один и восемь градуса, одна и пять минуты, — напомнил о себе навигационный сервитор, чей трескучий, тонкий, как пергаментная бумага, голос едва пробивался сквозь рев двигателей, заполнивший кабину экипажа десантного модуля. — Для оптимального входа в атмосферу рекомендую изменить курс на минус ноль и три градуса, ноль и восемь минуты. Показания всех остальных систем в норме.

— Вас понял, — отозвался пилот и доведенным до автоматизма движением толкнул штурвал вперед, изменяя курс. Новый курс: ноль и пять градуса, ноль и семь минуты. Подтвердите изменение курса.

— Изменение курса подтверждаю, — произнес сервитор, и его желтоватые, без зрачков белки закатились в глазницах, пока он перепроверял свои вычисления. — Вход в атмосферу в «Т» минус пять секунд. Две… Одна… Вход в атмосферу осуществлен. Показания всех систем в норме.

— Ты погляди на это сияние, Дрен! — воскликнул Зил, второй пилот, когда на долю секунды оторвал взгляд от бортовых приборов и, посмотрев на носовой обзорный портал модуля, увидел, что они летят в нимбе ярко-красного пламени. — Сколько раз садился на планеты, а к этому, наверное, никогда не привыкну. Словно катишься в огненном шаре! Тут поневоле захочешь поблагодарить Императора за то, что кому-то пришло в голову изобрести жаростойкие щиты.

— Жаростойкие щиты в норме, — гудя спрятанными внутри устройствами, отреагировал на его слова сервитор, поскольку ошибочно принял последний комментарий за вопрос. — Температура внешней среды в допустимых операционных пределах. Показания всех систем в норме.

— Это все потому, что у тебя за спиной еще только дюжина спусков, — заметил первый пилот. — Поверь, ко времени, когда сделаешь еще дюжину, перестанешь это замечать. Что с сигналом радиомаяка? Я не хочу пропустить момент приземления.

— Сигнал радиомаяка ясный и отчетливый, — отозвался Зил. — В воздухе нет никакого транспорта: ни дружественного, ни враждебного. Похоже, небо полностью принадлежит нам. Хотя подожди-ка! Ауспик зафиксировал что-то…

— Тревога! Тревога! — прервал его сервитор, и гудение приборов внутри достигло крещендо, когда он внезапно вернулся к жизни. — С наземной батареи зарегистрирован запуск вражеской реактивной ракеты. Рекомендую маневр уклонения. Траектория реактивной ракеты: восемь и семь градуса, ноль и три минуты. Скорость — шестьсот узлов. Тревога! Зарегистрирован запуск второй ракеты. Траектория реактивной ракеты…

— Маневр уклонения подтверждаю! — сказал первый пилот и, выжав штурвал вперед, бросил десантный модуль в крутое пике. — Приказ сервитору: отставить докладывать данные о траектории и скорости вражеских ракет до получения дальнейших приказов. Зил, рассеять дипольные отражатели!

— Радиопомехи включены. Согласно показаниям бортовых приборов дипольные отражатели успешно рассеяны, — доложил Зил, но его голос неожиданно стал хриплым, когда он бросил взгляд на один из экранов. — Постойте… Помехи ничего не дают. Это выглядит как если бы… Святой Император! Ни одна из вражеских ракет не имеет системы наведения!

— Что с тобой? — удивился первый пилот, видя, как побледнело лицо Зила. — Если это так, то нам не о чем беспокоиться. Если их выпустили слепыми, то один шанс на тысячу, что хоть одна из них в нас попадет.

— Но ведь так и будет! — воскликнул Зил, и в его голосе теперь явно слышалась паника. — По приборам я вижу, что уже тысяча вражеских ракет поднялась в воздух. И каждую секунду запускаются сотни других. Святой Трон! Мы влетаем в самый гибельный шторм, какой я когда-либо видел!

— Начать процедуру экстренного уклонения! — распорядился первый пилот. Как только он, отдавая короткие приказы, направил модуль по еще более крутой траектории, снаружи они услышали взрыв первой выпущенной по ним ракеты. — Приказ сервитору: убрать стандартные закрылки и отменить навигационные протоколы безопасности! Мне нужен полный контроль над модулем! Зил, проверь ремни — нам теперь придется несладко! И похоже, скоро…

А между тем сидящий в войсковом отсеке, жестко вдавленный ускорением в кресло Ларн почувствовал, как его желудок подкатил к горлу. Вокруг он слышал отчаянные крики, которые тонули в глухих раскатах взрывов, доносящихся снаружи. Вокруг раздавались мольбы о помощи, и Ларн беззвучно выругался — кожа на лице натянулась так туго, что, казалось, плоть вот-вот сорвет с костей. Затем раздался еще один взрыв, намного громче, чем все предыдущие, за ним последовал ужасающий скрежет рвущегося металла. Его с новой силой вжало в кресло, и падение модуля стало еще более стремительным.

«Нас подбили! — подумал Ларн, внезапно охваченный паникой, когда мир перед его глазами вдруг безумно завертелся, поскольку десантный модуль, теряя управление, несколько раз повернулся вокруг своей оси. — Нас подбили! — Эта мысль, проникнув в сознание, теперь полностью завладела всем его существом. — Нас подбили! Святой Император, мы падаем!»

Какая-то теплая полужидкая масса ударила ему в лицо. По острому запаху и вкусу стекающих с губ капель Ларн понял, что это рвота. Почти не помня себя от ужаса, он все пытался сообразить и никак не мог понять, содержимое это его собственного желудка или чьего-то чужого. Но тут совсем иная, леденящая кровь мысль ворвалась в его сознание, после чего его уже больше не заботили такие вопросы. Самая ужасная мысль из всех, которые когда-либо посещали его за все семнадцать лет жизни.

«Мы падаем с неба, — думал он. — Мы падаем с неба, и всех нас ждет неминуемая смерть!»

Ларн вновь почувствовал, как к горлу подступает едкая кислота, и, не удержавшись, изверг полупереваренные остатки последнего ужина, чтобы заляпать других несчастных. Сейчас, когда его сознание было уже на пороге затмения, он постарался воскресить в памяти главные события своей жизни: постарался вспомнить семью, ферму, родной мир, думать о бескрайних полях колышимой ветром пшеницы, о величественных закатах, о родном голосе отца — всем том, что могло бы вытеснить из его сознания ужасную окружающую реальность. Напрасно. Очень скоро он понял, что в последние мгновения жизни его будут сопровождать привкус рвоты во рту, предсмертные крики, а также мысль о том, что его бешено колотящееся сердце вот-вот выскочит из груди. Это будет последним, что он почувствует перед смертью. И вот, когда он уже начал размышлять о вопиющей несправедливости происходящего, мир вдруг перестал вращаться, и с сокрушающей кости силой, с ужасным звуком, напоминающим вой смертельно раненного животного, десантный модуль наконец рухнул на землю.

На какое-то мгновение внутри установилась мертвая тишина и все вокруг погрузилось в кромешную тьму. Затем Ларн услышал чей-то кашель и приглушенную молитву, вслед за чем все, кто находился в модуле, облегченно перевели дух, видимо осознав, что, вопреки дурным предчувствиям, они все же остались живы. Неожиданно тьма сменилась тусклым светом, поскольку сработала аварийная система освещения. Затем Ларн услышал, как до боли знакомый, скрипучий голос начал выкрикивать приказы — так сержант Феррес вновь устанавливал контроль над своими подчиненными.

— Стройся! — взревел сержант. — Всем немедленно построиться и приготовиться к высадке! Поднимайте свои задницы, черт возьми, и ведите себя как солдаты! Вы на войне, ленивые ублюдки!

Отстегнув ремни безопасности и неуверенно встав на затекшие ноги, Ларн осторожно ощупал себя, желая проверить, все ли кости у него целы. К его облегчению, выяснилось, что он пережил это жесткое приземление вполне благополучно. Плечи юноши ныли, а в том месте, где застежка одного из ремней глубоко врезалась в тело, ощутимо наливался большой синяк. Если не считать этого, казавшейся неминуемой смерти он избежал на удивление удачно. Ларн уже начал поздравлять себя с тем, что смог пережить свое первое десантирование. Он повернулся, чтобы поднять свой лазган, и только тогда увидел, что человек, сидящий с ним по соседству, оказался не столь удачлив.

Это был Дженкс. Он сидел на своем месте не шевелясь, голова его неестественно свесилась на сторону, челюсть отвисла, а остекленевшие глаза на безжизненном лице бессмысленно уставились куда-то в пространство. В немом изумлении глядя на тело друга, Ларн вдруг заметил тонкую струйку крови, которая вытекала из его рта, пачкая подбородок. Увидев затем на полу, у самых своих ног, небольшой кусочек окровавленной розовой плоти, Ларн тут же догадался, что при ударе модуля о землю Дженкс, должно быть, откусил себе кончик языка. Пришедший от такого открытия в ужас, Ларн некоторое время даже не мог понять, от чего именно умер Дженкс, пока наконец, взглянув еще раз на положение ремней безопасности на мертвом теле и на безвольно свесившуюся, как у сломанной куклы, голову, не сообразил, что ремни были закреплены неверно и что, очевидно, из-за этого Дженкс сломал себе шею в момент их жесткого приземления. Осознание этого, однако, не принесло ему облегчения. Дженкс был мертв. Оттого что он теперь знал, как погиб его товарищ, горе Ларна отнюдь не стало меньше.

— Стройся! — снова заорал сержант. — Всем построиться и приготовиться к выходу!

Еще не отойдя от шока, Ларн схватил свой лазган и, прихрамывая, заковылял мимо неподвижного тела Дженкса, спеша присоединиться к остальным гвардейцам своей роты, которые уже строились в одном из проходов верхней палубы десантного модуля. Еще не добежав до них, он внезапно понял, что означают глухие удары по внешней обшивке. «А ведь по нам стреляют!» — подумал юноша, едва в состоянии что-либо соображать, потому что перед глазами у него все еще стоял мертвый Дженкс. Но это тут же прошло, лишь только он, заняв свое место в строю ожидающих приказа гвардейцев, почти физически ощутил их тревогу. Он вдруг осознал, что вместе с запахом дыма к нему пришла и страшная мысль, которая, продравшись в его сознание сквозь туман горя, казалось, ледяными пальцами вцепилась ему в сердце.

Десантный модуль горел!

Видя перед собой ужасную перспективу быть поджаренными в запертом модуле, гвардейцы гурьбой бросились к лестнице, в то время как подгоняющий их сзади сержант Феррес, выкрикивая грязные ругательства, тщетно пытался поддержать хоть какой-то порядок. Никто его уже не слушал. Совсем обезумев, они бросились по трапу на нижнюю палубу, ступая по телам тех, кто погиб при посадке.

Сбегая вместе с другими по ступеням, Ларн мельком увидел их ротного командира, лейтенанта Винтерса, очевидно тоже мертвого, — он неподвижно сидел в своем кресле, и шея у него была сломана так же, как у Дженкса. Однако времени размышлять о смерти лейтенанта у Ларна не было, поскольку, подхваченный бурным потоком гвардейцев, он мог лишь бежать вместе с толпой на нижнюю палубу, где их ожидала штурмовая аппарель и, возможно, спасение. Запах дыма между тем становился все сильнее, но, когда в поле зрения гвардейцев наконец попал выход из модуля, выяснилось, что штурмовая аппарель все еще плотно закрыта.

— Открыть аппарель! — вскричал сержант Феррес и, расчищая себе дорогу локтями, стал протискиваться сквозь тесную толпу к небольшой группе гвардейцев, в замешательстве стоящих перед панелью управления механизмом аппарели.

Видя, как все в растерянности ищут его взгляд, он решительно всех растолкал и уверенно потянулся к металлическому рычагу, установленному в специальной нише у края люка.

— Бестолковые ублюдки! — взявшись за рычаг, рявкнул сержант с презрением. — Контрольную панель, должно быть, повредило при посадке. Вам нужно было потянуть за рычаг аварийного расцепления — вот так!

Однако, потянув за упомянутый рычаг, Феррес вдруг взревел от нестерпимой боли, потому что один из расцепляющих болтов неожиданно выстрелил, и ослепительный язык желтого пламени, взметнувшись от стальной поверхности, мгновенно поглотил лицо сержанта. Ни на миг не переставая кричать, Феррес, как слепой, с пылающим вокруг головы нимбом, пятясь, сделал несколько шагов к штурмовой аппарели, но тут выстрелил второй болт, и огромная стальная аппарель рухнула за его спиной, открывая выход из модуля. Провалившись в это внезапно открывшееся пространство, тело покатилось по аппарели и остановилось, только зацепившись ногой за ее выступ. В жуткой тишине, словно зачарованные ужасной смертью своего лидера, его подчиненные какое-то время стояли не шевелясь, глядя, как медленно покидает жизнь тело сержанта и как постепенно затихают его конвульсии.

— Нам нужно идти, — услышал позади себя Ларн чей-то голос и тут же почувствовал, как жарко стало в десантном модуле. — Дыма становится все больше. Если мы сейчас же не уберемся отсюда, то или сгорим, или задохнемся!

Гвардейцы гурьбой бросились по аппарели вниз. Дневной свет после тускло освещенных отсеков модуля казался слишком ярким. Напирающие сзади буквально вынесли Ларна наружу, и, едва устояв на наклонной плоскости, он побежал вместе со всеми. По первому впечатлению мир, лежащий перед ним, предстал ему в калейдоскопе совершенно не связанных между собой пятен и образов. Кроме проглядывающих сквозь толчею тел унылых картин пустынного ландшафта, он также отметил серое небо, мрачно нависающее над ними, и одновременно ощутил дикий, пронизывающий до костей холод. Но страшнее всего было обожженное, до неузнаваемости обезображенное лицо сержанта Ферреса, которое он увидел, сбегая вместе со всеми по аппарели, хотя обугленные глазницы, откуда прежде на подчиненных сверкал его колючий взгляд, попали в поле зрения Ларна только на миг.

Когда первые ряды гвардейцев достигли подножия аппарели и те почувствовали себя в относительной безопасности, горячечное чувство, которое на некоторое время превратило людей в стадо испуганных животных, быстро их покинуло. Только теперь, выбравшись из давки толпы, поскольку гвардейцы разбрелись по открывшемуся перед ними пространству, Ларн с облегчением понял, что может наконец спокойно перевести дух. Оставшись без командира, стоя в замешательстве посреди таких же, как он, бессмысленно слоняющихся в тени десантного модуля бойцов, он огляделся вокруг, чтобы в первый раз окинуть ясным взглядом открывшуюся перед ним планету.

«Так вот она какая… — подумал он, глядя, как его дыхание на морозе вылетает белыми облачками. — И это Сельтура Семь? На инструктаже ее описывали совсем по-другому».

Вокруг него без конца и края, так же как пшеничные поля на его родной планете, простирался пустынный и довольно унылый пейзаж — плоская равнина с мерзлой темно-серой почвой, без единого деревца, но зато тут и там усеянная холмиками и воронками от взрывов, иногда чередующимися мрачными силуэтами ржавеющей обугленной техники. Вдали к востоку ему удалось различить очертания какого-то города с множеством полуразрушенных зданий, таких же серых, зловещих и безлюдных, как и все, что составляло окружающий их мрачный ландшафт. «Этот город похож на призрак, — подумал Ларн, содрогнувшись. — Город-призрак, который хочет заполучить себе призрачных жителей».

— Ничего не понимаю! — услышал он чей-то недоуменный голос и обнаружил, что Леден, Халлан и Ворранс незаметно подошли и стоят рядом.

— Где деревья? — удивлялся Леден. — Нам же говорили, что Сельтура Семь вся покрыта лесами. И к тому же здесь холодно. Говорили, будет лето…

— Сейчас это не важно, — бросил немногословный Халлан. — Сейчас нам нужно найти укрытие. Я слышал удары снарядов о корпус корабля, когда мы садились. Враг, должно быть, затаился совсем рядом…

Он вдруг умолк и тревожно поднял глаза к небу — у них над головами раздался свист подлетающего снаряда.

— В укрытие! — крикнул кто-то, и вся рота, ища спасения, в ужасе бросилась к борту десантного модуля.

Секунду спустя всего в каких-нибудь тридцати метрах от них взрыв взметнул в воздух бесчисленные комья мерзлой земли.

— Думаю, это был миномет… — Ворранс, как и все, стоял, прижавшись к стальному борту, и в его голосе послышались панические нотки. — Звук был как у миномета, — произнес он, запинаясь, и от нахлынувшего страха невольно содрогнулся. — Миномет, так ведь? Миномет… Я думаю, это был миномет. Миномет…

— О Император! Если бы только на этом все и кончилось… — пробормотал Халлан.

Раздались выстрелы, и в следующие секунды вокруг них прогремело сразу несколько взрывов. Казалось, что эта устрашающая канонада нарастает с каждым мгновением, а грохот снарядов и свист пуль, поражающих противоположную сторону десантного модуля, стали настолько оглушительными, что нужно было кричать, чтобы сквозь весь этот шум тебя услышали.

— Наше счастье, что тот, кто стреляет, кем бы он ни был, оказался по ту сторону модуля, но ведь не можем же мы сидеть тут все время! Нам нужно срочно найти себе укрытие получше, потому что только вопрос времени, когда их артиллерия пристреляется и начнет нас утюжить.

— А может, все это ошибка? — неуверенно пробормотал Ворранс, и проблеск отчаянной надежды немного оживил его лицо. — Просто ошибка… Может быть, это наши стреляют — ну, не поняли, кто мы такие? Надо бы нам сделать белый флаг и попробовать им посигналить…

— Заткнись, Ворс! Ты говоришь как идиот! — рявкнул на него Халлан, но затем, видя, с каким ужасом смотрит на него Ворранс, смягчил тон. — Поверь мне, тут нет никакой ошибки. На каждом борту модуля изображен десятиметровый имперский орел. Те, кто по нам стреляет, прекрасно знают, кто мы такие. Именно поэтому они и хотят нас убить. Единственный выход — постараться добраться до наших позиций. Хотя, конечно… сначала нужно еще узнать, где они находятся.

— Смотрите! — крикнул Леден, указывая пальцем куда-то на восток. — Вы видите это?! Видите?! Орел вдали! Император всемилостивейший, мы спасены!

Обернувшись, чтобы проследить взглядом, на что именно направлен указующий перст Ледена, Ларн увидел флагшток, торчащий из горы щебня, которым была усыпана окраина разрушенного города. На флагштоке, выцветший и изорванный, едва колышущийся на ветру, возвышался штандарт — имперский орел!

— Ты прав, Леден! — возбужденно воскликнул Халлан, чем сразу привлек к себе внимание десятков других гвардейцев, которые тут же устремили глаза на флаг вдали. — Все верно, это наши позиции. Если приглядеться, можно даже различить очертания замаскированных бункеров и огневых точек. Вот туда-то нам и надо!

— Но, Халс, дотуда никак не меньше семисот-восьмисот метров! — запротестовал Ворранс. — И между нами и штандартом лишь чистое поле. Нам никогда туда не добраться!

— У нас нет другого выхода, Ворс, — отрезал Халлан.

Заметив, что глаза всех ротных гвардейцев теперь устремлены на него, он повернулся и, возвысив голос так, чтобы быть услышанным сквозь грохот канонады, обратился к ним с краткой речью:

— Слушайте меня все! Я знаю, что вы напуганы. Видит Зелл, я тоже. Но оставаться здесь равносильно самоубийству! Наш единственный шанс — бежать к тому штандарту!

Реакция последовала не сразу; некоторое время гвардейцы в нерешительности переводили испуганные взгляды с горящего десантного модуля на лежащую перед ними широкую полосу открытого пространства. Каждый принимал для себя непростое решение: остаться на месте и, возможно, встретить в будущем не гарантированную, но все же весьма вероятную смерть или бежать с риском погибнуть быстро и прямо сейчас. Но когда один из снарядов залетел на их сторону модуля и упал от них всего в каких-то пяти метрах, решение пришло само.

Они побежали.

Подгоняемый на каждом шагу смертельным ужасом, тяжело дыша, Ларн мчался вместе со всеми, чувствуя, как сзади на них неумолимо накатывает волна пулеметного огня — невидимый враг упорно старался их уничтожить. Он видел, как вокруг гибнут люди, — красные фонтаны выплескивались из простреленных пулями членов, на головы сыпались снаряды, взрывы секли тела осколками и шрапнелью, в одно мгновение лишая их голов и конечностей… И в то же время его взгляд ни на миг не отрывался от штандарта — маленькой фигурки, маячившей перед ним вдали, — что, возможно, означало надежное убежище. Каждый вздох юноши при этом был безмолвной молитвой о спасении. С каждым его движением это спасение казалось все более реальным.

Пока он бежал, он видел, как умирают его друзья и товарищи по оружию. Первым упал Халлан; его правый глаз, выбитый прошедшей навылет пулей, выскочив из глазницы, покатился по земле, а рот, из которого не успел вылететь ободряющий товарищей-гвардейцев клич, так и остался открытым. Следующим был Ворранс — россыпь шрапнели, пробив грудь, страшно изуродовала весь его торс. Один за другим падали и другие бойцы: кого-то из них он знал по имени, с кем-то так и не успел познакомиться. Все они, так же как и он, срывая дыхание и выбиваясь из сил, отчаянно бежали на флаг. И вот, когда большинство его товарищей уже были мертвы, а до штандарта оставались еще сотни и сотни метров, Ларн наконец понял, что ему никогда туда не добраться.

— Сюда! Давай сюда! Быстрее! Сюда!

Обернувшись на голоса, которые раздались вдруг совсем рядом, Ларн увидел группу словно из ниоткуда возникших гвардейцев. Одетые в серо-черный камуфляж, крича и жестикулируя, они отчаянно звали его к себе. Увидев, что они стоят, высунувшись из хорошо укрепленной траншеи, он повернул на бегу и под градом взрывающих землю вражеских пуль бросился к ним из последних сил. Свинцовый дождь сопровождал его до самой траншеи, прыгнув в которую он оказался наконец в безопасности.

Лежа на дне окопа, Ларн долгое время не мог отдышаться, а придя в себя, огляделся и увидел пятерых стоящих вдоль бруствера гвардейцев. Все они были облачены в одинаковую форму, которая состояла из длинной серой шинели с черным маскирующим узором, теплых перчаток и подбитой мехом каски. Первое время они совсем не обращали на него внимания — каждый пристально вглядывался в просторы, на которых ему только что чудом удалось избежать смерти. Потом один из гвардейцев обернулся, бросил на него взгляд сверху и с недовольной гримасой заговорил:

— Сержант! Вызывает Видмир из третьей траншеи. — Судя по тому, что тот нажал на кнопку у своего воротника, Ларн понял, что разговор идет по радиосвязи. — У нас один выживший. Думаю, в других траншеях есть еще несколько. Но в основном несчастные недоумки остались лежать на нейтральной полосе. Прием…

— На позициях орков наблюдается какое-то движение, — сообщил один из гвардейцев, который, стоя у бруствера, выглядывал поверх траншейного парапета. — Эта мясорубка, должно быть, здорово разгорячила им кровь. Они явно готовятся к атаке.

Пока Ларн соображал, действительно ли он услышал слово «орки», произнесший последнюю фразу отвернулся от бруствера и испытующе на него посмотрел:

— Знаешь, салажонок, если ты надел форму не для красоты, то, думаю, тебе самое время встать и приготовить к бою лазган. Придется много стрелять.

С трудом поднявшись на ноги, Ларн снял оружие и шагнул к гвардейцам, которые молча расступились, освободив ему место у бруствера. Однако, проверив лазган и уже готовясь приложить его к плечу, он увидел нечто, неумолимо подведшее его к мысли, что первая боевая высадка прошла куда хуже, чем он себе представлял, — изрешеченный пулями деревянный указатель, прибитый к столбу позади окопа и чуть в стороне, ироническое приветствие на котором заставило Ларна замереть и всерьез усомниться: а точно ли это то место, о котором он до сих пор думал?

Надпись гласила: «Добро пожаловать в Брушерок!»