XXIX
ФИНАЛ
Катер, завывая двигателями, завис низко над крепостной стеной. Воздух под турбинами стал мутным, как вода. Пар поднимался от их брони — это испарялись последние капли дождевой воды.
Кирион хромал, однако был способен держаться на ногах без посторонней помощи. Вариил и Люкориф остались нетронутыми, но Талос не произнес ни слова с тех пор, как убил брата. Он молчал, держась в центре небольшой группы, и избегал чужих взглядов — и во время подъема по зубцам стены, и позже.
Кирион, откинувшись, взглянул на небо между перекрещивающимися лучами прожекторов катера. Дождь катился по его расписанному наличнику.
— Вы заметили, что, когда мы проигрываем войну, всегда льет дождь? У богов забавное чувство юмора.
Ему никто не ответил. Талос заговорил, но обращался он только к Септимусу:
— Сажай катер. И приготовься немедленно стартовать.
— Да, господин.
«Опаленный» нежно коснулся безжизненной земли Тсагуальсы. Медленно — слишком медленно — начал спускаться трап.
— Этот мир — склеп, — тихо сказал Талос. — Для легиона, и для сотен эльдаров, погибших в катакомбах этой ночью.
— Тогда давай уберемся отсюда, — предложил Кирион, которого слова пророка явно не впечатлили, — и умрем на орбите, наплевав на дурацкие суеверия Живодера.
— Всем когтям, все бойцам Восьмого легиона. Это Талос. Ответьте мне, если еще дышите.
Ответом ему была тишина, холодная и тяжелая. Как он и говорил только что — пророк почувствовал себя так, словно кричит на кладбище.
Даже Малкарион мертв. Эта мысль заставила его вздрогнуть.
— Вариил, — сказал он, когда трап выдвинулся полностью. — Это не я.
Апотекарий заколебался.
— Я не понимаю.
На миг Талос просто замер, вглядываясь в свой ретинальный дисплей. Ксарл. Меркуций. Узас. Все поблекли. Все немы. Все мертвы.
— Это не я. Сомневаюсь, что какой-то пророк объединит Восьмой легион, но, даже если и так, речь шла не обо мне. Я не смог объединить даже один Коготь.
— Ну, — вмешался Кирион, — с нами было непросто даже в лучшие времена.
— Я говорю серьезно, Вариил. Это не я. Я никогда им не был. Посмотри на меня, брат. И скажи — ты действительно веришь, что я способен объединить десятки тысяч разбойников, насильников, предателей, воров и убийц? Я думаю не так, как они. Я даже не хочу больше быть одним из них. Они сами себя прокляли. Это всегда являлось слабостью легиона. Мы сами обрекли себя на проклятие.
— Твоя верность братьям делает тебе честь, но сейчас ты говоришь так от горя.
— Нет. — Талос покачал головой и шагнул назад. — Я говорю правду. Одно из многих, многих письменных свидетельств, дошедших до нас со времен Ереси, рассказывает об этом «пророке». Мы называем это «Пророчеством об Испытании», хотя знают о нем всего несколько капитанов. И предопределено это судьбой или нет, но тот пророк — не я.
Вариил кивнул. Талос, заглянув в бледные глаза брата, улыбнулся.
— Ты думал о такой возможности, — сказал он без вопросительной интонации, — я вижу. Я размышлял над этой идеей с тех пор, как провел над тобой физиологические тесты. — Вариил повел головой в сторону катера. — Ребенок, в чье тело имплантируют твое геносемя, будет обладать всеми признаками могущественного пророка.
— Ты лишь строишь догадки.
— Да. Но это хорошая догадка.
Кирион, обернувшись к ним с трапа, выругался:
— Можем мы наконец улететь отсюда, если вообще намерены это сделать?
Люкориф взобрался по трапу, но Талос и Вариил остались на месте.
— В последние часы перед смертью отец мне кое-что сказал. Эти слова были предназначены лишь для моих ушей, и я никогда ни с кем ими не делился. Он сказал: «Многие станут утверждать, что достойны возглавить легион после моего ухода. Многие станут утверждать, что они — и только они — являются моими наследниками по праву. Я ненавижу этот легион, Талос. Я уничтожил его родной мир, чтобы остановить приток яда. Скоро я предстану перед последним судом и преподам Повелителям Ночи самый важный урок. Неужели ты и вправду считаешь, что меня заботит то, что случится с вами после моей смерти?»
Пока Талос переводил дыхание, апотекарий не шелохнулся.
— Иногда я почти понимаю, что он чувствовал, Вариил. Эта война тянется уже вечность, и победа приближается мучительно медленно. А мы тем временем предаем, прячемся, отступаем и убегаем, мы разбойничаем, нападаем из засады, сдираем кожу и вырезаем людей тысячами, мы грабим наших собственных мертвецов, пьем кровь наших врагов и без конца убиваем братьев. Я убил собственную мать, не узнав ее. Только за последнее столетие я прикончил девятнадцать братьев, и почти всегда в идиотских стычках за какой-нибудь меч или из-за уязвленной гордости. У меня нет желания объединять легион. Я ненавижу легион. Не за то, чем стал он, а за то, во что он превратил меня.
Вариил по-прежнему молчал. Не то чтобы он не находил слов, — скорее, у него начисто пропало желание говорить.
— Есть лишь одно, чего я хочу, — продолжил Талос. — Я хочу заполучить голову этой ксеносовской ведьмы. Хочу водрузить ее на копье в центре этих развалин.
Талос отвернулся от катера и зашагал прочь.
— И я намерен это сделать. Оставайся в воздухе, Вариил. Сажай катер, когда все закончится. Не важно, погибну я этой ночью или нет, на рассвете ты можешь извлечь мое геносемя.
Кирион соскочил с трапа и пошел следом за Талосом.
— Я с тобой.
Голова Люкорифа дернулась от мышечного спазма в шее. На короткое время выпрямившись во весь рост, он последовал за братьями.
— Я к вам присоединюсь. Еще одна мертвая эльдарка увеличит счет Кровоточащих Глаз до двух. Мне нравится эта цифра.
Вариил, оставшийся у катера, боролся с желанием пойти за остальными.
— Талос, — позвал он.
Пророк оглянулся через плечо как раз вовремя, чтобы увидеть, как из тела апотекария хлынула кровь. Вариил вскрикнул — Талос никогда не слышал от него таких громких звуков — и зажал окровавленный рот рукой, словно мог остановить поток утекающей жизни.
Черное копье выскользнуло у апотекария из спины, заставив его пошатнуться, и возвратным ударом отсекло обе ноги. Из бионической конечности, пытавшейся восстановить равновесие, с сердитым треском посыпались искры. Из живой ноги хлынула кровь — очень много крови.
Три Повелителя Ночи уже бежали. Оружие в их руках ревело и гудело.
— Поднимайся в воздух, — проревел Талос в вокс. — Считай это последним приказом.
Катер немедленно взмыл вверх, неуверенно покачиваясь на истошно визжащих двигателях.
— Вы отпустили меня со службы еще на борту «Эха», Талос. Я не обязан исполнять ваши приказы, так ведь? Летим с нами.
— Ты не должен умирать с нами, Септимус. Беги. Беги куда угодно, лишь бы подальше отсюда.
Талос добрался до эльдарки первым, как раз когда она провизжала первые ноты парализующего крика. Он взмахнул мечом, всем своим видом показывая, что намерен нанести удар. В последнюю секунду, когда черное копье развернулось для безупречного блока, он подпрыгнул и что было силы пнул противницу в наличник. Шлем треснул. Голова эльдарки откинулась, и вопль оборвался. Она сделала грациозное сальто, избегая падения.
Талос тяжело рухнул на землю и тут же вскочил на ноги, снова занося золотой меч. Увидев, что смертная маска девы раскололась пополам, он ухмыльнулся.
— Понятия не имел, что это доставляет такое удовольствие, — сказал он эльдарке.
— Ты, — произнесла она на готике.
Голосовая решетка шлема была повреждена, еще больше искажая ее речь.
— Душелов.
Он встретил ее удар, клинок к клинку. Их силовое оружие отталкивалось, как два схлестнувшихся магнитных поля.
— Я так устал от этого имени, — выдохнул Талос.
Он опять ударил ее головой, во второй раз пробив маску. Сквозь трещину он увидел глаз воительницы — чужой, раскосый и уродливый.
Кирион и Люкориф набросились на нее с двух сторон. Выпад первого парировала трехлучевая метательная звезда, которую воительница сжимала во второй руке, а когти-молнии второго бесполезно разрезали воздух — эльдарка увернулась и, танцуя, выпрыгнула из треугольника воинов.
Приземлившись, она споткнулась, в первый раз утратив грацию движений, и зашипела от боли. Левая нога эльдарки вниз от лодыжки окрасилась кровью. Кто бы ни ранил ее, он проделал отменную работу — теперь, охромев, она была лишь чуть быстрее Повелителей Ночи.
Люкориф не являлся бойцом Первого Когтя, и ему не хватало того единства, что отчетливо виделось в действиях двух других братьев. Обогнав их, он прыгнул вперед с рыком, сделавшим бы честь ностраманскому льву. Когтистые пальцы скрючились, готовые вырвать ее сердце.
Копье встретило его на середине прыжка, вдребезги разбив нагрудник и швырнув Люкорифа на землю. Уже вгоняя копье в живот упавшего раптора, второй рукой воительница метнула звезду.
Нечеловеческая реакция Кириона была отточена столетиями боев и, еще раньше, годами тренировок. Ему случалось отражать пули наручами доспеха и уворачиваться от лучей лазера, даже не почувствовав их жара. Его рефлексы, как и у всех воинов Легионес Астартес, настолько превосходили человеческие, что граничили со сверхъестественными. Он начал уклоняться еще до того, как звезда сорвалась с ее пальцев.
Этого оказалось недостаточно. Даже близко нет. Вращающиеся клинки ударили его в грудь и вонзились глубоко, а доспех окутало черное пламя.
Царица ведьм вытянула руку, призывая обратно свою метательную звезду. Когда та мелькнула в воздухе, Талос расколол ее пополам ударом силового меча. Воительница попыталась вырвать копье из живота Люкорифа, но раптор вцепился в древко железными когтями, удерживая его в своем теле и в каменных зубцах под ним.
Мгновением позже пророк уже атаковал. Эльдарка увернулась от первого удара, и от второго, и от третьего — она отпрыгивала назад и уклонялась при каждом взмахе меча. Хотя Талос двигался настолько быстро, что человеческий глаз не в силах был за ним уследить, его выпады не достигали цели.
При очередном прыжке раненая нога вновь подвела эльдарку. Когда воительница пошатнулась, Талос выбил из-под нее опору, и Аурум поразил цель. Золотой меч рассек ее правое предплечье, отрубив руку почти по локоть.
Она закричала — резонирующий крик боли и разочарования, звучавший почти по-человечески. Грязная ксеносовская кровь затрещала и зашипела, сгорая на клинке.
В ответ эльдарка ткнула пальцами в мягкий доспех у него на горле, смяв кабели и ударив в глотку так сильно, что смертный погиб бы на месте. Талос отшатнулся назад, пытаясь восстановить дыхание и подняв меч для защиты.
Он ощутил, как голова дергается вправо от удара, которого он не успел заметить, и на краткий миг увидел Люкорифа — тот лежал на спине, словно перевернутая черепаха в железном панцире.
Меч выпал у Талоса из пальцев, выбитый пинком окровавленного ботинка. Второй пинок пришелся по разбитой аквиле у него на нагруднике и заставил воина пошатнуться. Талос едва не упал. Боевые наркотики не помогали: он не мог ни заблокировать ее удары, ни уклониться от них. Он вообще едва ее видел.
— Охот…
Его собственный меч, обрушившийся на шлем, оборвал приказ на полуслове. В голове раскаленным углем вспыхнула боль, распространяющаяся от виска. В ту же секунду его поле зрения сократилось вдвое. Прежде чем он успел понять, что ослеп на один глаз, клинок упал снова. Аурум скользнул ему в грудь — медленно, с ласковой неторопливостью, похищая дыхание, силы и мысли. Все, кроме одной истины.
Она убила меня моим собственным мечом.
Он беззвучно расхохотался, забрызгав внутренность шлема кровью. Когда воительница вытащила меч, пророк в первую секунду подумал, что она просто отшвырнет клинок. Вместо этого эльдарка переломила его о колено.
Боль, вгрызавшаяся в грудь, наконец-то добралась до позвоночника и яростно сомкнула зубы. Тогда он упал — но только на колени. Почему-то это было еще хуже.
— Так пал Душелов, — сказала царица ведьм и, сняв шлем, уставилась на него сверху вниз раскосыми, мутными серыми глазами.
Не будь она столь отвратительно чужой и чуждой, ее можно было бы назвать красивой. Одно ухо воительницы дернулось под дождем, словно уловив звук, слышимый только ей.
Он сумел вновь подняться на ноги. Сняв шлем, пророк воззрился на еще одно видение, ставшее явью.
Детали совпадали. Не совсем, но все же достаточно близко. Охваченный лихорадкой разум раскрасил эти места флером давних воспоминаний: казалось, что крепость все еще высится в своей горделивой славе, а не лежит, как ныне, в руинах.
Но остальное было настолько похоже, что заставило пророка улыбнуться. Талос шагнул к воительнице и, несмотря на мучительную боль в груди, наклонился, поднимая меч.
— В моих снах, — выдохнул он, — на тебе все еще был шлем.
Она кивнула, медленно и серьезно.
— Провидцы Ультве видели то же самое. Но судьба изменчива, Душелов. Есть варианты грядущего, которые надо предотвратить. Пророка Восьмого легиона не будет. Не будет Ночи Крови, когда твои обуреваемые жаждой братья изопьют Слезы Иши. Ты умрешь здесь. Все к лучшему.
Он прижал руку к рассеченной груди, чувствуя напряженное биение по меньшей мере одного сердца. Дышать было трудно, но дополнительные органы заработали, позволяя ему пережить то, что не пережил бы ни один смертный.
Дева-воительница отошла, чтобы вытащить копье из живота Люкорифа. Раптор не шевельнулся.
Когда эльдарка вновь обернулась к Талосу, держа черное копье в уцелевшей руке, сон и реальность слились, наконец-то став одним целым.
