Глава шестнадцатая
Хафлои сражался, сжимая оружие в каждой руке, как и всегда, когда была такая возможность: топор в правой и пистолет в левой. Старшие воины, которые оттачивали свое мастерство не одну сотню лет, в конце концов отдавали предпочтение либо клинку, либо оружию дальнего боя, но он никогда не намеревался специализироваться на чем-то одном. Хафлои наслаждался возможностью использовать то топор, то пистолет, и каждое из орудий войны несло смерть в равной мере. Кровавый Коготь наслаждался ощущением того, как металл с оттягом рассекает зараженную плоть. И точно так же ему нравилось, как снаряды из болт-пистолета разрывали нательную броню солдат и обшивку техники.
Хафлои не замолкал с того момента, как Гуннлаугур отдал приказ, дав волю своему вечному желанию кричать, вопить и реветь, предаваясь ничем не замутненной радости убийства. Именно так было принято в его старой стае, состоявшей целиком из новобранцев с огненными волосами под руководством сурового веранги Ойе Красного Когтя. Они испытывали радость от своей работы и даже в сердце битвы смеялись, словно жестокие дети, пытаясь выйти за все возможные пределы, соревнуясь в том, кто из них самый быстрый, смертоносный, сильный, лучший.
Ярнхамар был совсем другим. Он знал, что так будет, но смириться с шоком от перемены атмосферы было сложно. После долгих и изматывающих тренировок на Асахейме он понял, сколько сил нужно было приложить, чтобы стать Серым Охотником. Ольгейр был могучим, как гора. Вальтир — быстрым, как змея. Ёрундур — коварным, как ледяной дракон. Каждый из них в бою один на один был более чем достойным соперником. Их жилы были крепкими, а мускулы — твердыми, их навыки боя оттачивались постоянно.
Однако им всем чего-то не хватало. В них больше не было радости. Все они воевали уже слишком долго. Длительная война иссушила их дух, хотя и закалила тело.
Хафлои ударил ногой в лоб очередного шатающегося зараженного. Одним выстрелом остановил атаку следующего врага, широким взмахом топора обезглавил третьего. Капли крови летали вокруг него широкими дугами, как обломки астероидов вокруг звезды, подброшенные вверх яростными взмахами, выпадами и выстрелами его неумолимой атаки.
Одна из цистерн уже догорала, ее топливные баки были взорваны, а резервуар с химикатами протекал. Кровавый Коготь слышал, как другая машина, та, которой занялись Гуннлаугур и Вальтир, кренится, потеряв управление. Орды помеченных чумой смертных оправились от шока и теперь ковыляли в бой, но они немногое могли противопоставить ярости, с которой сражались Волки.
— Хья, брат, — крикнул Хафлои Бальдру, уходя от залпа лазгана и ответным выстрелом снося голову врага. — Нас ждет следующая машина!
Бальдр его беспокоил. На Фенрисе этот десантник постоянно сохранял невозмутимость и контроль над собой, что раздражало. Ольгейр называл его тихоней, островком спокойствия в центре стаи.
Теперь же Бальдр, вопя, разрывал врагов на куски с такой непреклонной яростью, что даже молодость Хафлои не позволяла ему угнаться за боевым братом. Кровавый Коготь никогда не видел, чтобы кто-то из Фенрика так дрался. Его движения были быстрыми, даже слишком быстрыми, небрежными и неосторожными. Если бы им противостоял более умелый враг, то, возможно, у космодесантника были бы проблемы. Но в этот раз безумного напора было достаточно, чтобы запугать пойманную в ловушку и паникующую толпу уродцев и чумных калек. Они в ужасе разбегались от него и падали, спотыкаясь друг об друга в попытке сбежать от бессистемных ударов клинка.
— Забудь об этой мрази, — снова позвал его Хафлои. — Цистерна!
Ответа не было. В коммуникаторе слышалось только дыхание Бальдра, учащенное и влажное, похожее скорее на собачье, чем на человеческое.
Хафлои развернулся, размахивая топором, чтобы расчистить пространство посреди плотной толпы мутантов и оценить ход битвы.
Дальше в ущелье оставшиеся четыре цистерны замедлились и практически остановились, когда на склонах воцарился подлинный хаос. Их громадные кабины возвышались над завязавшейся рукопашной, мерцая странным зеленым светом, а двигатели ревели, когда машины пытались изменить курс.
Хафлои в последний раз оглянулся на Бальдра. Тот по-прежнему был поглощен убийством всех, кто его окружал, потеряв контроль над собой в тумане крови и ярости.
— Скитья.
Утратив всякую надежду привлечь внимание старшего космодесантника, Кровавый Коготь побежал, направляясь к следующей цистерне с химикатами, паля в любого зараженного, встававшего у него на пути, и рубя тех, кто подбирался слишком близко. Он не до конца знал, что будет делать, когда доберется до машины. Возможно, стоит забраться в кабину и уничтожить управление или забросать крак-гранатами двигатели. В любом случае это станет достойным убийством на его счету, чем-то, что заставит окружающих его воинов относиться к нему с чуть большим уважением.
Ему бы этого хотелось. Несмотря на недостаток радости и жизненных сил, на весь этот тоскливый фатализм, он тем не менее хотел заслужить их уважение.
Он не добежал до цистерны каких-то десять метров, когда увидел, как предатель выходит из теней. Будь у Хафлои побольше опыта, он бы мог засечь его раньше, хотя вонь человеческих нечистот, клубящаяся у дна ущелья, осложняла выявление отдельных запахов. Может, он обнаружил бы растущий страх в глазах смертных, которых убивал, и понял, что боятся они не только его. Однако, поглощенный пылом битвы и сконцентрировавшись только на цели перед собой, он заметил предателя, только когда тот появился в поле зрения.
Когда-то это существо было таким же, как Хафлои: космодесантником, верным солдатом Империума, закованным в благословенную силовую броню. Теперь же он изменился, разросся, все больше распухал и искажался по мере того, как гибельное влияние варпа не спеша переделывало его по своей прихоти. Керамитовая броня предателя была покрыта толстым слоем болезненного вида корки, как будто полипы поселились на грязном коралле, прорастающем из осыпающейся каменной кладки. Он шел, громко топая огромными раздвоенными копытами, а из похожих на открытые раны щелей в нагруднике свисала пораженная некрозом плоть. Приторный запах страха висел в воздухе вокруг мерзкого существа, и рои мух следовали за каждым его движением, окутывая врага, словно саваном.
Несмотря на всю свою неопытность, Хафлои понял, с кем столкнулся.
Чумной десантник.
Его голову венчал шлем старой модели «Марк I», но он был так сильно искорежен, что едва поддавался опознанию. Тусклый зеленый свет лился из пустых линз, словно бы вытекал из разрушавшейся вокс-решетки. Жуткого вида сварная металлическая конструкция поднималась над его плечами, беспорядочно увешанная черепами, в глазницах которых полыхали призрачным светом энергии имматериума. Предатель обеими руками сжимал тяжелую глефу, на щербатом клинке которой танцевали бледные языки колдовского пламени.
Радость от битвы, наполнявшая Хафлои, сменилась ослепительным гневом, как только он увидел вражеского космодесантника. Обманутые смертные — это одно, а падшие братья — совсем другое.
— Всеотец! — взревел Кровавый Коготь, атакуя предателя, выпуская по нему залп грохочущих болтов из пистолета и раскручивая топор для удара.
Чумной десантник не мог двигаться быстро. Он был не в состоянии поддерживать энергичный темп сражения, который задал Хафлои, его реакция была весьма замедленной.
Но ему и не надо было быть быстрым. Пока Кровавый Коготь приближался к предателю, выпустив дюжину снарядов в его боевой доспех толщиной с кулак, тот поднял глефу и направил ее острие на Волка.
— Малефикарис нергал, — раздался гортанный свистящий шепот.
Хафлои даже не увидел снаряд, что ударил по нему. На какой-то миг Волку показалось, что его охватило яростное зеленоватое пламя, вонявшее спиртом. И в следующую секунду он уже лежал на спине, отброшенный на пять метров. Его доспех наполовину ушел в землю. Болт-пистолет выбило из руки, а топор едва удалось удержать.
Кровавый Коготь попытался подняться и тут же почувствовал невероятную боль в конечностях. На доспехах плясали языки колдовского огня, пробегая по броне, как ртутные лужицы по стали. Он почувствовал, как напрягаются мышцы, как из него уходят силы.
Хафлои попробовал закричать, но во рту все пересохло. За мутной дымкой боли и ошеломления он различил силуэт чумного десантника, нависший над ним. Острие глефы было нацелено в горло Космического Волка. Похожее на запах раскаленного металла зловоние магии смешалось с омерзительным смрадом разложения.
Чумной десантник смотрел на Хафлои сверху вниз. Его движения были тяжеловесными, как будто ему приходилось пробиваться через вязкую смолу, но сила, которую он демонстрировал, ошеломляла. Хафлои ослаб еще сильнее, легкие горели, когда он пытался дышать. Топор медленно выскользнул из разжавшейся руки.
— Просто дитя, — задумчиво прошептал предатель.
Голос был необычным: невнятное бульканье пробивалось через слои слюны и слизи, разбивалось на перекрывающие друг друга тона и отголоски, как будто тысяча голосов боролась друг с другом за превосходство под глухим шлемом. В голосе не было слышно злобы, только бесконечная, усталая печаль. Казалось, что даже воздух замирает вокруг чумного десантника.
Хафлои не мог пошевелиться. Он вперил взгляд во врага и следил, как глефа раскачивается над его шеей. Кровавый Коготь чувствовал, как кожа сморщивается и сжимается под броней от неестественно быстрого истощения.
Он пытался бороться, чувствуя привкус колдовства на задней стенке горла, похожий на горькую желчь. Космодесантник старался проглотить или отхаркнуть этот комок, но хватка не ослабевала.
Хафлои понимал, с каким врагом столкнулся: это был колдун, ступивший на изменчивые, ненадежные пути варпа, воин, настолько же превосходивший его, насколько он был лучше толп чумного скота, толпящегося вокруг цистерн.
— Просто дитя, — повторил колдун, разочарованно качая головой, прежде чем занести глефу для удара.
Ураган болтов обрушился на него откуда-то справа, пробив броню и заставив пошатнуться на раздвоенных ступнях. Чумной десантник отступил, скрытый облаком острых обломков керамита. Глефу отбросило куда-то в сторону.
— Фенрис! — раздался громкий полубезумный возглас.
Когда хватка колдуна ослабла, Хафлои смог немного приподнять голову.
Бальдр бежал в атаку по дну ущелья, сжимая в одной руке меч, а в другой болтер. Обрывки шкур развевались за его спиной в унисон движениям.
Колдун отреагировал на появление нового врага, двигаясь так же медленно, как и раньше. Казалось, что его гнилой доспех поглощает силу выстрелов. Его поверхность при попаданиях шла рябью, как густая грязь. Удары явно были чувствительны, но не помешали чумному десантнику развернуться навстречу атакующему Бальдру.
Хафлои едва мог пошевелиться. Ему казалось, что он внезапно постарел на несколько столетий. Конечности ослабли, а кости стали хрупкими. Он попытался подобрать топор, и от этого усилия перехватило дыхание.
Бальдр добрался до колдуна, и началась рукопашная. Движения чумного десантника не стали быстрее, но он каким-то образом умудрялся парировать все мастерски нанесенные удары Бальдра. Было похоже, что само время замедлялось рядом с предателем, затягивая все в бездну ступора.
— Ты не дитя, — мягко заметил колдун журчащим голосом, когда клинок Бальдра столкнулся со ржавым лезвием глефы.
Бальдр проигнорировал эти слова и заставил противника отступить на несколько шагов. Его удары были дикими и яростными. Космодесантник отбросил болтер и взялся за меч обеими руками.
Колдун выставил глефу перед собой, но охотник отбил ее так, что лезвие высекло фонтан искр. Действия Бальдра по-прежнему были беспорядочными, но какая-то темная, упорная ярость придавала ему сил.
— Тебя не должно здесь быть, — сказал колдун, отступив еще на шаг и неуклюже парируя удар. — Почему ты здесь, сын Русса?
Бальдр набросился еще яростнее, рубя и коля. Хафлои слышал, как он ворчит и тяжело дышит от напряжения. Он сражался за свою жизнь со всей яростью, которая у него была.
Хафлои снова попытался дотянуться до топора, подтаскивая себя к нему по каменистой почве. Когда он подполз ближе, то увидел, как первая пара светящихся зеленых глаз появляется из темноты. Чумной мутант в респираторе на густо покрытом язвами лице стоял прямо перед ним. В руке он держал шипастый шар на цепи. Все больше врагов появлялось в поле зрения. Они с опаской подходили ближе, сжимая кистени, тесаки и крючья в заляпанных внутренностями руках.
Хафлои смог зарычать, сжать кулаки и подняться на колени. Этого было достаточно, чтобы толпа мутантов отшатнулась в ужасе, но это не могло заставить их сбежать. Хафлои понимал, что если они сейчас набросятся на него, то справиться с ними будет проблематично. Он снова попытался зарычать, но звук умер в горле, а сил становилось все меньше.
А потом ущелье за его спиной внезапно взорвалось вспышкой ослепительно-белого света, осветившей оба скалистых склона, и все вокруг стало болезненно четким. Хафлои это ненадолго ошеломило, прежде чем оптика шлема подстроилась под новые условия. Мутанты же отбежали назад, царапая лица и издавая безумные вопли.
Кровавый Коготь изогнулся, чтобы посмотреть, что происходит, и увидел, как колдуна окружает тошнотворный ореол яркой энергии, клубящийся и закручивающийся вокруг него, как развевающийся плащ. Бальдр висел в воздухе перед ним, окутанный такими же спиралями силы. Его тело содрогалось от болезненных спазмов, голова запрокинулась и замерла в безмолвном крике, руки были широко раскинуты в стороны. Колдун высоко поднял свою глефу и с ее помощью накачивал энергией созданный им эфирный щит.
— Знают ли они, что ты такое? — спросил ведьмак, в его голосе звучало неподдельное любопытство. — Почему ты не рассказал им?
Хафлои смотрел, как Бальдр извивается от боли. Кровавый Коготь пытался подняться, побежать, сделать хоть что-то, чтобы преодолеть иссушающую усталость, сковавшую его по рукам и ногам.
Но не смог. Силы оставили его, и космодесантник снова опустился на колени.
— Нужна помощь, — выдохнул он в вокс-передатчик, проталкивая слова через сжатые зубы. Все, что он мог, — это выплюнуть несколько слов. О том, чтобы подняться, не было и речи. — Кровь Русса, нужна помощь, сейчас.
Гуннлаугур промчался мимо разбитого остова цистерны, вспахивая ногами землю. Ему не нужна была отметка локатора, чтобы обнаружить позицию Бальдра, он видел ведьмовские молнии, сверкающие вокруг светящегося в их центре силуэта. Гнилостный и прогорклый запах колдовства наполнял воздух.
— Хьольда! — закричал он, устремляясь прямо к источнику магии.
Вальтир и Ольгейр не отставали, их клинки ярко блестели в неестественном свете. Колдун заметил их приближение. Гуннлаугуру показалось, что он слышит голос чумного десантника — тихий шепот, предназначенный Бальдру, — но затем ржавый шлем развернулся и уставился прямо на Волчьего Гвардейца. Эфирные путы, окутавшие Бальдра, исчезли, и Охотник упал на землю. Его голова болталась, как у мертвеца.
Колдун направил глефу на Гуннлаугура, и Волчий Гвардеец почувствовал, как в оружии врага накапливается темная энергия.
Но было уже слишком поздно. Гуннлаугур прыгнул, высоко занеся искрящий плазменными дугами молот. Его огромное тело, с которого все еще стекали потоки кислоты после взрыва цистерны, пролетело по воздуху, и ничто не могло его остановить.
Гуннлаугур обрушил Скулбротсйор на шлем чумного десантника, разбивая зараженный керамит и то, что скрывалось под ним. Колдун пошатнулся от этой атаки. Он попытался размахнуться своей глефой, но Вальтир, сократив дистанцию, отсек его руку у локтя широким взмахом Хьольдбитра.
Затем в бой вступил Ольгейр, нанося яростные и тяжелые удары обеими закованными в латные перчатки руками, колотя врага в приступе слепого гнева. Он выкрикивал смертные проклятия. Когда великан впадал в такую ярость, его было практически невозможно остановить.
Гуннлаугур снова размахнулся и изо всех сил, как будто забивая сваю, вбил окутанный сполохами энергии боек Скулбротсйора в горло предателя. От этого удара колдун повалился на спину.
Чумной десантник оказался невероятно живучим. Даже после такой атаки он каким-то образом продолжал сражаться. Колдун протянул оставшуюся руку к глефе и, несмотря на град ударов, заскреб пальцами, пытаясь достать оружие.
Вальтир действовал так же четко, как и всегда, перехватывал клинок из одной руки в другую и сближался с врагом, словно танцуя. Он опустил клинок на руку вражеского космодесантника, с легкостью разрубая сухожилия и останавливая отчаянную попытку дотянуться до глефы. Ольгейр схватил колдуна за сломанные ноги и швырнул в сторону Гуннлаугура. Чумной десантник упал перед ним лицом вверх.
Волчьему Гвардейцу осталось нанести последний удар. Он размахнулся молотом в последний раз, с отвращением рассматривая кровавое месиво, которое когда-то было головой его врага. На него смотрела сморщенная масса покрытой бородавками кожи, бледной, как молоко, с кровавыми потеками. Гуннлаугур видел единственный мутный глаз и бессильно болтающиеся остатки челюсти. Кровь, пузырясь, стекала в разбитый горжет из-под рваных клочьев покрытой струпьями кожи.
Предатель попытался заговорить:
— Ты не знаешь…
Гуннлаугур опустил молот, и Скулбротсйор размозжил череп колдуна, разрядившись с громоподобным хлопком. Языки бледного пламени вспыхнули и окутали трех воинов, а затем исчезли с громким звуком и чем-то похожим на порыв штормового ветра.
Тело чумного десантника задрожало, скорчилось в спазме и наконец замерло. Трое Волков отступили от трупа, тяжело дыша и подняв оружие, ожидая какого-нибудь подвоха.
Ничего не произошло. Искалеченное тело предателя лежало на земле, его дыхание угасло, жуткое свечение исчезло.
Гуннлаугур развернулся и подбежал к распростертому телу Бальдра. Он опустился на землю, баюкая голову Охотника.
— Брат, — прошептал он. — Фьольнир. Ответь.
Вальтир присел на корточки рядом с ними. Мечник снял с пояса портативный ауспик и просканировал безвольно лежащего Бальдра.
— Живой, — произнес он, — но в отключке. Красный Сон поглотил его.
Ольгейр, хромая, подошел ближе. Он все еще тяжело дышал, а одна из перчаток раскололась и искрила.
— Что это такое у него на броне? — спросил великан.
Нагрудник и шлем Бальдра покрывала пленка светящейся слизи. Она мерцала в ночной темноте отголоском колдовской бури, выпущенной на волю колдуном. Ольгейр протянул руку, чтобы стереть ее.
— Нет. — Гуннлаугур остановил его, перехватив запястье. Слабое сердцебиение Бальдра было едва различимым. Моркаи кружил поблизости. — Еще рано.
Волчий Гвардеец оглянулся в поисках щенка и увидел, как тот ползет в их сторону. Доспехи Кровавого Когтя обгорели до белизны, и на них не осталось ни шкур, ни талисманов.
Вальтир подошел к нему и, подхватив рукой, помог подняться на ноги.
— Что тут произошло? — поинтересовался он.
Хафлои попытался ответить, но из его рта донеслось только невнятное карканье. Его голова бессильно болталась на шее, а ботинки, волочась, загребали пыль.
Ольгейр двинулся дальше по ущелью, разминая пальцы и ощетинившись в ожидании новой волны насилия.
— Осталось четыре, — пробормотал он мрачно, наблюдая за тем, как уцелевшие цистерны медленно отползают обратно по ущелью, стараясь максимально увеличить дистанцию между собой и Волками.
Их мутировавшая свита отступала вместе с ними, осторожно водя оружием, нервно разглядывая сцену резни, которая перед ними предстала.
— Позволь мне уйти, веранги. Позволь мне уйти и разобраться с ними.
Гуннлаугур проследил за его взглядом. Его инстинкты требовали того же. Холодная злоба окутала его разум, побуждая снова взяться за молот. Они убили колдуна, остались только его слуги, готовые к бойне.
Волчий Гвардеец взглянул на Вальтира, и мечник медленно покачал головой.
Гуннлаугур глубоко и неохотно вздохнул. Вальтир был прав. Бальдр завис между жизнью и смертью, щенок был выведен из строя. Охота закончилась.
— Нет, Тяжелая Рука, — сказал он. В голосе проскакивали нотки разочарования. — Не сейчас.
Он положил голову Бальдра на землю и поднялся на ноги.
В ущелье вокруг них царил полнейший хаос. Множество тел грудами лежали на камнях, разрубленные и истекающие кровью после нападения Волков. Две цистерны с химикатами были уничтожены. То, что осталось от войска врага, торопилось убраться восвояси.
Взгляд Гуннлаугура задержался на трупе чумного десантника. Его останки воняли даже хуже, чем раньше, когда его еще наполняла жизнь. Копошащиеся личинки вывалились из открытой раны на раздробленной грудной клетке. Колдовское пламя погасло, испарившись со смертью хозяина.
— Мы сожжем его геносемя, — холодно произнес Волчий Гвардеец, протягивая руку за своим громовым молотом, — и вернемся. Ольгейр, мы с тобой несем Бальдра. Вальтир возьмет щенка.
Ольгейр начал возражать, но Гуннлаугур проигнорировал его. Он вытащил длинный кинжал из ножен на бедре и подошел к трупу колдуна. Он слышал треск огня и чувствовал запах кипящих химикатов.
Урон был нанесен, но не тот, на который он надеялся. Ресурсы стаи и так были ограниченны, а он нанес им еще больше вреда.
Гордыня. Все из-за нее. Гирфалькон должен был пойти с ними.
Хафлои доковылял до Волчьего Гвардейца. Кровавый Коготь едва держался на ногах, не говоря уже о том, чтобы идти.
— Прими мою благодарность, веранги, — выдохнул он, выталкивая слова через сморщившуюся от жара решетку вокса.
Гуннлаугур коротко кивнул. Нужно было еще что-то сказать, но из-за стыда и тошнотворного чувства вины он не смог подобрать слова.
Скоро нужно будет уходить. Им придется преодолевать пустыню так быстро, как они только смогут, до того как преследующая армия обрушит на них свой гнев. Это была не победа. Это был позор.
«Все из-за гордыни».
Он склонился над зловонным трупом колдуна, ухватил кинжал покрепче и начал резать.
Ночная охота закончилась, приближался рассвет. Ингвар поднялся в проход, идущий по периметру внутренней стены города, и облокотился на скалобетонный парапет. Он смотрел на запад, вглядываясь в бескрайние равнины. Ночное небо было темным и спокойным, холодное, почти черное, с фиолетовым оттенком и усыпанное звездами. За спиной космодесантника верхний город поднимался рядами мерцающих огней, обезображенный поднимающимся дымом погребальных костров. На самой вершине, горделивая и уродливая, возвышалась крепость Галикона, залитая чрезмерно ярким светом прожекторов. На ее стенах мельтешили рабочие, занятые приготовлениями к осаде.
Его тело болело. Скоро начнется пятый день, проведенный без сна. Космодесантник пришел к выводу, что его реакция замедлилась, — совсем немного, возможно, смертный даже не заметил бы разницы, но для него она была очевидна.
Этого было недостаточно. Ему следовало работать усерднее.
Космодесантник привалился к грубо отесанным камням и вдохнул прохладный воздух. Его окружала атмосфера города: пыль, пот, специи, угли. Он чувствовал запах листьев, что колыхались во дворах домов, маслянистые выхлопы гусеничных транспортов, стаскивавших стройматериалы к баррикадам, и, наконец, самый слабый из всех — медленно нарастающий смрад скверны, что стелилась по равнинам и перебиралась за стены.
Враг приближался к городу со всех направлений. Его войска разрослись за счет новых мертвых и зараженных. К тому времени, как они доберутся до стен, в воздухе будет нечем дышать от их вони и роев мух. Горожан начнет мучить кашель и рвота.
Он снова принюхался, пытаясь оценить расстояние.
Уже близко. Эта ночь будет последней, когда можно подышать чистым воздухом.
На краю ретинального дисплея моргнула руна локатора, подсказав, что Ёрундур тоже поднимается наверх. Ингвар улыбнулся сам себе. Старый Пес хорошо поработал этой ночью, охотясь за зараженными во мраке с жестокой целеустремленностью. Похоже, в нем еще осталось немного жизни.
Ингвар двинулся по парапету в сторону ближайшей защитной башни, задумавшись о том, на чьей стороне сейчас победа. Он полагал, что лидирует, но Ёрундура никогда нельзя было сбрасывать со счетов. Он имел привычку удивлять.
Старый космодесантник появился из дверей башни и вышел на стену. Он, как и Ингвар, не носил шлема, и на его узком лице светилась редкая довольная ухмылка.
— Тринадцать, — объявил он.
Ингвар склонил голову.
— Одиннадцать, — был ответ.
Ёрундур расхохотался.
— Тебе их искать было трудно? — спросил старый Волк.
— Сестры хорошо поработали, — признал Ингвар. — Думаю, нам наконец удалось сдержать заразу.
Ёрундур облегченно что-то проворчал.
— Пока сюда не доберутся остальные, — произнес он, облокачиваясь на парапет так же, как Ингвар.
Старый Пес уставился в предрассветную тьму, сморщил нос и нахмурился.
— Есть новости от стаи?
Ингвар покачал головой, устроившись рядом с Ёрундуром. Вспоминать о том, что остальные члены Ярнхамара охотились за настоящим врагом, а не добивали оставшееся после диверсии отребье, было неприятно, и он не особенно это скрывал.
— Все еще задевает, да? — заметил Ёрундур. — Лед и железо, не завидую я Раскалывателю. — Он снова засмеялся, на этот раз своим куда более привычным циничным фырканьем. — Вы все тут из себя такие личности, толкаетесь друг с другом, как щенки за место на подстилке. Да кто вообще захочет вами командовать? Уж точно не я, даже если бы меня умоляли.
— Думаю, твое время уже прошло, — улыбнулся Ингвар.
— Думаю, ты прав, — сказал Ёрундур. — И слава Всеотцу.
Старый Пес сплюнул на парапет и шумно вздохнул.
— Как дела у твоей подружки? — спросил он. — Знаешь, я и сам кое с кем подружился сегодня вечером. Думаю, я перестану однажды презирать сестер, если мне дадут еще немного времени.
— У палатины Байолы все хорошо, — ответил Ингвар. — На собор напали, что она приняла на свой счет. Ее войскам пришлось спалить немало всего, чтобы расквитаться за это.
— Легкомысленно, — заметил Ёрундур. — Она может нормально работать или же будет для нас обузой?
Ингвар поджал губы.
— Я не знаю, — признался он. — Сестры Битвы крепкие. Они будут драться, как дикие кошки, чтобы не дать врагу ступить в Галикон. Но она? Хотелось бы мне так думать, — космодесантник сделал паузу, вспомнив их беседы, — но я не знаю. Она странная.
Ёрундур фыркнул, как бы имея в виду: «Уж кто бы говорил».
— Насколько все плохо в соборе?
— Они добрались до склепов. Взорвали архивы, там ничего не осталось. Вот и все.
Старый космодесантник искоса взглянул на Ингвара.
— Архивы?
— Да. Что-то важное?
Ёрундур несколько секунд что-то обдумывал, шевеля челюстью. На его впалых щеках гуляли желваки.
— Ничего.
Ингвар развернулся лицом к боевому брату:
— Рассказывай.
— Может, они просто потерялись, — пожал плечами Ёрундур. Его старые проницательные глаза светились в темноте желтыми огоньками. — Но ты не думал, почему при всех имеющихся возможностях они отправились взрывать кучку свитков в подвале?
От слов Старого Пса Ингвару стало не по себе. Он ничего не ответил.
— Я хочу сказать, что там же были пушки, — продолжал Ёрундур. — Действительно большие пушки, которые нам пригодятся. Все мутанты-смертники атаковали жизненно важные для нас места — склады с боеприпасами, электростанции, коммуникационные башни. Подумай. У тебя есть толпа ходячих бомб внутри собора. Куда ты их направишь: вверх, к орудийным батареям, чтобы вывести их из строя, или в подвал жечь архивы?
Он покачал косматой головой.
— Может, именно такой и была их цель, — сказал Ёрундур. — Просто мне это кажется удивительным.
Ингвар ощутил что-то мерзкое внизу живота. Он сжал край ограды парапета, и из-под пальцев перчаток побежала сетка трещин.
— Их загнали в ловушку, — сказал он. — Это была единственная возможная цель.
Ёрундура, похоже, не убедил этот аргумент.
— Как скажешь.
Ингвар резко отошел от парапета.
— Мне нужно вернуться.
«Я давала клятвы никогда не раскрывать секреты, которые мне доверили».
Ёрундур удержал его, схватив за запястье.
— И сделать что, Гирфалькон?
Ингвар резко развернулся к нему лицом, но не смог подобрать слов. У него не было ничего конкретного, ни подозрений, ни теорий, только снова появившееся чувство, что он упускает что-то важное.
«Мой вюрд привел меня сюда. Так же как твой — тебя».
— Я не знаю. Пока.
Он начал вытаскивать руку из хватки Ёрундура, когда внезапно ожил коммуникатор. Голос де Шателен зазвучал по незащищенному каналу.
— Воины Ярнхамара. — Казалось, она была одновременно зла и обеспокоена. — Ваше присутствие необходимо в Галиконе. По возможности срочно.
Ингвар остановился.
— Что случилось? — спросил он.
— Сообщение от Гуннлаугура. Он входит в город. В отряде потери. Апотекарион уже подготовлен. Сделаем что сможем.
Ингвар яростно замотал головой.
— Скитья! — выругался космодесантник.
Ёрундур уже уходил. Его циничное лицо все больше суровело, когда он шагал по направлению ко входу в башню. Ингвар же задержался на секунду, разрываясь между вариантами.
«Гуннлаугур, ты болван».
— Можно услышать подробности? — спросил он, замешкавшись на парапете. — Что случилось?
В коммуникаторе послышался нетерпеливый выдох де Шателен.
— Прошу прощения, но твои братья смогут рассказать больше, чем я. — Голос канониссы звучал почти сварливо. — У меня много дел. Ты на стене? Тогда посмотри вверх, Космический Волк, и, я уверена, ты меня поймешь.
Связь резко оборвалась. Пораженный тоном ответа, Ингвар развернулся и всмотрелся в ночные пустоши. Ёрундур, остановившись у портала, поступил так же.
На самой границе видимости, на горизонте, где просторный и открытый ландшафт пустошей переходил в гористые ущелья, что-то нарушило идеальную темноту ночи. Длинная и тонкая зеленая линия оскверняла пейзаж, мягко сияя в ночи. Секунду назад ее там не было. Пока Ингвар смотрел, линия стала ярче, как будто сотни крохотных свечей зажглись во тьме.
Все еще далеко, но уже различимо. Тонкая полоса, казалось, протянулась с севера на юг, нигде не прерываясь.
— Так много, — выдохнул Ингвар, на секунду забыв обо всем.
Ёрундур встал рядом.
— Ага, — согласился Старый Пес. На его лице застыло мрачное выражение. — Похоже, они наконец-то добрались. Теперь начнется самое интересное.
