Глава пятнадцатая
Гуннлаугур ринулся в атаку, стряхнув с себя тонкий слой каменных обломков, под которым прятался. Молот, словно живой, скользнул ему в руку, и расщепляющее поле с ревом включилось.
За спиной из укрытия поднялся Вальтир и устремился вниз по склону. Он двигался быстро и тихо, без боевых кличей.
Гуннлаугура увлекало вниз по инерции. Он прыгал и скользил по длинному, усыпанному камнями откосу, размахивая молотом, чтобы набрать большую скорость. Кровь пульсировала в висках, наполняя вены жаром и рвением.
Больше не было нужды таиться, и он мог проявить свою истинную сущность.
— Фенрис! — заорал Волчий Гвардеец, и священный боевой клич эхом отразился от стен ущелья и вернулся к нему десятками перекрикивающих друг друга голосов. — Фенрис хьольда! Бегите с криками, рабы Тьмы, ибо клинки Волков жаждут вашей крови!
Он услышал, как Ольгейр в ответ на его крик выпустил грохочущий залп из тяжелого болтера. Разрывные снаряды ударили по первым рядам гвардейцев-предателей, опустошив пространство вокруг ведущей цистерны. Десятки солдат погибли сразу. Они пытались зажимать огромные рваные раны, но в этом не было смысла, и солдаты падали в пыль. Некоторые попытались открыть ответный огонь, подняв оружие и ища взглядом цель.
Было уже слишком поздно. К этому моменту стая уже добралась до них.
Гуннлаугур врезался в тесную группу солдат, и несколько человек сразу разлетелись в стороны от одного молниеносного взмаха Скулбротсйора. Их изломанные тела рухнули на землю еще до того, как гвардейцы успели закричать.
— Кровь Русса! — взревел Волчий Гвардеец, размахнувшись молотом еще раз и отправляя в полет новую группу врагов. Он держал оружие обеими руками, вкладывал в могучие удары всю свою силу, крутился вокруг своей оси, как разрушительный ураган, пробиваясь в глубь марширующих рядов противника.
Ночную тишину разорвали яростные всполохи лазерных выстрелов и грохот болтерного огня. Гуннлаугур видел, как Вальтир кружится и прыгает, без каких-либо усилий уклоняясь от летящих в его сторону снарядов и прорубая себе путь через слабый защитный строй врага. Его путь устилали груды подергивающихся трупов — каждый из его противников был убит одним-единственным ударом.
Гуннлаугур улыбнулся. Навыки Вальтира были великолепны. Он был самонадеян. Это было прекрасно.
К этому моменту к резне уже присоединились остальные члены стаи. Полные гнева и ярости крики Хафлои эхом разносились по всему ущелью. Любимый топор Кровавого Когтя блестел в лунном свете. После каждого взмаха в воздух взлетали длинные струи крови. Бальдр выскочил из укрытия и ринулся вперед, поливая врагов снарядами из болтера и выкрикивая смертные проклятия Старого Льда. Его голос был самым жутким из всех, почти безумным.
Защищающиеся солдаты выпустили первые выстрелы в темноту. Они стреляли в панике, почти не целясь, и плохо выбирали момент. Некоторые уже скребли руками по отвесным склонам ущелья, пытаясь сбежать от внезапной и жуткой атаки серых чудовищ, внезапно появившихся из ниоткуда.
Гуннлаугур развернулся на пятках и с силой ударил Скулбротсйором в грудь чумного солдата с широко распахнутыми глазами. Сила удара разорвала тело мутанта и разбросала останки его раздробленного тела в фонтане крови и зараженных спор. Обратным движением Гуннлаугур снес голову с плеч еще одного врага. Они не могли убегать от него достаточно быстро — не хватало места. Громовой молот потяжелел от налипших кусков мяса. Плоть сгорала на мерцающем от расщепляющего поля бойке, превращаясь в рассыпающиеся обрывки. Гуннлаугур шел по рядам врагов, словно жнец из древних времен, убивал, крушил, проламывал черепа. Он возвышался над предателями. Силовая броня делала его в два раза массивнее самых крупных из противостоявших ему солдат. Его молот, не встречая препятствий на пути, исчерчивал воздух смертоносными дугами, создавая ореол уничтожения вокруг своего хозяина, как те, что были у легендарных Железных богов.
Вальтир первым добрался до цистерны. Он прыгнул, вырываясь из рук мутантов, цеплявшихся за его броню, ударом ноги сломав при этом челюсть шатающемуся зараженному с тесаком. Космодесантник ухватился за ограждение, проходившее по периметру раздутых бортов машины, и вцепился в него, ища опору для ног.
К этому моменту враг начал отвечать на атаку. Пехота ринулась на нападавших, скапливаясь вокруг осажденных цистерн. Они пристрелялись, и Гуннлаугур получил чувствительный толчок в грудь, когда в его броню угодил залп лазганов.
Он громогласно расхохотался, встряхиваясь иод лазерным огнем, словно под струями дождя.
— Так-то лучше! — пророкотал Волчий Гвардеец, прорываясь через массу окружавших его тел, убивая всех, кто оказывался в радиусе попадания громового молота.
Еще полдюжины незадачливых мутантов разлетелись на куски, упали сломанными куклами или превратились в кровавую кашу. Распухшие внутренности, крутясь, улетали в темноту ночи. — Старайтесь лучше! Ну же, нападайте сильнее!
Они прикладывали усилия. Мутанты орали на него и били ржавыми клинками, пытаясь попасть в лицо, цеплялись за ноги, когда космодесантник втаптывал их в пропитанную кровью пыль, повисали на руках, когда он замахивался молотом, выпускали плотные залпы лазерного огня в попытках свалить его с ног.
Все эти действия были тщетны. Разрушительный поток снарядов, которые выпускал Ольгейр, начисто сносил любые появляющиеся защитные построения. Хафлои пробился глубоко в их колеблющийся строй, не давая им перегруппироваться в тылу. Ужасающей мощи Вальтира враг попросту не мог ничего противопоставить.
Но настоящий ужас мутантам внушал Бальдр. Гуннлаугур, занятый собственным боем, различал только фрагменты происходящего там, но казалось, что Бальдр совершенно утратил контроль. Было слышно, как он завывает, словно банши из легенд, и от этих звуков стыла кровь. Волчий Гвардеец даже заинтересовался, какой эффект эти крики производили на врага.
— Что за Хель творится с Фьольниром? — раздался в коммуникаторе запыхавшийся голос Вальтира.
Мечник двигался вдоль борта цистерны, собираясь забраться еще выше, и разбрасывал в стороны кишевших повсюду защитников.
— Ему явно весело, — ответил Гуннлаугур, могучим пинком пробил насквозь живот разжиревшего мутанта и перемахнул через упавший труп. Гусеничная цистерна с химикатами маячила впереди в пыльной мгле, из-за мерцающего освещения стекла кабины были похожи на глаза насекомого. — Сконцентрируйся. Давай разберемся с этой штукой.
Волчий Гвардеец бросился вперед и расчистил взмахами молота два метра пространства перед собой. Три мутанта отлетели под вращающиеся гусеницы. Они долго кричали, пока тяжелые траки медленно перемалывали их тела в кровавую кашу.
Гуннлаугур прыгнул, вырываясь из толпы мутантов, и приземлился на радиаторную решетку на морде машины. Она вся была изъедена ржавчиной, и целые ее куски оставались у него в руках, когда космодесантник взбирался по ней к кабине. Гуннлаугур забросил молот за спину, закрепив его на магнитных замках, и теперь карабкался по носу гигантской машины.
Несколько врагов попытались последовать за ним, но большая их часть упала под нескончаемым прикрывающим огнем Ольгейра.
— Большое спасибо, Тяжелая Рука, — передал Гуннлаугур, когда добрался до мутного бронестекла кабины. Он наслаждался происходящим.
— Пускай они помучаются, — радостно ответил великан.
Гуннлаугур размахнулся и разбил кулаком ближайшее стекло. Наружу вырвались клубы плотного зеленого дыма, устремляясь вниз, к земле, словно разливающаяся рвота.
Космодесантник ухватился за раму и забрался внутрь. Экипаж цистерны был навечно прикован к мягким командным креслам. Восемь существ сидели в тесном пространстве кабины, забитой горами дрожащих и пульсирующих тканей и псевдооборудования. От покрытых слизью конечностей экипажа тянулись щупальца, соединенные с пучками грязных металлических кабелей. В полупрозрачных мешках булькали какие-то жидкости, которые затем фильтровались в открытых баках и, пенясь, подавались по длинным трубам куда-то в глубь необъятной машины.
Экипаж повернулся к прорвавшемуся в кабину космодесантнику и завопил в бессильной злобе.
— Ну что?!. — прорычал Гуннлаугур, пробравшись наконец через разбитое лобовое стекло и с грохотом спрыгивая на пол кабины. Он вытащил громовой молот из-за спины. — Кто первый?
Все они кричали одновременно. Пожав плечами, Космический Волк начал размахивать молотом, круша то, что осталось от черепов смертных, изничтожая их чахлые внутренности. Они умирали, вереща, прикованные к своим креслам и вынужденные смотреть, как Гуннлаугур убивает их одного за другим. Со смертью каждого из них содрогалась вся машина. Рев двигателей стал больше походить на прерывистый плач, а облака дыма поднялись еще выше. Когда почти весь экипаж был уже мертв, Гуннлаугур почувствовал, как цистерна меняет направление движения, поворачиваясь вокруг своей оси и начиная неуправляемо давить все вокруг.
— Пора уходить, веранги, — донесся голос Вальтира из коммуникатора.
— Уже? — удивился Гуннлаугур, ломая шею последней визжащей твари из экипажа и продвигаясь на дальнюю сторону кабины. — Хель, ты быстро управился.
Он взглянул на учиненные им разрушения. По металлической сетке пола стекали какие-то жидкости, розоватые от крови, с чернильными пятнами смазки. Восемь мертвых тел скорчились в спутанной массе шипящих кабелей и разбитых металлоконструкций. Питающие клапаны перестали извергать бледный газ, и его последние клубы лениво растворялись в воздухе.
Гуннлаугур удовлетворенно хмыкнул и проломил дальнюю стену кабины, оставив громадную дыру со рваными краями в обшивке. Космодесантник выскочил наружу и повис, уцепившись за ее край. Тяжелая машина продолжала двигаться, однако теперь ею больше никто не управлял. Десятки вражеских солдат, столпившихся вокруг нее, затянуло под гусеницы, пока они пытались убраться с дороги. Над полем боя разносились яростные вопли Бальдра и боевые кличи Хафлои. Они уже уничтожили свою цистерну, которая полыхала бледным химическим пламенем у одной из стен ущелья.
Гуннлаугур увидел, как Вальтир спрыгнул с накренившегося корпуса машины и, пролетев по воздуху, приземлился прямо в центре толпы мутантов с горящими взглядами. Гуннлаугур напрягся, готовясь проделать то же самое.
И тут взорвались крак-гранаты.
Вальтир закрепил их по всей длине бака с химикатами, как Гуннлаугур и приказал. Они разрывались одна за другой, выворачивая округлые борта бака и разливая едкое содержимое во все стороны. Гусеничная цистерна взбрыкнула, задрожала и вспыхнула, сбросив Гуннлаугура с кабины. Он тяжело приземлился на землю в нескольких метрах от машины, глубоко пропахав наплечником скалистый грунт и ударившись шлемом о залитые кровью камни.
Стоило космодесантнику подняться, как его окатило потоком разъедающей плоть кислоты из баков. Она стекала по его доспехам, моментально растворяя пятна крови и слизи, насквозь проедая висевшие на плечах шкуры. Смертные солдаты вокруг него были лишены защиты силовой брони. Они разом закричали, когда их плоть начала отделяться от костей. Воздух наполнился пронзительными всхлипывающими рыданиями, которые стихали, только когда химикаты добирались до голосовых связок.
Когда поток наконец иссяк, пейзаж вокруг дымящейся цистерны стал жутким. Кругом лежали тела без кожи, без глаз, с торчащими костями и сморщенной плотью. Густая сероватая масса растворенной органики с клочьями пены покрывала каменистое ущелье. Она булькала и пузырилась, впитываясь в сухую землю.
Сама лишенная управления горящая цистерна в очередной раз вильнула и наконец врезалась в дальнюю стену ущелья, выплюнув языки токсичного пламени так же, как и первая машина, догоравшая рядом.
Гуннлаугур стряхнул оставшиеся капли кислоты со своей громоздкой брони и отправился на поиски Вальтира. Под ногами тошнотворно чавкало, когда он ступал, давя полуразъеденные кости. Тот факт, что мощный болтер Ольгейра замолчал, подсказывал, что Тяжелая Рука сейчас спускается по склону, чтобы присоединиться к братьям в ближнем бою. Оставалось еще четыре цистерны, прежде чем их работу на эту ночь можно будет считать выполненной.
Гуннлаугур был этому рад. Он получал удовольствие от происходящего.
— Опережаем график, бра… — начал было он, но в этот момент что-то громадное взорвалось рядом с позицией Бальдра. Это было похоже на взрыв, но он осветил камни ущелья мертвенно-бледным светом и прозвучал как придушенный вопль. Волчий Гвардеец сразу напрягся, волоски на его руках встали дыбом.
Затем из коммуникатора раздался голос Хафлои. Он звучал совсем не так, как обычно, но был настойчивым, жестким и серьезным.
— Нужна помощь, — выдохнул он. Слова звучали неровно из-за того, что говорящий испытывал боль. — Кровь Русса, нужна помощь, сейчас.
Гуннлаугур снова поднял Скулбротсйор, и его настроение моментально изменилось. Волк сорвался на бег даже до того, как Хафлои закончил фразу.
Ингвар и Байола стояли лицом к лицу в личных покоях сестры-палатины, так же, как и во время их первой встречи. На дворе была поздняя ночь, и воздух казался тяжелым от дыма и усталости осажденного города.
Из окон в башне Байолы можно было различить огни, заполонившие все пространство нижнего города. Но они не несли в себе тепла. Это были отблески погребальных костров, лучи прожекторов или вспышки залпов лазерного огня, разрывавших тьму. Эти огни сопровождались соответствующими звуками: хрустом горящей плоти, топотом бегущих ног, криками.
Байола предпочла не стоять так долго, как в их первую встречу. Она уселась на массивный деревянный стул и устало сгорбилась, царапая дерево краями доспехов. Отсоединенный шлем выпал из ее рук и покатился по каменному полу.
— Когда ты спала в последний раз? — спросил Ингвар.
— Не помню. А ты?
— Четыре дня назад.
— Теперь понятно, почему у тебя такое настроение, — фыркнула Байола.
Ингвар пересек комнату и встал около одного из широких окон.
— Это место должно было стать для нас передышкой. — Он улыбнулся сам себе. — Гарнизонной службой.
— Не хочешь присесть? — предложила Сестра Битвы.
— Я в порядке.
Байола иронично посмотрела на космодесантника.
— Всегда на службе, ни дня без отдыха, — сказала она. — Вы что, никогда не устаете? Вам никогда не хочется просто передохнуть минутку, отвернуться от всего этого и забыть, что вы — лучшие воины Императора и что вы нужны всегда и везде, потому что, в общем, мы намного слабее?
Ингвар прислонился спиной к каменной стене. На самом деле ему была знакома усталость. Если бы дела шли не так плохо, он с радостью позволил бы себе восстановиться, подумать о том, как вести себя с Гуннлаугуром, когда тот вернется, подготовиться к грядущим испытаниям. Но сейчас все это было непозволительной роскошью.
— Что это было за место? — спросил он в третий раз.
Лицо Байолы вытянулось.
— Архив. Ничего такого, о чем тебе стоит задумываться, — просто куча блоков данных и хранилищ. Опечатанные и отсортированные. — Ее карие глаза были пусты. — История отдаленного храмового мира. Его хронология и описи запросов.
Она подняла взгляд.
— Там была наша история, — произнесла она. — Одна из тех вещей, которые я должна защищать. А теперь все пропало даже до того, как враг появился у ворот.
— Разве нельзя было перевезти все в Галикон?
— Для этого потребовался бы целый караван грузовиков, а они все были заняты для другого. — Она покачала головой, выражая покорность. — Я приняла решение. Де Шателен задаст те же вопросы, когда узнает. В ее глазах это будет просто очередной провал. Она никогда не считала мой перевод хорошей затеей и теперь только укрепится в этом мнении.
Ингвар осознал, что удивлен поведением Байолы. Когда они виделись в первый раз, она казалась такой живой, такой непокорной. Это было странно. В тонких одеждах она была сильной, а закованная в силовую броню — наоборот, слабой. Возможно, ей действительно стоило остаться в небоевых структурах.
— Это всего лишь записи, — сказал он. — Никто из твоих солдат не пострадал.
У Байолы вырвался невеселый смешок.
— Всего лишь записи, — повторила она. — Думаю, на Фенрисе вы их вообще не ведете.
— Ведем. — Космодесантник постучал пальцем по шлему. — Скальды рассказывают саги. Мы запоминаем их. И передаем дальше. Каждый из нас знает предания прошлого.
— Предания. — Тон Байолы выдавал насмешку.
— Все мы пользуемся преданиями, сестра. Кто-то хранит их в базах данных, а кто-то слушает скальдов. У ваших методов есть свои преимущества. Но и их недостатки очевидны.
Женщина сухо улыбнулась:
— Мило.
Ингвар сложил руки на груди. Капли крови на броне почернели от жары в подземелье.
— Ты знаешь, зачем я пришел, — сказал он.
Байола кивнула:
— Ты считаешь, что я от тебя что-то скрываю.
— Ты узнала его имя.
Сестра-палатина провела перчаткой по голове. На коротких и жестких волосах остались частички пепла.
— Действительно. — Какая-то вспышка былой непокорности мелькнула в ее глазах.
— Откуда?
Байола рассмеялась.
— Думаешь, он держал его в секрете? — Она бросила на Ингвара косой взгляд. Выглядело это почти кокетливо. — Вы хвастливый народ, Космический Волк. Вы трезвоните о своих завоеваниях на весь Империум от края до края. Не стоит удивляться, что о вас знают.
— Это имя для тебя что-то значило, — настаивал Ингвар. — Ты слышала его раньше.
Еще секунду Байола смотрела ему в глаза. Ее темная кожа, почти такая же черная, как пластины брони, покрытая капельками пота из-за недавней нагрузки, блестела в тусклом свете.
А потом она опустила глаза.
— Я видела немало секретных вещей, — мягко произнесла она. — Они не предназначались для моих глаз, но тот, кто проводит столько времени среди сильных мира сего, всегда немного проникает в их дела.
Ингвар внимательно слушал.
— Говорят, что Фенрис легко заводит себе врагов, — продолжала Байола. — Ты и десятой их доли не знаешь. Есть инквизиторы, которые с радостью забросают твой мир вирусными бомбами и превратят его в ядовитое болото, лишь только придумают, как это сделать. Среди ваших врагов есть и магистры орденов Космодесанта, и, конечно, в рядах Экклезиархии имеется немало тех, кто не питает к вам теплых чувств. Это не секрет. Наши войска сталкивались в прошлом и вполне могут снова сойтись в будущем.
Сестра-палатина говорила тихим, но твердым голосом. Казалось, что агент отчитывается перед своим начальством, как она, наверное, много раз делала в Ордо Фамулус. Ингвар вспомнил, какие требования предъявлялись к его речи в присутствии Халлиафиора и как сложно ему было избавиться от грубых модуляций джувукки. Результат был очень похожим на то, что он сейчас слышал.
— Имелся один документ, — рассказывала Байола. — Я видела его только раз, но тогда моей работой было запоминание информации. В нем были имена, большая часть которых не важна. И среди них был Хьортур Кровавый Клык. Я помню, как подумала тогда, что имя дурацкое, но это было до того, как мне пришлось вести дела с другими представителями вашего племени.
— Что это был за документ?
— Разъяснение к инструкции, подготовленное для старшего кардинала моего округа. Одно из десятков, проходящих через его руки каждый вечер. У таких бумаг много назначений. Может, это было связано с дипломатическими вопросами, что маловероятно в данном случае, а может, с какими-то проблемами по военной части или какими-то подпольными делишками, о которых я даже догадываться не могу.
Ее голос был ровным, спокойным, уверенным.
— Это все?
Байола кивнула.
— Я думаю, что записка имела отношение к способам связи между Фенрисом и Экклезиархией, о которых не распространяются публично. Они существуют, если ты не знал. Возможно, Хьортур был контактным лицом.
Ингвар вспомнил, каким был его старый командир — его прямолинейную браваду и клокочущий гнев, — и едва удержался, чтобы не рассмеяться. Деликатность никогда не была его сильной стороной.
— Очень навряд ли.
Байола двусмысленно посмотрела на него.
— Ну, ты знал его лично. Но в какой-то момент на него обратил внимание кардинал Экклезиархии, причем обладающий значительной властью. Я встречала и более странные вещи в галактике, хотя и нечасто. Если ты не знаешь причину такого внимания, то я не могу тебе помочь.
Ингвар глубоко вздохнул и почувствовал во рту привкус сажи, которая все еще облепляла его дыхательную решетку. Он прокручивал в голове только что услышанные слова. Комната погрузилась в тишину, которая нарушалась только периодическим шумом, доносившимся с улицы.
— В твоем голосе не было лжи, — наконец произнес он. — Но ты не рассказала мне всего, что знаешь.
Губы Байолы изогнулись в полуулыбке. Это был странный, почти меланхоличный, жест, а затем она откинулась на спинку стула.
— Ты не прав, — сказала она, — но даже если так, то не тебе читать мне нотации на эту тему.
Ингвар поднял бровь под забралом шлема.
— То есть?
— Ты меня понял, — ответила Байола. — Империум, которому мы оба служим и который мы оба любим, держится на секретах. Мы используем их, чтобы окутать себя, построить стены, а я давала клятвы никогда не раскрывать секреты, которые мне доверили. И клялась никогда не выдавать ни личности тех, кто возложил на меня эти обязанности, ни тех, кого я должна защищать. Эти обеты даются не просто так. И моя секретность для меня так же священна, как для тебя твой клинок.
Она взглянула на космодесантника, и в ее глазах светилось понимание.
— Тебе знакома жизнь в окружении секретов, Ингвар, — сказала Байола. — Ты так и не рассказал мне, что заставило тебя покинуть Фенрис на такой долгий срок, хотя я могу догадаться, и если я права, то ты не сможешь мне ничего рассказать, даже если захочешь. Ничто на этой планете не заставит тебя говорить, неважно, как сильно мне бы хотелось узнать, что за жуткие вещи запечатлены в твоей совершенной памяти.
Байола подалась вперед. С ее лица исчезла тень сдержанного веселья, оно вновь было серьезным.
— И, несмотря на все это, я не сомневаюсь, что ты — верный слуга Императора и надежный союзник. Было бы здорово, если бы ты относился так же и ко мне.
Ингвар ответил не сразу. Он следил за движениями ее тела, они говорили об уверенности, усталости в руках и ногах, чувстве комфорта от того, что она находилась в собственных владениях и ее окружали свои люди.
Она гордо выставила подбородок и не отводила взгляд, без страха смотря в рычащую маску забрала.
На ретинальном дисплее зажглась руна. Ёрундур зачем-то хотел его видеть. Ингвар отклонил вызов. Старому Псу придется еще немного поохотиться в одиночку.
Волк потянулся, разомкнул герметичные замки, снял шлем и примагнитил его к поясу, после чего провел руками по жестким от пота волосам. Длинные космы рассыпались по горжету доспеха.
Он оттолкнулся от стены и подошел вплотную к Байоле. Разница в их размерах была почти комичной: громадный космодесантник, казавшийся еще больше из-за толстой брони и тяжелых шкур, возвышался над хрупкой женской фигурой.
Он опустил голову, и его лицо оказалось на одном уровне с ее.
— У меня нет сомнений в твоей верности, — сказал он. Его голос звучал тихим рокотом, отдававшимся в груди и эхом отражавшимся от окружающих его камней. — А если бы были, то ты бы умерла там, где сидишь.
Он всмотрелся ей прямо в глаза. В первый раз он заметил, как что-то похожее на страх отразилось на тонком лице Сестры Битвы.
— Я буду сражаться рядом с тобой, сестра, — сказал он. — Я буду служить делу этого мира так, как будто это моя родина, и до того, как это все закончится, ты узнаешь, почему я в действительности ношу свое имя и что оно значит.
Серые глаза космодесантника поблекли.
— Но помни: мои братья для меня — это больше, чем кровная родня. Если я узнаю, что твое молчание привело к тому, что им причинили вред, я приду за тобой. Где бы ты ни находилась, я буду охотиться за тобой. А если Фенрика за кем-то охотятся, то они его настигают.
Его лицо исказилось, губы поднялись, обнажая клыки.
— И тогда я тебе не очень понравлюсь.
Стоит отдать ей должное, Байола не отвела взгляд. Она моргнула раз, затем еще раз, но продолжала смотреть ему в глаза. Когда она ответила, голос не подвел ее, хотя и дрожал.
— В таком случае слава Трону, что мне нечего скрывать, — ответила она.
