Девушка-рабыня стояла на коленях в центре магического круга, тело ее мучительно напряглось, в то время как Нагаш читал Заклинание Жатвы. Девушка приплыла в Живой Город всего два дня назад на невольничьем судне из Зандри — ее забрали в рабство во время нападения на варварские земли на далеком севере. Ясные голубые глаза в молчаливом ужасе уставились на Нагаша, рот широко распахнулся в застывшем вопле боли, обнажив ровные белые зубы и изогнувшийся язык. Плечи дрожали — девушка пыталась сделать вдох. Верховный жрец был весьма осторожен — он оставил ее мышцы подвижными ровно настолько, чтобы она могла вдыхать достаточно воздуха и оставаться в полном сознании. Ему потребовались долгие месяцы и бесчисленные эксперименты, чтобы добиться такой точности.

Сильный голос Нагаша эхом отражался от каменных стен его святая святых под Великой пирамидой. Он продолжал свой безжалостный дикий речитатив и говорил по-неехарски, а не на умирающем змееподобном языке своих пленников. За три года, прошедшие после того, как он убил того болвана-неудачника Имхепа, его понимание варварской магии стремительно росло. Проливать кровь, выпускать душу из оков плоти и костей стало привычным делом.

Речитатив ускорялся и звучал, как колокольный звон. Нагаш полностью сосредоточился на трепещущем сердце рабыни. Оно начало биться в одном ритме с его речитативом, и воздух между магом и рабыней потрескивал от невидимой глазам магической связи. Верховный жрец стиснул кулаки, кожей чувствуя тепло жизненной силы девушки. Его голос возвысился до ликующего крика, от бледной кожи рабыни потянулись тонкие завитки дыма. Девушка больше не дрожала. На ее висках и шее проступили вены. Нагаш чувствовал, как биение ее сердца усилилось до блистательного крещендо. И тут тело рабыни неистово содрогнулось и вспыхнуло столбом шипящего зеленого пламени.

Нагаш погрузил руки в пылающее инферно и сжал горло девушки, чувствуя, как сила струится по его коже. Глубоко вдохнув, он напряг волю, и ее жизнь потекла в него. Его жилы невыносимо пекло, а последние крики рабыни беззвучно отдавались в его костях. Через миг все закончилось, и тело девушки, полностью лишенное жизненных сил, рухнуло к ногам Нагаша, превратившись в горку дымящихся костей.

Но это была только прелюдия, накопление силы перед началом настоящей работы. Укутавшись в бесплотный туман, светясь нечестивой энергией, верховный жрец снова распростер руки и обернулся к деревянной клетке, стоявшей в нескольких футах от магического круга. Внутри шевелились неясные фигуры, скрытые от неверного света угасающих масляных ламп. На этих близнецов, молодых мужчину и женщину благородного происхождения и в расцвете юности, Кефру наткнулся в винном погребе неподалеку от порта. Вообще ему крупно повезло — требования Нагаша для следующего эксперимента были весьма специфическими, пришлось ждать несколько месяцев, пока эта пара попалась в лапы молодого жреца.

Последние слова Заклинания Жатвы еще эхом звучали в комнате, а Нагаш уже начал следующий ритуал. Первые фразы были совсем простыми, они служили всего лишь для того, чтобы верховный жрец смог сосредоточиться, но ритм все убыстрялся, а текст усложнялся. Началась первая фаза превращения.

Нагаш быстро понял, что существует предел могущества человеческой души. Когда Имхеп в последний раз выдохнул и его жизненная сила перетекла в ладони Нагаша, верховный жрец почувствовал, что его жилы превратились в пламя, и вообразил себя богом. Но та чудесная энергия слишком быстро иссякла. Одна человеческая жизнь могла поддержать лишь незначительное заклинание друкаев, но не больше. Душа — всего лишь дуновение ветерка по сравнению с неистовыми ветрами магии, питающими ритуалы друкаев.

Колдун всегда это знал. Это была еще одна хитрая ловушка варваров. Мальхиор мог придерживаться их соглашения, обучая Нагаша магическим заклинаниям и ритуалам друкаев, но при этом прекрасно понимал, что верховный жрец никогда не накопит достаточно силы, чтобы приступить к более могущественным заклинаниям. Подобные попытки требовали десятков, если не сотен человеческих душ — слишком много, чтобы сделать это во время единственного обряда, и слишком масштабно, чтобы не привлечь внимания Тхутепа и городской знати. Мальхиор наверняка надеялся, что жажда власти так влечет Нагаша, что он потеряет голову и поведет себя безрассудно, а это приведет к его гибели. Однако верховный жрец, не поддаваясь искушению, стал применять новообретенную силу совсем иначе, а именно — к магической науке погребального культа Сеттры.

Более двух тысяч лет жрецы культа вечной жизни постигали темные тайны жизни и смерти. Древние свитки содержали в себе теорию ритуалов, обучая, как подчинить душу и управлять плотью. Однако практические результаты были ничтожны по сравнению с обрядами друкаев, потому что в своих заклинаниях жрецы-личи зависели от милости богов. Но все изменилось, когда жизненные силы Имхепа перетекли к Нагашу.

Это новое заклинание основывалось на древнем обряде погребального культа. Нагаш провел чуть ли не целый год, изменяя и исправляя ритуал так, чтобы он отвечал его целям, и сейчас собирался опробовать его. Магическое заклинание, насыщенное энергией, украденной у рабыни, сорвалось с языка Нагаша, как раскат грома. Верховный жрец сосредоточился на двух неясных фигурах, скорчившихся в глубине клетки, и протянул к ним руки. Близнецы тотчас же рухнули на пол, издавая стоны боли и страха. Магическая сила хлынула из его пальцев и заплясала на обнаженных телах.

Нагаш читал заклинание почти час, до тех пор, пока последние капли украденной энергии не вытекли из кончиков его пальцев.

— Шепреш, — возгласил Нагаш, завершая обряд и опуская руки.

Повисла тишина, нарушаемая лишь негромкими сдавленными звуками из клетки и шелестом кисточки в углу комнаты: Кефру еще несколько минут после окончания обряда продолжал записывать свои наблюдения в большущую книгу в кожаной обложке.

Наставники Нагаша отсутствовали. С тех пор как верховный жрец начал применять свои новообретенные способности к магической науке погребального культа, он обнаружил, что все меньше и меньше нуждается в присутствии друкаев. Нагаш подозревал, что очень скоро их соглашение подойдет к концу.

Молодой жрец сделал последнюю запись и посмотрел на хозяина.

— Ну что, обряд удался? — спросил он.

Нагаш кинул еще один взгляд на скулящие фигуры в клетке и сделал неопределенный жест.

— Еще слишком рано для выводов, — ответил он. — Превращение только началось. Приду позже, ночью, тогда уже будет что-то понятно. — Верховный жрец скрестил на груди руки. — Ты проследил за приготовлениями в городе?

Кефру кивнул, закрыл чернильницу и положил кисть. Прошедшие шесть лет оставили свой след на бывшем аристократе. Все еще молодой по неехарским представлениям, жрец, выполнявший опасные поручения своего хозяина, теперь выглядел изможденным, глаза его ввалились. Он проводил слишком много ночей в винных погребах, выбирая жертвы для хозяина, и лицо его сделалось одутловатым, землистого оттенка. Кроме того, он начал брить голову, чтобы скрыть седину на висках. Длинный неровный белый шрам, как борозда, пересекал мясистую левую щеку.

— Все готово, хозяин, — сказал Кефру. — Дом готов, и слуги знают, что делать.

Нагаш настороженно посмотрел на него.

— Мне кажется, ты что-то недоговариваешь, — сказал он.

Кефру аккуратно закрыл книгу и взял ее со стола.

— Это не мое дело, хозяин, — ответил он, поставив книгу на полку рядом с такими же томами.

— Верно, — согласился верховный жрец. — Тем не менее скажи.

Молодой жрец тщательно подбирал слова.

— То, что ты задумал, слишком рискованно, — начал он. — Эти люди — трусы и дураки. Они предадут тебя в один миг…

— От меня они получат куда больше, чем от моего брата, — оборвал его Нагаш. — В точности, как и ты, если помнишь.

— Они смотрят на это по-другому, — настойчиво продолжал Кефру. — У них нет ни власти, ни денег. Тхутеп и влиятельные семейства их просто раздавят, и им это известно. И никакие аргументы их не переубедят.

Нагаш холодно улыбнулся:

— Убеждать их? Вот уж нет. Когда придет время, они сами себя убедят.

Взгляд Кефру скользнул к клетке в дальнем конце комнаты, лицо напряглось.

— Разве мы недостаточно искушали судьбу? — спросил он. — Я потерял счет людям, которых мы убили. В припортовых кварталах уже пошли слухи.

— Искушать судьбу? — словно выплюнул Нагаш. — Судьба — это то, что слабые умы придумали для оправдания своих неудач. — Верховный жрец подошел вплотную к слуге. — У тебя что, коленки трясутся, Кефру? Наше дело только началось.

Молодой жрец посмотрел в глаза Нагаша и побледнел.

— Нет, хозяин, — быстро ответил он. — У меня не трясутся коленки. Приказывай, и я все исполню.

Нагаш внимательно вгляделся в лицо Кефру.

— В таком случае идем, — сказал он.

Кефру долго смотрел вслед верховному жрецу, вышедшему из тускло освещенной комнаты и начавшему долгий извилистый путь на поверхность. Из густой тени клетки послышался влажный булькающий кашель. Кинув последний испуганный взгляд на извивающиеся внутри фигуры, жрец поспешил за хозяином.

В мире за пределами усыпальницы приближалась полночь. Неру, полная и яркая, висела над бескрайним некрополем, окрашивая каменные строения в призрачный серебристый цвет и создавая лужицы чернильной черноты в узких проулках между ними, а Сахмет, Зеленая Ведьма, светилась зловещим красным светом над восточным горизонтом. Только Нагаш и Кефру шли среди жилищ мертвецов, прислушиваясь к тявканью шакалов возле бедных гробниц на юго-западе. На пути к проезжей дороге им не грозили никакие опасности. В прежние времена шайки грабителей и осквернителей могил нередко рыскали в поисках добычи в городе усыпальниц, но в последние несколько лет это прекратилось. Город наводнили слухи о том, что в некрополе Кхемри происходит что-то мрачное и ужасное, и тех, кто рисковал появиться на его улицах после наступления темноты, уже никто никогда не видел.

И действительно, в раннюю пору своего обучения верховный жрец не испытывал недостатка в человеческом материале, а его наставники — в развлечениях.

Нагаш и Кефру молча шли по погребальной дороге, мимо заброшенных гробниц, полузасыпанных песком и заляпанных птичьим пометом. Яркий лунный свет раскрасил склоны далеких барханов и очертил силуэт взлетающей цапли. Стая шакалов некоторое время преследовала жрецов по краю некрополя; низко пригнувшись, звери бежали вдоль барханов и глазами, сверкавшими, как начищенные монеты, следили за странными мужчинами. С каждой милей звери подходили все ближе и ближе, в конце концов Нагашу надоело, он повернулся и уставился на самого крупного шакала в стае напряженным гневным взглядом. Вожак недолго смог выдержать взгляд некроманта; отвратительно затявкав, шакал перевалил за ближайший бархан и исчез. Стая помчалась за ним.

Ворота в Живой Город на ночь запирались, но верховного жреца пропустили без лишних вопросов. По древней традиции, жрецам культа Сеттры разрешалось входить и выходить через ворота Усириана в любое время дня и ночи, поскольку им надлежало выполнять свои обязанности в усыпальницах за чертой города. На улицах храмового квартала царила тишина, но в отдалении слышался речитатив жриц Неру, вышедших на еженощное бдение — они охраняли Кхемри от духов пустых земель.

Миновав храмовый квартал, Кефру повел хозяина в переулок, где их уже ждали восемь встревоженных носильщиков с паланкином. Нагаш быстро сел в паланкин, и носильщики тотчас пустились в путь, направляясь в купеческий квартал, а там свернули на север, где на боковых улочках, к югу от богатых городских районов, выстроились в ряд винные погреба и притоны.

Здесь, несмотря на поздний час, было полно народа. Группы пьяных мужчин, шатаясь, переходили от одного кабака к другому, от одного игорного дома к другому или сидели прямо на улице, передавая друг другу кувшины с вином и играя в кости. Маленькие дети с грязными лицами бегали по переулкам, предлагая пьяницам помочь добраться до нужного места, а по дороге обчищали их. Игроки в кости распалялись, пьяные споры становились все жарче, то тут, то там вспыхивали драки. Небольшие отряды городской стражи с фонарями в руках, вооруженные крепкими дубинками, прочесывали улицы, сердитыми окликами разгоняли самых рьяных смутьянов и колошматили их дубинками по плечам и ногам.

Носильщики пронесли паланкин, не замеченный ни ночными гуляками, ни строгими стражниками, и свернули в узкий переулок около улицы Медников. Бежавший впереди Кефру подошел к незаметной двери, освещенной висячей масляной лампой, и негромко постучал. Носильщики осторожно поставили паланкин на землю. Загремели засовы, дверь распахнулась в тот момент, когда Нагаш вышел в ночную тьму. Быстро посмотрев в одну и в другую стороны темного переулка, верховный жрец шагнул в дверной проем и оказался в небольшом, заваленном мусором внутреннем дворике. Двое домашних рабов Нагаша низко поклонились хозяину и торопливо заперли за ним дверь.

Верховный жрец окинул дворик презрительным взглядом. Потрескавшиеся каменные плиты были засыпаны песком, в застоявшейся воде давно не работающего фонтана росли сорняки. В тени выщербленной стены сновали крысы.

— И эта дыра — лучшее, что ты сумел найти? — спросил он Кефру.

— Но ведь ты хотел анонимности, так? — язвительно напомнил Кефру. — Или ты предпочитаешь особняк в квартале аристократов, на виду у сплетничающих рабов и назойливых вдов? — Он осмотрел рассыпающийся дом и удовлетворенно кивнул. — Места, подобные этому, часто встречаются в районах с дурной репутацией. Знать и торговцы покупают их по дешевке, используют для любовных утех, а потом снова продают. Местные видят, как люди в любое время суток приходят и уходят, и не обращают на них внимания, и дом находится чуть дальше по улице от излюбленных притонов твоих гостей.

— Хорошо, хорошо, — рявкнул Нагаш и повернулся к рабам. — Все на месте? — спросил он.

— Последний пришел час назад, хозяин, — ответил один из рабов, задвигая засов.

— Небось, уже выпили все вино, — хмуро произнес Кефру. — Не самый лучший способ начинать тайный сговор, хозяин.

Верховный жрец не обратил внимания на дерзость слуги.

— Ведите меня к ним, — приказал он рабам.

Нагаш последовал за рабами через внутренний дворик, прошел в открытую дверь и зашагал по узкому коридору, освещенному парой коптивших масляных ламп. Туда и обратно сновали рабы с винными кувшинами и тарелками. Из дальнего конца коридора слышались приглушенные голоса и смех.

Рабы провели верховного жреца сквозь анфиладу маленьких, заставленных ветхой мебелью комнат. Каждая следующая была освещена лучше, чем предыдущая, и наконец Нагаш оказался возле последнего занавешенного дверного проема. Гул голосов и звяканье кубков доносились из комнаты.

Нагаш махнул рабам, отсылая их прочь, коротко глянул на Кефру, поправил одежду и, откинув занавес, шагнул в проем.

В отличие от остальных, эта комната была обставлена мебелью из апартаментов верховного жреца. Пол устлан прекрасными коврами, сотканными в далекой Ламии, софы с шелковыми подушками располагались вокруг внушительного кресла из темного полированного дерева. Не меньше дюжины молодых аристократов развалились на софах и коврах, попивая вино, угощаясь кусочками жареной рыбы и птицы с медных тарелок. В жаровнях, стоявших по углам комнаты, курились ароматическим дымком дорогие благовония.

Верховный жрец вошел в комнату, и все головы повернулись к нему. На лицах, раскрасневшихся от вина, появилось сначала удивление и тут же потрясение. Гости узнали человека, так поздно явившегося на пир.

Нагаш шагнул вперед, остановившись возле кресла темного дерева, предназначенного для хозяина. Пьяные голоса стихли, и человек, полулежавший в кресле, со смешком выпрямился.

— И что теперь? Придут наконец танцовщицы? — спросил он, оглянувшись. — С кожей светлой, как лунный свет, и волосами черными, как… — Его распутная усмешка исчезла, сменившись изумлением, а глаза широко распахнулись — он увидел, кто стоит перед ним.

Аристократ и жрец долго смотрели друг на друга, и тут Архан Черный захохотал. Лицо верховного жреца сделалось жестким.

— Я тебя забавляю? — спросил он негромко.

Архан усмехнулся, обнажив испорченные зубы.

— Мы тут все гадали, кто же такой наш таинственный хозяин, — ответил он и снова захохотал. — Раамкет думал, что это очередная попытка царя удержать нас от посещений винных погребов. — Он отсалютовал Нагашу кубком. — А тут ты.

Раамкет, темноглазый грубиян с лицом портового скандалиста, злобно посмотрел на Архана. Остальные разразились пьяным хохотом, видя замешательство своего товарища. Один, по имени Мерухеп, выудил из тарелки у себя на коленях небольшого угря и начал изучать его, поднеся к лампе.

— Кажется, наш приятель Раамкет слишком много знает. Может быть, среди нас есть лазутчик? — спросил он, запрокинул голову и шумно плюхнул угря обратно в тарелку.

В комнате снова расхохотались. Нагаш молча дожидался, пока веселье утихнет, холодно глядя на Архана. Через пару минут ухмылка исчезла с лица молодого человека. Он угрюмо встал с кресла, и Нагаш грациозно опустился в него.

— Попытка пошутить не удалась, но настроение правильное, — произнес он. — Собственно, вы здесь, потому что вам лучше других известно, каким сомнительным и опасным стало правление моего брата.

Архан фыркнул в свой кубок с вином.

— Единственная опасность, которую я вижу, — это смерть от скуки, — сказал он. — Большие приемы с каждым месяцем становятся все более мучительными.

— Мой брат обращается с вами как с детьми, — кивнул Нагаш. — Это унизительно, и не только для вас, но и для Кхемри в целом, потому что демонстрирует миру слабость нашего царя.

— А что бы ты сделал на его месте? — гадко ухмыльнувшись, осведомился Мерухеп. — Выволок всех нас на базар и отрубил кисти рук?

Верховный жрец проигнорировал вопрос.

— Тхутеп убедил себя, что люди по природе своей доброжелательны и жалостливы, — начал он. — Он думает, что если вы долго пробудете при царском дворе, то в ваши головы, как капли холодной воды, просочатся добродетели и чувство ответственности. Он воображает, что сможет убедить царей Неехары забыть о столетних распрях, соблазнив выгодной торговлей. — Слова стекали с языка Нагаша, как яд. — И как процветает наш город в последние шесть лет? Великие дома Кхемри не обращают внимания на царские призывы и поступают согласно собственным интересам. Целые аристократические кварталы опустели, потому что посольства братских городов переманили в Зандри. Впервые за много столетий Город Волн посягает на звание самого великого города Неехары, принадлежащее Кхемри! И ради чего? Чтобы Тхутеп мог договориться с Нумасом насчет более низких цен на зерно или привозить из Ламии не облагаемые налогом ковры? Вот на что он променял наше превосходство — на бусины для абака!

Кое-кто из собравшихся беспокойно заерзал, услышав страстную речь Нагаша. Один из них, беспечный повеса по имени Шепсу-хур, откинулся на спинку софы и настороженно уставился на верховного жреца.

— Если все обстоит так скверно, как ты нам тут рисуешь, о святейший, так почему же великие дома не восстанут против Тхутепа? — осведомился он. — Разве не так твоя династия пришла к власти, если уж на то пошло?

Нагаш остро взглянул на Шепсу-хура и неохотно кивнул. В жилах Хетепа текла царская кровь, но он не был сыном Ракафа, предыдущего царя. Когда Ракаф умер, его жена, царица Расут, оспорила древний закон и на какое-то время сама села на трон, боясь, что цари Нумаса или Зандри попытаются свергнуть ее младенца-сына и объявят город своей собственностью. В конце концов Жреческий совет Махрака сумел убедить Расут оставить трон и вернуться в Ламию, где она вскоре и умерла. Хетепа, доверенного визиря Ракафа, назначили править городом в качестве регента до тех пор, пока сын Расут не достигнет совершеннолетия.

Но уже через месяц после смерти Расут ее малолетний сын скончался от внезапной лихорадки, и Хетеп стал царем-жрецом Кхемри.

— Пока положение благоприятствует великим домам, — продолжал Нагаш. — Во время правления моего отца их власть и влияние оставались под контролем, но сейчас они могут отречься от царского закона и строить свою судьбу так, как пожелают. — Он пожал плечами. — Несомненно, со временем один из них решит, что он сильнее прочих и готов захватить трон, но такого шанса у них никогда не будет. Зандри намерен стать главной силой Неехары, но, чтобы это стало возможным, Кхемри необходимо окончательно уничтожить. Царь Некумет уже собирает силы. Очень скоро, может быть, всего через несколько лет, он наберется отваги и дерзости, чтобы выступить против нас. Когда это случится, Кхемри преклонит колени перед Зандри и навеки станет его вассалом.

Собравшиеся не знали, что ответить на откровенное заявление Нагаша. Они уставились в свои кубки или исподтишка поглядывали на товарищей. Только Архан решился высказаться:

— Это и вправду мрачные предположения, о святейший, но чего ты ждешь от нас? У нас нет ни власти, ни денег. — Он криво усмехнулся верховному жрецу. — Полагаю, мы можем вызвать Некумета на состязания по выпивке или на игру в кости. Подойдет такое?

Раамкет злобно взглянул на Архана.

— Я бы и пробовать не стал. Видел я, как ты кидаешь кости, — пробурчал он.

Собравшиеся разразились хохотом, подначивая Архана. Он оскалился, обнажив свои почерневшие зубы, начал пьяно огрызаться, осыпая приятелей ругательствами, и на какое-то время разговоры о царях и завоеваниях были забыты. Нагаш сидел и, не моргая, как змея, терпеливо дожидался, когда смех стихнет, а гости снова станут серьезными.

— Власть изменчива, — продолжил он, словно ничего не произошло. — Она переходит из рук в руки куда легче, чем можно предположить, и мой брат — прекрасный тому пример. — Нагаш внимательно всмотрелся в каждое лицо. — Сейчас вы бесправны, это верно, но все может измениться.

Архан подался вперед, поставив кубок на пол.

— И ты можешь это устроить? — спросил он.

Верховный жрец холодно улыбнулся.

— Разумеется, — ответил он. — Прежние времена подходят к концу. У Кхемри появится новый царь, и ему должны будут служить люди жестокие и безжалостные, те, кто не боится испачкать руки кровью, те, что заставят других снова почитать Живой Город. — Нагаш опять по очереди всмотрелся в каждое лицо. — Вы сможете стать богатыми и влиятельными настолько, насколько никогда не мечтали, если вы и есть те безжалостные люди, которых я ищу.

Мерухеп вновь шумно плюхнул в тарелку угря.

— Ты болван, если думаешь, что можешь стать царем, — презрительно фыркнул он. — Ты жрец. Совет Махрака никогда тебе этого не позволит.

— Эти мошенники не властны надо мной! — рявкнул Нагаш, стиснув подлокотники кресла. — Их власть — обман, и в один прекрасный день я сотру их в порошок! Они слишком долго заставляли нас подчиняться своим фальшивым богам!

Молодые аристократы, широко распахнув глаза, уставились на верховного жреца, не в силах вымолвить ни слова. Мерухеп презрительно тряхнул головой и опять начал ковыряться в тарелке. После долгого молчания тишину нарушил Архан.

— Я тот самый безжалостный человек, о святейший, — негромко произнес он. — Но ты об этом уже знаешь, иначе меня бы тут не было.

— И я, — возбужденно воскликнул Раамкет. — Думаешь, нет?

Шепсу-хур тихонько фыркнул.

— Я могу быть безжалостным, если на меня найдет такое настроение, о святейший, — сказал он.

Один за другим и остальные присоединили свои голоса к общему хору. Архан не ошибся, Нагаш очень тщательно выбирал, кого пригласить, руководствуясь советами Кефру. При всей своей юношеской браваде они были людьми отчаявшимися, давно увязли в долгах и погрязли в пороках. Обещание богатства и власти манило их вопреки каким-либо доводам, и всем им было нечего терять, кроме своих бесцельных жизней.

Только один из них так и не открыл рта. Мерухеп хмурился все сильнее и сильнее, вслушиваясь в какофонию голосов, и наконец резко поставил тарелку, расплескивая вино и роняя на пол скользких угрей.

— Вы все дураки! — рявкнул он, злобно уставившись на своих приятелей, и ткнул пальцем в Нагаша. — У него нет власти! И культ его поддельный, созданный только для того, чтобы потешить тщеславие царя! Вы что думаете, знатные дома будут спокойно сидеть и смотреть, как он свергает своего братца? Или воображаете, что Тхутеп проявит милосердие, когда узнает обо всем этом? Нет. Ваши головы быстро насадят на пики около дворца! — Мерухеп повернулся к Нагашу. — И поверь мне, царь узнает, так или иначе. Такие вещи никогда долго не остаются в секрете…

Он замолчал посреди фразы, наморщив лоб. Пару секунд казалось, что он просто потерял мысль, но тут его глаза расширились, он согнулся пополам, болезненно охнув, и почти тут же начал пронзительно кричать от боли.

Остальные повскакивали с изумленными возгласами. Некоторые побросали свои кубки с вином, решив, что оно отравлено. Один юноша, дальний родственник Мерухепа, робко подошел к несчастному, но застыл на месте, увидев взгляд Нагаша. Верховный жрец пристально смотрел на корчившегося Мерухепа, и его губы шевелились — он беззвучно читал заклинание.

Шепсу-хур тоже это заметил. Он перевел взгляд на Мерухепа, и глаза его в ужасе распахнулись.

— Пресвятая Неру, — прошептал он, показывая на пол. — Угри!

Перевернутая тарелка Мерухепа валялась на полу, и в луже вина извивался и шипел, кидаясь на Мерухепа, комок вареных угрей, напоминавший клубок змей. Комната заполнилась воплями отвращения и ужаса, и молодые люди отпрянули от бьющегося в агонии Мерухепа. Через несколько секунд его крики сделались тише, в горле забулькало, и сквозь одежду начала сочиться кровь. Мерухеп беспорядочно бил руками и ногами, угри уже прогрызли ему живот, и у молодого человека начались предсмертные судороги.

Прошло всего несколько минут, и Мерухеп был мертв. В луже крови и желчи извивались длинные бледные существа, замирая одно за другим. Когда последняя тварь вернулась в небытие, Нагаш поднял глаза на дрожащих людей.

— Думаю, вы все поняли, что необходимо сохранять в тайне наши намерения, — спокойно произнес он и поманил к себе стоявших в тени рабов. Те немедленно кинулись к нему, чтобы убрать тело Мерухепа. — Пока от вас требуется только одно — ждать.

Он снова поднял руку, и из прихожей появился Кефру. Юный жрец держал в руке свиток папируса.

— Пока мне нужны только ваши имена, — сказал Кефру. — Напишите их на этом свитке вместе с именами тех аристократов, кого, по вашему мнению, можно убедить присоединиться к нам.

Первым Кефру подошел к Архану, протянул ему папирус и вытащил из рукава кисть и чернильницу. Юноша смотрел на кровавый след, тянущийся за трупом Мерухепа, со смесью живого интереса и отвращения. С заметным усилием он оторвал взгляд от кошмарного зрелища и посмотрел на пустой папирус.

— Мы должны… мы должны подписаться кровью? — нерешительно спросил Архан.

Вопрос удивил Нагаша.

— Кровью? — насмешливо переспросил он. — Конечно нет. За кого ты меня принимаешь? За какого-нибудь варвара?

Несколько часов спустя Нагаш вышел из обветшалого дома и приказал носильщикам доставить себя обратно в некрополь. Те в страхе повиновались. Их шаги эхом отдавались на опустевших улицах города. Приближался час мертвых, когда свет Неру уже почти исчезает и духи убитых могут спокойно рыскать по земле в поисках жертвы. Сахмет светила ярко, висела как раз над горизонтом на западе, и носильщики то и дело испуганно оборачивались, словно Зеленая Ведьма наступала им на пятки. Когда они все же добрались до Великой пирамиды, Кефру пришлось пообещать им двойную плату, чтобы они подождали среди этих облюбованных шакалами гробниц.

Нагаш ничего этого не замечал. Не сказав ни единого слова, он вышел из паланкина и буквально ворвался в усыпальницу. Масляные лампы в его святая святых еще горели. Он схватил одну и ринулся вперед, держа ее высоко над головой и разгоняя светом тени, укрывавшие то, что находилось в деревянной клетке у противоположной стены.

Подошедшего к клетке Нагаша встретило испуганное хныканье. Широко распахнутые обезумевшие глаза молодого человека светились желтым. Он дрожащим телом вжался в дальний угол клетки, надеясь избежать участи, постигшей его сестру. Ее останки лежали у ног верховного жреца в луже свернувшейся крови. Кожа ее раздулась, а потом лопнула, и на каменный пол излился поток разложившейся плоти и вонючей крови. Только скелет свидетельствовал о том, что это были останки человека.

Нагаш быстро отпер замок на двери клетки, протянул внутрь руку и схватил юношу за волосы. Вытащив пронзительно вопящего пленника из клетки, как делает мясник, выбирающий животное для бойни, он внимательно изучил каждый дюйм обнаженного тела.

Верховный жрец улыбнулся. Молодой человек по имени Шепреш нисколько не пострадал. Заклинание, убившее его сестру, не коснулось его, несмотря на общую кровь близнецов.

Все еще улыбаясь, Нагаш втащил воющего пленника в ритуальный круг и снова начал читать Заклинание Жатвы. Тут в комнату вошел Кефру, державший в руке свиток папируса, который принес со встречи.

— Имена! — приказал Нагаш, протянув руку. — Имена! Давай их сюда!

Близился час мертвых — и впереди его ждала кошмарная работа.