ГЛАВА 18
Лейтенант Скаайат не может меня узнать. Она поклонилась, ни о чем не подозревая. Странно было видеть ее в темно-синем, более степенную и серьезную, чем тогда, в Орсе.
Старший инспектор на столь оживленной базе, как эта, вероятно, никогда не заходит на корабли, которые проверяют ее подчиненные, но старший инспектор Скаайат носила почти так же мало драгоценностей, как и ее помощник. Длинная нить зеленых и синих драгоценных камней извивалась от плеча к противоположному бедру, и с одного уха свисал красный камень, а так ее форменный пиджак украшала подобная (хотя явно более дорогая) россыпь брошей — с друзьями, возлюбленными и мертвыми родственниками. На манжете ее правого рукава, рядом с краем перчатки, висел простой золотой памятный знак, и его расположение говорило о том, что ей хотелось, чтобы он напоминал о чем-то и был виден как ей, так и любому другому со стороны. Он выглядел дешево, машинная штамповка. Не ее уровня вещь.
Она поклонилась:
— Гражданин Сеиварден. Уважаемая Брэк. Садитесь, прошу вас. Не желаете чаю? — По-прежнему непринужденно изящная, даже через двадцать лет.
— Ваша помощник уже предлагала нам чаю, благодарю вас, старший инспектор, — ответила я. Старший инспектор Скаайат тут же с некоторым удивлением, как мне показалось, бросила взгляд на меня, а затем на Сеиварден. Она обращалась главным образом к Сеиварден, думая о ней как о главной из нас двоих. Я села. Сеиварден, помедлив немного, села на стул рядом со мной, все так же пряча кисти.
— Я сама хотела встретить вас, гражданин, — сообщила старший инспектор Скаайат, заняв свое место. — Преимущество должности. Не каждый день знакомишься с кем-то тысячи лет от роду.
Сеиварден улыбнулась, но улыбка вышла мимолетной и напряженной.
— Разумеется, нет, — согласилась она.
— И я чувствовала, что было бы неуместно, если бы служба безопасности арестовала вас на причале. Однако… — Старший инспектор Скаайат умиротворяюще махнула рукой, и значок на ее манжете сверкнул. — У вас есть некие проблемы с законом, гражданин.
Сеиварден расслабилась, совсем чуть-чуть, плечи опустились, разжались стиснутые челюсти. Почти незаметно, если ее не знать. Повлияли произношение Скаайат и ее почтительный тон.
— Да, — признала Сеиварден. — Я намереваюсь подать прошение.
— Могу задать вам вопрос о его предмете. — Высокопарно. Официально. Вопрос, который не был вопросом. Но ответа не последовало. — Я могу сама отвести вас в административную часть дворца, чтобы избежать затруднений со службой безопасности.
Разумеется, она может. Она уже обсудила это с руководителем службы безопасности.
— Было бы очень любезно с вашей стороны. — Сейчас Сеиварден была больше похожа на прежнюю себя, чем за весь последний год. — Стоит ли просить вас посодействовать мне в установлении контакта с лордом Гейр? — Гейр мог предположительно нести некую ответственность за последнего представителя клана, который он взял под контроль. Ненавистный Гейр, который поглотил своего врага — Вендааи, клан Сеиварден. Отношение Вендааи с Оэр были не лучше, чем с Гейр, но мне сдается, что эта просьба показывала, насколько отчаявшейся и одинокой была Сеиварден.
— А! — Старший инспектор Скаайат слегка поморщилась. — Оэр и Гейр не так близки, как прежде, гражданин. Около двухсот лет назад состоялся обмен наследниками. Наследница Гейра убила себя. — Глагол, который употребила старший инспектор Скаайат, подразумевал, что это было не санкционированное самоубийство при посредничестве врача, но нечто беззаконное и безнравственное. — А наследник Оэра сошел с ума и удрал, чтобы присоединиться к какому-то культу.
Сеиварден хрипло хмыкнула.
— Так типично.
Старший инспектор Скаайат приподняла бровь, но лишь сдержанно произнесла:
— Это оставило дурные воспоминания с обеих сторон. Поэтому мои связи с Гейр не таковы, какими могли бы быть, и я не уверена, что сумею быть вам полезной. А их ответственность перед вами может… оказаться сложно определить, хотя, возможно, вы найдете это полезным в вашем обращении.
Сеиварден, не разнимая рук, приподняла один локоть, показывая, что отказывается от своей просьбы.
— Похоже, не стоит и пытаться.
Старший инспектор Скаайат жестом дала понять, что не уверена в этом.
— Как бы то ни было, вам, гражданин, будут предоставлены здесь еда и кров. — Она повернулась ко мне. — А вы, уважаемая? Вы здесь как турист?
— Да. — Я улыбнулась, надеясь, что здорово похожу при этом на туриста из Джерентэйта.
— Далеко вы забрались от дома. — Старший инспектор Скаайат улыбнулась вежливо, будто высказав праздное замечание.
— Я уже долго путешествую. — Несомненно, она — и, соответственно, остальные — испытывает ко мне интерес. Я прибыла вместе с Сеиварден. Большинство людей здесь не знают ее имени, но тех, кому оно известно, привлечет то, сколь ничтожна была вероятность найти ее через тысячу лет, и связь с таким знаменитым событием, как Гарседд.
По-прежнему любезно улыбаясь, старший инспектор Скаайат спросила:
— Чего-то ищете? От чего-то уклоняетесь? Просто любите путешествовать?
Я неопределенно развела руками.
— Наверное, люблю путешествовать.
То, как я это произнесла, заставило старшего инспектора Скаайат слегка прищуриться, мышцы вокруг рта едва заметно напряглись. Казалось, она подумала, что я что-то скрываю, и теперь в ней пробудились интерес и любопытство.
Я и сама задумалась, почему так ответила. И осознала, как опасна встреча со Скаайат, — не потому, что она может узнать меня, но потому, что я узнала ее. Потому что она осталась в живых, а лейтенант Оун — нет. Потому что все, кто был равен ей по положению, подвели лейтенанта Оун (я подвела лейтенанта Оун), и, несомненно, если бы тогдашняя лейтенант Скаайат подверглась тому испытанию, она бы тоже подвела. Сама лейтенант Оун знала это.
Я в опасности, потому что чувства влияют на мое поведение. Уже повлияли, и всегда влияют. Но я до сих пор никогда не сталкивалась лицом к лицу со Скаайат Оэр.
— Мой ответ неоднозначен, я понимаю, — сказала я, примирительно махнув рукой, как это делала уже старший инспектор Скаайат. — Я никогда не задавалась вопросом, почему мне хочется путешествовать. Когда я была ребенком, моя бабушка сказала, что, судя по моим первым шагам, я рождена для странствий. Она не раз повторяла это. Думаю, я просто всегда этому верила.
Старший инспектор Скаайат движением руки выразила понимание.
— Так или иначе, стыдно было бы разочаровать вашу бабушку. Ваш радчааи очень хорош.
— Моя бабушка всегда говорила, что мне стоит заняться изучением языков.
Старший инспектор Скаайат рассмеялась. Почти такая же, какой я запомнила ее в Орсе, но с отпечатком серьезности.
— Простите меня, уважаемая, но есть ли у вас перчатки?
— Я собиралась купить, прежде чем мы поднялись на борт, но решила обождать и купить те, что надо. Я надеялась, что по прибытии мне простят голые руки как нецивилизованной иноземке.
— Можно привести аргументы в пользу любого подхода, — заметила Скаайат, все еще улыбаясь. Чуть более расслабленная, чем несколькими минутами раньше. — Однако, — (серьезное начало), — говорите вы очень хорошо, но я не знаю, насколько вы понимаете другое.
Я приподняла бровь.
— Что именно?
— Не хочу показаться бестактной, уважаемая. Но гражданин Сеиварден, кажется, совершенно не имеет денег. — Сидящая рядом Сеиварден снова напряглась, стиснула челюсти и едва удержалась, чтобы не выпалить что-то. — Родители, — продолжала старший инспектор Скаайат, — покупают одежду своим детям. Храм дает перчатки обслуживающему персоналу: приносящим цветы, и водоносам, и так далее. Это нормально, потому что каждый должен быть предан господу. И я знаю из вашего заявления на въезд, что вы наняли гражданина Сеиварден в качестве слуги, но…
— А! — Я поняла ее. — Если я куплю перчатки гражданину Сеиварден — в чем она явно нуждается, — это будет выглядеть, будто я предложила ей стать моим клиентом.
— Именно так, — согласилась старший инспектор Скаайат. — Что было бы прекрасно, если бы соответствовало вашим намерениям. Но я не думаю, что на Джерентэйте это работает таким образом. И честно говоря… — Она помедлила, явно затронув щекотливую тему.
— И честно говоря, — закончила я за нее, — она находится в затруднительном положении с точки зрения закона, чему никак не поможет связь с иноземкой. — Обычно я не слишком эмоциональна. Я легко могу сдерживать свою ярость, не давая ей проявиться в голосе. Я могла говорить со старшим инспектором Скаайат так, словно она никоим образом не была связана с лейтенантом Оун, будто у лейтенанта Оун не было никаких опасений, надежд или страхов по поводу покровительства с ее стороны в будущем. — Даже с богатой.
— Не уверена, что выразила бы это именно так, — начала Скаайат.
— Я просто дам ей сейчас денег, — сказала я. — И вопрос будет решен.
— Нет. — Голос Сеиварден прозвучал резко. Зло. — Мне не нужны деньги. Каждый гражданин должен получать предметы первой необходимости, и одежда относится к предметам первой необходимости. У меня будет все, в чем я нуждаюсь. — Под удивленным, вопрошающим взглядом старшего инспектора Скаайат Сеиварден закончила: — У Брэк были серьезные основания не давать мне денег.
Старший инспектор Скаайат должна была знать, что это, вероятно, означало.
— Гражданин, я не намерена читать нотации, — заявила она. — Но если таковы обстоятельства, почему не позволить службе безопасности отправить вас к врачам? Я понимаю, что вам этого совершенно не хочется. — Перевоспитание не относится к числу того, о чем можно упомянуть непринужденно и вежливо. — Но право же, это может все изменить для вас к лучшему. Так часто бывает.
Год назад, думаю, Сеиварден вышла бы из себя от такого предложения. Но что-то в ней изменилось. Она лишь сказала с легким раздражением:
— Нет.
Скаайат посмотрела на меня. Я приподняла одну бровь и плечо, словно говоря: такая уж она есть.
— Брэк была очень терпеливой со мной, — проговорила Сеиварден, чем крайне меня удивила. — И очень щедрой. — Она взглянула на меня. — Мне не нужны деньги.
— Как хочешь, — ответила я.
Старший инспектор Скаайат пристально наблюдала за этой перепалкой, слегка нахмурившись. Я подумала, что ей любопытно не только кто я и что я, но и кто я для Сеиварден.
— Что ж, — сказала она, — позвольте мне отвести вас во дворец. Уважаемая Брэк Гхайад, я пришлю вам ваши вещи туда, где вы остановитесь. — Она поднялась.
Я тоже встала, Сеиварден — рядом со мной. Мы последовали за Скаайат в примыкающий кабинет, который оказался пустым, Даос Сит (помощник инспектора Сит, нужно будет запомнить), вероятно, уже ушла, принимая во внимание время дня. Вместо того чтобы провести нас перед кабинетами, Скаайат повела нас задним коридором, через дверь, которая открылась без всякого заметного сигнала с ее стороны, — База, то есть ИИ, который управлял этим местом, был этим местом, уделял пристальное внимание старшему инспектору своего порта.
— С тобой все в порядке, Брэк? — спросила Сеиварден, глядя на меня с замешательством и озабоченностью.
— Прекрасно, — солгала я. — Просто немного устала. Это был долгий день. — Я была уверена, что выражение моего лица не изменилось, но Сеиварден что-то заметила.
За дверью оказались другой коридор и ряд лифтов, один из которых открылся для нас, затем закрылся и тронулся с места без всяких сигналов. База знала, куда хочет отправиться старший инспектор Скаайат. Это оказалось главной площадью.
Двери лифта открылись, и нашим взорам предстало ослепительное зрелище: проспект, который был выложен черным камнем, испещренным белыми прожилками, длиной семьсот метров и шириной двадцать пять, крыша высилась в шестидесяти метрах над головами. Прямо перед нами стоял храм. Ведущие к нему ступени — не лестница, а лишь площадка, выделенная на мостовой красными, зелеными и синими камнями; действия, совершенные на ступенях храма, вероятно, имеют юридическую значимость. Сам вход, сорока метров в высоту и восемь в ширину, обрамлен многоцветными, поражающими буйством красок изображениями сотен богов, многие из которых, но не все, — человекообразные. Сразу при входе — чаша для омовения рук верующими, а за ней — сосуды со срезанными цветами, полосы желтого, оранжевого и красного и корзины с фимиамом для приобретения в качестве подношений. По обе стороны от главного перекрестка — магазины, конторы, балконы, увитые лозами с цветами. И даже в этот час, когда большинство радчааи сидят за ужином, сотни граждан расхаживали или стояли разговаривая, кто-то — в форменной одежде: белой — для Департамента переводчиков, светло-коричневой — для Службы безопасности базы, темно-коричневой — для военнослужащих, зеленой — для Садоводства, голубой — для Администрации, кто-то — нет, все — сверкающие драгоценностями, все — совершенно цивилизованные. Я заметила вспомогательного компонента, который проследовал за своим капитаном в переполненную чайную, и задумалась, с какого они корабля, что за корабли находятся здесь. Но спросить я не могла, ведь это вряд ли может интересовать Брэк из Джерентэйта.
И вдруг, на мгновение, я увидела их всех глазами не-радчааи, эту клубящуюся толпу людей раздражающе неопределенной половой принадлежности. Я увидела все те признаки, которые обозначают пол для не-радчааи, — они всегда, к моей досаде и неудобству, сильно отличаются в разных местах. Короткие или длинные волосы, распущенные (волной по спине или обрамляющие лицо кудрявым нимбом) либо прибранные (заплетенные в косы, подколотые, стянутые в пучок). Полные или худые торсы, лица с тонкими или грубыми чертами, с косметикой или без нее. Изобилие расцветок одежды, которые в других местах носили люди определенного пола. Все это совершенно произвольно соотносится с телами, округлыми в груди и бедрах или плоскими и ровными, телами, которые, с точки зрения не-радчааи, двигаются то по-женски, то по-мужски. Двадцатилетняя привычка взяла свое, и на минуту я впала в отчаяние, пытаясь подобрать верные местоимения, правильные формы обращения. Но здесь мне не нужно этого делать. Можно сбросить с плеч эту небольшую, но вызывающую раздражение ношу, что я несла все это время. Я — дома.
Это — дом, который никогда не был для меня домом. Я провела свою жизнь в аннексиях и на базах, которым только предстояло стать такими, как эта, когда я покидала их, чтобы начать все с самого начала где-то еще. С таких баз мои офицеры прибывали, а потом возвращались туда. На таких базах я никогда не бывала, и тем не менее она совершенно мне знакома. Такие места, с одной из возможных точек зрения, были основной причиной моего существования.
— Этим путем — несколько дольше, — сказала старший инспектор Скаайат, — но зато отсюда потрясающий вид.
— Да, — согласилась я.
— К чему все эти пиджаки? — спросила Сеиварден. — Это меня и в прошлый раз донимало. Хотя в последнем месте все носили пальто длиной по колено. Здесь или пиджаки, или пальто в пол. А воротники просто никуда не годятся.
— Мода тебя не беспокоила в других местах, где мы побывали, — заметила я.
— Другие места были чужими, — ответила Сеиварден раздраженно. — Там и речи не шло о доме.
Старший инспектор Скаайат улыбнулась.
— Полагаю, вы в конце концов привыкнете. Дворец — в эту сторону.
Мы пересекли главную площадь, мои и Сеиварден варварские одеяния и обнаженные руки привлекли немало взглядов — в некоторых было любопытство, в других отвращение, и подошли к входу, обозначенному просто черным бруском над дверным проемом.
— Со мной все будет прекрасно, — заявила Сеиварден, будто бы я что-то сказала. — Я догоню тебя, когда закончу.
— Я подожду.
Старший инспектор Скаайат проводила взглядом вошедшую во дворец Сеиварден, а затем сказала:
— Уважаемая Брэк, прошу вас на два слова.
Я показала движением руки, что готова выслушать, и она начала:
— Вы очень беспокоитесь о гражданине Сеиварден. Я это понимаю, и это характеризует вас с лучшей стороны. Но нет никаких причин тревожиться о ее безопасности. Радч заботится о своих гражданах.
— Скажите мне, старший инспектор, если бы Сеиварден была незначительной особой из никому неизвестного семейства, которая покинула Радч без разрешения, и что еще там она наделала — честно говоря, не знаю, что там было, — если бы вы о ней никогда не слыхали, а имя ее клана вам ничего не сказало, встретили бы ее так любезно в порту, предложили бы чаю, а потом проводили бы во дворец для подачи обращения?
Ее правая рука приподнялась на какой-то миллиметр, и тот маленький, неуместный золотой брелок сверкнул.
— Она больше не в таком положении. Она фактически бездомна и без гроша. — (Я ничего не ответила, просто смотрела на нее.) — Нет, в том, что вы сказали, что-то есть. Если бы я не знала, кто она такая, я бы и не подумала что-нибудь для нее делать. Но наверняка даже в Джерентэйте все происходит именно так.
Я заставила себя слегка улыбнуться, надеясь произвести более приятное впечатление.
— Да.
Скаайат помолчала немного, наблюдая за мной и о чем-то думая, но я не могла догадаться, о чем именно. Пока она не сказала:
— Вы намереваетесь предложить ей стать клиентом?
Это было бы неописуемо грубым вопросом, если бы я была радчааи. Но когда я знала ее, Скаайат Оэр часто говорила такое, о чем многие умолчали бы.
— Как я могу? Я не радчааи. И мы не заключаем такого рода контракты в Джерентэйте.
— Нет, вы не можете, — подтвердила старший инспектор Скаайат. Резко. — Не могу себе представить, каково это — внезапно пробудиться через тысячу лет, потеряв свой корабль в печально известном событии, и обнаружить, что все твои друзья умерли, а твой клан исчез. Я тоже могла бы убежать куда глаза глядят. Сеиварден нужно найти способ стать частью чего-нибудь. На взгляд радчааи, похоже, что именно это вы ей и предлагаете.
— Вас беспокоит, что я даю Сеиварден ложные надежды? — Я подумала о Даос Сит в приемной и о той красивой, очень дорогой, платиновой с жемчугом, броши, которая не была символом клиентских отношений.
— Я не знаю, какие надежды питает гражданин Сеиварден. Просто… вы поступаете так, словно несете за нее ответственность. По мне, так это неправильно.
— Если бы я была радчааи, это, по-вашему, также выглядело бы неправильным?
— Если бы вы были радчааи, вы бы вели себя по-другому. — Судя по ее стиснутым челюстям, она раздражена, но пытается это скрыть.
— А чье имя на той брошке? — Вопрос непреднамеренно прозвучал резче, чем позволяла вежливость.
— Что? — Озадаченная, она нахмурилась.
— Та брошка на вашем правом рукаве. Она отличается от всего остального, что вы носите.
«Чье имя на ней? — хотела спросить я снова. И еще: — Что вы сделали для сестры лейтенанта Оун?»
Старший инспектор Скаайат моргнула и слегка подалась назад, как будто я ее ударила.
— Это память об умершем друге.
— И вы думаете о ней сейчас. Вы все время двигаете запястьем, поворачивая его к себе. Вы делали это в течение нескольких последних минут.
— Я часто думаю о ней. — Она сделала вдох, выдохнула. Вдохнула снова. — Может, я несправедлива к вам, Брэк Гхайад.
Я знала. Я знала, чье имя на той брошке, хотя и не видела его. Знала. И, зная это, не понимала, лучше я отношусь к старшему инспектору Скаайат или хуже, гораздо хуже. Но я была в это мгновение в опасности, так, как никогда не ожидала, никогда не предвидела, никогда не предчувствовала. Я уже сказала такое, чего мне ни за что и никогда не следовало говорить. И собиралась сказать еще больше. Передо мной один-единственный человек, встреченный за двадцать долгих лет, который знал, кто я. Искушение выпалить: «Лейтенант, это я, Один Эск „Справедливости Торена“» — переполняло меня.
Вместо этого я очень осторожно сказала:
— Я согласна, что Сеиварден нужно найти здесь себе дом. Я просто не доверяю Радчу так, как вы. Так, как она.
Старший инспектор Скаайат открыла рот, чтобы ответить мне, но тут раздался голос Сеиварден:
— Это оказалось совсем недолго! — Подойдя, Сеиварден взглянула на меня и нахмурилась. — Нога снова тебя беспокоит. Тебе нужно присесть.
— Нога? — спросила Скаайат.
— Старая рана, которая не вполне зажила, — ответила я, довольная в эту минуту тем, что Сеиварден припишет этому мою обеспокоенность, которую она заметила. И База тоже — если наблюдала за мной.
— И у вас был долгий день, а я вас тут держала стоя. Я была очень неучтива, прошу простить меня, уважаемая, — сказала старший инспектор Скаайат.
— Разумеется. — Я замолчала, сдержав слова, которые так и рвались с языка, и повернулась к Сеиварден. — Итак, на чем все остановилось?
— Я ходатайствовал о подаче обращения и должен получить дату аудиенции в течение нескольких дней, — сказала она. — Я вписал и твое имя тоже. — Старший инспектор Скаайат приподняла бровь, и Сеиварден добавила: — Брэк спасла мне жизнь. Не один раз.
Скаайат ограничилась тем, что сообщила:
— Аудиенции, наверное, придется ждать несколько месяцев.
— Тем временем, — продолжила Сеиварден, слегка поведя в подтверждение по-прежнему сложенными на груди руками, — мне отвели жилье и поставили на питание, и у меня есть пятнадцать минут, чтобы явиться в ближайшее бюро товарных запасов и получить одежду.
Жилье. Что ж, если то, что она находилась при мне, выглядело неправильным для старшего инспектора Скаайат, то, несомненно, по тем же причинам это будет выглядеть таковым для самой Сеиварден. И хотя она больше не была моей придлугой, она обратилась с просьбой, чтобы я сопровождала ее на аудиенцию. Это, напомнила я себе, важный момент.
— Ты хочешь, чтобы я пошла с тобой? — Сама я не хотела. Я хотела оказаться в одиночестве, восстановить свое спокойствие.
— Со мной все будет в порядке. А тебе нужно дать ноге отдых. Я свяжусь с тобой завтра. Старший инспектор, было приятно познакомиться с вами. — Сеиварден поклонилась, выказав совершенно рассчитанную любезность социально равной себе особе, получила такой же поклон от Скаайат и отправилась прочь с главной площади.
Я повернулась к старшему инспектору Скаайат:
— Где бы вы порекомендовали мне остановиться?
Через полчаса я оказалась, как и желала, одна в своей комнате. В дорогой комнате рядом с главной площадью, невероятно роскошного размера пять квадратных метров, с полом из почти натурального дерева и темно-синими стенами. Стол и стулья. И проектор в полу. Многие — хотя и не все — радчааи имели оптические и слуховые имплантаты, с помощью которых смотрели развлекательные зрелища, воспринимали музыку или сообщения непосредственно. Но люди по-прежнему любили смотреть развлечения в компании, и богачи иногда считали обязательным отключать свои имплантаты.
Одеяло на кровати, казалось, сделано из настоящей шерсти, без всякой синтетики. На одной стене — складная койка для слуги, которого у меня, несомненно, уже нет. И — невероятная роскошь для Радча — собственная крошечная ванна. Для меня это необходимость, с учетом пистолета и боеприпасов, прикрепленных к телу под рубашкой. База их не выявила и не сможет, но для человеческих глаз они видны. В комнате оружие могут найти во время обыска. И я, безусловно, не могу оставить его в раздевалке общественной бани.
Панель на стене даст мне доступ к средствам связи. И к Базе. А также даст возможность Базе наблюдать за мной, хотя я уверена, что это не единственный способ, как База может видеть комнату. Я снова вернулась в Радч и никогда не останусь одна, никогда — даже при закрытых дверях.
Мой багаж прибыл через пять минут после того, как я заняла комнату, а с ним — поднос из ближайшей закусочной, рыба с овощами, которые еще дымились и пахли специями.
Всегда существует вероятность, что на это не обратят внимания. Но мой багаж, когда я его открыла, явно обыскивали. Может быть, потому, что я — иноземка. Может быть, нет.
Я извлекла чайный термос с чашками и икону Той, Что Вышла из Лилии, и положила их на низкий столик рядом с койкой. Налила литр воды из выделенного мне запаса в термос, а потом села поесть.
Рыба оказалась такой же вкусной, как исходивший от нее аромат, и слегка улучшила мое настроение. Я могла, по крайней мере, лучше обдумать свое положение, после того как поела и выпила чашку чая.
База могла, естественно, видеть большую часть своих жителей изнутри, как я видела своих офицеров. Остальных, включая меня сейчас, она видела с меньшими подробностями. Температура. Пульс. Дыхание. Не так впечатляет, как поток данных от более тщательно контролируемых жителей, но тем не менее изрядный объем информации. Добавьте к этому хорошее знание наблюдаемой личности, ее истории, ее социального окружения — и, можно сказать, База чуть ли не читает мысли.
Чуть ли. Она не могла на самом деле читать мысли. И База не знала моей истории, у нее не было опыта взаимодействия со мной. Она сможет увидеть следы моих эмоций, но у нее не так много данных, чтобы определить, почему я чувствую себя именно так.
Мое бедро болело на самом деле. А то, что сказала мне старший инспектор Скаайат, было, по понятиям радчааи, крайне грубым. Мое раздражение, заметное для Базы, если она наблюдала (заметное для Анаандер Мианнаи, если она наблюдала), было совершенно естественным. И та и другая могли лишь догадываться, что его вызвало. Я могла теперь играть роль изнуренной путешественницы, которая страдает от старой раны и нуждается лишь в пище и отдыхе.
В комнате так тихо. Даже когда Сеиварден хандрила, она не казалась такой тягостно безмолвной. Оказалось, что я не так уж привыкла к одиночеству. И, вспомнив о Сеиварден, я внезапно поняла то, чего не сознавала тогда, на главной площади, ослепленная досадой на Скаайат Оэр. Я думала, что старший инспектор Скаайат — единственная, кто мог бы меня узнать, но это неправда. Сеиварден могла бы.
Но лейтенант Оун никогда ничего не ожидала от Сеиварден, та никогда не могла причинить боль Оун или разочаровать ее. Если бы они когда-либо встретились, Сеиварден непременно проявила бы пренебрежение. Лейтенант Оун была бы натянуто учтивой, подспудно злясь, что я увидела бы, но она никогда не испытала бы того гнетущего смятения и боли, которую ощутила, когда Скаайат — тогда еще лейтенант — высказала, не подумав, что-то пренебрежительное.
Но возможно, я была не права, думая, что реагирую на этих двоих, Скаайат Оэр и Сеиварден Вендааи, очень по-разному. Однажды я уже подвергла себя опасности, разозлившись на Сеиварден.
Я не могу разрешить эту ситуацию. И у меня есть роль, которую я должна играть, кто бы ни наблюдал за мной, образ, который я тщательно выстроила по пути сюда. Я поставила пустую чашку рядом с чайным термосом, преклонила колени перед иконой — бедро при этом слегка запротестовало — и стала молиться.
