Глава 2
БЕДОВАЯ ЗВЕЗДА
Ветер швырнул их на окаймлявшие отмель скалы, и драккар раскололся, словно глиняный кувшин. Крушение не было мгновенным: на челн как будто обрушилась целая серия ударов гигантского молота. Мир задрожал, перевернулся, и вибрирующий воздух заполнился пылью и осколками камней, снежной крупой и ледышками и разлетающимися щепками корабельного дерева, острыми, словно штопальные иглы. Обезумевший ветер сорвал паруса с той же легкостью, с какой злой ребенок обрывает крылья стрекозы. Освобожденная парусина оглушительно хлопала и рвалась в небо, веревки со свистом взлетели до блоков и обвились вокруг крепежных стержней. Трущиеся по сухому дереву канаты вызвали тонкие струйки резко пахнущего дыма и так сильно натянулись, что жужжали и гудели, словно пчелы.
Запах дыма Фит ощутил в последний миг жизни драккара. Палуба под ним разломилась и подбросила его к сумрачному небу. А потом он лицом вниз упал на лед.
Драккар остался лежать на скалах, куда его выбросил ветер. Фит с забитым льдом и кровью ртом еще некоторое время скользил по стеклянной глади морского льда. Наконец, кувырнувшись через голову, он остановился.
Фит огляделся. Под ним была тусклая и холодная, словно лезвие меча, поверхность. Лицо и грудь болели, как будто он получил удар плоскостью секиры.
Он попытался подняться на ноги. Дыхание давалось с трудом, и каждый вдох превращался в глоток битого стекла. Вдоль береговой линии пролетел обрывок главного паруса вместе с веревками, похожий на озорного духа или скачущего вигхта.
Фит захромал к обломкам драккара. Над головой просвистело еще несколько стрел. Градчанские лучники начали спускаться по скалам к месту крушения. Красные паруса быстро приближались, и Фит уже слышал скрип полозьев по льду.
Лед под его ногами был усеян обломками. Кусок расколовшейся мачты. Часть правого полоза, обитого железом, торчала из треснувшего льда гигантской стрелой. Обломок поперечного бруса. Фит поднял его и перехватил наподобие дубинки.
Здесь же он увидел труп Гутокса. При крушении драккара он выпал за борт, и один из полозьев разрезал тело пополам.
Градчанская стрела пролетела мимо лица Фита. Он даже не вздрогнул. Рядом с Гутоксом он обнаружил свою секиру и выбросил кусок бруса.
Он поднял секиру.
Неподалеку от обломков драккара Лерн взбирался на скалы, таща за собой тело вышнеземца. Текущая по его лицу кровь уже пропитала всю бороду. Фит заковылял следом за ними, стараясь догнать.
К тому моменту, когда он ступил на обледеневшую гальку, градчане были уже так близко, что он различал безумные глаза и покрытые пеплом с глиной лица. Они были так близко, что до него доносился отвратительный запах их ритуальных притираний. Эти вонючие травяные мази составляли их годи, чтобы удержать зло на расстоянии. Воины побросали свои луки и взялись за секиры и мечи. Плохое знамение мало просто убить. Его надо разрубить на части, обезглавить и уничтожить всякую память о нем. Только тогда можно надеяться, что магия оставит тебя в покое.
Бром развернулся им навстречу с секирой наперевес. Удивительно, что он еще держится на ногах. Фит, прихрамывая, подошел и встал рядом с ним.
Один из градчан начал что-то кричать в их сторону. Но это был не вызов и не угрозы, а ритуальное объявление о намерениях, рассказ о том, что они делают и почему решили это сделать. Фит понял это даже не по словам, а по их заунывной протяжности. Воин воспользовался тайным наречием градчан, их языком вюрда, которого Фит не знал.
— Да обрушится все это на вас и ваши головы во время дня и ночи и в бурю, и при спокойном море, — вдруг заговорил вышнеземец, лежавший почти у ног Фита.
Оказывается, он не умер, хотя при крушении ему сломало обе ноги. Лерн, несмотря на то что у него с головы еще текла кровь, пытался заставить его укрыться, но вышнеземец отталкивал его и пытался взобраться на скалу.
— Сей вюрд вы сотворили себе сами, когда Бедствие взяли в свой этт и решили его защищать, — продолжал вышнеземец. Он посмотрел на Фита. — Это их слова. Мой переводчик работает. А ты их понимаешь?
Фит покачал головой.
— Почему они называют меня бедствием? Чем я это заслужил?
Фит пожал плечами.
Внезапно изможденное лицо вышнеземца прояснилось.
— А, это все переводчик! Это буквальный, просто буквальный перевод. Dis-aster, бедствие… Бедовая звезда. Они называют меня Бедовой Звездой.
Фит встал рядом с Бромом лицом к градчанам. Воины продолжали свою декламацию. За его спиной вышнеземец продолжал переводить.
Градчане устремились в атаку.
Двое аскоманнов, не имея щитов, приняли вызов. Сначала их секиры широкой дугой прошлись по лицам первого ряда воинов, затем, немного опустившись, достали второй ряд. Градчане, словно воды оттаявшего моря, отступили, но тотчас снова ринулись в бой, хрустя обледеневшей галькой. Бром рассек чье-то плечо. Фит вдребезги разбил челюсть противника и вырвал у него щит. Железной бляхой щита он ударил следующего подоспевшего градчанина в лицо, вдавив кости носа глубоко в череп. Огромная двуручная секира нависла над Бромом, но Фит успел отбить ее захваченным щитом, а Бром, воспользовавшись тем, что противник стоял с поднятыми руками, рассек ему живот.
Нахлынула следующая волна, потом еще. Каждый раз они были вынуждены отступать на несколько шагов. Драккары под красными парусами уже подошли к берегу, и с них высаживались воины.
— Как думаешь, они привезли достаточно тел? — спросил Бром.
Он тяжело дышал, лицо побледнело от боли и усталости, но в голосе еще звучала насмешка.
— Ничего подобного, — ответил Фит. — И нитей тоже слишком мало.
Лерн, оставив вышнеземца на скале, подошел и встал рядом с ними. Он взял меч из рук убитого воина, поблагодарил его за оружие и пригнулся, встречая очередной натиск.
Сзади надвигался шторм. Он завывал над ледяным полем замерзшего моря, словно хор Подвселенной. Все незакрепленные предметы начали раскачиваться. На головы и шеи троих аскоманнов летели пригоршни ледяной крупы. Отдельные льдинки пробивались даже сквозь кольчугу.
А спереди на них надвигался людской шторм. По большей части это были градчане — три или четыре десятка воинов с разрисованными для убийства лицами. Однако среди них уже появились и балты, прибывшие на своих медлительных челнах, и они тоже нетерпеливо ступали по смешанному с песком льду.
Но их стремление к убийству было странным. Оно родилось из отчаяния, из непреодолимого желания освободиться от тяжести проклятия, выполнить свой долг и покончить с этим. Не было слышно ни боевых кличей, ни громогласных заверений в товариществе и призывов к общей цели. Им все это очень не нравилось, а возможно, их уста были запечатаны страхом.
Они только протяжно и безостановочно бормотали. Они повторяли оберегающие и изгоняющие заклинания, заученные еще в детстве у костров этта, отточенные, сильные, могущественные слова, в которых хватало угрозы, чтобы не подпустить Бедовую Звезду.
Но и Бедовая Звезда тоже их сдерживала.
Их собралось очень много: хэрсиры — в основном ветераны боев, мореходы — сильные мужчины с мускулистыми от работы топором руками и широкими от постоянной гребли спинами. Они заполнили весь берег, целая армия, а не просто банда грабителей. Фиту никогда еще не доводилось видеть перед собой столько лиц. С такими силами можно завоевывать королевство. Можно отобрать у вождя все его владения.
И все они собрались ради одной цели — убить троих хэрсиров и калеку. Троих хэрсиров и калеку, защищенных единственным щитом, воткнутым в гальку. В этой промерзшей пустоте им уже некуда было бежать, а за спинами остался только неумолимо надвигающийся запоздавший психопатический шторм.
И все же они колебались. Они были напуганы. Их атакам не хватало решимости. Они рвались вперед, но в глазах плескался страх, а движения оружия выдавали их неуверенность. Каждая атака вынуждала аскоманнов отступать к ледяному зеркалу, где они уже не могли крепко держаться на ногах и сопротивляться натиску противников. Но после полудюжины атак Фит, Бром и Лерн уже повергли наземь десяток воинов, и снег под ними покраснел от крови.
А потом Фит увидел годи балтов, Хунура. Его драккар только что пришел, и хэрсиры на руках вынесли годи на берег. Этот высокий костлявый ублюдок стоял на их сцепленных руках и жезлом из медвежьей лопатки показывал наверх, где оставался вышнеземец. Желтый холодный свет солнца, пробившийся между сгущающимися тучами, сверкнул на его кольцах и серебряной гривне. Мантия из птичьих перьев раздувалась за спиной, словно ранний снеговой заряд.
Он кричал. Налетавший ветер разносил его ядовитые проклятия, призывающие духов воздуха, вигхтов Подвселенной и всех демонов Хель прийти и уничтожить Бедовую Звезду. У Фита стало покалывать кожу, но не из-за секущей ледяной крупы.
Прибытие годи и его крики подстегнули градчан. Они снова бросились вперед, и Фит понял, что эта атака будет самой тяжелой. При столкновении троим аскоманнам снова пришлось отступить на шаг назад. Сразу две секиры обрушились на щит Фита и свалили его. Третья секира расколола обод щита. Фит своей секирой разнес череп ближайшего градчанина, потом резко выдернул ее из падающего мертвого тела и размахнулся для следующего удара. Рукоять секиры сломала лицевую пластину шлема и глазницу очередного врага. Но теперь Фит уже не мог прикрывать Брома с фланга.
Бром обезумел от усталости и боли. Он колол и рубил секирой, но в его ударах не осталось ни силы, ни мастерства.
Фит услышал, как Лерн приказывает Брому сосредоточиться. Сам Лерн продолжал орудовать позаимствованным у вигхтов мечом. Он был достаточно опытен, чтобы в тесноте свалки пользоваться не лезвием, а концом клинка. Лерн держал его на уровне пояса, распарывая животы и ломая грудные клетки. Ему досталось отличное оружие с острым кончиком, оно с легкостью прокалывало кольчуги и доставало до тел врагов.
Но вскоре один из градчан прикрылся щитом, и меч Лерна прошел сквозь него почти на длину предплечья, однако застрял в крепкой древесине. Лерн попытался извлечь клинок, но владелец щита резко дернул на себя и вытащил Лерна из строя. Градчане мгновенно набросились со всех сторон и оборвали его нить: четыре из пяти вражеских клинков поочередно вонзились в его тело, свидетельствуя о том, что их хозяева усвоили урок владения мечом.
Лерн исчез под ногами, и атакующий вал прокатился над его трупом. Бром упал на колени. Он уже не сознавал, где находится. Фит сжал древко секиры обеими разбитыми в кровь руками.
Но атакующие остановились и разошлись, освободив проход, уступая путь годи балтов. Хэрсиры по-прежнему несли его на руках. Хунур указал медвежьей лопаткой на Фита, и тому на мгновение показалось, что на обледеневшей прибрежной гальке их осталось только двое.
Годи начал говорить. Он произносил волшебные слова, которые должны были унести Фита с берега. Воины вокруг него, как балты, так и градчане, закрывали руками глаза и уши. Хэрсиры, несущие годи, зарыдали, поскольку их руки были заняты и они не могли уберечься от заклинания.
Значения слов Фит не знал, да и не хотел знать. Он крепче ухватился за древко секиры и гадал, успеет ли добраться до годи и погрузить полукружье лезвия в его украшенное кольцами лицо, пока градчане или балты не собьют его с ног или магия не обратит его кости в талую воду.
— Достаточно.
Фит оглянулся через плечо. Это заговорил вышнеземец, сидевший у подножия мокрого потемневшего валуна, подогнув искалеченные ноги. Он смотрел прямо на Фита.
Фит видел, что его бьет дрожь. Тепло ускользало через рот облачками пара. Ледяная крупа сыпалась на них обоих, и в спутанных волосах вышнеземца уже образовались небольшие белые комочки.
— Что? — спросил Фит.
— Я услышал достаточно.
Фит вздохнул:
— Достаточно? В самом деле? И теперь, когда все это произошло, ты желаешь удара милосердия моей секиры? Ты не мог попросить об этом раньше, до того как…
— Нет, нет! — оборвал его вышнеземец.
Каждое слово давалось ему с трудом, и он не хотел говорить ничего, кроме того, что считал абсолютно необходимым.
— Я сказал, что услышал достаточно, — повторил он. — Я наслушался бредовых речей шамана. Теперь мой переводчик заполнен, чтобы построить работоспособную грамматическую базу.
Фит, ничего не понимая, покачал головой.
— Помоги мне подняться, — потребовал вышнеземец.
Фит помог ему слегка приподняться. Но малейшее движение вызывало на лице вышнеземца гримасу боли. Обломки костей задевали друг за друга. На его глазах выступили слезы и тотчас замерзли на нижних ресницах.
— Ладно, хватит, — сказал он.
Он поднял руку и подрегулировал небольшое устройство для перевода, вшитое в стеганый воротник. А потом заговорил. Из прибора в воротнике вырвался громкий и резкий голос. Фит от неожиданности вздрогнул. Голос произносил те же самые слова, которыми осыпал их годи.
Хунур спустился с рук хэрсиров и перестал кричать. Он уставился на Фита и вышнеземца, на подергивающемся лице проступило выражение ужаса. Градчане и балты нерешительно попятились.
— Что ты сказал? — спросил Фит после паузы, когда умолкли все, кроме завывающей бури.
— Я использовал против него его же слова, — ответил вышнеземец. — Я сказал, что, если они не отступят, я вызову демона из бури. Если уж они боятся меня, называя Бедовой Звездой, я могу ответить в соответствии с их представлениями.
Годи заорал на своих воинов, призывая их возобновить схватку, но никто не хотел двигаться с места. Годи стал терять самоуверенность. Он продолжал смотреть на Фита и вышнеземца все тем же испуганным взглядом, что и прежде. На лицах многих воинов тоже читалась растерянность.
И вдруг Фит заметил, что на него и вышнеземца уже больше никто не смотрит.
Все смотрели мимо них. Они уставились на ледяное поле, на замерзшее море и адский шторм, от которого потемнело все небо. Фит повернулся лицом к ветру и секущей ледяной крупе, взглянул на надвигающуюся бурю. Темные вихри метались и клубились, словно кровь в неспокойной воде. Снег и крупа налетали волнами. Осколки льда прозрачными лепестками срывались с поверхности льда и исчезали в темных вихрях. С краев туч срывались молнии, бьющие в замерзшее море зазубренными копьями.
В буре что-то появилось. Что-то двигалось впереди шторма сквозь ледяную пыль.
Человек. Это был огромный человек, тень на льду, которая неслась прямо на них по морю, обгоняя шторм.
Враждебная магия вышнеземца вызвала демона, чтобы уничтожить их всех.
Хунур завопил. Его хэрсиры на миг остолбенели, но звук его голоса привел их в чувство, и они поспешно зарядили луки. Фит бросился ничком на землю за миг до первого залпа стрел, выпущенного по демону. Люди стреляли вразнобой, посылая стрелы с железными наконечниками в воздух, как будто надеялись пришпилить шторм к небу.
Демон ответил ударом на удар. На острие шторма он выбежал из моря быстрыми огромными шагами. Фит слышал, как под его ногами хрустит и ломается лед. За его спиной ветер раздувал обтрепанную одежду и меховой плащ. Он ступил на берег, ощутил под ногами надежную опору, оттолкнулся и, раскинув руки, взмыл в воздух. Мощный толчок пронес его над Фитом и вышнеземцем, и хэрсир снова прижался к земле. В правой руке демона он успел увидеть огромную секиру. Воздух потемнел от черных стрел.
На миг демон завис в круговерти снега и льда, раскинув руки, словно крылья на фоне черного неба, и его одежда хлопала на ветру оборванными парусами. Толпа балтов и градчан в ужасе отпрянула назад, словно сгибающаяся под ветром пшеница.
А потом он обрушился на них. Люди разлетались в разные стороны. Поднятые в последний момент щиты раскалывались и падали. Клинки разбивались на части. Лопались луки, и ломались кости.
Демон взревел. Приземляясь, он растоптал двоих. Затем он принял боевую стойку. Развернувшись всем корпусом, он вложил в удар секиры всю мощь широченных плеч. Лезвие секиры разом рассекло трех человек. Кровь, почти черная в сумрачном свете, брызнула вверх и каплями стала падать на лед. Люди завопили. Кричали и балты, и градчане.
Демон двинулся в гущу врагов, сокрушая на своем пути дерево и кости. Казалось, он неуязвим для их оружия, будто выкован из железа. Мечи, отскакивая от него, ломались, а у секир раскалывались рукоятки. Две или три стрелы с черным оперением застряли в его теле, но он как будто не замечал их, не говоря уж о том, чтобы остановиться. Демон снова заревел. Это был звериный рык, низкий и раскатистый утробный рык леопарда. Он проникал до самых костей. Он перекрывал вой ветра, и лязг металла по льду, и голоса людей. Он проникал в тело, словно острый клинок. Фит ощущал его у себя внутри. Он заставлял сжиматься сердце, был холоднее льда и страшнее самого страха.
Перед взором аскоманна развернулась настоящая бойня.
Гигантский демон устремился на толпу убийц. Он расшвыривал их по всему берегу. Они навалились на него всей гурьбой, как псы на медведя, пытаясь одолеть общими усилиями, не дать ему размахнуться и нанести еще удар секирой, пытаясь свалить наземь. Они боялись его, но еще больше боялись оставить его в живых.
Но их попытки ни к чему не привели. Можно было подумать, что градчане и балты сделаны из соломы, будто это тряпичные куклы, набитые сухой травой, или пустые оболочки, не имеющие веса. Он опрокидывал их и расшвыривал в стороны. Люди разлетались от каждого его движения. Они взлетали в воздух, падали на лед и скользили со сломанными конечностями и разбитыми в щепки щитами. Они барахтались в обледеневшей гальке, а потом затихали мертвыми глыбами. Удары его секиры подбрасывали их вверх, из рассеченных тел хлестала кровь, и кольчужные кольца со звоном рассыпались по льду пригоршнями монет. Они кувыркались над его плечами и, падая, разваливались на части.
Тела усеяли весь берег. По большей части после его ударов они уже не были единым целым. Некоторые как будто спали. Другие лежали в нелепых позах, невозможных для живых людей. Кое-где от рассеченных тел поднимался пар. А в остальном это были отдельные части, разбросанные неутомимой секирой. Между черными обледеневшими камнями текла густая маслянисто-красная кровь, она просачивалась в песок или собиралась в небольшие лужицы и застывала, становясь тускло-пурпурной или ржаво-коричневой.
Секира демона была двуручной, длинной и отлично сбалансированной. Древко и лезвие покрывал сложный орнамент и выгравированные символы. А еще секира пела. Фит сам это слышал. Она гудела и урчала, словно ее смертоносное лезвие ликовало, собирая жатву оборванных нитей. С нее во все стороны слетали красные брызги, как будто лезвие стряхивало с губ кровь.
Ее ничто не останавливало. Секира была невероятно острой, и то ли она была легкой, как перышко, то ли демон обладал силой урагана. Лезвие рассекало все, к чему прикасалось. Оно проходило сквозь любые щиты — деревянные, обитые дубленой кожей или окованные медью. Секира пробивала броню — многослойные стеганые куртки, железную чешую и кольчуги. Она ломала рукоятки копий и лезвия мечей, передаваемых из поколения в поколение. Она рассекала плоть и кости.
Она без усилий рубила людей. Фит видел, как несколько воинов остались стоять на ногах после того, как секира снесла им головы, или половинки черепов, или туловище на уровне плеч. Они так и оставались стоять, и их изувеченные тела лишь слегка покачивались от пульсирующей крови, бьющей из раны. И только спустя некоторое время они оседали на землю.
Градчане совсем пали духом. Демон оборвал так много нитей и оставил на берегу так много обескровленных и бездыханных тел, что их решимость стала таять, словно лед по весне. Шторм уже навис над отмелью и крепко сжал берег и скалы в своих объятиях. Ветер свистел, словно отточенный клинок. Ледяное крошево летело убийственными пулями. Непрекращающийся снегопад мокрой пеленой накрывал прибрежные камни, смывал кровь и превращал мертвецов в раздувшиеся белые туши, как будто они пролежали под водой по меньшей мере месяц.
А годи Хунуром двигал огонь. Огонь, зажженный в его крови. Он видел угрозу Бедовой Звезды, нависшую над будущим, и он бросил своих воинов в эту резню, чтобы отвратить несчастья. Сейчас, когда зло открыто заявило о себе, он был настроен еще более решительно.
Он забрался на скалы у берега и обратился к балтам, только что прибывшим на последних драккарах. Воины взялись за луки, и в полумраке бури Фит заметил мерцание горящего жира.
Стрелки готовили зажигательные стрелы.
Эти стрелы были длиннее обычных, используемых в войне с людьми, с простыми железными наконечниками и пучками пропитанной смолой ветоши. Ветошь мгновенно занялась огнем, и горящие стрелы взмыли в расколотое молниями небо.
Другие воины раскручивали на кожаных ремнях бутыли и метали их. Бутыли были наполнены жидкой смолой и прочими горючими смесями. При ударе бутыли раскалывались, и их содержимое расплескивалось. Горящие стрелы мгновенно поджигали смолу.
Яркое пламя вспыхнуло с громким хлопком, напоминающим треск парусов, подхвативших ветер. Вдоль всего берега поднялась огненная стена, до боли яркая, обжигающе-зеленоватая. За пару секунд демон и окружающие его убийцы исчезли в пламени.
Горящие люди кричат совсем не так, как получившие удар секиры. Они испускают пронзительные и отчаянные вопли. От охватившего одежду огня невозможно убежать, его нельзя стряхнуть, и люди носятся по берегу с широко раскрытыми ртами, глотая огонь. На сильном ветру за ними тянутся языки пламени и клубы вонючего черного дыма, словно огненные хвосты падающих звезд.
Опаленные руки молотят по воздуху. Горят бороды и волосы. Тлеющая одежда раскаляет кольца кольчуг и вплавляет их в кожу. Они бегут к морю, но вода скрыта крепким льдом и не может избавить их от мучительной боли. Тогда люди падают и сгорают заживо на шипящем от жара льду. Окутанные огнем черные силуэты похожи на чучела, сжигаемые во время Адской Зимы. Они словно трут из человеческого тела, который шипит и потрескивает, пока налетевший ветер не заставит его вспыхнуть ослепительно-белым огнем.
Демон шагал сквозь пламя. Он обгорел дочерна и казался высеченным из угля. На меховом плаще и потрепанной одежде заплясали голубые огненные язычки. Глаза на покрытом сажей лице сверкали, словно полированные лунные камни. Он опять испустил громогласный утробный рев вышедшей на охоту гигантской кошки. На черном лице блестели не только глаза — сверкали белизной и длинные резцы, совершенно не похожие на зубы человека.
Демон погрузил клинок секиры в береговой лед и оставил ее покачиваться древком вверх. В него попали еще две горящие стрелы. Одну он вырвал из своего плаща, не обращая внимания на лизнувшее пальцы пламя.
А затем он протянул руку к пристегнутому на боку предмету. Это была тяжелая металлическая коробка с рукоятью. Фит не знал, для чего она предназначена, но был уверен, что это какое-то дьявольское устройство. Демон повернул предмет в сторону драккаров балтов.
Коробка рявкнула громче сотни громовых раскатов. Звук был таким громким, неожиданным и чуждым, что Фит от удивления подскочил. Из передней части таинственного предмета стали вылетать плотные сгустки пламени, появляющиеся с той же скоростью, что и раскаты грома.
Ближайший драккар балтов вздрогнул, а потом развалился. Разбитая корма отлетела от корпуса и буквально рассыпалась на щепки, пыль и разлетевшиеся в воздухе гвозди. Мачта и центральная часть такелажа взорвались. Резная фигура на носу раскололась. Люди на борту превратились в клубы розовых брызг.
Затем рассыпался следующий драккар и еще один. Демон держал ревущий, изрыгающий молнии ящик нацеленным на лодки, а невидимые руки уничтожали одно судно за другим. Ветер подхватил поднявшуюся над местом катастрофы деревянную пыль и кровавый туман. Потом взорвались оставшиеся бутыли с зажигательной смесью.
Это был настоящий ад. Несмотря на бурю, Фит ощущал на лице тепло пожарища. Строй кораблей превратился в ряд огненных могил для великих героев. Искры и пепел наполнили воздух стаями мотыльков. Ветер подхватил поднимающийся над горящими судами дым и почти горизонтально поволок его через море, словно гнал перекатывающийся вал черного тумана.
Изрыгающая молнии коробка в руках демона вскоре умолкла. Тогда демон повернулся к годи. Хунур стоял ссутулившись и опустив руки. Несколько градчан и балтов проскочили мимо него, надеясь укрыться за скалами.
Демон поднял свой ящик и направил на годи. Он заставил его только один раз громыхнуть и выпустить молнию, но голова и плечи годи мгновенно исчезли в розоватом облаке. Останки Хунура свалились со скалы, словно сзади их кто-то подтолкнул.
Демон спустился к береговой кромке. Сильный жар горящих лодок растопил морской лед вдоль нее, и образовалась полоса темной плотной воды с водоворотами прибрежного течения, жадно втягивающими обломки крушения. Впервые в этом году воздух наполнился отдающим железом запахом океана.
Демон опустился на колени, зачерпнул воду вместительной горстью и плеснул себе в лицо. Со щек и лба потекла сажа. Затем он встал и двинулся к тому месту, где лежал Фит.
Гроссвалур появился внезапно: просто несколько пузырьков на неспокойной поверхности воды, а затем пена из красных водорослей. Как и многим другим крупным животным, ему давно не хватало пищи под ледяным покровом моря, и зверь был чудовищно голоден. Горящие лодки открыли доступ воздуха к воде, а обильные обломки и останки погибших людей неминуемо привлекли внимание хищников. Гроссвалур мог почуять запах за много лиг от места схватки, для этого хватило бы одной молекулы крови в триллионе кубических литров соленой воды, а мощный хвост всего несколькими взмахами помог ему преодолеть расстояние.
Демон уловил легкий всплеск и обернулся. Ширины растаявшего озерца едва хватило, чтобы вместить тушу морского зверя. Покрытые чешуей бока и когтистые плавники взломали лед и расширили полынью, и привлеченное запахом крови чудовище выползло на берег, широко раскрыв пасть. Белая плоть во рту переливалась перламутром, и из нее резко запахло аммиаком. Его зубы можно было сравнить с зазубренными выростами желтоватых кораллов. Чудовище вытащило свое желеобразное тело на гальку и испустило низкий протяжный крик — звук, который иногда можно услышать ночью через доски подводной части драккара в открытом море. Вслед за ним, визжа и извиваясь, из полыньи полезли более мелкие мушвели, также привлеченные возможной поживой. Гроссвалур отпихнул их назад и при этом сломал шею тому, кто подобрался чересчур близко. А потом в два или три глотка сожрал его целиком. Массивные морщинистые плавники протолкнули тушу вверх по берегу.
На пути гигантского зверя встал демон. Он знал, что на исходе зимы чудовище обладает таким же бездонным аппетитом, как сам Северный океан. Хищник не остановится, пока в этте остается хоть что-нибудь съедобное.
Демон выдернул свою секиру изо льда. Он поднял ее, а затем немного ослабил пальцы, и рукоять скользнула вниз, пока он не остановил ее на оптимальной высоте. Демон ринулся навстречу океанскому чудовищу.
Зверь еще шире разинул пасть и выбросил зловонный заряд аммония. Челюсти разошлись так широко, что образовали окаймленный зубами тоннель величиной с церковное подземелье. В этой гигантской пасти свободно могла бы разместиться команда мужчин с драккаром на плечах. А потом раскрылись вторичные челюсти, управляемые эластичными пульсирующими мышцами глотки. Вторичные челюсти ощетинились спинными зубами из прозрачных хрящей. Спинные зубы, величиной с ногу взрослого человека, прозрачные, словно глетчерный лед, и покрытые каплями слизи, выскользнули из углублений в деснах, как клинки из ножен. Гроссвалур бросился на демона, и прибрежные камни захрустели под тяжестью его тела.
Демон обрушил удар секиры на нижнюю первичную челюсть между передними резцами, и кость раскололась, как раскалывается вдоль киля корпус корабля. Из раны полезла ядовитая пена, как будто вместо крови у гроссвалура был пар. Чудовище взвыло и попыталось отвернуть раненую голову в сторону. А демон нанес следующий удар, и лезвие, пробив толстую чешую, на всю ширину погрузилось в череп. Следующий удар секиры угодил под глаз, который своими размерами не уступал щиту вождя.
Чудовище взревело и изрыгнуло целый вихрь ядовитых газов. Но демон продолжал рубить, пока в том месте, где голова гроссвалура соединялась с шеей, не образовалась щель, из которой выскакивали розовые пузыри. Щель раздувалась и опадала от проходящего сквозь нее воздуха. Чудовище еще не погибло, но рана была смертельной. Мушвели с визгом и криками набросились на монстра и стали пожирать его заживо. Демон оставил его умирать, а сам направился к Фиту.
Все это время вышнеземец находился в сознании и видел большую часть событий. Он следил за приближающимся демоном, который был уже так близко, что под изорванной одеждой и меховым плащом они рассмотрели искусно отделанную серую броню. Они увидели на его лице татуировку вдоль носа, на щеках и вокруг глаз. Они почуяли его запах — звериный мускусный запах, но сильный и чистый, как от вождя стаи.
И они увидели его клыки.
— Это ты Ахмад Ибн Русте? — спросил демон.
Вышнеземец помедлил, пока его переводчик справлялся со словами.
— Да.
Он все время дрожал от холода и боли. Чудо, что до сих пор не потерял сознания.
— А кто ты? — спросил он.
Демон назвал свое имя. Переводчик не замедлил выдать результат.
— Медведь? — переспросил вышнеземец. — Тебя зовут Медведь?
Демон пожал плечами.
— Почему ты оказался здесь? — спросил вышнеземец.
— Произошла ошибка, — сказал демон. Рычание в его горле не прекратилось, просто стало едва заметным. — Оплошность. Эту ошибку допустил я, и теперь я ее исправляю. Я заберу тебя из этого места.
— И этих людей тоже, — попросил вышнеземец.
Демон взглянул на Фита и Брома. Бром был без сознания и лежал под скалой, припорошенный ледяной крупой. Вытекшая из его раны кровь замерзла. Фит уставился на демона. На рукояти его секиры еще краснела кровь.
— Он мертв? — спросил демон Фита, кивнув в сторону Брома.
— Мы оба мертвы.
Ему больше ничего не оставалось, как уйти в Подвселенную и дождаться обновления.
— У меня нет времени, — сказал демон вышнеземцу. — Я возьму только тебя.
— Ты заберешь их. После того, чего они сегодня лишились ради моего спасения, ты должен забрать и их.
Демон негромко рыкнул. Он отступил на шаг назад и снял с пояса какой-то жезл. После недолгих манипуляций из жезла послышались негромкие мелодичные звуки.
Демон повернулся к шторму и посмотрел туда, откуда пришел. Фит проследил за его взглядом. Секущая крупа заставляла его моргать и щуриться. И он услышал, как в шторме возник еще один шторм.
Появилась лодка демона. Фит никогда не видел ничего подобного, но узнал плавные обводы корпуса лодки и лопасти, похожие на рули. Эта лодка не была предназначена для движения по льду или воде, она летела по воздуху, на крыльях ветра и шторма. Лодка медленно приближалась по небу, держась примерно на высоте мачты. Из-под днища вниз била сильная струя воздуха, удерживающая ее от падения. Воздушный поток выбивал с поверхности кусочки льда. По краям рулевых лопастей то зажигались, то гасли маленькие зеленые свечи.
Лодка подошла так близко, что Фиту пришлось закрыть лицо рукой от летящей ледяной крошки. Затем она с треском опустилась на ледяную корку и открыла челюсти, не уступающие челюстям гроссвалура.
Демон подхватил на руки вышнеземца. Сломанные кости сдвинулись, и вышнеземец вскрикнул от боли, но демон, похоже, не обратил на это внимания. Он оглянулся на Фита.
— Бери его, — сказал он, кивнув на Брома. — И иди за мной. Только ничего не трогай.
Хавсер восемь месяцев проработал в верхнем уровне Карельского улья, когда с ним наконец-то согласился встретиться один из членов миссии Совета.
— Вы работаете в библиотеке, верно? — спросил он.
Этого человека звали Бакунин, и он работал помощником Эмантина, чей адъютант неизменно отвечал отказом на все письменные прошения Хавсера об аудиенции или экспертизе. Косвенно это означало, что Бакунин связан с муниципальными властями и канцелярией, а потому является частью более мощного административного механизма, которым управляет Джаффед Келпантон из министерства Сигиллита.
— Да, в библиотеке Университета. Но я не вхожу в штат его сотрудников. Я временно к нему прикомандирован.
— Вот как! — воскликнул Бакунин, как будто услышал от Хавсера нечто интересное.
Он постоянно поглядывал в планшет на свое расписание и не скрывал, что хотел бы оказаться в любом другом месте, только не здесь. Встреча состоялась в кулинархолле на Алексантеринкату, 66 106, в дорогом и респектабельном заведении с прекрасным видом на коммерческие районы нижнего уровня. При свете угасающего дня, пробивавшегося сквозь рамы солнечных батарей, заканчивали представление акробаты и танцоры на проволоке.
— Итак, в качестве кого вы здесь работаете? — спросил Бакунин.
Элегантные официанты — транслюди с некоторыми аугментическими дополнениями — принесли им чайник с листьями вурпу и серебряное блюдо снежных пирожных.
— Я подписал контракт, обязуясь наблюдать за реновацией. Я информационный археолог.
— Ах да. Припоминаю. Библиотека была взорвана, не так ли?
— Сторонники Панпасифика во время мятежа подорвали два стирающих устройства.
Бакунин кивнул:
— Там, вероятно, уже нечего восстанавливать.
— Совет улья придерживается того же мнения. Они решили снести руины.
— Но вы не согласились?
Хавсер усмехнулся:
— Я убедил руководство Университета нанять меня на временной основе. К настоящему моменту я отыскал семь тысяч текстов из архива, который был признан не подлежащим восстановлению.
— Вам повезло, — заметил Бакунин. — Крупно повезло.
— Повезло нам всем, — поправил его Хавсер. — И мы непосредственно подошли к цели этой встречи. Вам удалось прочитать мое прошение?
Бакунин слабо улыбнулся:
— Должен признаться, не удалось. Не до конца. В настоящее время я очень занят. Но тем не менее я его просмотрел. Я понял вашу основную позицию и полностью ее поддерживаю. Полностью. Но я не понимаю, почему эти работы не ведутся под эгидой «Положения о летописях»…
Хавсер протестующе поднял руку:
— Прошу, не надо ссылаться на Департамент летописцев. Я отправил туда немало прошений.
— Но ведь речь идет о памяти, о систематическом сборе информации, касающейся освобождения и объединения человеческого общества. Нам довелось жить в эпоху грандиозных свершений в истории нашей расы, и мы обязаны оставить о ней память. Сам Сигиллит поддерживает и продвигает эту идею. Вам известно, что он лично подписал «Положение»?
— Известно. Я знаю о его поддержке. И приветствую ее. В величайшие моменты истории об историках нередко забывают.
— Из того, что мне известно о ваших достижениях и биографии, — продолжал Бакунин, — я могу с уверенностью сказать, что вы можете рассчитывать на самое высокое положение в ордене летописцев. Я могу рекомендовать вас и уверен, многие из упомянутых в вашем списке лиц тоже вас рекомендуют.
— Благодарю вас. Я действительно вам признателен. Но я просил о встрече не ради этого. Я ничуть не умаляю значения деятельности летописцев. Несомненно, мы обязаны подробнейшим образом записывать все, что касается текущих событий. Это абсолютно необходимо ради общего блага, ради славы и ради будущих поколений, но я говорю о более деликатном процессе, о котором, как я опасаюсь, стали забывать. Я говорю о необходимости сохранить древние знания, об их систематизации, о том, чтобы понять, что мы знаем и о чем мы уже забыли.
Помощник поморгал, и его улыбка стала слегка рассеянной.
— Конечно, это… Простите, сэр… Но это же естественный процесс для Империума. Мы занимаемся этим по мере продвижения вперед, не так ли? То есть, я хотел сказать, мы и так этим занимаемся. Накапливаем знания.
— Да, но не так энергично и систематически, как хотелось бы. А когда источник уничтожен, как здесь, в Карелии, мы пожимаем плечами и говорим: «Какая неприятность!» Но ведь не вся информация уничтожена. И я задаю вопрос: знаем ли мы, что было утрачено в результате взрывов? Имеем ли мы представление о том, какие пробелы образовались в коллективном разуме нашей расы?
Бакунин немного смутился.
— Я хочу, чтобы кто-то отстаивал это дело. — Хавсер знал, что его глаза сейчас заблестели от нетерпения, знал, что многих раздражает его энтузиазм. Бакунин явно чувствовал себя не в своей тарелке, но Хавсер ничего не мог с собой поделать. — Мы — я подразумеваю не только себя, но и всех ученых, поставивших свои подписи под прошением, — мы нуждаемся в личности, которая довела бы это до Администратума. Чтобы нас заметили. Чтобы привлечь внимание тех, кто обладает влиянием и властью, чтобы организовать дело.
— При всем моем уважении…
— При всем моем уважении, сэр, я не хочу провести остаток своих дней подобно верному псу, сопровождая отряды Великого Крестового Похода и тщательно описывая их славные подвиги. Я хочу участвовать в более грандиозном процессе — в исследовании человеческих знаний. Мы должны определить границы имеющейся информации. Мы должны выявить пробелы и попытаться заполнить их или восстановить утраченные знания.
У Бакунина вырвался нервный смешок.
— Ни для кого не секрет, что мы когда-то знали, как изготовить вещи, которые сегодня недоступны для производства, — продолжил Хавсер. — Мы лишились великих достижений технологии, строительства, чудес физики. Мы забыли, как делать вещи, которые наши предки пять тысяч лет назад считали элементарными. Пять тысяч лет не такой уж большой срок. Человечество жило в Золотом веке, а сейчас мы роемся в пепле, стараясь собрать осколки. Всем известно, что в мрачный период Эры Раздора человечество утратило колоссальные сокровища. Но, сэр, вам известно, чего именно мы лишились?
— Нет.
— И мне тоже. Я даже не могу сказать приблизительно. И невозможно определить, с чего начать.
— Но простите, — возразил Бакунин. Он дрожал, как будто сидел на сквозняке. — Базы данных пополняются постоянно. Вот, скажем, только вчера я услышал, что у нас появились полные тексты еще трех пьес Шекспира!
Хавсер заглянул в глаза помощника.
— Ответьте мне на один вопрос, — сказал он. — Известно ли кому-нибудь, почему наступила Эра Раздора? И как мы дошли до того, что оказались во мраке Древней Ночи?
Хавсер проснулся с ощущением аромата листьев вурпу и услышал гул голосов в кулинархолле.
Вот только ничего этого не было.
Та встреча состоялась много лет назад и очень далеко отсюда. Просто он на мгновение отключился, и его посетили видения. Он вдохнул запах крови и смазки. Он почувствовал запахи плоти, грязи и крови.
От боли в изувеченном теле темнело в глазах. Может, Астартес — Медведь — введет ему какое-нибудь средство? Вряд ли. Его отношение к страданиям, похоже, сильно отличается от человеческого. Скорее всего, мозг в отчаянной попытке защититься в какой-то момент перестанет реагировать.
В кабине, вокруг металлических носилок, куда его уложили, было темно. Руки и ноги были пристегнуты. Полет все еще продолжался. Все судно вибрировало, гул двигателей ни на мгновение не умолкал, и время от времени их встряхивало из-за турбулентности.
Медведь появился из темноты и встал рядом с носилками, глядя на него сверху вниз. Он обрезал обгоревшие концы волос, а остальную гриву стянул сзади кожаным ремешком. Его продолговатое благородное лицо с высокими скулами, длинным носом и выступающим ртом напоминало рыло. Нет, не рыло — морду. Коричневые разводы татуировки подчеркивали очертания лица Медведя — втянутость щек, форму носа, скул и бровей. Кожа загрубела от ветра и потемнела. Его лицо казалось высеченным из куска твердой древесины, вроде тех, что украшают носы драккаров.
Он слегка наклонился над носилками, и Хавсер понял, что Астартес исследует его при помощи какого-то переносного прибора.
Медведь щелкнул выключателем и отложил устройство.
— Мы скоро доберемся, — сказал он. Переводчик вышнеземца поспешно выдал результат. — Там тебя будет ждать хирург, но сейчас мы в особом месте. Тебе это известно. Так что, если хочешь продолжать, пора начинать.
С этими словами он нагнулся и пальцами левой руки выдавил правый глаз вышнеземца.
