Глава двадцать вторая
ИСТОРИЯ ПЕЛЛЕГРИНИ И ЧЕНА
Повелителя Вселенной она находит на берегу бросающим камешки в море. Он в облике ребенка. Старое воспоминание. Он специально выбрал его для нее? Это не то место, где они встретились впервые. И очень отличается от его обычных виров — абстрактных пространств, заполненных символами.
— Здесь очень неплохо, — произносит она.
Мальчик поднимает голову. Глаза широко раскрыты, в них нет страха, но нет и ни малейшей тени узнавания.
Какую игру затеял Матчек? Она потратила немало времени на подготовку. Пришлось просмотреть весь Каталог, чтобы отыскать воспоминание о том, какой она была в тот раз: столетней женщиной в белом, которой на вид можно было бы дать не больше сорока, если бы не едва уловимая хрупкость. На ней шляпа и солнцезащитные очки, скрывающие шрамы под кожей, на загорелых пальцах золотые кольца.
— Я не имею привычки разговаривать с незнакомцами, — отвечает мальчик.
Она опускается на колени в песок рядом с ним.
— Хотелось бы надеяться, что ты уже не считаешь меня незнакомкой, Матчек, — говорит она.
Мальчик разглядывает ее, сосредоточенно нахмурив брови.
— Откуда тебе известно мое имя? — спрашивает он.
— Я очень стара, — отзывается она. — И знаю множество имен.
В какую же игру он здесь играет? Ветер треплет ее шляпу, ноги ощущают тепло песка. В ее следах, словно крохотные звездочки, зажигаются искорки планктона.
— Матчек, чем ты занимаешься? — шепчет она.
Глаза Матчека внезапно выдают его возраст.
— Я пытаюсь кое-что найти, — отвечает он. — То, что потерял много лет назад.
— Это ведь как болезнь, верно? — произносит она. — Пытаться зацепиться за потерянные вещи.
В его взгляде вспыхивает злорадство.
— Да. Да, так и есть. — Он тычет палкой в песок. — Я знаю, зачем ты пришла. Они тебя убивают, не так ли?
— Да, — признается она. — Антон и Сянь никогда мне не доверяли. Но об этом мы можем поговорить и позже. Какой красивый вир.
Учитывая его мрачное настроение, она считает, что комплимент не помешает.
Юный Матчек поднимается и швыряет в воду камешек. Тот подпрыгивает несколько раз, а затем исчезает в воде.
— Этого недостаточно, — говорит он, и в его голосе звучит ярость старого Матчека, не терпящего ничего неправильного в мире. — Я не могу тебе помочь. Не могу вмешиваться в данный момент. Мы слишком слабы, чтобы затеять полномасштабную гражданскую войну. Зоку притаились и выжидают. Я знаю, они кажутся слабыми, но вспомни, что натворил Каминари. Мы должны поддерживать иллюзию своего могущества. Я не могу рисковать ради спасения кого-то из вас.
— Что же ты все-таки здесь делаешь, Матчек? Прячешься в воспоминаниях? Это на тебя не похоже.
Он смеется.
— Царство Небесное унаследует невинный. Ты можешь себе представить невинность в качестве ключа к камню Каминари? Подумать только, а я так смеялся над христианством. Поверь, если я найду здесь то, что ищу, все изменится. А пока я могу лишь попросить тебя держаться. Но ведь это всегда тебе удавалось лучше всего, не так ли?
— Ты позволишь мне погибнуть? Так вот чем ты собираешься отплатить мне за все прошедшие годы? Ты позволишь мне превратиться в призрак только потому, что это удобно?
Вир вокруг них рассеивается. Матчек является в облике Прайма, воплощения миллиарда гоголов, Метасущности, вершителя Плана, Отца Драконов.
— Ради осуществления Плана я готов пожертвовать всеми гоголами Соборности, каждым разумным существом. Но ты ведь никогда этого не понимала, верно?
Его голос остается странно мягким и спокойным. В других вирах тот же разговор ведут другие пеллегрини и чены. Насколько было бы легче, если бы удалось проникнуть в его разум и понять, что происходит у него в голове. Но это прямой путь к Драконам.
Пеллегрини смеется.
— Похоже, ты сам стал рабом наших удобныхвымыслов. Как мило. Впрочем, ты всегда был выдумщиком. Матчек, почему бы тебе не придумать для нас другой мир — мир без Драконов, превращений и зоку? Дай мне знать, когда решишься на это.
С небесной тверди они видят в вирах внизу другие варианты. Жестокость. Любовь. Но в основном недовольство.
— Больше не приходи ко мне. Мне известны твои замыслы относительно Эксперимента и вора. Ты сама по себе. Я уверен, ты прекрасно справишься.
Она удаляется, разрывая связи между своим храмом и его губернией.
— Ты никогда не хотел взрослеть, — произносит она.