Всем известно, что на бал положено опаздывать. Считается, к его началу прибывают самые нетерпеливые, а позже всех покидают большие любители выпить или страстные игроки.

Сани Перышкиных прибыли вовремя, то есть часом позже назначенного в пригласительной записке.

Великолепный дворец в четыре этажа горел рядами окон, откуда доносились звуки оркестра. Парадная аллея с рядами статуй освещалась цепочкой вэйновских факелов, как и высокое крыльцо со множеством ступеней. Дюжина нищих просила подаяние у белокаменного крыльца. Сегодня для них счастливейший день в году, поскольку в святое Воскресение каждый благочестивый верующий обязан подать хоть копейку просящему.

Тиса покинула сани вслед за гостеприимным милейшим семейством Перышкиных. Степенный спокойный муж Аркадий Матронович и его улыбчивая, легкая в общении, как и дочь, супруга Нина Ульяновна показались такими добрыми, что видящая готова была их расцеловать! Спасибо, что привезли сюда.

Как же ей здесь нравилось! Дух захватывало в предвкушении. Как тут усидишь на месте? Войнова даже притопывала ножкой от нетерпения. Однако, чтобы приблизиться к распахнутым дверям светского дома, им полагалось отстоять очередь в несколько семейств, подождать немного. Что поделать, все хотели попасть на бал.

– Ваня с Васей говорили, что приедут к шести. И Мо Линич с нашими, наверное, уже здесь, – возбужденно щебетала Люся. – Мамочка, мы с Тисой будем с ними, как зайдем, хорошо?

Нина Ульяновна была не против, как и глава семейства, поскольку доверяли почтенному заведующему Мо Ши. Эти родители вообще в дочери души не чаяли и редко когда в чем отказывали, всячески баловали, хотя с трех старших сыновей порой спрашивали за проступки по строгости. Ваней звали среднего брата Люси, а Васей – его жену Василису, невестку старших Перышкиных. Молодые обещали прибыть другими санями раньше и дожидаться родных в Серебряной зале. Двух других сыновей не было в Оранске. Старший уехал по торговым делам отца в Ирополь, а младший учился в Белограде в морской гимназии.

Тиса не зря предвкушала веселье и оказалась права. Оно началось уже с крыльца. Семейство, за коими в очереди держались Перышкины, назвалось привратнику как Сипович. Усталого вида старичок с козлиной, припорошенной снегом бородкой, как потом узнала видящая, состоял в чине второго судьи Оранска. Его напыщенная супруга с пятью подбородками по необъятности фигуры могла соперничать с Отрубиной-старшей. С ними – не менее пышнотелая дочка с капризно выпяченной нижней губой. Мать и дочь пришли в масках красноперого Гора и сварливо высказывали привратнику, что их надо пропустить раньше других. Смотрелись они забавно – как отъевшиеся индейки. Так что Тиса уже начинала хихикать, благо благоразумия хватало не указывать пальцем. Однако ее внимание заметили, и обе женщины презрительно окинули взглядом сначала Войнову, затем и Перышкиных. Старшая «индейка» хотела было что-то прошипеть в их адрес, но в этот момент к ним подступили нищие, и обе красноперые дородные Сипович отшатнулись с брезгливостью, стали на расстоянии кидать к ногам просящих монетки. Видящая заприметила знакомого косматого мужичка Митрофаныча с накинутым на плечи дырявым одеялом. Тот самый блаженный крикун, что хватал ее за руку у собора. Сейчас он молча и спокойно собирал монеты со ступеней, но из его глаз, если приглядеться, никуда не делась та самая затаенная сумасшедшинка. Тиса тоже поспешила раздать милостыню, весело поздравляя нищих с праздником.

Барышни Сипович, почуяв близость своей очереди, уже двигались к дверям, как две перегруженные ладьи, готовые смести все на своем пути, когда им снова не повезло. Явился тот, кого пропустили вне очереди с особым почтением. И его явление нельзя было не заметить. Аристарх Фролов – кто ж еще имеет такие сани размером с флигель Кадушкиных, крашенные алым и покрытые лаком? Этот владелец всея губернии, чувствующий себя императором Лароссии, не меньше, сошел с подножки, поддерживаемый карликом Наумом, и оглядел дворец. Затем прошествовал по ступеням, где уже был расчищен путь набежавшими из ниоткуда расторопными служками. Распахнутые полы песцовой дохи мели белый мрамор лестницы. Грудь украшала та самая ослепительная драгоценная подвеска на толстой золотой цепи. А еще этот высоченный цилиндр! Тиса захихикала в кулачок. И ее, возможно, даже услышали бы, но тут с места сорвался Митрофаныч.

– Глина душит, камни кусают! – завопил блаженный, тыча во Фролова пальцем. – Глина душит, камни кусают!

– Пошел вон, смерд! – Богатей замахнулся на мужика тростью. – Уберите его, болваны стоеросовые!

Служки сорвались исполнять приказ, но Митрофаныч проявил чудеса прыткости, дикарем носясь вокруг Фролова так, что блаженного никто не мог поймать. Служки поскальзывались и падали, не успевая схватить буяна. А уж когда блаженный, прячась от погони, бросился к Сипович-старшей под пышную юбку, видимо, посчитав её спасительным шатром, Тиса захохотала так, что и ее тоже можно было прозвать безумной. Поняв, что посягнули на святое, «индейка» впала в настоящую истерику, визжа и отнимая у Митрофаныча подол.

– Батюшки, я так за всю жизнь не смеялась, как в эти два дня, – сказала Войнова Люсеньке, утирая выступившие на глазах слезы. – Забавное начало бала, не находишь?

Внутреннее убранство дворца оказалось восхитительным. Тиса, конечно, встречала и богаче в видениях, но вживую в такую роскошь попала впервые. Дом Отрубиных по сравнению с дворцом губернатора казался пыльным чуланом. После разоблачения у гардеробной гости прошествовали по широкой парадной лестнице в Мраморный зал дворца, минуя при этом анфиладу гостиных. От расписного потолка трудно было отвести глаза. Люстры походили на водопады хрусталя и кобальтового стекла в сотнях вэйновских свечей. Паркет – набор из ценных пород дерева. В бальном зале, что занимал высоту двух этажей, по периметру тянулась белоснежная колоннада из шестнадцати мраморных столбов. Зал перекрывал коробовый свод. На хор-ложе виртуозно гремел начищенными инструментами оркестр. Всюду роспись, резьба, мрамор, зеркала, сверкающие позолотой стены, дорогие шелка, изящная мебель и горки с яствами на столиках. Не менее роскошными были наряды на предающихся веселому общению и танцам гостях.

Тиса откровенно порадовалась, что выглядит достойно в зеленом платье. Нашла свое отражение в одном из зеркал и еще раз мысленно поблагодарила колдунью за наряд и добрых Перышкиных за прическу и малахитовый гарнитур. Да, в этом платье она отличалась от других незамужних барышень, одетых в платья светлых тонов, и больше походила на замужнюю женщину. И хорошо. Она и так уже распрощалась с юностью. Изнань с ней, с юностью, как и с замужеством! И без них жить весело. Зато как она хороша в этой маске! И сколько вокруг интересного!

Перышкины встретились с сыном и невесткой у балкончика и потянули всю молодежь к хозяину дворца для представления и приветствия. Следуя за купеческим семейством, Войнова рассматривала кружащиеся в вальсе пары и переговаривалась с Люсенькой, выделяя самые забавные маски и наряды.

Вскоре они остановились у ложи, где под сенью балдахина восседал Проскулятов с дюжиной знатных оранчан, среди которых были Отрубины и присоединившийся немногим ранее барон Аристарх Фролов. Да, именно так его представили при появлении в зале, а Тиса и не знала о его благородном происхождении. Но, как ей позже поведал Строчка, титул богатей купил и всюду теперь его выпячивал.

Не вторгаясь в ложу, Перышкины поклонились по этикету, назвались и поприветствовали губернатора Эраста Ляписовича и присутствующих. Когда Нина Ульяновна представила Войнову как подругу дочери, та позволила себе махнуть ручкой старшим Отрубиным, малость оторопевшим. Проскулятов с трудом оторвал липкий взгляд от сидящей по его правую руку Лизоньки и произнес положенную фразу радушного хозяина. Зря он надел алый сюртук и сдвинул на темя красную маску, подумала девушка. Его рябое в родинках лицо теперь еще больше походило на шляпку мухомора. Будто нарочно Проскулятов выделил взглядом из новоприбывших Тису и ощупал масленым взглядом. Войнова снова ощутила, как ее разбирает смех, и тут же поймала на себе испуганный взгляд молодой Отрубиной. Рядом с «алым губернатором» Елизавета посерела и в своем белом платье превратилась в бледную поганку. Ха-ха! Точно. Два грибочка на пенечке! Эх. Молодая Отрубина с ее-то нравом – сомнительно, а несчастный влюбленный благочинник Сережа точно отравится. Лиза ради богатства выйдет за этого «старого слюнявого мухомора». Нет, определенно надо удалиться, иначе она просто некрасиво расхохочется прямо в лицо хозяина. «Хряк!» – на помощь пришел веер и прикрыл широкую улыбку. Какое полезное опахало, надо признать.

Отдав честь губернатору, они теперь были свободны. Люся потянула подругу за руку через зал прочь от своего семейства, догадываясь, где можно найти компанию из школы одаренных.

– Толь, смотри, какие красавицы! О прекрасные дивы, позвольте украсть у вас танец! – двое юношей в костюмах Лиса и Гора перехватили их по пути. Воскресенские балы-маскарады тем и отличались от других ассамблей, что считались более вольными в этикете и позволяли игривость в общении без официального представления при ангажировании танцев. На обоих незнакомцах – двубортные сюртуки с бутоньерками на лацканах, яркие платки, повязанные в банты на шеях, и маски довольно забавные. Юноши с фантазией подошли к образам. Рослый «орел» по имени Анатолий не сводил с Тисы глаз, отметив неокольцованную ручку барышни, а второй, «лис» Фома, подмигивал «лисичке» Люсеньке. При этом парни умели развлечь побасенками, что видящей понравилось – она без сомнения согласилась подарить пернатому Анатолию, или просто Толю, ларосскую мазурку, которая следовала за вальсовой частью.

До того как Тиса и Люсенька добрались до ложи рядом с игральным залом, у девушек застолбили еще несколько танцев. Войнова принимала мужское внимание с радостью, смеялась от души шуткам молодых людей, лишь одному слишком серьезному кавалеру отказала в танце, посчитав его жутким занудой.

А впереди Тису ждало очередное удовольствие – это выражения лиц Клима Ложкина и Клары, когда они увидели ее персону при всем параде. Ой, Единый, благодарю тебя за этот день! Климентий потешно раскрыл рот от удивления и вздернул светлые брови. Прошли секунды, прежде чем учитель отмер. Клара же, которая сегодня отдала предпочтение фиолетовому цвету в одежде, поджала нижнюю губу и превратилась в надутую грозовую тучку. Ха-ха! Замечательно!

Заведующий школы Мо Ши лишь приветливо кивнул девушкам и отвернулся. Одетый в парадный двубортный фрак черного цвета с серебряным орденом Просвещения на груди, Мо Линич выглядел весьма представительно. На лице шуйца метались тени беспокойства – старик стоял у очага, отделанного желтым ониксом, и мял собственные ладони. Он кого-то высматривал сквозь толпу танцующих, и Тиса догадывалась, кого именно.

Строчка в маске Карпа с топорщащимися плавниками-ушками шутливо поклонился и поцеловал им ручки.

– О, девушки, вы великолепны! Тиса Лазаровна, Люсенька, я с-сражен! – отвесил он восторженный незамысловатый комплимент.

– Ты тоже хорош, карпик, – улыбнулась парню Тиса, махнув плавничком в приветствии.

– А вы снова пришли без масок, – сказала Люся Климу и Кларе.

– Мы уже выросли из младенческого возраста, – мрачно произнесла фиолетовая брюнетка, – чтобы выставлять себя идиотами.

– Главное, чтобы в старческий маразм сразу не перескочили, – хохотнула Тиса. – По мне, так что еще делать на маскараде, если не веселиться? А вы как считаете, Климентий Петрониевич?

Клим ответил с заминкой. Зеленые глаза не переставали с изумлением изучать девушку.

– Я не сведущ в таких вопросах, – сказал он скупо.

– А я думала, вы обо всем на свете знаете, – вздернула брови Войнова.

Не успели они перекинуться еще парой фраз, как Тиса заметила идущего к ней орла-Анатолия и воскликнула:

– Прошу меня великодушно простить, но я вас покину! Отправляюсь танцевать!

– И я! – поддержала ее Перышкина.

Под удивленными взглядами клубовцев девушки упорхнули в центр зала со своими партнерами.

– Будьте бдительны, сумасшедшие потешники сбежали из цирка, – хмыкнула Клара.

Лароссийская мазурка – пожалуй, самый веселый танец в империи. Вначале пары исполнили променад по кругу. Затем вприпрыжку понеслись по змейке. Ряды танцующих то сходились, то расходились. Энергичные па и смех заставляли дрожать хрустальные бокалы на горках. Тиса получала удовольствие от движений, гремящей красивой музыки, блеска свечей, круговорота масок.

После мазурки – вальс и пониток. Видящая вернулась в компанию клубовцев счастливая, с румянцем на щеках и прерывистым дыханием. Как раз когда Мо Ши, что-то сказав своему ассистенту, покинул ложу. Она присела на удобный диванчик возле Люси и откинулась на его мягкую спинку, не обращая внимания на гусиное шипение Клары, сидящей напротив.

– Пить хочется.

– И мне, – откликнулась Люся.

Четверо кавалеров, что теперь неотступно следовали за барышнями, незамедлительно понеслись за вином для них. Климентий проводил парней хмурым взглядом. Однако скоро его взор затвердел. К ложе подошли подвыпившие благочинники, нагло заявляя права на место.

– Эта ложа застолблена за благочинной управой, разве вы не знаете, мил судари? – напирал коренастый малый в оранжевом парадном мундире. Вихры блестящих льняных волос, как грива коня-тяжеловеса, и нос картошкой. А ведь когда здесь сидел Мо Ши, молодцы не пытались качать права на местечко-то.

– Если бы ложа была окрашена в оранжевый цвет, – ответил ему Климентий поучительным тоном, – то может быть. А так – не обессудьте, мы уже ее заняли и уходить не намерены.

– Да, – вышел вперед худосочный Строчка. – Это место н-наше.

– Ты глянь, Серега! Эти заумники совсем оборзели! – оглянулся «картофельный нос» к соратнику.

– Школота нарывается, – поддержал тот, мрачно блестя взглядом.

И тут благочинник заметил довольную Тису, пьющую вино из бокала и с удовольствием наблюдающую представление. Бравый пыл с молодца неожиданно сошел, и он склонил голову в коротком приветствии. Девушка благосклонно улыбнулась. Да, это был тот самый несчастный благочинник Сережа. Кстати, под столиком, открытая ее взору, валялась оранжевая карточка с гербом благочиния. Тиса пнула ее ногой под диван.

– Вот-вот, – ухмыльнулся «картофельный нос», не замечая перемены в лице друга. – Просим вас покорнейше, ученички-переростки, освободить сие место. Барышни милейшие, а вы можете остаться с нами, – предложил не совсем трезвый блюститель порядка.

Клара, что успела уже подняться и встать рядом с Ложкиным, одарила наглеца уничижительным взглядом.

– Брось, Иван, пошли отсюда, – пошел на попятную Лыков.

– Ты чего, Серый, стушевался? Сам же сказал – наблюдательный пункт, треба, мол? – взъершился тот, кого звали Иваном.

И его поддержали остальные бравые благочинники. Похоже, парням не нравился гордый вид Климентия, который так и говорил служакам: «Покиньте тронную ложу, смертные».

– У меня есть предложение. – Клим, сложив руки на груди, мельком взглянул на Войнову. – Поединок в метании ножей. Кто проиграет – покинет ложу.

Благочинники громко зашумели. Идея парням явно понравилась.

– В игровой – третий зал с мишенью! – выкрикнул самый юный из них.

– Серега метает отменно! Мы вас обыграем!

Ложкин кивнул.

– Как бы ни был умел ваш человек, наш метает лучше, – заявил он.

– Что ты делаешь? – засуетился Строчка.

– Кто будет бросать ножи, Клим? – Клара тронула его за рукав. – Ты с ума сошел, или у тебя внезапно умение открылось? – Несмотря на едкость слов, видно было, что брюнетка беспокоилась за Ложкина.

Тиса уже догадывалась, что ответит ее странный учитель, который, как оказалось, многое знает. Так и есть. Блондин обернулся к сидящей на диванчике девушке.

– Она. – Протянул руку ученице. – Вы же выручите нас, Тиса Лазаровна?

В вопросе сквозила легкая ирония.

Тиса со смехом вложила свою ладонь в мужскую и встала.

– Значит, это были вы, Климентий Петрониевич? – лукаво сощурила она глаза. – Тогда, на Сотворении, наблюдатель из толпы.

– Я.

– Вы непредсказуемы.

– Не более чем вы, уж поверьте моему слову, – парировал учитель.

Замечание Клары потонуло в воодушевленных выкриках благочинников.

Поединок в меткости случился в одном из игровых малых залов, где спорщикам предоставлялись три расчерченные мишени на выбор. По дороге туда гурьба молодых блюстителей порядка привлекла своим шумом зевак, и к началу первых бросков возле Тисы и благочинника Сергея Лыкова собралась немалая толпа. Метать договорились поочередно до семи раз – числа Сотворения. И с разного расстояния – пожелание капрала Ивана Гаринского.

Лыков как истинный рыцарь предоставил право первого броска барышне. Под скептические ухмылочки собравшихся зрителей девушка прогулочным шагом отправилась к одной из мишеней и оглядела ее деревянную поверхность.

Иван Гаринский, втайне прозванный видящей «картошкин нос», тут же выкрикнул шутку:

– Эта досочка называется мишенью, красавица!

Тиса обернулась и рассмеялась, оценив юмор.

– Благодарю, сударь. – Легким движением ручки из поясного ридикюля на свет извлеклось стальное оружие. – А это боевой нож, он в особой чести у пограничной стражи, – пояснила она с широкой улыбкой, в которой какой-то артист из благочинников углядел кровожадность и в шутку завопил от страха.

Отмерив от мишени положенные четыре шага, Войнова с оборота запустила нож в мишень. И попала, конечно, ровно в середину «досочки». Ведь мишени даже не двигались.

Зрители разом загорланили.

– Яблочко! Вот дает красотка! Ты видел? Она даже не целилась! Случайность. Девице просто повезло.

Тиса с удовлетворением отметила в толпе вытянутое от удивления лицо Клары. И уверенную улыбку на красивых губах Ложкина. Зеленые глаза будто призывали: «Покажи наглецам их настоящее место». «А ты тщеславен, Климентий Петрониевич», – подумала она. Хотя это качество мужского характера нельзя отнести к абсолютно отрицательным.

Спустя полчаса, когда спорщики поочередно сделали положенные четырнадцать бросков, уже никто не смел сомневаться в безоговорочной победе девушки в зеленом. Да, Лыков был хорош, бил почти всегда в цель, но видящая оказалась точней и, что говорить, эффектней. Благочинники после ее идеального последнего броска с десяти шагов готовы были носить победительницу на руках. С этой минуты бала Тиса утонула в мужском внимании. Комплименты хлынули на нее со всех сторон. Даже весьма преисполненные страсти.

– Тиса Лазаровна, вы – моя богиня! – вещали новоиспеченные ухажеры. – Я в вас горячо влюблен! Безнадежно! Навсегда! Позвольте вашу ручку, несравненная!

Благо в ноги не кидались мальчишки. Она же хихикала, остроумно отшучивалась от предложений прибыть на свидание в ближайшие же дни и тем еще больше покоряла горячие мужские сердца. Однако настойчивые упрямцы решили тогда просить танцы. И девушка уступила. Танцевать сегодня она была не прочь.

Кадриль сменялась вальсом, вальс – рыбкой, рыбка – линьоном. Тиса летала, словно бабочка над цветами, яркая зеленая экзотическая бабочка. В очередной раз вернувшись в ложу, она присела передохнуть в компании с Люсенькой, без жеманства объявив всем ухажерам, что устала. Тут ее вдруг удивил учитель.

– Тиса Лазаровна, позвольте пригласить вас на танец. У вас остались еще свободные? – несколько раздраженно вопросил он. Клара при этих словах Клима вдруг забыла про скепсис и растерянно на него уставилась.

– Я думала, вы не танцуете, Климентий Петрониевич. Что веселье и маскарад недостойны серьезных персон, давно вышедших из младенческого возраста, – съязвилаТиса.

– Просто иначе нет возможности поговорить с вами. Ваши ухажеры весьма настырны.

– Признайтесь, что вам наскучило сидеть, когда все веселятся.

Учитель наградил ее тяжелым взглядом.

И все же танец остался за ним. Появился Мо Ши и отвлек Ложкина разговором. Судя по озабоченному виду, дела у заведующего складывались не ахти.

– Ты такая необычная, Тиса! – перекрикивая музыку, воскликнула Люсенька под возведенные в потолок глаза Клары. – Как ты умеешь с ножиками, меня жуть берет от одного вида оружия, а ты храбрая.

– Брось, Люся. У меня не более достоинств, чем у тебя, просто я старше.

– Нет, ты другая. Ты интересная… Опять он, – странно закончила речь Перышкина. Она склонила голову к уху подруги и прошептала: – Уже полчаса, как с тебя не сводит глаз тот мужчина. Стоит у дверей. Вон, видишь? – Девушка стрельнула глазами в сторону. – Он за тобой наблюдает. Это тот самый, с катка.

Тиса посмотрела в указанную сторону, но так и не увидела того, кто ею интересовался. Втайне опасалась, что это мог быть Озерский. Вот уж с кем пересечься не было никакого желания.

– Не вижу. Который?

– Исчез, – обиженно прошептала Люся.

Девушек снова отвлекли кавалеры, желающие развлечь барышень. Но их всех вскоре подвинул Климентий Ложкин: когда наступило время вальса, уверенно взял Тису за руку и повел в ряд. Они поклонились друг другу и встали в пару. Правая мужская рука опустилась на ее талию, левая сжала пальчики.

Взгляд мужчины скользил по лицу напротив – учитель будто изучал ее, как одну из своих теорий. Зазвучала музыка, и они закружились в размеренном вальсе. Хоть в движениях Ложкина и не было особой легкости, он вполне умело вел свою партнершу.

– Я не часто танцую, – будто оправдываясь, признался партнер на втором круге.

– У вас отлично получается, – поддержала его Тиса. Ей-то танец приносил удовольствие.

– А вы отлично метаете ножи. Не скажете, кто вас научил этому неженскому делу?

– Кубач Саботеевич, старшина из папиной части. Он подметил у меня талант, еще когда я только в гимназию поступила, и увлек этим занятием.

– Да, вы же выросли при гарнизоне. Понятно, откуда у вас умение управлять нашим братом. Обычно девицы мужской компании стесняются либо ударяются в жеманство.

– Очень мужское наблюдение.

– Пожалуй, я удивлен вашими талантами.

Зеленые глаза снова искали в ней что-то. Разгадку? Странный учитель сегодня.

– Благодарю. – Девушка отвела взгляд в сторону и увидела, как в зал входит семейство, которое у нее не вызывало симпатий. – Озерские, – хмыкнула она, и Клим повернул голову, чтобы лицезреть графьев.

Высокая и худая как оглобля пожилая графиня шагала с детьми. Лееслава в лисьей маске куталась в кисейную шаль. На лице Озерского выступал орлиный клюв Гора. Этого наглеца с легкостью можно было узнать по одним лишь алым губам. К чести графских костюмеров, в белом фраке и черной маске выглядел он великолепно. Вот бы на самом деле у графа такой нос вырос! Тиса хихикнула, представив Озерского с клювом.

– Местная знать, – с иронией произнес Клим. – Даже слушать о раскопках не пожелали. Вам они интересны?

– Нисколько.

– Я рад. А то уж подумал, что вы, как и большинство в этом зале, млеете от титулусов.

– О нет! – расхохоталась Тиса. – Только не я! Просто я имела невезение быть знакомой с молодым Озерским.

– Я слышал, он очень богат.

– И весьма бесцеремонен.

Теперь усмехнулся Ложкин.

– Вы слышали легенду Озерских? В их крови течет кровь упырей. Возможно, одна капля, но присутствует. Мо Ши рассказывал, что прапрабабку графа покусали, и, став упырицей, она наводила страх на всю Орь, а после сгинула в горах.

– Бледнолицую графиню еще можно спутать с упырицей, но молодого графа? Щеки – кровь с молоком.

– Кровь упырей в них слаба, но все равно сказывается то и дело в поколениях. Да, они не кусают, но выделяются другим.

– Чем же?

Музыка смолкла, и учитель повел девушку в ложу. Он наклонился к ее уху и прошептал:

– Такие люди несдержанны в страстях. И если проследить родословную, то у Озерских очень спорная репутация. Хотя деньги затыкают рты похлеще кляпов. Однако уверен, найдется множество людей, мечтающих, чтобы графьев задрали оборотни.

– Не сомневаюсь, – согласилась Войнова. Дыхание учителя защекотало ухо, и по телу в ритме вальса пронеслись мурашки.

– К слову, об оборотнях. – Клим остановился и развернул девушку так, чтобы хорошо видеть ее лицо. – Черно-белые видения. Они были у вас, ведь так? Вы видите не только людей, но и оборотней? Верно?

Он застал ее врасплох. Тиса поняла, что попалась.

– Так-так! Это интересно, ребятки! – Со спины показался Мо Ши. – Что все это значит?

– Что Тиса Лазаровна видит не только людей, – заявил Климентий. Зеленый взгляд горел торжеством.

– Как?! – Надо было видеть удивление шуйца. Кажется, ударь молния ему под ноги, он бы и то так не удивился.

– Ладно, – засмеялась Войнова, выставив раскрытые ладони, – вы меня поймали! Хорошо. Я вижу не только людей. Но и волков, оборотней и даже русалок. Только под водой – скука смертная. А вот бежать с волками здорово! Дух захватывает!

Двое мужчин переглянулись.

– Она уже видит именную? – хриплым голосом спросил заведующий школы одаренных.

– Еще нет, Мо Линич, но подает надежды.

Старик шагнул к Ложкину и затряс ассистента за плечи.

– Ты просто обязан ее научить, Климка! Слышишь?! Или я вытрясу твою душу!

Девушка удивленно вскинула брови. Похоже, в старике тоже капля упыревой кровушки найдется, если хорошо поискать.

– Тиса Лазаровна, голубушка, постарайтесь научиться всему, что этот балбес преподаст. Вы меня невероятно порадовали! Будете великим искуном, помяните мое слово!

– Что вы, – отмахнулась, – я никогда не буду работать искуном!

– Почему это? – Шуец был обескуражен ее ответом.

– Не желаю! Понимаете, мое место – в аптеке среди трав, я давно выбрала стезю травницы. Иного не желаю!

– Но вы не видите всех перспектив, дорогая.

– К изнаням перспективы и скучные предназначения, Мо Линич! Я хочу обычной жизни, – с легкостью призналась видящая. Определенно сегодня день, когда условности летят в испод.

– Н-ну, – запинаясь прокряхтел старик, – это вы еще погодите говорить, дорогуша. Возможно, передумаете. – Мо Ши бросил говорящий взгляд на ассистента. – Там видно будет, а пока идите веселитесь, молодежь. А потом за учебу! За учебу сразу же! Понял меня, Климентий?

Веселье и впрямь продолжилось, к удовольствию Войновой.

В перерыве меж танцами музыка смолкла, и капрал Иван Гаринский, взяв в руки гитару, перебрался с приятелями в проигранную ложу. Он громко объявил при этом, что сегодня будет петь исключительно для Тисы Лазаровны, «укротительницы и повелительницы стали». Клубовцам пришлось потесниться – ложа наполнилась слушателями.

Климентий снова раздраженно хмурился, Клара фыркала, как ежик, костеря видящую, а Люся со Строчкой, как и Тиса, пребывали в восторге от вечера.

Благочинник Иван тряхнул льняной гривой волос и тронул струны. Настал черед Войновой восхищаться, потому как играл этот коренастый парень виртуозно. В музыке он вдруг преобразился, голос приобрел бархатные сокровенные нотки, глаза подернулись мечтательным выражением, как у поэта, открывающего миру душу. Даже нос картошкой не мешал образу.

Страстный романс куплет за куплетом трогал сердца барышень. Даже Клара перестала ворчать, незаметно от других вздыхала и косо поглядывала на Ложкина. Люсенька же сложила ладошки у груди и всем трепетным сердцем внимала певцу. Тиса откинулась на спинку диванчика и пребывала в самом благодушном настроении. Она не заметила, как к компании присоединился еще один человек – мужчина в плотной, закрывающей все лицо маске дракона. И тем более не подозревала, что стала объектом самого пристального внимания с его стороны.

Иван порадовал еще парой песен, когда Сергей Лыков вдруг придержал его руку на струнах и что-то шепнул другу. Тот кивнул и объявил слушателям минутный перекур.

Толпа чуть рассеялась, и Тиса заметила процессию из знатных господ, движущихся в их направлении, вернее, в направлении расположенного рядом игрального зала, чтобы увлеченно провести время за картами. Раздутый от важности Фролов вышагивал со знакомым ростовщиком и Эрастом Проскулятовым. За локоть губернатора держалась молодая Отрубина. Позади них – дюжина сопровождающих, гордо несущих свои носы, все в великолепных, сверкающих достатком нарядах. Среди них – Отрубины-старшие и графья Озерские.

Благочинники, как и другие гости, поднялись, чтобы стоя лицезреть хозяев оранской светской жизни. Тиса за спинами зевак бодренько прошествовала за ближайшую колонну у самого входа в игральный зал – уж очень не хотелось выдавать свое присутствие противному молодому графу. Прятки принесли новую порцию смешков. Войнова выглянула и снова скрылась, потом заметила Строчку возле себя. Парень подмигнул.

– Прячетесь, Тиса Лазаровна?

– Немножко, – подмигнула она в ответ, – среди них есть тот, кого я не желаю видеть. А ты чего?

– А я просто подумал, что отсюда будет хорошо слышно, о чем сиятельства беседуют. Вдруг узнаю нечто такое, что клубу п-поможет добыть субсидию-с.

Процессия неспешно приближалась. И вскоре двое затаившихся за колонной в самом деле услышали короткий отрывок беседы. Правда, то, что они узнали, ничем не могло помочь клубу.

– Аристарх Зиновьевич, вы снова скромничаете, – говорил вкрадчиво ростовщик, словно облизывающийся лис у курятника. – Столько вложений в новую выработку. Наверняка месторождение невероятно богато. Поведайте нам, уж не золото ли вы нашли, милейший? Или, милостив Единый, вэйновский агатит?

– Что еще за бредни!? – рявкнул на собеседника Фролов, однако ростовщика тон ничуть не испугал.

– Известно всем, что удача вам сопутствует, и я подумал, что ваша рубиновая подкова снова сделала свое благое дело.

– Чушь ты подумал, Квашин! – обозлился Фролов. – Месторождение никудышное – змеевик для поделок. Дурная порода.

– Но вы его знатно охраняете.

– Ты слишком любопытен, мой дорогой друг Веня, – оборвал ростовщика Аристарх, и тот мгновенно замолчал.

– Аристарх Зиновьевич! – вклинился в диалог третий мужской голос. – Позвольте напомнить о вашем обещании, почтеннейший, показать нам свою драгоценность. И те, с кем я обещал вас свести из Белограда, очень и очень ожидают показа вашей чудесной рубиновой подковы. Что им передать велите?

– Непременно, как представится случай, – мрачно, словно зачитывая смертный приговор, произнес Фролов.

– Лизочек, душечка, – следующими за Фроловым и ростовщиком прошли Проскулятов и Елизавета, – ты необычайно бледна. Уж не заболела ли моя сладкая пташечка?

– Со мной все хорошо, Эраст Ляписович, – пробормотала Лиза приглушенным голоском, в котором Тиса услышала с трудом скрываемую неприязнь. – Вам не стоит так беспокоиться.

– Девицам свойственно волноваться перед свадьбой, – голос Льва Леонидовича.

Процессия постепенно втягивалась в карточный зал.

Голос еще одного человека тоже был знаком Тисе.

– О, матушка, я это делаю только ради вас, – вещал Озерский. – Вы же знаете, как меня и Лесу утомляют эти безумные балы. Эти лица, полные похоти и разврата, вызывают у меня отвращение.

Этот лицемер еще говорит что-то о целомудрии?

– Невероятно! – возмутилась стоящая за колонной Тиса.

– Ага. С-слух, похоже, правдив, – хмыкнул Строчка.

– Какой еще слух?

– Что подковы-то у Фролова уже нету. Пропала.

«Кто о чем, а паршивый о бане», – подумала Тиса. В казну этого богатея. Она чуть со скуки не умерла, пока слушала разговор о каком-то месторождении.

Видящая с облегчением покинула колонну, и первое, что ей бросилось в глаза, – это сцена у окна. Сергея Лыкова удерживали за руки двое – Иван Гаринский и усатый соратник, который недавно представлялся ей Павлом. Лыков был зол. Тиса не слышала разговора, но догадывалась, о чем шла речь. Бедолага…

– Успокоился? – спрашивал друга Иван. – Идиот! За саблю хвататься! Ты погубить себя хочешь? Крале твоей, изменнице, ничего не станет, а тебя могут сослать на каторгу. Али в темнице сгниешь. Слышишь, что говорю, дурень?! Ты этого добиваешься?!

Ярость постепенно сходила с лица Сергея, уступая место безразличию. Тиса же поняла – вот для чего влюбленному нужна была эта ложа. Лизку караулить.

Вскоре троица благочинников отлепилась от окна и вернулась на диваны. Поклонники таланта Гаринского принялись просить его спеть, и он снова взял в руки гитару.

– Только ради блистательной Тисы Лазаровны, что сегодня покорила наши сердца меткостью!

Зазвучала знакомая шальная песенка «Подари свое сердечко, поцелуйчик подари». Народ повеселел, но ненадолго.

На второй песне Лыков вдруг положил руку на гриф гитары.

– Вань, спой о потерянных, – попросил он сослуживца. Взгляд парня стал совсем больным. Тиса в который раз покачала головой. «Нашел о ком кручиниться! Об Отрубиной. Да тебе радоваться надо! – подумала она. – С ее алчным нравом такую себе головную боль наживешь. Пусть мухомор с ней мучается».

Гаринский уступил другу и тронул струны. Они отозвались жалобным перекатом, и парень запел проникновенно и грустно.

Именно в этот момент радужное настроение Тисы дало первую трещину. Девушке вдруг показалось, будто она сама потерялась в этом мире, будто чья-то рука выпустила ее пальцы, бросив в глотку бушующей пучины, и теперь для нее нет спасения, она обречена на одиночество. Тьфу, и найдет же всякое в дурную голову!

Похоже, не только на нее песня произвела впечатление. Кто вздыхал, а кто в глубоких думах молчал. И только самый молодой благочинник Алешка не поддался чарам песни.

– Я никогда не влюблюсь, други мои! – заявил хмельной молодец. Щеки его пылали, слова не хотели стройно выговариваться. – Чего в той любви хорошего, а? Одни муки да страданья в ней. Ей-Богу, только почувствую неладное вот тут, – он стиснул в кулаке борт мундира на груди, – немедля рвану к вэйнам за отворотом!

– Дурак, Алешка. Отворот, как и приворот, запрещен. Ты преступишь закон, – предупредил Павел.

– Я готов буду рискнуть! – залихватски ответил юноша, положив ладонь на рукоять сабли. – Слыхал, эта вэйна, что аптеку держит, сильна в приворотах. К ней и подамся!

– Что вы такое говорите?! – ахнула девушка в розовом платье, одна из слушательниц песен Гаринского. Она прикрыла рот голубым веером.

– Это Демидова Агата которая? Я не знала, что она занимается приворотами! – подхватила разговор другая особа, жена одного из служащих.

Тиса перестала есть виноград, любезно поданный ей одним из галантных кавалеров. Агата и привороты? Очень любопытно!

– А она и не занимается, – громко возмутилась Люсенька, вступившись за хозяйку аптеки. – Матушка говорила, что это бабка ее когда-то накладывала привороты и вэйностража ее забрала. А сама Агата Федоровна не колдует такие вещи. Никогда!

Клара скривила губы в ироничной усмешке.

– Никогда не зарекайся. За другого в особенности.

– В ссылку колдунью услали, – предположил капрал Гаринский.

– К сожалению, отворот, как и приворот, – не выход, – поделился Лыков с горечью в голосе. – У них срок короткий. А чтобы на жизнь хватило действия – последние портки отдашь, и все равно не хватит, чтобы оплатить.

– Это верно, – поддержала его компания.

Тема перескочила на дороговизну вэйновских услуг и изделий вэйноцеха. На то, как было бы уместно, если бы цена на них оказалась малой.

– А вы как думаете, великолепнейшая Тиса Лазаровна? – спросил Алеша, глядя на видящую влюбленным взглядом.

– Боюсь, мое мнение окажется с вашим вразрез, – непринужденно ответила Войнова. – Я не уважаю вэйноцех.

– Отчего же? – полюбопытствовали мужчины хором.

«Сами напросились», – подумала Тиса и с радостью обвинила вэйноцех во всех грехах.

Удивительно, что с ней сразу же согласились, более того – поцеловали ручки, заявив, что воззрение умной женщины свежо и правильно. Что она, несомненно, права. Вэйны и произвол – однокоренные понятия. Тут же припомнили несколько случаев в пример.