Гравикар, который должен был доставить нас в Тараторку, а оттуда, возможно, в космопорт, прибыл. Присев на ком переплетенных корневищ, я наблюдал разворачивающуюся передо мной сцену. Черные кристаллы — кусочки китайской головоломки — вроде бы вытягивались и изгибались, но уловить, как они двигаются, я так и не сумел. Интересно, почему в подступающей темноте они различались так ясно, ощущались столь непосредственно…

— Так есть у тебя для меня ответы? — обратился я к осколкам, но те безмолвствовали. Я повернулся к Рисс: — Ну что?

— Ничего.

— А у тебя? — спросил я Амистада.

— Совсем ничего, — ответил бывший хранитель Масады. — Я испробовал все, чтобы получить хоть какой–то отклик, но мне не ответили ни на одном уровне. — Амистад сделал паузу. — Я подумывал было растормошить его парочкой ракет, но только что получил приказ отступиться.

— Чей приказ?

— Земли–Центральной.

— Ох.

— Похоже, нам придется попридержать руки и когти, до тех пор пока Пенни Роял не покинет систему Масады и пространство эшетеров. А там уж мы приготовим ему торжественную встречу.

«Как бы не так», — подумал я, абсолютно уверенный, что ИИ, представляющий собой в данный момент мусор на почве, уже рассчитал все варианты на будущее, включая и маршрут побега. Если, конечно, он вообще намерен уйти.

Я повернулся к Рисс:

— И что это означает для нас?

— Нас использовали? — предположила дрон.

— Да, — я снова уставился на Пенни Рояла, — но не думаю, что это конец.

Спустя, возможно, минуту один из кристаллов вдруг взлетел и завис в воздухе футах в десяти над землей. Потом подпрыгнул второй, стукнувшись о первый, как стукаются друг о друга костяшки домино, потом еще один, и еще. Понаблюдав, как они складываются в большой черный самоцвет, я встал и пошел прочь вместе с Рисс.

— Почему ты изменил мою память? — спросил я. — Почему подкинул чужие воспоминания и мучил меня их повторением? И почему ты, через этот твой шип на моем корабле, продолжаешь вмешиваться в мой разум?

Я остановился, вглядываясь в ИИ.

— Ты заставил меня ненавидеть тебя, хотя на самом деле я тебя даже не знал.

Поверхность черного кристалла дрогнула, раздался скрежет, будто точильный камень прошелся по лезвию гигантской косы, и ИИ, выпустив черные шипы, в мгновение ока вновь превратился в «морского ежа».

— Конечно, я не могу требовать ответов от столь могущественного существа, — тихо продолжил я. — Ты все еще обращаешься с другими, как с игрушками; как и всегда.

Я вдруг заметил, что висящий передо мной объект чуть наклонился, будто разглядывая меня. В этот момент я почувствовал себя муравьем, заинтересовавшим прохожего натуралиста, маленьким, любопытным, но незначительным, и опять разозлился.

— Ты, черт возьми, собираешься отвечать?

Пенни Роял начал подниматься, медленно, как запущенный аэростат. Нет, это невыносимо — черный ИИ намеревался просто уйти, оставив меня, как всегда, озадаченным и недоумевающим. Мне хотелось хоть как–то ударить его, попытаться вызвать «Копье» и повести корабль в атаку, но я знал, что ничего не сумею. Глупо, но я поймал себя на том, что озираюсь по сторонам в поисках камня, который мог бы швырнуть в загадочную штуку наверху.

— Ответы? — прошептал Пенни Роял.

Связь, всегда бывшая зыбкой, призрачной, укрепилась. На меня сошла лавина, я превратился в сосуд, принимающий ее. Речевые ответы Пенни Рояла больше не имели значения, потому что я вдруг стал вспоминать — вспоминать слишком многое.

Мгновенный ужас и короткая острая боль — конец трех членов старого экипажа Блайта — виделся мне куда четче нашего путешествия сюда. Гнев Изабель Сатоми, ее стремления и амбиции ожили во мне. Паника и агония мужчины с содранной кожей, прибитого к потолку скелетоподобным големом, были заглушены другими воспоминаниями, требовавшими моего внимания. Я рухнул на колени, разум мой не вмещал бурного потока, переполняющего череп. Потом я растянулся на земле вниз лицом, одновременно проживая тысячи жизней и погибая тысячами смертей. Я помнил их все; помнил так, будто они были моими — все воспоминания жертв Пенни Рояла. Можно ли назвать их ложными? Нет, ведь они, как и те, с которыми я был воскрешен, были настоящими — пускай и не принадлежали мне.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я снова стал осознавать, что происходит вокруг. Пенни Роял исчез, а меня бережно нес гигантский стальной скорпион. Увидев, что я пришел в сознание, Амистад опустил меня на смотровую площадку, возвышающуюся над Масадой.

— Теперь я понял. — Я был на грани истерики, голос дрожал, я шатался и думал только о том, как бы не рухнуть навзничь.

Моего внимания требовали не только мертвецы — а я все еще слышал их приглушенный вой в своем мозгу. Была здесь и частица капитана Блайта. Возможно, Пенни Роял записал его про запас, на случай внезапной гибели или просто для того, чтобы передать мне сейчас информацию.

— Блайт считал, что Пенни Роял явился сюда, чтобы совершить самоубийство, — сказал я, привалившись спиной к ближайшей стене.

— Самоубийство, — эхом отозвалась Рисс, которой подобная мысль была, вероятно, ближе, чем многим другим ИИ.

Я кивнул.

Глядя на меня, Амистад поучительно произнес:

— Целью пребывания здесь ИИ было отделение Изабель от того, чем она становилась. Также он стремился восстановить равновесие — вывести Ткача из–под надзора Государства и освободить его.

— Да.

— Так что ты узнал? — спросил дрон–скорпион.

В этот момент из–за горизонта выскользнуло солнце. Я смотрел на него, пытаясь собрать разрозненные частицы разума, рассеявшиеся, как недавно сам Пенни Роял. Как ни странно, я чувствовал себя той несчастной душой, заключенной в забранном у Изабель аммоните, — обнаженным, неполным, раздробленным, обреченным вечно повторять одни и те же действия. Я не мог найти слова, чтобы описать возвращение на круги своя. Я стремился отомстить, но утратил мотивацию, узнав об искажении моих воспоминаний. А теперь жажда возмездия вернулась с новой силой, разожженная жалобами крикливых мертвецов. Внутри крепла уверенность в том, что мне предназначено убить черный ИИ. И вокруг этого ядра начал заново собираться мой разум.

«Я был прав насчет переборок», — подумал Трент, глядя в зияющую в боку «Залива мурены» дыру и видя внизу поверхность Масады. Он был прав насчет многих вещей, в частности: в конце концов Изабель убьет его. Да, сейчас он еще жив, но это ненадолго. Несмотря на введенные скафандром препараты, боль в раздробленных ребрах и сломанном плече казалась невыносимой — кости, похоже, треснули по линиям старых спаек. И вопрос только в том, какой именно конец его настигнет — то ли Государство поспеет первым, то ли корабль, идущий по неуклонно снижающейся орбите, врежется в планету. Оба варианта — смертный приговор.

— Как ты там? — выдавил он.

Корабельный разум — мозг прадорского вторинца, которому Изабель так и не удосужилась дать имя, — ответил невнятным лепетом. Он был поврежден: контейнер получил пробоину, охлаждающая система отказала, и постепенный переход от переохлажденного состояния к просто охлажденному вел к гибели вторинца. Кроме того, чем бы он сейчас помог? Однако, пока еще не слишком поздно, Трент должен вернуть себе кое–что.

«Куда же ты ее засунула, Изабель?»

Трент обыскал кладовую, рубку и, несмотря на разрушения, был убежден, что проверил все возможные места. Если Изабель оставила это в медотсеке — ничего уже не поделаешь. Страдая от боли, в поисках облегчения он уже выяснил, что объектом, рухнувшим на поверхность Масады, был именно медотсек. Оставалась еще лаборатория — и соваться туда Тренту совершенно не хотелось: если искомой вещи не окажется и там, то все пропало.

С величайшей осторожностью Трент пробирался по разбитому кораблю. Платформа лаборатории была сорвана с основания, но это роли не играло, поскольку гравитация давно отключилась. Перепрыгнув неширокую трещину, Трент добрался до цели, поморщился от боли и огляделся. Заглянуть стоило в цилиндрическую тумбу с выдвижными ящиками и дверцами по всей поверхности. Там Изабель хранила разные мелкие полезные приборы. А еще она перенесла сюда некоторые личные вещи и ценности — после того как демонтировала свою каюту.

Бросив взгляд на часы, Трент увидел, что до момента, когда «Залив» начнет по–настоящему падать, остается еще два часа. Осматривая бесчисленные коробочки и ящички, он размышлял над тем, как это будет. Загорится ли корабль в практически лишенной кислорода атмосфере? Наверное, нет, но раскалится наверняка. Возможно, если сам он спрячется где–нибудь в глубине судна, подальше от треклятой дыры, то, пожалуй, удастся не изжариться — только зачем? Чтобы погибнуть, когда корабль разобьется, рухнув в океан? Или почить в глубокой, заполненной мутным илом яме где–нибудь посреди суши? Но до крушения, пожалуй, не дойдет. Разве Государство позволит этакой опасной для жизни глыбе врезаться в планету? Нет, они испарят «Залив» еще на подходе.

Ни в ящиках, ни в коробочках, ни в тайниках отключенного робота ничего не обнаружилось, и Трент, перед глазами которого стояла ясная картина гибели корабля от атомного луча, решил порыться в тумбе. Сперва он разобрался с запирающим механизмом — просто разнес его из пульсара, ведь Изабель не видела необходимости в сложных системах безопасности, пока сама контролировала корабль. Он открыл шкафчик, увидел горку пластмассовых футляров, взял один, вытащил то, что было внутри, — и тут же отбросил. Ожившее вечернее платье само собой заплясало в вакууме. Изабель, даже претерпев радикальные телесные изменения, все равно цеплялась за одежду. Он методично проверил каждый футляр, каждый кармашек и мешочек, постепенно отбросив все, после чего перешел к другому ящику.

Ее драгоценности! Трясущимися руками он вытащил шкатулку и откинул деревянную крышку. Внутри обнаружились браслеты, висящие на деревянном стержне, и выложенные рядком броши. И всё. Тогда Трент занялся ящичками. Изабель обладала большой коллекцией колец с драгоценными камнями. В сущности, если бы у него оставался хоть один шанс выжить, он прихватил бы шкатулку вместе с алмазной слюдой, тоже, несомненно, припрятанной где–то тут, но какой прок сейчас в богатстве? Следующий ящичек заставил Трента поволноваться, поскольку тут хранились серьги, но его единственной памяти о сестре, фиолетового сапфира, здесь не оказалось.

Разочарованный, Трент рванул наугад один из нижних ящиков — и ему повезло. Он схватил драгоценный камень, хотел сунуть его в карман на поясе, но сапфир рассыпался у него в руке на мелкие блестящие осколки. На ладони остались только штырек и оправа. Трент ошеломленно застыл, а когда попытался собрать драгоценные крошки, было уже слишком поздно. Они окружили его, точно поднятые взрывом обломки.

И Трент сдался, глядя, как сверкающие частицы исчезают среди окружающего его мусора. Что это — работа Изабель или виновато недавнее столкновение? Да и имеет ли это значение? Трент опустился на пол, скорчился, обнял прижатые к груди колени. Нечего ему больше делать, нечем занять оставшееся до смерти время.

— Виновен, Трент Собель, ты виновен, — прошептал голос.

Он вскинул голову, пытаясь определить источник этого голоса, и тут же почувствовал себя дураком — в лишившемся воздуха «Заливе мурены» звук не распространялся.

— Кто это?

И почувствовал грубое удивление — только не свое. Во рту резко пересохло. Сгореть в атмосфере, разбиться о землю — это он мог принять. В самом крайнем случае можно просто сунуть пульсар под подбородок и спустить курок. Но это? Это нечестно! Его гибель — свершившийся факт, но вот пришел демон, чтобы отнять у него смерть — и, верно, предать чему–то худшему.

— Тебя неоднократно приговаривали к казни, — продолжал Пенни Роял. — А сколько смертей нужно мне, чтобы ответить за мои преступления? И не сосчитаешь.

Сверкающие среди покореженных обломков искры вдруг потянулись к одной точке в нескольких ярдах от Трента. Он не сразу сообразил, что происходит, но вдруг понял: это собираются осколки фиолетового сапфира.

«Он что, выполняет мое последнее предсмертное желание?»

Спустя некоторое время перемещение искр прекратилось, все частицы вдруг стали черными — и вспыхнули, так что козырек визора потемнел, защищая глаза. А когда щиток снова обрел прозрачность, Трент увидел висящий перед ним фиолетовый сапфир: целехонький.

— Возвращаю тебе камень, а со временем верну Изабель, — сказал Пенни Роял.

Тряхнув головой, отгоняя изумление, Трент схватил драгоценность и сунул в кармашек, к штырьку и оправе.

— Спасибо. — Он пожал плечами. — Но почему?

— Спаси себя, Трент Собель.

Какого хрена это значит, удивился Трент, зная, что ИИ уже ушел и дальнейшие вопросы встретит безмолвие. Однако своего рода ответ все же последовал: «Залив мурены» вдруг покачнулся. И не потому, что корабль начал разваливаться, нет, причина никак не была связана с неминуемым крушением. Просто кто–то только что пристыковался к звездолету. А потом ожило радио скафандра:

— Вылезай, Трент Собель, — позвал капитан Блайт. — Пора убираться отсюда к черту.