Часть 6
День седьмой. Утро. Капитан Серегин Сергей Сергеевич.
Как поется в известной песне: «Ночь прошла, настало утро ясное»… А вместе с ним настали и новые проблемы. Собственно, ночью я почти не спал, обдумывая все, что произошло за предыдущие день и ночь. А произошло у нас много чего интересного…
Во-первых, мадмуазель Волконская со своей иной Россией… И дело тут даже не в штурмоносце (что бы ни имелось в виду под этим названием), а в том, что история, выходит, все-таки имеет сослагательное наклонение. Послушаешь мадмуазель Елизавету или прапора Пихоцкого – и берет жгучая зависть – почему людям так везло с правителями, и лишь у нас: то император-обыватель, то великий экспериментатор, то лысый клоун, то престарелый инвалид с бровями, то меченая тварь, то Борька-алкаш, то новейший самовлюбленный политический деятель с айфоном наперевес… Дима – скажи «Ч-и-и-и-з!» Вот и получается у нас – если хлеб не уродился, то не беда, а беда, коли не уродилась лебеда.
А тот штурмоносец мы как-нибудь найдем и оформим. И неважно, что он километрах в ста-ста двадцати отсюда. Почти безнадежное занятие, если искать вслепую, и гарантия – если пойти по следам. Найдем меньше чем за два дня – спецназ мы или нет. Но только вот весь обоз с бабами и подростками тащить туда с собой не стоит. Максимум, что надо взять с собой – это обоих имперцев, Птицу, Дока, Зоркого с Арой и все, не забыв при этом самого себя. Главное – дойти, разогнать всех (если поблизости есть кто лишний), позволить Волконской открыть люки, а потом завести коней в грузовой трюм, и улететь оттуда, крутя всем дули… После чего можно будет думать о правильном тактическом употреблении этого летательного аппарата. Но был бы аппарат, а употребить мы его сумеем. Об этом можно подумать и потом.
Пока я так думал и печалился, отец Александр проснулся и вышел ко мне – посидеть после умывания на бревне и подумать вместе горькую думу. Обычно мужики в таком случае закуривают, но и я, и он, как и мои ребята – люди некурящие. Короче, посидели немного молча. Отец Александр явно чувствовал, что меня что-то гнетет, но своего участия в моих проблемах пока не навязывал, и ждал, пока я самостоятельно не созрею. Ждал он, ждал я, словно играя в молчанку, по принципу «кто первый сморгнет или проговорится». Но в результате первым все же заговорил я.
– Честный отче, мучает тут меня одна проблема, – сказал я и изложил все свои сомнения и вопросы по поводу того мира, из которого происходила мадмуазель Волконская, закончив словами: – …так стоит ли стараться, рвать жилы, идти на риск, если одним слепой случай и удача дали все, а нам ничего? Или лучше сложить руки и поплыть по течению – пусть все идет как идет, и не стоит трепыхаться?
– Трепыхаться стоит, – прозвучал весомый ответ, – еще как стоит…
Потом он оглянулся – не слушает ли нас еще кто и, убедившись в отсутствии лишних свидетелей, продолжил:
– Сергей Сергеевич, я сейчас говорю только для твоих ушей и больше ни для чьих, понимаешь…
– Понимаю, отче, – кивнул я, чувствуя, что на меня сейчас свалится очередное откровение от высших сил, которое мне еще придется осознавать и переосмысливать. Был бы я каким-нибудь интеллигентом, с привычкой к самокопаниям – так было бы проще. А пока я похож на того крокодила из мультфильма, который пытается научиться летать, чтобы превратиться в птицу.
– Итак, – сказал отец Александр уже знакомым мне погромыхивающим голосом, – слушай меня внимательно, Серегин, и постарайся не переспрашивать. Мир, из которого происходит ваша мадмуазель Волконская и ее приятель, на самом деле не является естественным миром вроде вашего, а был искусственно создан; с одной стороны – с целью социального эксперимента, с другой стороны – чтобы организовать косвенную поддержку вашему миру, который уже задыхается в миазмах политкорректности, толерантности и диктата мелкого местечкового американского правосознания.
– Ну и как эксперимент, отче? – машинально переспросил я, ошарашенный полученной информацией.
– Эксперимент, как видишь, удачен. Мы – так сказать, Высшие Силы – просто откопировали одно крупное временное военно-морское соединение вашего времени, и разместили его реплики в четырех ключевых точках Российской истории, предоставив твоим современникам и коллегам полную свободу воли. А дальше они уже действовали сами, сами, сами… Так что гордись – результат налицо. Мир мадмуазель Волконской – это результат переделки периода Русско-японской войны. Впрочем, сейчас это уже не так важно, потому что с представителями трех остальных миров тебе вряд ли придется встретиться, поскольку их здесь пока нет.
– Понятно, отче, – немного подумав, произнес я, – но все же, если не секрет, какие еще периоды нашей истории Вы взяли в переделку?
– Пусть это не беспокоит тебя, сын мой, – ответил тот, кто говорил голосом отца Александра, – лишние знания – это лишние печали. Впрочем, ты можешь попробовать догадаться об этом сам. Подсказка – ткань истории особо истончается в периоды великих испытаний, войн и революций. Именно тогда появляется возможность относительно небольшим воздействием повернуть ее в новое русло. В спокойное время менять историю – такое же безнадежное занятие, как и двигать горы – слишком уж велико сопротивление среды и инерция процесса. Подумай над моим вопросом хорошенько, капитан Серегин. Если ты сумеешь угадать хотя бы еще два периода из трех, то ты не тупоголовый боевик, призванный всю жизнь отстреливать бородатых отморозков в горах и пустынях, но нечто большее.
– С вами, отче, – почесал я в затылке, – вечно как на экзамене… Надо бы немного подумать.
– Да, именно так, юноша. Как говорится, тяните билет и думайте. Хе-хе-хе. Провал в этом испытании не грозит вам чем-то особенным, зато, если вы ответите правильно, то я буду уверен, что вы сумеете самостоятельно выпутаться из любой ситуации.
– Ну, отче, – сказал я, – предполагаю, что один период – это Великая Отечественная война, где-то между битвой за Москву и началом летнего наступления немцев на Волгу и Кавказ. До этого времени ничего изменить было еще нельзя, а после было уже поздно что-либо кардинально менять, потому что именно последовавшая за этим наступлением битва за Сталинград задала тренд дальнейшему развитию событий, и даже Курская дуга на его фоне – это просто проходной эпизод. Второй период – это явно семнадцатый год, только непонятно, февраль или октябрь. Если была цель сохранить монархию, то это февраль, а если облегчить приход к власти большевиков то октябрь. Продление существования Временного правительства я в качестве цели всерьез не рассматриваю, ибо само это правительство России на пользу не шло. В качестве третьего периода, отче, я бы выбрал Крымскую войну, вот где всем переломам был перелом…
– Первые два ответа засчитываются, – одобрительно кивнув головой, произнес мой собеседник, – а вот третий является неверным, поскольку в середине XIX века состояние Российской промышленности и экономики еще не позволяло никоим образом обеспечивать переброшенную эскадру и воздействие быстро бы сошло на нет. Впрочем, сам по себе один неверный ответ уже не так важен, поскольку в твоем нынешнем положении дела в столь далеких мирах в давние для них времена не имеют никакого значения. И давай закончим этот разговор, Серегин. Я и так сказал тебе значительно больше, чем следовало бы.
– Хорошо, отче, – кивнул я, – давайте поговорим о наших текущих делах. Не нравятся мне те интриги, что местные греко-римские божки закручивают вокруг нашего отряда, совсем не нравятся…
– А чего ты хотел? – хмыкнул в ответ отец Александр, – эти персонажи интригуют так же легко, как дышат. Но суть не в их интригах, а в наличии в этом мире херра Тойфеля и его поклонников тевтонов…
В этот момент позади нас кто-то деликатно кашлянул. Обернувшись, я увидел, что там, возле кустов, стоят Птица, Кобра и мадмуазель Волконская, уже умытые, и с полотенцами через плечо. Они, значит, поднялись, подкрались – а я и не заметил… Старею!
– Извините, господа, – сказала Волконская, – так получилось, что мы тут шли мимо, услышали ваш разговор и немного заслушались. Нам, знаете ли, с Анной Сергеевной эта тема тоже интересна.
Мы с отцом Александром переглянулись и пожали плечами. Хотели обсудить вопрос наедине, а получилось, что вынесли его на военный совет. Да, именно так. Поскольку Колдун сказал, что сегодня он инициирует и Кобру, и Волконскую, после чего обе эти дамы займут свое законное место в командном составе нашего отряда. Прокол? Да, прокол! Но не настолько серьезный, чтобы из-за него рвать себе волосы на причинных местах.
– Ну что же, – вздохнул я, – присаживайтесь, дамы, и давайте поговорим, если уж на то пошло.
– Давайте поговорим, – отозвалась Птица, – а то мне все эти божественные интриги тоже не нравятся. Да и Гермесию доверия нет – скользкий тип, родную бабушку за три рубля продаст. Ведь нам надо не вмешиваться в здешние дела, а найти способ убраться отсюда поскорее в наши родные пенаты.
Я вздохнул и сказал:
– Ох, и взгреют тебя дома, Птица, за ту прогулку с детишками по горам! Наверное, там все уже на ушах: полиция, МЧС, армия, журналисты и пгочие пгавозащитники. Шутка ли – воспитатель с детьми исчезли в районе армейской спецоперации против террористов. Думаю, что дерьма теперь не оберешься.
Лишь на долю мгновения в ее глазах мелькнул испуг. Но она тут же расправила плечи, вскинула подбородок (отчего ее роскошный хвост энергично и восхитительно вздрогнул) и, усмехнувшись, ехидно осведомилась:
– Так вы, Сергей Сергеевич, намекаете на то, что нам лучше и вовсе домой не возвращаться? Мне-то почти все равно, дома меня ничего не держит, и девочкам из детдома тоже. Но вот у Димки с Митькой есть папы-мамы, дедушки-бабушки, братья-сестры, и их домой надо вернуть обязательно. Волнуются же люди о том, что стряслось с их чадами, да и самим чадам тоже родные далеко не безразличны. Приключения приключениями, а домой-то им хочется…
– Возвращаться надо, – кивнул я, – но возвращаться, так сказать, с результатом. Тогда операцию наглухо засекретят, мальчиков, взяв расписки, по-тихому вернут по домам, а остальных спрячут так, что сам Шерлок Холмс, вкупе с инспектором Лейстрейдом, никогда и никого не найдут.
– Нет, – упрямо возразила Птица, – так не годится. Не хочу всю жизнь сидеть у вас в клетке и чирикать только по приказу. Еще мозги всяким гадам прикажете просвечивать, знаю я вас – обязательно кому-нибудь в голову придет такая «светлая» идея. Если уж так, то я лучше останусь здесь, чем стану вашим засекреченным оружием.
– Тихо-тихо, Птица, – попытался я ее успокоить, – никто тебя не неволит. Хочешь оставаться здесь – оставайся. Резидентом будешь.
– Ну, вот еще что – резидентом! – надулась Птица, но больше возражать не стала.
– Кстати, – наконец высказался молчавший с самого начала отец Александр, – зачем вам, Анна Сергеевна, обязательно оставаться именно здесь? Если вообще нам удастся найти выход, то тогда мир мы вам можем подобрать и поприличней, ближе к вашему родному менталитету, не то что эта промзона.
– Не поняла, – спросила Птица, – что значит «подобрать мир»?
– Ну как вам объяснить, Анна Сергеевна… Все наше мироздание условно можно представить в виде трехмерной системы надпространственных координат, хотя их на самом деле куда больше. Шкала «Y» (слева направо) обозначает время, постоянно текущее из прошлого в будущее. Время общее для всех миров, хоть и течет в них с неодинаковой скоростью. Шкала «Z» (снизу вверх) квантованная и разделяет миры по уровням наличия магии и скорости течения времени. Чем больше магии, тем медленнее течет время. Этот мир находится на нулевом потенциальным уровне с самым медленным временем, и с самой мощной магией. Есть миры еще ниже этого, но, то уже подвал, ибо там в силу местных условий психика простых смертных истощается значительно быстрее, чем здесь, и существование разумной жизни там считается невозможным.
Чем выше по этой шкале, тем быстрее движется время, пока миры не становятся необитаемыми по той же причине, что и внизу. Только разница в том, что мозг не деградирует от слишком медленного времени, а разрушается нагрузкой от слишком быстрого. Есть еще одна шкала, которую условно можно наименовать шкалой «Х» (случайность-закономерность).
Как я уже говорил, этот мир по шкале «Z» лежит «на нулевом уровне», и наш мир и все четыре искусственно измененных мира, свитые в один плотный жгут, выглядят отсюда как Москва с пригородами откуда-нибудь с Кушки или с Камчатки. Если мы найдем то самое Место Силы, откуда осуществляется управление выходными каналами (ибо свалиться сюда просто, а вот выбраться обратно, наверх, затруднительно), то при настройке канала нам потребуется правильно определить один-единственный мир из их почти бесконечного числа. А посещать все миры подряд методом перебора у вас просто не хватит ваших человеческих жизней, не говоря уже и том, что это крайне неразумно. Занесет еще в постапокалиптический мир, переживший ядерную войну, и будет всем вам такое счастье, что не унести.
Сказать честно, я из этих объяснений ничего (ну или почти ничего), не понял. Ясно было только одно – нас занесло так далеко, что и уму непостижимо. И что, хоть возможность выбраться отсюда и существует, но вероятность успешно осуществить такую возможность примерно равна нулю, или даже отрицательной величине.
– Господа, – прервала мои размышления мадмуазель Волконская, – не забывайте, что нам нужен не один-единственный мир, а два. С моей точки зрения, ваша Российская Федерация – тоже ужасное, чуть ли не средневековое захолустье, и я не собираюсь проводить в нем остатки своих дней.
– Не все так плохо, – вмешалась в разговор Птица, не глядя на Волконскую и делая вид, будто с интересом рассматривает собственные ногти – она явно старалась сдержать закипающие эмоции (я хорошо изучил ее за это время), – по некоторым словесным выражениям знакомых нам греко-римских божков можно сделать вывод, что они довольно регулярно бывают или в нашем мире, или в сильно на него похожем. Вспомните оговорки пьяненькой Афродиты про вечный двигатель, и про то, чтобы ей «завернули» Антона и прапорщика Пихоцкого. Да и у Гермесия с Гефестием проскакивали выражения, которые они никак не могли вынести из периода поздней античности. Думаю, что и Кибела тоже не все время сидит тут сиднем, и время от времени навещает так называемые верхние миры…
– Вполне возможно, что они там лазают, – кивнул отец Александр, – согласно тому Договору, они не имели права набирать в верхних мирах свою паству, а посещать их инкогнито в частном порядке – так это сколько душе угодно. Только не думаю, что они это делают слишком часто, так как перепад энергетических уровней тут весьма солидный, и затраты личной энергии должны быть немалые, потому, что вряд ли Кибела допустит до портала в Месте Силы какого-нибудь Гермесия или Афродиту (еще чего!), и наверх им приходится выбираться своим ходом.
– Хорошо, – подвел я итог, закрывая совет, – будем исходить из того, что нам надо отыскать потерянный мадмуазель Елизаветой штурмоносец. С его помощью следует провести обследование и картографирование окрестностей. С его же помощью, как настаивает отец Александр, надо попробовать радикально решить проблему херра Тойфеля. Стоит найти то Место Силы, в котором находится межмировой портал, и только потом решать проблему его включения и переноса нас в родной мир. А проблемы местных божков должны находиться у нас вообще на …надцатом месте, и решаться по остаточному принципу. Есть время и возможность – решаем, нет – извините, есть дела поважнее. Ну, вот вроде и все…
– Кстати, – спросила мадмуазель Волконская, – как вы собрались решать проблему херра Тойфеля? Ведь, насколько я понимаю, в отличие от античных богов, он просто бесплотный дух, не имеющий тела, которое можно было бы уничтожить.
– Если у духа нет тела, – академическим тоном произнес отец Александр, – то для его хранения обязательно необходим какой-нибудь филактерий. Как игла у Кощея Бессмертного, лампа у джинна из восточной сказки про Аладдина, или знаменитый ковчег Яхве, с которым Моисей таскался как дурак с писаной торбой по Синайской пустыне. Разрушь филактерий – и хранящийся в нем бесплотный дух тоже погибнет. В сказке о Кощее все точно описано.
– Понятно, батюшка, – кивнула белокурая мадмуазель, – как только я доберусь до своего штурмоносца, то, фигурально говоря, нам будет необязательно добираться до иглы для того, чтобы ее разрушить. Просто мы сможем вместе с половиной леса испепелить тот дуб, на котором находится сундук, в котором сидит заяц, внутри которого находится утка, в которой есть яйцо, внутри которого спрятана игла с кощеевой смертью.
– Вот этого я и боялся, дочь моя, – вздохнул священник, – «сила есть – ума не надо». Впрочем, сперва надо выполнить первые пункты программы, а там будет видно.
Похоже, блондинка слегка обиделась на отца Александра, но вида не подала. Да и чего обижаться на справедливую критику… Как бы там ни сложилось, но наш модус операнди в таких случаях должен оставаться прежним – тихо пришли, тихо ушли, шума не было, ветра тоже, а херр Тойфель вдруг взял и сдох. Надо будет поговорить с Гретхен – может, она знает, где тевтоны хранят свое любимое божество, и как в это место можно попасть, желательно по-тихому? А пока надо готовиться к выступлению в поход за штурмоносцем, не упуская того момента, что сейчас к нам в гости вот-вот должен явиться разгневанный Арес, бог-рогоносец, благоверная которого до сих пор дрыхнет в палатке вместе со своими избранниками. Видимо, хорошенько она их умучила прошлой ночью, эдакая тигрица.
Анна Сергеевна Струмилина
Пока мы там совещались, утро вступило в свои права, вытолкнув солнце повыше в безмятежно-сияющий небосвод и прогнав висевший над речкой туман. Зачирикали какие-то птахи, заплескала в реке рыба, а на траве почти высохла выпавшая в предутренний час роса.
Проснулись мои гаврики, и, вместе с местными подростками, потянулись на речку умываться, а точнее, купаться. Мило, невинно и прелестно… И только одна проблема морально-этического характера возникала у меня – дело в том, что местные в таких случаях чуть что щеголяют голышом, не стесняясь лиц противоположного пола, а для моих деток, особенно для Яны, такое зрелище выглядит и дико, и неприлично. И хоть я старалась изменить местные нравы, но ничего у меня пока еще не получалось, ибо хламиды, которые носят местные подростки – это даже не одежда, а просто ее имитация. Расстегнул застежку на одном плече – и все, ты голый, даже пояса развязывать не надо, застегнул – и ты снова одетый. Вот и плещутся в реке голышом мальчики и девочки, оглашая окрестности радостными воплями, и смущая моих гораздо более пуритански воспитанных подопечных. Хотя, как мне показалось вчера, Ася тоже не прочь искупаться голышом, чтобы показать всем – в первую очередь Димке и Мите – свою раскованность и продвинутость.
В это время по лагерю потянуло запахом горьковатого дымка – это Клавдия раскочегарила полевую кухню, и теперь гремела своим половником, разогревая нам на завтрак остатки каши. Когда завтрак будет готов, мои ребята и местные подростки уже закончат свои водные процедуры и пойдут к Клавдии за своей утренней порцией. Надо будет пойти на берег, проследить за Асей, а то как бы она и в самом деле не начудила. Это местные пусть творят что хотят, а мне еще возвращать детей по месту постоянного жительства, и нудистские привычки им будут явно ни к чему.
К счастью, девочка ничего такого особенного не успела натворить. Одетая только в трусики и маечку (никаких купальных костюмов мы с собой не взяли), она стояла в реке – там, где текущая вода достигала ей до середины бедра – и о чем-то разговаривала с незнакомой мне светловолосой девочкой, голенькой как пупсик, примерно ее возраста или чуть постарше. Димка и Митя при этом уже закончили умываться и одевались. А Яна зашла в воду почти по пояс и азартно играла с двумя местными девочками в «бабка шла».
Отчего-то новая подруга Аси привлекла мое внимание. Мгновением позже я поняла, в чем дело, и это понимание повергло меня в замешательство – светловолосых девочек среди моих подопечных из местных подростков не водилось вовсе! Все они были смуглыми и черноглазыми брюнетами и брюнетками… Это все равно как встретить незнакомца на подводной лодке или в космическом корабле. Когда кто-то пропадает бесследно – это понятно, но вот если человек появляется ниоткуда, вот тогда становится по-настоящему не по себе… Но я не торопилась «включать» свой дар. С некоторых пор я стала опасаться, что если я буду из-за каждого пустяка использовать его, то могу утратить свои природные способности. Ведь так интересно разгадывать загадки, пользуясь лишь логикой и интуицией… К тому же нынешняя «загадка» на вид была совершенно безопасной. Ну а еще мне хотелось продлить ощущение тайны.
Наверное, Ася заметила, как я нервно вышагиваю по берегу, разглядывая ее и ту странную девочку. Она тут же что-то сказала своей новой подружке, после чего обе девочки, загребая ногами воду, взявшись за руки, пошли к берегу, о чем-то тихо переговариваясь, и на лицах обеих сияли довольные и хитрые улыбки.
Вот они вышли из воды, тряся волосами – веселые и жизнерадостные, разрумянившиеся, с блестящими глазами, полные невинного очарования юности.
– Анна Сергеевна, – с важным видом произнесла Ася, – знакомьтесь – это Лилия – вечно юная богиня первой подростковой любви, – и она с гордостью взглянула на свою новую подругу.
«Даже так?!» – подумала я и, переведя взгляд на светловолосую девочку, просто остолбенела. Я могу поклясться, что еще за мгновение до того она стояла передо мной совершенно голая, с мокрыми волосами, сосульками облепившими ее спину до самой талии – их еще надо было долго расчесывать и потом сушить… А тут я увидела эту же девочку, но уже полностью причесанную, с полупрозрачным покрывалом на голове, одетую в белоснежный батистовый хитон, ниспадающий с плеч безупречно изящными складками. С ума сойти!
– Здравствуйте, Анна Сергеевна, – прозвучало у меня в голове, – я действительно Лилия, богиня первой подростковой любви. Но сюда я пришла не по делу, а потому что ищу мою маму. Асель сказала мне, что вчера вечером она была здесь пьяная, вместе с этим отвратительным Гермесием. Мне надо ее как можно скорее отсюда увести, а то сейчас явится разгневанный Арес и устроит скандал.
– Твоя мама – Афродита-Венера? – так же беззвучно спросила я.
– Да, – прозвучал в моей голове ответ, – Арес с утра взбешен из-за того, что она опять не ночевала дома, и пообещал выдернуть ноги и ей, и ее любовникам. Пока он ругался, я быстро собралась и побежала сюда, предупредить ее и увести с собой.
– Лилия, – безмолвно произнесла я, – твоя мама действительно у нас, и сейчас отдыхает в палатке после вчерашнего…
– Она там с мужчиной? – спросила Лилия, абсолютно спокойно глядя на меня своими зеленоватыми глазами.
– Да, – ответила я, чувствуя ужасную неловкость, и, кажется, даже покраснев, – с двумя…
– О, нет… – уже вслух простонала девочка и невыразимо изящным жестом прикоснулась ко лбу рукой, выражая отчаяние, – только не это! Все пропало! Арес уже здесь!
Обернувшись, я увидела здоровенного мужика, на две головы выше Серегина, который, в прикиде древнегреческого гоплита: в шлеме, с копьем, мечом и круглым выпуклым щитом стоял прямо посреди нашего лагеря и (если исключить всю нецензурщину) орал на койне* что-то вроде:
– Где эта шлюха Афродита?! Где эта сука шлялась всю ночь? Я сейчас ей ноги выдерну и палки в зад вставлю! Пусть она немедленно выйдет ко мне, и я задам ей хорошую трепку, чтобы она не шлялась где попало… Муж я ей или не муж?!
Примечание авторов: * койне – основной диалект древнегреческого языка.
– Вот пижон, – сказала Ника, бесшумно подошедшая сзади, – если его наши мужики немедленно не угомонят, то я его сама пришибу на месте.
– Нельзя, – серьезно сказала я, – ведь ты потом не сумеешь осеменить саму Афину-Палладу, которая уже готова влюбиться в героя, который побил самого Ареса. А это уже будет не по фэн-шую. Нет уж, пусть этого болвана лупит ваш Серегин, а мы с тобой постоим в сторонке и посмотрим.
– Да, – кивнула Ника, – Батя этого пижона на бифштекс пустит, и даже не вспотеет.
Лилия, от ужаса засунув в рот кулак, расширенными глазами смотрела на нас, видимо, не понимая, как можно не бояться такого ужасного в своем великолепии гориллоподобного Ареса. Но последующие события полностью подтвердили Никину правоту.
Это больше походило на корриду или кулачный поединок, а не на дуэль. Серегин вышел перед Аресом без оружия, в одних камуфлированных штанах и майке, и первым делом показал тому неприличный жест, отрубив по локоть. Оскорбленный Арес взревел, словно сексуально озабоченный павиан, нахлобучил поглубже шлем и, выставив вперед копье, бросился на Серегина. Тот сделал полшага в сторону и, пропустив мимо себя острие копья, а потом и самого не успевшего затормозить Ареса, от всей души пнул того в зад. Секунду спустя в воздух поднялся столб пыли и песка. Потерявший равновесие Арес споткнулся, воткнул в землю копье и, выпустив его из рук, словно лягушка распластался на земле.
Но это была лишь увертюра. Поднявшись на ноги, Арес выдернул из земли копье и, недолго думая, метнул его в Серегина, что, впрочем, не имело никаких последствий. Тот легко увернулся, и копье бесследно скрылось в кустах. Тогда Арес выхватил из ножен свой меч и, прикрывшись щитом, снова бросился на Серегина, словно ему было мало предыдущего конфуза. На это раз, ради разнообразия, как пояснила Ника, его ждал пинок по правой коленной чашечке, сразу над поножами. Это довольно больно, и в большинстве случаев приводит к инвалидности.
Упавший Арес и на этот раз сумел подняться, но меч его остался лежать на земле, придавленный ногой Серегина. Бог войны, отбросив щит и шлем, наклонил голову и прихрамывая пошел на капитана врукопашную, стремясь добраться до ненавистного смертного и разорвать его голыми руками. Но это ему не удалось, наоборот, Арес пропустил удар ногой в переносицу, после чего остановился, схватившись обеими руками за окровавленное лицо. Ника потом сказала, что такую ошибку делает любой боец, привыкший к кулачному бою. Следующий удар ногой Серегин нанес по открывшемуся мужскому хозяйству Ареса, отчего тот взвыл и, скрючившись от невыносимой боли, рухнул на четвереньки.
Дальше произошло то, чего я не ожидала. Оседлав тушу Ареса, Серегин одной рукой взял того за подбородок, а второй за затылок и, резким движением свернул богу войны шею. Раздался треск, будто о колено сломали толстенную доску, тело Ареса судорожно вздрогнуло, и вдруг, начало истаивать, словно растворяясь в воздухе. Примерно минуту спустя на земле уже лежал сухонький мужичонка, мертвый как бревно. Насколько я понимаю, это и был Арес-Марс в своем истинном облике, без всяких там божественно-магических заморочек. Поединок был закончен, и мое пожелание аннулировать бога несправедливой войны Ареса оказалось выполнено самым радикальным способом.
– Да, это круто! – выдохнула затаившая дыхание Ася, моргая округлившимися глазами. – Это и называется «замочить»?!
– Гнездец… – сказала наконец вытащившая кулак изо рта Лилия. На ее лице явно было написано облегчение вперемешку с удивлением, однако в голосе прозвучала озабоченность, – теперь Гера взбесится и будет вам всем великий праздник сабантуй. Хотя этому козлу поделом. Мать он лупил регулярно, да и мне частенько доставалось, несмотря на малолетство и, в общем-то, благонравное поведение.
– Ха, – донесся громкий возглас, произнесенный, впрочем, женским голосом – и столько властности, величия, силы и уверенности было в нем, что я сразу подумала – наконец-то к нам явился некто действительно важный и могущественный, – ничего эта Гера им не сделает – кишка у нее тонка против героя, равного самому Ахиллу. Наконец-то это любитель избивать беззащитных женщин получил свое от рук настоящего мужчины, к которому по праву переходит его наследство. Как и положено – победитель получает все!
Повернув голову, я увидела то, что ожидала. И, надо сказать, зрелище доставило мне немалое удовольствие. Суровая, но оттого не менее прекрасная женщина с королевской осанкой, высокого роста – под метр девяносто, пожалуй – гордо стояла, попирая ногами землю так, будто именно она была ее полновластной хозяйкой. Причем все это без примеси спеси и чванства – поза женщины была естественной, ничуть не наигранной, что поневоле хотелось склонить голову, признавая величие новоявленной богини. Она была вооружена копьем, подобно покойному Аресу, и оттого внушала еще большее почтение. Ее длинные белые одежды струились складками вниз, а голову венчал изящной работы сверкающий шлем – да-да, настоящий греческий шлем, виденный мной на картинках. Я без труда узнала грозную богиню…. Афина! Вот она, стоит передо мной – само воплощение силы, борьбы и справедливости… Из-за ее спины хитро улыбается Гермесий. Рядом с ними стоит хмурый Гефестий, нервно сжимающий солидных размеров кузнечный молот. Очевидно, что эти двое у нее на подхвате. Ну вот – явилась полюбоваться на позор и унижение давнего недруга, и увидела его смерть…
– Приветствую тебя, Афина, – пискнула из-за спины Ники Лилия, подтверждая мою догадку, – это ты сделала смертного богоравным героем? За Ареса ему, конечно, спасибо, но он ведь даже не эллин, а всего лишь длинноштанный варвар!
Дева-воительница величественно повернула голову в нашу сторону, и от ее пронизывающего взгляда у меня все волосы разом встали дыбом.
– Приветствую тебя, Лилия, и вас, смертные, пошедшие по пути бессмертия, – вежливо произнесла она, слегка наклонив голову.
– И мы приветствуем тебя, о Афина, мудрая дева-воительница, покровительница ремесел и тех, кто защищает родные очаги, – так же вежливо ответила я.
– Спасибо на добром слове, богоравная Анна, – кивнула Афина, на секунду задержав на мне взгляд своих серых внимательных глаз, – надеюсь, что путь твой к бессмертию будет легок и не слишком тернист. Там, где мужчины действуют силой, мы, женщины, должны применять мудрость и доброту.
Ага, если мудрости у Афины не отнять, то доброта ее в шлеме и с копьем – так сказать, в полном вооружении. Мы уж как-нибудь пойдем другим путем, и наша доброта не будет столь брутальной, как у этой величественной леди.
Потом взгляд Афины упал на стоявшую рядом со мной светловолосую Лилию.
– Богоравным героем, Лилия, – назидательно сказала она, – этот смертный был и до нас. Порвать голыми руками на куски вооруженного Ареса – такое не удавалось даже Ахиллу, поразившему этого нахала копьем в не прикрытое асписом* бедро. И не надо говорить, что примененный им прием был нечестным. Когда безоружный выступает против вооруженного, то любой прием можно считать честным, даже рессору от трактора Беларусь, как это утверждает Гефестий, пусть даже мне и неизвестно, что такое рессора…
Гефестий хихикнул – уж больно серьезный был у Афины в этот момент вид. А я еще раз поставила себе в памяти зарубку о том, что Гефестий явно лазил в наш или очень похожий миры, откуда и вынес этот образчик пошловатого телевизионного юмора. Афина бросила на Гефестия испепеляющий взгляд, потом снова величественно выпрямилась.
Примечание авторов: * аспис – круглый щит пешего тяжеловооруженного воина-гоплита.
– Смертный, победивший Ареса в честном бою, – торжественно произнесла она, – получает оставшиеся его бесхозными божественную силу, бессмертие, копье, аспис, ксифос, шлем и доспехи…
После этих слов Афины марево, дрожащее над мертвым телом Ареса, придвинулось к тяжело дышащему Серегину (который вопреки предсказанию Ники все же изрядно вспотел), облекло его будто плащом, и, как вода в песок, впиталось в тело. Еще немного – и процесс наделения Серегина свойствами древнегреческого бога был завершен. При этом тот ничуть не изменился внешне, ведь гипертрофированная мышечная масса и угрожающие размеры нужны только тому, кто тщеславный блеск ставит выше практической эффективности.
– Приветствую тебя, мой новый собрат, – торжественно произнесла Афина, обращаясь к Серегину, – возьми копье, шлем, ксифос и аспис Ареса, и займи его место среди нас.
Капитан Серегин Сергей Сергеевич.
А ху – не хо?! Я уже Гермесию сто пятьдесят раз повторил, что меня не интересуют все эти местные божественные прибабахи, и я не претендую ни на место Зевсия, ни на место Ареса, ни на место самого главного местного героя, победителя всего, что шевелится. И эта Афина стоит улыбаясь – думает, что сейчас я кинусь ей в объятья с криком: «Финочка, я весь твой – делай со мной что хошь!». И не ощущаю я в себе ничего такого божественного, типа возможности метать молнии, испепеляющие тысячи врагов.
Возможно, что весь бог войны как таковой – это всего лишь патологическая жестокость, безумная ненависть, страх и ужас, которые Арес проецировал на своих адептов, побуждая их к массовым немотивированным убийствам. Нафиг мне такую силу – ведь этим можно и заразиться. Не хочу категорически – такой набор не свойственен российскому спецназу. Мы, наоборот, предназначены для искоренения всего этого ужаса, а не для того, чтобы он расползался по мирам словно проказа. Нет, пусть лучше Афина вручит эту силу кому-нибудь другому, а я постою в сторонке и посмотрю, как будет выглядеть этот их «Арес – не Арес».
Кстати, эти же чувства жестокости, ненависти, страха и ужаса он обращал и на свою семью, беспощадно лупцуя безответную жену за то, что было ее профессиональными обязанностями. Ведь знал же, на ком женился, и все равно бил эту Афродиту-Венеру смертным боем за то, что она и грехом-то не считала. Вот и довыеживался до того, что оказался лежащим на земле со свернутой шеей. Сначала я не хотел его убивать, а потом подумал, что другого выхода нет и, оставаясь в живых, Арес будет представлять серьезную угрозу для нашего отряда.
Решение было принято молниеносно. Если бы этот гад с самого начала отбросил оружие и пошел на меня в рукопашную, то я бы еще колебался. А так никаких сомнений не было. Немного подправив рисунок поединка, я свернул этому мерзавцу шею, чувствуя себя правым. А вот нечего было избивать женщин, с которыми ты спишь, и которые рожают тебе детей – и все тут. Теперь же Афина предлагает мне занять его место…
– Погоди, Серегин, – услышал я в своей голове голос Птицы, и понял, что кое-что божественное ко мне все-таки перешло. Например, возможность разговаривать со своими новыми коллегами без слов, одними мыслями. Слова Птицы прозвучали четко, будто она говорила их мне прямо в ухо.
– Годю, – так же безмолвно ответил я, сам удивляясь тому, как легко это у меня получилось.
– Значит, так, – мысленно произнесла Птица, – сейчас подойдет отец Александр и мы втроем будем эту Афину… Как это у вас называется?
– Потрошить, – подсказал я, и тут же добавил, перехватив не очень аппетитную ассоциативную картинку из сознания Птицы, – то есть допрашивать с целью получения полной и всеобъемлющей информации, а не то, что ты подумала. Кишки – они обычно скользкие и вонючие, и копаться в них у меня нет никакого желания. Кстати, Афина или Гермесий никак не могут подслушать наши с тобой разговоры?
– Нет, – откликнулась Птица, – мы с ними общаемся – как это говорится – на разных волнах, и поэтому, когда я разговариваю, к примеру, с Гермесием, мне обязательно необходимо переходить на голос. А в чем, собственно дело?
– А в том, – ответил я, – что это незапланированное наследство Ареса означает новый виток интриги, от которого мы в нашем нынешнем положении не можем просто так отмахнуться.
– Сам виноват, – отрезала Птица, – не надо было тебе убивать этого Ареса. Дал бы ему хорошего пинка для ускоренного покидания нашего лагеря, и все было бы нормально. А сейчас будь добр играть в ту игру, которую сам же и затеял. И не забудь, что нам еще Нику и мадмуазель Елизавету надо инициировать, за штурмоносцем смотаться, разобраться с Гретхен и посланницей Кибелы, а не ублажать Афину, чтобы она не доставала нас со своими интригами по смене власти на Олимпе, где из-за твоей торопливости сейчас тоже все гудит, как растревоженный улей. Одной Геры было бы вполне достаточно, а там еще и Аполлоний с Артемидой, из комплота которых на выход намылилась Афина. Ты давай не теряй пока время, подбери с земли все Аресовы атрибуты. Ну, там, щит, меч, копье, шлем… Надо будет посмотреть – что из них бутафория, а что действительно являются ключами к силе. И, если что, ты сразу не буянь и молниями не сыпь. К таким вещам привыкать надо постепенно.
Да уж, раскритиковала меня Птица по полной программе, и поручений надавала тоже. Но я все же был вынужден признать ее правоту, а потому пошел собирать разбросанные во время нашей драки причиндалы Ареса. Тяжелее всего было с копьем, которое, запущенное со всей дури, улетело в самую гущу колючих кустов, и никак не желало оттуда вылезать. Потом я плюнул, подобрал меч, которым меня чуть не зарезал Арес – хорошую такую железку с синеватым листовидным лезвием длиной сантиметров семьдесят, надел на правую руку наруч, и прорубил себе дорогу в колючих кустах. Варварство, конечно – использовать древнегреческий ксифос словно латиноамериканское мачете. Или это уже не мои мысли, а те, что остались от Ареса в унаследованной мной магической оболочке? Но это уже неважно.
Пока я всем этим занимался, на поляне нарисовались отец Александр и Колдун, и тут сразу стало тесно и шумно, как на афинской агоре во время народного собрания. Тоже, кстати, явно не мои мысли, ибо никогда я не бывал в Афинах, особенно в древних.
Афина, между прочим, сразу признала того, кто стоял за спиной отца Александра, правда, вела себя при этом иначе, чем Гермесий – не паясничала и не пыталась отговориться склерозом. Как я понял, никаких трений в прошлом между Афиной и Отцом не было, и разговор между ними сразу пошел в деловой и дружественной обстановке. При этом Гермесий и Гефестий благоразумно помалкивали. Тем временем мы с Птицей и Колдуном занимались тем, что разбирали и тестировали Аресов хабар, то есть: копье с листовидным наконечником, меч-ксифос, щит-аспис, глухой коринфский шлем из черной бронзы и бронзовую же кирасу. Все грубое, массивное, тяжелое и неудобное. А шлем и кираса еще и на несколько размеров больше, чем надо. Хотя Гефестий предложил, что стоит мне только захотеть, и он подгонит доспех мне по размеру. Я не захотел. Надев на себя все это барахло, я стану просто ряженым – нет уж, пусть лучше каждый останется при своем. Мне больше приличествует бронежилет и автомат, чем копье и щит.
Единственное, что мне понравилось из всего барахла – это меч-ксифос – хищное стальное совершенство (кстати, судя по качеству стали, явно тевтонской работы), одинаково хорошо годное как для рубящих, так и для колющих ударов – с удобной хваткой рукоятью, обтянутой шершавой кожей какого-то зверя. В гарду с обеих сторон и в навершие рукояти были вставлены рубины глубокого красного цвета. Колдун, правда, сказал что никакие это не рубины, а благородная шпинель – камень с несколько иными магическими свойствами, чем у рубина…
Колдун мне популярно объяснил, что, пока он не найдет и не перенастроит на меня ключ, который обязательно должен находиться среди атрибутов, то я не смогу по-настоящему принять доставшееся мне наследство. Это как с машиной – пока у вас нет ключа, вы можете делать с ней все что угодно, кроме самого главного – завести и поехать. Вот камни на рукояти меча как раз и оказались теми самыми ключами, причем сразу тремя. Один, который был вделан в навершие рукояти, отвечал за личные способности Ареса. С его настройкой Колдун возился особенно долго, при этом даже вспотев и побелев, поскольку там было что удалять и подправлять. Камни, вделанные в гарду, были множеством связей соединены как между собой, так и с камнем на рукояти. Они отвечали за боевые возможности своего владельца (этот камень с самого появления Ареса на нашей стоянке был заблокирован отцом Александром), а также за внезапные и мгновенные перемещения своего владельца как внутри этого мира, так и в междумировом континууме.
Но учиться божественным боевым искусствам или перемещению между мирами можно только под руководством опытного и надежного инструктора, которого среди нас пока не наблюдалось. А то разнесешь нечаянно себя и ближних на куски, или загремишь куда-нибудь в тартарары, что и костей потом не соберешь. Короче, как завещал великий Ленин – «учиться, учиться и еще раз учиться».
Хотя я очень рад, что настоящим божественным атрибутом действительно оказался так понравившийся мне меч, а все остальные доспехи можно оптом сдать Гефестию как бронзовый металлолом. А этот меч мне еще послужит, как и его ножны и прилагающийся к ним красивый наборный пояс. Отличная закаленная сталь, держащая заточку, хороший баланс и удобный хват. А вделанные в рукоять и гарду камни не мешают мне пользоваться мечом по его прямому назначению.
Личные переговоры отца Александра и Афины-Паллады
– Так, – сказала Афина, отступив на полшага и переложив копье из руки в руку, – старый плут был прав – это действительно ты, дядя…
– Прав, прав, – проворчал, выглядывая из-под правой руки Афины Гермесий, – я всегда прав, не надо в этом сомневаться.
– Цыц, плешивый! – шикнула Афина на Гермесия и, надев на лицо приветливую улыбку, снова обратилась к отцу Александру, – ну что же, дядюшка, приветствую тебя. Давненько мы не виделись, почти с тех самых пор, когда ты загнал нас всех в эту дыру.
– Приветствую тебя, Афина, – ответил тот, кто говорил голосом своего адепта, – я тоже рад тебя видеть. Хочу напомнить, что, загнав вас, как ты выразилась, в эту дыру, я спас ваше семейство от развоплощения и превращения в мелких демонов. Сама ведь знаешь, что тогда там, наверху, ваше время подошло к концу, и люди обратились к новым богам и новым идеалам. Это сделало ваше существование там в прежнем качестве просто невозможным.
– Они обратились к тебя, дядя, – Афина произнесла это нейтральным тоном, но оттенок обиды все же прозвучал в ее голосе, – и именно ты, вместе с несколькими ренегатами, ставшими твоими апостолами, снял с этого процесса все пенки, сливки и прочую сметану, как утверждает наш штатный плут Гермесий.
– Это было неизбежно, – ответил отец Александр, – если бы ваше семейство осталось там, среди соблазнов верхних миров, то оно с легкостью уничтожило бы и себя и всех, кто еще продолжал верить в олимпийских богов. И тогда вас вспоминали бы не как прекрасных и романтических существ, человекоподобных и понятных, а как ужасных демонов, разрушающих все, к чему они прикасаются, как Ваала и Тиамат. И тогда у человечества не было бы ни идей гуманизма, ни эпохи Возрождения, ни много чего еще, что составляет основы большинства современных цивилизаций в верхних мирах.
– Да, наверное, оно так и есть, – кивнула Афина и легкая морщинка пролегла между ее бровей, – Афродита и Гермесий мне много чего рассказывали о том, что происходит в верхних мирах. Но я не знала, чему верить, а чему нет. Ведь Гермесий у нас известный плут, а Афродита настолько легковерна, что ей может заморочить голову любой красавчик. Но и здесь у нас все не так уж благополучно. Половина семейства, только дай им волю, рванет в верхние миры, пусть и на правах обычных демонов или духов явлений. А вторая половина тут же сцепится между собой в ожесточенной схватке за власть, точнее, за ее вечно ускользающий призрак, поскольку настоящей власти среди олимпийцев нет и никогда не было. Это не то что у тебя, дядя, где царит жесткая, почти военная дисциплина.
Отец Александр покачал головой и произнес:
– Убрав вас из верхних миров, я всего лишь замедлил процессы уже начавшегося в вашей семье распада. Или ты скажешь, что еще тогда Аполлонус не планировал устроить переворот и, сместив Зевсия с поста верховного бога, править вместе со своей сестрой Артемидой?
– Да, – кивнула Афина, – ты прав. Он это планировал. И в этом случае половина семьи была бы на его стороне, половина на стороне законной власти, в силу чего разразилась бы такая семейная междоусобица, которая могла бы полностью уничтожить наше семейство. Но сейчас дело зашло еще дальше…
– Знаю, – сказал отец Александр, – существуют три группы: Геры, Аполлонуса, твоя и стоящей наособицу Кибелы. Покойный Арес, хоть и официально считался нейтралом, но оказывает скрытую силовую поддержку своей матери, и ее позиции в связи с его смертью сильно пошатнулась…
– Более чем сильно, – подтвердила богиня мудрости и справедливой войны, – они пошатнулись настолько, что Аполлонус в любой момент может начать действовать. Он уже несколько раз зондировал почву насчет моей позиции в этом вопросе. Но я не отвечая прямо ни «да» ни «нет», давая понять, что буду верна законной власти, что бы ни подразумевалось под этими понятиями. Но теперь терпение Аполлонуса может лопнуть, и он, вместе со своей сумасшедшей сестрицей начнет убивать всех, кого заподозрит в нелояльности. Да и Гера тоже может слететь с резьбы, и после смерти любимого сына обозлиться на весь мир. Правда, каким-нибудь оводом тебя, дядя, не проймешь, ты, чай не корова Ио. А для настоящей войны по всем правилам кишка у Геры все же тонковата.
– Хм, – задумался священник, – и в самом деле, Афина, возможно, что все будет именно так. Тогда единственно, что я могу сделать – это пригласить в наш лагерь всех, кто считает, что его существование под угрозой, и дать им свою защиту. По крайней мере, до тех пор, пока все вокруг не устаканится, и на троне Верховного бога не воссядет тот, кто наиболее этого достоин.
– Хорошо, – кивнула та, – я согласна с твоим предложением, но хочу спросить – не значит ли это, что ты сам назначишь преемника несчастному Зевсию?
Отец Александр даже отпрянул от Афины.
– Ни в коем случае! – воскликнул он, – преемника Зевсию изберете вы сами из числа наилучших и многоопытных. Если бы у Аполлонуса была бы хоть капелька ума и немножечко терпения, он получил бы все, но без бунта, крови и убийств, просто потому, что при всем богатстве выбора другой альтернативы просто нет.
– А теперь будет? – с интересом спросила Афина.
– Теперь будет.
– Понятно, – удовлетворенно кивнула богиня, – на место Зевсия ты хочешь посадить своего человека, того самого, которому я так опрометчиво передала наследство Ареса. Остается только надеяться, что это будет добрый господин…
– Если ты сама ему об этом скажешь, – рассмеялся отец Александр, – то он в дальнейшем будет разговаривать с тобой только матом и исключительно на повышенных тонах. Для них, уроженцев верхних миров, ссылка в эдакой дыре хуже любого наказания, и они категорически не желают оставаться здесь ни на каких условиях. Тебе придется изобретать что-нибудь еще, но капитан Серегин не пойдет работать у вас верховным богом. Он и обычным-то богом быть не очень хочет, ибо считает, что это только отвлечет его от выполнения главной цели.
– Да, – дева с копьем ненадолго замолчала, – к сожалению, подаренное уже невозможно вернуть назад. Так что пусть остается с особыми способностями и даже бессмертием. Если бы не твое заклинание, которое разом сделало нас перед вашими людьми такими же, как и обычные смертные, то Арес стер бы его в порошок. Просто он давно отвык драться по-настоящему, отчего и пострадал. Но суть все же не в этом, дядя – я не вижу среди нас достойного, способного претендовать на трон. В таких условиях и в самом деле пойдешь на поклон к этому негодяю Апполонусу, чтобы он правил нашим семейством, владел им и решал вопросы жизни и смерти. Все бы хорошо, только вот его сестрица Артемида жизни потом никому из нас не даст, и со свету сживет.
– А ты сама? Всем ведь хороша богиня Афина: и мудра, и сильна, и добра…
– Издеваешься? – гневно прошипела та, – вы, мужские шовинистические свиньи, никогда не потерпите над собой верховенство женщины, пусть даже она будет выше вас на две-три головы. Вся моя мудрость, сила и доброта отступает перед предрассудками, что главой клана может быть мужчина и только мужчина. Хуже того – едва только я стану верховной правительницей, как мне в волосы тут же вцепятся все наши бабы, готовые вытерпеть над собой любого мужика, лишь бы ими не правила женщина, которую они просто не в состоянии признать красивее, умнее и интереснее себя.
– Да… – сказал священник, задумчиво оглаживая бороду, – тяжелый случай. Как ты думаешь, Афина, готовы ли они, члены вашего семейства, принять тебя в качестве регента вашего будущего правителя? Пока он родится, пока подрастет и войдет в разум, пока то да се – править от его имени будешь только ты, и никто иной.
– Постой, дядя, – Афина в удивлении приподняла брови, – какой такой будущий правитель, когда он должен родиться и у кого? Почему я об этом ничего не знаю?
– Будущий верховный правитель этого мира, – произнес отец Александр, сделав интригующее лицо, – должен родиться примерно через девять месяцев у тебя, Афина, и капитана Серегина.
– Что?! – вскричала дева-воительница, – да как такое вообще могло прийти тебе в голову, любезный дядюшка?! Никогда и не за что я не лягу ни с одним мужчиной, никогда и ни за что не буду рожать детей, да хоть ты обсыпь меня золотом и предложи должность владыки Вселенной! Ни в коем случае, я сказала – ведь это больно, противно и очень унизительно!
Глаза богини сверкали, щеки пылали, грудь ее вздымалась от возмущения, оживляя складки одеяния – и выглядела она в этот момент, как ни странно, очень соблазнительно…
– Вовсе это не противно и не унизительно, а даже приятно и восхитительно, – раздался позади Афины голос проснувшейся и протрезвевшей Афродиты, как раз в этот момент завязывавшей пояс на хитоне. – Ничего ты, дорогуша, не понимаешь в радостях жизни! Когда тебя обнимает мужчина, а еще лучше два или три, то ты чувствуешь, как улетаешь куда-то вверх на крыльях неземного блаженства! А ты так сопротивляешься! Вот зря – уж поверь мне, а я это точно знаю… – тут она обвела томным взглядом окрестности, приоткрыв в полуулыбке свой чувственный рот. – Дайте мне этого Серегина, и я проведу с ним самую восхитительную ночь в жизни, и пусть после этого Арес проваливает прямо к воронам*!
Примечание авторов: * проваливай к воронам – древнегреческий аналог нашего «иди к черту».
Афина с удивлением посмотрела на легкомысленную коллегу.
– Собственно говоря, – проворчала она, – твой Арес уже провалился – и не к каким-то там воронам, а прямо в Тартар. Не далее чем полчаса назад твой муж явился сюда с превеликим желанием задать тебе трепку за твое развратное поведение. Он был ужасен и изрыгал страшные проклятия, думая, что они здесь хоть кого-нибудь сумеют напугать. Но Серегин не испугался и жестом показал Аресу, что он с ним сделает, если тот не заткнется и не уберется восвояси…
Грозная дева явно воодушевилась, вспоминая подробности происшествия, и теперь уже вдохновенно вещала своим могучим, хорошо поставленным голосом:
– Тогда твой муж озверел и кинулся на Серегина сперва с копьем, а потом и с мечом. Но был им жестоко бит в честном кулачном бою и обезоружен. Потом Серегин, избив твоего мужа ногами, оседлал его, как всадник оседлывает лошадь, и одним движением своих могучих рук свернул ему шею, словно барану, после чего Аресу ничего не оставалось, как идти и договариваться с Хароном о своей последней поездке на тот берег Стикса. Сейчас он, должно быть, уже бредет по полю, полному асфоделей, утрачивая последние остатки земной памяти, которой у него и так-то было немного. Я тебе официально заявляю, что, поскольку Арес бросился на безоружного Серегина с копьем и мечом, то тот имел полное право совершить над ним возмездие, и отправить на суд прямо к Аиду. И теперь никто – ни ты, ни его мать Гера – не можете объявить Серегину вендетту и преследовать его по закону.
– Ну, туда ему и дорога! – звонко воскликнула богиня любви, взмахнув рукой, словно отметая все то, что связывало ее с покойным мужем, – в Тартаре ему самое место! Лучше быть вдовой, чем женой такого морального урода! Ты лучше скажи – что, действительно, Серегин дрался с ним и победил, защищая меня, или ты это сказала только для красного словца?
Афродита-Венера смотрела на Афину с таким радостным нетерпением, что та поспешила ее заверить, что все это на самом деле правда:
– Да, именно так – Серегин дрался с Аресом, защищая тебя, и делал это так умело, что я отдала ему в наследство оставшуюся бесхозной после Ареса божественную силу, бессмертие и все атрибуты бога войны. Только ему все это, как оказалось, не очень-то и нужно.
– Извини, подруга, – воскликнула зеленоглазая ветреница, – ты сообщила мне очень важную новость, и теперь я должна бежать и горячо поблагодарить моего защитника за оказанную мне услугу… Заодно помянем бедолагу Ареса, будь он неладен. Ну, пока….
– Вот, – сказал отец Александр, едва только вихрь под названием Афродита-Венера отнесло за пределы прямой слышимости, – как видишь, Афина, богиню довольно высокого ранга, желающую понести от Серегина, найти очень несложно. Достаточно просто свистнуть. Вдобавок к темпераментной Афродите мы можем привлечь к вынашиванию преемника Зевсия даже богинь из враждебного нам лагеря, пообещав им за это дело хотя бы частичное прощение и сохранение жизни. Та же Гера или Артемида вряд ли откажутся от такого предложения, особенно если альтернативой ему будет полное развоплощение. Только вот будущий верховный бог в таком случае не будет иметь твоей мудрости, выдержки и спокойствия, а унаследует, если от Геры – ревность и страсть к интригам, если от Артемиды – патологическую злобную обидчивость, если от Афродиты – легкомыслие и распутность. И тогда даже твое регентство мало что сможет сделать, потому что преемник Зевсия с самого рождения будет – как бы это сказать – второсортным, если не хуже.
Дева с копьем задумалась. Было видно, что ее зацепили за самое больное место подобного рода людей (существ) – чувство долга, и тяжкий груз ответственности за все, что она смогла совершить за время своего существования, и за все, что не смогла.
– Хорошо, дядя, – сказала она, – скажи мне, когда и где это произойдет, и я подготовлюсь к этому и соберусь с духом. Ты точно уверен, что это не будет очень больно и противно, и что мне не придется потом пожалеть о принятом решении?
– Не придется, не придется, – устало произнес адепт Всевышнего, – случится это еще не завтра или послезавтра, Афродита вполне успеет тебя ко всему подготовить – так сказать, морально и физически. А я предупрежу Серегина – он опытный любовник, и встреча с ним на любовном ристалище, надеюсь, тебе даже понравится. А пока я приглашаю тебя присоединиться к нашей компании – чувствуй себя как дома, но все же не забывай, что ты в гостях. Это я тебе говорю потому, что некоторые обычаи обитателей верхних миров могут показаться тебе странными, если не более. Но при всем при этом ты должна вести себя прилично, сдерживать свои эмоции и не стесняться задавать вопросы.
Анна Сергеевна Струмилина
Пока отец Александр беседовал с Афиной, а Димка вместе с капитаном Серегиным с увлечением копался в брякающем барахле, доставшемся тому в наследство от покойного Ареса, я с интересом разглядывала новую Асину подружку. Не мое это – всякого рода железки и политические интриги – мне куда интересней живые люди (или боги) с их страстями, желаниями, радостями и печалями. Что же касалось Лилии, то такой богини ни в греческом, ни в римском пантеоне я что-то не помню… Известный всем стреломет Эрот, богиня счастливого брака Гармония и Антэрос – ужасный бог неразделенной любви были, а вот ни о какой Лилии я и не слыхивала.
– Меня действительно тогда еще не было, уважаемая Анна Сергеевна, – раздался у меня в голове спокойный голос девочки, в котором, однако, угадывались не очень радостные чувства, – я родилась у моей мамы уже здесь, в этом нижнем мире. Я не знаю, кем является мой отец… Этого не знает даже моя мать – за девять месяцев до того она, как рассказывал дядя Гермесий, вместе с ним ударилась в такой отчаянный загул по верхним мирам, что потом сама не помнила ни того, где побывала, ни тех мужчин, с которыми спала. Сам Гермесий в это время занимался примерно тем же самым, щедро разбрасывая свое семя среди тамошних женщин, и потому он тоже не может помочь мне с установлением моего второго родителя. Было это почти тысячу ваших лет назад, но я до сих пор остаюсь девочкой-подростком, потому что таков мой истинный облик.
– Если это было почти тысячу лет назад, – ответила я, – то, скорее всего, тот мужчина давно уже умер, и прах его развеян ветрами времени.
– Да нет, – с некоторой досадой возразила юная богиня, – этого не может быть. Если бы мой биологический отец был простым смертным, каких миллионы в любом верхнем мире, то и я родилась бы полукровкой, не имела бы божественной власти, и не обладала бы бессмертием. А так как я настоящая богиня, то и мой отец тоже должен был быть или местным богом, или, как минимум, демоном, которые по своей сути очень близки к нам, античным богам. Давно уже установлено, что к моему рождению не причастен никто из наших богов, так что отца я вынуждена искать на стороне. Ведь и внутри твоей странной коротковолосой подруги, одетой так, как одеваются мужчины у длинноштанных варваров, скрывается ужасная демоница, чей удел – огонь, смерть и разрушения. Я так хочу найти своего истинного отца и посмотреть ему в глаза, потому что с самого рождения видела в своей семье от Ареса только презрение и оскорбительное пренебрежение. Да и мама тоже больше думала не о своей дочери, а о том, как улизнуть из дома и найти очередного любовника. В последнее время она стала совсем неразборчива. Теперь, когда Серегин освободил нас с мамой от тирании Ареса, наверное, я переосмыслю свои поиски, назначив своим почетным отцом именно этого достойного человека.
– А как насчет того, – полюбопытствовала я, – что капитан Серегин носит длинные штаны и, по вашим эллинским понятиям, является самым настоящим варваром?
– Это все предрассудки, – ханжески вздохнула Лилия, – а на самом деле это не имеет никакого значения. Тевтоны вон тоже являются длинноштаными варварами, и к тому же являются нашими заклятыми врагами, однако это не мешает некоторым представителям нашего семейства вступать с ними в неофициальные сношения, обмениваясь информацией, товарами и даже рабами.
«Бинго, – подумала я, на мгновенье отключив мысленную связь, – возможно, известие о том, что некоторые боги сносятся с тевтонами, будет очень интересна Серегину или отцу Александру… Любопытная информация и, несомненно, очень полезная. И вообще, эта Лилия очень напоминает мне и Асю, и Яну, и еще некоторых девочек из того детдома, отдыхавших в нашем лагере. Такая же много раз слышанная мною история о выпивающей и гулящей матери, и о муже-тиране, пытающемся вколотить в нее правила приличия с помощью своей тяжелой руки. Вот поди ж ты – и среди богов то же самое, что и в нашем мире… Выходит, боги тоже плачут… – я живо представила себе несчастную, всеми брошенную Лилию, рыдающую в уголке в то время, как свирепый Арес в своем божественном неистовстве „наказывал“ ее мать за гулянки, – бедная Афродита-Венера и бедная Лилия, что бы они делали, если бы Серегин не оторвал голову этому чудовищу – наверное, маялись бы еще лет так с тысячу, если не больше…»
Я поежилась, и слезы подкатили к моим глазам – всегда мне было до боли в сердце жаль таких детей, ведь они ни в чем не виноваты, и не должны отвечать за поступки родителей… Я смотрела на девочку-богиню – и видела просто одинокого ребенка, нуждающегося в любви и защите, мечтающего о благородном отце, который бы пришел, обогрел и прикрыл от всех невзгод… И мне захотелось обнять ее и утешить, и дать ей хотя бы немного тепла и заботы… И совершенно неважно, что этому созданию стукнула уже добрая тысяча лет – здесь, в этом мире, ко мне стало приходить понимание, что наши мерки и представления не стоит применять к его обитателям.
– Да, Анна Сергеевна, – сказала вслух Лилия растроганным голосом, – и я вас тоже очень люблю. Вы, а особенно ваши девочки, такие милые и чистые, что мне хочется остаться с вами подольше для того, чтобы лучше узнать и вас, и их.
– Конечно же, оставайся, Лилия, – ответила я, погладив девочку по голове, – мы всегда будем тебе очень рады, тем более, что твоя мама, кажется, тоже не собирается никуда уходить, как и тетя Афина.
– Тетя Афина – ужасная снобка, – серьезным голосом сказала мне Лилия, после чего они вместе с Асей с визгом бросились мне на шею, и принялись обнимать меня и целовать. Вскоре к ним присоединилась и мокрая как цуцик, только что выскочившая из речки Яна, тоже выразившая бурные эмоции в адрес своей новой подружки. Немного меня потискав, все девочки извинились и, сбившись в стайку, унеслись обратно на берег. Яне и Асе нужно было еще одеться перед завтраком, а Лилия не могла наговориться со своими новыми подружками. И теперь я воспринимала ее уже не как постороннюю и не как местную подопечную, а как одну из моих девочек, о которых я должна заботиться и которых обязана воспитывать. Что ж, никакой особой беды я в этом не вижу.
Капитан Серегин Сергей Сергеевич.
Завтрак, последовавший за всеми событиями этого утра, прошел в деловой, но несколько настороженной обстановке. Наши предыдущие приемыши, включая тевтонку Гретхен и посланницу Кибелы Агнию, настороженно разглядывали двух богов и трех богинь, чинно рассевшихся рядком и дружно уминающих из керамических мисок вчерашнюю гороховую кашу с бараниной. Типа – никогда такого не было и вот опять! Особенно умильно выглядела светловолосая девчонка по имени Лилия, время от времени о чем-то перешептывающаяся с Матильдой и бросающая в мою сторону оценивающие взгляды. Как мне успела шепнуть Птица, эта Лилия – на самом деле богиня первой подростковой любви, несчастное существо, дочь Афродиты от какого-то неизвестного, а не от законного мужа, и что Арес, бывало, поколачивал эту хрупкую девочку, которую, кажется, может переломить даже порыв ветра. Когда все прекратили бегать и кричать, она подошла ко мне и, уперев глаза в землю, сказала:
– Спасибо вам, Сергей Сергеич, от меня и моей мамы за то, что вы спасли нас от этого тирана и вернули в нашу семью радость и покой. Я бы очень хотела, чтобы мой неизвестный папа был похож на вас, и чтобы он был такой же сильный, умный и добрый. Вы не смотрите, что моя мама такая легкомысленная. Она не всегда была такой, во всем виноват злодей Арес, который заставлял ее искать свое счастья на стороне. На самом деле она добрая и отзывчивая, и очень любит детей. Но еще больше она любит мужчин, и это ее беда, а не вина. И не надо ее за это осуждать, пожалуйста.
Произнеся эту трогательную речь, Лилия скроила умильную мордочку, присела в реверансе и как-то незаметно исчезла из поля моего зрения. Ну, богиня ж, ептить!
За завтраком, когда мы сидели все вместе и ели кашу, и я обратил внимание, что девочка-богиня действительно распространяет вокруг себя какой-то романтический флер – и «наши» дети, и местные подростки пребывали в какой-то мечтательности, то и дело бросая на нее задумчивые взгляды. И Лилия была хороша – она улыбалась нежно и загадочно, словно думала о чем-то приятном, и из глаз ее исчезла та грустинка, что еще утром, во время ее страстной благодарственной речи, там присутствовала. Я заметил, как сильно Лилия похожа на мать, разве что волосы у нее светлые, а не цвета воронова крыла. А так – чистая копия: такой же нежный овал лица, такие же зеленые глаза с поволокой и очаровательные ямочки на розовых щеках.
Кстати, и ее мама со вчерашнего вечера весьма заметно изменилась. Без косметики, трезвая и выспавшаяся, она выглядела куда привлекательнее, чем та пьяная и разбитная бабенка, которая посетила нас вчера вечером. Однако от этой ее идеи – в благодарность за убийство Ареса провести вечер в моей постели – меня до сих пор бросает в дрожь. И даже не знаю, почему.
Лилия, кстати, тоже посматривает на меня с явным интересом, но, к счастью, не с таким, как у Матильды. Смотрит так пытливо и серьезно, свесив голову набок – словно примеряет, подойду ли я ей в приемные отцы. Вот это правильно – удочерить я их готов всех троих. Поговорила бы эта Лилия с Асей (богиня она или не богиня, в конце концов?) убедила бы ее, что пусть она тоже будет мне приемной дочерью, а свою первую любовь ищет среди парней более подходящего ей возраста. Вот второй пацан – кажется, его зовут Митька – чем он плох? Я даже сейчас не вспомню, какой позывной мы дали ему в самом начале. Не знаю почему, но этому Митьке занятия по душе и по плечу в нашей команде пока не нашлось. А жаль.
Кстати, это могло случиться как раз и потому, что, будучи склонным к военной службе, он безропотно переносит все тяготы и лишения нашего похода, при этом тянется к моим ребятам, оружию и всяким стреляющим железкам – короче, туда, где ему пока явно не место. Совсем не место, ибо не испытываем мы такого недостатка в бойцах, чтобы ставить строй двенадцатилетних мальчишек. Чай, не партизанский отряд в глубоком тылу врага, хотя и определенное сходство прослеживается. Кстати, вспомнил я его позывной – Профессором окрестили. Может, взять мне этого Профессора к себе вторым посыльным-ординарцем вместе с Матильдой? И на виду будет, и поближе к своей зазнобе, по которой явно сохнет. Да, это хорошая идея. Немного божественного промысла – и все сойдется самым наилучшим образом… Только помоги мне, Лилия, чуть-чуть…
Может, мне показалось, а может, и правда – в глазах девочки-богини, задержавшей на мне свой взгляд, зажегся огонек понимания, и она даже вроде бы едва заметно кивнула мне… Но, скорее всего, мне это лишь показалось.
Ну ладно, об этом я подумаю потом, а сейчас уже нужно готовиться к инициации Кобры и мадмуазель Волконской. Да и мне Колдун тоже обещал после завтрака кое-что доделать. Не стоит забывать, что он пока всего лишь ребенок, а важных дел у него как у троих взрослых мужиков вместе взятых. Жалеть его надо, холить и лелеять.
Кстати, Афина вызвала слуг, именуемых куретами, и через них вернула труп Ареса Гере и Зевсию, так что хлопот с его похоронами у нас не будет. Зато, скорее всего, будут хлопоты с обезумевшей Герой и впавшим в маразм Зевсием. Но это уже потом, после трехдневного траура. А сейчас, чтобы к моменту кульминации кризиса оказаться во всеоружии, поиск штурмоносца мадмуазель Волконской становится для нас первоочередной задачей.
Ася, она же Асель Субботина, она же «Матильда».
Моя новая подруга – это просто класс! Настоящая богиня. К тому же не просто богиня, а вся своя в доску. И все с полуслова понимает – у самой мать алкашка и гулящая (как и у половины моих подруг), а отец дубасит их смертным боем (как у второй половины). Но теперь он никого дубасить уже не будет, потому что мой Серегин взял и оторвал ему голову. Совсем оторвал, к чертовой матери, обратно не приставишь. Крутой у меня жених, слов нет.
Кстати, узнали бы девчонки в детдоме о том, где я сейчас, что делаю, о моем будущем муже, о моей новой подруге – на месте бы от зависти повесились, выпили йаду и убились апстену. Не светит им ничего такого – и все тут. Это я такая везучая, особенная и замечательная. Я, и еще немного Янка. А мальчишки такие задавалы, особенно Димка. Колдуном он, понимаешь, оказался. Димка туда, Димка сюда, Димка с отцом Александром, Дима с Анной Сергеевной, Димка с Серегиным… И везде он важный, нужный и полезный, аж я не могу. Ну и что, зато у меня теперь в лучших подругах ходит богиня, мы с ней разговариваем и вообще советуемся по поводу личной жизни. Вот так-то.
Кстати, ей тоже нравится Серегин, но не как мужчина, а как возможный приемный отец. Ха, губа не дура – от такого папаши не отказалась бы ни одна девочка в нашем детдоме, который мы иногда называем просто «дурдомом» – такие в нем царят интересные нравы. И мне Серегин тоже нравится как отец. Но все же мне кажется, что быть его женой, пусть даже и будущей, куда интереснее, чем просто дочкой. Дочек таких у него может быть много, хоть целый батальон, а жена только одна.
Лилия говорит, что жен у мужчины, особенно у такого крутого, как Серегин, тоже может быть очень много, а еще больше у него может быть любовниц, наложниц и просто случайных встречных, мимоходом опрокинутых в стог сена. А вот любимая дочка – это любимая дочка, и он ее всегда будет холить и лелеять. И что мне лучше обратить внимание на мальчика моего возраста, который на самом деле тоже Серегин, но только еще маленький. Не знаю… Конечно, это все так, и я еще подумаю над Лилиными словами, но все-таки мне хочется Серегина, ведь я уже построила в своем воображении воздушные замки для нас двоих и украсила их надлежащим образом.
Кстати, Лилия действительно оказалась самой-самой пренастоящей богиней. Не в смысле того, что ее родила Афродита от какого-то другого залетного бога, а в смысле, что она оказалась способна творить чудеса. Дело в том, что у нашей Яны от рождения сильно искривленный позвоночник и поэтому она ходит чуть скособочившись, а сидит обычно привалившись к спинке стула, иначе у нее сразу начинает болеть спина.
Так вот, когда мы подружились, сразу после завтрака, Лилия отвела нас с Яной за кусты, чтобы никто не видел, и попросила раздеться догола, сказав, что как лучшая подруга она поможет нам с красотой и здоровьем, которые есть первые и главные составляющие первой юношеской любви.
Я сделала все, как она сказала. После чего моя великолепная подруга начала трогать меня своими тонкими холодными пальцами в разных местах, прося повернуться то передом, то задом, то одним, то другим боком, а я выполняла все это. Потом Лилия сказала, что в основном я здорова как племенная кобыла, а те мелкие недостатки, которые у меня все-таки были, она уже убрала. Сказать честно, я после этих ее прикосновений почувствовала, будто меня сделали заново – мне хотелось бегать по лагерю, прыгать через костры и петь песни.
Потом подошла очередь Яны, с которой Лилия возилась дольше, чем со мной, а затем, устав, сказала, что даже у нее, у богини, никак не получается убрать все за один раз. Но спинку Янка после ее лечения стала держать прямее, и совсем перестала жаловаться на боль в позвоночнике. Там, в детдоме, не особо занимались нашим здоровьем, и уж наверняка Янка никогда не смогла бы получить качественной медицинской помощи, потому что это стоит хренову кучу денег. А позвоночник – это вам не шутки. Но Лилия сказала нам, что своим новым подругам она сделает все бесплатно, в благодарность за то, что Серегин прибил Ареса, а еще потому, что мы ей нравимся. И еще она добавила, что с ней мы станем самыми обаятельными и привлекательными девочками во всех верхних мирах. Вот!
А насчет Митьки… Сначала я было отмахнулась от ее слов, но отчего-то мысль о нем все настойчивей и настойчивей трепыхалась в моей голове. Неужели Лилина работа? Да нет, вряд ли. Она бы просто могла наколдовать, чтобы я влюбилась в Митьку. Но я же не влюбилась… Нет, моя подруга честная. И очень тактичная. Отличная подруга, и поговорить с ней интересно, и так много общего у нас…
Вообще, я уверена, что она дурного не посоветует. Может, и в самом деле, ну его, этого Серегина? Ведь пока я вырасту, он вообще может состариться. Может, правда, пусть лучше будет мне приемным отцом… А я с завтрашнего дня, с самого утра, начинаю делать из Митьки своего будущего мужа: пробежка, зарядка, тренировка и главное – обязательная карьера. Пусть начинает прямо сейчас. Но только я ничего не скажу ему о своих планах. Пусть меня завоевывает и добивается – вот так!
Капитан Серегин Сергей Сергеевич.
Приготовления к процессу инициации, конечно же, привлекли к себе повышенное внимание затусовавшего у нас божественного бомонда, точнее, его женской половины. На костровой поляне собрались все богини в полном составе: Афина-Минерва, Афродита-Венера и ее юная дочь красавица Лилия. Отсутствовали при мероприятии только Гефестий и Гермесий, оба по уважительной причине.