4. Чужой интерес
Друзья покинули ресторацию. Никто из них не обратил внимания на художника, занявшего крайний столик. Его не замечали многие, несмотря на броскую внешность и манеру одеваться ярко, даже вызывающе: светло-коричневая, просторная вельветовая куртка, алый шарф, сиреневый берет, лихо заломленный на левое ухо. Из-под берета струились длинные – по плечи – золотистые локоны. Красивое лицо с тонкими чертами имело выражение мечтательное и несколько отстранённое. В руках он держал альбом и карандаш.
Славный обилием храмов, садов и парков, а также живописных уголков на берегах Клязьмы, Владимир издавна привлекал рисовальщиков. Они приезжали сюда из других городов, даже из Москвы и Петербурга, бродили с мольбертами на плече: в длиннополых пальто, накрученных на шею шарфах и широкополых шляпах. Ночевали, где придётся, ели, когда удавалось продать какой-нибудь эскиз. Горожане считали художников бродячим племенем и давно привыкли к оборванцам, стоящим на улицах с кистями и задумчиво оглядывающих очередной объект, прообраз будущего шедевра.
Можно было увидеть их и в трактирах, и даже в ресторациях. Сидя за столиками, набрасывали они в альбомы свои зарисовки. Иногда карандашные портреты посетителей или шаржи на забавных персонажей в зале – только что нарисованные – тут же и продавали, чтобы расплатиться за еду. Как многие творческие люди, живописцы всегда много пили, спорили об искусстве, порой дело доходило до драки. Частенько к художникам пристраивались поэты, и тогда среди перезвона посуды и ресторанного гомона вдруг начинали звучать странные и щемящие сердце стихи, от которых хотелось то ли рыдать, то ли обнимать и целовать всех вокруг. Серьёзно к нищему бомонду никто не относился, половые следили лишь за тем, чтобы избранники муз вели себя прилично.
За привычное не цепляется глаз. Андрей в самом начале пребывания в городе интересовался набросками, подходил чуть ли не к каждому мольберту, но скоро и он привык к обилию живописцев и стал относиться к ним куда спокойнее. Поэтому Сосновцев с Селивёрстовым прошли мимо рисовальщика, не обратив на него внимания. Однако если бы друзья заглянули в альбом, то на этот раз несказанно удивились бы. На листах, в необычной, яркой манере, были мастерски изображены чёткими штрихами грифеля их лица.
Звали художника Анарион Локтев. Происходил он из бедной семьи, и на поддержку влиятельных родственников рассчитывать не мог. Поэтому известностью мастер не обладал, в картинных галереях не выставлялся, да и богатых заказов от влиятельных персон Владимира не получал. Однако ремесла своего не оставлял и верил в своё будущее. Мало кто знал, что помимо художественной деятельности, Анарион регулярно, не привлекая чужого внимания, встречается со скромным представителем небольшой голландской конторы господином Де Фризом. Контора занималась посреднической деятельностью в торговле английской шерстью, применяемой при изготовлении дорогого сукна. И уже совсем узкому кругу лиц в Берлине было известно, что под личиной безобидного фламандца скрывается подданный Кайзера Вильгельма, матёрый шпион и резидент военной разведки Герман Штосс.
В сети Штосса Локтев попал неслучайно. Резидент активно подбирал себе помощников среди неудачников с амбициями во всех слоях городского общества. А художник большого таланта не проявлял, можно даже сказать, был достаточно бездарен. Но попробовали бы вы сказать об этом самому Анариону. Тут, господа, и схлопотать недолго, по сопатке-то. Выработав своеобразную манеру письма, будущий Микеланджело лишь ждал возможности проявить себя перед широкой публикой. Вот только возможность эта всё не предоставлялась, зато богатый фламандец, как бы случайно познакомившись с вольным живописцем, умело играл на струнах возвышенной души. Купил пару его картин и упорно убеждал господина Локтева в его незаурядности.
Резидента устраивала привычность толпящихся в городе приверженцев кисти и холста, чуть насмешливое, но доброжелательное отношение к ним, хорошо известный непоседливый характер творческих людей. Но была и ещё одна особенность, делавшая Локтева особо ценным агентом. Он обладал феноменальным слухом. Сложись судьба чуть иначе, возможно быть бы Анариону Локтеву знатным музыкантом. Однако случилось всё так, как случилось, но вот шпиону эта особенность была как нельзя кстати.
В последнее время агентура доносила Штоссу, что русские готовятся оснастить свой воздушный флот дирижаблями нового поколения. 6-я Эскадра, базирующаяся за Стрелецкой слободой, ожидала прибытия новых машин.
Аэродром накладывал на город свой, особый отпечаток. На улицах частенько встречались пилоты, квартировавшие в городской черте. Многие из них предпочитали столоваться в приличных трактирах и ресторациях, благо, жалование летунам это позволяло. Новые дирижабли «Георгий Победоносец» крайне интересовали германского резидента, и он дал задание своему агенту – толкаться в местах появления пилотов, слушать их разговоры, собирать по крупицам информацию.
Выполнять задание шпион принялся с комфортом – в хороших заведениях, под бокал лёгкого белого вина. Обладая особенным слухом, он умудрялся буквально прочёсывать зал ушами. Улавливал не только слова, но и интонации. Искусством подслушивания агент к тому времени овладел в совершенстве, умел ставить в сознании нечто вроде фильтра, отметающего пустые разговоры, но чутко улавливающего всё, что относилось к летательным аппаратам и воздухоплаванию.
Сегодня, как назло, на обед не явился ни один человек в небесно-голубой форме воздушного флота России, но Анарион случайно зацепил разговор двух статских господ, увлечённо обсуждающих планёры. Поначалу разговор его не заинтересовал, но когда означенные господа неожиданно перешли к неким новым видам планирующих аппаратов, Локтев насторожился.
По необходимости он худо-бедно разбирался в вопросе: лёгкие, скрытого применения планёры, о которых вещал один из беседующих – плечистый, светловолосый, с редкими здесь «немецкими» усами щёточкой и уверенным взглядом светло-серых глаз, – могли заинтересовать куратора. А уж когда собеседники затронули тему авиационных двигателей, и пуще того – новинок в этой области, да плечистый вдруг перешёл на заговорщицкий шёпот!..
Впрочем, это совершенно не помешало Анариону услышать всё, что тот говорил. Шпион незамедлительно набросал штриховые, но точные портреты заинтересовавших его людей. А за плечистым, упоминавшим странные моторы, решил последить. Как только странная пара рассталась, он закрыл альбом, подхватил мольберт и с независимым видом покинул ресторацию. Следить за плечистым оказалось легко – тот совершенно не остерегался…
Сосновцев распрощался с Селивёрстовым, уговорившись встретиться назавтра в Архиерейском саду, где близ Нижней Егорьевской улицы друзья облюбовали удобную беседку. Сад по дневному времени, да ещё в конце сентября, был совершенно безлюдным, и ничто не помешало бы разговору.
Селивёрстов не очень-то любил приглашать гостей, говорил, мол, у него вечный беспорядок. В двухэтажном особняке он жил один, заявляя, что настоящий мужчина всегда может позаботиться о себе сам. Однако имел приходящую прислугу Дуню Как видно, без женской руки даже настоящему штабс-капитану было бы нелегко поддерживать порядок в большом доме. Трапезничать же Никодим Митрофанович предпочитал в ресторациях и трактирах.
Сосновцев тоже не горел желанием принимать друга в своей меблированной комнате. Обставлена она была более чем скромно, по-спартански. Да Андрей и не стремился создать уют во временном жилье, под этой крышей он разве что ночевал. Отсюда и беседка.
А в тот памятный день, не теряя времени, визитёр отправился разыскивать пакгауз. Почти год он не был в этих местах. Зачем? Пластиковый пакет Постышев изъял ещё в первую встречу, а про журнал Сосновцев забыл напрочь. Ну, просто вылетела из головы эта незначительная деталь! Потому и не заикнулся о нём дознавателям, даже после «святой воды» экспертов. Лишь бы журнал сохранился – не размок под дождями и снегом, не сгинул. Бумага – материя нежная, долго храниться в навале мусора не может.
Переход произошёл через канализационный люк, но здесь, на местности, Андрей оказался в овраге. Потом выбрался на улицу, где впервые встретился с Селивёрстовым. Теперь-то Сосновцев знал, что называлась она Царицынской. Он без труда добрался до нужного места через Троицкий вал, мимо Манежа и Конной площади. Вот и тот самый овраг, имевший название Ерофеевского, загибавшийся от Манежа к Царицынской улице. Дальше речка Боровок…
На миг появилось желание спуститься к яме, в которую угодил, и попробовать ещё раз совершить обратный переход. Но Сосновцев подавил искушение. Ему чётко объяснили – проходы работают лишь в одну сторону.
В прошлый раз они с Селивёрстовым, перейдя через мост, направились прямёхонько в полицейское управление. Чин с медалью «За беспорочную службу…» оказался ни кем иным, как приставом Чиховым. Второй – унтер-офицером Пришвиным, оперативником. Но сейчас это не имело значения, главное – управление легко найти по пожарной каланче. Вон она виднеется, за речкой. Нужно пройти по мосту, справа будут сады. Так и есть. Полицейская часть в начале Стрелецкой слободы, напротив чулочной фабрики Башева, а по дороге тот самый заброшенный пакгауз.
Вот и он! Здесь ничего не изменилось, и печатное издание лежало ровно там, где оставил его хозяин. Обложка, конечно, выцвела, уголки загнулись. А сам журнал под действием влаги принял странную волнообразную форму. Но он был цел! Страницы с трудом, но разлеплялись, текст легко читался. Всё-таки место, хоть и впопыхах, он выбрал удачное, защищённое от струй дождя и порывов ветра. И незаметное. А вот и нужный разворот.
Знаменитая «Катюша», БМ-13 – легендарное оружие Второй мировой. Сколько немцы не тужились тогда, сколько не гонялись за русским боевой машиной реактивной артиллерии, так и не смогли создать равноценного оружия. А если такая штука появится на фронтах Первой мировой? И что для этого нужно? Грузовые автомобили, во всяком случае, их прототипы, у Даймлера уже появились. Ещё немного, и покатят по дорогам империи первые грузовики. По большому счёту, можно систему расположить и на телеге. Выехал на позиции, отвёл лошадок в сторону – и пали!
Дальше, снаряды. Вот написано: «оснащены реактивным двигателем на бездымном порохе». Порох-то в наличии имеется! Динамит тоже. Далее, другие технические детали: вес, размер, принцип запуска, направляющие, дальность, двойная детонация…
Он, чистый гуманитарий, разбирается, конечно, не во всём. Но ведь можно отдать статью в руки знающих людей! Инженеры, химики, баллистики, металлурги на Руси найдутся. А артиллеристы просто не смогут пройти равнодушно мимо такого! Это ж какой козырь в рукаве!..
Дрожащими руками Сосновцев отделили нужный разворот, бережно свернул вдвое и спрятал в нагрудный карман. Нужно всё хорошенько обдумать. Даже Селивёрстову будет нелегко объяснить, как это всё работает. А ведь со временем придётся искать тех, кто обладает достаточной властью и готов при этом выслушать безумных изобретателей. Вникнуть в их небывалый проект.
Занятый своими мыслями, Андрей поспешил в город. И конечно не обратил внимания на художника, пристраивающего невдалеке на бережку Боровка свой мольберт. Много их здесь ходит, глядеть на всех – глаз не хватит.
Встреча Локтева с резидентом состоялась уже на следующий день, после получения Штоссом по почте безобидного заказа на партию шерсти. Господин Де Фриз встретился со своим агентом в маленьком трактире, внимательно выслушал его, посмотрел портреты.
– Эти господа мне не знакомы, – промолвил он. – К владимирским летунам они отношения не имеют, а самолётов здесь не строят. Вы уверены, сударь, что всё услышанное не пустой трёп под бокал вина?
– Полную уверенность может дать только имперское казначейство, господин де Фриз, – усмехнулся художник. – Но вот этот, – он ткнул тонким пальцем в портрет Сосновцева, – произнёс незнакомое название, а потом попросил у собеседника содействия. Более того, он не поленился сходить к Боровку, копался в развалинах старого пакгауза. Возможно, что-то извлёк из-под камней. Чувствую, во всём этом сокрыта некая тайна. И тайна это связана с летательными аппаратами. А дальше – вам решать.
– Будь по-вашему, уважаемый Анарион. Присмотрите за этим господином. Если появится что-либо действительно интересное, докладывайте. Но не забывайте о «Георгии Победоносце», он интересует меня в первую очередь.
В тот миг германский резидент не ведал, чем закончится для многих людей новое задание, данное агенту.
В основной массе своей Архиерейский сад известен как место неухоженное, заросшее кустарником да березняком с осинником. В начале Нижней Егорьевской улицы, у железной дороги так оно и есть. Однако ближе к центру, там, где эта неширокая улица соединяется с Верхней Егорьевской, и видны купола церкви Спаса Преображения, появляются сосны, подлесок редеет.
Здесь проложены аллеи и разбиты клумбы с цветами. В тенистых укромных уголках установлены крашеные скамейки. Летом, на выходные дни в саду немало народу: дамы и господа из чистой публики прогуливаются, беседуют, мужчины постарше располагаются на скамьях с газетами. Студенты оккупируют самые скрытые от посторонних глаз уголки, оттуда частенько слышится здоровый молодой гогот.
Но сейчас, в будний день, в начале осени – сад пустовал. Несмотря на солнечную погоду, желтеющая листва с берёз начинала облетать, поблекли цветы. И даже хвоя сосен, кажется, утратила свой свежий блеск, оставляя его уходящему лету. Гуляющих почти не осталось, а в иных аллеях и вовсе не встретить ни души. Скоро зарядят дожди, и сад уснёт до весны.
Сосновцев с Селивёрстовым, гуляя как-то без дела, открыли для себя уютную беседку, расположившуюся несколько на отшибе, за стеной пушистых корейских сосен. Вокруг разрослись кусты рябины в рост человека. Даже летом здесь было тихо, праздношатающаяся публика не заглядывала, и можно было разговаривать, не боясь оказаться потревоженным. Беседка подходила для серьёзного обсуждения более всего.
– Смотрите, господин штабс-капитан. – Андрей разгладил на коленях журнальный разворот. – Вот это – реактивная артиллерия будущего…
И объяснил подробно принцип работы, устройство снарядов, всё, что понимал сам.
– Откуда у вас эти бумаги? – спросил Селивёрстов, вглядываясь в схему.
– Из моего времени. Журнал выпущен в далёком будущем, но описывает дни минувшие. До возможных событий и появления подобной установки ещё лет тридцать с гаком. Но вы видите разницу между ствольной артиллерией и подобной штуковиной?
– Я помню, мы с вами уговаривались не обсуждать будущее.
– Да, но здесь совсем другое! Я же не рассказываю вам, герр гауптман, ход грядущих событий. Я показываю вам новый тип оружия, до которого пока не додумались, но через какое-то время обязательно к нему придут. Так пусть первой будет Россия! В случае серьёзной войны…
– О войне мы с вами тоже уговарились.
– Но… я на всякий случай. Послушайте, Никодим Митрофанович, все государства наращивают свой военный потенциал. Германия – в первую очередь. Это не мои выдумки, достаточно почитать газеты. А не вы ли недавно говорили о том, что англичане заявили о своём намерении приступить к закладке дредноутов, линейных кораблей особой мощи? Да и Российская империя строит флот, развивает армию. Без этого нельзя! И артиллерии в предстоящих возможных столкновениях отводится первейшая роль, не так ли?
– Однако во всём мире идёт соревнование калибров, – несколько смягчившись, но всё ещё скептически ответил Селивёрстов. – Дальнобойность, пробивная сила снаряда, заряд…
– Это всё так, но скажите, сколько выстрелов в минуту может произвести современное крупнокалиберное орудие?
– Три-четыре выстрела, – задумчиво прикинул штабс-капитан. – Если расчет ловкий, чуть больше – пять-шесть…
– А теперь представьте себе, что к цели подлетают одновременно десять тяжёлых снарядов! А двадцать? А то, что дальнобойность увеличится многократно? Видите, написано – до семи километров! Это вам как?!
– Вы считаете, это возможно? – поразился Селивёрстов.
– Дорогой друг, я наверно плохо объясняю. В отличие от единовременного сгорания пороха в гильзе при выстреле орудия, реактивное топливо продолжает толкать снаряд ещё и в полёте!
– Это мне ясно, – слегка обиделся отставник. – Что вы со мной как с дитём малым, право слово. Но ваши бумаги слишком фантастичны! Быть может, они годятся для вашего времени, но у нас…
– А вот и нет, – улыбнулся Сосновцев. – Пройдёт всего два года, и в свет выйдет труд костромского учителя Константина Эдуардовича Циолковского «Исследование космического пространства реактивными приборами». Этот человек живёт и работает сейчас, он уже теоретически доказал состоятельность реактивного движения! Я не поленился сходить в публичную библиотеку, пока данные об открытиях освещены крайне скупо. Его не сразу поймут и признают, увы. Новое всегда вынуждено пробивать себе дорогу…
– Вот, видите! – обрадовался Селивёрстов. – Научная мысль движется, те, кому положено, изучают вопрос. Куда ж вы-то лезете со своими картинками из будущего? Зачем? Придёт время, и…
– Да за тем, геноссе, – озлился Андрей, – что чертовски хочется видеть Россию сильной! Не униженной, не задвинутой на второй план международной политики, не бросающей своих сыновей в мясорубку полками, в угоду европейским хитрецам, а державой-победительницей! Знаете, как враги называли такую вот «Катюшу»? Красная фурия. И боялись смертельно. Представьте себе, Никодим Митрофанович, что на хвалёный английский дредноут, коими они кичатся ещё ни одного не построив, падает одновременно десяток шестидюймовых снарядов! Да что с него останется, с того корабля?!
– Сказки! – отрезал Селивёрстов. – Ни за что в такое не поверю!
– Так и будет, я вам точно говорю!
– Не могу я себе этого представить. Ствол, снаряд, затвор – тут всё ясно. Но у вас… как такие штуки называются?
– Бесствольная артиллерия. Она и похоронила и сверхкрупные линейные корабли, и крепостные укрепления. Так случится…
– Вот заладили – будет, случится! – огорчился штабс-капитан. И обличительно воздел палец, жёлтый от никотина: – Запомните, милостивый государь, вы живёте в нашем времени! И то, что произойдёт когда-то, нам не указ! Хоть из рогаток там стреляйте!..
– От, дьявол! Да я вам модель построю! – завёлся Сосновцев.
– А давайте! – загорелся азартом собеседник. – На бумаге-то оно всё красиво получается. А вы, Андрей Павлович, покажите эту штуку в металле. Чтоб летала, огнём плевалась, в цель попадала! Хоть в ящик от мадеры!
– И сделаю! Вот возьму, и сделаю. Будете знать…
Честно говоря, Сосновцев не представлял, как можно сделать действующую модель реактивного снаряда, да ещё пусковую установку к нему. Но и отступать не хотелось. Где-то, в самых отдалённых уголках памяти испуганный мальчишка всё ещё отползал от бурлящей воды, двигаясь задом наперёд…
– Сделаю чертёж, – твёрдо заявил Андрей. – Поможете найти мастера, который возьмётся изготовить по нему установку?
– Есть один кузнец – блоху подкуёт. Мастер, каких поискать. Если он не возьмётся, то и не знаю…
– Договорились, герр гауптман. Прошу два дня.
Собеседники не видели за стеной из корейских сосен художника с мольбертом. Наверное, он писал чудный пейзаж.
Отпущенное время пролетело быстро. В училище Андрей сказался больным, отправив по почте уведомление в дирекцию и испросив три дня на поправку здоровья. Так что, на это время студенты остались без своего преподавателя.
Сам же учитель засел за кульман, создавая чертёж снаряда и установки. Получалось плоховато. Сосновцеву катастрофически не хватало инженерного образования. В итоге родился эскиз сродни художественному рисунку, а не рабочий чертёж.
Честно признавшись себе в том, что – да, сапоги должен точать сапожник, а пироги… ну и далее по тексту, и набравшись мрачной решимости, он собрался уже было идти к Селивёрстову, посоветоваться, – как выпутаться из трудного положения? Когда в дверь постучали.
Удивившись про себя, кто бы это мог быть? Или Селивёрстов сам испытывает нетерпение и пришёл поинтересоваться, как идут дела? – Андрей открыл дверь.
На пороге стоял необычный господин: пухлый коротышка, с розовой лысиной, лишь слегка прикрытой пухом жалких остатков волос. Ёжиком торчали подстриженные усы, маленькие глазки бегали: с косяка двери на собственные руки, мнущие шляпу, с рук на ботинки, потом куда-то за плечо Андрея. В общем, странный визитёр смотрел куда угодно, только не в глаза собеседника.
Одет господин был в визитку простого сукна, атласный жилет, расшитый бисером, что смотрелось достаточно комично, и галстук, совершенно не подходящий по цвету. В руках помимо шляпы он держал трость, которая ему, судя по всему, изрядно мешала.
– Нижайше прошу меня извинить, милостивый государь, – высоким голосом проговорил он. – Я без приглашения, и вам не представлен… – тут гость, похоже, немало смутился, но продолжил, – и всё же прошу покорно выслушать. Для меня это очень важно.
Совершенно сбитый с толку, Сосновцев отшагнул, пропуская странного посетителя.
– Раз уж пришли, сударь, так зайдите. Что ж я вас буду, на пороге держать?
Он провёл господина в комнату, указал на один из двух имеющихся стульев:
– Прошу.
– О, не стоит беспокоиться, – залопотал коротышка. – Право, я не займу у вас много времени. Разрешите представиться: Птолемей Вавилович Кутькин, мещанин.
– Сосновцев Андрей Павлович, – коротко кивнул хозяин квартиры. – Слушаю вас.
– Дело у меня к вам несколько странного свойства. Видите ли, я являюсь председателем Владимирского отделения общества «Технический прогресс на службе человека». Мы собираем сведения о всяческих инженерных диковинках и даже выпускаем газету! – с жаром заговорил Кутькин. – Точнее листок. Крошечный тираж – только для своих…
Тем временем скользящий взгляд председателя цепко и внимательно пробежался по комнате, и Андрею показалось, что при виде кульмана с незаконченным чертежом что-то дрогнуло в щекастом лице.
– Замечательная идея, – согласился Сосновцев. – Хотя мене несколько удивительно, чем я могу быть вам полезен в столь благородном начинании. Я, с вашего позволения, учитель рисования и черчения, к технике – тем более новинкам – отношения не имею.
– Нас тоже интересуют идеи провинциального учителя Циолковского! Его металлический дирижабль, статьи о летании с помощью ракетного двигателя. Нам известно об изысканиях учёного в области исследования космоса, других планет. Это же так интересно! Константин Эдуардович пишет книгу, которая, возможно, перевернёт современные взгляды на воздухоплавание!
Патетика незваного гостя начинала утомлять.
– Позвольте, господин Кутькин, какое отношение это всё имеет ко мне? Я не друг, и не родственник Константина Эдуардовича, даже не единомышленник. Не проще ли съездить в Кострому, поговорить с учёным, обсудить интересующие вопросы?…
– Но вы интересовались трудами Циолковского! – неожиданно резко спросил посетитель. – И взяли на дом газету под залог!
– Откуда вам это известно? – поразился Андрей.
– Представьте, я был в читальном зале ровно в то же время, что и вы. Сидел неподалёку.
Андрей попытался вспомнить, видел он этого господина в библиотеке или нет? И не смог. Помниться, рядом сидела барышня, прехорошенькая. Читала какой-то роман. Напротив примостился мухомор академической наружности, всё делал выписки из толстенного фолианта. Толстяка он не припоминал, хотя так уж внимательно посетителей читального зала не рассматривал.
– А хоть бы и так, что из того? Взял газету, хотел прочесть повнимательнее в спокойной обстановке.
– Поймите меня правильно, господин Сосновцев, – вновь смущённо улыбнулся Кутькин. – Нас чрезвычайно интересуют все документы, связанные с техническими новинками. Мы собираем архив, для нас ценен любой клочок с записями о необычных исследованиях. Книга с заметками на полях, что угодно…
– Ничего подобного у меня нет, – легко открестился Сосновцев. – Просто увлекла статья.
– Быть может, вы являетесь счастливым обладателем трудов, пока неизвестных научному сообществу? – вкрадчиво проговорил Кутькин. – Это нас тоже крайне интересует. Это ведь тоже «технический прогресс на службе человека».
– С чего вы взяли? – несколько грубовато спросил Андрей. – Я не учёный, всего лишь учитель рисования.
– Мне так показалось, – ответил Кутькин и посмотрел прямо в глаза Андрея. Пожалуй, первый раз за всё время беседы.
Неожиданно Сосновцев понял, что поведение гостя меняется на глазах. Он уже не теребил свою шляпу, не стряхивал беспрестанно несуществующие пылинки с визитки. Не переминался с ноги на ногу, а стоял устойчиво, широко расставив ступни. Корпус чуть подал вперёд, будто готовился к прыжку, и неотрывно смотрел в глаза Андрея.
– Я уже упомянул, среди членов нашего общества есть вполне состоятельные люди, – продолжал между тем странный гость, просительность в его голосе куда-то подевалась. – Мы готовы платить деньги за любые бумаги, связанные с интересными техническими новинками. Вот, – он достал из внутреннего кармана тугую пачку радужных ассигнаций, – тысяча рублей. Для учителя это очень неплохие деньги.
Огромные деньги, если учесть размер оклада учителя рисования, мысленно поправил Сосновцев посетителя.
– И за что вы готовы дать мне столь внушительную сумму?
– За любые, повторяю – любые! – документы, связанные с техническими особенностями новых летательных аппаратов для исследования воздушного пространства.
Андрей был неприятно поражён. Кутькин намекал, – да что там! говорил почти открытым текстом, – что готов купить статью из «Техники молодёжи»! «Методы исследования воздушного пространства» по Циолковскому, это реактивные аппараты.
По-своему оценив сомнения Сосновцева, Кутькин прищурился:
– Пять тысяч.
Кто ж ты такой? – лихорадочно думал Андрей. Откуда прознал, где потекло? Селивёрстов проговориться не мог, не тот человек, да и сам ещё не верит в затею. А больше он этой информацией ни с кем не делился. Может, действительно – сумасшедший? Ведь встречаются субъекты – втемяшит себе в голову идею-фикс, и творит безумства, немало удивляя всех вокруг.
– Всё, что я могу продать, так только ту самую газету, – светски улыбнулся Сосновцев. – Предложенные вами деньги с лихвой покроют залог.
– Жаль, что мы не находим взаимопонимания, – проскрипел в ответ гость.
– Я действительно не понимаю, господин Кутькин, что вы намеревались купить за столь значительную сумму.
– У меня создалось впечатление, что вам известно нечто, напрямую связанное с теорией реактивного движения Циолковского.
– Ложное впечатление, уверяю вас. Статью я прочёл из чистого любопытства.
– Пусть будет так, – Кутькин быстро спрятал деньги. – Сожалею, что побеспокоил вас, господин Сосновцев. Разрешите откланяться.
– И вам всего доброго, – с облегчением произнёс Андрей. – Желаю дальнейших успехов вашему замечательному обществу.
Коротышка уже направился к двери, и лишь у порога проронил, не глядя на Сосновцева:
– Иные знания бывают дороже жизни.
С чем и вышел вон.
От разговора остался неприятный осадок. Да ещё и чертёж никуда не годился. Кульман торчал посреди комнаты немым укором. Нет, нужно идти к штабс-капитану. Одному ему такую задачу не осилить. Правда, Никодим Митрофанович всегда просил договариваться о встречах заранее, но после визита этого подозрительного Кутькина некая тревожная струна зазвенела в груди. Откладывать встречу Сосновцев не мог теперь просто физически.
Плюнув на приличия, он свернул чертёж, сунул его в тубус. Туда же положил странички из журнала. На глаза попалась зажигалка, которую Андрей давно хотел подарить другу, да всё забывал. Сунул в карман – если что, будет чем сгладить неловкость. Рысью пересёк он Зелёный переулок и принялся теребить ручку звонка у входа в особняк Селивёрстова. Лишь щёлкнула щеколда на хитрой пружине с тросиком, протянутым в покои, Андрей прошёл через калитку и входную дверь, и вломился в прихожую со словами:
– Чёрт побери, майн либер фройнд, вы ведь служили по инженерной части! И вы патриот – не отпирайтесь, я знаю! Так помогите благому делу!
Однако выяснилось, что господин штабс-капитан в служивую бытность свою строил фортеции и переправы, в механике мало что смыслит, не говоря уже о том, что совершенно не верит в затею друга. А кто смыслит, спросил Сосновцев? Нам позарез нужен такой человек. Это «нам» слегка подкупило бравого военного строителя, и он, пощипав пушистую бакенбарду, сдался:
– Обождите здесь, я только оденусь. Есть человек, способный здраво оценить ваши фантазии.
Вечерело, сентябрь на исходе, но дни стояли погожие. Селивёрстов быстро, по-солдатски переоделся во френч и галифе с офицерскими сапогами, накинул тужурку, и они отправились.
– Нам в Стрелецкую слободу, – определил штабс-капитан на ходу. – Человек живёт за казармами 9-го Гренадерского полка, недалеко от лазарета. Возьмём извозчика, так быстрее…
Под разговор они вышли за ворота особняка, намереваясь переулком пройти на Покатную улицу, где легче поймать экипаж. Однако не успели друзья одолеть и половины пути, как дорогу им заступили четверо.
Впереди выступали двое повыше ростом. Оба в тёмных плащах, котелках, надвинутых на глаза, и с тростями в руках. Чем-то они очень походили друг на друга. Быть может, холодными взглядами из-под нешироких полей шляп, а может, претензией на «благородных», чистую публику. Трости имели подозрительно одинаковые набалдашники в виде головы собаки, тяжёлые даже на вид. Сзади пристроились мужики видом и повадками попроще. В армяках, картузах, с угрюмыми рожами. Бандиты! В любые времена людей, готовых к насилию, не спутаешь ни с кем. Достаточно минимального жизненного опыта, чтоб сразу догадаться – вот эти собираются на тебя напасть.
– Бумаги! – без предисловий просипел один из длинных, указывая тростью на тубус в руках Сосновцева. В тубусе находились сложенный журнальный лист и чертёж-неудачник.
– Какие бумаги? – попытался сработать под дурачка Андрей, одновременно отшагивая от Селивёрстова и высвобождая пространство для манёвра. Сыграть не получилось – напряжения в голосе прозвучало больше, чем наивного удивления.
– Сам знаешь, какие, – продолжал сипеть налётчик. – Дважды просить не буду. Не отдашь – отберу, но тебе хуже будет.
– Позвольте, милостивые государи! – выступил грудью вперёд штабс-капитан. Бакенбарды и усы его воинственно встопорщились. – Возможно, вы нас с кем-то путаете. Однако ваше обращение, по крайней мере, невежливо. Извольте извиниться!
– Щас, дядя, извинюсь! – каркнул второй «котелок», перехватывая трость, и снизу, без замаха попытался достать собачьей головой виска Селивёрстова.
Но отставник оказался не прост. Едва заметным движением он убрал голову и сместился назад. Тут же принял боксёрскую стойку, смешно подпрыгивая на месте. Досмотреть представление Сосновцеву не удалось. Первый «котелок» пошёл в атаку, нанося тростью страшный рубящий удар сверху.
В маленьком спортзале из прежней жизни преподавал энтузиастам рукопашку мужичок. Невзрачный на вид, он прошёл все мыслимые «горячие точки» и умел ударом кулака убить человека. Будь у Андрея время, он с благодарностью вспомнил бы сейчас сенсея, но времени не было. Зато сохранились некоторые навыки, вколоченные мужичком ради их же, учеников, блага.
Тубус полетел в сторону. Правая рука, вытянутая копьём, пошла навстречу орудию длинного с одновременным поворотом туловища. Трость скользнула по предплечью, опасная собачья морда проскочила мимо. Кисть Сосновцева легла на трость рядом с кистью противника. Продолжая естественное движение вниз, Андрей ещё и резко присел, «вешая» на оружие килограммы своего тела, и следом резко вывел руку нападающего кнаружи, придавая противнику крутящий момент.
Момент получился столь хорош, что длинного закрутило винтом, подбросило кверху и грохнуло оземь. Он остался лежать без звука и движения, даже котелок с головы не слетел. Только пыль взвилась с мостовой лёгким облаком.
Словно в рапиде Андрей успел заметить чудесную тройку, проведённую Селивёрстовым второму: правый боковой – левый – и акцентированный правый прямой точно в челюсть! – противник валится ничком, как и положено при хорошем нокауте!
Но тут время вновь бешено сорвалось вскачь, и вот уже пудовый кулак мужика летит к нему на уровне груди. Как средневековое стенобитное орудие, чес-слово!
Поймав начало движения, и пользуясь длиной своих конечностей, Андрей коротко и сильно приложил носком башмака в опорную ногу атакующего. Башмаки тачают здесь хорошие: из настоящей кожи, с толстой жёсткой подошвой и усиленным носком. Мужик «провалился», его повело вперёд – прямо на выставленное колено Андрея. Аут, считать не надо!
В этот миг послушался заливистый свисток – к месту происшествия спешил городовой. И тут случилось неожиданное. Четвёртый участник – низкорослый, но широкоплечий – не стал ввязываться в драку, а подхватил обоих «котелков» за шкирку и шустро потащил их, едва шевелящих ногами, в сторону Большой Ильинской. Ну и силища в этом человечке! Троица свернула за угол и была такова.
Второй «армяк», только что пребывавший в глубоком нокауте, встрепенулся, перевернулся на четвереньки. Встряхнулся как собака, и на четырёх костях, но бойко, скрылся в ближайшей подворотне.
К моменту, когда блюститель порядка, основательно запыхавшись, подоспел к месту недавней потасовки, лишь одинокий картуз лежал в пыли на мостовой.
– Что здесь происходит, господа? – вопросил городовой грозным голосом.
– Шпана уличная, служивый, – ответил за обоих Селивёрстов. – Представляешь, братец, прямо среди бела дня деньги клянчат. Пришлось их немного поучить уму-разуму.
– Надеюсь, господа не пострадали? – озаботился городовой.
– Нет, всё в порядке. Босякам дорожку наладить мы в состоянии.
– Может, пройдём в околоток, ваше благородие? – городовой, бывший унтер, интуитивно почувствовал в Селиверстове человека достаточно высокого положения. – Составим протокол, господа опишут приметы мазуриков, и выловим их как миленьких. Чтоб неповадно было.
– В другой раз, братец. Сейчас мы очень спешим. А за усердную службу – благодарность. Я сообщу околоточному, чтоб отметил тебя поощрением. Какой номер жетона? Ну вот. Неси службу справно и впредь…
Городовой расплылся в улыбке – благодарность от начальства всегда приятна.
Сосновцев собрался двигаться в прежнем направлении, но цепкие пальцы Селивёрстова вцепились в плечо:
– Пойдёмте обратно. Планы изменились. Ко мне пойдёмте, милости прошу.
Скорым шагом, повинуясь штабс-капитану, который только что в спину не подталкивал, они вернулись в особняк. На первом этаже расположилась столовая, чуть дальше виделся проход в другие комнаты. Везде царил порядок и чистота. Видно, Дуня отрабатывала свой хлеб на совесть. Но где же тот пресловутый кавардак, на который всегда ссылался штабс-капитан, предлагая встречаться на нейтральной территории?
Однако Селивёрстов, не мешкая, повёл Андрея на второй этаж. Как выяснилось, там находился его кабинет. И здесь обстановка поразила Андрея. Хоть и играла ещё кровь после недавней схватки, дрожали руки от избытка адреналина, а мысли в голове метались, словно зайцы при виде охотника – всё равно поразила. Небольшой стол, скорее конторка, диван, пара кресел – тут ничего из ряда вон. Книжные полки с томами, судя по всему, посвящёнными строительству, тяжёлые гобелены на стенах и окнах – тоже как у многих. Но вот остальное…
Всё свободные поверхности были заставлены кубками. На стенах висели вымпелы и грамоты в золочёных рамах. «За I место в городских соревнованиях для ветеранов армии по стрельбе из винтовки и револьвера», «Победителю губернского турнира по английскому боксу», «Второе Почётное место по конкуру среди некавалерийских частей»… И ещё, и ещё…
– Господин штабс-капитан… – ошарашено пролепетал Сосницкий, – да вы прославленный человек!..
– Не обращайте внимания, так, ерунда всё… – неожиданно сконфузился Селивёрстов и даже покраснел, словно барышня, которой шепнул на ушко непристойность пьяный гусар.
– Да полно вам, чего стесняться-то! Ведь это всё – честно заработанные трофеи! – Андрей переводил взгляд с одного сияющего кубка на другой. Не тут ли кроется секрет странных приступов мизантропии, что случаются у друга, стоит завести речь о посещении его дома. Офицер стесняется?! Вот уж, право слово, было бы чего…
– Не желает сигару? – попытался отвлечь внимание Андрея Селивёрстов. И спохватился: – Ах да, вы ж не курите. Тогда я…
– Хорошо, что напомнили. Уже без малого год лежит без дела. Это вам презент из будущего. – Сосновцев протянул зажигалку. – Вечное огниво. Здесь вот кнопочка, видите? Нажимайте.
После щелчка вспыхнул язычок пламени.
– Оно действительно вечное? – грустно улыбнулся отставник.
– Ну… по-настоящему вечного нет ничего под луною. Но какое-то время послужит.
– Забавная безделица, – задумчиво покрутил в руках зажигалку штабс-капитан. – Но знаете, Андрей Павлович, спрячьте-ка вы её от греха. А ещё лучше – выбросьте подальше, чтоб никто не нашёл. Сейчас вам лучше не напоминать окружающим лишний раз, что вы визитёр. Те, кому следует – знают, и ладно. Остальным это без надобности.
– Всё так серьёзно? – напрягся Сосновцев.
– Более чем, – кивнул Селивёрстов. – Налётчики нападают, почитай, среди бела дня!.. И ведь явно поджидали именно нас. Мы сами только что собрались на прогулку, десять минут назад ни вы, ни я не знали, что пойдём в город. А нас караулили. Плохо. Очень плохо. – Он прошёлся по тесному кабинету, совершенно забыв о сигарах. – И вывод тут напрашивается только один. Кто-то уже знает о ваших бумагах и сильно хочет заполучить их, Андрей Павлович.
– Тут ещё вот что… – и Сосновцев рассказал о визите странного господина Кутькина.
– Очень интересно… – протянул отставник. – Никогда не слышал о существовании подобного общества в нашем городе. Не находите, что всё это очень напоминает попытку выкупить у вас нужный документ? А когда не получилось за деньги, злодеи не погнушались на нас напасть.
– Похоже на то. Но как они могли узнать о существовании статьи? Кроме вас, я ни с кем своими мыслями не делился.
– Да и я пока никому ни слова не говорил. Этот вопрос остаётся открытым. Надеюсь, мне вы доверяете? – Селивёрстов испытывающе посмотрел на Андрея.
– Как вы могли усомниться? – укоризненно ответил Сосновцев.
– Я и не усомнился. Так, расставил точки над «i». К инженеру, как я планировал, мы не пойдём. Не стоит вовлекать хорошего человека в опасное предприятие помимо его воли. Тем более что консультация его нам, возможно, более и не потребуется. Мне – во всяком случае. Коль открыли охоту за вашими бумагами, – а флажки развешивают люди серьёзные, тут и сомневаться не приходится, – значит, есть толк в ваших рассуждениях. Так что поедем мы завтра прямиком в Москву. Там, в военном ведомстве есть у меня старый, добрый знакомец. Инженер, умница, и просто большой души человек. К тому же, ныне в чинах. Если идея его заинтересует, у него будет возможность вынести её в верхи. А там и расклады другие. Это единственный путь, который я пока вижу.
– Согласен, – кивнул Сосновцев. – Кстати, Никодим Митрофанович, почему вы не сказали городовому, что бандиты нас поджидали?
– По одной простой причине – тогда служивый точно свёл бы нас в околоток. И пришлось бы объяснять, что такого ценного могло оказаться у двух обывателей? Здесь, знаете ли, подобные нападения случаются крайне редко. А далее всё доложили бы Постышеву. Я очень уважаю господ из Особой комиссии. Более того, имею, так сказать поручение… приглядывать за вами. Но узнав правду, Пётр Афанасьевич просто обязан будет незамедлительно связаться с начальством.
– Это плохо? – насторожился Андрей.
– Не то, чтобы плохо… – замялся штабс-капитан, – но дело автоматически передадут в ведение Коллегии. А как расценят ситуацию господа эксперты? Ничто не помешает им перевести вас, Андрей Павлович, в разряд визитёров, несущих опасные для нашего времени знания. Для вас это означает немедленную изоляцию, а бумаги ваши изымут. И очень легко может получиться так, что осядут они где-нибудь на полках архивов Коллегии. Дальних, пыльных полках, куда никто годами не заглядывает. А я успел к вам привыкнуть, даже полюбил вас, чёрт побери, как брата. Если вас изолируют, мы никогда больше не увидимся. Да и в затее вашей – ей-ей! – что-то есть.
– Расставаться было бы грустно. – Сосновцев посмотрел Селивёрстову в глаза. – Я тоже к вам привязался, геноссе. И попадать в какие-нибудь казематы совершенно не хочется.
– Вот я и думаю: если протолкнём идею нужным людям, глядишь, и появится у русских войск новое, невиданное оружие. Не сразу, конечно, со временем, но появится. Не затеряется ваша статья в ворохе бумаг, не застрянет в бюрократических инстанциях. У нас чиновников знаете сколько? О! Да их всегда хватало. А мы попробуем довести бумаги сразу к понимающим людям, тем, кто сможет различить рациональное зерно в этом вашем фантастическом предложении…
Неожиданно перед Сосновцевым открылся новый Селивёрстов – человек, отчаянно болеющий душой за Отчизну. Мечтающий о блеске её и славе, а не одном лишь покорном существовании в ряду других великих держав.
– Я с вами, Никодим Митрофанович, – твёрдо сказал Сосновцев. – Едем в Москву, рискнём, и будь что будет.
– Благодарю вас, Андрей Павлович, – штабс-капитан серьёзно посмотрел в глаза. – Сейчас поступим так. Есть у меня гостевая комната, не роскошная, но вполне удобная. Там переночуете, а утром на поезд.
Так и сделали.
Гостевая комната оказалась не слишком большой, но уютной. Кровать с резными деревянными спинками, столик, платяной шкаф. Ничего лишнего здесь не было, но убогости нежилого помещения не чувствовалось совершенно. Заботливые руки Дуни и здесь поддерживали идеальный порядок. Даже хризантема в вазе стояла на столе, а над кроватью на стене висела сабля в инкрустированных ножнах.
– Дедовская, – похвастал Селивёрстов, указывая на оружие. – Гости, честно сказать, бывают у меня крайне редко, да и то, всегда хорошо знакомые люди. А оружие в доме офицера должно иметься, как же без этого?…
Выпив чаю с бубликами, друзья разошлись по комнатам.
Проснулся Сосновцев поздней ночью, довольно неожиданным и неприятным образом. От прикосновения холодного металла к горлу.
Только он хотел выругаться, как чья-то сильная рука зажала рот. В ухо зашептали:
– Лежи тихо, учитель. Попытаешься орать или дёргаться – перехвачу глотку от уха до уха…
– Что хочешь? – придушенно просипел Андрей.
– Бумаги. Те, что ты должен был отдать ещё днём. Тогда тебе повезло, сейчас – шутки в сторону. Или отдашь добровольно, или я тебя прирежу, а бумаги найду сам.
– Как я тебе их отдам, если двигаться не могу?
Противник находился в изголовье. Одной рукой – локтем – он перехватил Андрею горло, другой приставил клинок. Каков грабитель из себя, Сосновцев видеть не мог, но чувствовал горячее дыхание в ухо, тяжесть навалившегося на плечи тела.
– Говори, где лежит труба, что была при тебе днём. Если бумаги на месте, я заберу их и уйду. Если соврёшь – получишь нож под рёбра.
– Кто ты, зачем тебе неудачный чертёж? В нём никто не разберётся, я начертил его неправильно.
– Это теперь не твоя печаль. И не моя. Мне нужно выполнить поручение. Если для этого потребуется тебя пришить, учитель, я это сделаю. Ну!..
Во время беседы Андрей незаметно подтягивал ноги к животу. Понемногу, осторожно, незаметно. Правая рука бандита, которой он держал нож, была на отлёте, до неё не добраться. Но вот левая лежала на шее. Точнее, не лежала, а сжимала горло крепким захватом.
– Хорошо, – просипел Андрей. – Жизнь дороже. Смотри, видишь за столом тумбочку?
Никакой тумбочки там не было, стоял стул, но в комнате темно, а налётчик тут наверняка впервые.
– Где? – злым шёпотом спросил он.
– Да вон же, прямо за столиком, ближе к окну…
Бандит чуть приподнялся, вглядываясь в сумрак, и ослабил хватку. В тот же миг Андрей обеими руками ухватился за руку, удерживающую его в захвате, и дёрнул её вправо, навстречу руке вооружённой. В то же самое время он сумел просунуть под локоть подбородок, исключая удушение, а ноги резко забросил на голову противника, пытаясь провести захват.
Помешало одеяло. Оно сковало, не позволило развести ноги. Но получилось даже лучше – нечто тёмное, обрушившееся на голову налётчику, сбило его с толку. Он отпрянул, выпуская жертву, а Андрей кубарем слетел с кровати в другую сторону.
Они вскочили одновременно. Убийца, освободившийся от одеяла, словно свалившегося с потолка, и тот, кого нужно было убить и ограбить – безоружный, в пижаме, босой.
Они стояли с разных сторон кровати. Андрей видел темную фигуру, коренастую, плечистую. Лица не разобрать, а может, его скрывала маска. Но вот в руке тускло отсвечивал нож – длинный, слегка изогнутый, наверняка бритвенной остроты. Бандит играл клинком, менял хват с переднего на задний, опасно поводил оружием. Ясно было – он чувствует полное своё превосходство.
Прыжком Андрей вскочил на кровать и рванул со стены дедовскую саблю.
Противник отступил в центр комнаты. Сосновцев пружинисто оттолкнувшись, попытался достать его ударом в прыжке, но грабитель ушёл вбок. И тут уже сам Андрей с трудом увернулся от мелькнувшего у груди лезвия.
Но раскручивая корпус в обратную сторону, рубанул по диагонали – сверху вниз.
Бандит ловко присел, сабля просвистела рядом. Фигура метнулась к столу. В тёмной комнате поединок напоминал игру теней – Андрей видел лишь нечеткий, постоянно двигающийся силуэт убийцы и продолжал рубить крест-накрест, наступая. Сабля легко развалила попавшийся на пути стул, полетели осколки вазы, клинок срезал бутон хризантемы…
А грабитель был уже у окна. Ударом локтя он растворил створки, вскочил на подоконник. Андрей попытался достать его длинным выпадом, но тот уже спрыгнул во двор, скрылся с глаз.
– Что случилось? – ворвался встревоженный Селивёрстов с лампой в руках. – Что у вас здесь твориться?!
– Сбежал, гад! – прорычал Сосновцев, вглядываясь в черноту двора. Нигде не было видно ни единого движения. – Да ловок как!
– Кто сбежал?! Объясните же толком, что произошло?
Андрей в двух словах рассказал о происшествии. Извинился за стул и разбитую вазу.
– Пустое, – отмахнулся штабс-капитан. – Однако намерения наших недругов куда серьёзнее, чем я предполагал. Паршивец через крышу пробрался, там есть пролаз возле дымохода. Но кто мог подумать, что они на такое отчаются?
– Да, приключение продолжается, – невесело пошутил Сосновцев.
– Боюсь, Андрей Павлович, приключения, столь похожие на неприятности, только начались. До рассвета четыре часа. Вы прилягте, а я подежурю.
– Вряд ли они сегодня сунуться.
– Бережёного бог бережёт. Первый поезд на Москву в восемь утра. К этому времени мы должны быть на вокзале и взять билеты. Завтра пятница, последний день присутствия. Либо мы попадём к моему знакомцу к окончанию приёма, либо, ещё лучше, договоримся на субботу. Чем быстрее ваша статья попадёт в надёжные руки, тем нам безопаснее. И вот ещё…
Селивёрстов вышел, но скоро вернулся с полированным плоским ящичком примерно пятьдесят на сорок сантиметров. В ящичке, на тёмно-синем бархате лежали два револьвера, очень похожих на те, из которых так нравилось Андрею палить по мишеням.
– Это так называемые дуэльные револьверы, – поведал отставник. – Как офицер я имею право иметь такие, хотя дуэли в империи официально запрещены. Но традиции невозможно отменить указом, даже высочайшим. Так что, пользоваться нельзя, а иметь можно. Благодаря связям, я заказал дуэльное оружие в виде точных копий офицерских револьверов. Полагаю, пришло время иметь кое-что для самозащиты. – Он вытащил из футляра один револьвер и подал Андрею. – Оружие пристреляно и снаряжёно. Завтра, точнее, уже сегодня, выдам запасные патроны.
Сосновцев взял в руку тяжёлый револьвер. Ребристая ручка придавала уверенности.
– Похоже, Никодим Митрофанович, не по нраву кому-то сильная Россия. Едва забрезжило нечто, сразу отобрать пытаются.
– А вот этого, батенька, мы им не позволим, – твёрдо ответил Селивёрстов и взял второй револьвер.
– Точно! Хрен им через всю…
Штабс-капитан поднял бровь.
– То есть, ни за что не позволим. Честное благородное.
