Глава 34

В первом ряду сидели две рыдающие женщины. Но ни одна из них не являлась ни женой Ронни, ибо ее тут вообще не было, ни сестрой, ни, если уж на то пошло, девушкой, проживавшей по соседству и всю свою жизнь, по странной прихоти, мечтавшей с ним воссоединиться. Нет, это были две какие-то посторонние женщины, которые через равные промежутки времени бросали взгляд на гроб и столь же регулярно и механически выуживали из карманов носовые платки и вытирали глаза.

– Кто они вообще такие? – Карл задавал этот вопрос людям, сидевшим сзади, спереди и сбоку от него, но никто из них так и не смог ответить. Зато сразу бросалось в глаза, что в церкви, кроме них, никто не плачет, даже во время пения псалмов или нескольких странно созвучных общему настроению сентиментальных высказываний о времени, когда покойный был еще жив, озвученных священником по воле, высказанной Ронни в своем завещании.

– Это плакальщицы, – шепнул Ассад. – Я сам у них спросил. Меня разобрало любопытство – все-таки они в первом ряду сидят.

Карл нахмурился. Плакальщицы?

– Да. Говорят, так было указано в завещании Ронни – непременно нанять кого-нибудь поплакать в церкви. Такова была его последняя воля. Так что перед нами самые настоящие плакальщицы.

Кивнув, Мёрк глянул на гроб – красно-коричневое вычурное изделие, явно неподъемное. Гроб был лишь наполовину покрыт цветами. Ни единого цветочка в центральном проходе. В церкви разместилось двадцать с небольшим человек, двое из которых наняты и еще один являлся спутником Карла.

«Старомодная какая-то традиция – нанимать плакальщиц, – раздумывал Мёрк. – Прекрасная мысль, Ронни, а то кто бы тебя оплакивал? Ты пристукнул собственного отца, сам признался. Ты всю жизнь наживался на людях как сумасшедший. Ты обманывал их, обводил вокруг пальца, калечил почем зря – так кто ж будет плакать? Твоя матушка? Но она давным-давно умерла – не ты ли и ее укокошил? А может, твой единоутробный загорелый братец, который только и думает, какую бы выгоду извлечь из этого шоу? Другие члены семьи? Не-ет, ты был прав, Ронни, когда завещал нанять пару плакальщиц. Замечательная идея. Ты достоин уважения за свою сообразительность».

Карл сидел, уставившись в пустоту, а органист тем временем сменил тембр и заиграл с новой силой, что немедленно отразилось на настроении плакальщиц.

А как все будет выглядеть, когда в свое время установят на этом месте его собственный гроб? Кто будет плакать над ним? Его индифферентный пасынок Йеспер? Бывшая возлюбленная Мона? Экс-супруга Вигга? Его давно умершие к тому времени родители? Ведь нет же. Или абсолютно безэмоциональный брат со своими многочисленными отпрысками? Вряд ли. Ну, а Харди? Если он еще будет жив и кто-нибудь окажет ему услугу и позаботится о его транспортировке, он ведь обязательно приедет? Может, хотя бы он погрустит о нем в той или иной форме? Мортен – вот тот наверняка. Едва завидев гроб, он тут же завопит и бросится к нему с ревом и красными глазами. С другой стороны, разве не точно так же реагирует Мортен, когда смотрит на «Ю-тьюбе», как щенок терзает котенка? Вообще-то, Мортен не в счет.

Конечно, оставался еще Ассад.

Карл покосился на своего ассистента, усердно пытавшегося попасть в ноты. Тронутый пришедшей ему в голову мыслью, он по инерции положил ладонь на руку напарника и ненавязчиво похлопал его. Да, возможно, из всех пришедших ему на ум у его гроба окажется только Ассад.

Сириец отвлекся от песнопений.

– Карл, ты сидишь и стучишь по моей руке. Хочешь что-то сказать? – прошептал он.

Мёрк почувствовал, как на его щеке появляется морщинка от улыбки. Он и впрямь едва не высказал то, что мог и хотел сказать в настоящий момент.

В ресторане «Хеделун» Карл произнес свою первую в жизни и пока что единственную торжественную речь. Сразу после конфирмации, с волосами, на укладку которых ушло немало трудов и бриллиантина, он, слегка дрожа и совсем не по-взрослому, обратился к родителям и поблагодарил их за праздник и за подаренный магнитофон. Они заулыбались, мать даже смахнула слезу, как-то так.

И теперь, спустя много лет, в этот хмурый день они сидели в том же самом зале с разложенными на блюдах бутербродами и морем выпивки, делая вид, что не прошла куча времени, а повод для собрания вовсе не такой уж неприятный.

Тело Ронни увезли в крематорий, слава богу, – лишь с той оговоркой, что, когда речь шла о Ронни, живом или мертвом, никто никогда не мог знать, в какой момент грянет гром.

Карл оглядел присутствующих. Кому из них Ронни доверил бросить бомбу? Кто сейчас поднимется со своего места с бумагой в руке и вслух зачитает спекулятивное обвинение Ронни в адрес родственников, оставшихся в живых? В какой миг этот сорвиголова начнет посмеиваться из своего далека, пока одного или нескольких членов семьи, а вероятнее всего, самого Карла, выставят на посмешище?

– Очень симпатичный молодой человек, твой новый коллега, – заметила мать Карла чуть позже, кивая в сторону Ассада, зажатого между тетушкой Аддой и ее подругой столь же древнего возраста. – Ты говоришь, его зовут Ассад. Разве не странно, когда подумаешь о том, что сейчас происходит в Сирии?

Карл покачал головой.

– Насколько я знаю, мам, это весьма распространенное имя на Ближнем Востоке. Но это правда, он неплохой парень, в противном случае мы не проработали бы вместе уже… – Он посчитал на пальцах. – Уже почти семь лет.

Тут же со всех сторон закивали. Семь лет – довольно долгий период времени даже для Вендсюсселя, так что напарник Карла просто обязан был быть прекрасным человеком. Поэтому никто так и не сказал ничего о его происхождении и цвете кожи, хотя интерес к данной теме витал в воздухе. Но таковы уж жители Вендсюсселя. Они никогда не славились молчанием. В следующий момент раздался стук по пивной бутылке, и со своего места поднялся один из дядюшек со стороны матери. Он вовсе не был знаком с Ронни, а пригласили его просто за компанию.

– Семейный адвокат поручил мне зачитать небольшой текст, прикрепленный к завещанию Ронни.

Ну вот, началось. Кто бы сомневался.

Он вскрыл запечатанный конверт.

– Записка довольно короткая, Ронни позаботился о том, чтобы она не сильно отвлекла наше внимание от столь отлично организованного мероприятия. Так давайте же поднимем бокалы и поблагодарим персонал «Хеделуна» за прекрасное обслуживание и пошлем привет Ронни, который в подобных случаях не стеснялся распахнуть кошелек.

Большинство присутствующих вежливо заулыбались и взялись за бокалы, но только не Карл.

– Итак, Ронни пишет: «Дорогие друзья и родственники. Разрешите мне из буддистского храма поблагодарить вас за то, что собрались. Я всегда был не прочь устроить вечеринку, так что – вверх бокалы, ваше здоровье!»

Затем последовала короткая пауза. Чересчур короткая для того, чтобы гости успели выполнить желание Ронни.

– «Как многие из вас, вероятно, знают, я всем сердцем ненавидел своего отца. Каждое произнесенное мною слово в его адрес подтверждало, что окружающим людям было бы гораздо лучше, если б он отправился прямиком в ад».

В этом месте гости заерзали на стульях. В том числе и отец Карла, который сидел и ковырялся вилкой в скатерти, устремив взгляд на чтеца.

– «Всего лишь слова, подумает кто-то. Но мне хотелось бы похвалиться тем, что я позаботился о воплощении этих слов. Да, я убил его, давайте скажем об этом прямо в нашем узком закрытом обществе».

– Прекратите этот бред! – закричал отец Карла, в то время как остальные невнятным ропотом выразили свое недовольство.

– Давайте все-таки послушаем, – раздалось из другого конца зала. Это был Сэмми, брат Ронни, он даже привстал со своего стула. – Я ведь имею право знать, что тут к чему, черт возьми. Все-таки это был и мой отец тоже!

– Ну, тогда я продолжаю, – нервно ответил дядюшка, посмотрев на отца Карла. – Ладно, Гуннар? Раз Сэмми просит.

Взгляды всех присутствующих устремились на отца Карла. Это был фермер, несгибаемый, как воловья кожа, уставший до мозга костей, но по-прежнему непокорный и гордый. Карл увидел, как его старший брат кладет ладонь на сжатый кулак отца, – такой жест он сам никогда не посмел бы себе позволить. Однако двое мужчин на противоположном конце стола были одного поля ягоды – фермер, разводящий норок, и крестьянин, который никогда ни у кого ни о чем не просил и крайне скупо выполнял чужие просьбы. Замечательный альянс.

Карл приготовился к нападению. В следующий миг все развернутся на сто восемьдесят градусов и обратят свои взгляды на него самого. Здесь не нужно обладать особой интуицией. Он просто знал это.

– Позвольте, я все-таки продолжу, – решительно заявил дядюшка. – Ронни пишет дальше: «Я подробно описал в своем завещании, при каких обстоятельствах это произошло, так что не стану утомлять вас повторениями, но от всего сердца хочу поблагодарить моего кузена Карла за то…»

Он знал это. Все взгляды обратились к нему.

– «…что я смог вывести из игры нашего папашу. И потому попрошу всех собравшихся поднять бокалы в честь Карла, о присутствии которого, я уверен, тетя Тове заранее позаботилась. Карл оказал мне огромную услугу».

Тряся головой, Мёрк развел руками:

– Понятия не имею, что он имел в виду. У него что, с головой было не все в порядке?

– А дальше что-нибудь есть? – крикнул Сэмми.

– Да, сейчас дочитаю.

И дядюшка продолжил:

– «Карл был моим лучшим другом. Он обучил меня приемам карате, так что я точно знал, как и куда надо бить, чтобы обездвижить отца одним ударом и чтобы потом на теле не осталось никаких следов. Я повалил его в речку и оставил там валяться, вот и всё. А Карл в это время отвернулся, за это большое ему спасибо. Поэтому я и завещаю все наследство ему, за вычетом того, что по праву полагается моей супруге».

На мгновение температура в зале опустилась ниже точки замерзания. Никто не кашлянул, никто не посмел издать ни звука. Повисла неприятная предгрозовая тишина. Вокруг Карла вовсю закручивался мощный торнадо. Совсем скоро он окажется вне ураганного эпицентра, однако сейчас чувствовал, как в помещении концентрируются все силы ада. И он вовсе не собирался ждать прорыва стихии.

– Все это бред и полнейшая чепуха! – выкрикнул Карл, скользя взглядом по потрясенным окоченевшим лицам тетушек и дядюшек, а также людей, которых видел впервые в жизни. – Я помню тот день как сейчас, иначе и быть не может; это был поистине печальный день для всех нас. Я ничего не видел, потому что направлялся в другую сторону к двум симпатичным девушкам, которые стояли на обочине дороги со своими велосипедами. И никуда я специально не отворачивался, потому что меня там попросту не было. И я шокирован этим заявлением точно так же, как и вы.

– Погоди! – гаркнул дядюшка. – Это еще не всё. «А если Карл будет утверждать иное, он просто-напросто лжет. Мы с ним действовали тогда заодно; о том же самом повествуется в моих мемуарах, которые я выслал в несколько крупных издательств».

Карл беспомощно опустился на стул. Это был чистый нокаут. Каким образом возможно возражать против слов мертвеца? И каковы будут последствия? Семья повернется к нему спиной, придется смириться с этим. Но опубликовать эту галиматью?! Это разрушит его карьеру и, что еще хуже, заклеймит его навсегда. Человек, поступивший на службу в полицию после соучастия в убийстве! Следователь, который ничем не отличается от негодяев, которых он отправляет за решетку!

– Идем, – раздался голос за его спиной.

Карл поднял голову. Это был Ассад, аккуратно причесанный, в черной куртке. Он осторожно пнул ногой стул Мёрка.

– Идем, Карл, мы уходим. Тебе не стоит здесь оставаться.

Однако в тот момент, когда тот отодвинул стул и поднялся, одуревший братец Ронни бросился к нему, влетев со всей дури Карлу в бок гигантским плечом. Ребра Мёрка щелкнули друг о друга. Далее последовал удар разукрашенным татуировками кулаком снизу в челюсть. Совершенно неуклюже падая на спину, Карл заметил, как сзади появляется рука и удерживает его от падения, в то время как вторая рука проносится мимо его головы и обрушивается на обугленный от усиленного загара лоб Сэмми с совершенно незабываемым звуком.

Мёрк услышал недовольные крики за спиной, Ассад вывел его вдоль ряда стульев.

Сэмми в полуобморочном состоянии повалил стол, раскидав по полу всю еду и посуду. Всего за несколько секунд он учинил тут полный разгром. А на что еще можно было рассчитывать, черт возьми?

– Что теперь, Карл? – поинтересовался Ассад, направляясь по Бредгэде мимо церкви, где Мёрк проходил конфирмацию, а совсем недавно отпевали Ронни.

– Я не могу просто так взять и уехать. Мне нужно поговорить о случившемся с родителями или братом. Я не могу допустить, чтобы эта клевета распространялась дальше.

На круговом движении у Ольборгвайен он указал на проселочную дорогу в северном направлении.

– Сразу после госпиталя с правой стороны первый поворот налево. Мы не поедем сейчас на ферму. Немного постоим посреди поля, а я пока сам подумаю, что делать, когда приедут остальные.

Карл с грустью посмотрел на хутор, когда Ассад остановился на обочине. Здесь он вырос. Здесь сформировалось его стремление к непредвзятости и возникла потребность борьбы с несправедливостью. Здесь он прострелил бедро воришке сена. И здесь научил своего брата, что младше – вовсе необязательно значит слабее. Здесь он завел свою первую собаку, здесь же отец ее пристрелил. Здесь испытал самый первый в своей жизни оргазм – на соломенных рулонах, со старым номером «Варьете» на коленях.

Хутор «Йоханне». Отсюда берет начало его мир.

Они провели в молчании целых полчаса, как вдруг в зеркале заднего вида в облаке мельчайших брызг, летящих из-под колес, появился внедорожник.

– Они не остановятся, можешь не сомневаться. – С этими словами Карл вылез из машины и встал посреди дороги.

Он услышал предостерегающий крик Ассада, когда вытянул руку вперед, в направлении несущегося на всех парах родительского автомобиля. Еще он услышал ругательства, несущиеся из салона, когда машина наконец-то остановилась всего в нескольких сантиметрах от его ноги.

Однако Мёрк предпочел проигнорировать обращенные к нему мольбы матери, которая просила его возвращаться восвояси, когда он распахнул водительскую дверь. Ни за что.

– Я буду лаконичен, чтобы не возникло недопонимания. Я не имею никакого отношения к тому, о чем написал Ронни в своем письме. Напротив, я потрясен не меньше вашего – в первую очередь потому, что любил его отца больше, чем кого бы то ни было в мире. И я говорю это сейчас. Так было, и так есть, а иначе быть не может. Биргер Мёрк вселил в меня гораздо больше решимости и самоуважения, чем вы, и за это я любил и уважал его. Твой брат, папа, был веселым человеком, прекрасно разбиравшимся в людях. Этому ты мог бы у него поучиться. И тогда наши с тобой взаимоотношения наверняка не стали бы такими странными, как сейчас.

– Ты верен себе, – с издевкой произнес отец Карла. – Всегда идешь всем наперекор, всегда все лучше всех знаешь. И всегда стремишься к провокациям.

Карл еле-еле удержался от очередного выпада.

– А почему? – спросил он вместо этого так тихо, что его почти не было слышно. – Почему, папа? Разве не просто все объяснить? Потому что ты не открыл мне дорогу к независимости. Но это сделал дядя Биргер, и я по-прежнему тоскую по нему. Такова моя защитная реакция. И если из тебя еще не выветрилась вся твоя педантичность, думаю, лучше тебе оставить меня в покое.

– Ты распахал луг, несмотря на мой запрет, ты избил своего старшего брата, ты оставил хутор.

Карл кивнул.

– А ты считаешь, что братец Бент на такое не способен? Но хозяина норкового царства из Фредериксхавна все-таки вряд ли заинтересует перспектива стать хозяином хутора в Брёндерслеве, помяни мои слова. И если ты думаешь, что мой старший брат готов продолжить твое дело, когда ты почишь в бозе, я настоятельно рекомендую тебе заранее обсудить с ним эту тему во всех подробностях, не то мать останется с проблемой один на один. А почему тогда я должен был брать такую ответственность на себя? Ты вообще когда-нибудь интересовался моим мнением? По-моему, нет.

– Я интересовался по-своему, ты слышишь? Вообще-то, полицейские обычно умеют читать между строк.

– Едет брат Ронни! – крикнул Ассад из служебного автомобиля.

Карл взглянул на дорогу. Совершенно классический пикап. Повсюду обвешан противотуманными фарами. Дерьмо на колесах с суперширокими покрышками и морем хромированных деталей. Эта колымага стоила чуть ли не дешевле, чем все прибамбасы, которыми она была увешана. Прекрасная иллюстрация комплекса неполноценности чистой воды.

– Мама, я позвоню, – успел выпалить Карл, захлопывая за собой дверь. Если поторопиться, то можно успеть развернуться в противоположную сторону и умчаться в направлении Серритслева, прежде чем Сэмми перекроет им путь.

Но тут произошло нечто странное. Сэмми всего в пятидесяти метрах от них резко затормозил, так что крыша автомобиля оросилась водой из лужи, выскочил из машины и что есть мочи закричал:

– А наследовать и нечего! – Затем он истерично захохотал. – Ха-ха, у Ронни ни шиша не было. Все было записано на имя жены. Так что ты ничего не получишь, Карл. Ни черта лысого. Можешь отправляться домой в свой Копен горевать, проклятый легавый!

И он разразился таким хохотом, что сложился в три погибели, каждую секунду рискуя завалиться на бок.

Если б Карл был в состоянии, он задержал бы болвана за вождение в пьяном виде.

– Странно. Твой отец все равно подозревает тебя. Знаешь, почему? – спросил Ассад.

– Боюсь, что он всегда меня подозревал. Разве это не проще всего?

Сириец долго кивал, но так и не ответил.

– Нам надо сворачивать здесь, – заметил Карл, удивляясь, насколько безболезненно проходит поездка. Ассад ни разу не проявил неуверенности, сидя за рулем. Ни единого неудачного торможения или лихорадочного переключения передач.

– Ассад, признайся, ты недавно брал уроки вождения?

Напарник улыбнулся.

– Большое спасибо за комплимент.

Комплимент?! Очередное слово, которого Карл никогда не слышал из уст Ассада.