Кусков Сергей Анатольевич
Телохранитель ее величества: Противостояние

Солнце. Великий дар. Землянам этого не понять, потому они его и не ценят. Жизнь там, дома, под слоем метала и пластика, привычная для миллионов людей, на самом деле мираж, химера. Человек оказался настолько приспосабливаемым существом, что смог выжить в тех условиях, и считать их нормой… Но это неправильно.

Можно создать дыхательную смесь по составу один в один с той, которой люди привыкли дышать тысячи лет. Можно синтезировать и добавлять в пищу витамины и минеральные вещества, без которых человеческий организм не может выжить, и которые синтезируют в естественной среде только земные растения. Можно привезти специальными танкерами миллионы тонн водорода и создать миллионы тонн воды, как две капли похожей на местную, земную, а после каждого цикла использования тщательно очищать, приводя в исходное состояние. Везде, где есть гравитация, можно наладить более менее нормальное человеческое существование…

…Но это будет не жизнь. Существование.

Лея закрыла глаза, расставив руки в стороны, подставляя лицо мягкому морскому бризу. Море было ее слабостью всегда. Возможно, потому, что всю жизнь была лишена его. Да-да, наследная принцесса могущественнейшего и богатейшего государства, она могла позволить себе всё, кроме моря, ветра и такого солнца.

В детстве, пока Империя была «дикой», пока там гремела бесконечная гражданская война, не было и речи о том, чтобы летать сюда, на эти берега. После же «замирения» ее отцом этого делать не следовало тем более, ибо «замирял» Империю он на венерианских штыках. Любое же иное море, в любой иной точке этой необъятной планеты, было еще более недоступно — у космического королевства всегда было слишком много недоброжелателей, чтобы рисковать наследницей престола из-за прихоти. Ньюфаундленд, да Британская Колумбия — пожалуй, больше не было морского побережья на этом голубом шарике, где маленькая Лея могла бы отдохнуть и расслабиться.

Сейчас Империя сильное государство, и с бывшей колонией дружит. Да, дружит, как бы не относилось к их союзу разное местное отребье, и какие бы отношения не связывали лично ее и Себастьяна. Венериан здесь любят, встречают с широко распростертыми объятиями, и не только потому, что финансовые прибыли сильнее предрассудков. Но вот она, королева, в отличие от подданных, как не могла, так и не может бросить все и отдаться этому волшебству, этому чуду под названием «море».

— Наслаждаешься? — раздался сзади голос, от которого она внутренне съежилась.

Господи, почему она до сих пор так к нему относится? Ему есть за что ее ненавидеть, неприязнь эта заслуженная, и она сама виновата. Но почему с тех пор, как они выросли, она ни разу не предложила ему помириться и забыть старое? Ведь это же правильно — исправлять ошибки детства и бесшабашной юности. Он бы не согласился, не с первого раза, но попытаться наладить отношения стоило!

Однако, она не пыталась. И это еще скажется на государственной политике. Что особо опасно ввиду надвигающегося кризиса.

— И ты прекрасно меня понимаешь, — выдавила она как можно более миролюбиво. Обернулась, улыбнулась, стараясь не демонстрировать неприязнь. Теперь помириться у них вряд ли получится: он — император, она с недавних пор — королева, а это непреодолимые факторы для гашения давней вражды.

— Понимаю, сестрица, — кивнул Себастьян. Подошел, поцеловал протянутую руку. — Я и сам до сих пор не могу поверить, что живу здесь. Что правлю этим местом, этой землей. Иногда просыпаюсь с мыслью, что мне все приснилось, ничего нет, а за окном ждет серый унылый пейзаж купола, под которым придется прожить остаток своих дней. Что это всего лишь сказка.

Он глубоко вздохнул.

— Но благодаря отцу это не сказка, и выйдя на балкон, вдохнув глоток ночного воздуха и услышав прибой, я благодарю бога, что позволил мне удрать с вашей процветающей Венеры…

Лея выдавила улыбку — она и сама бы сбежала. Но в отличие от Себастьяна, ей некуда.

Отец, зная ее слабость, завещал ей свое поместье в Форталезе, свою жемчужину, резиденцию. Чтобы та стала ее укромным уголком, где она могла бы ото всех спрятаться. Но мать быстро переоборудовала это место в королевский дворец, отторгла у Империи, даже не поинтересовавшись мнением дочери. И теперь даже там расслабиться ей не удастся.

— Чем обязан такому срочному внеплановому визиту? — перешел к делу брат, и, взяв ее под руку, повел вдаль, к аранжированному под тропические заросли уютному саду, в котором слуги спешно накрывали на стол.

— Разговор есть. Важный. Очень важный, — попыталась настроить себя на рабочий лад Лея. Однако, после полутора недель невесомости, после достаточно сурового спуска с орбиты с его перегрузками, да после легкого, пропахшего морской солью ветерка по лицу, это было сделать достаточно трудно.

— Даже не представляю, что может быть такого важного, чтобы ты бросила все и примчалась сюда, за миллионы километров, учитывая, что короновали тебя всего три месяца назад, — поддел ее Себастьян.

Лею перекосило от упоминания о коронации. Она до сих пор не могла прийти в себя, все еще не ощущала себя королевой.

— У меня к тебе предложение, Себастьян. От которого ты вряд ли откажешься.

— Звучит интригующе, — усмехнулся тот с долей иронии.

Они вошли под сень искусно обработанных местными садовниками тропических растений, создающих ощущение дикости, первозданности. Их ждал уютный навес, под которым в небольшой тростниковой беседке стоял накрытый стол.

Лея села, подождала, пока вышколенные слуги наполнят ее тарелку и бокал, и молча принялась за еду, утоляя проявившийся, несмотря на муть после приземления с орбиты, голод. И только немного насытившись, вздохнула и с наслаждением откинулась на спинку тростникового кресла. Брат аккуратно промокнул рот салфеткой и так же откинулся, весь переходя во внимание.

— Я знаю, у тебя недавно родилась дочь… — сразу взяла быка за рога Лея, без предисловий, нарушая четко выстроенную в голове схему переговоров. С кем другим эта схема сработала бы лучше, однако она знала братца и решила рискнуть.

Себастьян покраснел, затем побледнел, и лишь после этого взял себя в руки.

— И что?

— Так же я знаю, как ты относишься к ее матери, — продолжила бить Лея. — И то, что твои люди предотвратили минимум одну попытку ее уничтожить, предпринятую, скорее всего, кланом Герреро. То бишь родственниками твоей жены, фактически его возглавляющей.

Себастьян вновь потерял над собой контроль, кулаки его сжались. Непростительная сентиментальность по отношению к детям!

Лея точно знала сколько их, его детей, несмотря на то, что официальным сыном являлся лишь один Фернандо, инфант Империи. И ко всем братец относился с трепетом. Не то, чтобы она это чувство не одобряла — у нее и самой недавно родилась дочь, и она сама была готова порвать за нее любого, но она «венерианская стерва», и обязана пользоваться любой слабостью соперника, чтобы достигнуть цели.

— Подумав, что вряд ли это была последняя попытка, — продолжила она елейным голосом, — учитывая влияние этого клана на дела Империи и стервозность твоей милой женушки, я решила, что могу помочь тебе. Могу защитить эту крошку. А заодно и ее мамочку. Как тебе такое предложение?

— И как же ты можешь ее защитить? — выдавил Себастьян улыбку, но вместо насмешки Лея услышала в ней надежду. И жалость к самому себе.

— Стану ее крестной, — повесила она на лицо скупую, но победную улыбку. — Если кто-то тронет ее, то заденет этим меня. А за свою честь, за свою крестницу, я найду и покараю любого. Со всей строгостью и жестокостью, на какую буду способна.

— Ты убьешь мою жену? — рассмеялся Себастьян.

Лея отрицательно покачала головой.

— Ее — нет. Но вот своих крестников она может не досчитаться. Или иных близких людей из клана Герреро… — Лея прищурила глаза и демонстративно пригубила из бокала. — И всех, всю планету, заранее предупрежу об этом, чтобы избежать впоследствии ненужных эксцессов.

Себастьян скептически покачал головой.

— Ты — и «жестоко» — вещи несовместимые. Боюсь, у тебя не получится, моя милая Сказочница.

Лея ждала этого аргумента, потому беззаботно махнула рукой в сторону посадочной площадки:

— Видел моих девочек? Особенно ту, с черными волосами?

— С которой ты спишь? — не мог не поддеть братец. Лея сделала вид, что не услышала.

— Я не смогу. Они — смогут. И поверь, фантазия у них богатая. Я даже вникать не буду, просто прикажу устранить, и они устранят. Любым способом, какой сочтут нужным. Ты же не будешь им мешать? Сам понимаешь, сделка, гарантийные обязательства…

— А ты растешь, милая сестренка! — уважительно склонил голову Себастьян, и что ее удивило, в его голосе не было ни капли иронии. — С коронацией тебя! Поздравляю!

Лея зарделась — в глубине души ей было приятно. Когда вот так, без иронии и ехидства…

— Хорошее предложение, — кивнул Себастьян своим мыслям после долгого молчания. — Королевское! Императорское! И что же ты хочешь взамен?

Лея выдержала паузу, затем начала издалека:

— Ты знаешь, что такое «Омикрон-4»?

— Центр особых исследований. — Себастьян пожал плечами. — При чем здесь он?

— Однажды ябыла там. Инспектировала. И знаешь, на что натолкнулась? На секретную лабораторию, где проводятся самые передовые разработки, связанные с геномом человека.

Себастьян кивнул, лихорадочно пытаясь понять, куда клонит сестрица.

— Но поразила меня, естественно, не она, — усмехнулась ее юное величество. — Там есть хранилище, секретное. Еще более секретное, чем наукоград. В котором собран генотип всех представителей династии, начиная с Алисии Мануэлы. А так же правителей и ключевых фигур Империи и других стран, которые сумели достать наши секретные службы за весь период своего существования.

— Тебе нужен генотип кого-то, кого твои секретные службы не смогли достать? — чуть не рассмеялся Себастьян. — Как же так, сестренка, сама Agencia de Inteligencia и не смогла раздобыть что-то, когда любой биоматериал любого человека, от бомжа до президента, можно получить, не вставая с кресла?

— Получить гены этого человека невозможно, — покачала головой Лея. — Он умер.

Себастьян задумчиво потер подбородок.

— Давно?

— Сто шестьдесят лет назад.

Она умеет удивлять, его сестренка. Такого поворота разговора он не ожидал. Его разведка уже давно, с момента начала болезни королевы Катарины держит руку на пульсе королевской семьи бывшей колонии, следит за каждым шагом, каждым словом сводной сестры, но о генетических разработках он сегодня услышал впервые. Причем не со страниц докладов.

— Тебе нужен генотип человека, жившего сто шестьдесят лет назад… — повторил он, пытаясь тянуть время и собрать в кучу мысли. В частности, пытаясь понять, как можно использовать интерес сестренки. Он понял, кто этот человек, но не видел в нем никакой выгоды. А это сбивало с толку — он не знал, от какой планки начинать торговаться.

— Мне надо подумать, милая сестра, — вымученно вздохнул он. — К тому же, ты уверена, что у Империи есть его образцы?

— На все сто! — Лея усмехнулась. — У вас есть свой «Омикрон-4». Даже не один, шесть. В каком из них что хранится — не знаю, возможно, пока, но Империя точно так же собирала образцы всех, до кого могла дотянуться — у кого-то же наши спецы учились?

Себастьян при цифре «шесть» скривился.

— Зачем тебе гены Хуана Четвертого? Ты хочешь клонировать кровавого диктатора? И что тебе это даст, милая сестра?

На лице Леи не дрогнул ни один мускул.

— Боюсь, я не стану обсуждать это с тобой. Да, я хочу гены Хуана Четвертого в обмен на жизнь твоей дочери от любимой женщины. Это окончательное предложение, обсуждению не подлежит. Ты можешь подумать, озадачить свою разведку, для чего это мне, у тебя есть время. Но не забывай, его нет у Гортензии. И у ее мамы.

Сбастьяна вновь проняло — она ударила по больному.

Мария Фернанда Герреро, несмотря на то, что ее выдали по договоренности, любит братца. И ревнует. Жестоко ревнует! Она знает, что то или иное его увлечение на стороне всего лишь мелкая интрижка, но не может перебороть себя и не напакостить его избраннице. От этого количество простолюдинок, да и мелких аристократок, желающих оказаться в постели императора, не уменьшается, конечно же, но душу сеньора Герреро отводит. Сейчас же обстоятельства изменились — судя по докладам ее, теперь уже ее разведки, Себастьян влюбился, как мальчишка. Естественно, никакого будущего его связь со служанкой не имеет, но любовь есть любовь, и Мария Фернанда задалась целью не просто унизить ту или сделать больно, но убить. И ее, и их отпрыска. Потому, что чувство конкуренции в некоторых женщинах гипертрофированно. Ее брат же, глава клана Герреро, сделает для сестры всё, ибо только ей обязан тому высокому положению в стране, которое занимает.

— Я согласен, — ответил вдруг Себастьян. Лея не ожидала такого решения — не так быстро, и растерялась. — Сегодня вечером тебе передадут генный образец нашего достославного предка. Завтра же днем состоятся крестины Гортензии.

Лея, наконец, смогла взять себя в руки. Все-таки у нее слишком маленький опыт ведения таких переговоров.

— Есть еще одно условие. Как часть моего обязательства. Ты должен признать дочь.

— Что? — Себастьян вначале не понял, о чем она, затем не поверил, после же его глаза округлились.

— Ты в своем уме, сестренка?

— Да.

— Ты представляешь, какой мишенью я ее сделаю?

Лея кивнула.

— Представляю. Однако я не смогу защитить Гортензию де Росарио Кордоба, дочь служанки из Пуэрто ла Крус. Но защитить Гортензию Веласкес, дочь своего брата Себастьяна, свою племянницу и крестницу, мне по силам. Невзирая ни на какую аристократию.

Себастьян вновь почесал подбородок.

— Это опасно, Лея. Очень опасно. Но я согласен, — бодро добавил он.

И глядя на растерянное лицо сестры, продолжил:

— Что не ждала? Что так быстро соглашусь?

Ответ был написан у Леи на лице.

— Из генов не сделаешь оружие, милая сестра. А мои близкие для меня важнее, чем торговля с тобой, чем все твои эксперименты вместе взятые. К тому же, — он картинно задумался, — я и так узнаю, для чего они тебе.

— В таком случае, до вечера. Полагаю, я, как представитель союзного государства, должна быть в числе первых, кто поздравит тебя с «рождением» дочери? — довольно улыбнулась ее величество, поднимаясь и поправляя платье. Она не была уверена насчет последнего, время покажет, но насчет первого могла бы при желании и поспорить. Гены — оружие. Страшное оружие! Пострашнее всех бомб вместе взятых!

— Разумеется, милая сестра! — поднялся и Себастьян, после чего вновь поднес к губам протянутые кончики пальцев.