Темно. Светло. Снова темно и снова светло. Больше ничего. Иногда Амалия выныривала из густого, как кисель, небытия, но лишь для того, чтобы через несколько мгновений вновь погрузиться в него с головой. Иногда она слышала голоса – далекие и смутно знакомые, но так и не могла ни разобрать слов, ни понять, кто же там, за темнотой. Близко или далеко? Иногда она ощущала, как теплое одеяло ужасной тяжестью давит на грудь, и звала, звала на помощь. Но никто не приходил. Голоса не было. Ни слов, ни чувств, ничего. Только темно и светло. Холодно или невыносимо жарко. Наверное, это проходили дни. Сколько же их было?

А потом чувства вернулись. Все, разом. Амалия осторожно втянула носом воздух. Запахи. Много-много запахов. Дым из труб, сено из далеких конюшен. Пыль. И что-то еще. Приятное, знакомое, но будто бы давно забытое. Глаза открывать не хотелось. Так было честнее – вспомнить или хотя бы догадаться. Несколько минут Амалия просто лежала без движения под одеялом и вдыхала, вдыхала далекий аромат. Травы, цветы, свежая листва. Весна. Это весна! Сколько же времени прошло с тех пор, как…

Боль нахлынула ледяной волной. Вместе с чувствами вернулась и память. Все – полчища драугров, Дерек, превратившийся в Матабера, Кроу, медленно оседающая на пол, холодные руки Агнешки и Ливи… И Мастер Коннери, шагающий в огне навстречу гибели. Как же Амалии хотелось открыть глаза и увидеть его! Как тогда, после сумасшедшей скачки к Белой Скале, когда Мастер несколько дней не отходил от ее постели… Но его больше нет. А Амалия осталась жива только потому, что он не решился забрать всю ее Силу на щиты! И никогда она не сможет снова услышать его недовольное ворчание, никогда не сможет поблагодарить его за все, что он сделал для нее, не сможет сказать тех слов, которые должна была сказать давным-давно. Амалия почувствовала, как по ее щекам скатилась горячая слезинка. Наверное, нужно встать или хотя бы позвать кого-нибудь… Но зачем?

– Кажется, ты уже проснулась.

Этот мягкий голос Амалия бы узнала из тысячи – хоть она уже и не ожидала услышать его снова.

– Вы здесь, ректор…

Дневной свет больно резанул отвыкшие глаза, а собственный слабый шепот загремел в ушах Амалии громче колокола. Но надо было возвращаться – обратно в мир живых. Она уже и так пропустила слишком много. И если кто-то и мог дать ей все ответы, то только сам Элвин Торвальдсен.

Точно такой же, каким она его запомнила. Безукоризненный черный камзол с серебром. Руки, покоящиеся на коленях. Одна обычная, человеческая, другая – блестящий металл. Аккуратные седые волосы и пронзительно-голубые глаза. Разве что крохотных морщинок на лице стало чуть больше. Где же ректор был все эти долгие месяцы, когда Академия так в нем нуждалась? И что ему пришлось пережить?

– Я снова здесь, – кивнул Торвальдсен. – Там, где и должен был быть уже давно. Моя самонадеянность дорого обошлась вам всем. Я слишком далеко забрался, охотясь на Тьму, которая все это время скрывалась в Академии.

– Стоит ли винить себя, ректор? – Амалия вздохнула. – Я и представить себе не могу, насколько могущественен Матабер. Он может быть везде.

– Увы, это так. – Торвальдсен опустил голову. – Было так. На этот раз все закончилось. Зло уничтожено – но какой ценой!

– Кто… кто погиб? – Амалия поднялась с подушек. – Ливи, Агнешка – они живы?

– С ними все хорошо, – ответил Торвальдсен. – Ты все узнаешь, девочка. Но пока что отдыхай. Ты слишком слаба, тебе стоит…

– Я в порядке! – Амалия рывком села на кровати. Перед глазами сразу же поплыли цветные круги, ослабевшее от долгой болезни тело отказывалось слушаться, но упрямство побеждало. – Скажите мне, ректор, прошу вас!

– Ты так похожа на своего Мастера. – Торвальдсен улыбнулся. – Настоящий темный маг куда прочнее обычного человека. Есть ли способ заставить тебя поесть и поспать хотя бы еще немного?

– Рассказать мне все. – Амалия бесцеремонно вцепилась в металлическую руку ректора и сбросила ноги на пол. – Прямо сейчас.

– Упрямая девчонка, – проворчал Торвальдсен, и все же одобрения в его голосе было куда больше, чем недовольства. – Сможешь идти?

Вместо ответа Амалия потянулась за башмаками. Сколько же они ее дожидались? Впрочем, какая разница? Надо идти. Надо, даже если сил едва хватает на то, чтобы сползти с кровати. Дар Амалии медленно разгорался внутри, по капле вливая жизнь в одеревеневшие от долгого лежания мышцы. Потом тело отомстит, и за вернувшуюся подвижность придется расплачиваться сумасшедшим аппетитом и болью в ногах, но сейчас это неважно. Там, за тяжелой дверью больничного крыла, еще оставались ответы, и Амалия любой ценой собиралась их получить.

– Ступай осторожнее. – Торвальдсен аккуратно взял ее под локоть. – И надень хотя бы плащ.

Вниз, по бесконечно длинной лестнице, на улицу. Через уже почти позабытые улочки замка Ринвуд. То ли для того, чтобы подготовить Амалию к новым потерям, то ли чтобы просто скрасить невыносимо тяжелый путь, ректор рассказывал. Обо всем – о Матабере, об Осенней Войне, о том, как трое магов, чьи имена не сохранила история, остановили Тьму в смертельной схватке под Виенной полтора века назад. О том, как Тьма вернулась. О том, что больше этого никогда не случится. О том, что в Дозорной Башне Академии теперь сияет новый Кристалл, еще сильнее предыдущего. Амалия почти не слушала. Самого главного Торвальдсен все равно не рассказал бы – ей придется увидеть своими глазами. И если на то будет воля Всеотца, она справится. Если не ради себя самой, то ради Мастера Коннери.

– Мы пришли, – тихо произнес ректор и остановился перед Белой Лестницей.

Академия изменилась. Нет, от иссохших тел драугров и шрамов, которые могли бы впечатать в камень боевые заклинания, не осталось и следа. Дозорная Башня устояла, крыши все так же задорно сияли красной черепицей, и даже изрядно пострадавший Дом Четырех Стихий теперь выглядел нетронутым. Но черного камня, клином врезавшегося в нижние ступени лестницы, здесь раньше не было. Но он останется навсегда – как предостережение, как память. На стесанной поверхности виднелись золотые буквы. Приблизившись, Амалия смогла прочитать. Ни титулов, ни дат – ничего. Только имена тех, кто отдал жизнь, защищая Академию.

– Как же… как это случилось, ректор? – Амалия не смогла сдержать слез. – Она же была жива, тогда…

– Профессор Кроу отдала даже больше, чем имела. – Торвальдсен склонил голову. – Все, что у нее оставалось. Выжала себя до капли, чтобы в последний раз защитить Грега. Когда я нашел их, она еще дышала… но даже мне не под силу исцелить такое. Прости.

– Скажите мне, ректор, – прошептала Амалия. – Профессор Кроу и мой Мастер… они любили друг друга?

На этот раз Торвальдсен молчал так долго, что Амалия уже и не надеялась услышать ответ.

– Я не уверен, что скажу все правильно, – наконец выговорил он. – Хоть я и помню их еще юными и неразумными… по моим меркам, конечно же. Помню, как встретил их в первый раз во время Осенней Войны. Она была еще совсем девчонкой, а твой Мастер уже тогда напоминал огромного седого медведя. Его Дар сложно было не заметить. Удивительно, как ему удавалось держать в узде свою ярость. Еще тогда, когда он считал себя обычным человеком, всего лишь одним из солдат Короля, когда ничего не знал о своей истинной сущности. Это ведь Кет инициировала его. – Торвальдсен горько усмехнулся. – Я был против, но они, как всегда, поступили по-своему. Упрямцы. Впрочем, я и сам тогда был немногим мудрее их, хоть и прожил на свете больше двух веков. Эта война изменила нас всех. Любили ли они друг друга, девочка? – Ректор покачал головой. – Я не знаю. Они были близки. Близки так, как только могут быть близки Мастер и его ученик. Даже ближе. Возможно, Кет могла бы полюбить Грега, останься он человеком. Но он выбрал свой путь, зная, что это навсегда их разделит. Нельзя любить темного мага – его страсть так же смертоносна, как и его гнев. Надеюсь, я ответил на твой вопрос.

Амалия молча кивнула и продолжила читать расплывающиеся золотые буквы. Еще полтора десятка незнакомых имен – студенты или стражники. Мужчины и женщины. Последним в страшном списке стоял Дерек Каннингем.

– Думаю, он заслужил свое место здесь. – Торвальдсен еще на шаг приблизился к черному камню. – Да, Матаберу не под силу занять чужое тело самому. Он каждый раз предлагал своим жертвам что-то взамен. Вечную жизнь, богатство, могущество, любовь – и каждый раз обманывал. Я не знаю, что он обещал Дереку… Но верю, что Дерек до самого конца сражался.

– Я знаю, – прошептала Амалия, касаясь последней надписи ладонью. – Я это видела…

Она прочитала список еще раз. Потом еще. Нет, никакой ошибки. Самого важного, самого дорогого для Амалии имени в списке не было. Грегор Коннери. Неужели его просто забыли? Или… или это сделали специально?!

– Мой Мастер. – Слезы сменились яростью. – Почему его нет здесь?!

– Знаешь, я почти целый месяц думал, как я скажу тебе то, что должен сказать. – Торвальдсен взял Амалию за плечи. – Мастер Коннери… пока что я не могу считать его мертвым – но и в мире живых его тоже больше нет.

– Как такое возможно, ректор? – Амалия рванулась и отступила на шаг. – Я сама видела, как он сгорел в огне! Что с ним?!

– Под развалинами моего кабинета я нашел… – начал Торвальдсен, но тут же осекся, мотая головой. – Нет, девочка, лучше тебе даже не слышать о том, что открылось моему взору. Но Изначальная Тьма наделяет своих детей необычным могуществом и крепостью. И пока огонь Дара профессора Кроу угасал, твой Мастер отчаянно цеплялся за жизнь. Я просто вливал в него Силу, а он глотал – исступленно, жадно, поднимаясь из пепла и обугленных костей. Никогда бы не подумал, что такое возможно…

– Он жив?! – Амалия не могла поверить своим ушам. – Мой Мастер не погиб?!

– Тело, увы, лишь его тело. – Торвальдсен сокрушенно покачал головой. – Восстановить его, наполнить жилы кровью и вновь заставить биться сердце оказалось не так уж сложно. Но неукротимый дух Грегора Коннери вернуть не удалось. Твой Мастер остался в вечном мраке Хаоса, и всех моих сил не хватит, чтобы вырвать его оттуда. Впустить Изначальную Тьму в свою душу или навек раствориться в ней самому… он сделал правильный выбор. Ради всех нас.

– Снова. – Амалия сжала кулаки. – Пожертвовать всем и не получить ничего – даже букв на черном камне. Разве это справедливо, ректор? И что же мы будем делать теперь?

– Тело Грегора Коннери будет дышать, пока я подпитываю его Силой, – тяжело произнес Торвальдсен. – Но мы должны отпустить его, девочка. Он не вернется. Что до тебя… – Торвальдсен на мгновение задумался. – Ты вольна сама выбрать свой путь, как и всегда. Ты можешь посвятить жизнь наследию твоего Мастера и хотя бы попытаться самой пройти через то, что пришлось пройти ему. Ты можешь довериться Селине. Можешь остаться в Академии и после окончания обучения – уверен, я смогу подыскать тебе достойное занятие. В конце концов, – Торвальдсен улыбнулся, – ты можешь поступить и иначе. Некий Александр Монтгомери почти не отходил от твоей постели все это время. Думаю, вам есть что сказать друг другу.

Амалия тихо усмехнулась. Значит, вот так? Запереть себя в Дозорной Башне и изучать древние манускрипты, пытаясь отыскать несуществующий способ справиться с Темным Даром? Или позволить дриаде вытащить из себя саму человеческую природу, чтобы заменить ее вечным покоем Звенящего Леса? А может быть, просто сделать вид, что все закончилось, и выйти замуж за красивого и учтивого сына герцога? Родить детей и молиться Всеотцу, чтобы ни у одного из них в ауре не расцвели черные всполохи… Хорошие и правильные решения – выбирай любое. Но Амалия слишком долго пыталась быть правильной. Только зачем? Все равно у нее ничего бы не вышло.

– Где сейчас мой Мастер? – спросила она. – Скажите, ректор. Я должна его увидеть.

Взгляд Торвальдсена вдруг изменился. Стал другим. Не сердитым, не испуганным, даже не любопытным – просто внимательным и испытующим, словно он пытался увидеть то, что скрывалось даже от Истинного Зрения. Или ректору почему-то просто не хотелось отвечать?

– Мастер Коннери у себя в комнате, – медленно проговорил он. – Ты уверена, что готова к…

– Я уже давно готова. – Амалия даже не стала дослушивать предостережение. – Прошу меня простить, ректор.

Странно, но подъем почти на самый верх Дозорной Башни дался ей даже легче, чем путь к Белой Лестнице. Хотя, скорее, дело было лишь в решимости. Амалия настырно вбивала каблуки башмаков в каждую ступеньку, шаг за шагом приближаясь к цели. Только перед самой дверью в покои Мастера Коннери она на мгновение замерла, впитывая могильную тишину всеми чувствами. Нет, ничего. Там, внутри, лишь его тело. Мертвее драугра, хоть сердце еще бьется. Что может сделать юная девушка, если даже всемогущий Элвин Торвальдсен оказался бессилен?

Мастер Коннери лежал на своей кровати. Амалия едва смогла его узнать. Огромные ладони, покоившиеся на одеяле, еще могли принадлежать тому, кого она помнила, – но худые немощные руки с обвисшей кожей были чужими. Знакомые шрамы, знакомые седые волосы и густая жесткая щетина – но щеки впалые. Не ее Мастер – лишь тень, жалкое подобие. В нем осталось едва ли полторы сотни фунтов – так он высох и съежился. Разве за этим Амалия пришла сюда?

– Мастер Коннери, – тихо прошептала она, присаживаясь на край его ложа. – Как жаль, что вы меня не услышите. Я ведь все узнала, все поняла. Неужели слишком поздно? У вас всегда был ответ на любой мой вопрос – почему же вы молчите сейчас?

Нет ответа. Плохие слова, неправильные. Сожаление, упрек, даже благодарность – это мог бы сказать любой. Но у Амалии были другие слова. Те, которые она больше не собиралась скрывать.

– Я люблю тебя, Грегор Коннери, – твердо и звонко произнесла она, но потом не выдержала и бросилась на неподвижное тело, прижимаясь мокрым от слез лицом к мягкой ткани рубашки. Это же ее Мастер! Только ее, и ничей больше. Исхудавший, немыслимо изменившийся, – да пусть даже мертвый! Все равно. Ее Мастер. Амалия продолжала шептать, приглаживая руками непослушные седые волосы. – Я люблю тебя. Нет, конечно, не с первого взгляда. Тогда ты казался мне просто жутким старикашкой, грубым и жестоким. А потом… потом все вдруг изменилось. Сама не знаю, когда именно. Я изменилась. Нет, не так! Ты изменил меня, сделал своей, и теперь я без тебя не могу. Не могу, слышишь меня? Мы ведь с тобой одинаковые – ты и я. Осколки чего-то целого. Но если не будет тебя, – Амалия всхлипнула, – то и меня тоже не будет.

Нет ответа.