Глава 9,
в которой требуется нюх, а не осиновый дрын
Дон позвонил в самый неподходящий момент… или, наоборот, – в самый подходящий, когда на пороге кабинета появилась чрезвычайно озабоченная Эльвира. Она даже успела сказать что-то про упырей-проверяющих, начала еще в коридоре, но, услышав телефонные вопли, махнула рукой: подожду, ответь.
Феличе кивнула и тут же про директрису забыла. Дон, в отличие от нее, ждать не мог.
Когда в трубке раздалось перепуганное: «Поца убили», – Феличе не поверила своим ушам.
Перевела взгляд на Эльвиру, слышала ли. Та услышала, сделала несколько неверных шагов, с размаху села на ближайшую парту и одними губами спросила: «Дурацкая шутка?»
– Ждите меня там, – ответила Феличе Дону, а Эльвире буркнула: – Нашла детский сад, так шутить. Я позвоню Сенсею, а ты будь на связи.
– Я жду, – пообещала Эльвира.
При всех их сложных отношениях, когда речь заходила о действительно важном, разногласия забывались.
Феличе улыбнулась одними губами и набрала номер.
– Уже бегу, – хрипло, с рычащими нотками отозвался Сенсей.
Феличе окатило чужой болью.
Она поморщилась: боль и страх она не любила. Не ее репертуар. Но раз уж подписалась на эту школу, приходилось терпеть и сводить к минимуму.
Лет тридцать назад только ставшая директрисой Эльвира предложила нанять штатного мусорщика, чтоб ликвидировал страхи своими методами. Но на первом же педсовете предложение благополучно провалили. Большинством голосов.
Сама Феличе тогда еще здесь не работала, Твердохлебов рассказал.
Кстати, о Твердохлебове…
Тот словно почуял неприятности – а может, и впрямь почуял, – и ждал в раздевалке. В могучей ручище подрагивал осиновый дрын.
– Мне Эрик звонил, – объяснил свою оперативность. – Так я с тобой пойду. Мало ли.
Феличе покачала головой.
– Не надо, Михаил Маркович. Со мной Сенсей. Там нюх нужен, а не дрын.
Твердохлебов приуныл, но утешать его Феличе было решительно некогда. И так время уходит!
Накинув пальто и надев шляпку – осень, без пальто она будет выглядеть странно, – она устремилась прочь из Школы.
Волк вынырнул из темной подворотни на половине дороги к бане. Молча сунул ей в руки спортивную сумку, подставил шею под ошейник и повел носом.
– Мусор-рщики. Зуб даю.
Феличе пристегнула поводок и кивнула:
– Воняют.
Страхом пропах весь квартал. Эпицентра было два – одна из подворотен метрах в пятистах от Школы, и баня, где ждали ребята.
Шагов за сотню до нее волк вздыбил шерсть и низко заворчал.
Феличе сделала бы то же самое, будь у нее шерсть.
Тот, кто сейчас стоял рядом с Доном, всегда вызывал у нее разумное желание держаться подальше. К счастью, их интересы не пересекались, но «береженого бог бережет» – очень мудрые слова.
Сегодня Он выглядел черным псом. Один из самых «безобидных» образов, если это слово вообще может быть применимо к Нему.
И, что Феличе безусловно порадовало, Он охранял ребят. Чем-то они ему глянулись.
Если б еще не боялись так отчаянно!
Волна чужих чувств едва не сбивала с ног, даром что за годы работы в школе Феличе привыкла к подростковым эмоциональным бурям.
На то, чтобы пропустить волну через себя, убедиться, что дети ничего не взяли с места преступления, успокоить их и выдать ценные указания, понадобилась минута. Особенно важно было, что ничего не взяли: если безобразие устроили мусорщики, то наверняка подбросили пару-тройку сюрпризов замедленного действия.
Всю эту минуту она ощущала под пальцами напряженную волчью холку – звери контролируют эмоции еще хуже, чем подростки.
– Идем, – она убрала руку, но не выпустила поводка: Сенсей и сам справится с инстинктами, но вместе надежнее. И ни к чему еще пугать прохожих, страха и так чересчур много.
На этот страх уже слетелась мелкая шушера – в подворотне, особенно густо над телом, клубилась и шуршала грязная мгла. По счастью, навешенная мусорщиками пелена не позволяла прохожим заглянуть в подворотню раньше времени.
– Брысь, – тихо велела Феличе, отстегивая карабин ошейника.
Шушера тут же слилась в сток ливневой канализации и растворилась в щелях стен и асфальта. В подворотне резко посветлело – не ясный солнечный день, разумеется, в это место солнце последний раз заглядывало в момент постройки дома, но Феличе было по большому счету все равно. Лишь бы не мешали.
Первый из сюрпризов обнаружился рядом с телом.
Сенсей остановился над ним и тихо проворчал:
– Ур-роды. Забер-ри эту дррр-рянь.
Дрянь Феличе подняла – обычный брелок с ключами. Плоский, тяжелый, с эмалевым значком: парашют, на перекрестье строп пропеллер. Наскоро заговоренный на отвод глаз.
Коснись брелока человек, и морок исчезнет, а тело увидят все прохожие. Видимо, на то и рассчитано: ребята найдут тело, поднимут знакомый брелок – и их застанут над трупом. Полиции даже не придется никого ловить, дело готово.
Мерзость. Уже детей жрут!
Феличе аккуратно положила брелок на место. Тратить внимание на отведение глаз прохожим, когда можно пока пользоваться готовым мороком, не имеет смысла. И продолжила осмотр.
Ничего неожиданного она не увидела – имитация нападения бомжей. Даже бомжовый отвратительный запах: голод, боль, безнадежность.
А вот Сенсей, едва подойдя к трупу, расчихался.
Умники распотрошили пачку сигарет и посыпали следы табаком.
Если бы Феличе могла смеяться, она бы засмеялась. В этом все мусорщики: замели следы, позаботились, чтобы их не нашел даже волк – и так завоняли все кругом страхом, что их авторство чуется за два квартала.
Безмозглые, беззаконные твари.
Бедняга Сенсей попятился, обошел тело и через калитку в решетке устремился во внутренний двор, принялся что-то там вынюхивать. А Феличе продолжила осмотр.
Тело Миши Шпильмана лежало в луже кислоты пополам с хлоркой. Наверняка сначала напугали до полусмерти, потом сожгли лицо, чтобы сожрать как можно больше боли, и только потом проломили голову.
Как удачно, что рядом нет людей. Эмоции были бы очень некстати. Эмоции мешают здраво мыслить. А поразмыслить было над чем: мусорщики нарушили неписаный закон «не трогать детей». Причем нарушили нагло и демонстративно, всего за месяц до того, как Миша Шпильман попал под защиту Конвенции.
Сами бы они не решились, трусливые твари. Значит, в Питере кто-то играет в свои мутные игры.
Кто?
Что за игры?
Придется найти тех, кто устроил безобразие, и все выяснить. И максимально обезопасить детей.
Сенсей вернулся через несколько минут, злой и чихающий.
– Из двор-ра есть выход. Р-решетка с калиткой. Все затоптано. Напр-рочь.
– То есть ты их найти не сможешь. – Она не спрашивала, она констатировала факт. И этот факт ложился только в одну версию: тот, кто затеял игру, знал про Сенсея, но не учел вмешательства Феличе. Он нее мусорщикам не спрятаться. – Идем. Сдадим бомжей полиции.
Запах агрессии и убийства привел их в облюбованный бомжами подвал неподалеку. На двери подвала висел фальшивый замок – дужку подпилили и навешивали так, что выглядел замок целым и надежным.
Убийц было четверо. Трое живых и один мертвый: умер буквально только что, в подвале воняло мучительной смертью.
Труп валялся под трубами в луже испражнений и рвоты.
Остальные, не обращая на него внимания, вяло отбирали друг у друга бутылку отравленной водки, пихаясь и бессмысленно бормоча. Им мешало убить друг друга только отсутствие сил и оружия, но никак не разум.
Сенсей тихонько завыл и попятился обратно к двери.
– Иди, подыши. Я сама разберусь, – велела ему Феличе.
Все равно от волка толку не будет, люди и без того ничего не соображают. Мусорщики выжгли им остатки отравленных алкоголем мозгов.
– Стоять, – скомандовала Феличе, забирая всю агрессивную муть и спуская в крыс, подбирающихся к теплому телу.
Крысы запищали и принялись драться.
А бомжи замерли и растерянно захлопали глазами. Тот, который держал ополовиненную бутылку, разжал руку, и бутылка упала. По счастью, не разбилась – на полу валялось довольно картонок, обрывков теплоизоляции и прочего мусора.
– Подними. Иди к двери.
Спотыкаясь и вихляясь, как марионетки, бомжи выбрались из подвала. Феличе вышла следом и кивнула Сенсею.
– Паси!
– Нашла пастушью овчар-р-р-р-рку, – оскалился волк.
Но погнал бомжей в подворотню, оставив в покое в пяти шагах от тела: подойти ближе ему мешали хлорка с табаком. Да и не надо ближе.
Феличе посмотрела на того, кто держал бутылку.
– Расскажи, кто тебе дал водку.
Бомж несколько мгновений бестолково пялился, потом бессвязно забормотал что-то о доброй бабе, которая не велела о ней рассказывать и обещала завтра дать еще, если они никуда не уйдут из подвала.
Описать добрую бабу он не смог. Только что лысая, синяя и в черной куртке.
– Медленно досчитай до ста, потом наклонись и подними брелок.
Бомж закрыл глаза и послушно зашевелил губами, Феличе кивнула Сенсею и вышла из подворотни.
– Пора вызывать полицию.
Следующие несколько часов Феличе с Сенсеем провели в участке. Там отвратительно пахло скукой, страхом и злостью, было серо и убого. Бюрократическая махина шевелилась едва-едва, так что пришлось снова брать дело в свои руки: влить в дознавателя немножко вдохновения, чувства давно и прочно им позабытого, и очистить оперативников от похмелья, усталости, гнета бытовых проблем и прочих наслоений, под которыми желание работать потерялось полностью.
Сенсей даже тихонько рыкнул:
– Не перестарайся. Привыкнут, потом будут к тебе в школу ходить за добавкой.
Она только фыркнула и продолжила улыбаться дознавателю, полному мужчине под пятьдесят, с заметной лысиной и пятнами от гелевой ручки на воротнике позавчерашней рубашки. Улыбаться и подсказывать, что написать в протоколе, чтоб начальство не придиралось.
– Какой у вас хороший кобель, – кривовато с отвычки улыбнулся дознаватель, мнящий себя знатным собачником. – Окрас интересный, никогда не видел с такой полосой. Канадская лайка?
– Китайская зайка! – проворчал Сенсей, демонстративно обнюхал его портфель и изобразил на бурой морде такую задумчивость, будто вот-вот пометит.
Феличе снова улыбнулась дознавателю и потянула Сенсея за хвост, чтоб не увлекался.
– У меня есть телефон старшего брата потерпевшего, – напомнила она дознавателю. – Константин Шпильман, вы его знаете.
Тот недоуменно похлопал глазами – очаровательная дама в красной шляпке в его мозгу никак не совмещалась со школьной училкой, а брат потерпевшего – с грозой всех маргиналов и мелких бандюков на районе, Костяном Десантурой.
Фамилию главы народной дружины дознаватель забыл, что немудрено: Константин предпочитал разделять работу и семью. Вот у дознавателя память и шалила.
Феличе было плевать на его память. И не плевать на то, что сейчас устроит тут Десантура. Он и так был не в восторге от того, что пришлось отдать младшего братишку в Школу.
Человеческая логика – то есть ее полное отсутствие – всегда восхищала Феличе. Константин сам учился в Школе и точно знал, что никто из педагогов никогда не причинит детям вреда. Что они, идиоты? Эти дети – единственная гарантия относительного мира и покоя в городе! Тем не менее Константин их боялся, не доверял и предпочел бы учить брата сам.
Он и учил.
Своими, армейскими, методами. От которых Миша дурел и терял адекватность.
Результат налицо. Мальчик стал добычей мусорщиков – это вполне в их духе, отыграться на младшем брате того, кто прижучивает их самих.
Феличе, как всегда, оказалась права. Едва зайдя в кабинет дознавателя, Константин окатил ее таким потоком боли и ненависти, круто замешанной на чувстве вины и бессилия, что можно было держать пари: в ее лице он нашел виноватого.
И от ее успокаивающего взгляда отшатнулся, едва креститься не начал. Будто это кому-то когда-то помогало!
Сенсей на всякий случай пошел с ним и с дознавателем. Мало ли, что на Константина найдет, когда увидит труп брата.
Оказалось, кстати караулил.
Вернулся Костя, держась за бурую холку. Не потому, конечно, что иначе бы упал, а чтобы занять руки. И ничем от него не пахло – ни горем, ни отчаянием, ни болью.
Совсем ничем. Пустотой.
Плохо. Лучше бы горевал, бушевал, грозился всех порвать, тогда удалось бы успокоить. А тут…
Костя остановился посреди кабинета, перемялся с ноги на ногу и, не глядя ни на Феличе, ни на Сенсея, ни на следователя, уронил:
– Мишка это. Документы при нем были, но документы что… их спереть можно. Ожог, главное. Я его сегодня с сигаретой поймал. А он ее прятать кинулся. В рукав. Ну и обжегся…
На миг от него полыхнуло горячей болью, но тут же погасло.
Феличе поморщилась.
Чем дольше будет копиться внутри, тем сильнее взорвется. Лишь бы только при ней взорвалось, а не дома и не в штаб-квартире дружины. С Константина станется поднять своих ребят и пойти мстить без разбора всем мусорщикам Петербурга. Возможно, именно этого и добивались те, кто затеял игру.
Заскучали, твари.
Феличе шепнула дознавателю:
– Отвези парня домой, пока не наделал дел.
Дознаватель кивнул. Наслышан о бешеном характере помощника правопорядка, раз не первый год работает в полиции.
