– Тук-тук! – кричу я. – Пустите?

Мы стоим в том же месте, где встретили в тот раз лишённых плоти и мозгов стройбатовцев-коммунаров.

– Дайте воды напиться, а то так жрать хоца, шо переночевать негде! – продолжаю фиглярствовать я.

– И не с кем? – спрашивает неповторимый голос Кащея. Он материализовался прямо у нас за спиной. Изрядно посадив нас на шугняк.

– Привет! – натужно весело кричу я. – Как житуха?

– Никак, – отвечает Некромант, – никакой жизни от вас, Разрывники, не стало. Ни жизни, ни покоя! Здравствуй, Алеф. Долго же ты от меня бегал.

– И ещё столько же бегал бы, – буркнул Олег, – сто лет бы тебя не видеть!

Опа-па! Да тут Мир – не то, что круглый, так ещё и маленький!

– Зайдёте? – ухмыляется Некромант.

– В другой раз, – бухтит Олег.

– Другого раза не будет, – качает головой Некромант.

– И слава богу! – вздыхает Олег.

– Не знаю, не знаю, – опять качает головой Кащей. – Ну, как знаете. А что пришли?

– Слушай, Старый Хрыч, мы тут вот такое нашли, – Олег кладёт на землю яйцо паука, – и не знаем, что с этим делать.

– Интересно. Паук-шелкопряд. Так-так. Ха-ха! Хозяина они съели и заставили еду таскать себе! Ха-ха-ха! Вот что жажда наживы с людьми делает! Давайте! Выкладывайте. У меня не забалуют. Смерть – она крепче Света, да, Александр?

– Чё? – ойкнул я.

– Ничё! – ловко, по-русски, ответил Некромант.

Яйца взлетели в воздух, как гелиевые шарики, сбились в кучку за спиной Некроманта. Кащей помахал нам своей серой рукой.

– Погоди! – кричу я. – К чему мне готовиться?

– К Смерти! – слышу я сквозь повисшую пелену.

– Та, это – ясно! Где? – в отчаянии кричу.

– Где всё началось – там всё закончится! – слышу я едва различимо.

Все выглядят растерянно.

– Поговорили, гля! – сплёвываю я горький осадок.

– Поехали, кули! – Марк разворачивает коня. – Даже я чую, как время сжимается. Да ещё вы с этой стату́ей у которой нету… Нам ещё Утёнка домой везти.

– Что я, маленький? – бьёт коня пятками со шпорами Серый. – Сам дорогу не найду?

Но едет – с нами.

Старательно не смотрю на Олега. Боюсь его взгляда, его вопросов. Боюсь моих вопросов к нему. Боюсь моих взглядов на него. Правда – это, конечно, хорошо. Но большие знания – большие печали. Очень большие печали.