Глава 5
Ксхенанг Серит, центр района Бисет, располагался в устье реки. Там, где она, спустившись с гор, впадала в море, реку тесно окружали черные и серые каменные здания, которые усеивали все морское побережье и взбирались по зеленым холмам. Это был — по крайней мере, в центральной своей части — город мостов, ручьев и фонтанов, встречавшихся повсеместно: во внутренних дворах, во внешних стенах домов, — сбегавших вниз посреди бульваров, так что звук воды сопровождал вас повсюду, куда бы вы ни направились.
Районный пункт предварительного заключения находился на холмах, в удалении от центральной части города. Длинное, низкое здание с несколькими внутренними дворами, окруженное стеной двухметровой высоты, которая, будь оно на другой стороне вершины холма, полностью закрывала бы вид на морс. Тем не менее здесь было довольно приятно, во дворах росла трава и даже цветы. Всех осужденных в районе Бисет на длительные сроки или со сложными судебными делами направляли сюда, и почти всем им предстоял допрос и перевоспитание.
Оказалось, здесь нет помещения для встреч посетителей с заключенными. Сначала персонал вообще возражал против моей встречи с гражданином Кветер, но я настояла. В конце концов они привели ее ко мне в коридор, где под окном, выходившим на черную каменную стену и полоску тонкой, бледной травы, стояла длинная скамья. Калр Пять застыла в нескольких метрах поодаль, внешне — бесстрастная, но недовольная тем, что я заставила ее расположиться вне пределов слышимости, чтобы создать по крайней мере видимость уединения. «Титанит» стоял рядом с ней столь же бесстрастно. С тех пор как мы покинули базу, он держался рядом с Пять, отчасти, как я думала, чтобы позлить ее. Вспомогательный компонент по–прежнему вел себя так, будто разбитый чайный сервиз ничего для него не значил, но я подозревала, что он всегда знал, где находится та красно–сине–золотая коробка. Пять оставила ее на базе и сказала Калр Восемь, что если бы «Титанит» был теперь там, то она наверняка взяла бы коробку с собой.
— Я не думала, что вы придете, — произнесла Кветер на радчааи без всякого учтивого вступления или поклона.
На ней был простой серый пиджак, брюки и перчатки — стандартный комплект для любого гражданина, не обладавшего необходимыми средствами, чтобы купить что–нибудь другое. Ее волосы, которые она обычно заплетала в косу и повязывала сзади шарфом, были коротко острижены.
Я показала рукой на скамью, приглашая присесть. Спросила на дельсиге:
— Как ты?
Она не шевельнулась.
— Им не нравится, когда я говорю на любом другом языке, кроме радчааи, — сказала она. — Это не поможет мне с оценкой личности, утверждают они. Я в порядке. Как видите. — Помолчав, спросила: — А как Юран?
— У нее все хорошо. Тебе передавали ее послания?
— Они наверняка были на дельсиге, — сказала Кветер с легким налетом горечи.
Именно так.
— Она очень хотела приехать со мной.
Она расплакалась, когда я сказала ей, что Кветер просила ее не приезжать.
Кветер отвернулась в ту сторону, где заканчивался коридор и где стояла Пять, и рядом с ней — «Титанит», потом опять посмотрела на меня.
— Я не хотела, чтобы она увидела меня здесь.
Я так и думала.
— Она понимает. — В основном. — Она просила передать, что любит тебя.
Это показалось Кветер забавным, она коротко и резко хохотнула.
— А ты слышала что–нибудь о том, что происходит снаружи? — спросила я, не дождавшись от нее ни слова. Знаешь, что все полевые рабочие на горных чайных плантациях прекратили трудиться? Сказали, что не вернутся к делу, пока им полностью не выплатят заработную плату и не восстановят их права граждан.
Фосиф Денчи годами обманывала своих рабочих, загнала их в долги, и, как у переселенцев с Вальскаая, у них не было за пределами чайных плантаций никого, кто мог бы защитить их.
— Ха! — произнесла она внезапно, резко и улыбнулась. Почти как раньше, подумала я. Затем улыбка исчезла, хотя ярость осталась. Почти незаметная. Руки в перчатках, все так же вытянутые но бокам, Кветер сжала в кулаки. — Вы знаете, когда это будет? Когда я спрашивала, они говорили, что мне не следует о том беспокоиться. Это не поможет с оценкой моей личности. — Сейчас в ее голосе звучало больше горечи.
— Твой допрос? Мне сказали — завтра утром.
— Вы убедитесь в том, что они не сделают ничего неположенного?
И она не думала, что я приеду.
— Да.
— А когда они… когда они станут меня перевоспитывать? Вы там будете?
— Если хочешь, я попытаюсь. Не знаю, можно ли это.
Она ничего не сказала, выражение ее лица не изменилось.
Я опять перешла на дельсиг:
— У Юран на самом деле все хорошо. Ты бы ею гордилась. Сообщить твоему дедушке, что у тебя все в порядке?
— Да, пожалуйста, — по–прежнему сказала она на радчааи. — Мне следует вернуться. Они тут нервничают, если что–то идет не так, как заведено.
— Приношу извинения за те осложнения, что тебе причинила. Я хотела убедиться своими глазами, что с тобой все хорошо, и хотела, чтобы ты узнала: я приехала.
В конце коридора, позади Кветер, появилась стражник и коричневой форме, она явно дожидалась некоего знака, что наш разговор завершен.
Кветер сказала в ответ лишь: «Да» — и пошла со стражем по коридору, само воплощение спокойствия и безразличия, не считая того, что ее руки были по–прежнему стиснуты в кулаки.
Я поехала на фуникулере вниз по холму. Ксхенанг Серит простирался подо мной черно–серо–зеленой массой, море было видно за спинами Калр Пять и «Титанита», сидевшими позади меня. Калр Восемь находилась с переводчиком Зейат на пищевом предприятии внизу, у воды, наблюдая за тем, как плавно двигающаяся серебристая масса мертвой рыбы падает в широкий, глубокий чан, в то время как явно напуганная работница объясняла, как делается рыбный соус.
— Итак, почему же рыба делает это? — спросила переводчик Зейат, когда та умолкла, чтобы перевести дух.
— У нее… у нее в этом вопросе не слишком широкий выбор, переводчик.
Переводчик Зейат подумала минутку, а затем спросила:
— Как думаете, рыбный соус будет хорош в чае?
— Н-нет, переводчик. Не думаю, что это будет правильно. — А затем, как мне показалось, работница попыталась извлечь капельку смысла из происходящего, добавив: — Есть маленькие печенья, напоминающие формой рыбу. Некоторые любят макать их в чай.
— Да–да, — переводчик Зейат показала движением руки, что понимает. — А у вас есть здесь такие?
— Переводчик, — вставила Калр Восемь, прежде чем работница была вынуждена признать, что лечений в форме рыбы у них сейчас нет, — я уверена, что мы сможем найти их несколько позже.
— А затем, — провозгласила работница, одарив Восемь благодарным взглядом, — к рыбе добавляют соль…
На базе Атхоек Тайзэрвэт вела беседу с верховным священником Таинств. Эта местная секта пользовалась популярностью не только среди ксхаи, но также и среди радчааи, прилетевших сюда из других систем. Иерофант Таинств и сама была популярна и влиятельна.
— Лейтенант, — говорила в ту минуту первосвященник, буду полностью откровенной. Это дело, кажется, результат какого–то спора между ее преосвященством Ифиан и вашим капитаном флота.
Квартира иерофанта располагалась над храмом Таинств, сзади. Она была маленькой, какими обычно бывают такие квартиры, ярко освещенной и просто обставленной — лишь низкий столик и несколько стульев с непримечательными подушками. Но на полках и в консолях по стенам цвели дюжины орхидей, лиловые и желтые, синие и зеленые, и воздух был напоен их душистым ароматом. Выкроить толику воды из своего рациона для одного–двух растений было для обитателей базы обычным делом, но эта буйная растительность не могла появиться в результате того, что иерофант время от времени сберегала немного воды на своих омовениях.
— Также я бы обратила внимание на то, что ее преосвященство явно не предприняла бы такого шага, особенно в очевидном противостоянии с администратором базы, не будучи уверенной в поддержке губернатора Джиарод. Вы хотите, чтобы я влезла во все это. И ради чего? У меня нет подготовки для ежедневного гадания, и, даже если бы я ее имела, уверена, большинство граждан не приняло бы такого от меня.
— Возможно, вас это удивит, — заметила Тайзэрвэт со спокойной улыбкой. Теперь, когда перед ней возник новый вызов, все переживания из–за того, что она больше не представляет интересы обитателей Подсадья перед администрацией базы, отошли на второй план. — Вас здесь весьма уважают. Но гадания, начиная с завтрашнего утра, будет проводить администратор базы Селар. В конце концов, для того чтобы это делать, вовсе не обязательно быть священником, а Селар проходила соответствующую подготовку, хотя некоторое время не применяла эти знания. Нет, все, о чем мы просим, — рождения и похороны. И возможно, не все обитатели базы найдут такое решение приемлемым, но значительную часть ксхаи, думаю, оно устроит.
Если иерофанта и удивляло, что разговор с ней вела такая юная и, предположительно, неопытная Тайзэрвэт, она этого не показала.
— Довольно многие ксхаи вовсе не возражали бы, если б ичана навсегда убрали из Подсадья. Или, что еще лучше, насильно выслали вниз или на внешние базы. Что, вероятно, и произойдет, полагаю, если ее преосвященство добьется своего. Поэтому те ксхаи, что могли бы согласиться принять мои услуги, также, вероятно, расположены поддержать ее преосвященство. А ее преосвященство Ифиан — моя соседка, и по причинам, которые, как я уверена, мне не нужно вам объяснять, я бы предпочла остаться с ней в хороших отношениях. Потому я снова спрашиваю вас: зачем мне в это влезать?
Лейтенант Тайзэрвэт по–прежнему улыбалась, и я заметила промелькнувшее удовлетворение. Словно священник только что попала в ловушку, которую поставила Тайзэрвэт.
— Я не прошу вас никуда влезать. Я прошу вас быть там, где вы есть.
Глаза иерофанта округлились от удивления.
— Лейтенант, я не помню, чтобы я посвящала, вас. И вы достаточно молоды, чтобы я это помнила. — Как ни безобидно звучали слова Тайзэрвэт, на мой взгляд, они, видимо, как–то соотносились с Таинствами. И разумеется, Анаандер Мианнаи была с ними знакома — религиозным сектам или тайным обществам не разрешалось продолжать свою деятельность, если они не допускали к себе лорда Радча.
Тайзэрвэт нахмурилась, изобразив притворное замешательство.
— Не понимаю, что вы имеете в виду, иерофант. Я лишь хотела сказать: вы знаете, что в этой ситуации было бы справедливо. Да, формально ичана находились в Подсадье незаконно. Но вам прекрасно известно, что, до того как они туда перебрались, их соседи–ксхаи были готовы на все, чтобы убрать их куда–нибудь. Несмотря на это, они нашли способ ужиться, а теперь, не по их вине, их вышвыривают на произвол судьбы. И из–за чего? Из–за дурацких предубеждений некоторых ксхаи и стремления ее преосвященства Ифиан продолжать вражду с капитаном флота. К которой капитан флота, между прочим, не испытывает никакого интереса.
— Так же, как и вы, полагаю, — сухо заметила иерофант.
— Я хочу спать не в коридоре, а где–нибудь в более подходящем месте, — ответила Тайзэрвэт. — И я хочу, чтобы мои соседи вернулись в свои жилища. Капитан флота Брэк желает того же. Не знаю, откуда у ее преосвященства Ифиан неприязнь к капитану флота, и определенно не понимаю, почему она проявляет ее именно так, оставляя множество обитателей базы не только в некомфортных обстоятельствах, но и в сомнениях относительно своего будущего. Похоже, она забыла, что не пристало использовать влияние храма в собственных интересах.
Иерофант с задумчивым видом втянула воздух. Выдохнула с резким призвуком ха.
— Лейтенант, со всем уважением, вы — тот еще манипулятор. — И не успела Тайзэрвэт и рта раскрыть в свое оправдание, продолжила: — А то, что болтают о заговоре, о том, что лорд Радча подверглась влиянию пришельцев?
— Главным образом бессмыслица, ответила Тайзэрвэт. — Лорд Радча находится в споре сама с собой, и это переросло в открытую борьбу на базах провинциальных дворцов. Часть военных кораблей приняли сторону той или другой фракции и уничтожили несколько межсистемных шлюзов. Губернатор системы считает, что было бы… неразумно объявить об этом во всеуслышание.
— Потому вы просто пустите слухи.
— Иерофант, до сих пор я никому ничего об этом не говорила и сказала лишь потому, что вы спросили напрямик и мы — одни. — На самом деле их могла слышать база, и почти наверняка неподалеку находилась прислуга или другой священник. — Если до вас дойдут слухи, то не от капитана флота Брэк, и не от меня, и не от кого–то из нашего экипажа, и уверена.
— А о чем этот предполагаемый спор и какую фракцию поддерживаете вы?
— Спор очень сложный, но главным образом — о направлении дальнейшего развития самой Анаандер Мианнаи и пространства Радча вместе с ней. Конец аннексиям, конец производству вспомогательных компонентов. Конец определенным установкам насчет того, кому пристало командовать. Вот из–за всего этого Анаандер Мианнаи вполне буквально разделилась. И капитан флота Брэк не поддерживает ни одну из них. Она здесь, чтобы обеспечить в системе безопасность и стабильность, пока спор разрешается во дворцах.
— Да, я заметила, насколько спокойнее стало на Атхоеке после вашего появления. — Голос священника звучал совершенно серьезно.
— А прежде он был настоящим прибежищем, где процветание и справедливость обеспечивались каждому гражданину, — заметила Тайзэрвэт столь же серьезно. Налегая самую малость на слова «каждому гражданину».
Священник закрыла глаза и вздохнула, и Тайзэрвэт поняла, что победила.
На «Милосердии Кадра» Сеиварден только что сменилась с вахты. Сейчас она сидела на своей койке, крепко обхватив себя руками. На одной у нее все еще был восстановитель, но он почти выполнил свою функцию.
— Лейтенант, — сказал корабль ей в ухо, — не хотите ли чаю?
— Это был комплимент!
Последние несколько дней Экалу держалась с Сеиварден очень сухо и официально. Все на борту знали, что между ними что–то пошло не так. Никому не было известно о пристрастии Сеиварден к кефу, и никто не понял бы, что означает этот жест — то, что она обхватила себя руками. А значил он, что за последние несколько дней — возможно, недель — на нее навалилось столько стрессов, что она уже была не в состоянии с ними справиться.
— Лейтенант Экалу не восприняла это как комплимент, — указал корабль. И велел Амаат Четыре отправиться за чаем.
— Но я сказала это как комплимент, — настаивала Сеиварден. — Я была любезна. Почему она не понимает?
— Я уверен, что лейтенант понимает, — ответил корабль. Сеиварден усмехнулась. Помолчав три секунды, корабль добавил: — Прошу снисхождения у лейтенанта, — и Сеиварден моргнула и в замешательстве нахмурилась: корабль, как правило, не говорил такого своим офицерам, — но я хотел бы указать вот на что: как только лейтенант Экалу дала вам понять, что на самом деле ваш умышленный комплимент ее обидел, вы тут же перестали быть любезной.
Сеиварден поднялась с койки, по–прежнему крепко сжимая себя руками, и принялась расхаживать по своей крошечной — два шага в длину — каюте.
— О чем ты говоришь, корабль?
— Думаю, что вам следует извиниться перед лейтенантом Экалу.
На планете, на полпути вниз но холму в фуникулере, я вздрогнула от неожиданности. Никогда не слышала, чтобы корабль сказал офицеру что–нибудь такое откровенно критическое.
Но всего лишь несколько дней назад корабль заявил, что мог бы быть капитаном. То есть, по сути, он сам — офицер. И в конечном счете именно я высказала эту мысль несколько недель назад во Дворце Омо. Мне не следовало удивляться. Я вновь связалась с кораблем. Сеиварден, застыв на месте, только что произнесла в раздражении:
— Извиниться перед ней? А как насчет меня?
— Лейтенант Сеиварден, — сказал корабль, — лейтенант Экалу обижена и расстроена, и именно вы обидели и расстроили се. А такие ситуации оказывают воздействие на весь экипаж. За который, позвольте напомнить, вы несете сейчас ответственность. По мере того как корабль говорил, ярость Сеиварден нарастала. Корабль добавил: — Ваше эмоциональное состояние и ваше поведение — в последние несколько дней были неустойчивыми. Вы стали невыносимы для всех, с кем имели дело. Включая меня. Нет, не надо снова бить стену, ничего хорошего из этого не выйдет. Вы здесь командуете. Ведите себя соответственно. А если не можете — в чем я все в большей степени убеждаюсь, — то отправляйтесь в медчасть. Капитан флота сказала бы вам то же самое, будь она здесь.
Последняя фраза будто физически ударила Сеиварден. Ее ярость мгновенно обратилась в отчаяние, и она тяжело осела на койку. Подняла ноги и уперлась лбом в колени, по-прежнему не разнимая рук.
— Я облажалась, — простонала она через несколько мгновений. — Получила очередной шанс и облажалась.
— Не безвозвратно, — ответил корабль. — Пока нет. Я знаю, что с учетом состояния, в котором вы сейчас находитесь, бессмысленно призывать вас прекратить себя жалеть. Но вы все еще можете подняться и отправиться в медчасть.
Вот только врач находилась сейчас на вахте.
— Проблема в том, — безмолвно сказала врач в ответ на предоставленную кораблем информацию, — что для того, чтобы начать этим заниматься, мне понадобятся результаты свежих тестов на способности, а их у меня нет. И я не спец по таким делам. Я лишь обычный врач. Кое с чем я могу справиться, но это, боюсь, мне не по зубам. И я не уверена, что мы можем доверять кому–либо из специалистов в здешней системе. Та же проблема у нас с лейтенантом Тайзэрвэт. — Она раздраженно выдохнула. И почему все это происходит сейчас?
— Оно назревало, — ответил корабль. — Но честно говоря, сначала я думал, что до этого не дойдет. Я недооценил того, насколько лучше лейтенант Сеиварден справляется с эмоциями, когда капитан флота здесь.
— Врач — на вахте, — сказала Сеиварден, свернувшись в клубок на койке.
В командной рубке врач заметила:
— Капитан флота не может постоянно находиться здесь. Она в курсе того, что происходит?
— Да, — сказал корабль врачу и обратился к Сеиварден: — Соберитесь, лейтенант. Амаат Четыре принесет вам чаю, и вы сможете почиститься, а затем вам необходимо переговорить с лейтенантом Экалу и сообщить ей, что она будет командовать здесь несколько дней. И было бы хорошо извиниться перед ней, если вы сумеете сделать это благоразумно.
— Благоразумно? — спросила Сеиварден, поднимая голову с колен.
— Мы поговорим, когда вы будете пить чай, — сказал корабль.
Настояв на встрече с Кветер, я взбудоражила персонал пункта предварительного заключения. Они обратились, как я подозревала, к районному магистрату, которая не осмелилась потребовать у меня объяснений. А также ей что–то было нужно от меня, поэтому, вместо того чтобы выражать недовольство, она пригласила меня на обед.
Столовая районного магистрата выходила на лестницу, ведущую в широкий, мощенный кирпичом внутренний двор. Покрытые листьями вьющиеся стебли с белыми и розовыми душистыми цветами ниспадали из высоких ваз, по одной стене струилась вода в широкий бассейн, в котором плавали рыбы и цвели маленькие желтые лилии. Слуги убрали со стола, и мы с магистратом пили чай. Переводчик Зейат стояла возле бассейна, не сводя глаз с рыбы. «Титанит» сидел на скамье во дворе, за высокими распахнутыми дверями, а в нескольких метрах неподвижно вытянулась в струнку Калр Пять.
— Эту песню я не слышала много лет, капитан флота, — сказала районный магистрат, с которой мы пили чай, глядя на темнеющий двор.
— Приношу свои извинения, магистрат.
— В них нет нужды. — Она отпила чай. — В молодости это была одна из моих любимых. Она казалась мне такой романтичной. А сейчас я понимаю, что она очень печальна, не так ли? — И запела: — «Но я поддержу себя лишь ароматом жасмина до конца своих дней», — сфальшивив самую малость в конце, — она взяла ту тональность, на которой я мурлыкала, и это оказалось ей высоковато. — Но дочери, нарушающие траурное воздержание, правы. Жизнь продолжается. Все продолжается. — Она вздохнула. — Знаете, я не думала, что вы приедете. Я была уверена, что гражданин Кветер хотела всего лишь досадить вам. Я чуть не придержала ее просьбу.
— Это было бы незаконно, магистрат.
Она вздохнула.
— Да, потому я и отправила ее дальше.
— Если она обратилась ко мне, находясь в таком сложном положении, как я могла пренебречь ею?
— Думаю, да.
Снаружи переводчик Зейат наклонилась над бассейном, покрытым цветущими лилиями. Я надеялась, что она не нырнет туда. Мне пришло в голову, что, будь она переводчиком Длайкви, так бы и сделала.
— Я бы хотела, капитан флота, чтобы вы подумали о возможности использовать свое влияние на вальскаайцев — полевых рабочих на чайной плантации гражданина Фосиф. Вы можете и не знать этого, но есть люди, которые будут рады любой возможности причинить ей вред. Часть из них — члены ее собственной семьи. Прекращение работ лишь дает им возможность выступить против нее.
В этом, принимая во внимание склонность гражданина Фосиф Денчи к жестокости, не было ничего удивительного.
— Здешняя глава клана Денчи — весьма неприятная особа, и она ненавидела мать Фосиф с той норы, когда обе были детьми. Матери нет, и она ненавидит Фосиф. Она отнимет у Фосиф плантацию, если сможет. Эта стачка даст ей возможность осуществить задуманное, особенно когда так много межсистемных шлюзов выведено из строя и с лордом клана Денчи сейчас не связаться.
— А жалобы рабочих? — спросила я. — С ними разобрались?
— Видите ли, капитан флота, это сложно.
Мне никак было не понять, что сложного в том, чтобы честно расплачиваться с рабочими или обеспечить их теми же основными правами и услугами, что полагались любому гражданину.
— На самом деле условия на плантации Фосиф не слишком отличаются от тех, что имеются на других плантациях в горах. Но именно Фосиф примет на себя основную силу удара. А теперь еще в дело встряли наиболее неугомонные ксхаи. Возможно, вы знаете, что на противоположном от дома Фосиф берегу озера есть маленький разрушенный храм.
— Она упоминала об этом.
— Там были одни сорняки и обломки, когда мы прилетели сюда шестьсот лет назад. Но в последнее время появились люди, заявляющие, что ото место всегда оставалось священным и что дом Фосиф на самом деле — пристанище на древнем пути паломников. Сама Фосиф поддерживает их верование; думаю, она находит его романтичным. Но ото же смешно, тот дом построили всего лишь за сотню лет до аннексии. И вы когда–нибудь слышали о месте паломничества, которое не было бы окружено по крайней мере городком?
— Об одном–двух, как ни удивительно, — ответила я. — Хотя обычно это не храмы со священниками, которые нуждаются в поддержке. Возможно, в тамошнем не было постоянного духовенства.
Районный магистрат движением руки выразила согласие с моими словами.
— Позвольте быть с вами откровенной, магистрат. Это вы находитесь здесь под давлением.
Анаандер Мианнаи дала мне имя своего клана, когда провозгласила меня человеком и гражданином. Это имя говорило о том, что я принадлежу к самому могущественному семейству в пространстве Радча, и это имя не мог оставить без внимания ни один радчааи. А в силу того, что я представляла собой последнюю частичку военного корабля, который более двух тысяч лет был близко знаком с дочерями многих богатейших и знаменитейших радчаайских кланов, я по своему желанию обретала соответствующие произношение и манеры. Я могла использовать также и это.
— Вы долго водили дружбу с самым известным чайным плантатором, — сказала я, — но стало ясно, что требования полевых рабочих справедливы, и вы лично попали — или попадете — в неудобное положение, поскольку не замечали, что тут происходило, пока дело не дошло до покушения на убийство и остановки работ. Вы окажетесь в еще большем замешательстве, когда допросите гражданина Раугхд. Вы ведь еще не сделали этого, верно?
Снаружи, во дворе, переводчик Зейат склонилась над одним из широких плавающих листов лилии, чтобы рассмотреть его обратную сторону.
— Я надеялась, — ответила магистрат, не сумев полностью скрыть свое раздражение, — что сначала она помирится с матерью.
— Гражданин Фосиф примет свою дочь назад только в том случае, если это покажется ей выгодным. Если вы действительно заинтересованы в благополучии гражданина Раугхд, допросите ее прежде, чем предпринимать дальнейшие попытки воссоединить ее с матерью.
— А вы заинтересованы в благополучии Раугхд?
— Не особенно, — призналась я. — Не на личностном уровне. Но вы явно заинтересованы. А я заинтересована в благополучии гражданина Кветер. Чем скорее вы откроете для себя, что за личность эта Раугхд, тем легче вам будет оценить действия Кветер. А также решить, принесет ли пользу Раугхд, если отослать ее назад к матери. Примите во внимание, как легко, как хладнокровно Фосиф лишила ее наследства, и подумайте о том, что такие люди, как Раугхд, не возникают ниоткуда.
Магистрат нахмурилась.
— Вы так уверены в том, что знаете, что она за человек.
— Вы можете легко выяснить, права ли я. Что же касается того, чтобы вмешаться в спор между рабочими и плантаторами, — я не стану этого делать. Взамен я посоветую вам безотлагательно встретиться с чайными плантаторами и предводителями полевых рабочих и решить это дело так, как, вы знаете, оно должно быть решено. Затем организуй те комиссию, чтобы изучить историю храма на озере и найти способы разрешить спор вокруг него. Обеспечьте участие всех заинтересованных в этом деле сторон. Граждане смогут направлять свои жалобы в комиссию, которая будет принимать их во внимание во время обсуждений.
Районный магистрат вновь нахмурилась и открыла рот, чтобы возразить. Закрыла его.
— Анаандер Мианнаи воюет сама с собой, — продолжила я. — Эта война может достигнуть Атхоека, а может — и нет. Как бы то ни было, поскольку по крайней мере один из межсистемных шлюзов между нами и провинциальным дворцом не в порядке, мы не можем ожидать оттуда ни помощи, ни совета. Мы сами должны обеспечивать здесь безопасность граждан. Всех граждан, а не только тех, кто обладает правильным произношением или следует должным религиозным воззрениям. И мы по каким–то причинам стали объектом внимания со стороны Пресгер.
— Говорите, воюет сама с собой? — спросила магистрат.
И здесь Пресгер, как вы сами только что указали? Я в курсе слухов, капитан флота.
— Это — не дело рук Пресгер, магистрат.
— А если все обстоит именно так, капитан флота, то откуда происходит ваша власть? Которая из них послала вас сюда?
— Если война Анаандер Мианнаи с самой собой докатится сюда, — заметила я, — и погибнут граждане, будет ли иметь значение, какая именно из лордов Радча послужила этому причиной?
Ответом мне было молчание. Пять наблюдала за переводчиком Зейат, и я знала, что она или корабль скажут мне, если произойдет нечто, требующее моего внимания. Я бросила неспешный взгляд в сторону внутреннего двора.
Переводчик Зейат села на край бассейна, окунув одну ногу и одну руку по самое плечо в воду. Я встала и отправилась во двор, связавшись по пути с кораблем. И быстро уяснила, что ни он, ни Калр Пять не сказали мне, что происходит, потому что спорили с «Титанитом».
Спорили — пожалуй, громко сказано. Хождение по пятам за Калр Пять, очевидно, не принесло «Титаниту» желаемого результата. И в то время как я сосредоточилась на беседе с районным магистратом, он говорил с, Пять, подкалывая ее и явно добившись в этом успеха, поскольку ни Пять, ни корабль не привлекли к происходящему моего внимания, а оба сконцентрировались на разговоре, стремясь адекватно ответить. Когда я подходила к Пять, «Титанит» сказал:
— Просто сидела там, пока она тебя калечила, так ведь? Конечно да, и, вероятно, даже поблагодарила ее за это. Ты — одна из ее новых игрушек, она может заставить тебя думать или чувствовать все, что пожелает. Несомненно, ее кузина, капитан флота, способна делать то же самое.
Пять, чье напускное, а-ля вспомогательный компонент, спокойствие улетучилось, ответила. Или, может, вместо нее говорил корабль — трудно было определить в ту минуту:
— По крайней мере, у меня есть капитан. И экипаж, раз уж на то пошло. А где же твои? О да, верно, ты потерял своего капитана и не смог отыскать другого. И никто из тех, кто находится у тебя на борту, не хочет быть там, так ведь?
Быстро, как подобает вспомогательному компоненту, «Титанит» поднялся со скамьи, на которой сидел, и двинулся к Калр Пять. Я встала между ними и схватила «Титанита» за предплечье, прежде чем он успел ударить кого–нибудь из нас. «Титанит» застыл на месте, его рука была зажата в моей. Он моргнул, на лице не отразилось никаких эмоций.
— Мианнаи, так?
Я двигалась быстрее, чем любой радчааи. Очевидного умозаключения было не избежать: я — не человек. Мое имя делало столь же очевидным следующий (неверный) вывод.
— Нет, — сказала я. Тихо, на языке ночам, поскольку не знала, где сейчас магистрат, я продолжила: Я последний оставшийся сегмент десантного корабля «Справедливость Торена». Анаандер Мианнаи уничтожила меня. Я опять перешла на радчааи: — Отступись, кузен.
Мгновение он оставался недвижим, а затем почти незаметно перенес вес на другую ногу. Я ослабила хватку, и он опустил руку.
До меня донесся всплеск, и я повернула голову. Переводчик Зейат стояла теперь прямо, одной ногой по-прежнему в воде, с мокрой руки капало. В ней отчаянно трепыхалась маленькая оранжевая рыбка. У меня на глазах переводчик откинула голову назад и поднесла добычу ко рту.
— Переводчик! — произнесла я громко и резко, и она повернула ко мне голову. — Пожалуйста, не делайте этого. Пожалуйста, отпустите рыбу назад в воду.
— Но это же рыба. — Она выглядела искренне сбитой с толку. — Разве рыба не для еды?
Районный магистрат стояла на верхней ступеньке лестницы, глядя на переводчика. Вполне возможно, боясь что-нибудь сказать.
— Некоторые рыбы: — для еды. — Я подошла туда, где переводчик стояла одной ногой в воде. Но не эта.
Сложив руки чашкой, я вытянула их вперед. Слегка нахмурившись, что напомнило мне Длайкви, переводчик Зейат выронила рыбку в мои руки, и я быстро опустила их в бассейн, прежде чем она успела соскользнуть на землю.
— Эти рыбки — для того, чтобы на них смотреть.
— А вы не смотрите на рыбу, которую едите? — спросила переводчик Зейат. — И как вы определяете разницу?
— Обычно, переводчик, если они плавают в бассейне, подобном этому, особенно — в доме, то они — напоказ или домашние любимцы. Но поскольку вы не привыкли определять такое различие, возможно, будет лучше, если вы спросите, прежде чем съесть что–нибудь, не предложенное вам недвусмысленно в качестве пищи. Во избежание недоразумений.
— Но я на самом деле хотела ее съесть, — сказала она почти скорбно.
— Переводчик, — сказала районный магистрат, которая пересекла двор, пока мы с Зейат разговаривали, — есть места, где вы можете выбирать рыбу, чтобы съесть. Или можно отправиться к морю… — И магистрат стала рассказывать про устриц.
«Титанит» покинул двор, пока я была занята с переводчиком. Вполне вероятно, что он ушел из дома. Пять стояла рядом, вновь обретя привычный бесстрастный вид. Чувствующая мое внимание и пристыженная.
И кто был ответственным за эту перебранку? Корабль показывал Калр Пять, что говорить, но Пять не зачитывала послание корабля бесстрастно. Слова его появлялись в ноле зрения Пять почти в то же мгновение, как она говорила, и, хотя Пять слегка отклонялась от формулировок корабля, ясно, что оба они в тот момент были охвачены желанием сказать одно и то же.
Переводчика Зейат, казалось, захватила мысль об устрицах, районный магистрат говорила об их местах обитания в устье реки и о лодке, которую можно нанять, чтобы добраться до них. Было решено, что это состоится завтра. Я вновь переключила внимание на Пять. На корабль. Оба они наблюдали за мной.
Я знала, как Анаандер Мианнаи меняет мысли и пытается управлять чувствами. Я не сомневалась, что, когда «Милосердие Калра» лишился своих вспомогательных компонентов, все началось именно с этого. И я не сомневалась с учетом собственного опыта и событий нескольких последних месяцев, что «Милосердие Калра» посетила не одна фракция Анаандер Мианнаи и каждая как минимум попыталась навязать свои инструкции и запреты. «Эта ситуация меня уже давно подавляет», — сообщил он, когда мы встретились впервые, и, вероятно, больше он ничего не мог сказать. А «Милосердие Калра» был уязвим не только для Анаандер Мианнаи. Я обладала кодами доступа, способными обеспечить мне его повиновение, хотя и не столь универсальными, как те, которыми владела лорд Радча, поэтому применять их следовало с большой осторожностью. Но они у меня были.
Тот, кто мог стать капитаном, являлся, по–видимому, личностью, а не оборудованием. И ему но следовало (теоретически, по крайней мере) беспокоиться о том, что создатель и владелец изменит его мысли в соответствии со своими целями, не говоря уже о том, чтобы делать это противоречивыми способами.
— Я понимаю, — сказала я тихо, без всякого обращения, поскольку адресовала слова сразу и кораблю, и Калр Пять, пока магистрат и переводчик были заняты беседой, — что «Титанит» невероятно раздражает, и я в курсе, что он целыми днями пытался вывести тебя из равновесия. Но ты понимаешь, что я сделаю тебе выговор. Ты знаешь, что тебе следовало хранить молчание. И твоей обязанностью было не сводить глаз с переводчика. Не допускай подобного впредь.
— Сэр, — подтвердила Пять.
— И между прочим, спасибо за разговор с лейтенантом Сеиварден. — Пять знала в общих чертах о том, что произошло, она никогда не теряла связи с остальными членами своего подразделения. — Я думаю, ты хорошо справился с этим.
В медчасти на борту «Милосердия Калра» Сеиварден спала. Амаат Один с некоторой опаской повторяла вместе с кораблем правила и инструкции, потому что через несколько часов ей придется стоять на вахте за Сеиварден. Она уже знала все, что ей необходимо, и корабль всегда был рядом, чтобы помочь. Требовалось лишь формально показать это. А ей — напомнить самой себе, что она все знает. Экалу, которая стояла на вахте, по–прежнему дулась. Но после довольно удручающего разговора с кораблем Сеиварден удалось принести короткое, простое извинение, возложив вину не на кого–нибудь, а на себя и не потребовав ничего от Экалу взамен. Поэтому злости у Экалу поубавилось, она растворилась в ее опасениях, связанных с тем, что она неожиданно оказалась главной на корабле.
— Спасибо, сэр, — повторила Калр Пять. За корабль.
Я снова повернулась к переводчику. Разговор опять перешел с устриц на рыбу в бассейне.
— Ладно, — сказала магистрат. — Можете съесть одну рыбку.
Я не знала, испытывать ли мне облегчение или, наоборот, тревогу оттого, что переводчику Зейат понадобилось менее пяти минут, чтобы отыскать (и поймать) ту самую рыбку и проглотить ее, пока она продолжала извиваться.
