4. Первое плавание
23 сентября в Брандалле Клэр Кроухерст спустила на воду яхту «Teignmouth Electron» в Яр-Ривер. Она произнесла краткую торжественную речь и несмело бросила бутылку шампанского в корпус тримарана из стекловолокна и фанеры. Бутылка не разбилась. Джон Иствуд принялся за работу сам, расстроенный таким беспрецедентным дурным знаком. Впрочем, Шейла Чичестер отличилась подобным же образом, когда спускала на воду яхту своего мужа «Gipsy Moth IV».
После небольшая группа газетных журналистов и операторов с телевидения сделала несколько снимков тримарана «Teignmouth Electron», стоявшего на якоре у причала все еще без мачт и оснастки. Судно выглядело достаточно презентабельно, но его нельзя было назвать слишком красивым. Три корпуса, выкрашенные в белый цвет, и бледно-голубая палуба хорошо сочетались, но впечатление портили ярко-оранжевые люки и низ крыльев. Как все тримараны, «Teignmouth Electron» был приземистым и квадратным, и это впечатление еще больше усиливалось из-за просторной палубы без релингов, установленной на трех корпусах, с единственным возвышением – обтекаемой крышей рубки. Если яхта Билла Кинга была похожа на подводную лодку, то посудина Кроухерста напоминала миниатюрный авианосец.
В последнюю неделю перед отплытием на верфи лихорадочно устанавливали мачту, такелаж, монтировали палубное оборудование. К тому времени Иствуд и Кроухерст были уже на ножах, между ними то и дело вспыхивали споры, доходившие до взаимных обвинений, а работники фирмы все больше возмущались потоком противоречивых указаний, поступающих то от начальства, то от заказчика. Джон Эллиот, всегда выступавший в роли дипломата, часто уводил Кроухерста на долгие беседы за норфолковским чаем.
Дважды напряжение выливалось в большие скандалы. Один произошел 1 октября. Кроухерст хотел отплыть немедленно, но Эллиот сказал, что это невозможно. Поэтому был составлен документ, где говорилось, что, если заказчик заберет тримаран немедленно, он будет один нести ответственность за его состояние. Второй скандал разгорелся во время долгой напряженной беседы по поводу денег. По словам Иствуда, из-за дополнительных работ стоимость судна выросла почти вдвое. Кроухерст сомневался в этом (данный вопрос оставался предметом разбирательства между Стэнли Бестом и фирмой «Eastwood» и через год), но был вынужден пообещать «открепительный платеж» в размере 1000 фунтов. Деньги должны были быть выплачены на следующий день. Наконец в полдень 2 октября тримаран «Teignmouth Electron» был признан готовым к отплытию. Первый переход новой яхты из Брандалла в Тинмут нельзя назвать удачным. Кроухерст намеревался пройти весь путь за три дня. На самом деле на него ушло две недели.
Мастеровые яхтенной верфи еще заканчивали последние мелкие работы на борту, когда яхта «Teignmouth Electron» отчалила, приводимая в движение подвесным двигателем, и двинулась по Яр-Ривер. Джон Эллиот и Питер Биэрд находились на палубе и снимали проплывающий мимо окружающий ландшафт с ветряными мельницами и коттеджами на кинокамеры. Однако даже в спокойных водах Норфолкских озер таились опасности. Когда тримаран, подхваченный отливным течением, подошел к Ридхему, реку начал пересекать местный цепной паром. У Кроухерста было два варианта: продолжать плавание и подвергнуть судно опасности напороться корпусом на натянутую под водой цепь парома или же попробовать остановиться. Иствуд полагает, что можно было двигаться дальше. Кроухерст думал иначе. Он приказал рабочим на передней палубе бросить якорь и немедленно остановить тримаран. По неудачному стечению обстоятельств получилось так, что, когда «Teignmouth Electron» прекратил движение, течение резко развернуло его и ударило о сваи, вбитые у берега. В фанерном корпусе правого поплавка образовалась пробоина. Прежде чем плавание продолжили, было потеряно много драгоценного времени.
Когда яхтсмены прибыли в Ярмут, шел дождь и дул порывистый ветер. Было поздно, и разводной мост в центре города уже закрыли на ночь. Не желая изнывать в бездействии еще 12 часов в ожидании утра, Эллиот и Питер Биэрд сошли на берег, поймали такси и при содействии начальника порта смогли уговорами и посулами оторвать четырех разводчиков моста от теплых каминов, чтобы открыть проход. Тогда же путешественникам пришло в голову, что у них нет сигнального фонаря, чтобы сообщать о своем присутствии дежурным на станциях береговой охраны по всему побережью, как это принято делать во время первого плавания яхты. Эллиот решил проблему: купил карманный фонарь для автомобилистов в круглосуточном гараже. Тем временем остальные работники латали пробоину в корпусе поплавка. Поздним вечером они наконец с большим облегчением отправились домой. Джон Эллиот, Питер Биэрд и Дональд Кроухерст остались в качестве членов первой команды «Teignmouth Electron». На часах было 2 утра ночи, когда они подняли паруса и выдвинулись в неспокойную ночь.
Начинался прилив, море становилось все неспокойней, и после того как они обогнули портовые буи и наметили курс на юг к мели Гудвина, на троих моряков навалилась морская болезнь. В особенности частым и жестоким приступам тошноты подвергался сам Кроухерст. Команда тримарана с восхищением свидетельствовала, что недомогание не оторвало его от дел. В течение двенадцати часов Кроухерст стоял у штурвала или сидел за картой в каюте в обнимку с ведром, куда его тошнило каждые пять минут, но не дал болезни сломить себя. Джон Эллиот рассказывает: «Дональд находился в скверном расположении духа. Но вот какая странная штука получается: именно тогда, наблюдая за ним, я действительно убедился, что он в самом деле может обойти вокруг света. Он проявил невероятную настойчивость и упорство. Решив однажды сделать что-то, Кроухерст стоял на своем, и никакая опасность или сомнения не могли заставить его свернуть с выбранного пути».
С рассветом подул благоприятный ветер, и «Teignmouth Electron» рванулся к Северному морю, направляясь к дельте Темзы. Все были удовлетворены тем, как яхта ведет себя. Когда морская болезнь отступила, настроение у Кроухерста заметно улучшилось. Но в пять вечера ветер снова поменялся, и тримарану пришлось пройти первое серьезное испытание. Оно было не очень успешным.
Из-за отсутствия киля, погруженного в воду и препятствующего дрейфу под ветер, тримараны очень плохо лавируют. После изменения погодных условий тотчас стало очевидно, что «Teignmouth Electron» ведет себя даже хуже, чем большинство представителей данного типа судов. Паруса были плохо сбалансированы, а без груза все три корпуса погружались в воду еще меньше, чем обычно.
Ветер переменился, когда они только-только прошли плавучий маяк «Южный Гудвин», после чего судно буквально замерло на месте. На преодоление следующих десяти миль вдоль побережья до Дувра у них ушло больше пяти часов. Ошеломленный Кроухерст начал экспериментировать с парусами: он убрал большой кливер и стаксель, а вместо них поднял кливер-«янки» и рабочий стаксель, благодаря чему уменьшилась площадь передних парусов, и лодка стала не так сильно уваливаться. Прошло два часа, но они по-прежнему были в виду берегов Дувра. «Боремся с приливом. Вперед не продвигаемся», – появилась запись в судовом журнале. Еще через два часа прилив отнес их обратно к плавучему маяку «Южный Гудвин». При сложившихся обстоятельствах наиболее приемлемым решением было просто остановиться в месте столкновения противоположных течений и, когда направление приливного течения изменится, немедленно двинуться вперед. Но то ли из-за своего упрямства, то ли из-за желания испытать судно Кроухерст решил лавировать длинными галсами к побережью Франции и обратно. Когда Франция находилась всего в трех милях, а яхта должна была лечь на другой галс, ветер неожиданно стих. Члены команды подняли огромную легкую геную, но тримаран продвигался вперед так медленно, что они могли запросто искупаться за бортом в водах Ла-Манша.
Наконец Кроухерст решил, что пришло время снова запустить двигатель. И эта попытка принесла хоть какие-то результаты. Двигатель весил почти сто килограммов. Кроухерсту представилась возможность выяснить, сможет ли он в одиночку вытащить его из рундука (находившегося в отсеке генератора под кокпитом) и установить на кронштейн на левом поплавке. На грота-гике был полиспаст, но даже с ними работа шла тяжело. Кроухерст возился с двигателем час, быстро теряя терпение. В конце концов в приступе гнева он почти швырнул двигатель в держатели кронштейна, и тот встал на место в пазы. Питер Биэрд подумал, что свешиваться за борт в таком раздраженном состоянии опасно для моряка-одиночки. Так можно потерять контроль и над собой, и над судном.
Под двигателем они прошли вдоль побережья Франции до Булони. Здесь Кроухерст получил ожог руки, случайно схватившись за выхлопную трубу генератора. С ладони сошел большой лоскут кожи, но после перевязки моряк вернулся к работе. Эллиот расценил это как доказательство железной воли своего друга. Биэрд увидел в поступке и смелость, и сдержанность. Позже Клэр, заметив рану, усмотрела в ней предзнаменование. Ожог стер линию жизни с ладони ее мужа. «Я суеверная, и этот случай взволновал меня безмерно, – рассказывает она. – Думаю, Дональд тоже обеспокоился».
На протяжении трех дней они шли галсами от Франции к Англии и с каждым подходом к берегу выясняли, что продвинулись вперед всего лишь на несколько миль. Питер Биэрд говорит, что по какой-то причине Кроухерст упрямо не желал давать предупреждающие сигналы постам береговой охраны, как было положено. В какой-то момент это вызвало на берегу такую тревогу, что там готовы были отправиться на спасательную операцию в море. Почему Кроухерст не подавал сигналов, непонятно. Возможно, причина кроется в его природной скрытности, или же, по предположению Биэрда, все могло происходить из-за его новой страсти: стремления к славе и известности. В конечном счете Клэр Кроухерст уверила береговую охрану в том, что с ее мужем не могло случиться ничего плохого, и была так убедительна, что поиски в море отменили, и, соответственно, в газетах не появилось никаких сообщений по этому поводу. В одну из этих трех ночей, проведенных в сражении с непредсказуемыми ветрами и приливами Ла-Манша, Кроухерст и Биэрд всерьез задумались о недостатках судна. Друзья пили кофе, в то время как Джон Эллиот спал внизу в каюте. И тогда Биэрд прямо сказал Кроухерсту, что при таком раскладе тот будет не в состоянии провести лодку по Атлантике и вывести в Южный океан, не говоря уже о том, чтобы совершить на ней кругосветное плавание. «Что он будет делать, если подобное повторится во время гонки?» – спросил Биэрд. Кроухерст улыбнулся. «Такого вопроса вообще не возникнет, – ответил моряк. – Ветра всегда будут нести его вперед». «Но что, если не будут?» – спросил Биэрд. «Ну, всегда можно проваландаться в южных водах Атлантики несколько месяцев, – ответил Кроухерст. – Есть места, где не ходят большие корабли и никто не заметит такую маленькую яхту». Затем он взял записную книжку Биэрда и показал, как можно все устроить. Кроухерст нарисовал Африку и Южную Америку, а между ними поместил два маленьких треугольника, изображающих Фолклендские острова и архипелаг Тристан-да-Кунья. Карандашом он едва заметно наметил ромб – маршрут яхты, движущейся вокруг этих двух треугольников. Все будет просто, сказал он. Никто ничего и не узнает. И тут рассмеялся. Похоже, это была просто шутка. Схема до сих пор хранится в записной книжке Питера Биэрда.
Через четыре дня Биэрд и Эллиот оповестили своего шкипера, что больше не могут оставаться на борту. У них есть и свои дела. Снова установили двигатель и подъехали к Ньюхейвену, побережье Суссекса. Эллиот позвонил жене и сказал, что с ними все в порядке. Это привело Кроухерста в ярость. Очевидно, он по-прежнему хотел числиться без вести пропавшим и тем самым возбудить интерес к себе, заставив береговые службы выйти на поиски, чтобы об этом написали в газетах. Потом трое друзей уныло сидели в пабе у верфи в ожидании сменной команды матросов, Колина Райта и Дика Раллистона. Обоих попросили приехать из «Eastwood» на смену двум убывающим членам команды.
Час за часом раздражение и злость Кроухерста усиливались: он сам вгонял себя в мрачное состояние. Во многих отношениях это был худший момент всего путешествия. Дни пролетали стремительно, а ничего не происходило. Где же обещанные испытания в море, где хваленые электронные приспособления, модификация и ремонт яхты, соблазнение богатых спонсоров, скрупулезная проверка запасов и оборудования? И самое ужасное, что он ничего не мог сделать. Его соперники по гонке, за исключением Риджуэя и Блайта, выбывших из соревнования, уже давно были в море и на всех парусах мчались вперед. Нокс-Джонстон прилежно взрезал воды Индийского океана, приближаясь к Австралии, в то время как Муатесье, Тетли и Кинг, обгоняя друг друга, шли нос к носу по Атлантике. А он, Кроухерст, самый умный из всех – чем занимался он? Сидел в грязном порту на берегу Ла-Манша, застряв в пути, пока его друзья-подкаблучники болтали со своими женушками по телефону, а два лодочника никак не могли добраться из Норфолка. Он все еще мог бы стать самым быстрым в гонке. Он мог бы обогнать всех. Но был ли он в состоянии вообще начать ее? До 31 октября оставалось всего три недели.
Кроухерст вскочил и широким шагом вышел на набережную взглянуть на свой тримаран. Он понимал, и понимал очень хорошо, одну вещь: судно оказалось совсем не таким, каким виделось ему в планах и мечтах. Тем временем тот самый неудобный, встречный ветер с юго-запада набирал силу, переходя в шторм, и огромные волны все яростней обрушивались на портовые волнорезы. Дональд вскинул руки вверх и закричал, изливая весь свой гнев на подлые обстоятельства, мешающие ему достичь цели. Он мог бы примириться с обычными трудностями. В общем-то на самом деле он прекрасно справлялся с ними. Но что он мог сделать сейчас, когда каждая мелочь – и правила гонки, и меняющийся экипаж, и капризы тримарана – буквально все восстало против него, словно какая-то ужасная враждебная сила противодействовала ему. К черту их всех! Если у него хватило смелости решиться на кругосветное путешествие, то уж отправиться в одиночку из порта Ньюхейвена в Тинмут прямо здесь и сейчас ему раз плюнуть! В этот момент появились Биэрд и Эллиот и увели своего друга обратно в теплый уютный паб.
Кроухерст послушно зашел и с мрачным видом уселся в углу бара. Через какое-то время он нашел чем занять свой разум. Он решил написать тщательно продуманное письмо с извинениями в адрес Уилтширского отделения полиции. К сожалению, писал он, у него нет возможности явиться на заседание суда, чтобы ответить на обвинения в превышении скорости, которые ему вменяют. К несчастью, он будет сильно занят в тот день, на который назначены слушания. Он будет выигрывать кругосветную гонку.
Даже когда сменная команда прибыла в Ньюхейвен, им пришлось просидеть в порту еще два мерзких дня, пережидая непогоду, и только после окончания шторма путешествие можно было возобновить. Два еще более мерзких дня они сражались с ветром и приливом, которые отнесли их к Вуттон-Крик, что на острове Уайт. Здесь работники «Eastwood» сошли с тримарана, позвонили своему боссу и попросили разрешения уехать домой. Им совершенно не нравится такое путешествие, сказали они.
Оставшееся расстояние до Кауса Кроухерст преодолел в одиночку. В Каусе же он встретил другого участника кругосветной гонки, присоединившегося к ней недавно, – харизматичного яхтсмена Алекса Кароццо, чьи морские подвиги уже снискали ему репутацию «Чичестера из Италии». После неудачного опыта с многокорпусником во время трансатлантической гонки, устроенной «Observer», Кароццо снова пересел на однокорпусную яхту. Он только что обзавелся большим кечем длиной 66 футов, который имел необычный дизайн и был изготовлен в Каусе на верфи «Medina Yacht Company» специально по заказу итальянца. Строительство яхты началось еще позднее, чем производство тримарана Кроухерста, – 19 августа, – и было завершено к концу седьмой недели. Кроухерст вникал в проблемы соперника, так сильно похожие на его собственные, и неожиданно чувство фрустрации, отчаяния и нетерпения покинуло его. Дональд провел целый день в порту Кауса, болтая с Кароццо, и дважды упал за борт, прохаживаясь между лодок, стоящих на якорях. Похоже, Кроухерст был в какой-то мере восхищен репутацией итальянца, а его яхта произвела на моряка большое впечатление. Он считал, что среди всех соревнующихся Кароццо был наиболее опасным соперником. Возможно, именно поэтому он впоследствии дал указание отправить в подарок итальянцу один навикатор. Кто бы ни выиграл гонку, пусть прибор, изобретенный Кроухерстом, будет на борту победившей яхты.
Кроухерст узнал, что Кароццо написал письмо судьям гонки «Sunday Times» с просьбой отодвинуть крайний срок, чтобы он мог более основательно подготовиться к регате, но на просьбу ответили отказом. Вероятно, по этой причине даже в самую последнюю лихорадочную минуту ни сам Кроухерст, ни его спонсоры не просили отодвинуть конечную дату гонки, хотя судьи, возможно, и пошли бы ему навстречу по соображениям безопасности.
В воскресенье, 13 октября на причале появился опытный яхтсмен из Кауса, капитан-лейтенант Питер Иден. Он предложил сопровождать Кроухерста на последнем этапе путешествия. Когда они поднимались на борт «Teignmouth Electron» в порту, Кроухерст, вылезая из надувного тузика, поскользнулся на кронштейне подвесного двигателя и снова упал в воду.
Наблюдения Идена, сделанные во время двухдневного пребывания на борту тримарана, позволяют с наибольшей точностью и достоверностью оценить характеристики яхты и поведение моряка до начала гонки. Он вспоминает, что «Teignmouth Electron» шел необычайно быстро, но не мог выйти на ветер под углом менее 60°. Скорость часто достигала 12 узлов, говорит яхтсмен, и вибрация койки в носу была такой сильной, что у него заболели зубы, когда он прилег и попытался заснуть. Авторулевой Хаслера работал идеально, однако из его креплений вылетали винты из-за флаттера, возникшего вследствие большой скорости. «Нам приходилось перегибаться через стойку, чтобы закрутить винты, – рассказывает Иден. – Это было непростое и трудоемкое занятие. Я сказал Кроухерсту, что ему нужно приварить крепления, если он хочет, чтобы они выдержали более длительное путешествие. В остальном же яхта была очень даже хороша. Она точно была быстрой и проворной».
Во время перегона Кроухерст, казалось, неохотно раскрывал подробности своих планов относительно гонки. Он все же сказал Идену, что больше всего боится опрокинуть тримаран в бурных водах Антарктического океана. Это наибольшая опасность, подстерегающая катамараны и тримараны. Способные идти быстрее волн, они часто зарываются носом, когда сзади накатывает вал. При сильном ветре яхта может перевернуться через нос, что называется, вверх тормашками. «Кроухерст обладал хорошими навыками хождения под парусами. Но я чувствовал, что он относится к навигации немного безалаберно. Я, например, даже в Ла-Манше предпочитаю знать свое точное местонахождение. Дональда же не особенно волновали координаты, и он время от времени просто нацарапывал несколько цифр на листах бумаги. [Судовой журнал этого первого путешествия сохранился. Как и говорил Иден, он состоит из нескольких обрывков бумаги, покрытых каракулями, и совершенно не похож на судовой журнал периода кругосветной гонки.] Последний этап плавания из Ярмута прошел относительно легко. Первые 36 часов яхтсмены снова боролись с западным ветром. Они дважды лавировали галсами через Ла-Манш и возвращались назад. В конце концов ветер изменился и стал быстро подгонять их к Тинмуту. 15 октября в 2.30 дня они пересекли границу портовой отмели. У Кроухерста ушло 13 дней на то, чтобы пройти вдоль побережья. До конечной даты старта – 31 октября – оставалось 16 дней.
