Дверь в Лето: коты и гаджеты
1. Хронология событий
Дело было в конце января 1956 года. Хайнлайн отстрелялся по контракту со «Scribner’s» романом «Время для звезд», первоначально задумывавшимся как история о релятивистских скачках во времени, которые сопровождаются шокирующими культурными скачками на Земле. Идею о скачках во времени и фьючер-шоке затем вытеснила другая идея, а исходная отправилась полежать на полочке. Там бы она и оставалась, но тут Хайнлайн решил написать еще одну, на этот раз «взрослую» книгу. Возможно, стоит упомянуть, что незадолго до этого бывшая супруга писателя Леслин Макдональд ненадолго появилась на горизонте, напомнив о себе письмами в адрес общих знакомых, в которых опять наговорила про Боба разных интимных гадостей. Образ злонравной и подлой красавицы явно был одной из отправных точек нового романа. Первоначально он назывался «A Very Small Difference» («Очень маленькая разница»). Сюжет строился вокруг семейной драмы непризнанного гения, инженера-изобретателя, которого бросила стервозная красавица-жена, чтобы уйти к богатому и более успешному сопернику. Оставшийся в одиночестве инженер заменяет жену различными гаджетами… э-э-э… ну, в общем, как-то так. Роман должен был стать историей успеха нового Эдисона. Однако с историей что-то не заладилось, она на глазах превращалась в унылый производственный роман с полупрозрачным изобретателем и его детально описанным детищем. Вот тут-то и пригодилась идея скачков во времени, оставшаяся от детской книжки. Время придавало масштаб событиям и перспективу картине. Перспектива должна была показать, что́ на самом деле является истинной ценностью: кошелек, красота или интеллект. А путешествие во времени должно было оживить и украсить тусклую производственную картину. Разумеется, повторять детский сюжет с межзвездными полетами Хайнлайн не стал, для перемещения во времени он избрал анабиоз, и название романа сменилось на «Perchance to Dream» («Видеть сны, быть может» – цитата из гамлетовского монолога «Быть или не быть»). Прыжок в будущее позволил инженеру увидеть, как его гаджеты вошли в обиход, а заодно и насладиться местью, встретив в будущем свою престарелую бывшую (а сам-то он весь из себя молодой, красивый и чертовски богатый, да!). Нетрудно понять, что с деньгами у Боба на момент написания романа было туговато, но все остальное отчасти совпадало: имелись изобретенные им гаджеты, которые облегчали жизнь одним людям и укорачивали жизнь другим (но последние все до одного были враги Америки!), была работа на инженерной должности в лаборатории ВМФ под грифом «Совершенно секретно», была масса возни с синьками и логарифмической линейкой (правда, это были строительные чертежи) и, разумеется, имелась бывшая красавица-жена. В общем, фантасту было откуда почерпнуть правду жизни. Но и с путешествиями во времени текст как-то не вытанцовывался, сюжет рассыпался, не хватало некоей изюминки, эмоционального стержня, который соединил бы все вместе. Боб начал было вводить в сюжет своих любимых трехногих марсиан, но марсиане не помогли – они только отвлекали, и Боб изгнал марсиан прочь.
И вот однажды поздним январским утром, во время завтрака, в поле его зрения показалась Джинни в сопровождении их кота Пикси. Она подошла к двери на улицу и открыла ее, выпуская кота. Пикси увидел снег, понюхал воздух и презрительно фыркнул, а затем отвернулся и пошел обратно в дом, недовольно мяукая. В доме было семь дверей, ведущих наружу, и они с Джинни обошли их все. Эта сцена повторилась семь раз, у каждой двери. Когда Пикси отверг последнюю дверь и пошел прочь, громко негодуя, Джинни пожала плечами и сказала: «Я думаю, он ищет дверь, ведущую в лето». Хайнлайн, бросивший свой завтрак ради этого представления, замер, как охотничий пес, сделавший стойку. «Не говори больше ни слова!» – сказал он жене и чуть ли не бегом направился в свой кабинет. Он вышел оттуда через тринадцать (!) дней с готовой рукописью. Для тех, кто не успел лопнуть от зависти, спешу уточнить, что даже для самого Хайнлайна этот срок был рекордно коротким (рекордно длинным был срок в 100 дней, и то была очень толстая книга).
2 февраля 1956 года
Роберт Э. Хайнлайн – Лертону Блассингейму
Я на 104 с. рукописи нового романа, надеюсь, он подойдет для так называемого взрослого рынка. У меня от него постоянные головные боли и хроническая бессонница, и я все время удивляюсь, как я мог ввязаться в этот глупый бизнес, – но если я выдержу физически, «Дверь в Лето» должна быть закончена вчерне в этом месяце и закончена на чистовую примерно в конце марта. Возможно.
У нас тут на земле лежит фут снега, всюду фазаны. Пикси ненавидит все это. Он считает, что во всем виновата Джинни.
104 страницы превратились в 290, затем сократились до обычного размера, и роман был направлен Кэмпбеллу в «Astounding». Джону он не понравился. Ему вообще не нравились все последние вещи Боба. Он считал, что тот перестал по-настоящему работать над текстом и потихоньку деградирует. В своем письме Азимову он писал:
5 ноября 1956 года
Джон В. Кэмпбелл-мл. – Айзеку Азимову
У меня сейчас на руках роман Боба Хайнлайна, нужно принять решение, что заставляет меня волноваться и беспокоиться. Боб может написать одной рукой лучше, чем большинство в этой области пишут обеими руками. Но, Иисусе, как бы я хотел, чтобы этот сукин сын вынул бы ту, другую руку из кармана. У меня на руках также роман Джека Вэнса; у него прекрасная идея. Если бы Вэнс мог писать так, как Хайнлайн, или Хайнлайн взял бы на себя труд продумывать свои вещи так же крепко, как Вэнс…
Боб вставил в сюжет кота Петрония, известного как Пит. Пит – замечательный персонаж, Боб сделал его восхитительным. Вот только… Он же не имеет ничего общего с этой историей, черт возьми!
Кэмпбелл отклонил роман – через литературного агента, не написав Бобу ни слова о том, что он думает по этому поводу. И Хайнлайн с чистой совестью (он по-прежнему чувствовал себя обязанным Кэмпбеллу) отправил роман Энтони Бучеру в «The Magazine of Fantasy & Science Fiction». Права на книжное издание были у «Doubleday», и это была последняя книга Хайнлайна в этом издательстве – Боб справедливо считал, что там его нагло обворовывают, выпуская бо́льшую часть тиража в «клубных изданиях» с мизерным роялти.
А пока роман о Петрониусе медленно продвигался к печатному станку, настоящий кот Пикси неотвратимо двигался к смерти.
12 января 1957 года
Роберт Э. Хайнлайн – Лертону Блассингейму
Пикси умирает… уремия, слишком далеко зашедшая, чтобы надеяться на ремиссию; несколько дней назад ветеринар отправил его домой умирать. Сейчас ему не больно и он все еще мурлычет, но он очень слаб и изо дня в день становится все более истощенным – как будто по дому бродит маленький желтый призрак. Когда у него начнется период боли, я должен буду помочь ему миновать его и надеяться, что он наконец-то найдет Дверь в Лето, которую искал. Мы очень всем этим подавлены… мы стали чрезмерно привязанными к этому маленькому котику. Конечно же, мы знали, еще когда он только появился у нас, что это должно будет случиться, и я скорее предпочел бы пережить своего домашнего питомца, чем он переживет нас, – мы лучше приспособлены, чтобы выдержать это. Однако от этого нисколько не легче…
Пикси так и не дождался выхода книги. Через месяц сосед Хайнлайнов, Арт Херцбергер, практикующий ветеринар, пришел, чтобы усыпить кота. Хайнлайн завернул еще теплое тельце в свою рубашку и похоронил его. Над могилой вместо памятника Хайнлайны посадили деревце, чтобы местные койоты не смогли раскопать захоронение. С этого дня они больше никогда не называли своих котов именем Пикси. Этот был Пикси Третий, и другого не будет вовек. Аминь.
2. Немного об истоках
Попробуем на скорую руку разобрать отправные точки, оттолкнувшись от которых Хайнлайн создал самый теплый и человечный роман в своем творчестве.
2.1. Гаджеты
Вначале был Жюль Верн, затем Том Свифт и журналы Гернсбека. Герои Верна обстоятельно объясняли, как сделать то-то и то-то, формируя простенькую, но чрезвычайно сильную мысль «Все возможно, если знать, как птичка устроена». Том Свифт неустанно изобретал различные гаджеты и создавал приятную иллюзию того, что вокруг – непаханая целина для гениального одиночки. А Гернсбек поддерживал ощущение, что инженеры – авангард и лучшая часть человечества и что можно творить любые чудеса, если только немного подучиться. Хайнлайн впитывал этот наркотик с детских лет и до преклонного возраста истово верил в гаражные технологии и силу одиночек. Это был принципиальный вопрос мировоззрения. Хайнлайн был убежден, что часть равна целому и способна его с успехом заменить. Он не верил в необходимость кооперирования, разделения труда и поддержания социальных структур. Он так и прожил свою жизнь в добровольной внутренней робинзонаде, всякий раз с удовольствием доказывая, что может обойтись без помощи узких специалистов. Главное, придумать как – и постараться сделать то, что задумано.
При этом Хайнлайн не мог похвастаться систематически полученным образованием. За его плечами была начальная и средняя школа. В 1924-м, ожидая поступления в Академию ВМФ, он пару месяцев проучился по технической программе в колледже. В Академии был курс прикладной математики, включавший в себя сферическую тригонометрию, дифференциальное исчисление, баллистику и т. п., а также черчение, но флот не позволил ему получить полноценное высшее образование, на что он рассчитывал при поступлении. В 1933 году отсутствие признанного документа об окончании колледжа или технического училища (флот не выдавал таких бумаг) не позволило ему поступить в университет. Он хотел в Калтех, к Фейнману и прочим небожителям, а вместо этого пришлось довольствоваться ролью вольного слушателя в Калифорнийском университете. Он начал посещать курсы атомной физики, химии, оптики, но это довольно быстро кончилось – его здоровье было еще слишком слабо для высиживания на лекциях, а перспективы получения диплома были весьма туманными. Затем его сманила политика, и более к точным наукам он до войны не возвращался. И тем не менее образования, полученного на первых курсах академии, было достаточно, чтобы занять во время войны в лаборатории ВМФ должность гражданского инженера.
Удивительно, но довольно рутинные тесты образцов плексигласа в поисках оптимальных соотношений пополам с бюрократической волокитой так и не погасили юношескую страсть Боба к выдумыванию разных штучек. Они только убедили его, что начальство, а особенно военное начальство – совершенно ненужная помеха на пути прогресса.
И еще вера в могущество Логарифмической Линейки.
Вот краткий перечень идей из произведений Хайнлайна (были это его собственные или где-то прозорливо позаимствованные – не важно), которые позднее вошли в наш быт:
1940 г. Бесконтактные сушилки для рук («Ковентри») – теперь они повсюду, а в 1940-х годах, по-моему, даже одноразовых бумажных полотенец не было.
1940 г. Солнечные батареи («Дороги должны катиться», «Ковентри», «Да будет свет!») – теперь они на каждом калькуляторе.
1941 г. Движущиеся дорожки («За этим горизонтом») – кое-где попадаются, хотя преобладают горизонтальные ленточные эскалаторы.
1941 г. Водяной матрас («За этим горизонтом») – этот гаджет так и не был никем запатентован.
1941 г. Онлайн-газеты («За этим горизонтом») – современники Хайнлайна предполагали только вариант «печать по требованию» или что-то вроде бегущей телетайпной строки.
1942 г. Дистанционные манипуляторы («Уолдо») – их так и назвали: waldo.
1948 г. Мобильные телефоны («Космический кадет») – именно обыденный мобильник, а не мини-рация или навороченный мультифункциональный гаджет.
1950 г. Автоматические выключатели света («Человек, который продал Луну») – каждый из нас видел, как свет вспыхивает и гаснет вслед за идущим по длинному коридору.
1956 г. Программы и устройства для черчения («Дверь в Лето») – в 80-х я сам стоял за кульманом, а в 90-х увидел плоттер и осваивал пикад. Это просто фантастика!
1960 г. Экранные заставки (screensaver) («Чужак в стране чужой») – додуматься до картинки, которая занимает экран в неактивном режиме, мог только гений.
1979 г. Дистанционный пульт для автомобиля («Число зверя») – лично меня особенно впечатлила возможность зимой издали кликнуть брелоком, чтобы машина начала прогреваться.
О приоритетах и авторстве можно спорить, но для меня в данном случае важен общий принцип – внимание к деталям. В большинстве своем это вещи, упомянутые мимоходом, исключительно для создания культурного фона. Не эпохальные изобретения, делающие сюжет, а обыденные вещи, которые порождает прогресс, проникающий в повседневность. В разной ретрофантастике часто попадаются пульты управления звездолетов с циферблатами, рычагами, штурвалами и тому подобными анахронизмами – это хороший маркер экономии мышления у авторов, которые не давали себе труда выстраивать картину мира, а по-простому транслировали в будущее то, что было под рукой. Хайнлайн отличался тем, что не только прогнозировал появление разных гаджетов – он встраивал их в культурный фон и отслеживал их влияние до второго-третьего порядка: например, на основании появления дешевых автомобилей делал вывод о грядущей сексуальной революции.
Именно благодаря такому пониманию причинно-следственных связей герой Хайнлайна сначала готовит для себя «Чертежника Дэнни», а затем начинает конструировать «Салли».
2.2. Коты
Хайнлайн изначально не был кошатником. В детстве он любил своего пса Никси, а обзаведясь семьей и собственным домом, он завел нового пса, которого назвал… Никси.
Но Никси суждено было уйти в прошлое вместе с красавицей-женой. На смену им пришла Вирджиния, а Вирджиния любила котов. Первого кота они назвали… Пикси.
Поначалу Хайнлайн не понимал кошек и считал их чем-то вроде марсиан в человеческом обществе. Но со временем это прошло. Коты были включены в семейный круг, хотя по-прежнему бродили сами по себе. Благо котам было где побродить. Хайнлайны предпочитали жить на природе, подальше от городской суеты.
1 марта 1953 года
Роберт Э. Хайнлайн – Лертону Блассингейму
…У нас у всех снова все хорошо, даже у кота, потому что я наконец-то разобрался с большим черным котом, который его терроризировал. Джинни разбудила меня однажды утром и сказала, что черный котяра ошивается у входа. Я накинул халат и шлепанцы, зарядил свой «Remington.380» и вышел. К счастью, достал его с первого выстрела, поскольку он побежал и у меня не было ни секунды промедления. Похоронил его и вернулся в постель менее чем через двадцать минут. Невеселая работенка, но Пикси так крепко доставалось, что я не думаю, что он пережил бы еще одну драку, – а я предпочитаю моего собственного кота дикому.
23 марта 1959 года
Роберт Э. Хайнлайн – Лертону Блассингейму
…Полька Дот принесла котят на День св. Патрика, вот как это было: мы с Джинни были как на иголках, видя, что кошке сильно нехорошо от всего этого. Я поднялся в час ночи, Джинни только что легла спать. Поки притащилась в мой кабинет, и там у нее начались родовые схватки. Так что я почти час держал ее за лапу, после чего она разродилась пестренькой кошечкой – Брайди Мерфи. В течение следующих трех часов она испытывала большие неприятности, поэтому мы подняли ее ветеринара с постели, и он приехал к нам. Он сделал ей инъекцию экстракта гипофиза; вскоре у нее начал появляться еще один черно-белый мальчик (Блэрни Стоун); бедный маленький Блэрни не смог этого завершить… задохнулся во время родов, он был мертв к тому времени, когда мы смогли его извлечь, хотя был жив, когда только появился. Кошка зверски прокусила Джинни руку (Джинни кричала, но не отпускала… и кошка тоже не отпускала). На рассвете мы втроем и Поки отправились в клинику, где ей сделали кесарево сечение для третьего и последнего (Шемрок О’Тул, еще одна трехцветная девочка, полный близнец Брайди). Около 8 утра мы принесли мать и дочерей домой, Джинни успела только подремать, а я вообще не спал. У всех трех сейчас все хорошо, и котята за шесть дней стали вдвое больше. Что меня поразило больше всего в этом деле, так это хирургическая процедура в стерильных условиях, на том же уровне, что и у людей; это разительно отличается от хирургии животных, какой она была всего лишь двадцать лет назад.
17 апреля 1964 года
Роберт Э. Хайнлайн – Лертону Блассингейму
…А больше у нас никаких новостей, кроме того, что Шемми в прошлое воскресенье, сразу после того, как мы приняли у нее последний помет, немедленно ушмыгнула и нагуляла новый урожай, так что у нас будут еще котята приблизительно к 17 июня. Она трудится без устали, уже тридцать один котенок, а ей едва только исполнилось пять лет.
4 сентября 1966 года
Роберт Э. Хайнлайн – Лертону Блассингейму
Вот что у нас есть: мы (a) начали дом, (b) обзавелись бездомным котенком и (c) принимали гостя в течение трех дней, когда у нас буквально не было ни комнаты, ни удобств для больного гостя – до такой степени мы замотались…
Котенок – хорошенькая маленькая кошечка, которая постоянно пищит… и гадит прямо под этой пишущей машинкой со здоровой регулярностью… и теряется под домом… и настаивает на том, чтобы спать под головой Джинни… и постоянно нервирует нашего кота. Очевидно, она еще маленькая, чтобы пахнуть как кошка; для него она – просто монстр, который вторгся в его дом и который слишком часто занимает слишком много времени у Мамы и Папы. Но она всего лишь очередная неудачница: Джинни спасла ее, когда ее собирались отдать в приют. О боже! Думаю, когда мы приучим ее к дому и едва у нее начнется течка, она тут же окажется самым желанным дополнением к обитателям нашего дома, а прямо сейчас она просто заноза в заднице.
…Наша новая кошечка снова и снова забирается под дом – это совершенно невозможно, но она справляется. Джинни только что вышла в темноту с миской кошачьего корма и фонариком, попробует соблазнить ее. Здесь никогда не бывает скучно…
16 августа 1967 года
Роберт Э. Хайнлайн – Лертону Блассингейму
…И Джинни, и я временно физически истощены и эмоционально угнетены; мы потеряли нашего маленького котика. Его не было уже неделю, и теперь остается только признать, что он мертв. Вряд ли он оставил жизнь домашнего кота ради какой-то дамы и живет на подножном корму – это крайне маловероятно. Два или три дня – да, но полную неделю – нет. Рысь, лиса, енот, автомобиль. Конечно, он был всего лишь котом, и мы и раньше не раз теряли котов. Но в данный момент мне больно, я не могу уснуть и остаюсь эмоционально неустойчивым. Джинни продолжает упорно трудиться, хотя со сном у нее вообще обстоит неважно, а что до меня, то я ни черта не высыпаюсь, так что с трудом печатаю на машинке и не в состоянии на чем-нибудь сосредоточиться.
Тэффи, последний представитель генетической линии кота Пикси (восьмое поколение), умер в 1982 году. Для нас они – один из эпизодов жизни, а мы для них – вся жизнь без остатка. Никогда не заводите кошек, если не осознаете, что это значит.
2.3. Нимфетка и фавн
Нет, я не настаиваю, что источником вдохновения при написании истории взаимоотношений дяди Дэна и маленькой Рикки послужила набоковская «Лолита». История вполне могла быть инспирирована биографией Эдгара Аллана По и поэмой «Аннабель Ли» или «Длинноногим дядюшкой» Джин Уэбстер. В конце концов, история о дядюшке, который покупает юной особе кукольный домик, а несколько лет спустя просит у родителей ее руки, утвердилась в классической литературе задолго до пятидесятых годов прошлого столетия. Но изюминка этой истории не в банальной разнице возрастов, а в том, как благожелательный взаимный интерес внезапно превращается в нечто иное. Или даже в том, кто в этой ситуации делает первый шаг – нимфетка или фавн. Что-то такое витало в воздухе в середине пятидесятых, а Хайнлайн умел улавливать актуальные тренды. Факт заключается в том, что роман «Лолита» Набокова был опубликован в 1955 году и в том же году Хайнлайн написал «Время для звезд», в финале которого внезапно выросшая «племянница» решительно уводит своего «дядюшку» под венец. «Дверь в Лето» была написана в 1956-м, в нем опять же резко повзрослевшая юная особа вновь решительно женит «дядюшку» на себе. Финалы произведений похожи, но разница между ними есть – «Дверь в Лето» предваряет этот внезапный роман историей отношений, в частности визитом Дэна в летний лагерь, где и происходит психологический поворот, когда благожелательный взаимный интерес внезапно превращается в нечто иное. Тут ассоциации с романом Набокова, на мой взгляд, проступают достаточно отчетливо.
Читал Хайнлайн «Лолиту» или слышал пересказ сюжета скандальной книги, мне неизвестно. Его поездка в Европу пришлась на лето 1955-го, как раз когда в парижском издательстве «Олимпия пресс» вышла книга Набокова, так что возможности у него были. Но допускаю, что он ловил с Набоковым одни и те же тренды, витающие в воздухе, и просто сместил свои подростковые фантазии в обстоятельства взрослой жизни. Как бы то ни было, эта тема возникла в творчестве Хайнлайна именно в 1955 году. Позднее Боб углубит и разовьет ее до самого последнего дюйма и опишет инцест как один из элементов свободного существования свободных людей.
2.4. «Холодный сон»
В начале 20-х Хайнлайн прочитал роман Уэллса «Когда спящий проснется». Разумеется, были еще Рипы ван Винкли, да и понятие анабиоза фантасты эксплуатировали достаточно активно. Но мало кто додумался до концепции фьючер-шока, предусмотрел в сюжете появление лингвистического барьера и ввел понятие адаптационного сервиса для новичков. Обычно мистеры маккинли откидывали крышку саркофага и немедленно включались в окружающую жизнь, послушно восхищаясь развешенными тут и там чудесами. И почти всех их ждали местные Вергилии, готовые бесплатно играть роль гида и читать лекции по любому поводу. «Нет, – сказал Хайнлайн, – так не бывает. И так не будет», – после чего включил здравый смысл и проработал все технические, экономические и социальные аспекты «холодного сна». К сожалению, он не мог ограничиться анабиозом, потому что ввел в сюжет временну́ю петлю, а вместе с ней, по необходимости, и машину времени – единственное, на мой взгляд, спорное место в романе.
Страх перед необратимостью смерти и технический прогресс в холодильном оборудовании породили один из причудливых бизнесов двадцатого столетия – криогенные хранилища трупов. Тела или головы счастливчиков (или идиотов, кому что больше нравится) ждут своего воскрешения в хранилищах. И пока оцифровка мозга не уничтожила этот бизнес, люди будут платить за «холодный сон» после смерти.
В 1985 году знакомый Хайнлайна Кейт Хенсон попытался заинтересовать писателя реальным погружением в «холодный сон» (или что-то вроде того), которым занимался фонд «Алькор». Автору «Двери в Лето» эта услуга предлагалась бесплатно. Хайнлайн отказался. «Откуда я знаю, не помешает ли это последующей реинкарнации?» – сказал Боб и больше не возвращался к этому вопросу. Его прах развеялся над океаном и с водой вошел в нашу плоть и кровь.
3. Неприятное эхо
В начале марта 1957 года группа писателей-фантастов затеяла выпускать мимеографический журнал литературной критики под названием «SF Forum». Планировалось, что здесь писатели будут разбирать друг друга на высоком профессиональном уровне. Хайнлайн терпеть не мог критику и завел себе правило никогда не высказываться о творчестве коллег по перу. Коллег это, впрочем, не останавливало. И фэнзин для профессионалов с неизбежностью добрался бы до Хайнлайна, рано или поздно. Случилось рано. Джеймс Блиш использовал рассказы Хайнлайна, написанные от первого лица, и «Дверь в Лето» для того, чтобы устроить сеанс любительского психоанализа писателя.
«…Для неквалифицированного писателя форма повествования от первого лица – ловушка. Первое лицо превращает текст в упражнение типа автобиографии, постоянно повторяя слово „я“, оно неудержимо подводит писателя к самому себе».
На этом, прямо скажем, нехитром основании Блиш и построил свой анализ. По его мнению, Хайнлайн, скованный точкой зрения, заданной формой от первого лица, взвалил на себя и не сумел разрешить проблемы героя, что и убило всю историю.
Прочитав это, Хайнлайн предсказуемо пришел в ярость и написал тогдашнему редактору «SF Forum».
15 апреля 1957 года
Роберт Э. Хайнлайн – Лестеру дель Рею
Любому писателю стоит научиться встречать неблагоприятные отзывы, он должен принимать их вместе с плохой погодой, спущенными шинами и тому подобными неприятностями. Каждый профессиональный писатель понимает, что его опубликованные работы становятся открытыми для литературной критики общества в рамках правила «Справедливого Комментария». Но мне кажется, что эта статья – литературный обзор только во вторую очередь, что по большей части это не литературная критика вообще, а прежде всего попытка персональной критики, неадекватной и гораздо хуже чем неадекватной, попросту лживой… Самое разумное, что можно было сделать, – это, видимо, молчать и попытаться выкинуть из головы.
Но я обнаружил, что не могу забыть, это мешало моей работе и прогоняло сон. Я чувствовал себя так, будто меня пригласили на чай, а едва я вошел в дверь, оглушили мешками с песком.
Далее Хайнлайн критикует попытку Блиша вытащить личность писателя из персонажа-рассказчика:
Ни одна из этих вещей не делается «по наитию». Я пластаюсь как проклятый, чтобы сделать увлекательный, интересный рассказ, из которого читатель извлечет ту мораль, которую я хочу ему преподнести… Я полагаю, что чем больше туда чего-либо попадает неосознанно, невольно или «инстинктивно», тем ниже уровень мастерства рассказчика и тем вероятнее, что результатом будет дрянное произведение.
Любопытно в этой связи вспомнить слова Уолта Уитмена, которые я тоже очень люблю:
«Пойми, что в твоих писаниях не может быть ни единой черты, которой не было бы в тебе же самом. Если ты вульгарен или зол, это не укроется от них. Если ты любишь, чтобы во время обеда за стулом у тебя стоял лакей, в твоих писаниях скажется и это. Если ты брюзга или завистник, или не веришь в загробную жизнь, или низменно смотришь на женщин, это скажется даже в твоих умолчаниях, даже в том, чего ты не напишешь. Нет такой уловки, такого приема, такого рецепта, чтобы скрыть от твоих писаний хоть какой-нибудь твой изъян».
Я просто оставляю здесь эти две цитаты, за каждой из которых парадоксальным образом вижу несомненную правду жизни. А истину пусть каждый, как водится, найдет у себя внутри.
4. Важнейшее из искусств и прочие его виды
Все успешные литературные произведения переживают одну и ту же последовательную цепочку: рождение, успех, экранизация, пародия, забвение. До забвения «Двери в Лето» еще далеко, она только на самой середине пути.
В 1970 году состоялись переговоры о съемках фильма по сюжету «Двери в Лето», но они кончились ничем, как и многие другие голливудские кинопроекты по романам Хайнлайна. Единственная известная мне на данный момент экранизация – наш отечественный телеспектакль 1992 года режиссера Валерия Обогрелова.
Его легко можно найти на «тюбике». Из десятка экранизаций Хайнлайна эта не самая плохая.
А теперь перенесемся в Страну восходящего солнца. Надо сказать, в Японии «Дверь в Лето» понравилась читателям – во-первых, потому, что про котиков (японцы открыли для себя этот тренд гораздо раньше европейцев), во вторых – маленькая девочка. Такая няша с большими глазами, в клетчатой юбочке и белых гольфиках. В-третьих – роботы, ну или почти роботы (в Японии обожают роботов почти так же, как девочек в клетчатых юбочках, а может, даже сильнее). В общем, роману была уготована прекрасная судьба. Но тут случилась неприятность. Сыграли свою роль особенности перевода, потому что «Дверь в Лето» и «На пороге лета» с точки зрения японцев практически одно и то же. А под этим названием в 1975 году вышла манга, посвященная обретению подростком сексуальной гармонии, и теперь любой школьник, открыв книгу с названием «Natsu e no Tobira» на обложке, чувствует себя обманутым, обнаружив внутри повесть об изобретателе самоходного пылесоса, а вовсе не то, что он ожидал… Тем не менее «Дверь в Лето» неоднократно выходила в Японии в виде книги, а в 2011 году чуть не завоевала театральную сцену; ничего особенного, обычный моноспектакль с единственной декорацией – дверью посреди сцены. Увы, премьеру спектакля отменили из-за землетрясения, и от этого начинания остались одни афиши.
Но если роман с театром у романа не состоялся, то музыканты всех стилей и направлений «Дверь в Лето» открывали для себя неоднократно – начиная с реликтовых The Monkees, с заходом в джаз, техно, эмбиент, неоклассику, этюды для фортепиано, и кончая гитарой Джо Сатриани. Правда, музыканты меньше всего вдохновлялись историей успеха человека, который добился всего своими руками и головой. Дверь в Лето они воспринимают скорее как средство для бегства от наступающей зимы. Давно подмечено, что у рокеров немало общего с котами.
* * *
Роман написан полстолетия назад, и то, что было будущим, стало прошлым. Давно миновали сроки пробуждения мистера Дэвиса, но мы все еще не догнали фантазии автора. У нас нет «Ловкого Фрэнка», но уже ползают по дому автономные «трилобиты», а «Чертежник Дэн» давно работает на «Тойоту». Возможно, мы добились бы большего – если бы брали пример не с упрямого котика, который искал Дверь в Лето, а с его не менее упрямого хозяина, который, не найдя, создал эту дверь своими руками.
И не забудьте погладить кота, если он у вас есть.
С. В. Голд
notes
