Хуже всего было то, что он говорил это всерьез. Я пытался уйти в тень, но ничего не вышло. После полудня все руководство базы и ведущие специалисты собрались на совещание. Меня тоже известили, но я не пошел. Спустя какое-то время в дверях появилась миниатюрная девушка-сержант и вежливо сообщила, что командир ждет. Не могу ли я, мол, поторопиться?

Делать нечего, явился. Но старался не влезать ни в какие дискуссии. Однако отец обладает способностью вести заседания по своему плану, даже если ему не предложили председательствовать; делает он это, пристально глядя на того, чье мнение хотел бы услышать. Очень тонкое умение, поскольку собравшиеся и не подозревают, что их «ведут».

Но я-то его знал. А когда все глаза в комнате смотрят на тебя, проще высказать свое мнение, чем промолчать. Тем более что у меня было свое мнение.

В основном собравшиеся стонали и жаловались по поводу того, что нет никакой возможности использовать девятидневную лихорадку. Да, конечно, она убивает титанцев. Она даже венерианцев убивает, хотя их можно надвое разрубить и ничего им не сделается. Но это верная смерть и для людей. Почти для всех. Моя жена выжила, но для подавляющего большинства исходом была смерть. Семь – десять дней после заражения – и конец.

– Вы что-то хотите сказать, мистер Нивенс? – обратился ко мне командующий базой генерал.

Я ничего не хотел сказать, но отец выжидательно смотрел на меня.

– Мне кажется, – начал я, – здесь слишком много говорилось о нашем отчаянном положении и прозвучало слишком много оценок, основанных только на предположениях. Возможно, на неверных предположениях.

– Например?

Готового примера у меня не было; я, что называется, стрелял с бедра.

– Мм… Вот, скажем, все постоянно ссылаются на девять дней лихорадки, как будто эти девять дней – абсолютный неизменный факт. Но это совсем не так.

Генерал нетерпеливо пожал плечами:

– Это просто удобное наименование. В среднем болезнь длится девять дней.

– Да, но откуда вы знаете, что она длится девять дней у слизняка?

По ответному ропоту я понял, что опять попал в точку.

Мне предложили объяснить, почему я считаю, что лихорадка протекает у паразитов быстрее, и какое это имеет значение. Я почувствовал себя человеком, которого попросили произнести речь на банкете, но взял быка за рога и попер вперед.

– Что касается первой части вопроса, – начал я, – то в единственном известном нам случае слизняк на самом деле умер раньше, чем истекли девять дней. Намного раньше. Те из вас, кто видел записи воспоминаний моей жены – а на мой взгляд, их видело уже слишком много специалистов, – знают, что паразит оставил ее – предположительно, отвалился и сдох – задолго до кризиса, который происходит на восьмой день. Одной точки маловато, чтобы построить кривую, но если все так и есть и эксперименты это подтвердят, тогда проблема предстает в совершенно ином свете. Человек, зараженный лихорадкой, может избавиться от своего слизняка, допустим, на четвертый день. У вас останется пять дней, чтобы отловить его и вылечить.

Генерал присвистнул:

– Это довольно рискованный метод, мистер Нивенс. Как вы, например, предлагаете лечить их? Или «отлавливать»? Допустим, мы распространили в красной зоне эпидемию, но после этого потребуются невероятно быстрые действия – кстати, встречающие активное сопротивление, – чтобы разыскать и вылечить пятьдесят миллионов человек, прежде чем они умрут.

Это была, что называется, «горячая картофелина», так что я тут же отпасовал ее обратно. Наверное, не один «эксперт» сделал себе имя подобным же образом, перекладывая ответственность на другого.

– Что же касается второй части вопроса, то это задача для специалистов по тактике и материально-техническому обеспечению – ваша задача, а не моя. А что касается первой, то вот ваш эксперт, – я указал на доктора Хазелхерста, – спросите у него.

Тот пыхтел, сопел – в общем, я понимал, каково ему быть в центре внимания. «Недостаток имеющегося опыта… необходимость дальнейших исследований… дополнительные эксперименты…» Он как будто припоминал, что в свое время велась разработка антитоксина. Однако вакцина оказалась настолько эффективной, что он даже не был уверен, доведена ли работа над антитоксином до конца. Во всяком случае, каждому, кто сегодня отправляется на Венеру, делают перед отлетом прививку. В заключение он промямлил, что изучение экзотических болезней Венеры находится пока в зачаточном состоянии.

Генерал перебил его вопросом:

– Насчет этого антитоксина – как скоро вы сможете узнать точно?

Хазелхерст ответил, что позвонит знакомому в Сорбонне и выяснит.

– Звоните. Прямо сейчас, – приказал генерал. – Можете идти.

На следующее утро, еще до завтрака, кто-то позвонил нам в дверь. Меня это здорово разозлило, я вышел в коридор, но узнал Хазелхерста и сдержался.

– Извините, что разбудил вас, – сказал он, – но вы оказались правы насчет антитоксина.

– В смысле?

– Мне уже выслали партию из Парижа. Она прибудет с минуты на минуту. Надеюсь, антитоксин еще действует.

– А если нет?

– Ну, у нас есть средства, чтобы изготовить еще. В любом случае придется, если этот дикий план будет запущен, – миллионы ампул.

– Спасибо, что сообщили. Уверен, генерал будет доволен. – Я уже повернулся, чтобы вернуться в комнату, но он меня остановил:

– Э-э-э… мистер Нивенс…

– Да?

– Еще по поводу распространителей…

– Распространителей?

Я послушно задумался о придурках, которые лезут к людям со своими листовками и брошюрками.

– Да, распространителей инфекции. Мы не можем использовать крыс, мышей или что-нибудь подобное. Вы в курсе, как передается лихорадка на Венере? Маленькими летающими коловратками – я имею в виду венерианский эквивалент этого насекомого. Здесь таких нет, а это единственный способ распространить инфекцию.

– Вы хотите сказать, что при всем желании не сможете меня заразить? Даже окунув в бак с живой культурой?

– Нет, почему же. Я могу ввести вам вирус в кровь. Но мне трудно себе представить, как миллион парашютистов высаживаются в красной зоне и просят людей с паразитами на спине не дергаться, пока им не сделают уколы. – Он беспомощно развел руками.

У меня в голове что-то смутно забрезжило. Миллион парашютистов разом…

– А почему вы обращаетесь ко мне? – спросил я. – Это скорее по части медиков или биологов.

– Да, конечно. Я просто подумал… Вам как-то легко удается…

– Спасибо. – Мой мозг пытался решить две задачи одновременно, но получалось что-то вроде автомобильного затора.

«…интересно, сколько всего людей в красной зоне?..»

– Скажите-ка мне вот что: допустим, у вас лихорадка, а у меня нет. Вы не можете меня заразить?

«…в высадке не могут участвовать медики: их просто столько не наберется…»

– Это будет нелегко. Если я возьму у себя со слизистой оболочки мазок и полезу с ним в ваше горло, тогда вы, видимо, заболеете. Если я сделаю вам прямое переливание своей крови, вы заболеете наверняка.

– Значит, нужен непосредственный контакт, да? – Сколько человек сможет обработать один парашютист с антитоксином? Двадцать? Тридцать? Или больше? – Если этого достаточно, тогда у вас нет никаких проблем.

– Как это?

– А что прежде всего делает слизняк, встречаясь с другим, которого он последнее время не видел?

– Конъюгации!

– Я всегда называл это «прямые конференции», но я пользовался неточным термином, который употребляли сами слизняки. Как вы полагаете, болезнь можно передать таким образом?

– Полагаю? Да я в этом уверен! Мы уже доказали – прямо здесь, в этой лаборатории, – что при конъюгации происходит обмен белками. Тут уже никто не избежит инфицирования. Мы сможем заразить всю колонию, как будто у нее одно тело. И как я сам до этого не додумался?

Его слова напомнили мне кое-что ужасное типа: «Если бы у моих подданных была только одна шея…», но я воздержался от того, чтобы это процитировать.

– Вы не очень-то пока настраивайтесь на победу, – сказал я. – Лучше сначала проверьте. Хотя лично я думаю, что этот трюк сработает.

– Сработает! Еще как сработает! – Он собрался бежать, но остановился. – Э-э-э… мистер Нивенс, вы не станете возражать… Я знаю, что прошу слишком многого…

– Что такое? Выкладывайте. Мне завтракать пора! – На самом деле мне не терпелось вернуться к решению второй проблемы.

– Э-э-э… Вы позволите мне объявить об этом методе распространения болезни на моем утреннем докладе? Разумеется, приоритет открытия останется за вами, но генерал очень на меня рассчитывает, а это как раз то, что придаст моему отчету завершенность.

Так ему было невтерпеж, что я чуть не рассмеялся.

– Ради бога. В конце концов, это по вашей части.

– Вы чрезвычайно любезны. Постараюсь не остаться в долгу.

Хазелхерст отправился к себе счастливым человеком. Я тоже. Приятно, когда тебя считают гением, – я начал входить во вкус.

Перед дверью в нашу каморку я задержался – нужно было прояснить в голове все основные моменты большого десанта – и только после этого вернулся в комнату. Мэри открыла глаза и одарила меня своей райской улыбкой. Я пригладил ее волосы:

– Привет, рыжик. Ты знаешь, что у тебя муж – гений?

– Да.

– Знаешь? Ты никогда мне этого не говорила.

– А ты никогда не спрашивал.

В своем докладе Хазелхерст здорово передо мной расшаркался: он назвал процесс заражения «вектором Нивенса». Мне пришлось это комментировать. На самом деле я всегда считал, что приличнее вежливо дожидаться, пока тебя пригласят прокомментировать чье-то выступление, однако папа сразу посмотрел в мою сторону.

– Я согласен с доктором Хазелхерстом, – начал я, – хотя здесь требуется экспериментальное подтверждение, как он и упомянул. Однако он не остановился на некоторых аспектах проблемы, которые носят не медицинский, а скорее тактический характер. Действительно, все коллективное тело титанцев может быть инфицировано в результате одного контакта, но важные соображения относительно общих сроков – можно сказать, решающие… – (речь я продумал за завтраком, вплоть до драматических пауз; у Мэри, к счастью, нет привычки болтать с утра во время еды), – требуют начать распространение инфекции сразу во многих точках. Если мы хотим спасти сто процентов населения красной зоны, необходимо, чтобы все паразиты были заражены практически одновременно. Тогда спасательные бригады смогут высадиться в красной зоне после того, как слизняки перестанут представлять опасность, но до того, как носители минуют стадию, после которо антитоксин уже бесполезен. Проблема легко поддается математическому анализу… – (Сэм, мальчик мой, сказал я себе, старый ты шарлатан, тебе самому даже с электронным интегратором за двадцать лет не справиться), – и ее следует передать в аналитический отдел. А пока я позволю себе вкратце обрисовать задачу. Количество источников заражения обозначим X, а количество спасателей, которых мы сможем послать, – У. Существует бесконечное число решений этой задачи, но оптимальное зависит от возможностей материально-технического обеспечения. Я уже говорил, что здесь необходим точный математический расчет, но, основываясь на собственном, к сожалению слишком близком, знакомстве с их привычками… – цифры я как мог прикинул на логарифмической линейке, но разумеется, этого не сказал, – полагаю, что нам понадобится…

Все затаили дыхание – можно было бы услышать, как муха пролетит, если бы в этом подземелье водились мухи, – и я продолжал. Меня прервали только один раз, когда я слишком низко оценил фактор «X», – тогда генерал заявил:

– Мистер Нивенс, можете не сомневаться, добровольцев будет столько, сколько нужно.

Я покачал головой:

– Добровольцев тут использовать нельзя, генерал.

– Да, я вас понимаю. Болезнь должна укрепиться в организме, и у добровольцев останется слишком мало времени, чтобы подействовало противоядие. Но эта проблема решается очень просто. Им можно имплантировать желатиновую капсулу с антитоксином или еще что-то. Тут наши люди справятся.

Я тоже думал, что они справятся, и возражал против добровольцев по другой причине: отвратительной казалась сама мысль, что этим людям придется подчиниться паразитам.

– Как бы там ни было, нам нельзя использовать добровольцев, сэр. Слизняк узнает все, что знает его носитель, и просто не пойдет на прямые переговоры. Вместо этого он предупредит остальных голосом. – Я не был в этом уверен, но прозвучало вполне правдоподобно. – Нет, нам придется использовать животных – обезьян, собак, любых животных, которые способны носить слизняка, но не могут ничего рассказать. И их должно быть достаточно, чтобы заразить всю опасную зону, прежде чем хотя бы один паразит поймет, что болен.

Затем я вкратце высказал свои соображения по поводу высадки десанта – операции «Милосердие», как я ее назвал.

– Первую фазу, операцию «Лихорадка», можно начинать, как только у нас будет достаточно антитоксина для второй фазы. И через неделю после этого на нашем континенте не должно остаться в живых ни одного слизняка.

Никто не аплодировал, но атмосфера была соответствующая. Генерал закрыл заседание и поспешил удалиться, чтобы переговорить с маршалом Рекстоном, а после прислал своего помощника с приглашением на ланч. Я ответил согласием, но при условии, что приглашение распространяется и на жену.

Отец ждал меня у выхода из конференц-зала.

– Ну как я выступил? – спросил я, стараясь не показывать, что волнуюсь, хотя, кажется, мне это не очень удавалось.

Он затряс головой:

– Сэм, ты их наповал сразил. У тебя есть задатки политика… Или нет, лучше я достану тебе контракт с какой-нибудь студией на полгода. Будешь выступать на стерео.

Меня распирало от удовольствия. За всю речь я ни разу не замялся и вообще чувствовал себя теперь совершенно другим человеком.