Поначалу нас чуть не сбили свои же, затем придали для сопровождения два «Черных ангела», которые сбросили скорость до минимума и как-то ухитрились плестись рядом с нами. Они доставили машину к флагману, откуда руководил операцией маршал Рекстон. Флагман выравнял с нами свою скорость и принял нас на борт, подцепив якорной петлей. Маневр, надо заметить, не для слабонервных.

Рекстон хотел отшлепать нас и отправить домой, так как технически мы были гражданскими лицами, но Старика так просто не отшлепаешь. В конце концов нас выгрузили прямо в воздухе, и я посадил машину на шоссе, идущее по дамбе вдоль залива, – могу добавить, что я чуть не поседел, когда при заходе на посадку кто-то выпустил по нашей машине ракету типа «земля – воздух». Над нами и вокруг нас продолжался бой, но около самой тарелки было на удивление спокойно.

Инопланетный корабль высился над шоссе всего в сорока ярдах от нас. Выглядел он так же зловеще и убедительно, как глупо и ненатурально смотрелась та подделка из досок и пластика в Айове, – огромный диск, чуть наклоненный в нашу сторону. При посадке тарелка краем угодила на дом, один из тех чопорных особняков с остроконечными крышами, что стоят тут вдоль всего побережья. Дом обрушился, но тарелку в наклонном положении поддерживали его развалины и шестифутовый ствол дерева, которое росло перед домом.

Из-за того что тарелка стояла наклонно, нам хорошо было видно ее верхнюю часть с металлической полусферой около десяти футов в диаметре. Она была расположена по центру диска и, несомненно, прикрывала вход в шлюзовую камеру. Полусфера висела футах в шести-восьми над корпусом корабля. Я не видел, на чем она держится, но полагал, что там должен быть центральный вал или поршень, как у тарельчатого клапана.

Почему они не закрылись и не взлетели, тоже было понятно: шлюз искорежила и заклинила своим корпусом «болотная черепаха», легкий плавающий танк из группы захвата, высаженный с «Роберта Фултона».

Хочу, чтобы вы запомнили эти имена: командир танка лейтенант Гилберт Калхаун из Ноксвилла, механик-водитель Флоренс Берзовски и стрелок Букер Т. У. Джонсон. Когда мы приземлились, все они были уже мертвы.

Едва наша машина опустилась на дорогу, ее окружил взвод десантников под командованием розовощекого паренька, которому явно не терпелось кого-нибудь пристрелить. Увидев Мэри, он немного поутих, но все равно не разрешил приблизиться к тарелке, пока не получил согласие своего непосредственного командира, который, в свою очередь, связался с капитаном «Фултона». Учитывая, что тому, скорее всего, пришлось обращаться к Рекстону и говорить с Вашингтоном, разрешение мы получили довольно быстро.

Ожидая ответа, я наблюдал за сражением в воздухе и, по правде говоря, был рад, что не принимаю в нем участия. Потери ожидались большие, и многие уже полегли. За нашей машиной лежало тело мальчишки лет четырнадцати. Он был совершенно голый, но в руках он все еще сжимал реактивный гранатомет. На его плечах остались отметки твари, но самого слизняка поблизости видно не было. Я сразу насторожился: возможно, паразит сполз и умер, но кто знает, может, он сумел перебраться на солдата, который заколол мальчишку штыком.

Пока я обследовал тело, Мэри с молодым морским офицером отошли по шоссе в сторону. Опасение, что паразит еще жив и может быть где-то рядом, заставило меня поспешить к ней.

– Вернись в машину, – сказал я.

Она бросила взгляд вдоль дороги: глаза ее возбужденно блестели.

– Я подумала, что, может быть, мне удастся пострелять.

– Здесь она в безопасности, – заверил меня молодой офицер. – Мы надежно удерживаем их довольно далеко отсюда.

Я сделал вид, что не слышу его.

– Послушай, ты, кровожадная хищница! Быстро в машину или я затолкаю тебя туда силой!

– Хорошо, Сэм. – Она послушно повернулась и пошла обратно.

Я оглянулся на морячка:

– На что уставился? – Я был сильно на взводе, и мне очень хотелось на ком-нибудь отыграться. Это место пахло слизняками, и каждая лишняя минута здесь просто выводила меня из себя.

– Да ни на что особенно, – ответил он, смерив меня взглядом. – Там, откуда я родом, так с дамами не разговаривают.

– Вот и убирайся туда, откуда ты родом, черт побери! – прорычал я и пошел прочь.

Старика нигде не было видно, и мне это совсем не нравилось.

С запада появилась машина «скорой помощи». Она остановилась рядом, и водитель крикнул:

– Дорога до Паскагулы свободна?

Река Паскагула в тридцати милях к востоку от места посадки считалась янтарной зоной: одноименный городок на восточном берегу в устье реки был в зеленой зоне, но в шестидесяти – семидесяти милях к западу по этой же дороге находился Новый Орлеан, город с самой высокой концентрацией паразитов южнее Сент-Луиса. Враги прибывали оттуда, а наша ближайшая база была в Мобиле.

– Не знаю, не слышал, – ответил я.

Он закусил зубами костяшку пальца.

– А, ладно. Один раз получилось – может, и второй раз повезет.

Турбины взвыли, и он унесся прочь. Я продолжал высматривать Старика.

Хотя на земле сражение переместилось прочь от тарелки, в воздухе бой продолжался прямо у нас над головой. Я смотрел на дымные росчерки в небе, пытаясь понять, кто есть кто и как они сами это определяют. Над нами пронеслась большая транспортная машина, резко затормозила, спалив реактивные ускорители, и оттуда посыпались десантники. Издалека я не мог разглядеть, есть у них слизни или нет. По крайней мере, транспорт появился с востока, хотя это ничего не доказывало.

Потом я заметил Старика. Тот разговаривал с командиром десантников. Я подошел и вмешался в разговор:

– Босс, по-моему, пора давать ходу. Сюда еще минут десять назад должны были сбросить атомную бомбу.

– Не беспокойтесь, – сказал командир. – Концентрация паразитов здесь настолько мала, что не заслуживает даже игрушечной бомбы.

Я уже хотел спросить, откуда он знает, что слизнякам есть дело до его расчетов, но вмешался Старик:

– Он прав, сынок.

Затем взял меня за локоть, отвел к машине и добавил:

– Он прав, но совершенно по другой причине.

– В смысле?

– Мы же не бомбим города, которые они захватили. Вот и слизняки не станут бомбить этот район; корабль нужен им целым и невредимым. А теперь возвращайся к Мэри и помни: собаки и посторонние мужчины.

Я заткнулся, хотя он меня совсем не убедил. Каждую секунду я ждал, что от нас вот-вот останутся только щелчки в счетчике Гейгера. Слизняки всегда сражались с полным пренебрежением к личной опасности, возможно, потому, что не были отдельными личностями. С чего тогда они будут осторожничать с одним из своих кораблей? Может быть, им гораздо важнее, чтобы тарелка не попала в наши руки.

Мы едва успели дойти до машины и переброситься парой слов с Мэри, как снова, весь в мыле, примчался тот молокосос. Он отдышался и откозырял Старику:

– Командир распорядился оказывать вам всяческое содействие, сэр. Вы вправе делать все, что захотите.

Судя по тому, как изменилось его отношение к нам, можно было подумать, что вместо ответной радиограммы они получили пылающие письмена от самого Господа Бога.

– Благодарю вас, сэр, – ответил Старик снисходительно. – Мы хотели всего лишь осмотреть захваченный корабль.

– Да, сэр. Прошу за мной, сэр.

Но вместо этого он пошел рядом с нами и поначалу никак не мог решить, кого ему нужно сопровождать, Старика или Мэри. Мэри победила. Я шел сзади, обшаривая глазами местность и стараясь не думать об этом мальчишке. Места на побережье – если это не ухоженные сады – совсем дикие, практически джунгли. Летающая тарелка плюхнулась как раз в такую чащу, а Старик вел напрямик.

– Осторожнее, сэр. Смотрите под ноги, – предупредил юнец.

– Слизняки? – спросил я.

Он покачал головой:

– Кобры.

Сейчас ядовитые змеи волновали меня не больше, чем обычные пчелы, но я прислушался к его предупреждению и смотрел на землю, когда случилась новая неожиданность.

Я услышал крик, вскинул голову, и – помоги нам Бог – прямо на нас несся бенгальский тигр.

Мэри, видимо, выстрелила первой. Я – одновременно с молодым офицером, может быть даже чуть раньше. Я почти уверен, что раньше. Старик выстрелил последним.

Четыре луча располосовали зверя на столько кусков, что на ковер там уже ничего не осталось. Но, как ни странно, паразит на загривке тигра не пострадал, и я спалил его вторым выстрелом.

Молодой офицер посмотрел на тигра без малейшего удивления.

– Надо же! – сказал он. – Я думал, мы с ними со всеми разделались.

– Что ты имеешь в виду?

– Один из первых транспортов, что они сюда направили. Настоящий Ноев ковчег. В кого мы только не стреляли – от горилл до белых медведей. На тебя никогда не бросался индийский буйвол?

– Нет, и что-то не хочется.

– На самом деле собаки похуже будут. На мой взгляд, эти твари все-таки плохо соображают. – Он равнодушно кивнул на слизняка, вид которого вновь вызвал у меня тошноту.

Мы быстро миновали заросли и добрались до корабля титанцев – отчего мне совсем не стало спокойнее, хотя ничего пугающего в самом корабле не было. В его внешнем облике, я имею в виду.

Другое дело, что корабль выглядел не так. Явно искусственный объект, но и без всяких подсказок было ясно, что сделан он не людьми. Почему? Не знаю, как точнее передать. Поверхность – сплошное темное зеркало, и на нем ни царапины, вообще ни единой отметины. Как его собирали – непонятно. Сплошная гладкая поверхность, и все.

Я даже не мог сказать, из чего он сделан. Металл? По идее, да, должен быть металл. Но что это на самом деле? Далее, поверхность космического корабля только-только с орбиты может быть или безумно холодной, или обжигающе-горячей от прохождения через атмосферу. Я дотронулся до нее рукой и ничего не почувствовал, ни холода, ни жара – вообще ничего. И не надо мне говорить, что совершенно случайно его температура оказалась ровно тридцать шесть и шесть. А потом я сообразил еще одно: корабль таких размеров, садящийся на высокой скорости, должен был спалить под собой по крайней мере акра два; здесь же ничего не выгорело, под кораблем остался пышный зеленый кустарник.

Мы поднялись к «грибу» в центре тарелки – к шлюзу, если я правильно понял его назначение. Одним краем «гриб» зажал «болотную черепаху». Танковую броню смяло, будто картонную коробку. А ведь эти «черепахи» могут погружаться на глубину до пятисот футов, так что, сами понимаете, они очень прочные.

Шляпка «гриба» смяла ее, но шлюз все-таки не закрылся. Хотя на металле – или что это там за материал, из которого паразиты делают свои корабли, – все равно не осталось ни следа.

Старик повернулся ко мне:

– Вы с Мэри подождите здесь.

– Ты что, один туда собрался?

– Да. Возможно, у нас мало времени.

Тут подал голос офицер:

– Я должен вас сопровождать, сэр. Приказ командира.

– Хорошо, – согласился Старик. – Пошли.

Он встал на колени, заглянул внутрь, затем опустился на руках в люк. Мальчишка последовал за ним. Я немного злился на Старика, но оспаривать его решение не стал.

Когда они скрылись в тарелке, Мэри повернулась ко мне:

– Сэм, мне это совсем не нравится. Я боюсь.

Я удивился. Я сам боялся до чертиков, но мне не приходило в голову, что ей тоже страшно.

– Не беспокойся. Я рядом.

– А нам обязательно оставаться здесь? Он ведь этого не говорил.

Я обдумал ее слова и решился:

– Если хочешь вернуться к машине, я тебя провожу.

– Я… Нет, Сэм, наверно, нам надо остаться. Но ты меня обними.

Я обнял ее и почувствовал, как она дрожит.

Спустя какое-то время – я не помню, сколько мы там простояли, – над краем люка появились головы Старика и мальчишки-офицера.

Офицер выбрался наружу. Старик приказал ему охранять шлюз, а нас потянул внутрь.

– Пошли. Там не опасно. Вроде бы.

– Черта с два! – сказал я, но Мэри уже двинулась к люку; Старик помог ей спуститься.

– Берегите голову, – предупредил он. – Здесь везде низкие потолки.

Звучит банально, но нечеловеческие расы все делают не по-человечески. Мало кто из людей побывал в лабиринтах Венеры, еще меньше видели марсианские руины, а я не принадлежу к числу даже тех немногих. Сам не знаю, что ожидал увидеть внутри. Не то чтобы там все поражало воображение, но выглядело довольно необычно. Создавался корабль инопланетным разумом, с совершенно иными представлениями о том, как и что нужно делать, – разумом, который даже не знал, возможно, о прямых углах и прямых линиях или же считал эти элементы ненужными или нежелательными. Мы оказались в очень маленькой, как бы приплюснутой сверху и снизу камере, а из нее поползли по трубе футов четырех диаметром. Труба, похоже, закручивалась спиралью, уходя вглубь корабля, и по всей поверхности светилась красноватым светом.

В корабле стоял странный, немного тревожный запах – словно болотный газ с гнилым душком от мертвых слизней. Это, да еще красноватое свечение плюс полное отсутствие ощущения тепла или холода под ладонями создавали неприятное чувство, будто я ползаю по кишкам какого-то инопланетного чудовища, а не исследую чужую технику.

Труба разветвилась, словно артерия, и там мы впервые увидели титанского гермафродита. Он – пускай будет «он» – лежал на спине, будто спящий ребенок со слизняком вместо подушки. На маленьких пухлых губках застыло некое подобие улыбки, и я не сразу догадался, что он мертв.

При первом взгляде сходство между нами и жителями Титана более заметно, чем различия. То, что мы ожидали увидеть, как бы заслоняет то, что мы видим на самом деле, – источенная ветром скала может показаться человеческой головой или танцующим медведем. Взять хотя бы симпатичный «ротик» пришельца – с чего я решил, что он им дышит?

В действительности, даже несмотря на поверхностное сходство – четыре конечности и похожий на голову нарост, – они напоминают нас не больше, чем, скажем, лягушка-бык молодого бычка. И все же общее впечатление было приятное и ничуть не пугающее. В них ощущалось что-то смутно человеческое. «Маленький эльф», – подумалось мне. Эльфы со спутника Сатурна. Если бы мы встретились с ними до того, как ими завладели слизняки, которых мы называем титанцами, думаю, мы могли бы с ними поладить. Судя по их умению строить летающие тарелки, мы с ними были бы на равных – если, конечно, это они строили тарелки. (Уж точно строили не слизняки, ведь они не созидатели, они воры, космические кукушки.)

Но обо всем этом я думал позже. А тогда при виде человечка сразу выхватил пистолет. Старик, предвидя мою реакцию, обернулся и сказал:

– Успокойся. Он мертв. Они все погибли, задохнувшись в кислороде, когда танк сломал их воздушный шлюз.

– Я хочу сжечь слизняка, – возразил я, направляя пистолет. – Может, он еще живой.

Этот слизняк был голый, без роговой оболочки, какая встречалась теперь почти у всех, голый и отвратительный.

Старик пожал плечами:

– Твое дело. Но он тебе ничего не сможет сделать.

– Почему?

– Другая химия. Этот слизняк не выживет на носителе, который дышит кислородом.

И он полез дальше через маленькое тело, не оставив мне ни малейшего шанса прицелиться и выстрелить, хотя у меня руки так и чесались. Мэри, у которой пистолет никогда не дремал в кобуре, вопреки обыкновению, не выхватила оружие. Она вдруг прижалась ко мне и неровно задышала, словно давилась слезами. Старик остановился и терпеливо спросил:

– Ты идешь, Мэри?

Она судорожно вздохнула и сказала сдавленным голосом:

– Пойдем назад! Я не могу здесь!

– Мэри права, – сказал я. – Это работа не для троих агентов, а для целой научной группы со специальным оборудованием.

Старик не обратил на меня никакого внимания.

– Мэри, это нужно сделать, ты же знаешь. Кроме тебя, некому.

– Да почему же именно она? – разозлился я.

Он снова пропустил мои слова мимо ушей.

– Мэри?

Каким-то образом ей удалось с собой справиться. Дыхание стало ровным, лицо разгладилось, и она с невозмутимостью королевы, всходящей на эшафот, поползла дальше, прямо через тело маленького «эльфа» и завладевшего им слизняка. Я двинулся следом, стараясь не задеть тело, хотя пистолет в руке здорово мешал.

В конце концов мы добрались до большого помещения, которое, по всей вероятности, служило командным отсеком, – мертвых «эльфов» там было больше, чем в других местах корабля, хотя я не увидел ничего (на мой взгляд) похожего на приборы или машины. Вогнутые стены светились ярче, чем в туннеле, а пол был покрыт какими-то наростами – на мой взгляд, столь же бессмысленными и бессистемными, как извилины в коре головного мозга. Меня снова тревожно уколола мысль (совершенно неверная, как я позднее убедился), что сам корабль – это большой живой организм.

Старик не уделил камере ни малейшего внимания, он тут же пополз в следующий багрово пылающий туннель. Мы ползли по его изгибам, пока туннель не расширился футов до десяти, – даже встать уже можно было. Но это не самое главное: стены стали прозрачными.

За прозрачными панелями по обеим сторонам плавали, вертелись, извивались в какой-то жидкости тысячи и тысячи слизняков. Каждый контейнер освещался изнутри рассеянным светом, и я мог видеть в их глубине сплошную трепещущую массу – и мне хотелось кричать!

Пистолет все еще был у меня в руке, и Старик прикрыл дуло ладонью.

– Даже не думай, – предупредил он. – Ты выпустишь их сюда, к нам. А эти-то как раз под нас сделаны.

Мэри тоже смотрела на слизняков, но лицо ее было слишком уж спокойным. Наверно, она даже не совсем понимала, где находится и что происходит. Я посмотрел на нее, на стены этого жуткого аквариума и, теряя терпение, сказал:

– Давайте сматываться отсюда, пока еще есть время, а потом разбомбим это к чертовой матери.

– Нет, – тихо ответил Старик. – Это еще не все. Пошли.

Туннель сузился, затем снова стал шире, и мы оказались в камере чуть поменьше предыдущей. Опять прозрачные стены, и опять что-то за ними плавало.

До меня даже не сразу дошло, что это.

Прямо за стеной лицом вниз колыхалось человеческое тело. Земной мужчина лет сорока – пятидесяти, седоватый и почти облысевший. Он плавал, скрестив руки на груди и поджав колени, словно в глубоком сне – или в утробе матери.

Я смотрел на него, и в голову лезли разные ужасные мысли. Он был не один в аквариуме – за ним плавали еще: мужчины и женщины, молодые и старые, – но только его я мог разглядеть как следует. Я думал, что человек мертв, даже сомнений не возникало. Но тут он шевельнул губами – боже, лучше бы это и в самом деле был мертвец!

Мэри блуждала по камере от одной прозрачной стены к другой, как будто была пьяна – нет, не пьяна, а в каком-то ошеломлении, полностью погруженная в себя. Она останавливалась, пристально вглядываясь в мутные глубины, потом шла дальше.

Старик смотрел только на нее.

– Ну что, Мэри? – спросил он мягко.

– Я не могу их найти, – сказала она плачущим голосом маленькой девочки и побежала к другой стене.

Старик схватил ее за руку.

– Ты не там их ищешь, – сказал он твердо. – Иди к ним. Ты помнишь?

– Я не могу вспомнить! – простонала она.

– Ты должна вспомнить… Сейчас. Ты должна это сделать – ради них. Вернись к ним и найди их.

Мэри закрыла глаза, по ее щекам побежали слезы. Она всхлипывала и судорожно глотала воздух. Я протиснулся между ними и повернулся к Старику:

– Прекрати! Что ты с ней делаешь?

Он оттолкнул меня в сторону и рассерженно прошептал:

– Не лезь, сынок. Сейчас ты не должен мне мешать.

– Но…

– Нет! – Он отпустил Мэри и отвел меня ко входу. – Стой здесь. И если ты любишь жену и ненавидишь титанцев – не мешай! С ней все будет в порядке – обещаю.

– Что ты задумал?

Но он отвернулся и ушел, а я остался стоять. Мне хотелось остановить его, но я боялся вмешиваться в то, чего не понимаю.

Мэри села на корточки и закрыла лицо руками, как напуганный ребенок. Старик опустился рядом с ней на колени и тронул ее запястье.

– Назад, возвращайся назад, – донеслось до меня. – Туда, где все это началось.

Я едва расслышал, как она ответила:

– Нет… нет…

– Сколько лет тебе было? Когда тебя нашли, по виду было семь или восемь. Это случилось раньше?

– Да… да, раньше. – Она зарыдала и рухнула на пол. – Мама! Мамочка!

– Что говорит твоя мама? – мягко спросил Старик.

– Она ничего не говорит. Она так странно на меня смотрит. У нее что-то на спине. Я боюсь, боюсь!

Я встал и поспешил к ним, пригнув голову, чтобы не удариться о низкий потолок. Старик, не отрывая глаз от Мэри, махнул рукой, чтобы я оставался на месте, и я в нерешительности остановился на полпути.

– Назад! – приказал он. – Возвращайся назад!

Он обращался ко мне, и я его послушался. Но Мэри тоже его услышала.

– Это был корабль, – пробормотала она, – большой сверкающий корабль…

Старик сказал что-то еще. Если она и ответила, я на этот раз не расслышал. Я остался стоять в стороне и больше не предпринимал попыток вмешаться в происходящее. Я видел, что он не причиняет ей физической боли, и, хотя чувства во мне так и кипели, я понимал: происходит что-то важное, настолько важное, что оно целиком поглотило внимание Старика, несмотря на то что мы в самом логове врага.

Он говорил – успокаивающе, но настойчиво. Мэри затихла и словно впала в оцепенение, но я слышал, что она ему отвечает. Через некоторое время слова хлынули из нее потоком, как будто сорвало эмоциональный тормоз. Старик лишь изредка направлял ее рассказ.

Я услышал, как что-то ползет по проходу у меня за спиной. На какое-то мгновение мной овладело дикое паническое ощущение, что мы попали в ловушку, и я чуть не пристрелил молодого офицера, которого мы оставили охранять вход.

– Срочно на выход! – произнес он, задыхаясь, затем протолкнулся мимо меня к Старику и повторил то же самое.

Старик зыркнул на него, как на смертельного врага.

– Заткнись и не мешай! – рявкнул он.

– Но, сэр, это необходимо, – настаивал офицер. – Командир приказал немедленно возвращаться. Мы отступаем. Командир сказал, что готов в любую секунду уничтожить этот корабль. Вместе с нами – если мы останемся внутри.

– Хорошо, – неожиданно спокойно произнес Старик. – Мы заканчиваем. Иди скажи своему командиру, что он должен продержаться, пока мы не вернемся. У меня есть жизненно важная информация. Сынок, помоги мне с Мэри.

– Есть, сэр! Но поторопитесь! – Офицер поспешно уполз.

Я подхватил Мэри на руки и донес до воронки, ведущей в туннель. Она ни на что не реагировала, хотя вроде бы была в сознании. У выхода я положил ее на пол.

– Придется тащить, – сказал Старик. – Она, видимо, не скоро придет в себя. Знаешь что, давай-ка я пристрою ее тебе на спину, и ты поползешь впереди.

Не обращая на него внимания, я тряхнул Мэри за плечи.

– Мэри! – крикнул я. – Мэри! Ты меня слышишь?

Она открыла глаза:

– Да, Сэм.

– Мэри, родная, нам нужно выбираться отсюда – и очень быстро. Ты сможешь?

– Да, Сэм. – Глаза опять закрылись.

Я снова ее встряхнул и выкрикнул:

– Мэри!

– Да, дорогой. Что такое? Я очень устала.

– Послушай, Мэри, тебе нужно ползти вперед. Иначе нас схватят слизняки. Ты понимаешь?

– Хорошо, дорогой. – Она уже не закрывала глаз, но в них не было ни единой мысли.

Я подтолкнул ее в туннель и пополз следом. Всякий раз, когда она останавливалась или замедлялась, я подгонял ее шлепками. Через камеру со слизняками и центр управления – если это действительно был центр управления – я пронес Мэри на руках, затем снова ползком. На развилке, где на полу лежал мертвый «эльф», она остановилась. Я пополз вперед и запихал труп в боковой туннель. Теперь уже у меня не возникало никаких сомнений, что паразит сдох; меня на него чуть не стошнило. Но Мэри снова пришлось поддать, чтобы она двигалась вперед.

Худо-бедно этот кошмар закончился, и мы все-таки выползли к шлюзу, где нас ждал молодой офицер. Он помог нам поднять Мэри: мы со Стариком толкали снизу, он тянул. Затем я подсадил Старика, выкарабкался наверх сам и отобрал Мэри у этого мальчишки. Снаружи уже почти стемнело.

Возвращались мы длинной дорогой: чтобы не застрять в кустарнике, обогнули развалины дома и спустились к прибрежному шоссе. Машины на месте не оказалось, но вместо нее нас ждала «болотная черепаха», куда мы и втиснулись, не теряя ни секунды, потому что бой шел уже чуть ли не у нас над головой. Командир велел задраить люки, и танк загрохотал по ступенькам к дамбе, а оттуда к воде. Спустя пятнадцать минут мы были на «Фултоне».

А через час мы высадились на базе Мобил. Нам со Стариком предложили в кают-компании «Фултона» сэндвичи и дрянной кофе, а Мэри тем временем приводили в себя в женском кубрике. Она присоединилась к нам перед самым прибытием на базу и выглядела уже совершенно нормально.

– Ты как, в порядке, Мэри? – спросил я.

Она улыбнулась:

– Конечно, дорогой. А что могло со мной случиться?

С базы мы вылетели на небольшой штабной машине в сопровождении эскорта истребителей. Я подумал, что теперь мы вернемся в офис Отдела, а еще лучше – полетим в Вашингтон, но не стал спрашивать: Старик явно был не в настроении разговаривать, а мне было достаточно того, что я сижу рядом с Мэри, держу ее за руку и с облегчением чувствую, что все закончилось.

Пилот посадил машину в ангар, скрытый в теле горы. Это был один из тех маневров «попади в десятку», какие гражданским машинам повторить просто не под силу: вот он летит на полной скорости, а вот он уже в пещере, стоит на посадочной площадке. Это было потрясающе.

– Где это мы? – спросил я.

Старик не ответил и выбрался из машины. Мы с Мэри последовали за ним. Ангар был небольшой – всего лишь стоянка для дюжины летающих машин, одна тормозная и одна стартовая платформы. Помимо нашей, здесь стояли только два машины. Охрана направила нас к двери, вырубленной в скале, мы вошли и оказались в холле. Металлический голос из невидимого источника велел нам снять все, что на нас еще оставалось. Голым я ходить привык, а вот с оружием и телефоном расстаться было жаль.

Затем мы прошли в следующее помещение, где нас встретил молодой охранник, чье облачение состояло лишь из повязки с тремя шевронами и двумя перекрещенными ретортами. Он повел нас дальше и перепоручил девушке, на которой было и того меньше – только два шеврона. Оба служащих базы, конечно же, обратили внимание на Мэри, каждый в соответствии со своим полом, и мне показалось, что девица-капрал облегченно вздохнула, передав наконец нашу компанию капитану.

– Мы получили ваше сообщение, – сказала женщина-капитан. – Доктор Стилтон уже ждет.

– Спасибо, мэм, – ответил Старик. – Чем раньше, тем лучше. Куда теперь?

– Секундочку. – Она подошла к Мэри и стала ощупывать ее волосы. – Знаете, приходится быть настороже, – извиняющимся тоном пояснила она.

Мэри не дрогнув восприняла обыск.

Если капитан и заметила, что больше половины волос у Мэри искусственные, то никак этого не проявила. Ее собственные курчавые седые волосы были подстрижены коротко, по-мужски.

– Ладно, – смилостивилась она. – Идемте.

– Хорошо, – сказал Старик. – Но ты, сынок, останешься здесь.

– Почему это? – спросил я.

– Потому что ты, черт бы тебя побрал, чуть не провалил мне первую попытку, – отрезал Старик. – Так что заткнись.

– Офицерская кают-компания – в первом проходе налево, – подсказала капитанша. – Можете подождать там.

Я так и сделал. По пути в кают-компанию я прошел мимо двери, украшенной большим красным черепом с костями и надписью: «ОСТОРОЖНО! ЖИВЫЕ ПАРАЗИТЫ». Маленькими буквами ниже было добавлено: «Только для допущенного персонала! Используйте процедуру „А“!»

Разумеется, меня бы туда силой не затащили.

Офицерская кают-компания оказалась обычным зальчиком типа ночного клуба. В ней прохлаждалось трое или четверо мужчин и две женщины. Мое появление никого не заинтересовало, поэтому я нашел свободное кресло, сел и попытался сообразить, кем нужно быть, чтобы получить тут порцию выпивки. Спустя несколько минут ко мне присоединился крупный общительный мужчина с цепочкой на шее, на которой болталась бляха с полковничьими звездами, образок святого Христофора и армейский опознавательный жетон.

– Новичок? – спросил он.

Я признал, что да.

– Гражданский эксперт? – продолжал он.

– Насчет «эксперта» не уверен, – ответил я. – Вообще-то, я оперативник.

– А как зовут? Извините за навязчивость, но я отвечаю здесь за режим секретности. Фамилия – Келли.

Я тоже назвался. Он кивнул.

– Вообще-то, я видел, как ваша группа прибыла на базу. Я был голосом совести, звучащим из стены. Ладно, мистер Нивенс, как насчет того, чтобы промочить горло? Судя по вашему досье, вы не откажетесь, верно?

Я вскочил:

– Спрашиваете! Кого надо прикончить, чтобы налили?

– …И насколько я понимаю, – говорил Келли, – режим секретности здесь нужен, как кобыле роликовые коньки. Результаты нашей работы надо публиковать в печати, и как можно скорее.

Я заметил, что он совсем не производит впечатления твердолобого солдафона. Келли рассмеялся:

– Поверьте, далеко не все «твердолобые солдафоны» на самом деле таковы. Они ими только кажутся.

На это я сказал, что да, мол, маршал Рекстон, например, действительно не так прост, как можно было бы подумать.

– Вы с ним знакомы? – спросил полковник.

– Не то чтобы знаком, но мы встречались с ним по работе. Последний раз я видел его сегодня утром.

– Хм… – сказал полковник. – Я никогда не встречался с этим джентльменом лично. Похоже, вы вращаетесь в более высоких сферах, сэр.

Я объяснил, что это всего лишь случайный поворот судьбы, но тем не менее он стал относиться ко мне с гораздо большим уважением.

Спустя какое-то время Келли принялся рассказывать мне о работе лаборатории:

– Сейчас мы знаем об этих мерзких созданиях больше самого дьявола. Но известно ли нам, как уничтожать паразитов, не убивая носителя? Увы. Разумеется, если бы мы могли заманивать их по одному в какую-нибудь камеру и усыплять газом, тогда носители оставались бы целы и невредимы. Но знаете эту старую шутку про то, как ловить птиц? Все, мол, очень просто, если можешь подобраться достаточно близко и насыпать ей на хвост соли. Сам я не ученый – всего лишь сын полицейского и сам полицейский, хотя и числюсь по другому ведомству, – но я разговаривал со здешними учеными и знаю, что нам нужно. Это биологическая война, и ее исход решит биологическое оружие. Нам нужен микроб, который будет кусать слизняка, а не носителя. Вроде бы не так сложно, да? На самом деле все не так просто. Мы знаем сотни болезней, которые смертельны для слизняков, – оспа, тиф, сифилис, энцефалит, болезнь Обермейера, чума, желтая лихорадка и так далее. Беда в том, что все они убивают и носителей.

– А нельзя использовать что-нибудь такое, против чего у всех есть иммунитет? – спросил я. – Всем, например, делают прививки от тифа. И почти все вакцинированы от оспы.

– Ничего не выйдет. Если у носителя есть иммунитет, паразиту болезнь не передается. Теперь, когда слизняки научились отращивать себе наружный панцирь, все контакты с внешней средой идут у них через носителей. Нет, нам нужно что-то такое, чем хозяин сможет заразиться и что убьет слизняка, но не вызовет у носителя ничего страшнее легкой лихорадки и головной боли.

Я хотел что-то ответить, но тут заметил в дверях Старика, извинился перед Келли и встал из-за столика.

– Что там из тебя Келли выкачивал? – спросил Старик.

– Ничего не выкачивал, – ответил я.

– Это ты так думаешь. Ты знаешь, кто он такой?

– А должен?

– Да, должен бы. Хотя, может, и нет. Он никому не позволяет себя фотографировать. Это сам Би Джей Келли, величайший научный криминалист современности.

– Тот самый Келли?! Но он же не имеет никакого отношения к армии.

– Резервист, должно быть. Думаю, теперь ты догадываешься, насколько важна эта лаборатория. Пойдем.

– Где Мэри?

– Сейчас тебе к ней нельзя. Она приходит в себя.

– С ней… что-то случилось?

– Я же обещал тебе, что все будет в порядке. Лучше Стилтона в этой области никого нет. Но нам пришлось копать очень глубоко и преодолевать сильное сопротивление. Это всегда тяжело для объекта.

Я обдумал его слова и спросил:

– Ты получил, что хотел?

– И да и нет. Мы получили гору информации, но еще не закончили.

– А что ты хочешь найти?

Мы шли по одному из бесконечных подземных коридоров базы, потом зашли в небольшой кабинет и сели. Старик нажал клавишу коммуникатора на столе и сказал:

– Частная беседа.

– Да, сэр, – ответил голос. – Мы не будем записывать.

На потолке зажегся зеленый огонек.

– Верить им, конечно, нельзя, – пожаловался Старик, – но, по крайней мере, так пленку не будет слушать никто, кроме Келли. Теперь, сынок, о том, что ты хотел узнать… Я не уверен, что у тебя есть на это право. Ты женат на этой девочке, но это не значит, что ее душа – твоя собственность. То, что мы откопали, крылось слишком глубоко в душе. Мэри и сама не подозревала, что там есть.

Я молчал, и он продолжал задумчиво, обеспокоенным тоном:

– Впрочем, наверное, лучше рассказать тебе что-то, чтобы ты понял, о чем я говорю. Иначе ты начнешь дергать ее, а мне бы этого очень не хотелось. Это может довести ее до нервного срыва. Сама она вряд ли что-нибудь вспомнит – Стилтон работает предельно осторожно, – но ты можешь здорово осложнить ей жизнь.

Я глубоко вздохнул и сказал:

– Сам решай.

– Ладно. Я расскажу тебе кое-что и отвечу на твои вопросы – на некоторые из них, – если ты поклянешься никогда не беспокоить на эту тему свою жену. У тебя просто нет нужного опыта.

– Хорошо, сэр. Я обещаю.

– В общем, не так давно на Земле существовала группа людей – культ, можно сказать, – к которым все остальное человечество относилось довольно неприязненно.

– Я знаю. Уитмениты.

– А? Откуда ты узнал? От Мэри? Нет, Мэри не могла ничего тебе рассказать; она сама не помнила.

– Нет, не от Мэри. Сам догадался.

Старик посмотрел на меня с внезапным уважением:

– Возможно, я тебя недооценивал, сынок. Да, уитмениты. И Мэри была в детстве с ними, в Антарктике.

– Стоп! Они же перебрались из Антарктики… – я напряг память, и нужная дата вдруг всплыла, – в тысяча девятьсот семьдесят четвертом.

– Точно.

– Но тогда Мэри должно быть около сорока.

– А тебя это беспокоит?

– В смысле? Да нет. Но этого не может быть.

– На самом деле может. Но есть нюансы. Хронологически ей действительно около сорока. Биологически – примерно двадцать пять. А субъективно она еще моложе, потому что у нее нет сознательных воспоминаний о жизни до тысяча девятьсот девяностого.

– Что ты имеешь в виду? Я могу понять, что она не помнит своего детства, не хочет его вспоминать. Но что означает все остальное?

– То, что я и сказал. Ей ровно столько, на сколько она выглядит… Помнишь ту камеру на корабле титанцев, где она начала что-то вспоминать? Лет десять или даже больше Мэри провела в анабиозе точно в таком же аквариуме.