На самом деле я даже обрадовался, что не смотрел выпуски новостей, иначе бы наш медовый месяц закончился, не успев начаться. Пока мы с Мэри рассказывали друг другу, какой у каждого из нас замечательный избранник, человечество едва не проиграло войну – причем насчет «едва не» я отчасти сомневался. Мои подозрения насчет того, что паразит может управлять носителем, прячась на теле жертвы в любом месте, полностью подтвердились. Я догадался об этом, исходя из своих наблюдений на улицах. Оказалось, что это подтвердили экспериментами в Национальном зоопарке еще до нашего с Мэри отлета в горы, однако отчет прошел мимо меня. Но Старик знал. Президент, разумеется, тоже, и все высшее руководство.

И тогда на смену режима «Голая спина» пришел режим «Загар», и все дружно скинули штаны…

Черта с два! Когда начались Скрантонские беспорядки, новая информация все еще была под грифом «совершенно секретно», а вокруг нее шли бурные дебаты в Кабинете. Не спрашивайте меня, зачем было вешать на нее гриф «сов. секретно» или даже «д. с. п.». Наше правительство привыкло секретить все, что ни попадя, ведь мы, по мнению мудрых государственных мужей и чиновников, еще недостаточно взрослые мальчики и девочки. «Маме лучше знать, дорогой» – вот их политика. Я читал, что когда-то налогоплательщик мог потребовать от чиновников сообщить ему любые факты – и его требование выполняли. Не знаю, не знаю, это какая-то утопия.

Скрантонские беспорядки должны были убедить любого, что по зеленой зоне шляются толпы слизняков, но даже после этих событий режим «Загар» ввели не сразу. Насколько я понимаю, ложные сигналы воздушной тревоги передали на Восточном побережье на третий день нашего медового месяца. За день до этого мы спускались в деревню и не заметили там никакого особого ажиотажа и никакой повышенной активности линчевателей. Властям потребовалось довольно много времени после объявления тревоги, чтобы разобраться, что произошло, хотя с самого начала было ясно, что освещение не может «случайно» отключиться одновременно в таком количестве бомбоубежищ.

Даже сейчас я с ужасом думаю о том, как все эти люди сидели в кромешной тьме, дожидаясь сигнала отбоя, а тем временем зомби, перебираясь от одного к другому, подсаживали на них слизняков. По-видимому, в некоторых бомбоубежищах они добились стопроцентных результатов. У людей просто не было шансов спастись.

На следующий день вспыхнули беспорядки в других городах, в стране начался террор, хотя мы об этом и не знали. Строго говоря, начало движению бдительных граждан положил один отчаявшийся гражданин, который попытался, угрожая оружием, проверить полицейского. Это был житель города Олбани Морис Т. Кауфман; полицейского звали Малькольм Макдональд. Спустя полсекунды Кауфман погиб от руки полицейского, но Макдональд тут же последовал за ним – толпа разорвала его на куски вместе с паразитом. Однако по-настоящему добровольческое движение оформилось, когда за организацию дежурств взялись на местах инспектора по гражданской обороне.

Поскольку во время воздушной тревоги инспектора в основном оставались наверху, они не попались в ловушку в бомбоубежищах и теперь чувствовали свою ответственность за случившееся. Не все добровольцы были инспекторами, и не все инспектора стали добровольцами; голых вооруженных людей с повязками «Инспектор ГО» либо с аббревиатурой «ДФ» было на улицах примерно поровну. И те и другие, случалось, стреляли по любому, у кого замечали что-то подозрительное под одеждой, – сначала стреляли, а разбирались после.

Пока мне обрабатывали и бинтовали руки, я входил в курс дел за прошедшие две недели, которые мы с Мэри провели в хижине. По распоряжению Старика доктор, прежде чем занялся моими ожогами, ввел мне небольшую дозу «темпуса», и я просидел объективно меньше часа, субъективно – около трех суток, просматривая стереопленки на сверхскоростном проекторе. Эта аппаратура до сих пор не продается населению, хотя я слышал, что кое-где в колледжах студенты во время сессии используют нелегально приобретенные образцы. При работе с ней надо подгонять скорость перемотки к вашему субъективному темпу времени и соответственно снижать звуковые частоты, чтобы слышать нормальные звуки. Это очень вредно для глаз и обычно вызывает раскалывающую череп головную боль, но в моей работе это вещь очень полезная.

Поначалу с трудом верилось, что так много событий произошло за такой короткий срок. Взять, например, собак. Люди из добровольческих формирований стреляли в них, едва завидев, даже если на них не было паразитов. Нет сейчас, значит после захода солнца будет, а тогда она нападет на человека, и титанец просто поменяет в темноте носителя.

Ну что это за мир, где нет веры собакам?!

Видимо, кошек пришельцы почти не использовали из-за их небольших размеров. Бедняга Пират оказался редким исключением.

В зеленой зоне собак теперь почти не видели, во всяком случае днем. Они просачивались к нам из красной зоны по ночам, пробирались в темноте, а днем прятались. Время от времени они продолжали появляться даже на побережье. Это заставляло вспоминать легенды об оборотнях. Я сделал себе мысленную заметку извиниться перед деревенским доктором, который отказался приехать осмотреть Мэри ночью, – за то, что наорал на него.

Еще я просмотрел десятки кассет с передачами из красной зоны. Их можно было разделить на три группы: период маскарада, когда слизняки продолжали «нормальное» вещание; короткий период контрпропаганды, во время которого слизни пытались убедить население зеленой зоны, что правительство сошло с ума (они не сработали, так как мы их не транслировали, точно так же как они не передали обращение президента), и, наконец, последние дни, когда они вообще перестали притворяться.

По версии доктора Макилвейна, собственная культура у титанцев отсутствует, они паразитируют и в этом смысле тоже, просто перестраивая под себя ту культуру, которую встречают. Возможно, Макилвейн слишком спешил с выводами, но именно так они поступили в красной зоне. Слизняки были вынуждены поддерживать, хотя бы на минимальном уровне, хозяйственную деятельность своих жертв, иначе им пришлось бы голодать вместе со своими носителями. И паразиты действительно сохраняли в захваченных районах прежние экономические отношения – правда, с некоторыми вариациями, которые для нас совершенно неприемлемы. Например, они перерабатывали поврежденных носителей или просто лишних людей на удобрения. Однако в целом фермеры оставались фермерами, механики – механиками, а банкиры – банкирами. Последнее кажется глупым, но специалисты утверждают, что экономика, основанная на разделении труда, обязательно требует бухгалтерского учета «денежной» системы.

Я знаю, что деньгами пользуются даже за железным занавесом, так что это все похоже на правду. Но я никогда не слышал о «банкирах» или «деньгах» у муравьев или термитов. Впрочем, я много о чем не слышал.

Менее очевидны причины, по которым они сохранили человеческие развлечения. Носит ли потребность в развлечениях универсальный характер? Или они узнали о ней от нас? «Эксперты», отстаивающие ту и другую точку зрения, одинаково убедительны, и я не знаю, кому из них верить. В целом их выбор человеческих забав, которые они сохранили и «улучшили», характеризует нас самих не с лучшей стороны, хотя кое-что тут заслуживает внимания – например, корриды в Мексике, где быкам предоставлялись равные шансы с матадорами.

Но все остальное по большей части было омерзительно до тошноты, и я не буду вдаваться в подробности. Мне, одному из немногих, довелось видеть записи без купюр. Ну и конечно, их видели отчаянные парни, как-то выживавшие в янтарной зоне, но я, в отличие от них, смотрел на эти записи профессиональным взглядом. Правительство фиксировало все стереотрансляции из красной зоны, но распространение записей было запрещено на основании старого Закона о непристойности – еще один пример методики «Мамочка знает, как лучше». Хотя в данном случае, возможно, мамочка действительно была права. Надеюсь, Мэри на своем инструктаже ничего этого не видела. Впрочем, она, если и видела, все равно не скажет.

А с другой стороны, может, мамочка все же была не права? Если что-то могло усилить в людях ненависть к слизнякам, то, пожалуй, именно «развлекательные» стереопрограммы из красной зоны. Я вспоминаю матч по боксу, который транслировали из Мемориала Уилла Роджерса в Форт-Уорте, – или то были соревнования по борьбе? – не важно, как это называлось. В любом случае там был ринг, рефери на ринге и два соперника, один против другого. Правила даже предусматривали фолы, то есть участников штрафовали за действия, которые могли повредить менеджеру противника – я имею в виду хозяина, слизняка, сидящего на противнике.

А все прочее было разрешено – то есть абсолютно все! В этом матче мужчина был против женщины, оба здоровенные и крепкие. В первом же клинче она выдавила ему глаз, а он сломал ей левое запястье, что поставило их в равные условия для продолжения матча. Бой прекратили только тогда, когда один из них настолько ослабел от потери крови, что его кукловод уже не мог заставить своего раба плясать. Проиграла женщина, – думаю, там она и умерла, поскольку ее левая грудь была практически оторвана и она потеряла столько крови, что спасти ее могла только немедленная операция и переливание крови. Но об этом, естественно, никто не побеспокоился. В конце матча слизняки пересели на новых носителей, а бесчувственных соперников куда-то уволокли.

Но мужчина-раб оставался активным немного дольше, чем женщина, и, хотя он был истерзан и изранен, он завершил матч заключительным актом триумфа над побежденной, что, как я вскоре узнал, было обычной нормой. Похоже, это послужило сигналом, и матч мгновенно превратился в передачу «делай как мы» с участием зрителей. Это была жуткая оргия, на фоне которой ведьминский шабаш – всего лишь кружок кройки и шитья.

О, слизняки наконец-то открыли для себя секс!

Было там и еще кое-что. До сих пор не уверен, стоит ли упоминать об этих позорных, отвратительных фактах, но чувствую, что должен: среди прислужников титанцев встречались и люди (если их можно так назвать) без паразитов. Перебежчики. Предатели.

Я всей душой ненавижу титанцев, но, будь у меня выбор, первым делом свернул бы шею одному из этих. Наши предки считали, что некоторые готовы добровольно пойти на сделку с дьяволом. И отчасти они были правы: такие среди нас нашлись.

Многие не верили в возможность такого предательства; они просто не видели запрещенных записей. Ошибиться было невозможно: как всем известно, едва слизняки отбросили маскарад, в красной зоне от одежды отказались даже более радикально, чем требовал действующий в зеленой зоне режим «Загар». На кошмарном матче в Форт-Уорте, о котором я вкратце рассказал выше, рефери оказался таким предателем. Он часто попадал в кадр, так что я смог убедиться наверняка. Я знал его в лицо, он был известный спортсмен-любитель, арбитр-джентльмен. Я не упоминаю здесь его имени не потому, что хочу его защитить, скорее хочу защитить себя: позднее я нашел его и убил.

Еще до того, как мне закончили обрабатывать руки, я понял: мы проигрываем на всех фронтах. Наши методы годились лишь для того, чтобы сдерживать распространение паразитов, и при этом далеко не всегда гарантировали успех. Вступить в открытую борьбу означало бы бомбить собственные города, причем без всякой уверенности, что такими методами можно избавиться от слизней. Нам нужно было оружие, которое убивало бы титанцев, но не причиняло вреда людям, что-то такое, отчего люди, скажем, теряли бы сознание или временно лишались способности сопротивляться. Тогда мы могли бы вторгнуться в захваченные районы и спасти своих сограждан. Но такого избирательного оружия не существовало, хотя над ним бились все ученые, начиная с комедийного дуэта Макилвейн – Варгас и заканчивая последним лаборантом, моющим пробирки в Бюро стандартов. Тут идеально подошел бы какой-нибудь «сонный газ», но нам, видимо, повезло, что такой газ не был известен до начала нападения, иначе паразиты наверняка использовали бы его против нас. Нельзя забывать, что в распоряжении титанцев была такая же, если не бо́льшая, доля военной мощи Соединенных Штатов, как и у свободных людей.

В шахматах это называется пат, но время работало на них. В зеленой зоне хватало идиотов, которые предлагали обрушить на города в долине Миссисипи массированный ядерный удар и попросту стереть их с лица земли, но это все равно что вылечить рак губы, отрезав больному голову. В противовес им выступали такие же идиоты, которые не видели паразитов, не верили в них и считали происходящее целенаправленным ущемлением местного законодательства, а режим «Загар» – тираническими происками Вашингтона. Этих, из второй категории, с каждым днем становилось все меньше, но не потому, что они меняли свои убеждения, – просто очень уж старались люди из добровольческих формирований.

Был и третий тип – этакие открытые, без предрассудков, деятели, которые считали, что с титанцами можно вести переговоры и устанавливать деловые отношения. Одна такая делегация, направленная секретным совещанием представителей оппозиционной партии в конгрессе, даже попыталась провести идею в жизнь. В обход Государственного департамента они связались с губернатором Миссури по телемосту, и им пообещали дипломатическую неприкосновенность. Титанцы пообещали, они поверили. Делегация вылетела в Сент-Луис, и больше их никто не видел. Правда, они неоднократно посылали нам сообщения. Я как-то проглядел одно такое – воодушевляющая речь, общий смысл которой можно было бы выразить фразой: «Давайте все к нам! Вода отличная!»

Но разве скот когда подписывал соглашения с мясозаготовителями?

Северная Америка по-прежнему оставалась единственным известным очагом инфекции. Организация Объединенных Наций ничего не предпринимала, только передала в наше распоряжение космические станции и временно переехала в Женеву. И поскольку ни одна из стран-участников не была вовлечена в агрессию против другой страны, а слизняки – если они на самом деле существовали – чисто технически являлись эпидемическим заболеванием, а не потенциальным источником военных действий, вся эта история не представляла интереса для Совета Безопасности ООН. Голосованием при двадцати трех воздержавшихся было решено считать наше бедствие «гражданскими беспорядками», после чего секретариат обратился ко всем странам – членам организации с просьбой оказывать любую посильную помощь законным правительствам Соединенных Штатов, Мексики и Канады.

Вопрос, какую помощь они сочтут «посильной», был чисто академическим – мы сами не знали, чего просить.

Бесшумная тайная война продолжалась, и сражения часто проигрывались раньше, чем мы узнавали об их начале. После провала операции «Ответный удар» обычное оружие применялось только для полицейских операций по наведению порядка в янтарной зоне – теперь она превратилась в две нейтральные полосы, которые тянулись через всю страну, от непроходимых канадских лесов до мексиканских пустынь. Днем там не появлялось ничего живого, кроме наших патрулей и зверья не крупнее птиц и мышей. Ночью наши разведчики покидали территорию и через нее шли собаки – а с ними, возможно, и другие существа.

За всю войну, до нашего с Мэри возвращения, атомные бомбы использовали только один раз – чтобы уничтожить летающую тарелку, которая приземлилась неподалеку от Сан-Франциско, к югу от Берлингейма. Уничтожили ее в полном соответствии с действующей военной доктриной, но доктрину после этого случая подвергли критике: тарелку, мол, нужно было захватить для исследований, потому что нам следует лучше изучить нашего противника, чтобы успешнее ему противостоять. Сам я, правда, больше симпатизировал тем, кто сначала стрелял, а разбирался после.

К тому времени, когда действие «темпуса» начало ослабевать, я уже достаточно хорошо представлял себе ситуацию в Соединенных Штатах – она была хуже некуда. Даже в захваченном слизнями Канзас-Сити я не мог себе представить, что в стране развернется террор. Друзья стреляли в друзей, жены разоблачали мужей и так далее. Малейший слух о появлении титанца вмиг собирал на улице толпу, и суд Линча стал обычным явлением. На стук в дверь ночной порой вместо вопроса «кто там?» следовал выстрел. Ночью честные люди сидели по домам, а по улицам бродили только собаки – и другие существа.

Оттого что в большинстве случаев слухи о слизняках не подтверждались, ситуация не становилась менее опасной. И вовсе не эксгибиционизм заставлял так много людей ходить нагишом, хотя режим «Загар» допускал узенькие обтягивающие трусы и бюстгальтеры. Даже самый минимум одежды вызывал подозрительные взгляды, а подозрения, случалось, приводили к слишком поспешным действиям. Панцири для позвоночника и плеч больше никто не носил: слизняки быстро научились делать такие же, но использовали в своих целях. Особенно запомнился мне случай с девушкой в Сиэтле. На ней были только босоножки, а в руке – средних размеров женская сумочка, но один из добровольцев-патрульных – видимо, у него уже нюх на паразитов развился – заметил, что она не выпускает сумочки из правой руки, даже когда достает мелочь.

Девушка осталась жива: он отстрелил ей руку у запястья. Возможно, ей уже пересадили новую, поскольку этих «запасных частей» хватало теперь с избытком. Когда патрульный открыл сумочку, паразит тоже был еще жив, но прожил он всего несколько секунд.

Прочитав эту историю, я содрогнулся, вспомнив, как беспечно нес свои шорты по улице, думая, что нахожусь в безопасности, – любая вещь размером со слизня была теперь законным поводом для подозрений.

Почти сразу после этого действие «темпуса» прекратилось, и я вновь обрел контакт с окружающим миром, о чем и сообщил медсестре.

– Не волнуйтесь, – ответила она. – Вам это вредно. А теперь, пожалуйста, согните пальцы на правой руке.

Пока я сгибал и разгибал пальцы, они с врачом за считаные минуты напылили мне суррогатную кожу. Я заметил, что медсестра предпочитала не рисковать: лифчика она вообще не надевала, а ее так называемые шорты были на самом деле слегка увеличенными стрингами. Доктор был одет примерно так же.

– Для грубой работы пользуйтесь перчатками, – предостерег он. – Зайдете ко мне через неделю.

Я поблагодарил их и отправился в штаб. Первым делом мне хотелось отыскать Мэри, но оказалось, что она занята в «Косметике».