7
Карпенко наконец-то разогнулся, перевёл дух и захохотал уже громко, изредка переходя на утробный сдавленный стон. И этот полузадушенный экстазом смех заставил оторвать взгляд от оголённых, намертво стиснутых челюстей. Савватеев спрыгнул в яму, поднял брошенную лопату и завернул набок голову зверя – нет, не пришита, держится на позвоночном столбе, сухожилиях и высохших остатках тканей. И только сейчас разглядел, что останки, хоть очень похожи, но всетаки не человеческие и, судя по укороченным конечностям, принадлежат какому-то хищному животному.
– Это зверь, – сказал он и поднял голову, встретившись взглядом с экспертом: – Посмотрите, где-то должны быть когти.
Старый и опытный судмедэксперт сел там, где стоял:
– Не было когтей!.. Мне кажется, это оборотень. А если так, то надо уходить на отдых. И в самом деле, наверное, шейный остеохондроз…
– Пожалуй, да, – Савватеев выбрался из ямы. – Пора… Но сейчас придётся отработать.
Карпенко стоял, обнимая дерево, и все ещё давился от навязчивого смеха, готового и впрямь перерасти в истерику.
– Повеселился? – Савватеев наотмашь ударил его по лицу. – Теперь говори, что это за зверь?
– Ты что, обалдел? – егерь запоздало дёрнулся в сторону.
– Это пока, чтобы привести в чувство. И кто же в яме?
– Медведь!.. А вы думали, оборотень?
– Насколько я знаю, медвежатина – деликатес. Что это вы мясо закапываете?
– Больной оказался!.. Баруздин в прошлом году иностранцев привозил, отстреляли, а медведь трихинеллезный. А я думаю, где он закопал?..
– Кто такой Баруздин?
– Районный охотовед…
– Почему медведь без шкуры?
– Шкуру сняли, трофей. Её же не едят – на стену вешают, не заразишься…
– А где когти?
– На шкуре… С когтями снимают.
– Ладно, согласен. А что это ты ночью копал возле трансформаторной будки?
– Да крысы, зараза… Там дыра в земле, крысы лезут и рога грызут. Нетоварный вид…
– Пока отвечаешь правильно, – заметил "Савватеев. – А зачем сверху медвежьей могилы камни положили? Надгробие, что ли? Обычай?
– Какой обычай? Чтоб лисы не разрыли, росомахи… Нажрутся, и пойдёт круговорот… Ты оковыто снимай! И надо бы принести извинения.
– Принесу. А скажи-ка мне, что за ходячий труп по лесам шастает? Чёрный такой, засушенный, как мумия?
– Да что вам везде трупы мерещатся?
– Не встречал, что ли? Ходит и плачет. Охотник за людоедами?
Карпенко отвечал быстро, не задумываясь и смелел на глазах:
– Не встречал, не знаю. Браслеты сними?
– А ты ведь очень внимательный и догадливый человек, Карпенко. Старший егерь, это значит, следопыт. Наушник у меня сразу заметил, хотя его практически не видать. Не поверю, чтоб ты охотился на зверей, а людей в лесу не замечал.
– А я на людей не охочусь! – отпарировал егерь. – Это вы приехали и устроили сафари на пенсионеров.
– Кстати, о пенсионерах, – вспомнил Савватеев. – Как этого дедка зовут, что двух моих подчинённых вырубил?
– Откуда я знаю? Они приходят, уходят… Всех не упомнишь. Но как вырубил, а? Красиво!.. Сам потом рассказывал, мы животы надорвали. Ну и кадры у тебя!
– Он что, спортсмен?
– Да что ты!.. То ли столяр, то ли бондарь. В общем, пенсионер колхозный.
– И не знаешь его фамилии? А как путёвку выписывал?
– Никак. Хозяин угодий дал пенсионерам льготы… Ты что, так и будешь меня держать?
– Буду.
– Ты же раскопал могилу?
– Но там оказался медведь. А мне нужен труп гражданина Каймака. В любом состоянии.
– Ищи, если нужен, – егерь притулился к сосне. – Тут я тебе не помощник, мертвецов с детства боюсь.
– Тогда долго придётся сидеть, – Савватеев подошёл к бойцам, все ещё пялящихся на то, что осталось от медведя: – Доставайте его оттуда и копайте ещё.
Медик встрепенулся:
– Вы полагаете… нас отвлекают?
– Полагаю.
Бойцы посовещались, спустились в яму, с помощью лопат подсунули под сгнившую тушу брезент и выволокли её наружу. Воспрявший духом эксперт засуетился:
– Снимите на штык, а потом осторожнее! Я вспомнил!.. Такое бывало, кажется, в шестьдесят третьем?.. Поверх трупа собаку закапывали!..
Минут пять, пока бойцы рыли землю, Савватеев украдкой наблюдал за Карпенко – тот оставался безразличным ко всему: похоже, после приступа веселья переживал эмоциональную опустошённость.
Или точно знал, что под зверем в могиле ничего больше не было.
– Ниже грунт не тронут, – вскоре разочарованно доложил эксперт. – Суглинок монолитный, чистый, без гумуса и современных растительных остатков… Копать нет смысла.
– Есть смысл вернуться на базу и отдохнуть, – пожалел его Савватеев, – пока я работаю с грибниками.
…До базы ещё было метров триста по старому, петляющему просёлку, когда впереди показался бегущий навстречу офицер-диверсант. Заметив начальника, он остановился, взял автомат на ремень и сдёрнул берет – от стриженой головы валил пар.
– Это что за кросс? – спросил Савватеев.
– Прочёсываем лес, товарищ полковник. Задержанные сбежали!
Карпенко, идущий сзади под конвоем, услышал и засмеялся. Веселить его и дальше настроения не было.
– Прочёсывай, – равнодушно обронил Савватеев и прошёл мимо.
Ворота базы оказались открытыми настежь, а по территории одиноко бродил Тарантул, что-то выискивая в траве. Савватеев велел приковать егеря к воротному столбу, отвести и запереть старух в кочегарке, а сам, тяжелея с каждым шагом и ощущая, как кровь приливает к лицу, направился к оперативнику.
– Вы только посмотрите, товарищ полковник! – с виноватым изумлением закричал Тарантул, обирая с себя репей. – Они голыми руками стену проломили! В два кирпича! Кладка – монолит!..
Савватеев обошёл трансформаторную будку: с задней стороны, обращённой к лесу, зияла свежайшая дыра чуть ли не в рост человека, а напротив неё грудой лежали крупные кирпичные блоки. Было ощущение, что стену выбили направленным взрывом или кумулятивным снарядом средней величины, однако никаких характерных следов от взрыва или применения какого-либо инструмента не было.
Выломали не свежую замуровку, сделанную ночью егерем, а старую, пятидесятых годов, кладку!
– Вы что тут, дрыхли без задних ног? – скрывая приступ гнева, спросил Савватеев.
– Никто не спал, товарищ полковник! Мы с криминалистом шмонали жилые помещения…
– Отставить жаргон!
– А здесь, у дверей, стоял разведчик из группы Варана, – уже вяло проговорил Тарантул. – Псевдоним – Филин…
– И ничего не слышал?
– Никто ничего не слышал! Вон там, на периметре, был сам Варан, и тоже ничего… А доходяги эти спали на мешках…
– Потом встали и пробили стену?
– У меня уже голова пухнет!..
– Кто обнаружил побег?
– Варан и обнаружил. Шёл по периметру и увидел – дыра в будке чернеет!…
– А где же Филин был?
– У дверей стоял! Никуда не отлучался…
– Где сейчас эта птица?
– В лесу… Я не видел, говорят, первый побежал догонять.
– Ты-то что делал в это время?
– Да комнаты в гостинице осматривали!.. Я сразу же приказал прочесать лес… Нет, что-то тут творится, товарищ полковник!
– Безответственность и разгильдяйство творится! Потому что у себя дома. А здесь и стены не помогают!..
Тарантул все ещё хотел оправдаться:
– Вы подумайте, товарищ полковник!.. Электроника полетела? И ладно бы одна-две рации – сразу вся! И на машинах… А мы ведь не кучей стояли, чтоб одним грозовым разрядом накрыло. Да и грозы-то не было! Теперь стена… Это надо триста граммов тротила, чтоб вынести! Но криминалист осматривал, говорит, следов подрыва нет…
Подошедший медик стоял возле пролома с неким грустным очарованием на лице:
– Теперь вы верите?.. А то – шейный остеохондроз, искры из глаз…
– Идите спать, – велел ему Савватеев и сам пошёл к реке.
– Ну и что делать будем? – вслед спросил Тарантул.
– Верни бойцов на базу и отдыхай. А этого Филина ко мне, как появится. Вместе с Вараном.
Савватеев вышел через калитку на берег, поискал место у воды и сел. Мысль, возникшая у него при виде пробитой стены, отяжелила не только сознание, но и тело: скорее всего, Мерин знал, что может произойти на этой базе, или предчувствовал подобный исход дела и потому не полез сюда. Этот хитромудрый мент пошёл на конфликт с руководством, чтоб потом красиво уйти, а под предлогом благосклонности сделал шикарный подарок – послал на базу, мол, поставь последний штрих в столь щепетильном деле и смело ступай на доклад – вернёшься уже в роли начальника Управления…
А это оказалась всего-то продуманная комбинация, чтоб подставить Савватеева! То есть Мерин решил таким образом избавиться от него, не исключено, убрать конкурента, и теперь остаётся либо сейчас же свернуть операцию и написать рапорт, либо принять вызов и переломить ситуацию.
Отпущенного времени оставалось полтора дня – даже с аппаратурой, связью и транспортом толком ничего не успеть. Конечно, есть ещё живой труп, безумный охотник за людоедами, которого следует отловить и отработать; используя особые полномочия, можно устрашить егеря, можно попугать старух, сейчас запертых в кочегарке.
На результаты обыска надежды почти никакой: что можно найти спустя год, тем более в таком проходном месте, как охотничья база для иностранцев?
И надо начинать с того, где менее всего ожидается результат.
Криминалист уже заканчивал обыск терема, в котором размещалась гостиница, и улов был небогатый: несколько фрагментов плинтуса со следами, похожими на кровь, два десятка пакетов с соскобами краски, пылью, найденными волосами и россыпь запечатанных пластинок с дактилоскопическим материалом. Искать что-либо принадлежащее определённому человеку спустя год, после того как здесь побывали десятки людей, дело почти бессмысленное. Даже если во всем этом мусоре и найдётся нужная частичка, то не менее чем через неделю, после обработки и лабораторных исследований.
Ещё не совсем отошедший от контузии, уставший и вывалянный в пыли эксперт дописывал протокол, его полусонные помощники все ещё бродили по коридору, заглядывая в комнаты.
– Похвастаться нечем, – определил Савватеев.
– Есть три странных детали, – вяло подытожил криминалист. – В гостинице найден склад продуктов и два холодильника там. Тушёнка, сгущёнка, макароны…
– Чего странного?
– Много спиртного, причём есть дорогие коньяки, виски, аперетивы…
– Значит, бывают богатые гости.
– Но хозяин давно за рубежом, иностранных охот не проводят…
– Старые запасы…
– Я хочу сказать, грибники странные, непьющие, едят грибной супчик. И егерь…
– Экономят. Они – пенсионеры, нищие…
– И выламывают стены?
– С этим надо разбираться отдельно.
– А зачем на том же складе детское питание? Две больших коробки! Младенцы на охоту приезжают?
Савватеев вспомнил дочь, ночные бдения и сказал то, что слышал от просвещённой жены:
– Иногда взрослые используют как диетическое питание…
– Где вы тут видели больных?
– Давайте что-нибудь поинтереснее! Криминалист вытащил из вороха пакетов один:
– Вот эта закладка… Обнаружили в каминном зале под медальоном с лосиными рогами… Японского производства, нашими спецслужбами не используется. И похоже, в нерабочем состоянии.
– Кто её заложил? – Савватеев достал подслушивающее устройство, внешне напоминающее усатого засохшего таракана. – И кого тут слушали?
– Может, конкурентов, может, зарубежных партнёров… База-то для иностранных охот. А мы знаем, что делают на таких охотах, да ещё в уединённых местах.
– Почему решил, что не в рабочем?
– Посмотрите через лупу, товарищ полковник. Она сгорела… Тут никакая электроника не выдерживает.
– Что ещё? – Савватеев спрятал закладку в пакет и положил себе в карман.
– В пятом номере на втором этаже, по крайней мере дважды, выбивали стекла и вынималась рама.
– Как определили?
– Следы ремонта – новые штапики, остатки старого герметика. Переколачивалась обналичка, отверстия от старых гвоздей… Другие окна в доме ремонту не подвергались.
– Буйные постояльцы?
– Возможно… Только почему их заселяют в один и тот же номер? Кстати, самый лучший.
В характеристике Каймака буйства не отмечалось, хотя никто не знает, что может произойти с самым тихим человеком, если он приехал оттянуться на природе. Тем паче с бандитами…
Савватеев поднялся в пятый номер, обставленный дорогой мебелью и выкрашенный в приятный розовый цвет. Плинтуса были оторваны, часть из них выпилена, сразу от входа поднято и перевёрнуто с десяток половиц, а все остальные щели между досок тщательно выскребли, кое-где вместе с древесиной – криминалист работал профессионально и все-таки не обратил внимания, что скатанное от стен ковровое покрытие было почти новым и сильно отличалось от покрытий других номеров. Кроме того, если смотреть от двери, по оттенку пола заметно, что здесь когдато лежал ковёр – лак выцвел, отбивая довольно чёткую линию у стены и два прямых угла. А ещё краска на стенах была тоже довольно свежей, возможно, и годичной давности; под ней оказалась совсем другая– голубоватая, скорее всего, в тон исчезнувшему ковру. Выходит, в лучшем номере вдруг почему-то сделали ремонт, поменяли цветовую гамму, мебель, а учитывая отремонтированное окно, можно сказать, что здесь произошло некое нестандартное действие, однако проку от этих косвенных деталей было весьма мало. Например, окажется, что элитный номер усовершенствуют каждый год, дабы идти в ногу с Европой, откуда приезжают требовательные гости.
Вот если бы нашли явные следы крови, а она бы в свою очередь совпала по генетическим признакам с кровью Каймака!..
Если бы, если бы…
Савватеев отправил криминалиста обыскивать хозяйский дом, а сам подошёл к воротам, где под охраной бойца сидел прикованный наручниками Карпенко. Егерь не мог видеть, что сейчас происходит на базе: держать его в неведении, а значит, и в напряжении было сейчас полезно.
– Ты чего меня, как собаку, привязал и ушёл? – сразу же раззадорился егерь. – Отстёгивай! Я тебе что, зек, что ли? Или предъявляй обвинение!
– Слушай, а где голубой ковёр из пятого номера? – будто между прочим, спросил Савватеев, присев на корточки.
Самообладанию егеря можно было позавидовать, однако физиология живо отзывалась на внешний раздражитель: егерь будто бы остался возмущённым, даже взбешённым, но его морщинистый лоб вдруг разгладился, губы разомкнулись, что означало короткий миг расслабления – иначе говоря, душа оборвалась.
Возникла пауза секунд в десять. Приходил в себя…
– А хрен знает где, – голос был с лёгкой хрипотцой. – Спроси у хозяина. Я егерь – не завхоз.
– Хозяин у тебя за рубежом?
– Ну да…
Попадание было довольно точным, но чтоб вогнать его в панику, требовалось ещё два-три, причём с нарастающей точностью.
– Спросим, – быстро и скучно согласился Савватеев. – А что же пол в номере не поменяли?
– В каком номере? – натянуто спросил Карпенко и сглотнул – першило в горле!
– Да в пятом… Поменяли бы, так вопросов не возникало.
– Откуда я знаю? – он снова заговорил вызывающе, теперь чтобы скрыть волнение. – Я здесь не хозяин, работаю по найму! И отвечаю за охоту, а не за гостиницу. Моя задача выставить зверя клиенту!
Все, давить на него больше было нельзя! Двух попаданий пока что достаточно, пусть теперь соображает, в чем прокол, что ему грозит, и пусть придумывает версии про ковёр и пол.
– Ладно, сиди, пока я сплю.
Савватеев нарочито медленно пошёл к калитке – ждал, вспомнит егерь своё гневное требование об освобождении или нет…
Не вспомнил – иные мысли сейчас были важнее.
Савватеев и в самом деле решил поспать, пока делают обыск хозяйского дома, и уже поднялся на резное крыльцо терема-гостиницы, как увидел бегущего криминалиста.
– Олег Иванович! Вам бы нужно взглянуть на это!..
– Что там опять?
– А вы посмотрите сами!
Хозяйская изба, судя по убранству, ничем особенным не отличалась от крестьянских изб, если не считать, что не было ни одной перегородки – эдакий просторный зал со множеством окон, отчего свет здесь казался ярче, чем на улице. И ещё вдоль глухой стены были расставлены живописные полотна, словно в студии художника.
– Неожиданное хобби у хозяина, – заключил эксперт. – Несовместимое с личностью прапорщика пограничного спецназа.
Савватеев прошёл вдоль ряда картин и внезапно вздрогнул, будто наткнувшись на стену, и оптутил знакомый холодок, пробежавший по позвоночнику: на холсте были изображены два человека, сплетённые, свитые телами, в порыве какой-то пугающей экспрессии готовые разорвать или задавить друг друга…
– Да-да, именно это полотно, – забормотал возле уха криминалист. – Все остальное – примитив, лубок… Но выполнено одной и той же рукой! Вы чувствуете, какая сила исходит от холста?.. Что это? Единоборство? Обрядовый поединок? Ритуал?..
– Не знаю! – ощущая внезапное раздражение, бросил Савватеев. – Я не искусствовед…
– Но какое воздействие на подсознание! А это значит, мы столкнулись с каким-то магическим ритуалом.
– У вас безудержная фантазия…
– И это не все! – ничуть не смутился эксперт и откинул крышку люка в полу: – Прошу сюда!
Они спустились в тесный подпол, и при свете фонарика Савватеев увидел отведённый в сторону деревянный стеллаж, за которым оказался вход в ещё одно подземелье, выложенное кирпичом.
– Обнаружил старым казачьим способом, – похвастался криминалист, – без всяких приборов… Идите за мной!
В сухом каменном подвале на стенах висели верёвки, точёные деревянные блоки, пустые кожаные мешки и какая-то старая, посконная одежда. На толстых чурках, как украшение, стоял расписной сундук с откинутой крышкой, возле которого и остановился эксперт:
– Взгляните сюда!
Он натянул плёночные перчатки и извлёк почерневшую, тяжёлую чашу на цепях и кованой, узорчатой треноге.
– Золотая, что ли? – подавляя приступ душного, изматывающего неудовольствия, спросил Савватеев.
– Нет, она медная, – душа и голос криминалиста трепетали. – И ценность не в металле… Возраст чаши – не менее двух тысяч лет! Обратите внимание на боковые поверхности. Здесь хорошо сохранился узор… Это звериный скифский стиль!
– Значит, хозяин базы занимался археологическими раскопками?
– Исключено! Чаша никогда не была в земле. Вы представляете, что делается с медью, когда она попадает, например, в курган?
– Не представляю…
– Мало того, ею совсем недавно пользовались. Что-то сжигали, и скорее всего масло… Довольно свежая копоть! – он поставил чашу с треногой на пол и достал тёмную, пузатую бутылку. – А вот и само масло… Чувствуете, какой аромат? Тут ещё есть…
Запахи тоже начинали раздражать Савватеева.
– Я не совсем понимаю, как все это относится к поискам правозащитника, – проговорил он. – По-моему, вы отвлекаетесь от дела…
– Ещё как относится! – эксперт вытащил из сундука развязанный узелок с костями: – Глядите, Олег Иванович!
– Это человеческие кости?
– Нет, скорее всего берцовые кости животного… Но они закопчены и обожжены в огне! Почему они здесь? Вместе с драгоценной чашей?
– Не знаю, – утомлённо обронил Савватеев.
– А я догадываюсь!.. И потом, это же тайник! Между прочим, хорошо замаскированный. А зачем человек прячет такие вещи?
– Чтобы не украли!
– Чтобы не попадались на глаза посторонним. Это все – предметы для магии, для совершения культовых обрядов! Вы не допускаете, что Каймак стал жертвой какого-нибудь изуверского ритуала?
– Слушайте, а вы не боитесь после взрыва на кладбище прикасаться ко всем таким вещам?
Эксперт не испугался, но воспоминание скривило ему рот:
– Не боюсь. Я уже пожил на этом свете. Но здесь столько всего интересного!..
– Закончите обыск – идите отдыхать, – посоветовал Савватеев и торопливо выбрался из подпола.
На крыльце он отдышался, снял с головы пыльные нити паучьих сетей и тут заметил возвращающихся из леса трех бойцов. Было понятно, что никого они не нашли, однако насторожило странное поведение: Варан со своим бойцом-диверсантом вели за руки третьего, обезоруженного, причём офицер напоминал пьяного и вроде бы делал слабые попытки вырваться. Они не заметили начальника, прошли мимо и пристегнули бойца наручниками к столбу беседки.
Савватеев сошёл с крыльца и не спеша приблизился к диверсантам.
– Это Филин, – доложил Варан.
Под носом у Филина, на мочках ушей и шее была засохшая кровь, на скуле небольшая ссадина, лицо отёчное, глаза заплыли…
Диверсант распрямился, посмотрел зачарованно:
– Это невероятно, товарищ полковник…
– Вы что, били его? – спросил Савватеев.
– Да нет, товарищ полковник! – Варан мотнул головой. – Была нужда, руки марать…
– Почему на нем кровь?
– Такой был! Мы только наручники надели…
– А что все это значит?
– Он, гад, дрых на посту! А когда задержанные вышибли стену, убежал с ними! Едва поймали!..
– Помолчи, – оборвал его Савватеев и приблизился к Филину вплотную: – Можешь объяснить, что с тобой произошло?
– Я не спал! – искренне и почему-то радостно произнёс тот. – И это ещё хуже… Я все видел!
– Что ты видел?
– Чем они стену пробили и как ушли… Нет, как уходили, не видел.
– Ну и чем же пробили?
Диверсант вытаращил изумлённые глаза:
– Каким-то полем, товарищ полковник…
– Каким ещё полем?
– Это фантастика. Они не люди! Я имею в виду, не земляне. Они из другого мира, товарищ полковник… Я все понял! Мы столкнулись или с параллельным миром, или с инопланетной цивилизацией.
От его безумных слов Савватеев сначала вспомнил телохранителя Каймака, находящегося в психбольнице, потом сумасшедшую ходячую мумию, толкующую о зверях-людоедах, и все это легло на свежие впечатления от заключений криминалиста с его шаровой молнией, вышедшей из надгробия, и магическими ритуалами…
Заболел затылок и застучало в висках.
– Под дурака косит, – пользуясь паузой, выдавил Варан. – Выкрутиться хочет! Ну все, теперь ты попал!
– Сними наручники, – попросил его Савватеев. – и всем отдыхать. Гостиница пустая, занимайте любые номера.
– Я здесь баню присмотрел, – сообщил командир группы диверсантов. – Можно истопить, попариться… Да и поспать там можно.
– Как хочешь…
Командир направился было в дальний угол базы, где торчала крыша новой бани, но торопливо вернулся:
– Нет, я вас одних не оставлю, товарищ полковник! А если у него и впрямь крыша съехала? Это опасно!..
– Иди в баню! – приказал Савватеев.
Он сам расстегнул наручники, усадил Филина напротив себя и подождал, когда Варан с бойцами уйдут.
– Ну и как же старики пробили стену? – спросил Савватеев мягко и без интереса.
– Сейчас расскажу! – заволновался Филин. – Только вы поверьте. А то командир не верит!..
– Да бог с ним, говори…
– Я за стариками сквозь дырку наблюдал… Там дверь железная, но железо тонкое, и когда варили, электродом дырок нажгли. В верхней части, где к уголку приваривали… Можете проверить!
– Ладно, я понял. Давай дальше.
– Ну вот, я время от времени смотрел – спали. А потом гляжу, встали и стоят посередине будки, разговаривают…
– О чем?
– Они тихо говорили, я через слово только понимал. Но смысл такой… В общем, они спорили. Один говорит, надо через двери уходить, а второй, мол, пойдём через стену, – диверсант перешёл на шёпот: – Говорит, если через двери, то кого-то придётся убить. И другие старики его вроде поддержали, дескать, нельзя нам земных людей убивать. Эту фразу я точно расслышал – «нельзя нам земных людей убивать»! Я тогда ещё не сообразил, что это они про меня говорят. Если бы так же дверь вышибли, как стену, меня бы точно убило этим полем! И так кровь из ушей… Вы понимаете, товарищ полковник?
– Понимаю, дальше что?
– А дальше вообще началось… невероятное, – Блестящие глаза Филина вдруг потухли. – Смотрю, один встал у стены… Этот, который на полусогнутых ходит!.. Примерно в метре и руки так выставил… Нет, не могу я рассказывать! Чудно и страшно! И почему-то слезы наворачиваются. – Он утёр лицо рукавом и отвернулся. – Вы простите, товарищ полковник… Остальные трое за руки взялись – один в середине, двое по краям… И те, что по краям, положили руки на плечи этому… У стены который встал… И мне сразу стало не по себе, сначала затошнило!.. Потом судорогами сводить начало, прямо скрючило! Чувствую, на глаза давит, а самого сначала прижало к двери, приплюснуло…
– Чаши у них не было? – спросил Савватеев.
– Какой чаши? – опешил Филин.
– Медной, со скифским звериным стилем…
– Нет, чаши не было… И вообще в руках ничего не было!
– Ладно, продолжай…
– Я уже больше ничего не видел, что там в будке делается, – голос его стал жалостливым, страдальческим. – Только смотрю, меня от земли оторвало, как в невесомости!.. Ногами в воздухе болтаю! За крышу схватился, чтоб выше не подняло!.. И тут слышу, вроде бы кирпичи осыпались или в ушах так защёлкало?.. Потом резкое облегчение, и я упал под дверь. Ни рукой, ни ногой, будто сверху плиту положили… Секунд двадцать пролежал так, сознания не терял, но как во сне… Опомнился – весь в крови, из носа, из ушей… – прапорщик вновь оживился: – Товарищ полковник, я же из морпехов пришёл, знаю, что такое кессонная болезнь. У меня все признаки!.. И ощущения, будто через торпедный аппарат десантировался.
Савватеев посмотрел на него без всякой надежды: гримаса муки на лице, безумные, воспалённые глаза в узких щёлках…
– И никакого шара не было? Шаровой молнии, например?
– Не видел! Но что-то было! Треск слышал!..
– Ты сейчас иди и поспи, – дружески предложил Савватеев. – Потом и поговорим. В бане попарься, отдохни…
– Вы что, товарищ полковник? Я хочу работать! Зачем меня вернули? Я бы догнал этих стариков!
– Успокойся, Филин, ты же офицер, разведчик…
– Не верите? И вы не верите?!
– Послушай себя со стороны! – разозлился Савватеев. – Это бред!
Диверсант скорчился, опустил руки:
– Меня уволят?.. А я так старался, работал.
– Хорошо, старики стену пробили… Но почему ты за ними побежал?
– Как почему? Догнать хотел, ведь это же… невероятно! Это чудо какое-то! Он не касался стены! И даже если бы касался, все равно не выдавить!.. Я, правда, самого момента не видел, меня лицом к двери прижало…
– И не догнал?
– Где там!.. Метров триста бежал за ними – видел. Они шагом шли…
– Шагом?
– В том-то и дело! Они шагом, а я изо всех сил рвал! Голова ещё кружилась, но я бежал… Потом они будто форсаж включили!.. Это не люди, товарищ полковник. Вернее, люди, но не земные. Сами подумайте, как может старик одним ударом свалить Басмача?
– Какого Басмача?
– Да бойца нашего! Который сейчас с сотрясением… Ладно, Коперника завалить можно. Он интеллигент, хилый… Но Басмач-то наш, тоже из офицеров морпеха! Да с ним в спарринге больше трех минут никто не выдерживает! – Филин заблестел глазами: – Олег Иванович, поверьте, мы столкнулись с каким-то явлением!.. Нельзя к этому относиться просто так! У меня чувство, что мы прикоснулись к чему-то такому… Почему радиостанции накрылись? Приборы? А если и объект так же попал?
Савватеев лишь вздохнул.
– Представляешь, если я доложу руководству, что мы прикоснулись к чему-то такому? Каймака на пришельцев не списать… У нас ещё остались две старухи. Надо с ними поработать. На вид обыкновенные деревенские бабульки, но и дедки тоже выглядели обыкновенно…
– Как – поработать? – насторожился диверсант.
– Ты же хотел поработать?
– И сейчас хочу!
– Я подсажу тебя к ним, в кочегарку, – Савватеев защёлкнул дуги наручников на его запястьях. – В таком виде. А ты их сначала послушай, попробуй разговорить. Скажешь, помог бежать старикам, за это тебя арестовали…
Филин помолчал, опустив глаза:
– Если откровенно, товарищ полковник… Мне стыдно…
– Что?..
– Я не по этой части…
– Я тоже не по этой части! – внезапно для себя взорвался Савватеев. – А вынужден!.. Стыдно ему! Ты разведчик, диверсант!
Тот уже его не слушал, с интересом уставившись куда-то в сторону.
Савватеев оглянулся: от реки бежал возбуждённый Тарантул.
– Там женщина причалила! – доложил он. – С двумя детьми! Грудными…
– Что значит причалила?
– На лодке. Грибы привезла, четыре здоровых корзины. Карпенко спрашивает… Задержать?
– Погоди, я сам, – Савватеев встал. – А ты отведи Филина в кочегарку и запри. В наручниках!
Тарантул дёрнул плечами:
– Ни хрена себе… Но в кочегарке старухи сидят?
– С ними и запри, – сказал Савватеев. – А ты сиди там, думай и работай. Если хочешь в группе остаться.
У причала оказалась старая деревянная лодка с лопатными вёслами, а на корме, прямо на широком сиденье, лежали дети грудного возраста, с головой запелёнутые серыми одеяльцами. Их молоденькая мамаша в стареньком солдатском камуфляже и зеленой косынке поднималась на берег с двумя огромными корзинами грибов.
От вида свёртков с младенцами вдруг вспомнился последний разговор с женой, и в душе поднялась неприятная мутная волна.
– Тебе помочь? – спросил Савватеев.
Женщина испуганно вскинула голову и шагнула назад.
– Меня Карпенко послал, – мгновенно сориентировался он. – Грибы принять.
– А-а, – протянула женщина недоверчиво. – А где он сам?
– К Баруздину поехал.
Эта фамилия была ей знакома, и все равно что-то настораживало молодую мамашу. Она хотела поставить корзины на косогор, но те клонились набок и мелкие грибы горохом сыпались в реку. Савватеев приблизился к ней и взялся за ручки корзин:
– Дай помогу! Надорвёшься же…
От женщины исходил незнакомый смолянистый дух, чем-то напоминающий запах масла из бутыли, найденной криминалистом в тайнике. Она все ещё сопротивлялась, не выпуская ручек, и в глазах её поблёскивал страх, смешанный с любопытством. Тогда он почти насильно отнял ношу.
– Пошли на базу! Сейчас взвесим и все дела! – Чтоб снять с неё остатки испуга, следовало говорить много и непринуждённо. – Карпенко деньги оставил, сказал, выплатить тебе сразу. А ты что же, с детьми на лодке плаваешь? Не с кем оставить, что ли?.. Ну, идём! Бери остальные корзины и пошли…
– Деньги оставил? – будто бы радостно переспросила она.
– Ну да! Говорит, барышня приплывёт, с грибами…
– Ты врёшь! Как тебе не стыдно? Врать в присутствии моих детей?
– С чего ты взяла? – Савватеев рассмеялся и внёс корзины на берег. – Какая недоверчивая!
– Потому что Карпенко со мной детским питанием рассчитывается.
– Верно! А я забыл! И в самом деле, велел рассчитаться питанием.
– Сколько коробок он даёт за корзину? – этот вопрос был экзаменационный.
– Сколько? – изумляясь её чутью и простой хитрости, переспросил Савватеев. – Сегодня я тебе по две дам!
– Ты такой добрый, дяденька, – с усмешкой произнесла она. – А что тут делаешь? Тоже на грибы приехал? Из города?
– Ну да, сезон, подрабатываю. Карпенко путёвку выписал на пять дней.
Она села на нос лодки, отчего корма приподнялась и свёртки с младенцами опасно качнулись набок.
– Осторожнее! – непроизвольно воскликнул Савватеев.
– Не бойся, они не упадут, – хладнокровно произнесла она, даже не оглянувшись. – Моих детей ангелы берегут.
– Спокойные у тебя дети, не плачут…
– Что им плакать? Они первые на земле. И нет ещё ни обид, ни страданий.
– Как ты хорошо говоришь о своих детях! – искренне похвалил он. – А они у тебя близнецы?
– Нет, эти двойняшки получились. Первые близнецы.
– Выходит, у тебя четверо детей? Она затаённо улыбнулась:
– Четверо.
– Ну, ты молодец!
– И ещё хочу. Только вот не от кого рожать.
– Как не от кого? А муж?
– Мои мужья в армии служат. Срочную. Показалось, что он ослышался относительно множественного числа:
– Погоди, с детьми на срочную не берут…
– Их насильно увезли, под конвоем, – с неожиданной горечью проговорила она. – Прямо со свадьбы. Приехали с милицией, схватили обоих… Война же кругом!
– Как – обоих? – пугаясь собственной догадки, спросил Савватеев.
– Да, у меня два мужа. Но вот забрали, и теперь я одна с детьми.
– Так не бывает, – попробовал возразить Савватеев, но женщина не слышала.
– Они на границу попали, каждый день письма писали… А потом и там война началась. Наверное, убили. Скоро год писем нет… Я двойняшек грудью выкормила, пора бы снова забеременеть, да не от кого… Ты, дяденька, можешь там, в городе, запрос сделать? Живы, нет…
– В принципе, могу, – ощущая, как разъезжаются и деревенеют мысли, проговорил он.
– Ну так сделай! Сколько Карпенко прошу – только обещает.
– Мне надо знать имена… твоих мужей.
– Максимилиан и Максим Трапезниковы. Они родные братья… Если живы, пусть их командование отпустит, на неделю. Больше и не надо. Я беременею быстро…
– Ну, добро, похлопочу…
– Нет, дяденька, наверное, ты опять врёшь.
– Почему?
– Смотришь, как пришибленный. Или испугался, подумал, я сумасшедшая, – каким-то обволакивающим тоном заговорила женщина. – Но тебе и в голову не пришло, что это возможно в библейские времена.
– А они сейчас… библейские? – Савватеев встряхнулся, желая избавиться от знобящего холодка, бегущего по затылку.
– Это нужно чувствовать! – она кокетливо и призывно засмеялась. – Я тебя научу, если захочешь! Завтра к вечеру ещё грибов наберу и приплыву…
Женщина достала корзины, поставила у воды, заскочила в лодку и склонилась над детьми:
– Ну что стоишь, дядя? Неси питание!
– Сейчас принесу! – чувствуя некое липкое отупение, Савватеев взбежал на берег. А женщина в тот миг с силой оттолкнулась от берега. – Эй, погоди! – запоздало крикнул он и сбежал к воде: – Куда же ты? А детское питание?
– Я тебе не верю! Ты все врёшь!
– Давай поговорим? Мне интересно! Что на завтра-то откладывать? А запрос я сделаю!..
– Ты бы лучше мне детей сделал! – засмеялась она, садясь за весла. – А то все мужчины боятся! Кого ни прошу – никто не хочет. Мне ведь все равно, лишь бы дети рождались!
Он наконец выдохнул спирающий дыхание ком замешательства:
– Подчаливай – сделаю!
– Не обманешь?
Савватеев был уверен, что это провокационная игра – нравы у молодых мамаш здесь были ещё те, поэтому махнул рукой:
– Не обману! Причаливай.
Короткими и сильными взмахами весел она подгребла к берегу, не спуская с него пытливого, липкого взгляда, сняла куртку, под которой ничего больше не было, затем встала, спустила брюки и деловито начала выпутываться из великоватых штанин.
– Прямо здесь, что ли? – деревянными губами спросил Савватеев.
– На травке мягко, – между делом обронила она. – А что ты стоишь, дядя? Раздевайся! Надо, чтобы все было, как в раю, у Адама и Евы.
– У тебя ни стыда, ни совести, – шутливо пожурил он. – Где ты видишь рай? Народ кругом!
– Тогда садись в лодку, если такой стеснительный, – зазывно и хрипловато проговорила она, демонстрируя свои прелести. – Отплывём на середину…
– Там же у тебя дети! Врать при них нельзя, а заниматься любовью можно?
– Делать детей не грех, пусть видят… Садись.
– В другой раз, – передёргиваясь от омерзения к себе, проговорил Савватеев.
Где-то на базе заурчала машина, и этот звук будто спугнул женщину.
– Обманщик ты, дядя, – не одеваясь, она села за весла. – Почему вы все такие? Только насиловать способны. А когда вам предлагают, сооблазняют вас – трусите, извращенцы… Нет, в другой раз я тебя не соблазнять стану, а изнасилую, дядя! Поймаю и изнасилую!
Сумасшедшая мамаша ударила вёслами, окатив Савватеева водой, как-то гулко засмеялась и погнала лодку на стремительный фарватер.
Савватеев сел в густую осоку – там, где стоял, потряс головой, избавляясь от наваждения, растёр по лицу брызги.
Лодка почти растворилась в солнечных бликах, только поблёскивали греби, и было уже не понять, то ли так заливисто и протяжно скрипят уключины, то ли плачут дети.
Через минуту она вообще исчезла за поворотом и остался лишь этот щемящий, будоражащий душу звук, ощущение нереальности и близкой, непонятной опасности.
Человеческие голоса Савватеев услышал будто сквозь сон и привстал, когда за спиной громко хлопнула калитка.
На берегу стоял Финал и длинный, худой милицейский подполковник. Щеки у опера ввалились, исчез здоровый румянец, и пепельный клок волос на темени отчего-то стоял дыбом. Савватеев приблизился к ним молча и так же молча уставился на Финала.
– Вам надо в Управление позвонить, – сказал тот и протянул сотовый телефон: – Там что-то произошло.
– Что?
Опер отвёл его в сторону, подальше от машины.
– Мент умер… То есть генерал Мерин. Прямо на службе, в кабинете… Секретарша сказала, застрелился…
