Стадия четвертая
Принятие
Глава 7
– Ну, что ты думаешь? – Шторм прервала тишину в машине на пути домой.
Я нахмурилась, не понимая ее вопроса. Мой разум зациклился на Тренте, на ощущении его руки; на себе, стоявшей там, как идиотка, и не сказавшей ни слова. Я настолько завелась из-за Трента и этого важнейшего момента, что меня не беспокоило замкнутое пространство джипа. Он держал меня за руку. Трент держал меня за руку, и я не чувствовала себя так, словно тону.
Я заметила, что Шторм крепко сжимала руль в своих маленьких кулачках и смотрела куда угодно, только не на меня. Она нервничала.
– Что я думаю о чем? – с расстановкой спросила я.
– О… моем выступлении?
«О! Точно!»
– Не знаю, как твоя грудь не мешала тебе держать равновесие.
Она откинула голову и рассмеялась.
– Поверь мне, потребовалось время, чтобы привыкнуть.
– Серьезно, это было самым прекрасным выступлением, которое я когда-либо видела. Какого черта ты делаешь в стрип-клубе? Ты могла бы выступать в Цирке дю Солей или типа того.
В ее смехе я уловила намек на грусть.
– Я больше не могу жить в таком ритме. Он означает тренировки целыми днями и выступления по ночам. А мне надо заботиться о Мии, так что я не могу этим заниматься.
– Почему я впервые видела твое выступление?
– Я не могу выступать каждую ночь. И так тяжело оставаться в вертикальном положении и немного тренироваться каждый день.
«Хм. Шторм тренируется». Я и понятия не имела.
– Почему ты мне не говорила?
Она пожала плечами.
– У всех есть секреты.
Мой взгляд переместился на вид за стеклом.
– Ну, это хреновый способ раскрыть секрет.
Она засмеялась, кивнув в знак согласия. А затем последовала пауза.
– Как поговорила с Трентом?
– О, жизнеизменяюще.
Ощущение от прикосновения его пальцев еще не полностью исчезло с моих, и я не могла выкинуть из головы умоляющий звук его голоса. Неукротимое чувство вины легло на мои плечи. Я должна была ответить ему, а вместо этого позволила Нэйту вышвырнуть его, как пьянчугу.
Сейчас мне ненавистно было находиться в своей шкуре.
Еще несколько минут мы ехали молча. А затем Шторм прервала тишину совершенно прямым нападением.
– Кейс, что с тобой случилось? – Зубы мгновенно сжались, я была не готова к этому, но она продолжила: – Я все еще совершенно тебя не знаю, хотя сама полностью обнажилась перед тобой. Буквально. Я надеялась, что ты доверишься мне и сделаешь то же самое.
– Хочешь, чтобы я покрутилась на обруче и сняла топ? – пошутила я бесцветным голосом. Я знала, что она не это имела в виду.
– Я спросила Ливи, но она мне не ответила. Сказала, что ты сама должна это сделать, – произнесла она тихо, словно знала, что вообще не должна была спрашивать Ливи.
Внутри у меня все упало.
– Ливи понимает, что не следует рассказывать кому-либо мои секреты.
– Тебе надо начать разговаривать с кем-нибудь, Кейси. Только так станет лучше.
– Лучше не станет, Шторм. Только так.
«Из мертвых не возвращаются». Я пыталась сдержать холодность, но она все равно просочилась в мой голос.
– Я – твоя подруга, Кейси, нравится тебе это или нет. Может, я и знаю тебя всего несколько недель, но я доверилась тебе. Я доверила твоей сестре свою пятилетнюю дочку, пригласила тебя к себе домой, нашла тебе работу. Не говоря уж о том, что ты раскладывала мое нижнее белье и видела меня голой.
– И все это, не дав тебе своего номера. Ох, парни в моем спортзале будут так мной гордиться.
Мы въехали на парковку перед домом, и я уже нетерпеливо нашаривала дверную ручку: джип подруги уменьшился до размеров давящей на психику консервной банки-исповедальни.
– Я хочу сказать, что я не идиотка. Я не веду себя так со всеми подряд. Но в тебе есть что-то такое, я вижу это с самого первого дня. Как будто ты борешься сама с собой. Каждый раз, когда крошечная часть тебя настоящей прорывается наружу, ты заталкиваешь ее подальше. Скрываешь ее. – Ее голос был таким мягким, но все равно от него меня бросало в холодный пот.
«Настоящая я. Кто это?» Все, что я знала, так это то, что со дня переезда в Майами все мои тщательно созданные защитные укрепления были атакованы со всех сторон. Даже Мия со своими беззубыми улыбками умудрилась пробраться через трещины в моих доспехах. Неважно, сколько раз я говорила себе, что мне наплевать, я начала замечать, что мое сердце бьется немного быстрее, а плечи поднимаются немного выше, когда я заставляю себя смеяться.
– Тебе не надо рассказывать мне все, Кейс. Не все сразу. Но почему бы не по одной вещи каждый день?
Я потерла бровь, пытаясь придумать, как выкрутиться. Последний раз, когда я оттолкнула ее, я думала, что Шторм бросит эту затею. Но она просто ждала подходящего момента. Что, если сейчас я выскочу из машины? Может быть, этот момент станет поворотным для нашей дружбы? Может быть, она полностью спишет меня со счетов, если я опять выкину нечто подобное. У меня засосало под ложечкой, и я поняла, что это будет меня беспокоить. И Ливи. Это полностью раздавит ее, а я не могу позволить, чтобы это случилось. Я слышала в голове голос Ливи: «Попробуй». И знала, что мне придется. Ради Ливи.
– Четыре года назад мои родители, парень и лучшая подруга погибли в аварии по вине пьяного водителя.
Последовала долгая пауза. Мне не нужно было даже смотреть, чтобы знать, что по щекам Шторм струятся слезы. Плачущие люди меня больше не волнуют. Я надолго отключила этот слезоточивый переключатель.
– Мне так жаль, Кейси.
Я кивнула. Все извиняются, не знаю почему. Они не были теми сволочами из другой машины.
– Ты помнишь что-нибудь об этом?
– Нет, – солгала я.
Шторм не надо было знать, что я помню каждое мгновение, проведенное в капкане искореженной «Ауди». Не надо было знать, что я слышала шипящий звук последнего маминого выдоха, звук, который преследует меня каждую ночь. Или что по одну сторону от меня изломанное тело моей подруги Дженни было впрессовано в боковую дверь, а по другую – моя рука была поймана в ловушку в ладони моего бойфренда, и я чувствовала каждый градус покидающего его тело тепла. Что мне пришлось сидеть в машине, без движения, окруженной телами тех, кого я любила, в течение тех часов, пока спасатели изо всех сил старались вырезать меня из нее. Я не должна была выжить.
Я не знаю, кто позволил мне жить.
Мягкий голос Шторм вытащил меня из задумчивости.
– Ты была за рулем?
Я повернулась, чтобы посмотреть на нее.
– Ты думаешь, я бы здесь сидела, если бы вела тогда машину?
Она вздрогнула.
– Извини. Что случилось с пьяным водителем?
Я уклончиво пожала плечами, глядя прямо перед собой.
– Он умер. С ним в машине было двое друзей. Один тоже погиб. Один остался целым и невредимым. Этот парень где-то здесь, живет своей собственной жизнью, – ответила я, мои слова сочились горечью.
– Ты его когда-нибудь встречала?
– Никогда, – прошептала я.
Правда заключалась в том, что я приложила все усилия, чтобы ничего о нем не знать. О всех о них. Я хотела, чтобы они не существовали. К несчастью, я увидела их имена в страховых документах, которые меня заставили подписывать. Эти имена сделали их реальными, и их словно выжгло на подкорке, так, что я не могла их забыть. Они были тремя реальными людьми.
Реальными людьми, которые убили мою семью.
– Господи, Кейси, – она шмыгнула носом. – А ты была на лечении?
– Это что, испанская инквизиция? – рявкнула я.
– Я… извини.
Машину заполнили звуки приглушенных рыданий. Шторм пыталась сдержать их, быть сильной, это было заметно по тому, как она втягивала воздух.
Моя ярость превратилась в вину, и я прикусила губу. Сильно. Медный привкус крови покрыл язык. Шторм была самой добротой по отношению ко мне, а я – настоящей стервой.
– Извини, Шторм, – выдавила я. Хотя я и действительно чувствовала раскаяние, мне все еще сложно было произнести эти слова.
Она протянула руку к моей, но, вспомнив, положила ладонь на мое предплечье.
Этого маленького жеста хватило, чтобы растопить мою ледяную защиту, и я сбивчиво заговорила:
– Я была в больнице и на реабилитации почти год. Меня посещали врачи. Хотя не так уж и часто. Очевидно, надеясь, что лекарства, превращающие меня в зомби, и ежедневные прослушивания «Кумбая» решат мои проблемы. Когда меня выписали, тетя настояла, чтобы я побеседовала с духовниками из ее церкви. Они предложили, чтобы она поместила меня в серьезную реабилитационную программу, потому что я – сломленная молодая женщина, полная ярости и ненависти, которая может нанести вред себе и окружающим, если дать этому волю, – последнее предложение я повторила практически слово в слово, цитируя их. Моя тетя оставила на ночном столике Библию в качестве ответа на это. С ее точки зрения, чтение Библии налаживало все.
– Где сейчас эта тетя?
– В Мичигане со своим отвратным мужем, который пытался приставать к Ливи, – молчание. – Ты это хотела услышать, Шторм? Что рядом с тобой живет больная на голову?
Она повернулась, чтобы посмотреть на меня, вытирая ладонями слезы со щек.
– Ты – не больная на голову, Кейси. Но тебе нужна помощь. Спасибо, что рассказала мне, это много значит. Однажды станет легче. Однажды эта ненависть больше не будет тебя ограничивать. Ты освободишься. Ты сможешь простить.
Я рассеянно заметила, что киваю. Я не поверила ей. Ни единому ее слову.
Атмосфера в джипе упала на семь уровней ниже неприятного. Я обнажила перед ней больше, чем перед кем-либо, и это опустошило меня.
– Посмотри на себя: Стрип-акробатка по ночам, Глубокомысленная Провокаторша по… поздним ночам.
Шторм фыркнула.
– Я предпочитаю просто «акробатка». Иногда моя одежда неожиданно слетает. – Она слегка подтолкнула мою руку локтем. – Пошли. Для одной ночи достаточно разоблачений. Для нас обеих.
Теперь, когда я пережила разговор со Шторм, мои мысли вернулись к Тренту. Необходимость снова почувствовать ту опьяняющую жизненную энергию превосходила все другие желания. Я не ответила ему, а должна была. Мне надо сказать Тренту, что все лучше, чем просто нормально. Что я думаю, что, возможно, нуждаюсь в нем.
Мы шли сквозь тени, когда услышали негромкий смех, доносящийся с общего дворика. Несколько жильцов-студентов все еще были на ногах и веселились. Когда мы обогнули угол, мне стало интересно, каково это – тусоваться с друзьями, выпивать, жить нормальной жизнью.
За занавеской в квартире 1D мелькнул силуэт.
Я споткнулась, а пульс ускорился. А затем я, не задумываясь, подошла к его двери и встала перед ней.
– Увидимся завтра, – услышала я слова Шторм, когда она пошла дальше, и я была уверена, что она улыбается.
Глубоко вздохнув и собрав всю смелость, которую смогла найти, я подняла руку, чтобы постучать, но дверь распахнулась раньше, чем костяшки пальцев дотронулись до нее. Трент шагнул в дверной проем, без рубашки, с лишенным эмоций лицом, и во рту у меня мгновенно пересохло. Я была уверена, что он пошлет меня к черту. Я ждала этого. Я была в ужасе, что услышу эти слова.
Но он не сказал этого. Он ничего не сказал, и я поняла, что он ожидает моих слов, и было только одно слово, которое мне нужно было сказать. «Да». Возможно, это все исправит. «Да, Трент. Да, все в порядке». Я открыла рот и поняла, что не могу. Я не могла найти ни единого слова, которое бы поразило его всей серьезностью ситуации.
На одеревенелых ногах я шагнула вперед. Он не отступил. Он просто смотрел на меня, а его обнаженная рельефная грудь и сидящие низко на бедрах штаны дразнили меня.
Сейчас он выглядел сексуальнее, чем когда-либо. Я могла провести дни в компании с этим телом. На мгновение у меня появилась надежда, что так и будет.
Но это не то, что мне сейчас нужно.
Я осторожно протянула руку, мышцы живота свернулись в тугой комок, и внезапно я запаниковала, что то, что я почувствовала раньше, могло быть временным, что я снова потеряю это ощущение.
Но когда кончики моих пальцев коснулись его руки, во мне распространилось тепло, и этот страх испарился.
Его теплота. Его жизненная энергия.
Закрыв глаза, я скользнула пальцами между его пальцев, переплетая их. Я тяжело вздохнула, мои губы приоткрылись, когда он теснее сжал мою руку. Хотя и не придвинулся ближе. Он не пытался что-либо сделать или сказать. Мы стояли со сплетенными руками в дверях так долго, что казалось, будто прошла вечность.
– Да, – наконец, прошептала я, затаив дыхание.
– Да?
Как в тумане, я поняла, что киваю головой. Так искренне, что слова уже не имели никакого значения. Я позволила ему нежно втолкнуть меня внутрь. Позади, щелкнув, закрылась дверь, и он потянул меня в свою темную квартиру, обняв за поясницу. По коридору, в его постель, его простыни были прохладными и свежими и пахли кондиционером для белья. Я скорее почувствовала, чем увидела, как Трент лег сзади, прижимаясь ко мне всем телом от пальцев ног до плеч, ни на мгновение не отпуская мою руку. Ни на мгновение. Я прижалась к нему, наслаждаясь его теплом.
И в этом блаженном спокойствии я уснула.
* * *
Шипящий звук…
Яркий свет…
Кровь…
Я задыхалась.
Медленное и ритмичное дыхание рядом со мной помогло мне привести в порядок биение сердца, когда я пробудилась от своего кошмара. Сначала я подумала, что это Ливи, но затем почувствовала, что мою руку обвивает чья-то большая и горячая ладонь. И это не была ладонь моей сестры.
Я повернула голову и увидела идеальное тело Трента, мышцы его груди, его расслабленное и мальчишеское лицо. Я могла бы вечно лежать здесь и смотреть на него. Я не хотела отпускать его. Никогда.
Поэтому и должна была.
Я осторожно вытащила свою руку, выскользнула из удобной постели Трента, и, тихо закрыв за собой дверь, вышла из квартиры.
* * *
Ливи ждала меня на кухне, готовила завтрак перед тем, как отправиться в школу, ее глаза расширились от волнения.
– Ты осталась у Трента? – Ее тон был наполовину обвиняющим, наполовину пораженным.
– Ничего не было, Ливи.
– Ничего? – Она одарила меня взглядом. Вот что Ливи умеет делать, так это смотреть, пока ты не начнешь ерзать, если солгал.
– Я держала его за руку, – наконец прошептала я.
Для кого-нибудь, услышавшего это со стороны, мы показались бы компанией девятилетних детишек. Но для Ливи, которая понимала значение этой ситуации для меня, это было огромным шагом.
На мгновение она потеряла дар речи, бормоча обрывки слов и издавая непонятные звуки.
– Это… думаешь, это могло бы стать чем-то большим? – наконец спросила она.
Я безразлично пожала плечами, но жар подкрался к моим щекам, выдавая мое радостное волнение.
– Ты покраснела!
Я подобрала воздушное кукурузное колечко и бросила ей в голову.
Она ловко увернулась, улыбаясь.
– Думаю, может быть. Думаю, Трент наконец-то может вернуть мою Кейси.
Мне стало интересно, а вдруг она права? Но я просто прокралась прочь из его квартиры, не оставив ни записки, ничего. Возможно, он не поймет такой жест. Волнение пронзило меня, но я подавила приступ.
Но у меня не было выбора. Если бы я осталась, я точно знала, чем бы мы сейчас занимались, и уж точно не размышляли бы. Мне нужно было время, чтобы подумать и привыкнуть к этой новой реальности.
Я нутром чувствовала радость Ливи. Три года моя младшая сестренка умоляла меня отпустить Билли и идти дальше. Но дело в том, что моя проблема была не в том, чтобы расстаться со своими чувствами к Билли. Конечно, он мне нравился. Думала ли я, что он был «единственным»? Теперь я никогда этого не узнаю. В шестнадцать лет все парни – «единственные».
Нет, моя проблема была в тех последних мгновениях с Билли, сама идея о моих руках, заключенных в чьи-то другие, изводила меня, заставляла сердце останавливаться, желудок ухать куда-то вниз, затуманивала зрение, сводила мышцы, и от нее пот струился вниз по спине, и все одновременно.
Но так было прежде.
Это прикосновение было другим. Оно было… снова правильным.
