Глава 23

Свернув на подъездную дорожку к дому Тэйта, я набираю код замка на воротах. Я сохранила в телефоне сообщение, где он был указан.

Дождь падает тяжелыми круглыми каплями, шлепая по лобовому стеклу, и мои дворники работают в бешеном темпе, чтобы согнать воду. Сейчас ранняя весна, и этот дождь – кратковременная передышка от обычно сухой калифорнийской жары. Я въезжаю на круглую дорожку перед домом и глушу мотор. Дом Тэйта погружен во мрак.

Я бегу по дорожке к дому, прикрывая голову руками, и дергаю дверь, заперто. Звоню в звонок, хотя и знаю: Хэнк сейчас на концерте, а в доме нет ни лакеев, ни прислуги, ни другого персонала. Оглядываюсь на свою машину. Может пройти еще час или больше, пока Тэйт приедет домой. Потом я вспоминаю о раздвижной стеклянной двери.

Я прохожу через ворота по левую сторону дома и быстро иду по каменной тропинке, которая освещена крошечными фонариками на солнечных батареях. Она приводит меня к бассейну, жемчужно-голубая поверхность воды дрожит под ударами дождевых капель. Я никогда не была здесь без Тэйта, и темнота внезапно рождает во мне тревогу, но я гоню ее прочь.

Поспешно подхожу к стеклянным дверям, берусь за металлическую ручку, и дверь с легкостью открывается, складываясь гармошкой. Оказавшись в сухой гостиной, прислоняюсь к стеклу спиной и пытаюсь перевести дух. Вода стекает с меня на пол. Я вожу рукой по стене справа от себя, пытаясь нащупать выключатель, но ничего не нахожу.

Ударившись ногой о журнальный столик, отшатываюсь назад.

– Вот черт.

Трогаю большой палец правой ноги – у моих черных туфель на высоких каблуках открытый мысок. Я еще не привыкла носить такую обувь. Опускаюсь на колени, хватаюсь за край журнального столика в качестве опоры, и нахожу на нем большой пульт управления. Как только я к нему прикасаюсь, все кнопки подсвечиваются, и я замечаю ту, что побольше других. На ней написано: ОГОНЬ. И точно, когда я нажимаю на кнопку, камин прямо передо мной оживает. Теперь света достаточно, чтобы я могла различать очертания предметов в гостиной.

Я достаю мобильный. Ни пропущенных вызовов, ни сообщений от Тэйта нет.

Он, должно быть, еще на сцене, или дает интервью после концерта, или раздает автографы, или просто пытается выбраться со стадиона, избежав встречи с толпой. Я снова надеваю туфлю и, встав, иду к лестнице, цокая каблуками по каменному полу.

На втором этаже в конце коридора широкие двойные двери – хозяйская спальня. Я была здесь тем вечером, с Тэйтом. При воспоминании об этом мои щеки заливаются краской.

По периметру потолка горит подсветка, и несмотря на то, что свет довольно тусклый, приглушенный, этого достаточно для того, чтобы ориентироваться в комнате. Я провожу рукой по покрывалу, кончиками пальцев ощущая гладкую шелковистую ткань. Широкие раздвижные двери смотрят на внутренний дворик. Я прикасаюсь к стеклу, глядя на дождь. Жду.

Проходит час. Я сажусь на край постели, потом падаю на покрывало, слушая, как дождь стучит по крыше. Подумываю о том, чтобы отправить сообщение Карлосу, но ведь я еще не рассказала ему о своем решении отсрочить поступление в Стэнфорд. Мне сложно представить себе его реакцию.

Вместо этого отправляю Тэйту еще одно сообщение, держа телефон над лицом: «Где ты?»

Каждые несколько минут я сажусь и включаю телефон, уверенная в том, что пропустила звонок или сообщение. Почему он еще не позвонил? Потом мне на ум приходит идея. Я открываю окно браузера на телефоне и вбиваю в поиск «Тэйт Коллинз». На экране тут же появляются посты в соцсетях: твиты девчонок, которые пишут о том, что они на концерте, зернистые снимки Тэйта на сцене в Инстаграме. Я просматриваю фотографии, прокручивая ленту вниз. Вот снимки, как он покидает «Стэйплс-центр», проходя через толпу девушек; как, не обращая внимания на ливень, толпа окружает черный внедорожник, а Тэйт забирается в него.

А потом декорации меняются. На фотографиях по-прежнему Тэйт, по-прежнему в джинсах и черной рубашке, но фон уже другой. Он в клубе, сидит в кабинке, свет падает на его лицо. А вокруг него… полдюжины девушек.

Я лихорадочно открываю еще несколько изображений: Тэйт залпом выпивает стопку с прозрачной жидкостью – его платиновые часы поблескивают, когда он запрокидывает голову; Тэйт с прижавшейся к нему рыжеволосой девицей, которая шепчет что-то ему на ухо. Тэйт на вечеринке, Тэйт не здесь… Тэйт не со мной.

Я сжимаю телефон, и мои руки начинают дрожать. Острая боль пронзает затылок.

Тэйт в каком-то клубе – прямо сейчас – развлекается с другими. А потом до меня начинает доходить: он не хотел, чтобы я была на концерте. Меня оставили за дверью не по ошибке, меня не случайно не оказалось в списке – он не хотел, чтобы меня пускали. Тэйт не хочет, чтобы я была с ним сейчас, поэтому он не приехал домой после концерта. Я ему не нужна.

Не могу здесь оставаться. Не позволю ему застать меня здесь, у него в спальне, увидеть, что я жду его, как какая-нибудь помешанная, которая не понимает намеков. Мои ногти врезаются в ладонь, я встаю, выключаю телефон и засовываю его в задний карман. Вспоминаю выражение лица Тэйта в аэропорту, когда я сказала ему, что собираюсь отсрочить поступление в колледж, что хочу поехать вместе с ним в турне.

У меня начинает болеть голова. Я позволила ему сделать из меня посмешище. Снова. Я такая дура. Такая, такая дура.

Я сбегаю по лестнице и выхожу через переднюю дверь, отчаянно желая поскорее выбраться отсюда. Вдруг я понимаю, что он привезет этих девиц сюда, а я окажусь в идиотском положении.

По крайней мере этого удовольствия я ему не доставлю. Глаза затуманиваются, несмотря на то что я изо всех сил пытаюсь сдержать слезы. Моя машина расплывается передо мной размытым силуэтом под непрерывным дождем. Подойдя к ней, я упираюсь ладонями в капот, пытаясь совладать с собой – сейчас это моя единственная опора.

Я обхожу машину, направляясь к водительской двери, вытирая слезы предплечьем. Жалею, что я на каблуках, жалею, что наряжалась для него. Ненавижу его за то, что мне стало не все равно. Ненавижу за то, что он заставил меня в него влюбиться. За то, что по его вине я теперь такая же дура, как и все остальные женщины в нашей семье. За то, что он вынудил меня нарушить обещания, которые я дала себе столько лет назад.

Слезы затуманивают мои глаза, я тянусь к двери машины и вдруг слышу за своей спиной какой-то звук. Ничего отчетливого – шорох шагов, тихий выдох. Я оборачиваюсь, приоткрываю рот – и кровь застывает у меня в жилах.

В нескольких метрах от меня, за кольцом света от фонаря, на крыльце стоит какая-то фигура, силуэт. Возможно, это игра воображения: может, эта фигура соткана из растущего страха, который ползет вниз по моей спине, танцует на нервах и сковывает мышцы во всем теле. Я снова тру глаза, пытаясь высушить слезы, сфокусировать зрение и за пеленой дождя разглядеть этот силуэт на фоне ветвей растущих вокруг деревьев.

А потом фигура делает шаг по направлению ко мне, и я понимаю, что она реальна.

Мой пульс учащается.

– Тэйт? – пискляво спрашиваю я, ненавидя себя за это отчаяние в голосе, за надежду, которая всколыхнулась в сердце.

Незнакомец приближается ко мне еще на несколько шагов. И через мгновение я понимаю, что это не Тэйт. Это силуэт человека более худого и хрупкого. Он подходит ближе, пересекая подъездную дорожку, и наконец оказывается в лучах приглушенного света, идущего от крыльца.

Я узнаю это лицо.

Девчонка из туалета. Те же короткие черные волосы, веснушки, белоснежная кожа. На ней черная толстовка с капюшоном и черные джинсы: одета так, чтобы оставаться невидимой, спрятаться во мраке.

– Что ты делаешь? – спрашиваю я, слыша, как странно звучит мой вопрос для того, что происходит сейчас.

Она не отвечает.

– Ты не должна здесь находиться, – говорю я, протягивая руку назад, к дверце машины, но она заперта.

– Я следила за тобой, – произносит девушка.

Внезапный страх почти парализует меня. Успею ли быстро вытащить ключи?

– Не стоит, – предупреждает она, читая мои мысли. И я снова устремляю взгляд на нее. Дождь немного затихает, и я вижу ее отчетливее в тусклом свете фонаря на крыльце, вижу ее немигающий взгляд.

– Почему ты меня преследуешь? – спрашиваю, чтобы потянуть время, а сама медленно залезаю в сумку.

– Я пыталась тебя предостеречь. – Ее руки неподвижно висят вдоль тела, левой ладонью она проводит по ноге, затянутой в черную джинсовую ткань. – Но потом увидела тебя на концерте, увидела, как ты пытаешься пробраться за кулисы. – Девушка делает огромные глаза, ее веки поднимаются, обнажая белки глаз. – Ты не собираешься держаться в стороне от него, теперь я это понимаю.

– Ошибаешься, – говорю я дрожащим голосом. – Мы с Тэйтом разошлись. Между нами все кончено.

– Лгунья, – выплевывает она и на мгновение закрывает глаза, с шумом втягивая воздух.

– Это не ложь. – Левой рукой я шарю у себя за спиной, пытаясь нащупать ручку двери.

Ее глаза сужаются.

– Я любила его дольше, чем ты. Дольше, чем кто-либо. В четырнадцать я побывала на его первом концерте в Лос-Анджелесе. Я стояла в первом ряду, и он коснулся моей руки, заглянул мне в глаза, так словно увидел меня по-настоящему. Так на меня никто прежде не смотрел. И я поняла, что мы с ним созданы друг для друга. Это всего лишь вопрос времени. Когда-нибудь мы встретимся снова, и он поймет, что я та самая.

Я должна выбраться отсюда, позвонить в полицию, найти Тэйта и предостеречь его. Не важно, как он со мной поступил, я не могу допустить, чтобы он вернулся домой и столкнулся с очередной безумной фанаткой. Такой, которая скорее причинит боль ему, чем себе.

– Можешь забрать его, – предлагаю я. Но ее лицо становится жестким, бледные скулы и темные брови застывают на месте, словно внутри нее бушует ураган. Она делает еще один шаг в мою сторону.

– И заберу. – Она смотрит на меня темными немигающими глазами, ее ноздри внезапно раздуваются. – Как только ты исчезнешь.

Я резко поворачиваюсь, хватаюсь за ручку двери. А дальше все происходит стремительно: я дергаю дверцу на себя, но девушка двигается слишком быстро, подскакивает ко мне и хватает меня руками за горло. Дверца снова захлопывается. Я наваливаюсь на машину всем телом. Мои легкие сжимаются, я пытаюсь сделать вдох. И на доли секунды я настолько ошеломлена, что мои руки безвольно болтаются, а картинка перед глазами начинает смазываться. Но потом паника берет свое, и я бью девушку руками в лицо, пытаясь оттолкнуть назад. В процессе борьбы нас бросает на капот. Она не разжимает рук, увлекая меня за собой, слышу, как мои каблуки шаркают по мокрому асфальту.

Все происходит очень быстро, мы задеваем крыло машины, а потом нас несет в сторону, через подъездную дорожку, в темноту. Но до края дороги мы так и не добираемся. Девчонка очень сильна, и я чувствую, как у меня подгибаются ноги, а потом мы обе падаем.

Мы падаем с глухим стуком, и асфальт будто бы приподнимается, чтобы встретить меня на полпути. Крошечные белые точки появляются у меня перед глазами, и я осознаю, что у меня раскалывается затылок, а по коже головы разливается жар.

Я открываю рот – хочу заговорить, сказать ей, чтобы она остановилась, но мне не хватает воздуха.

Ее глаза в считаных сантиметрах от моих, угольно-черные зрачки расширены так, словно она смотрит сквозь меня в загробный мир, у нее пустой, но удовлетворенный взгляд. Ее руки еще крепче смыкаются на моем горле; сдавливают, впиваются, изо всех сил пытаются вытолкнуть из меня жизнь. И все начинает замедляться. Я задыхаюсь, пинаюсь, царапаюсь, но ее лицо искривляется в вялой ухмылке, как будто она вот-вот заплачет, вот-вот засмеется.

Мои ногти вонзаются в ее щеки, но вскоре я начинаю ощущать, как силы окончательно покидают мое тело. А в глазах пестрят красные пятнышки.

Все ускользает от меня, все растворяется, как будто огромная черная занавесь накрывает дом Тэйта и поглощает меня вместе с ним.

Небо так красиво. Облака расступаются, разбегаются прочь. Небо теперь черное и усыпано крошечными огоньками. Звезды.

Только звезды. Это все, что я вижу. Они горят, падают, дождем осыпаясь с неба и касаясь моей кожи, делая все вокруг белым.

Небо тускнеет. Точки перед глазами лопаются.

Все становится пустым, далеким.

А потом ничего, кроме темноты.

Биение сердца – первое, что я ощущаю: словно молоток стучит по каждому суставу, по всем костям, соединенным тканями. Разбивая мое тело на куски.

Я приоткрываю веки, липкие и слезящиеся.

Небо надо мной дрожит.

Перед глазами мелькают темные волосы – эта девушка, она все еще надо мной. А потом я внезапно ощущаю, что на меня больше ничего не давит – ее тело отрывают от моего, ее руки отпускают мое горло. Но я не могу пошевелиться. Мои ноги, словно якоря. Руки покалывает. Голова раскалывается сильнее, чем когда-либо.

Кто-то кричит. Похоже, это она.

Какое-то движение, шарканье ног по асфальту, терзание, царапанье рук.

Я осознаю, что мои веки закрылись сами собой, и, сделав над собой усилие, открываю их снова. Передо мной возникает чье-то лицо. Я вздрагиваю, ожидая снова увидеть эту девчонку, которая вернулась, чтобы закончить начатое. Чтобы убить меня на сей раз. Но это не она.

Это Тэйт.

Его губы шевелятся. Его глаза – как бездонный океан, и я хочу погрузиться в них и никогда не всплывать. Он говорит, но я не в состоянии разобрать слова. А потом его руки оказываются подо мной, поднимают меня, и я чувствую, что во мне больше нет ничего, кроме воздуха и боли, и позволяю ему нести себя, склонив голову на его грудь.

А потом все перед глазами чернеет, остается лишь биение сердца Тэйта, которое стучит у меня над ухом и гонит меня в темноту.

Сначала слышу ровное гудение кардиомонитора и понимаю, что я в больнице. Открыв глаза, вижу Тэйта. Меня охватывает облегчение, а потом я вспоминаю, что произошло.

– Привет. – Мой голос звучит хрипло.

– Привет. – Парень пытается улыбнуться, но улыбка выходит натянутой. – Как ты себя чувствуешь?

Я закрываю глаза и пытаюсь оценить свое состояние. Болит везде: голова, горло, спина в том месте, где я ударилась о бетон…Но боль тупая, не та агония, которая мне запомнилась. Бросаю взгляд на капельницу – точно, больница.

– Бывало и лучше. Как давно я здесь?

– Несколько часов. У тебя гематомы на шее и, возможно, сотрясение, поэтому врачи хотят оставить тебя здесь до утра, но, по их словам, тебе очень повезло, учитывая обстоятельства. – Его рот искривляется, как будто ему сложно говорить. – Твоя семья внизу, с Хэнком, они говорят с полицией. Я… тебе что-нибудь нужно? Врач? Я должен сообщить им, что ты проснулась.

– Они сами догадаются, – говорю я. – Эти мониторы же не просто так здесь стоят. – Мне больно видеть его здесь, зная, что сегодня вечером он был в каком-то клубе с другими девушками. Это другая боль, которая не имеет ничего общего с физической. И все равно я не хочу, чтобы он уходил. Только не прямо сейчас.

Он потирает шею сзади и не мигая смотрит на меня. Но это не те глаза, что я помню, – глаза человека, который не мог без меня жить. Это глаза человека, который для меня уже потерян.

– Шарлотта, – начинает он. – Мне так жаль. Я не знал об этой фанатке, на знал, что за мной кто-то следит, и уж точно не предполагал, что она будет преследовать тебя. Господи, меньше всего я хотел, чтобы подобное произошло. Я бы никогда не появился с тобой на публике, если бы знал, что она выберет тебя своей жертвой. Ты…

– Меня не было в списке, – выдавливаю я.

Он молчит.

– Я видела, как впустили других девушек, а сама не могла войти. – Мой голос кажется хриплым и дребезжащим. Я сглатываю слюну. – Знаешь, как это было унизительно?

Его лицо напрягается, он смотрит в пол.

– Тебе нужно отдохнуть, – говорит Тэйт вместо того, чтобы признать, что произошло сегодня. То, как бессердечно он вышвырнул меня из своей жизни. – Мы можем поговорить об этом потом, когда ты поправишься. Когда твой голос… когда ты почувствуешь себя лучше.

Я изучаю его лицо – усталые глаза, напряженный подбородок.

– Не думаю, что у нас будет «потом», не правда ли, Тэйт?

– Шарлотта, ты не… я не могу…

Я хочу, чтобы он закончил на этом, чтобы больше ничего не говорил. Но он продолжает, и я знаю, что последует дальше.

– Ты никогда не поймешь, насколько мне жаль, что я так поступил. Но я не могу позволить тебе отказаться от учебы в университете из-за меня. Предать свои мечты, то, ради чего ты трудилась всю жизнь. Ты сказала, что любишь меня, и я… я не могу передать, что это для меня значит. Но что будет, когда ты устанешь путешествовать: жить в тесном автобусе, часами сидеть в гримерке, менять города и страны так часто, что начинаешь терять им счет? И все стадионы выглядят одинаково? Что будет, когда новизна угаснет и ты начнешь негодовать, что я увез тебя, лишил той жизни, которой ты хотела жить? И кто знает, сколько еще ненормальных фанаток тебе встретится. Можно смело сказать, что мне не слишком везет в этом отношении. Думаешь, я хочу искушать судьбу, хочу, чтобы сегодняшний эпизод повторился? Я просто… так не выйдет, Шарлотта. Ты должна учиться в Стэнфорде, там твое место. Там ты будешь в безопасности. – Он прикасается к металлическому поручню больничной кровати, сжимает его пальцами.

Наверное, я должна испытывать облегчение, ведь я услышала объяснение, которого не получила перед концертом: Тэйт всегда беспокоился о моей безопасности, защищал меня, даже если при этом рисковал разбить мне сердце. Однако я чувствую только переполняющий меня гнев: в очередной раз мы расстаемся, потому что он боится причинить мне боль.

– Значит, ты снова принимаешь решение за меня. Неважно, чего я хочу, что мне нужно; неважно, что я сказала тебе: я справлюсь. Решаешь ты, впрочем, как и всегда.

Он снова распрямляет плечи, и я смотрю на его сильные руки. Какой он красивый, думаю я. Даже сейчас, несмотря на то что каждое его слово разбивает мне сердце, я не могу не любоваться его красотой. От этого еще больнее.

– Хотел бы я, чтобы все могло быть иначе, – говорит он, отводя взгляд, не в состоянии смотреть мне в глаза. – Но будет проще, если… – Он прикусывает губу.

– Если мы покончим с этим, – договариваю я за него, ощущая, как колючки боли вонзаются мне в виски.

Тэйт кивает.

– Да. Похоже, что так.

Я не могу ответить. Слезы подступают к моим глазам, к моим дрожащим губам. Если заговорю, потеряю над собой контроль.

– Прости, Шарлотта. За все.

Его пальцы скользят по краю кровати, так близко, что он мог бы прикоснуться ко мне, провести рукой по моей обнаженной коже, поцеловать меня. Но Тэйт этого не делает. Он убирает руку и поворачивается к двери. На полпути застывает, его спина кажется окаменевшей. И я начинаю думать, что он обернется, скажет что-то еще – что-то, чтобы все исправить, чтобы не было так больно, но вместо этого Тэйт выходит в коридор и исчезает из моей жизни.

Я раздавлена.