15
Как в тумане я бреду назад по лабиринту коридоров, снова через стеклянную галерею, влево, вправо, вправо, влево…
В дворцовых покоях ничего не изменилось, но мне почему-то кажется, что все теперь выглядит по-другому. Наконец я останавливаюсь у дверей бального зала, но не помню, как я сюда попала. Мои мысли тонут в серо-зеленых глазах.
Поднимаюсь по одной из лестниц на второй этаж и сталкиваюсь с Аннабель. Она в панике, немой тревоге.
– Я решила прогуляться по дворцу, – говорю я, стараясь выдержать невинный тон. – Это что, не разрешается?
Одна?
– Да.
НЕТ!
– О-о. Извини. – Я надеюсь, что вид у меня виноватый. Аннабель нервно прижимает руку к груди, и я замечаю капельки пота у нее на лбу. – Аннабель, прости меня, – говорю я, на этот раз более искренне.
Никогда без разрешения.
Она пишет коряво и косо.
– Или я буду наказана, верно?
Аннабель качает головой и указывает на себя. У меня замирает сердце.
– Ты будешь наказана?
Аннабель кивает.
– Хорошо, хорошо, извини. Я больше так не буду, обещаю. – Как эгоистично с моей стороны было не подумать о том, что же может случиться с ней, если меня поймают.
В моих покоях нас дожидается герцогиня.
– Где ты была? – резко произносит она.
– Мы были в саду, – отчаянно лгу я, добавляя, – в лабиринте. – Это на случай, если она искала нас и не увидела.
Она пропускает мимо ушей мои объяснения.
– Сегодня вечером я устраиваю семейный ужин, – говорит она. – Ты будешь присутствовать. – герцогиня переводит взгляд на Аннабель. – В семь тридцать она должна быть одета и в столовой.
Аннабель приседает в реверансе.
– Значит, я наконец увижу герцога? – спрашиваю я, пока Аннабель зашнуровывает на мне бледно-серебристое платье с крошечными сапфирами в цветочном узоре на юбке.
Она кивает.
– Какой он?
Аннабель пожимает плечами и корчит гримасу, из чего я понимаю, что она находит его не очень-то интересным. Она усаживает меня за туалетный столик и начинает завивать мои волосы, укладывая локоны в высокую прическу.
Лицо Эша встает у меня перед глазами уже в сотый раз за последний час. Как он смотрел на меня, говорил со мной по-человечески, на равных, пусть даже несколько минут… для меня это как выдох после слишком долгой задержки дыхания.
Я смотрю на свое отражение – розовые щеки, неуловимая улыбка, сияющие глаза… девушка в зеркале выглядит по-настоящему счастливой, впервые в своей жизни.
Я никогда особо не задумывалась о поцелуях, но когда представляю губы Эша на своих губах…
Я хихикаю. Аннабель смотрит на меня с любопытством, и я прогоняю с лица улыбку.
Я знаю, что это глупо. Я никогда не смогу поцеловать его. Скорее всего, я больше и не увижу его.
– Ой! – вскрикиваю я, вдруг вспоминая, что Эш будет сегодня за ужином.
Аннабель с тревогой и заботой смотрит на меня.
– О, мм… шпилька впилась мне в голову. Извини, все в порядке.
Аннабель закусывает губу и продолжает укладывать мои волосы с излишней осторожностью.
У меня такое чувство, будто мои легкие наполовину уменьшились в объеме, в то время как сердце бьется вдвое быстрее. К тому времени как Аннабель втирает ароматное масло в мои запястья и одними губами объявляет, что все готово, я уже еле дышу.
– Прекрасно, – говорю я. Мой голос звучит немного сдавленно. Платье мерцает на моей коже, подобно лунному свету, а прическу Аннабель украсила булавками с сапфиром и жемчугом. Мои губы переливаются розовым блеском, глаза подведены бледно-фиолетовым карандашом, что еще ярче выделяет их природный цвет. Мне интересно, понравлюсь ли я Эшу.
«Прекрати, Вайолет, – говорю я себе. – Понравишься ты ему или нет, не имеет значения».
Когда мы выходим в парадный вестибюль, я уже начинаю жалеть о том, что приглашена на этот ужин. Нервы у меня натянуты, как струны виолончели. У дверей столовой мы останавливаемся, и Аннабель еще раз придирчиво оглядывает меня, поправляя складки на юбках.
Норм?
Я киваю, потому что от волнения не могу произнести ни слова. Аннабель показывает на дверь и улыбается.
Хорошо поесть.
Я нервно смеюсь. Она дает знак лакею, который замер по стойке «смирно». Он распахивает дверь и объявляет:
– Суррогат дома Озера.
Меня трясет, когда я вхожу в столовую.
Столовая все та же, какой я ее помню.
Полированная дубовая мебель, бордовые стены, люстра со свечами. Только за столом другая компания. Слева от меня – герцогиня и двое мужчин в смокингах. Герцогиня, в платье темно-голубого шелка и длинных перчатках, изящно держит в руке бокал шампанского. Справа от меня – рыжеволосая леди дома Стекла, Карнелиан и – тут мое сердце делает сальто! – Эш.
Прошла всего пара часов с момента нашей встречи, но мне кажется, что за это время он стал еще красивее. Кажется, я краснею всем телом.
Все взгляды обращены на меня, только Эш, кажется, слишком увлечен, наполняя бокал Карнелиан.
Я совсем забыла, что Карнелиан тоже будет здесь. Хотя и не без досады, я отмечаю, что кто-то одел ее в очень красивую, расшитую бисером тунику, и ее волосы уложены в стильную прическу.
– Иди сюда, – командует герцогиня.
– Так это и есть суррогат? – спрашивает мужчина, тот, что повыше. Он очень худой, с медной кожей и большим носом. Глаза у него темные, как у герцогини, но круглые, и они изучают меня из-под густых черных бровей. Он делает глоток янтарной жидкости из хрустального бокала. – Я все думал, когда же мне ее покажут.
– Ах, милый, ты был так занят, – говорит герцогиня. – И что ты на это скажешь?
Мужчина пожимает плечами.
– Тебе виднее, дорогая. Но она определенно краше, чем та, что родила Гарнета.
Это, должно быть, герцог. Мне не нравится, как он говорит, как смотрит на меня исподлобья – от этого взгляда у меня по коже ползут мурашки.
– Моя жена говорит, что у вас большие планы на нее, – встревает другой мужчина. Он краснощекий, дородный; пуговицы так и трещат на жилетке, обтягивающей его огромный живот.
– Да, – говорит герцогиня. – Я довольно долго искала такого суррогата. Моя дочь будет исключительной.
– Наша дочь, – поправляет ее герцог.
Герцогиня одаривает его ледяной улыбкой.
– Совершенно верно. Наша дочь.
Дверь открывается, и я слышу, как лакей объявляет:
– Гарнет, сын дома Озера.
С важным видом входит Гарнет, куда более собранный, чем в прошлый раз. По крайней мере, сейчас он не пьян. Светлые волосы зачесаны назад, одет он безукоризненно, смокинг сидит как влитой на его широкоплечей фигуре.
Я перевожу взгляд с него на Эша и обратно. Они оба очень привлекательные, но во внешности Эша определенно больше естественной красоты. Черты лица Гарнета безупречны – полные губы, прямой нос, бледная кожа. Он как будто сошел со страниц глянцевых журналов Лили. В нем нет и капли сходства с кем-то из родителей; я предполагаю, что его суррогатная мать была мастерицей заклинаний на форму и цвет.
– Мама, отец. – Гарнет кивает герцогу и герцогине и берет бокал шампанского, который подает ему лакей. – Я не опоздал?
Щека герцогини дергается, но тут звенит колокольчик.
– Что ж, к столу? – радостно восклицает герцог.
Я занимаю место справа от герцогини, герцог слева от нее, рядом с ним Гарнет. По правую руку от меня садятся леди дома Стекла, ее муж, потом Карнелиан и Эш. В результате такой рассадки мы с Эшем оказываемся практически напротив друг друга.
Эш не смотрит на меня. Его взгляд скользит мимо, словно меня здесь и нет. Словно я невидимка.
Меня это ранит, и я физически ощущаю боль, как после заклинания, разве что иголки впиваются не в голову, а в сердце. Я пытаюсь справиться с собой, старательно разглаживая на коленях салфетку.
Я не должна испытывать таких чувств. Это глупо. Я даже не знаю его. Какое это имеет значение, смотрит он на меня или нет?
Слуга ставит передо мной блюдо с салатом из шпината, свеклы и козьего сыра, но впервые после смерти Далии у меня нет аппетита. Мой пересохший рот – как наждачная бумага.
– Пёрл, – обращается к герцогине леди дома Стекла, пока слуга наполняет вином ее бокал, – твоя племянница рассказывала мне очаровательные истории о жизни в Банке. Ты знала, что она помогала своему отцу в типографии? Только представь себе!
Слова вроде бы искренние, но каким тоном они сказаны… Впечатление такое, будто леди и герцогиня вспоминают какую-то приватную шутку насчет Карнелиан.
Красные пятна смущения проступают на щеках Карнелиан.
– Всего один раз, – говорит она тетушке. – Когда заболел его подмастерье.
– Прекрасно, – спокойно замечает герцогиня. – Я уверена, это очень способствует становлению личности.
Леди дома Стекла делает глоток вина, чтобы не прыснуть от смеха.
– Я смотрю, ты наконец нашла для нее компаньона, – говорит Гарнет герцогине, дожевывая свеклу. Он вытирает рот салфеткой и протягивает руку Эшу. – Кстати, я Гарнет.
Эш вежливо пожимает ему руку.
– Эш Локвуд.
– А он красавчик, не правда ли, кузина? – обращается Гарнет к Карнелиан, поднимая бровь. – Во сколько он тебе обошелся, мама?
У герцогини раздуваются ноздри, но Эш невозмутимо разряжает обстановку.
– Перед ужином Карнелиан показывала мне библиотеку, – говорит он. – У вас самая обширная коллекция из всех, что я видел, моя госпожа. Очень впечатляет.
– Спасибо, мистер Локвуд, – отвечает герцогиня.
– Да, моя жена фанатично предана прошлому, – вступает герцог. – Должен признаться, я совсем не понимаю этого увлечения.
– Тебе и не надо понимать, дорогой, – бормочет герцогиня. – Из всех книг ты читаешь только гроссбухи.
– Кто-то же должен присматривать за финансами, – парирует герцог, многозначительно поглядывая на лорда дома Стекла. – Разве не так, Берилл?
– О да, – подмигивает лорд.
– Дом Озера – один из четырех домов-основателей, – строго произносит герцогиня. – Мои предки помогали строить Великую стену, без которой этот остров давно бы ушел под воду. Я являюсь прямым потомком первой Курфюрстины, которая основала Одинокий город и создала пять округов, в том числе и нашу любимую Жемчужину. Это не просто честь для меня, но и мой долг сохранить литературу их времен. Конечно, я понимаю, почему она не представляет интереса для тех, чьи родословные не тянутся из глубины веков.
Леди дома Стекла ерзает на стуле, а ее муж старательно ковыряет салат. Рука герцога крепче сжимает вилку.
– Ой, да ладно, мать, не принижай отца за то, что он карабкался вверх по социальной лестнице, – говорит Гарнет, чуть ли не залпом осушая свой бокал и знаком требуя от лакея налить еще. – Ты бы сделала то же самое, если бы родилась в доме Стекла.
– Спасибо, сын, – коротко благодарит герцог.
Карнелиан тоже вставляет свое слово.
– Мама всегда говорила: важно не кто ты, а что ты делаешь в этой жизни.
– Твоя мама много чего говорила, – огрызается герцогиня. – И ничего из этого не нужно повторять за моим столом.
Ледяное молчание воцаряется в комнате. Я кладу в рот пару кусочков свеклы, просто чтобы занять себя хоть чем-то. По мне, так последний ужин был приятнее, чем этот. По крайней мере, там была Рейвен. И Люсьен.
– А вы слышали новость, – щебечет леди дома Стекла и тянется к герцогине прямо через меня, – про леди дома Замко´в?
Герцогиня настораживается.
– Что там еще?
– Ну, что в этом году она купила своего первого суррогата? – Герцогиня кивает. – Она таскает ее за собой повсюду! – восклицает леди. – По магазинам, на обеды, даже в мой дом приводила на чай. Не представляю, что она себе думает?
– Какая бестактность, – соглашается герцогиня. – Думаешь, она просто хвастается?
Дамы взрываются злорадным смехом. Герцог, лорд дома Стекла и Гарнет увлечены дебатами по поводу нового налога, которым Курфюрст собирается обложить Ферму, а Карнелиан обсуждает с Эшем свои планы на выходные. Я чувствую себя невероятно одинокой.
– И на каком лоте она сломалась? – спрашивает герцогиня.
– 102, – отвечает леди дома Стекла.
– 102? И она бравирует ею, как будто та из первой десятки?
– Вот и я о том же. Кто-нибудь должен поговорить с ней.
– Думаю, тут дело даже не в безопасности. Не могу себе представить, чтобы кто-то стал марать руки о суррогата из третьесортного Дома. Просто это плебейство какое-то.
– Возможно, она пробует новую стратегию, чтобы добиться внимания Курфюрстины, – высказывает свои соображения леди Стекла, и они обе опять хохочут.
– У нее тоже будет дочь, полагаю?
– Разумеется. Но я не думаю, что Курфюрста прельстит альянс с домом Замков.
– Кстати, раз уж мы заговорили, – спохватывается герцогиня, – ты уже подобрала платье для королевского бала?
– Да. Я так боялась, что Курфюрстина заставит его отменить бал после всей этой истории с ее суррогатом. Какое было бы разочарование!
Я стискиваю зубы – как она смеет вот так, вскользь, упоминать о смерти Далии! Интересно, знает ли леди Стекла, что разговаривает сейчас с убийцей? Хотя сомневаюсь, что это могло бы ее взволновать.
Официанты забирают тарелки и подают следующее блюдо – ягненка с мятным желе и жареным картофелем. Еда отменная, но мне кусок в горло не лезет. Я бы предпочла поужинать у себя в комнате вместе с Аннабель, вместо того чтобы слушать этих женщин, которые обсуждают суррогатов, как домашних питомцев или новую пару туфель.
Мои глаза неотступно следят за Эшем, но лучше бы они этого не делали. Им как будто наказали подмечать за ним все, что только можно. Как он загадочно улыбается временами. Как его глаза меняют цвет от серого до зеленого. Он терпеливо слушает Карнелиан, не выказывая скуки и не перебивая. Его пальцы обвивают бокал, а я все вспоминаю их прикосновение к моей щеке. Что со мной? Он просто мальчишка. На редкость смазливый мальчишка, который знает музыку и говорил со мной всего несколько минут, хотя и поверг меня в трепет…
Я делаю глоток вина.
– Конечно, Курфюрстина не единственная, кто пережил утрату. – Слова герцогини возвращают меня в настоящее. – Ты слышала о леди дома Колокола?
– Да, – бормочет леди дома Стекла. – Я слышала, что ее суррогата нашли в ванне, утонувшую. Теперь она уж точно выбывает из гонки за выгодную партию для наследника Курфюрста. Ей придется ждать еще год, прежде чем она сможет купить нового суррогата.
Герцогиня пожимает плечами.
– Это послужит ей уроком, будет знать, что дом надо охранять как следует. В наше время бдительность превыше всего. – Она отрезает кусочек баранины. – Вот почему я никогда не позволяю своему суррогату принимать ванну. В душе ведь не утонешь, правда?
– Что, уже начался сезон охоты на суррогатов?! – кричит Гарнет через стол. Его щеки порозовели, и глаза сверкают, когда встречаются с моими глазами. – Будь осторожна, новенькая. Этот год просто обречен быть убийственным, ведь на кону драгоценная ручка маленького Курфюрста.
Кровь отливает от моего лица, и краем глаза я замечаю, как напряглись плечи Эша. Герцогиня с силой хлопает ладонью по столу, от чего все вздрагивают.
– Ты немедленно выйдешь из-за стола, – произносит она таким холодным голосом, что кажется, будто и температура в комнате упала на несколько градусов.
Гарнет допивает свое вино.
– С удовольствием, – говорит он, вставая и отвешивая герцогине чересчур замысловатый поклон. После чего разворачивается и шагает к двери.
За столом повисает зловещая тишина. Герцогиня по-прежнему стоит, желваки на ее скулах напряжены, будто она пытается сообразить, что сказать.
– Все знают, сколько лет я терпеливо ждала, – произносит она в пустоту. – Я сделала все, чтобы обеспечить безопасность моего суррогата. С ней ничего не случится. Я этого не допущу.
Я чувствую, что она говорит это для меня, но не показывает виду. Ей будто бы неловко утешать меня в присутствии других.
Подают десерт, и я стараюсь получить удовольствие от чизкейка со свежей малиной, но в голове все крутятся мысли о том, сколько суррогатов уже убито со дня Аукциона. Я беспокоюсь за Рейвен и Лили.
– Скажите, мистер Локвуд, – меняет тему герцогиня, – как долго вы работаете компаньоном?
Я упираюсь взглядом в свою вилку и обращаюсь в слух.
– Три года, моя госпожа, – отвечает Эш. – С пятнадцати лет.
– И в каком округе вы родились?
– В Смоге, моя госпожа.
Я в изумлении. Смог? Мне казалось, что он из Банка или Жемчужины. Но то, что он из низов… похоже, у нас есть что-то общее. Тепло разливается в моей груди, прежде чем я напоминаю себе, что меня это не должно волновать.
– В каком квартале проживает ваша семья? – интересуется герцог.
– В восточном, мой господин.
– Надо же, у нас есть несколько фабрик в восточном квартале. Как вы сказали, ваша фамилия?
– Локвуд, мой господин. Но мой отец делает шкафы на мебельной фабрике «Джойндерз».
– Это же владения дома Камня, не так ли?
– Да, мой господин.
– Дорогой, – вступает герцогиня, – нам надо посмотреть, сможем ли мы найти более подходящую работу на одной из наших фабрик для отца этого молодого человека.
– Ваша светлость очень любезны, – говорит Эш, но в его взгляде проступает жесткость.
– Я недавно говорила леди дома Стекла, как это удивительно, что естественное зачатие до сих пор способно производить такие… блестящие экземпляры. Ваши родители, должно быть, очень красивая пара. – Герцогиня не сводит с Эша голодного взгляда, потягивая вино из бокала.
Леди дома Стекла спешно меняет тему.
– Карнелиан, дорогая, скажи, какой номер лота был у суррогата, которого твоя мать покупала для тебя?
Вопрос, похоже, вызывает у Карнелиан неловкость.
– Ее не особо интересовали номера и рейтинги. Она всегда говорила, что просто хочет видеть меня здоровой.
– Что ж, – говорит леди дома Стекла, – я уверена, что она приобрела лучшее из того, что могла себе позволить.
– Берилл, думаю, все эти разговоры о суррогатах следует оставить для дам, ты согласен? – обращается герцог к лорду дома Стекла. – Как ты смотришь на то, чтобы выпить бренди в курительной комнате?
И тут двери распахиваются, и Джеймс, дворецкий, с поклоном входит в комнату.
– Прошу прощения, Ваша светлость, но пришло срочное сообщение из дома Стекла. – Он поворачивается и кланяется леди. – У вашего суррогата начались роды.
– О! – восклицает леди дома Стекла. – Но она должна разрешиться не раньше чем через две недели.
Все приходит в движение: гости в смятении, лакеи двигают стулья, торопятся принести пальто, герцог и герцогиня поздравляют счастливых родителей.
– Все будет хорошо, – уверяет герцогиня. – Гарнет тоже родился на две с половиной недели раньше и получился… ну, во всяком случае, он был здоров. Возьмите мою машину, так будет быстрее.
– О, спасибо, спасибо! – леди дома Стекла, расчувствовавшись, целует герцогиню в щеку. Ее муж и герцог пожимают друг другу руки, и супружеская чета спешит к двери.
– Дорогая, – говорит герцог, – пожалуй, мне пора отдохнуть.
И, даже не глядя на жену, стремительно выходит из комнаты.
Герцогиня устало опускается в кресло.
– На сегодня все, – говорит она, взмахивая рукой. – Убирайтесь.
Я только рада подчиниться.
Эш, Карнелиан и я выходим из столовой. Служанка в черном платье и белом фартуке ожидает Карнелиан, но Аннабель нигде не видно.
– Ваша фрейлина скоро вернется, – говорит служанка, и я узнаю ее голос, который слышала в восточном крыле. Это девушка по имени Мэри. – Она занята с Гарнетом в библиотеке.
– О, спасибо, – говорю я.
– Как прошел ужин, мисс? – спрашивает она Карнелиан.
– Ужасно, – ворчит та. – Может ли мистер Локвуд проводить меня в мою комнату?
– Вряд ли это удобно, – говорит Эш и целует ей руку. – Но завтра мы обязательно увидимся.
Карнелиан улыбается и уходит в сопровождении своей горничной.
В коридоре никого, кроме нас двоих.
Эш осознает это в ту же минуту, что и я, и отступает в сторону, словно не хочет приближаться ко мне. Я не знаю, что сказать, но хочу сказать хоть что-нибудь. Он направляется к выходу, но вдруг поворачивает обратно.
– И тебе это не впервой, да? – говорит он. – С суррогатами всегда так обращаются. Просто я раньше не замечал.
Я открываю рот, но, прежде чем успеваю спросить, что он имеет в виду, Эш быстро разворачивается и исчезает в коридоре.
